Ландскнехт. Во сне и наяву. 20 - 22
Алексей Иванович Войнов. День второй.
20
— А-а-а-а!
Обжигающе-острая боль выдернула Алексея Ивановича из сна.
Болело правое запястье, в живот и грудь, будто кто засунул два раскалённых сверла. И горло – боль такая, словно он разом заболел ангиной и фарингитом. Хорошо, что фантомные боли ушли почти мгновенно.
— Значит, убили тебя, Роланд Мёртвый – бывший ландскнехт, нынешний переговорщик и улаживатель щекотливых дел. — Бормотал Войнов себе под нос, записывая сон.
Перед глазами так и стояла последняя сцена.
МакНейр вскидывает лук. Стрела с широким, серповидным наконечником, начисто срезает кисть ландскнехта, с зажатым в ней мечом, и почти без паузы вслед за товаркой уходят ещё две стрелы. Одна пронзает печень, вторая входит в центр груди.
Отложив записи и выкинув сон из головы, Алексей Иванович привычно начал массировать колено, ставить иглы и разминать тело.
И только когда Войнов сел завтракать, он разрешил мыслям о Роланде вернуться в голову.
То, что сон, наконец, был просмотрен и запомнен до конца, было с одной стороны хорошо, а с другой… А с другой, наверное, не очень, неспроста ведь он снился, да ещё так ярко и подробно. Алексей Иванович даже мог вспомнить те подробности жизни Роланда, которые он не видел во сне. Может быть, это был и не сон? А что тогда?
Так и не решив, что для него всё это могло означать, он выбрался на прогулку. Идти, откровенно говоря, не хотелось. За окном было темно и пасмурно. Небо повисло так низко, что казалось, стоит подпрыгнуть повыше и уткнёшься головой в свинцовые тучи, готовые пролиться дождём. Но он, пересилив себя, вышел за дверь.
Пробродив два положенных часа, Алексей Иванович вернулся к себе и, с трудом заставив себя раздеться, лёг на кровать. Левый висок гудел, а колено ныло, словно капризный ребёнок, не получивший желанную игрушку, но неожиданно для себя он уснул. Хоть такого, это надо – не просто лечь в середине дня, а уснуть, с ним отродясь не случалось.
Проснулся Войнов от какого-то тревожного чувства. Не шевелясь, он открыл глаза, пристально вглядываясь в темноту. В комнате было тихо, все вещи на своих местах. Помедлив, Алексей Иванович сел. Боль в виске стихла, колено тоже унялось, только голова была тяжёлой, словно с похмелья.
Войнов присвистнул, увидев, сколько времени показывали ходики. Девятый час. Батюшки святы. Это же, сколько он спал? Нет, на волю, на волю. Собравшись, он вышел из дома. Темноту и тишину разгонял лишь качавшийся на ветру и слабо скрипевший фонарь. Дом, в котором жил Войнов, находился далеко от центральной дороги, поэтому неудивительно, что вокруг никого не было. Сверху моросил противный мелкий дождь, под ногами разливались глубокие лужи. Кто же в здравом уме и трезвой памяти выйдет на улицу в такую погоду. Алексей Иванович полной грудью вдохнул сырой воздух, в голове немного прояснилось, и он пошёл, не разбирая дороги. По собственным прикидкам он пробродил по полутёмным улицам не меньше часа. За это время он замёрз, промочил ноги, но голова полностью очистилась от дурмана дневного сна. Несмотря на сырые ноги и промокший плащ, Алексей Иванович пришёл в хорошее расположение духа.
Остановившись у своего подъезда, он огляделся. Показалось или что-то в окружающем мире изменилось? Да нет, вроде всё как всегда. Машин чужих нет. Он взглянул на свои окна. Постоял и, постаравшись не загреметь, отпер дверь. Быстро и бесшумно он поднялся на свой третий этаж и замер, чутко вслушиваясь в тишину, царящую за дверью в квартиру. Может, зря он секретки не ставил?
Тьфу ты. Он мысленно сплюнул. Да кому он нужен – пенсионер-инвалид. Не таясь, он отпер замки, вошёл внутрь и замер на пороге. В кресле, рядом с письменным столом, кто-то сидел.
Темнота, оккупировавшая комнату, скрывала пришельца от Войнова, он различал только громоздкую фигуру, замершую в кресле.
— Здравствуйте, Алексей Иванович, — произнёс незнакомец, — пожалуйста, не двигайтесь.
Правая рука его, до этого лежавшая на колене, приподнялась. Алексей Иванович разглядел зажатый в ладони громоздкий предмет, до боли напоминающий пистолет, с навинченным на ствол толстой трубой глушителя.
— Как не двигаться? — Спокойно спросил он, нацеленное оружие не пугало его уже давно.
— А, никак не двигайтесь, — незнакомец протянул руку и включил настольную лампу, стоящую на столе, — стойте как стоите.
Проделал он это, не отрывая взгляда от Войнова, да так ловко, что пистолет в его руке не дрогнул и ни на миллиметр не отклонился в сторону.
Лампа под зелёным абажуром мягко затеплилась и осветила незнакомца. Мощный бугристый лоб, брови, сросшиеся на переносице, широко расставленные глаза, тяжёлый, с ямочкой подбородок, и большая, очень большая фигура. Человек, вторгшийся в квартиру Алексея Ивановича, был не просто большим, он был огромным. Плечи что валуны, выпуклая грудная клетка, длинные руки, толщиной с ногу Войнова, ладони, словно совковые лопаты. Не человек – гранитный утёс, нависший над рекой. Пожалуй, он бы не справился с незнакомцем и в лучшие свои годы, не говоря о нынешнем его состоянии. Чёрная кожаная куртка, дорогая даже на взгляд неискушённого в таких делах Войнова. Тёмно-вишнёвая рубашка, чёрные отутюженные брюки и ботинки, чистые, словно за окном не осенняя грязь российского города, а благоухоженная улица чистенькой Европы.
Ясно, на машине приехал. Алексей Иванович улыбнулся своим мыслям. Ежу понятно, что в такое позднее время и так дорого одетый незнакомец не мог приехать на общественном транспорте или прийти пешком. Лампа высветила незнакомца и предмет, зажатый в его правой ладони. Увидев пистолет, Алексей Иванович от удивления чуть не присвистнул: любое оружие он ожидал увидеть, но только не то, что было нацелено ему в грудь.
Редкая модель Кольта 911, подобного тому, что был спрятан у него под кроватью – Кольт Гризли. Здоровенная пушка, при всех своих габаритах терявшаяся в лапище ночного гостя.
— А вы не боитесь, что, несмотря на глушитель, ваша машинка наделает столько шума, что соседи вызовут полицию. Говорят, она теперь хорошо работает, и патруль приезжает на место пришествия через пять минут.
— Вы про это? — Пришелец махнул в воздухе пистолетом с толстенным цилиндром глушителя. — Так, это так – ерунда, просто чтобы вы, Алексей Иванович, меня выслушали, а не кинулись выгонять, применяя грубую физическую силу.
Мужчина ловко спрятал пистолет куда-то под куртку.
— Вы думаете, я бы вас выгонять начал?
— Ну, я, если бы ко мне так вломились – начал.
— Так не ломились бы, подошли, поговорили.
— А вы бы стали говорить со мной о своём даре?
Так, подумал Войнов, приехали. Кто же проболтался? О его второй тайне знали только два человека, причём один уехал из страны пять лет назад, пропав где-то в степях Монголии. Весточку от Аджиева Войнов получал последний раз три года назад. Значит, Саня сболтнул где-то.
— О каком даре? — Алексей Иванович постарался сделать как можно более удивлённое лицо.
— Алексей Иванович, вы меня не помните? — мягко спросил незнакомец, не ответив на вопрос.
Войнов отрицательно качнул головой, эта фраза напомнила ему сон, и вопрос, заданный Роланду Гаем.
— Совсем не помните? — с ноткой разочарования спросил человек-утёс.
— Нет. — Войнов пристально всмотрелся в человека, и вновь отрицательно покачал головой: такого здоровяка он бы запомнил.
— Дазбок, — вздохнул незнакомец. — Двенадцать лет назад, отряд десантников попал в засаду. Связи нет, боеприпасы на нуле. Мы тогда думали – кирдык нам, а тут сам Лёха Война со своей группой, как дьявол из ниоткуда возник и… спас нас, оставшихся. Я вас хорошо запомнил, а вот вы… И правильно, где меня запомнить было? Я тогда дырявый весь в углу лежал, дерюжкой какой-то прикрытый, вот и не запомнили.
— Хорошо, с этим разобрались, — кивнул Войнов, а теперь объясните, о каком даре вы толкуете?
— О вашем, Алексей Иванович, о вашем.
— Я не понимаю, о чём вы говорите, и поэтому, думаю, вам следует удалиться.
Незнакомец вздохнул:
— Лёха Война всегда был великолепным солдатом, но вот актёр из него никакой. Я хочу поговорить о вашем даре, э-гм, так сказать, находить людей по фотографии.
— Значит, об этом? — Алексей Иванович решил больше не играть, раз уж пришелец знает о его позывном. — Кто проболтался? Малышев?
Незнакомец удручённо покивал головой:
— Саня никогда не отличался молчаливостью, особенно когда перепьёт.
Войнов потёр подбородок. Свой дар он обнаружил лет восемь назад, возможно, он был и раньше , но проявился впервые именно тогда. Алексей Иванович хорошо запомнил тот, первый раз.
21
Он сидел в парикмахерской, ожидая своей очереди на приём у хорошенького мастера Аллочки. Девочки юной, но чертовски умело обращающейся с ножницами и расчёской. Войнов сидел, лениво перелистывая глянцевый журнал, рассеянно скользя глазами по страницам. Взгляд случайно зацепил рекламное фото. Безбрежная синь океана, яхта и смеющаяся девушка в бикини на переднем плане, смотрящая прямо в объектив. Светло-карие, почти прозрачные глаза вдруг начали наплывать на него и…
…Солёные брызги прямо в лицо, солнце, ласкающее обнажённую кожу, и запах, ни с чем не сравнимый запах простора, моря и свободы. Войнов поднял руку, с удивлением рассматривая тонкое запястье с еле заметным пушком на коже, изящные пальцы с аккуратным маникюром. Ниже – загорелый, плоский живот, с маленьким бирюзовым треугольником ткани между длинных ног.
— Селеста, Селеста, — услышал он, — улыбайся же…
Миг, и наваждение сгинуло, Аллочка трясла его за плечо:
— Алексей Иванович, вам плохо?
Он бездумно смотрел на неё, продолжая чувствовать солёные брызги на лице, и невозможно приятное ощущение молодого и здорового тела.
— Нет, милая, — машинально ответил он, пытаясь не дать уйти этим ощущениям, — задремал, просто нынче спал плохо.
Потом Алексей Иванович путём проб и ошибок выяснил, при каких условиях он может попадать в голову другого человека и глядеть на мир его глазами. Не годились старые чёрно-белые фото, размытые или нечёткие, тоже не давали эффекта переноса, сколько бы человек, на них изображённый, ни таращился в объектив. Фотографии, напечатанные в газетах, никуда не вели. Для переноса Войнова в сознание другого человека требовался чёткий, цветной снимок на глянцевой бумаге. В иных случаях фотография для него оставалась простым картонным мгновением чужого прошлого.
Единственные, кого он посвятил в свою тайну, были Аджиев и Малышев. Первый, увлекавшийся подобными делами, и сам имел кой-какой внетелесный, как сам Аджиев это называл, опыт. И Войнов надеялся, что он хоть что-то прояснит, но тот лишь хмыкнул и сказал:
— Забей, Лёша, на это дело, и никогда не пользуйся этим даром, и никому не говори о нём – целее будешь, а лучше забудь, как будто этого никогда не было.
Войнов и сам понимал, что если это не фантазии, не глюки раненого мозга, то за такой дар многие не пожалеют и родной матери, а значит, спокойной жизни ему не видать как своих ушей. Многие, очень многие, начиная от родной власти и заканчивая бандитами в погонах и без, захотят этим воспользоваться, им и выжмут его, Алексея Ивановича, досуха, а после выкинут, ну или как вариант – будет он жить в золотой клетке и лазить в мозги тем, на кого ему укажут. А после всё равно – выкинут, когда он придёт в негодность, по той или иной причине.
Второй… А вот с Малышевым было не всё так просто, тот имел доступ к кой-какой аппаратуре. Тот и сам загорелся идеей, твердил о научной сенсации и тому подобной чепухе, сыпал терминами, но быстро охладел, когда выяснил, что ничего проверить он не может, и подтвердить результаты опытов, кстати, тоже. Ничего его аппаратура не выяснила и не показала. Какие-то альфа ритмы, или бета, или гамма, или ещё чёрте знает какие. Что мозг Войнова, во время проникновений в другого человека, ведёт себя как у спящего или медитирующего, что дело, скорее всего, в осколке, застрявшем в его мозгу. В общем, нёс псевдонаучную ахинею. Так что Алексей Иванович, как и советовал Аджиев, забил на это дело.
22
— Интересно, — медленно произнёс Войнов, задумчиво потирая скулу, — кому ещё этот болтун растрепал?
— Не волнуйтесь, — незнакомец подал голос, — кроме меня, никому.
— Откуда такая уверенность? — Алексей Иванович пристально смотрел на гостя.
— Вы Саню давно видели?
— Года два не встречались, — припомнил Войнов.
— Он умер год назад, точнее, погиб.
— Вот как? — Войнов внимательно изучал лицо гостя. — И вы к этому, конечно, не имеете никакого отношения.
— Помилуйте, Алексей Иванович, вы за кого меня принимаете? Я хоть и не из добра и света сделан, но и не дьявол воплоти.
Судя по мимике, ночной гость и впрямь обиделся.
— Саня был балаболом, но и моим другом тоже был, настоящим, как в детстве говорили – взаправдашним. Я и сам, признаться, опешил, когда узнал. Даже расследование учинил небольшое. Есть у меня друзья в полиции – проверили. Кой-кого подмазал, где надо надавил. Чисто там всё – несчастный случай. Он тогда как раз развёлся. С горя, а может, с радости и загулял. Жил он в хрущебе старой, с колонкой газовой. Проверили – вентиляция там никакая, забита была грязью всякой. Саня отрубился, а колонку не выключил, она древняя была, словно мамонт, огонь погас, вот газ и пёр в квартиру, ну он и угорел.
— И сколько шансов из ста, что он до этого кому-нибудь, кроме вас, не проболтался?
Незваный гость пожал широченными плечами:
— Он, после той пьяной трепотни, как протрезвел, прибегал – умолял никому не говорить о нашем разговоре и вообще забыть его, а после утверждал, что всё придумал.
— А где гарантия, что вы не проболтаетесь? — Войнов тяжело, исподлобья посмотрел на гостя, так, словно прицеливался.
Гигант покачал головой:
— Вы мне жизнь спасли, Алексей Иванович, как же я могу вас так подставить?
— Хорошо, — медленно произнёс Войнов, — с этим разобрались. Так что вам от меня надо и, кстати, как вас зовут? Неудобно разговаривать, не зная имени собеседника.
Гигант улыбнулся:
— Евгений Александрович Стеров, можно просто Стерх. А дело у меня простое. Девушку надо найти.
— Двигаться уже можно? – с иронией спросил Алексей Иванович.
Стерх развёл руками, как бы извиняясь и, достав из внутреннего кармана конверт, протянул его Войнову:
— Посмотрите, пожалуйста.
Войнов взял конверт, но, повертев его в руках, положил, не вскрывая, на стол, и повторил свой вопрос:
— Что конкретно, Евгений Александрович, вам от меня надо?
Стерх тяжело вздохнул и задал неожиданный вопрос:
— Много вы людей спасли, Алексей Иванович?
Войнов усмехнулся: если этот гигант хочет поиграть, он с ним поиграет:
— Не знаю, не считал.
— А скольких убили? – задал Стерх следующий вопрос.
— Много, — подумав, ответил Войнов, — но тоже не считал.
— Больше, чем спасли?
Алексей Иванович пожал плечами, этот разговор его забавлял:
— Всё может быть.
— Так, может, кинете на чашу весов жизни ещё парочку?
— Парочку? В начале разговора речь шла об одном человеке.
— Она беременна.
Войнов сдался:
— Хорошо, рассказывайте, я пока переоденусь и заварю чай.
Стерх кивнул:
— Согласен, может, на ты перейдём?
— Перейдём. — Алексей Иванович уже переодевался в сухое, — Чай будешь?
— Буду.
— Тогда на кухню пошли.
— Для каждого случая, Лёша, требуется свой особый чай, один и тот же на все случаи жизни не годится, — так когда-то поучал Войнова Аджиев.
Тогда Алексей Иванович не понял этой фразы, но слова запомнил. Но вскоре раскусил заключённый в них смысл. После того как распробовал вкус чайной церемонии. Не тот наносной, пусть и красивый, который показывают досужим туристам, а истинный, заключённый всего лишь в трёх факторах: правильный чай, правильная вода и правильные люди, собравшиеся за одним столом.
С тех пор для каждого события и для каждого гостя, у него их, правда, было немного, можно сказать – совсем не было, у Войнова был свой чай.
Вот и сейчас, посмотрев с сомнением на гостя, он решил не брать зелёный чай, тем более белый или красный, а достал с полки чёрный крупнолистовой, тот, что обычно заваривал для родителей, когда они навещали его. С водой и дозировкой также решил не мудрить: кинул в заварочный чайник три горсти, по одной на человека и одну для чайника.
Пока Войнов заваривал по всем правилам чай, Стерх рассказывал.
— У моего, кхм, босса, пропала дочь. Я перерыл весь город и ничего не нашёл. Никаких следов.
— Когда она пропала?
— Неделю назад.
— Большой срок. Похитили?
— Не знаю, предложений о выкупе не поступало.
— Стоп, — Алексей Иванович, поднял руку, — давай по порядку и с начала, а то каша какая-то получается. Что за босс, что за дочь, ты каким боком к этому делу, ты же вроде вояка?
Стерх отпил из чашки и поморщился: непонятно, то ли оттого, что чай не пришёлся по вкусу, то ли от вопроса Алексея Ивановича. Но тут же разрешил сомнения Войнова сказав:
— Чай хорош, но скажи — тебе надо всё знать?
— Надо. Не люблю, когда со мною втёмную играют.
Стерх откинулся на спинку стула:
— С начала так с начала. Когда меня из армейки уволили после ранения, я, мягко сказать, опечалился – к какому берегу бедному солдату приткнуться? Я, по сути, кроме как воевать, больше ничего и не умею. Помыкался я на гражданке. Ну вот скажи, Алексей Иванович, куда сильному, молодому и относительно здоровому организму, податься, который к тому же обладает кой-какими специфическими навыками? Такими, как убивать, взрывать… да что я тебе рассказываю – сам всё знаешь. Ну, подошли ко мне с предложением, поработать на одного человека.
— Бандита.
— Скажем так, на авторитетного человека. На откровенного бандоса я бы работать не стал, — отрицательно покачал головой Стерх.
— Честь дороже? – иронично поинтересовался Войнов.
— Совесть. Он, кстати, не так уж и плох, депутатом вот стал недавно, о народе заботится вроде как.
— И кем же ты при нём стал? Начальником службы охраны?
Стерх вздохнул, было видно, что фраза эта его покоробила.
— Не совсем, но вроде того. Скажем так: щекотливые дела улаживать. – Он опять вздохнул. — Ты не представляешь, какая мразь там до меня работала. Так что пришлось ряды почистить, подтянуть ребят, с которыми вместе служил. Ну, в общем, это неважно.
Он поболтал ложечкой в чашке, думая о чём-то своём, и продолжил.
— Босс мой, человек семейный, женатый. Второй раз – деваха молодая, моделька какая-то, а от первого брака дочь у него осталась. Она лет с трёх в Испании жила.
— В Испании, Спании, — задумчиво произнёс Войнов, совпадение это ему не понравилось.
— Что?
— Да нет, ничего. Ты продолжай.
— Да, дочь. О ней почти никто и не знает. Он вроде как скрывал её. Сам понимаешь, у такого человека дети – самое уязвимое, что может быть. Тем более, если живут далеко, особенно и не присмотришь. Она и не приезжала никогда сюда, на Родину, так сказать. Он катался тайком. Она замуж вышла, за сына богача какого-то. Забеременела и решила приехать, самолично отцу объявит об этом. Приехала, сообщила: не представляешь, как босс радовался, пожила неделю и обратно укатила. Да не докатила. Ребята дочурку в самолёт посадили, а вот из него она уже не вышла.
— Ты, значит, недосмотрел?
— Не было меня в это время, — Стерх скривился, как от зубной боли, — на малую Родину я катался, за Урал, – дед у меня помер. Я, можно сказать, с похорон сюда примчался, даже на поминки не остался.
Он тяжело вздохнул, глубокая складка пролегла у него поперёк лба:
— А тут такая ерунда.
— Как это из самолёта не вышла?
— Да вот так, в салон вошла и пропала.
— Чушь. Такого не бывает.
— Не бывает. Я напряг кой-кого кое-где. Нашли там следы – скорая приезжала, после объявления на посадку, минут через пять. А кого увезли неизвестно. Что за скорая тоже. Ни в одну больницу вызовов не поступало. Ни в городские, ни в частные – есть у нас парочка клиник. Откуда машина пришла – неизвестно, всё на месте.
— А что же парни, что её провожали?
— Да не мои это были. Они проводили её, посмотрели, что в самолёт поднялась, и укатили.
— Трясли их.
— Там всё чисто, лоханулись просто.
— Точно?
— Точнее не бывает, сам их колол.
— И что дальше.
— А ничего, весь город на уши поставили, по-тихому, правда, боссу огласка не нужна. Перетрясли всё, что можно и что нельзя. Сам понимаешь, у него везде завязки, — Стерх ткнул пальцем в потолок, — и там, наверху, и там, в смысле… ну, понимаешь с кем.
— Ага, с криминалом.
Стерх покивал:
— Те божатся, что это не они, если только гастролёры какие. В общем и целом ничего мы не нашли. Тут я о тебе вспомнил, ну что о тебе Саня рассказывал. Дай, думаю, попробую. Для начала местных гадалок посетил, думал, может, они чего смогут. Ничего внятного не смогли. Только один, Иван Васильевич, неприятный тип, сказал, что жива, но где находится, определить не может – мол, что-то блокирует. Ещё посоветовал Петра[1] какого-то отыскать, этот, кого хочешь найдёт. Только не сыскал я никакого Петра – пропал он, а люди из конторы одной серьёзной, посоветовали забыть вообще, что я о таком знаю, я и забыл. Вот к тебе пришёл.
Войнов прокрутил в голове рассказ Стерха, никаких нестыковок не нашёл. Это, похоже, и впрямь была необычная просьба, исходящая от частного лица, а не хитрая игра государственной конторы с целью проверить информацию о его необычной способности.
Он принёс конверт из комнаты и достал из него фотографию. С фото Стерх угадал. С плотного прямоугольника глянцевой бумаги прямо в объектив на Войнова смотрело строгое лицо молодой женщины. В глаза ей он пока не смотрел. Лет двадцатьпять - тридцать. Тёмные прямые волосы, с косой чёлкой. Прямой, с небольшой горбинкой нос, губы не пухлые, но и не узкие – обычные, а вот подбородок круглый – волевой и красиво очерченный, на щеках ямочки. Не сказать, что красивая, но привлекательная точно. А в жизни так и вообще может оказаться очень себе ничего. Глаза карие.
Он набрал в грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и посмотрел прямо в чёрные точки зрачков.
[1] История рассказана в романе «Неомаг».