Проснулся сегодня с мыслью о том, что не понимаю, как верно расставить приоритеты.
1) Человек СЕЙЧАС наслаждается жизнью: путешествует, покупает что-то, радует себя вкусной едой, активно гуляет с друзьями, ходит в разные классные места, работает на нормальной работе
2) Человек ПОТОМ наслаждается жизнью, а СЕЙЧАС формирует пассивный доход: инвестирует в недвижимость, запускает какие-то проекты, возможно продает что-то на маркетплейсах итд, одним словом – формирует пассивный доход сейчас, чтобы наслаждаться жизнью потом, лет через 5-7-10 (в зависимости от результатов).
И вот только тогда, когда работа перестанет быть необходимостью и будет сформирован пассивный доход, человек начнет жить полной жизнью (2 пункт).
С одной стороны мы не знаем сколько кому отведено и в наше время вообще непонятно, что же будет завтра/послезавтра. Может тогда имеет смысл наслаждаться здесь и сейчас, забирая от жизнь все самое лучшее (в рамках разумного, конечно, не пускаясь во все тяжкие) – то, что я широкими мазками описал в 1 пункте?
С другой стороны – разумно планировать свою зрелость/старость и заботу о своей семье после своего ухода. Чтобы, условно, после 40-50 лет не было нужды работать просто ради того, чтобы прокормить себя и семью, фактически выживая (я сейчас не про тот кейс, когда человек занимает топ-позиции в нефтяных компаниях с окладом в несколько млн. рублей). Здесь скорее про статистического мужчину.
Есть одна интересная притча, которая отчасти отвечает на этот вопрос: Как-то раз один бизнесмен стоял на пирсе в маленькой деревушке и наблюдал за рыбаком, сидящим в утлой лодочке, как тот поймал огромного тунца. Бизнесмен поздравил рыбака с удачей и спросил, сколько времени требуется, чтобы поймать такую рыбу.
— Пару часов, не больше, — ответил рыбак.
— Почему же ты не остался в море дольше и не поймал ещё несколько таких рыбок? — удивился бизнесмен.
— Одной рыбы достаточно, чтобы моя семья прожила завтрашний день, — ответил тот.
— Но что же ты делаешь весь оставшийся день? — не унимался бизнесмен.
— Я сплю до обеда, затем иду на пару часов порыбачить, затем играю со своими детьми, после мы с моей женой устраиваем себе сиесту, затем я иду в деревеньку прогуляться, пью вечером вино и играю со своими друзьями на гитаре. Вы видите — я наслаждаюсь жизнью, — объяснил рыбак.
— Я — выпускник Гарварда, — сказал бизнесмен, — я помогу тебе, ты всё делаешь не так. Ты должен весь день рыбачить и потом купить себе большую лодку.
— И что потом? — спросил рыбак.
— Потом ты будешь ловить ещё больше рыбы и сможешь купить себе несколько лодок, даже кораблей, и в один прекрасный день у тебя будет целая флотилия.
— А потом?
— Потом, вместо того, чтобы продавать рыбу посреднику, ты будешь привозить рыбу прямо на фабрику и, увеличив прибыль, ты откроешь собственную фабрику.
— А потом?
— Потом ты оставишь эту богом забытую деревушку и переедешь в большой город и, быть может, однажды ты сможешь открыть огромный офис и быть там директором.
— И сколько всё это займёт времени?
— Лет 15–20.
— И что же потом?
— А потом, — рассмеялся бизнесмен, — потом наступит самое приятное. Ты сможешь продать свою фирму за несколько миллионов и стать очень богатым.
— А потом?
— Потом ты сможешь перестать работать, ты переедешь в маленькую деревушку на побережье, будешь спать до обеда, немного рыбачить, играть с детьми, устраивать сиесту с женой, прогуливаться по деревне, пить вино по вечерам и играть со своими друзьями на гитаре…
Пока я не смог ответить себе на этот вопрос, так как и пассивный доход для меня интересен и важен. Может есть какая-то золотая середина и нужно искать баланс? Не выбирая что-то между этими двумя сценариями?
Предположим, есть предприниматель. С бизнесом прям. Зарабатывает, все норм, а потом случается неведомая фигня и бизнес закрывается. И логично было бы предположить, что он, как и человек умеющий строить дома, после пожара пойдет и снова построит себе дом. Ну а что - жить где-то надо же, и строить умеет, бери да делай.
В реальности же далеко не 100% возвращаются обратно. Почему? Есть 2 типа причин: не может и не хочет.
Не может Это когда не получается. Не может долго найти тему, в стране жесть, здоровье подводит или другие прям объективные препятствия. Бизнес он про настойчивость в основном, но может так быть что силы прям закончились физически, объективно пахать лет в 80 уже не получится как в 30. Или не везет. или родственники не пускают. Или успех был случайным, и как сделать еще раз то же самое человек не понимает.
Но основная причина - не хочет Наелся. Травма. Мотивации нет снова лезть в это горящий бассейн из какашек кататься на горящем велосипеде без седла. Просто не возбуждает. Люди же прям вкалывают долго и упорно, сворачивают горы от нужды или от тщеславия: или когда надо выживать (буквально кормить себя и семью), или когда хотят повыпендриваться и на вершину воображаемой горы. Т.е. мотивация от бедности, или к славе.
И тут 2 варианта: заработал мало и заработал много.
Заработал мало. Бизнес на старте это жесть. Максимальное количество новых навыков, максимальное количество неопределенности, максимальное количество ручной работы и идиотов вокруг. И вот ты хорошо если добежал до дохода как у тебя был в найме, и после этого - провал. И после такого мысль "а давай-ка повторим" кажется безумием - столько усилий, нервов и рисков ради чего?
Это как сходить на свидание, собрать все возможные косяки и отказы, один раз добиться вялого неудачного секса и сказать "не, что-то сильно проблемно, лучше дома буду сам себе наяривать" - с каждым разом свидания будут проходить все результативнее и приятнее, потому что все что можно сделать неправильно ты узнал на первой встрече.
Во второй/третий/пятый/десятый раз будет проще, и вся эта жесть она только до уровня, пока ты не можешь нанимать дорогих людей, там становится проще.
Заработал много Это когда прям миллионы долларов и ударился во все тяжкие и попробовал большинство того, что показывают про жизнь богатых и знаменитых. После этого ты понимаешь что все дорогие игрушки уже не особо и радуют и для обычной жизни нужно не так уж и много денег, иногда - даже меньше чем осталось после провала. И смысла снова 15 лет рвать попу, чтобы получить деньги, которые некуда тратить - нету, и на остатки можно норм жить.
По той же причине, кстати, мало успешных серийных предпринимателей - ты либо заработал много и уже лениво, либо добегаешь каждый раз до микробизнеса и скучно потому что новизна ушла.
В общем, если ты в бизнесе зарабатывал меньше чем в найме или больше чем нужно чтобы купить недвигу и покататься на яхтах - мотивация дальше вкалывать за базовые потребности пропадает, придется выдумывать себе новые развлечения и причины лезть во все это. В жизни в целом быть "средним" такая себе стратегия, но в данном случае именно быть среднезарабатывающим - это хорошо чтобы сохранить желание повторить всю эту жуть.
Хорошо, когда тебе 20 лет. Ты смотришь на мир, видишь его несовершенство и думаешь, что только ты видишь что можно сделать лучше. А раз можно - то и заработать на этом можно. И, конечно, ты знаешь, что построишь великое, и прославишься, и вообще будешь красавчиком, и от светлого будущего тебя отделяет пару-тройку лет работы, сесть да сделать, и на острова.
Плохо, когда тебе не 20, и ты - инвестор, инвестирующий в бизнесы. Ты видишь еще больше несовершенства в мире, буквально везде, и понимаешь, что на этом, в теории, можно заработать. А на практике - знаешь статистику выживаемости компаний и вероятности того, что тема основателя, сидящего перед тобой, превратится во что-то вменяемое. И говоришь основателю что может получиться, если видишь хоть какие-то шансы, потому что о том, что идея фигня, а сами он - дурак, ему скажут хейтеры в интернете. Но, в целом, как регистратор объявляющий мужем и женой в ЗАГСе, понимаешь - большинство из них через пару лет обломается, и прикидываешь, сколько они будут отдавать кредит за свадьбу. И от этого с годами становится все грустнее и грустнее. Но, когда видишь что-то действительно хорошее, замираешь в восторге и наслаждаешься видом. Это, к слову, происходит где-то каждые 1000 отсмотренных проектов.
Меня часто спрашивали инвесторы-новички, а где, собственно, искать проекты. В том смысле, что на каком сайте зарегистрироваться, чтобы получать поток классных тем и хорошо обогатиться без проблем и срывов. У меня на этот счет был шутливый ответ, что ссылку на такую базу присылают только настоящим инвесторам, и им надо просто подождать. После 15 лет в инвестициях я тоже жду, что мне пришлют эту ссылку, но начинаю уже подозревать, что, вероятнее всего - нет, и придется и дальше по-старинке танцевать вприсядку самому как умею.
Да, статистика каждого конкретного инвестора мало что говорит о шансах на успех бизнеса в целом по стране. Слишком субъективные критерии отбора, слишком сильное влияние личности, модели, отрасли, экономических циклов, партнеров, личной жизни и кучи других факторов. Да и с годами, если инвестор делает анализ, шансы портфеля на успех растут. Поэтому, чтобы в целом оценить шансы на успех, можно обратиться к данным из ЕГРЮЛ и подбить цифры.
Самым простым показателем вероятности построить что-то большое будет % компаний возрастом в Х лет, а самым простым показателем смертности - уменьшение % компаний возраста Х с ростом Х. Ну а дальше можно прикинуть, что если большой бизнес это от 5 до 15 лет пахоты, то какова примерно вероятность добежать то той самой чудесной цели - иметь большой бизнес. Заодно прикинув, по статистике смертности, сколько раз надо попробовать запустить что-то новое, чтобы вероятность успеха была близка к 1 хотя бы статистически.
Всего за всю отслеживаемую историю было создано 30 393 177 организаций. Из них 23 060 916 организаций уже не действуют. Итого 7 332 261 действующих юрлиц и ИП. Из них частных, не принадлежащих государству или госорганам - 6 683 410, из них ведущих хоть какую-то деятельность (выручка более 5 тысяч долларов за год) - 1 301 118 (здесь однако нужно учесть что в базе отчетность за последний год еще не появилась, т.е. все новые компании с выручкой за последний год тут не видны, скорее всего можно добавить еще около 45-50 тысяч юрлиц с выручкой на 769000 зарегистрированных в прошлом году компаний).
Какие выводы (с поправкой на упрощенную статистику) можно сделать - основная смертность проектов приходится на проекты без образования юрлица или на ИП - они не видны в статистике по регистрации или по выручке. Можно было бы опираться на самозанятых, но там даже сам термин говорит что это самозанятость скорее. - юридически значимых банкротств юрлиц максимум 15% от действующих компаний (5-7 тысяч дел в год на 1 млн юрлиц без учета ИП), основной формат окончания жизнедеятельности - это личные долги физлица, которые попадают, в худшем случае, в статистику банкротств физлиц. - основная формальная смертность юрлиц - 4-й год жизни, когда налоговая самостоятельно начинает закрывать нулевые юрлица без деятельности и отчетности - от открытия юрлица до начала вменяемой работы проходит 1-2 года, этим можно объяснить кратный рост % юрлиц с выручкой на 3-й год существования - чтобы иметь шансы построить вменяемых размеров бизнес (где-то 10й год существования с 30% активных от зарегистрированных и медианным возрастом) надо попробовать минимум 6 раз. С учетом неудачных запусков без юрлица и на ИП - несколько десятков раз. - есть 2 заметные официальные волны смертности, когда число бизнесов с выручкой падает быстрее общего числа бизнесов этого возраста - на 10-й и 20й год жизни компании. Первый это, скорее всего, выгорание основателя в связи со сменой ситуации на рынке/невозможности роста, второй - уход его на пенсию. - после регистрации юрлица только в 25% случаев на 3й год там будет хоть какая-то выручка - с вероятностью 50% действующий бизнес упакованный в юрлицо закроется не дожив до 10-летнего юбилея
Т.е. в целом, грубо, предприниматель с шансом разбогатеть - это мужик с 15-20 годами опыта в бизнесе (т.е. ближе к 40 годам если начать почти сразу после вышки), из которых 5-10 лет это разные закрывшиеся мутняки за нал и через ИП, который перебрал пару десятков тем, чтобы найти то, чем занимается сейчас последние 10-15 лет.
Совет да любовь, уважаемые новобрачные, у вас нет цели и результата на счету, у вас только путь, хе-хе.
Если спросить обывателя что такое хорошая недвига для бизнесмена, типовой ответ будет выглядеть как описание замка из сказок Диснея - большой многоэтажный дом с подвалом в красивом месте с видом на луга/горы/пляжи. Гигантские площади, гараж, сад и прочие атрибуты жизни для картинки. И, конечно же, внутри все сделано под заказ, продумано до мелочей и все завтракают в костюмах из английской шерсти. Ну или это пентхаус в сити с видом на огни города и панорамными окнами в ванной.
Если же вернуться в реальную реальность, то окажется, что практичное разумное удобное жилье это вообще другое, и никаких замки туда не входят. Тем более, что идеальных жилищ на всю жизнь не бывает, как не бывает идеальных авто. Потому что за жизнь предприниматель проходит эволюционное развитие и требование к жилью меняются каждые 10 лет.
Начинается все лет в 16. Тогда, молодому и активному самцу, желающему показать кто в мире папка, очень в тему будет арендная однушка в диких далях. Это замотивирует зарабатывать деньги сразу, а не фантазировать про венчурные чудеса, научит самостоятельному быту, даст понимание разнообразия культур и замотивирует шевелиться, чтобы переехать во что-то получше и перестать по ночам слушать попойки за стеной.
Годам к 25 можно перебраться в арендную же двушку получше и продолжать работать. Почему не покупка или ипотека, особенно если заработал уже? Потому что к 30-35 активный предприниматель неизбежно вляпается в долги, банкротства, разборки и прочий треш, и лучше иметь деньги наличкой, чем объект, за возможность забрать который захотят побегать все вокруг. Поэтому аренда. Да, примерно в этом возрасте начнут появляться мысли на тему брака, и разумные люди скажут что надо купить жилье до брака на случай развода. И будут правы, для случая, когда амбиции товарища не простираются дальше одной квартиры, машины и отпуска раз в год. Те, кто намерен идти дальше - не переживают по поводу разводов и дележек, потому что даже половины хватит чтобы чувствовать себя норм. И женщину выбирают головой, а не по залету. Тем более что и делить-то будет нечего - банкротство не за горами, а в собственности только болт в кармане останется. А если и будет куплена, то потом все равно покупать большую квартиру для семьи, и все станет сложно с юридической точки зрения.
После 35 можно думать про покупку, если страна проживания определена и нашлась добротная жена. При этом нужно понимать, что пользоваться этой недвигой придется примерно 15 лет до отделения детей, это не пенсионное место жизни, это большое гнездо для выращивания птенцов. Поэтому - ликвидная квартира/2 квартиры рядом, которые после переезда на пенсию легко сдать/продать, чтобы, в том числе, оплатить аренду квартиры 15-летнему дитенку. До 100 квадратов или 2 рядом общей площадью до 150, в тихом обустроенном районе с молодым населением и развитой инфраструктурой. Никаких дизайнерских ремонтов и прочих бильярдных - это неликвид. Никаких квартир по 300 квадратов - это неликвид. К слову сказать, во всех замках и поместьях типовая площадь личной хозяйской зоны - 100-150 квадратов. Т.е. внутри гигантской недвижимости, по сути, встроена та самая квартира, а все остальное - пристроенный к ней развлекательный центр и парковка для лошадей.
Ближе к 50 дети вырастают и сваливают, и тусить с женой в большой квартире с эхо становится странно. Тут уже можно подумать про небольшой, 50-70 квадратов одноэтажный домик в теплых странах, с широкими дверями без порогов, куда проедет инвалидное кресло. Примерно как номера в домах престарелых, только свое. Такое покупается на проданное гнездо или оплачивается арендой с него же. Оттуда можно неспешно вести дела, не заморачиваясь с бытом, и, глядя на закат, писать мемуары, наблюдая за ростом фондовых индексов.
Если же жизнь складывается так, что денег прям много - можно делать все то же самое, просто умножая площадь на 1,5-2-3 в зависимости от капитала. Но даже в таком формате замки по 800 квадратов с прудом - это просто хобби для жены, а не практичная необходимость.
В США бушует опиоидный криз. Ежегодно в стране отмечаются новые рекорды как по количеству наркозависимых, так и по количеству смертей от передозировок наркотиками. От одного фентанила молодых людей в возрасте от 18 до 45 лет гибнет больше, чем в ДТП, убийствах с применением огнестрельного оружия и от суицида.
Насколько сильно болеет общество, видно из многочисленных видео в интернете с полчищами наркоманов в Филадельфии или Сан-Франциско, употребляющих инъекционные наркотики на виду у всех. И ярче всего об ужасах опиоидной эпидемии говорит полное безразличие к происходящему среди прохожих.
Как так вышло, что улицы крупнейших городов самой богатой страны в мире погрязли в мусоре, фекалиях и толпах зомби в поисках дозы? Как миллионы американцев стали наркозависимыми? Откуда берёт начало опиоидный кризис и кто стоит у его истоков? Попробуем поискать ответы на эти вопросы.
Новая эра обезболивающих препаратов
Боль возникает в организме, когда раздражаются особые рецепторы. По нервным волокнам импульс от них передается в центральную нервную систему. Рецепторы, которые контролируют болевые ощущения, называются опиоидными, они взаимодействуют с определенными веществами которые вырабатываются клетками организма.
Люди давно поняли, что в природе есть вещества, которые могут действовать на эти самые опиоидные рецепторы, блокировать болевые ощущения. До появления синтетических препаратов для этих целей использовались вещества натурального происхождения. Это производные мака – опиаты (морфин, кодеин, тебаин, орипавин).
Первый полностью синтетический препарат такого действия – опиоид петидин (меперидин) – был синтезирован в Германии в 1937 году, немного позднее синтезировали метадон. В СССР использовалось производное петидина, тримеперидин (промедол). Фентанил был впервые синтезирован в Бельгии в конце 1950-х годов. В 1970-х годах на рынке США появились опиоидные анальгетики Викодин и Перкоцет.
Однако в то время врачи старались использовать опиоиды в медицинской практике редко и краткосрочно из-за риска возникновения зависимости. В основном, чтобы облегчить последние дни паллиативным больным или при хирургических вмешательствах и тяжёлых травмах.
Cпустя несколько лет специалист по обезболиванию доктор Рассел Портеной опубликовал статью о 38 пациентах, получавших опиоиды от нераковой боли. У двоих из них были проблемы с зависимостью от препарата, но он пришел к выводу, что «опиоидная поддерживающая терапия может быть безопасной, полезной и более гуманной альтернативой» хирургическому вмешательству или отказу от лечения пациента с хронической болью.
Исследования Портеной вызвали дискуссию о том, чтобы сделать лечение боли приоритетом для всех пациентов. Так образовалась категория врачей, приверженных идее о том, что необходимо расширить область применения опиоидных анальгетиков при мигренях, зубной боли, спортивных травмах и прочих болевых синдромах.
Вскоре изменились стандарты и практики назначения опиоидных анальгетиков. Их количество по выписанным рецептам за период с 1991 по 2011 увеличилось втрое до 289 миллионов в год. Из-за упростившегося доступа к лекарственным опиоидам и «гарантий» от врачей, что зависимость не грозит, всё больше людей начали злоупотреблять ими, использовать их в рекреационных целях.
Последствия от этих нововведений оказались слишком жестокими и их испытало на собственных судьбах огромное количество людей.
Прецедент Райана Хэмптона
В 2003 году 23-летний Райан Хэмптон жил насыщенной жизнью: строил успешную карьеру политтехнолога, учился, работал в Белом доме, участвовал в организации предвыборных кампаний. Пока несчастный случай не разделил его жизнь на «до» и «после».
Билл Клинтон и Райан Хэмптон
Однажды он упал, в следствии чего повредил лодыжку и колено. В травмпункте Райану прописали обезболивающее, которое он стал регулярно принимать. Но боль не проходила, и он решил сходить к так называемому специалисту по боли – врачу, занимающемуся лечением непосредственно болевого синдрома.
Найти его не составило труда, – газеты были переполнены объявлениями об услугах таких специалистов. Райан пошёл к одному из них. Врач сразу назначила ему лечение популярным в то время опиоидными препаратом – Оксиконтином. При этом какие-либо дополнительные исследования назначены не были.
Для улучшения сна мужчине было рекомендовано принимать Ксанакс (транквилизатор), а утром – для бодрости – Аддерол (средство от СДВГ, содержащее амфетамин). Доктор убедила Райана, что эти препараты помогут не только от боли, но и от депрессии, и вообще приведут организм в тонус. Изначально так и было: Райан чувствовал прилив сил и вдохновения, но скоро прописанной дозы стало не хватать, а боль постоянно возвращалась и каждый раз всё раньше.
Он обращался к врачу за новыми рецептами, но вскоре из-за этого попал в государственной чёрный список за злоупотребление опиоидами. Пациенту, попавшему в этот список, по закону было запрещено появляться в клиниках и кабинетах, предоставляющих рецепты на опиоиды. Даже за попытку приблизиться к медучреждению его могла забрать полиция.
Метод с использованием чёрного списка – один из способов борьбы с зависимостью. Парадоксально, но получив зависимость от лекарств, которые якобы не вызывают зависимость, человек приравнивается к преступнику. В общем, доступ к легальным препаратам для Райана был закрыт, а без них он уже существовать не мог и отправился на поиски заменителя Оксиконтина. Им стал героин.
Несложно догадаться, что вскоре, а точнее через год, Райан потерял работу и дом, а потом от него отвернулась семья. После Райан переехал в Лос-Анжелес в надежде улучшить свою жизнь, но в итоге стал бездомным с единственной целью в жизни – поиск очередной дозы героина.
Данная история лишь одна из миллионов, случившихся в Америке с 1997 года, откуда берёт своё начало национальная катастрофа, известная как опиодный кризис. Это сотни тысяч смертей, разрушенных судеб, семей, карьер и множество детей, родившихся с неонатальным абстинентным синдромом (то есть получивших наркозависимость в утробе матери). А ещё это миллиарды долларов, которые заработала одна конкретная семья...
Начало династии Саклеров
Братья Саклеры — Артур, Мортимер и Реймонд — выросшие в Бруклине во времена Великой депрессии потомки еврейских иммигрантов. Братья имели не только способности к медицине и были первоклассными врачами, но и обладали крепкой предпринимательской хваткой.
Братья Саклеры
В начале 1940х Артур Саклер решил отказаться от карьеры врача и присоединился к медицинскому рекламному агентству William Douglas McAdams в качестве копирайтера. Издание The New Yorker отмечает, что его чутьё в маркетинге было настолько выдающимся, что вскоре он стал владельцем этого агентства и совершил настоящую революцию в отрасли продвижения лекарств.
Артур понял, что реклама должна быть направлена не только на пациентов, но и на врачей, и стал размещать рекламу в специализированных медицинских журналах и изданиях. Вскоре он заметил, что медики подвержены влиянию коллег. Поэтому он решил «дружить» с самыми влиятельными представителями медицины, всячески способствуя тому, чтобы они оставляли положительные отзывы на его продукт.
Специально для врачей Саклер начал издавать собственную газету Medical Tribune, и медики действительно ею интересовались, аудиторию составляли около 600 тысяч врачей. Как гениальный первопроходец в этой сфере Артур Саклер не гнушался никакими приёмами и уловками в рекламе лекарственных средств.
Например, в 1950-х он выпустил рекламу нового антибиотика Сигмамицин, которая сопровождалась изображениями визиток врачей и подписью: «Всё больше и больше врачей выбирают Сигмамицин в качестве терапии». В 1959 году журналист-расследователь The Saturday Review попытался связаться с некоторыми врачами, чьи имена которых были в рекламе, и оказалось, что их никогда не существовало.
Известен факт, что Артур заплатил $300 тысяч начальнику одного из отделов Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) Генри Уэлчу за то, чтобы он якобы невзначай упоминал названия определенных медикаментов в своих выступлениях и в разговорах с коллегами.
Артур Саклер стал первым в истории рекламщиком, которому удалось убедить редакцию самого читаемого международного медицинского научного журнала в мире The Journal of the American Medical Association включить в один из выпусков цветную рекламную брошюру.
Артур Саклер
В 1960-х фармацевтическая компания Roche наняла Артура разработать маркетинговую стратегию для нового транквилизатора Валиума. Сложность заключалась в том, что новый препарат действовал почти так же как ранее выпущенный компанией Либриум.
Артур придумал такой приём: в отличие от Либриума, который назначался как противотревожное средство, он стал позиционировать Валиум как лекарство от «эмоционального напряжения».
Именно эмоциональное напряжение, как гласила новая реклама, было истинной причиной целого ряда заболеваний. Кампания имела ошеломительный успех, и Валиум стал самым выписываемым препаратом в Америке. Его назначали от изжоги, болезней желудочно-кишечного тракта, бессонницы, синдрома беспокойных ног и т.д.
Без преувеличения: Валиум был в каждой аптечке и в каждом доме Америки, женщины носили его с собой в сумочках, нация буквально подсела на препарат. Вскоре валиум наводнил и рынок европейских стран. Помните песню «Мамин маленький помощник» легендарных «The Rolling Stones»? Так вот, Джаггер поёт про Валиум.
Благодаря рекламной кампании Валиума, принесшей столь щедрые плоды, Артур стал одним из первых американцев, кто вошел в Зал славы работников медицинской рекламы (Medical Advertising Hall of Fame). Про него написано следующее:
«Ни один человек не сделал больше для формирования характера медицинской рекламы, чем разносторонне одарённый доктор Артур Саклер. Его основополагающим вкладом было привнесение всей мощи рекламы и продвижения в фармацевтический маркетинг.»
Кстати, именно благодаря Артуру фармацевтический гигант Pfizer, ранее занимавшийся производством химической продукции, начал свой бизнес по выпуску лекарств, отпускаемых по рецепту. В 1950 году у Pfizer было 8 продавцов, а в 1957 году их число увеличилось до 2000.
Семейная фармацевтическая компания
В 1952-м году братья Саклеры выкупили компанию Purdue Frederic, занимавшуюся исследованием, разработкой и лицензированием лекарств и товаров медицинского назначения. Первой её собственной разработкой при новых владельцах стал препарат против повышенного холестерина. Один нюанс: у препарата было множество побочных эффектов, в том числе выпадение волос.
Однако Саклеры, конечно, не акцентировали внимание на побочках и всегда находили способ выигрышно подать свой продукт. Это ярко иллюстрирует следующая история. В начале 1960-х сенатор штата Теннесси Эстес Кефовер, также возглавлявший антимонопольный подкомитет и ответственный за фармацевтическую индустрию, намекнул на нечестную деятельность Саклеров. В своих заметках Кефовер писал:
«Империя Саклеров представляет собой производство полного цикла — они могут разработать новый препарат на своем предприятии, провести его клиническое тестирование и получить положительные отзывы от больниц, с которыми сотрудничают. Они продумывают рекламную кампанию и продвигают свой товар, публикуя статьи в медицинских газетах и журналах, которыми они владеют или имеют там связи».
В 1962 году Артура Саклера вызвали в Вашингтон дать показания по этому поводу. Однако ни одному сенатору не удалось уличить Артура во лжи, он был максимально невозмутим и уверен в себе. На вопрос о том знает ли он о побочных эффектах препарата, Артур заявил: «Лучше пусть у меня будут жидкие волосы, чем толстые коронарные артерии».
Наступили семидесятые. Дела в компании шли хорошо, но без ярких успехов. В определённый момент Саклеры обратили внимание на рынок опиоидных обезболивающих. Данные препараты широко использовались в хосписах и при лечении пациентов с тяжёлыми травмами. Именно для этих целей лондонский врач, работавший на Сисли Сондерс, предложил британскому подразделению Purdue Frederic разработать таблетки на основе морфина с отсроченным высвобождением. Компания приступила к разработке.
Головной офис Purdue Pharma в Стамфорде, Коннектикут
После многочисленных экспериментов и исследований в 1987 году на рынке США появляется инновационное болеутоляющие МС-Контин, ставшее очень популярным в терапии онкобольных. В этом же году от сердечного приступа умирает Артур. Братья выкупают его долю в Purdue Frederic у наследников за $22 миллиона и переименовывают компанию в Purdue Pharma.
Однако на терапии одних онкобольных сильно не разбогатеешь и поэтому Саклеры задумались о популяризации опиоидов при лечении других заболеваний, сопровождающихся острым болевым синдромом: мигрени, зубной боли, при спортивных травмах, болях в спине и т.п.
Не заставили себя ждать свежие научные статьи о том, что длительная опиоидная терапия безопасна и эффективна (при условии, что у пациента в анамнезе нет наркозависимости). Но несмотря на прилагаемые маркетинговые усилия со стороны Purdue Pharma, отношение к препаратам на основе морфина среди врачей и пациентов оставалось довольно скептическим.
Дестигматизация опиоидных обезболивающих
Обезболивающие на основе морфина прочно ассоциировались с применением у умирающих пациентов. Поэтому Саклеры решили разработать новый препарат на основе оксикодона — вещества, аналогичного морфину.
Оксикодон был недорогой в производстве и уже использовался в других препаратах в сочетании с аспирином или парацетамолом, которые врачи выписывали при сильных увечьях. А ещё он считался более слабым, чем морфин. Но это было ошибочно. Просто у оксикодона не было такой же негативной коннотации, как у морфина.
Реймонд и Беверли Саклер
В итоге Purdue Pharma выпустила чистый оксикодон с формулой контролируемого высвобождения – Оксиконтин. Компания производила таблетки в дозировках 10, 80 и 160 миллиграммов – их действие было сильнее любого опиоида, отпускаемого по рецепту. Журналист и пулитцеровский номинант Барри Мейер в своей книге «Убийца боли» писал: «С точки зрения наркотической мощи Оксиконтин был ядерным оружием».
В 1995 году FDA одобрило использование Оксиконтина при умеренной и сильной боли. Федеральное агентство разрешило Purdue Pharma поместить на упаковку надпись, что длительное действие препарата «снижает» его привлекательность для наркоманов по сравнению с другими болеутоляющими средствами (в 2001 году надпись убрали, и с тех пор ни один препарат на опиоидах не был маркирован подобным образом).
Доктор Кертис Райт, курировавший экспертизу в FDA, вскоре покинул организацию. Спустя два года он перешел на работу к Саклерам. На собрании компании, празднуя запуск нового лекарства, Ричард Саклер (сын Реймонда Саклера) заявил: «За запуском оксиконтина последует снежная буря рецептов, которая похоронит конкурентов. Она будет сильной, плотной и белой».
В духе семейных традиций новое поколение Саклеров запустило одну из крупнейших в истории фармацевтики рекламных кампаний по продвижению Оксиконтина. Препарат активно продвигали в медицинских журналах, газетах и на телевидении.
В рекламных роликах часто фигурировали некие доктора с учёными степенями, которые утверждали, что побочных эффектов данный препарат практически не имеет, а привыкание возникает не более чем у 1% пациентов. Может показаться, что основной целевой аудиторией рекламы были домохозяйки, но нет, главной мишенью были врачи.
Компанией были наняты тысячи торговых представителей, с которыми провели множество тренингов и вооружили диаграммами с описанием преимуществ препарата. Саклерам было необходимо изменить устоявшееся среди врачей мнение, что Оксиконтин можно назначать только в случаях сильной боли при онкологии или хирургическом вмешательстве.
Один из менеджеров Purdue Pharma Стивен Мэй рассказал The New Yorker, что в компании проводили специальные тренинги по «преодолению возражений врачей». Сотрудники учились правильно отвечать на вопросы о возможном злоупотреблении препаратом и убеждать специалистов, что он практически не вызывает зависимости.
При этом тысячи практикующих врачей просто подкупали. За деньги они участвовали в различных семинарах, где докладывали о преимуществах Оксиконтина. Для них проводили десятки помпезных и якобы научных мероприятий в дорогих отелях. Эти методы работали безотказно: врачи, посещающие такие форумы, выписывали Оксиконтин вдвое чаще.
Кроме того в рамках своей рекламной кампании Саклеры обратились в консалтинговую компанию McKinsey, где им рекомендовали метод известный как сегментация. Консалтеры опросили сотни врачей и разделили их на несколько групп, а для каждой отдельной категории разработали свой способ убеждения.
Например, консервативных докторов продажники должны были заверять что все их коллеги уже перешли на Оксиконтин. Им показывали выступления других врачей с хвалебными одами в адрес лекарства. О том, что выступления проплачены, естественно, умалчивалось.
По косвенным признакам маркетологи отследили врачей, у которых много пациентов с хронической болью, то есть тех, кто выписывает больше всего анальгетиков. Таких заносили в специальную базу и обрабатывали особенно агрессивно.
Ещё большое внимание уделяли врачам общей практики, потому они не имеют возможности контролировать изменения состояния пациента. Рекламные агенты, которые разъехались по всей стране, получали бонусы, которые напрямую зависели от количества проданного на их участках препарата. Эти бонусы могли превышать годовую зарплату.
Продажники стремились убеждать врачей прописывать как можно больше Оксиконтина. И препарат, который раньше облегчал только муки умирающих, теперь назначался от всего подряд: от зубной боли, от вывихнутого сустава, от ломоты в спине и так далее и так далее и так далее. Они хакнули систему медицинских рекомендаций.
Мортимер и Тереза Саклер
Так к началу 2000-х оксиконтин выписывали 94 тысячи врачей, половина из которых была врачами общей практики. Некоторые из них просто плохо разбирались в опиоидах и искренне заблуждались, но были и те, кто делал осознанно ради денег. Такие врачи не заботились о репутации, превращали свои офисы в так называемые «пил-милы», то есть буквально в переводе пилюльные мельницы, бесконтрольно раздающие таблетки.
В общем, дестигматизация опиоидов прошла успешно.
Расцвет и закат империи
В начале нулевых Оксиконтин стал бестселлером. Получить его мог любой человек, столкнувшийся с травмой и болью. Общие доходы Purdue Pharma от продаж только одного этого препарата оценивается в ошеломляющие 35 миллиардов долларов, хотя в моменте на Оксиконтин приходилось около 90% выручки компании.
Саклеры гребли деньги лопатой, но их наркотический бизнес пошатнулся в октябре 2006 года, когда заместитель начальника отдела по борьбе с мошенничеством Министерства юстиции США Кирк Огроски, опубликовал внутренний меморандум, где говорилось, что руководители фармацевтического гиганта Purdue Pharma совершали множество преступлений, включая мошенничество и отмывание денег, чтобы увеличить продажи препарата Оксиконтин.
В мае 2007 года компания признала себя виновной в введении общественности в заблуждение относительно риска привыкания к препарату Оксиконтин и согласилась выплатить штраф в размере 600 миллионов долларов, что является одной из крупнейших сумм, когда-либо выплаченных фармацевтической компанией по подобному делу.
Президент компании (Майкл Фридман), главный юрист (Говард Р. Уделл) и начальник медицинское службы (Пол Д. Голденхейм) признали себя виновными по обвинению в «мисбрендинге», что является уголовным преступлением, и согласились выплатить штрафы на общую сумму 34.5 млн долларов США.
Понесли ли наказание непосредственно Саклеры? — Нет. Ричард Саклер (сын Реймонда) ушёл с поста президента корпорации ещё в 2003 году, и никто из семьи эту должность с тех пор не занимал. При этом Оксиконтин не перестал быть хорошим анальгетиком. Его продолжили покупать, хотя уже не в тех объёмах.
Более того, с 2008 (когда продажи Оксиконтина пошли на спад) по 2018 год Саклеры вывели из Purdue Pharma около 11 миллиардов долларов и вложили их в семейные трасты. В 2015 году семья врачей-фармацевтов вошла в список самых богатых семей Америки по версии Forbes.
Тем не менее самый свободный суд в мире решил, что корпоративный штраф в несколько сотен миллионов долларов является справедливым наказанием для тех, кто подсадил миллионы людей на опиоиды, загубил сотни тысяч судеб и заработал на этом миллиарды.
Возможно, на этом история бы и закончилась, если бы в ней вновь не появился Райан Хэмптон – тот самый, который упоминался в начале статьи. После 13 лет наркомании и бродяжничества, он проходил реабилитацию и начал собственное расследование. Райан написал книгу про опиоидный кризис и одним из первых стал публично обвинять Саклеров в его возникновении.
Райан Хэмптон
Стоит уточнить, что судебное разбирательство в середине нулевых, инициированное Минюстом, не получило должного внимания в обществе. Но Райан осветил деятельность Саклеров максимально подробно. И его «разоблачение» стало настоящей сенсацией. В 2017 году про вред Оксиконтина заговорили все и на Purdue Pharma посыпались тысячи судебных исков, в том числе от властей всех 50 штатов.
В 2019 году компания подала заявление на банкротство. Спустя два года суд утвердил порядок урегулирования претензий, обеспечивающий династии Саклеров иммунитет от гражданской ответственности за свою роль в опиоидном кризисе. В обмен на это семья согласилась внести около $4.5 миллиардов, продать свои фармацевтические активы и лишиться доли в Purdue.
К слову, досталось и McKinsey. В рамках достигнутого внесудебного соглашения консалтинговая компания обязалась выплатить $600 миллионов за агрессивный маркетинг опиоидных анальгетиков. Вырученные средства пошли на лечение опиоидной зависимости.
Время собирать камни
Несмотря на то, что Purdue Pharma находится в процессе ликвидации, ситуация с «болезнью отчаянья», как называют наркозависимость американцы, по-прежнему остаётся чрезвычайной.
По данным Минздрава США более 27 миллионов граждан, употребляют запрещенные наркотики или злоупотребляют отпускаемыми по рецепту лекарствами.
Но куда страшнее выглядит график смертности в США от передозировки наркотиками. За 20 лет их количество выросло в 5 раз! В 2022 году рекорд был обновлён – от передозировки наркотиками погибло 109 680 человек.
Главная трагедия в том, что данная катастрофа рукотворна. Её сотворили члены семьи Саклер, до сих пор являющиеся одними из самых богатых людей Америки. Ведь гигантский штраф оказался кратно меньше тех миллиардов, которые они заработали на продаже наркотиков.
Более того, столкнувшись с общественным резонансом и судебными исками в США, Саклеры начали активно продвигать Оксиконтин в других странах (Китай, Южная Америка, Африка) через свою английскую транснациональную фармацевтическую компанию Mundipharma.
А что насчёт тысяч наркодилеров в белых халатах, дававших клятву Гиппократа и пропагандирующих безопасность опиоидов? Что стало с надзорщиками из FDA, CDC или FSMB, которые сертифицировали Оксиконтин и выписывали для врачей рекомендации к его применению? — Ничего.
Cпасибо всем за внимание. Больше подобных вдумчивых материалов вы можете встретить на нашем проекте Boosty.