0 просмотренных постов скрыто
Бесчинство
Возвращается программист поздно домой. Пристают к нему двое. Один достаёт нож и говорит: "Гони деньги!".
"Провайдеры", - понял программист.
Похищение и убийство жены, излечение СПИДа и железная дева. Как создатель ипликатора Кузнецова делал себе рекламу
«Устройство для повышения работоспособности человека» — так называл свое изобретение Иван Иванович Кузнецов, создатель одноименного аппликатора. Слава о чудодейственном «ипликаторе Кузнецова» разнеслась по всему Советскому Союзу. В каждом доме можно было обнаружить прорезиненный коврик с шипами или иглами, которым лечили все: от головной боли до рака.
Вот так выглядит ипликатор
Оригинал о невероятной жизни и смерти мусье Кузнецова брала здесь.
Созданию ипликатора предшествовала болезнь легких, которую Кузнецов получил из-за средств, которыми травил тараканов. Врачи тогда разводили руками, не надеясь спасти больного. Однако Иван Иванович был не из робкого десятка и, услышав про искусство акупунктуры, решил испробовать это на себе. Идея вставлять иглы в специально отведенные точки не привлекала больного, и он решил усовершенствовать метод, воткнув обычные швейные иглы в кусок пенопласта. Проведя несколько аппликаций, Кузнецов чудесным образом выздоравливает и, по наставлению местных медиков, устремляется в Москву.
Столичные ученые не были столь дружелюбны. Ивану Ивановичу пришлось преодолеть их скептический настрой, злобные высказывания и даже угрозы. После выздоровления одного из высокопоставленных чиновников, Кузнецов получает официальное разрешение на выпуск и использование аппликатора, который сам обозвал «ипликатором».
Свою кипучую деятельность Иван Иванович развернул в Институте Физической культуры, где разделял комнату с массажистом Романом Германовичем Кашигиным.
По утверждению Кашигина, сосед был одержим идеей по распространению ипликатора по всему миру: «Я земной шар в иголки оберну!» В сопроводительной брошюре Иван Иванович весьма самоуверенно рекомендует использовать свое изобретение для лечения СПИДа.
Кузнецов прославился и стал миллионером — в лихие девяностые это не могло не привлечь внимание бандитов и рэкетиров. Когда изобретателю стали приходить угрозы, он начал всюду ходил с пистолетом, а ночью клал его под подушку. Тут-то и происходит настоящий «Бандитский Петербург»: жену Кузнецова похищают, а в качестве выкупа требует патент на ипликатор. Целитель отказывается, жену убивают… но есть версия, что все было не совсем так. Существует версия, похищение жены — это инсценировка и часть дикой рекламной кампании. В то время интерес к ипликатору стал угасать и изобретатель мог таким образом его подогреть. И все же, тайна гибели жены Кузнецова остается тайной.
Изобретатель имел весьма странное понятие о ЗОЖ. Душ он принимал раз в несколько месяце и никогда не использовал мыло — так он «сохранял» защитный слой кожи. Для поддержания баланса микрофлоры Иван Иванович литрами поглощал прокисшие кефир и молоко. Спал он по 4 часа в сутки — исключительно на своем ипликаторе.
Удивительно, но при таких обстоятельствах он смог дожить до 79 лет и всю жизнь оставался бодрым и энергичным. Кстати, вместо ноги у него был протез, что вовсе не мешало ему быстро передвигаться.
История смерти Ивана Ивановича остается не до конца раскрытой. Известно, что последние минуты своей жизни изобретатель провел внутри нового детища: ипликатора-скафандра.
Принцип действия основывался на полном и повсеместном погружении игл в тело человека. Воздух откачивался насосом и пациент должен был провести там не более 4-5 секунд. Но Иван Иванович проводил там намного больше времени. В результате первого сеанса у него закололо сердце. Во время второй попытки боль не прошла. В результате он провел 5 сеансов, а в последний раз выпил раствор марганцовки, лег на свой стандартный ипликатор и умер.
В настоящее время устройство Кузнецова претерпело несколько модификаций. Также были ограничены показания к применению. Лечебный эффект связывают с местным улучшением кровообращения в месте аппликации, а также снятием мышечных спазмов. Современные аппликаторы активно используют для лечения мышечных неврологических болей. Однако, учитываются противопоказания: наличие новообразований, заболевания крови, нервной системы и т.д.
Показать полностью
4
Бандиты хотели украсть лошадь в Никарагуа
Дон Мартинес к своим пятидесяти шести годам помнит многое.
Важное помнит. Что от его деревеньки, потерявшейся в джунглях и несуществующей для мира, до нашей клиники нужно ехать на лошади около двух часов. Тяжело, опасно (особенно после тропических ливней), долго. Но обязательно нужно, потому что иначе ему негде получать медикаменты, а без них он проживёт совсем недолго.
Страшное помнит. Как однажды ночью, бандиты пытались украсть эту самую лошадь — его любимицу Мору, без которой ему вообще не выбраться из деревни, не привезти в дом продукты, не выжить. Собака в темноте сориентировалась быстрей и лучше людей — напала на разбойников, пыталась спугнуть их не только лаем, но и укусами в ноги. Один из нападавших со всей силы рубанул своим мачете в светлое бушующее облачко. Отрубил защитнице часть морды, теперь строение носа рассматривать можно. Собака, правда, отомстила за себя — прокусила обидчику штаны и оторвала кусочек пениса. Теперь орал и бушевал уже он, катаясь по земле и пугая товарищей, которые так испугались, что подхватили его и исчезли в зарослях. Теперь Мартинес ещё сильней любит собаку и не выходит без неё никуда, доверяет ей свою лошадь без опаски — сбережёт точно.
Доброе помнит.Что несколько лет назад работала здесь светловолосая доктора Бернардита и что рекомендовала она ему обратить внимание на здоровье спины. Упражнения советовала делать дома, а ещё лучше — в госпиталь съездить, анализы сдать и рентген позвоночника тоже сделать. Он пока доехал только лаборатории, анализы сдал, привёз вот. До рентгена не добрался и не уверен, что ему с Морой это под силу. Но упражнения делает и врача Бернардиту вспоминает с теплом всякий раз. О нём мало кто заботился в жизни, а ей вот не всё равно оказалось.
Теперь и Мартинес старается быть добрым к людям. Вот, предложил нам с сегодняшним врачом Марией на лошади прокатиться. Мы не стали мучить усталую Мору, но приятно было очень. Погладили мягкую бархатистую мордочку, пожелали хорошо доехать домой и больше никогда не встречать бандитов.
Показать полностью
6
Как в 90-х я трудился в бандитском клубе отдыха и заработал на квартиру: «Жизненно важно было не перепутать тапочки гостей»
А вот эту историю мы описали для блога с читателем zorkinadventures Евгением Шаликовым (43 года, живет в Подмосковном Троицке). Как-то Женя, чтобы заработать на свадьбу, работал в клубе для «авторитетных» гостей. Его история – про шальные деньги, неприятные ситуации и выводы на будущее.
«В 1997 году я собрался жениться. Время было шальное. Сделал предложение – спустился к окну моей Елены на альпинистской обвязке, вверху меня страховал друг, член горного кружка в институте. Сейчас вспоминаю — вот дури-то было. Тем не менее, согласие будущей супруги получил. Но денег не было — не только на свадьбу, даже на обручальные кольца. А где заработать? Мне 19 лет, днем у меня учеба, вечером — тренировки (я самбист, как и мой отец).
Лучший друг мне говорит: «Если хочешь нормально денег получить – давай на годик устрою тебя в элитный клуб. Один парень там поработал и машину себе через несколько месяцев купил».
Прихожу на собеседование – в дорогой особняк в центре города. Выходит работодатель, паренек чуть старше меня, в пиджаке — сходу мне подзатыльник дает. У меня к тому моменту первый разряд по самбо уже был. Я на парня смотрю, думаю, то ли сразу его поломать, то ли есть какой-то подвох. Пока я думал, парень заулыбался, говорит: «Супер, ты нам подходишь. В нашей работе важно терпение и понимание. Иначе, и ты долго не проживешь, и мне проблем много».
Работа оказалась нехитрой, я был обычной обслугой. Но была особенность – это был закрытый клуб для «авторитетных» людей. Центр города, ресторан, баня, комнаты отдыха. Моя задача чрезвычайно простая — лично встречать и опекать гостя, выяснять что ему еще нужно, следить, чтобы пожелания выполнили в точности, вызывать такси. Отвечать вроде как за все и ни за что. Отдельно мой работодатель упомянул вот что:
«Наши посетители делятся на постоянных клиентов и их гостей. Главное, ты не перепутай тапочки постоянных клиентов, а то это чревато, могут быть проблемы».
Тапочки постоянных гостей лежали каждый в своем шкафчике, они были разных форм и расцветок. Особенно мне запомнились тапочки золотого цвета с крылышками, как у ангела. Я проработал около девяти месяцев, в принципе, мне повезло, никаких конфликтов не было, ничего совсем ужасного я не видел. Хотя, бывало, страшновато.
Например, приношу я в комнату отдыха сигары «Ромео и Джульетта», а там на столике пистолет лежит. Пять минут назад выходил – не было ничего, стаканы с водкой стояли, а тут вдруг и пистолет появился. Я ничего не сказал — не мое дело, вышел, все обошлось. И таких случаев много.
Как-то вышел один из охранников отдыхающего, вместе с ним гость – в одних трусах. А на улице -8. «Просят посадить его в такси». Гость стоит немного потерянный, но не сопротивляется. А мне что делать — такси вызвал, туда его проводил (какие-то полотенца с кухне дал хоть чуть накрыться), он уехал. Кстати, по отношению к себе никакого негатива не замечал: повезло, наверное. Денег платили очень прилично.
Уходя, гость мог оставить и 300 и 500 и 700 баксов, мы их на троих (я, администратор, официант) делили. Нигде больше и никогда я так хорошо не зарабатывал.
Причем это никак не связано с нами, обслуживающим персоналом, мы были обычные молодые ребята. Просто у тех людей, которые приходили в клуб, денег было очень много и они их не берегли – время такое, 90-е. Проработал я девять месяцев. Уволился после одного случая: нашего парня, официанта, кинули в бассейн. Чего-то он там не то принес, а гости решили подшутить. Потом еще какой-то подобный случай произошел. Я подумал — не к добру все идет, у людей крыша едет.
Деньги – деньгами, но нет, это все не для меня. Гордость как-то дороже.
Больше я в клубе не появлялся. Позвонил другу, сказал: как хочешь решай, но не приду. Следующим утром на работу не вышел, мы с невестой сели в поезд, уехали на месяц в Крым. А осенью сыграли свадьбу. К тому моменту, я уже накопил довольно много: купил квартиру, крошечную, в бывшем общежитии, но свою. И на кольца тоже хватило.
9 месяцев этой работы сформировали во мне четкое понимание: какие бы миллионы мне не платили (а это был, пожалуй, один из самых легких заработков в жизни), если работа не по душе, я ее делать ни за что не буду. Очень, кстати, потом в жизни это понимание помогало».
Спасибо Евгению за историю!
Всем привет! Тут я собираю истории, описываю свою жизнь в путешествиях и знакомствах с интересными людьми. Меня зовут Антон Зоркин. Трудился змееловом, спал в пещерах, ходил к вершинам гор, нырял с белухами. Долго работал в National Geographic Россия. Живу, кстати, в деревне! Вот тут еще мой телеграмм-канал Zorkinadventures, там еще множество историй, подписывайтесь)
Показать полностью
1
Зла немерено. Часть третья, финал
***
Дыбов колесил по Туле до вечера, вглядываясь в людей на улицах в надежде встретить либо Марлен Демьяновну, либо Вискаса, но, как назло, те будто испарились. Он то и дело заезжал во дворы, прижимаясь к подъездам едва ли не вплотную, пугая жителей ревом двигателя и внимательным взглядом — не сидит ли на скамейке кривая ведьма с четырехногой клюкой? Чача и Келоид с бойцами прошерстили весь город, но не обнаружили никого даже похожего на гипнотизёра или бабку.
Впрочем, к позднему вечеру выяснилось, что беспокоилась секретарша Сайдуласа вовсе не зря. Его, скрюченного, обнаружили в очке рыночного туалета с финкой, застрявшей в глазнице. Дело, в целом, обычное — мало ли кому перешел дорогу новоявленный коммерсант, но способ — унизительный и жуткий, да еще и едва ли не в центре рынка — заставил всю Тулу гудеть как улей. Новость быстро долетела до Дыбы, приведя того в смятение: ведь если гипнотизёр мертв, значит, вода и в самом деле сработала… Но почему тогда в кабинете Вискаса и на иконе Марлен изображен один и тот же человек?
Этот вопрос заставил Олега всю ночь беспокойно ворочаться в постели, хоть жмуры уже и не стояли под окнами, а дыхание было ровным как метроном. Сон приснился дурацкий и муторный — будто ему снова восемь, и он сидит в столовой детдома. Не пойми откуда взявшаяся Марлен Демьяновна в белом халате нянечки зачерпывает половником из гигантской кастрюли жирную черную землю с червями и накладывает детям в тарелки. Вот шлепнулась порция и перед Дыбой, и красный червь, перевалившись через край, устремился на волю. А земля в кастрюле закончилась, и на дне Дыба увидел бледное как поганка тело своего приютского товарища — Мишки Оборина. Глаза его были старательно выкорчеваны.
Наутро Дыба, натянув шмотки поцивильней — какие-то брючки и пиджак в ёлочку, — спрятал ствол и кастет в сейф, а взамен вынул документы — свидетельство о собственности, договор купли-продажи, справку о выплате взноса. С этой стопкой Олег направился в приют.
Судили и рядили с городской администрацией едва ли не до вечера. Алевтина Михайловна приходила несколько раз, приносила сладкий чай и булочки с изюмом, которые Дыба обожал с детства. Чинуши явно пытались вымогать взятки, но дела приюта Олег вёл чище дембельского подворотничка. Наконец, когда дебелые тетки в бобровых шапках что-то понаотмечали в своих бланках и, цокая сапогами по асфальту, покинули территорию приюта, засобирался, наконец, и Дыба. Натянул пиджак, подошел к окну, завязывая длинный, лоховской шарф и… застыл –у забора он увидел скрюченную фигуру, что опиралась на четырехлапую клюку.
Выбежав на улицу не застегнувшись, Олег до последнего был уверен, что стоит ему приблизиться к воротам, как Марлен Демьяновна растворится, исчезнет в налетевшей вдруг вьюге, но она стояла там как обрубок дерева, срезанного молнией.
— Документы на приют с собой? — скрипнула она, не здороваясь, и, приняв молчание Олега за положительный ответ, кивнула. — Отлично. Вот приютом и расплатишься. Страсть как деток люблю.
Странное требование выбило Дыбу из колеи. Зачем ей эта богадельня? Дотаций нет, бюджет на ладан дышит; если бы Олег в свое время не выкупил здание — сироты бы уже по миру пошли вместе с педсоставом. После всего, что наговорила старуха на Всехсвятском, в любовь к детишкам верилось с трудом. Олег морщил лоб, пытаясь придумать, как соскочить с долга.
— Дурь по башке не гоняй, хуже будет! — заметив его замешательство, поторопила Марлен Демьяновна. — Заводи катафалку свою.
Ехать было неблизко. Старуха расположилась, в тени, на заднем сиденье, по-хозяйски приобняв портфель, в котором хранилось свидетельство на собственность на здание приюта. Изредка она тыкала скрюченным пальцем в повороты, указывая дорогу. Олег же вёл молча, сосредоточенно раздумывая, что делать теперь с этим опрометчиво данным обещанием.
Наконец, старуха скомандовала:
— Тпрру! Стоп, машина!
Олег заглушил двигатель. Жила бабка в десятке километров от Тулы в глухом месте под названием Рвы. Никаких рвов здесь, конечно же, не было, а были лишь заброшенные, утопающие в сухом борщевике коровники и облезлые домишки за покосившимися заборами. Около одного такого и затормозил Широкий. Старуха вылезла из машины без посторонней помощи — Олег почему-то теперь не желал прикасаться к ведьме. Та махнула рукой, приглашая следовать за собой, открыла калитку. У самого входа их встретила пустая конура с лежащей на земле ржавой цепью, на которую Марлен Демьяновна прикрикнула: «Фу! Свои! Не тронь!» Ни цепь, ни конура не отреагировали.
Вид у придомовой территории был заброшенный, неухоженный; весь участок усеивали ямы — создавалось впечатление, что здесь на постоянной основе проводятся археологические раскопки.
— Клад ищете? — пошутил Олег, пытаясь разогнать гнетущую тишину.
— Прячу, — уклончиво отрезала старуха.
Вошли в дом. Тот напоминал обычную старушачью хижину — какие-то банки, старая мебель, вязаная салфетка на телевизоре, желтые от времени тюлевые занавески. Но одновременно за всем этим виделся некий тайный смысл, загадка, словно всё это — лишь притвор, а храм, видимый только с определенной точки, находится в другом, параллельном пространстве. И если занять эту точку, то кружева салфеток превратятся в оккультные узоры, в банках можно будет разглядеть тошнотворное содержимое, что вырезают у свежих трупов, а под занавесом бревенчатых стен обнаружится голодная первобытная тьма.
— Садись! — скомандовала старуха, указывая на колченогий стул. — Я договор дарения принесу.
— Благодарствую, я постою! — ответил Олег. Бабка пожала плечами и ушла за договором. Дыба же принялся крутиться на месте, осматривая помещение. Дом как дом, вот плита газовая — небось, от баллона, вот холодильник — пузатый, уже пожелтевший «ЗиЛ». Телевизор, покрытый толстым слоем пыли. А вот…
Странный предмет, привлекший внимание Дыбы, никак не вписывался в бедную обстановку лачуги, и казался той самой дыркой в нарисованном очаге, ведущей за пределы объяснимой реальности. То, что выглядело как случайный набор журнальных вырезок и фотографий, явно имело в себе систему и несло страшный, неочевидный смысл.
С хаотичного коллажа под стеклянной рамкой на Дыбу глядели дети. Какие-то фото были сделаны профессионально, другие сняты едва ли не на бегу на «полароид», третьи и вовсе вырезаны из выпускных фотографий. Объединяло их одно — детские глаза были грубо, с силой проткнуты, до разрывов на плотной фотобумаге. Вместо зеркал души им оставили лишь пустоту с надорванными краями. Одна из общих фотографий заставила Олега затаить дыхание. На ней он узнал себя — маленького, в белой рубашке и черных шортиках. Его глаза были на месте. А вот его лучшего друга Мишку Оборина в тот год нашли в канаве мертвым, с пустыми глазницами, прямо как на фото. Смысл коллажа ускользал от Олега, терялся за своей собственной жуткой тяжестью, но одно он решил наверняка — приют старухе не достанется.
Прислушавшись — старуха ещё возилась где-то в доме — Дыба осторожно приподнял крышку плиты и принялся отвинчивать вентиль газового баллона. В нос ударил едва заметный запах тухлых яиц. Теперь главное — свалить до того, как рванет.
— Нашла! — проскрипело за спиной.
Марлен Дмитриевна помахала в воздухе красным и растрепанным, ещё советским паспортом.
— Я заполню. А ты пока вон — телевизор посмотри…
Олег не успел среагировать. Старуха ловко щелкнула кнопкой. Экран расцвел белым шумом, и Дыба облегченно выдохнул — концентрация газа пока слишком мала, искры оказалось недостаточно. А тем временем, белый шум расплывался в стороны, демонстрируя…
— Вискас! — ошарашенно выдохнул Дыба, глядя на чёрно-белое лицо гипнотизера. Над головой у того нависала кружевная салфетка, напоминая фату и придавая Сайдуласу сходство с очень уродливой невестой. Тот, впрочем, внимания на это не обращал. Глядя неожиданно тёмными в монохромной гамме старого «Рубина» глазами прямо на Дыбу, он громко и настойчиво прогнусавил:
— Даю установку — душа покидает тело…
В ту же секунду Дыба рухнул как подкошенный. Экран подернулся рябью, гипнотизёра заменил озабоченный покупкой ваучеров Леня Голубков.
— Спасибо тебе, Марлен, выручила! — раздалось с пола с легким литовским акцентом.
— Спасибо в рюмку не нальёшь, — не отрываясь от бумаг, ответила старуха. — Тушу в следующий раз попроще выбери. Мороки с этим бандюганом...
— Зато глянь, здоровый какой! — оглядывало себя тело Дыбы с интересом.
— Тебе-то что? Напустил галюнов, и свободен, а на мне весь ритуал отчуждения. Вставай уже!
Ведьма поманила Дыбу пальцем, и тот встал неловко, еще привыкая к телу, присел к столу. Глаза разъезжались в разные стороны, изо рта свесилась ниточка слюны. Рука Олега зашерудила под столом, полезла под бессчетные старушачьи юбки, ткнулась в мягкое.
— А что, Марушка, не согрешить ли нам? Опробуем новое тулово?
— Давай, подписывай, нам ещё к нотариусу ехать! — старуха с жеманным хихиканьем отпихнула руку. — Сиротки ждут. Надоело их по одному выцеплять…
Неловкие пальцы с непривычки скомкали договор с одного края.
— Сначала тушу разноси, а то тебе все грешить, олух криворукий! — досадовала ведьма.
— Темно у тебя… — неуклюжая рука потянулась к выключателю настольной лампы. — И воняет чем-то...
— Куплю жене сапоги! — доверительно сообщил Леня Голубков. Щёлкнула кнопка, искра из пыльной настольной лампы разрослась, распространилась на маленькую кухню, а потом всё превратилось в свет, огонь и звук.
***
Олег Дыбов падал куда-то в мельтешащую белым шумом бездну. По пути ему встречались Гагик и его волосатые ноздри. Юра Писка со своим храмом, безногий лжеветеран, поп из церкви Двенадцати Апостолов. Замелькали перед глазами выкидухи уличных бойцов, засвистели над головой кирпичи, один угодил Дыбе в лицо. Его крутануло, и он оказался в ущелье Микини — кругом пальба, песок, чахлые кустики и орущие из-за скал душманы. Фугасным снарядом его сдуло в сторону, понесло дальше в прошлое. Вот учебка, траншеи, мишени… Призыв, Тульский Железнодорожный, аттестат с тройками, драки в коридорах, приютская спальня на сорок человек, манная каша, котлеты по вторникам. Находят тело Мишки Оборина. Перекошенная бабка ошивается у забора… «Чёрт плечо отсидел», — шепчет нянечка. Мысли становятся проще, примитивнее. Искусанные деревянные кубики, кто-то поднимает его на руки, достаёт из колыбельки и укачивает, в лицо тычется разбухшая от молока грудь. Тьма накрывает, кругом влажно; слышится журчание и мерное сердцебиение, со всех сторон Олега уютно обнимает материнская утроба.
Из теплого мрака его вырвало чьё-то гнусавое «Даю установку...», и он упал с чудовищной высоты, плюхнулся в жгучую, резко пахнущую спиртом жидкость и под странные звуки «За фвое ждоровье!» отправился в неведомый красный зев.
Горло обожгло разбавленной водкой. Дыба тряхнул головой, но видение не прошло. Перед собой он видел самого же себя. Тот, другой Дыба тоже поставил рюмку на стол. Ради эксперимента Олег поднял одну руку и слегка ею помахал, но отражение не подчинилось.
— Хорошо пошла? — спросило отражение. Дыба не ответил. Он чувствовал себя странно: слишком угловатым, длинным и тощим. Во рту не хватало пары зубов, левый глаз ощущался опухшим. Не веря в происходящее, Дыба вновь помахал отражению, пытаясь призвать его к ответственности.
— Да, и ты тоже прощай! — ответило то, не желая подчиняться оригиналу. — Не поминай, как говорится, лихом!
И вышло! Отражение Дыбы просто встало и вышло из так хорошо знакомого ему офиса. Но если он всё ещё остается сидеть в кресле…
Отражение в немытом окне приемной оказалось куда послушнее. Осматривая чужое лицо с огромным бланшем под глазом, Дыба мысленно выругался: «Сраный Вискас!»
Выскочив из кабинета как был, в пиджаке, он промычал секретарше что-то невнятное — язык ворочался во рту как чужой — и кинулся прочь из офиса. Широкого давно и след простыл. Что делать дальше, Дыба категорически не знал. Паника захлёстывала его, и он рванул вглубь рынка, в толпу, просто надеясь, что среди людей будет не так страшно. На его счастье, у одного из рыбных прилавков Олег увидел знакомую лысину в опушке из седых волос.
«Юрий Валерьевич!» — хотел выкрикнуть Дыба, но выдавил лишь какое-то бульканье, дёрнулся навстречу, и тут же был остановлен мощной рукой одного из бычков. Произнёсенное «Это я, Дыба!» превратилось во что-то вроде «Главрыба!»
Юра Писка повернулся и удивленно оглядел тощего гипнотизера. Наконец, вымолвил:
— Извините, молодой человек, не подаю принципиально.
Вместо «Это я, Дыба, не узнаешь?» получилось нечто невразумительное. Олег инстинктивно бросился к старичку. Реакция того была молниеносной — поджав губы, он плюнул чем-то острым в лицо Дыбе, и левый глаз тут же заволокло болезненной красной пеленой. По щеке потекло горячее.
— Ах ты пидор старый! — хватаясь за лицо, машинально выругался Дыба. Как назло, эта реплика вышла предельно внятно. Хук в челюсть, тяжёлый как удар бампером, уронил Олега на деревянные палеты.
— А за эти слова, молодой человек, вам придётся серьёзно ответить…
Дальше его куда-то поволокли, скрипнула дверь, пахнуло дерьмом. Что-то блеснуло, второй глаз пронзило болью. Из разбитого зеркала души суть Олега истекла в очко общественного сортира, на самое дно безначального мрака, где уже поджидали жадно щёлкающие челюсти мёртвых богов.
***
Показать полностью