Когда я пришёл работать на кафедру криминалистики, меня снарядили в Москву, посоветоваться с видными учёными, какую тему диссертации выбрать. Задание ответственное - я должен был показать профессуре сразу несколько тем диссертаций наших молодых преподавателей. В целом, я справился с задачей, всех учёных нашёл, со всеми поговорил, всё записал, остался один - самый главный. Назовём его профессор Фролов. На работа его не оказалось, мне дали его домашний адрес. Час на метро и автобусе, полчаса пешком, и вот я стою на третьем этаже старой хрущёвки и неуверенно стучусь в деревянную дверь. Вместо звонка два провода, на ящике для картошки консервная банка с окурками Беломора. Дверь открылась, как открывается банка солёных огурцов, с хлопком и тем же запахом. На пороге покачивался маленький дедушка с красным носом, помятым лицом, в майке на выпуск и синих форменных трусах (такие выдают сотрудникам МВД). Сверху он был лысый, но по бокам головы торчали длинные всклокоченные волосы, как у клоуна Красти из Симпсонов.
- Профессор, Фролов! - представился хозяин квартиры. Я это и сам понял, по трусам. Видный учёный был пьян видимо уже несколько дней. В маленькой кухне на полу, на столе и в раковине стояли и лежали пустые бутылки из под крепкого алкоголя. Над столом рядом с луком в колготках, висел календарь с молодым Боярским за 77 год. Я, стесняясь, представился. Профессор налил полный стакан водки Калашников со словами:
- Это он сам мне презентовал, лично! Пей, Лёха! Я выпил. Примерно через полчаса из комнаты, где не горел свет, вышел седой мужчина в помятом костюме-тройке, которого профессор представил, как судью Конституционного суда. Я уже ничему не удивлялся, и мы продолжили пить, разложив на столе мои бумаги, которые мы сразу заляпали селёдкой и закапали домашним квасом. Весь вечер мы обсуждали науку, она зарождалась здесь, на кухне профессора Фролова. Не помню, как добрался до гостиницы, хоть и пил с ними на равне, старая научная школа победила. Всю ночь снился Боярский в колготках, который торговал диссертациями. Утром я не смог разобрать ни одной гениальной мысли, записанной мной вчера за профессором и его другом - судьей Конституционного суда.