Ненавижу запах тыквы. Едкий, приторный, он так и ввинчивается в нос оранжевой щекочущей спиралью. Свербит так, что чихнуть хочется. А от каши с тыквой, даже если просто вспомню ее вид, меня тошнить начинает. Зато вот соседка, видать, тыкву любит. В прихожей, на галошнице возле ее комнаты, расположилась целая армия желтобоких кривых уродцев, с засохшими зеленоватыми хвостиками. Хотя, сама соседка - бабка Нина, уже давно не вставала с постели, тяжело болела. Это ее сестра, живущая где-то в деревне, приехала за ней ухаживать, и привезла с собой мешок тыквы. Как только дотащила - ведь сама вроде еще старше бабы Нины, совсем древняя старуха.
Я ее правда и видел-то всего два раза на общей кухне. Вся какая-то черная, словно земля въелась в глубокие морщины на лице, длинное платье допотопного фасона, с высоким, наглухо застегнутым воротничком, седые редкие волосы закручены в жалкую гульку на затылке. И так она на меня зыркнула, что я чуть чайник с кипятком не выронил из рук. Захотелось как-то сразу стать невидимым, просочится вдоль стеночки сквозняком, к себе в комнату. Ни дать ни взять - королева на коммунальной кухне увидела чернь. Чернь -это я. Понаехавший.
Мои родители купили мне комнату в Питерской коммуналке, чтобы я мог жить не в общаге, и после обучения в институте здесь же и устроится. Все таки столичный город, не наша Кызылорда. И я им был очень благодарен за такой подарок. Город оказался чудесным. Поначалу все было странно, но потом я привык. Дом мой был в центре, недалеко от Московского вокзала, все как положено - двор-колодец, истертые до дыр ступени в парадной, решетка на арке, ведущая к ней, и сама квартира - просто место для съемок артхаусного фильма.
Вековые наслоения обоев разной расцветки в длинном коридоре, заставленном старыми шкафами, полками для обуви; на стенках висели чьи-то тазы, корыта, на вешалках пылились драповые пальто, изъеденные молью шубы и кроличьи шапки. Словно эта одежда осталась от людей, которые здесь уже давно не живут. Я, когда переехал, понял, что в наследство мне досталась приколоченная возле моей двери доска с крючками, на которых грудой висели: грязный полушубок из коричневого нейлона, ватники, пропитанные мазутом, и полка для обуви, как ее тут называли - галошница, забитая стоптанными ботинками, облезлыми тапками, воняющими псиной, и как венец - над дверью красовались огромные оленьи рога. Присобаченные на дощечку.
Рога меня поднапрягли сразу, поэтому они первые отправились на помойку. Отодвигая галошницу, обнаружил пару засохших трупиков мышей и небольшой блокнот, явно выпавший из чьего-то кармана. На пожелтевших страницах корявым почерком были записаны долги. “Варя - 5 рублей, взял 7 ноября, Нина Ивановна - рубль, взял 10-го на опохмел.” И другие увлекательные события из жизни какого-то работяги, тянувшего от зарплаты до зарплаты. Запись от 11 ноября гласила: “Просил у Нинкиной сестры рубль, не дала, сволочь. Проклинала, сказала что изведет, если пить буду. Как протрезвеешь - не ходи к ней. Ниче, злыдня, не даст.“ Хорошенькое напоминание.
Блокнот отправился в мусорку, вместе с заскорузлыми ботинками и мышиными останками.
Но, даже сделанный ремонт не дал мне почувствовать себя хозяином в уютной комнате. Соседей своих я за все шесть лет так и не узнал. В коммуналке было восемь комнат. Одна стояла закрытая с того времени, как я приехал. Иногда приходил невысокий толстый мужчина в фетровой шляпе и темных очках, открывал дверь, пару минут ходил в пустой комнате, выходил обратно, закрывал ее на ключ, и перекрестив дверь на прощание, быстро сматывался. Что это был за ритуал, я терялся в догадках. Спросить у него было как-то неудобно, да и смотрел этот мужик всегда в пол, словно боялся встретиться с кем-то взглядом.
Сегодня вечером в коридоре было пусто. Пока я стягивал ботинки, вышла из своей комнаты Тошка. Жила она через дверь от меня, и училась в художке имени Рериха. Будущая звезда галерей, как она считала. Черное шелковое кимоно на ней так подчеркивало убогость места, где мы живем, что я невольно ухмыльнулся.
— Никит, так чет воняет у нас в коридоре, ботинки твои что ли? — девушка брезгливо сморщила точеный носик.
— Знаешь что, Тонь, может это краски твои воняют? Или ты опять суп на плите забыла на пять дней? А? — я и так был злой и уставший, а тут прямо завелся. — Может, это твое говнотворчество так пахнет?
— Плебей! — процедила Тошка сквозь зубы, и пошла на кухню, гремя крышкой оббитого эмалированного чайника.
— Это тыква, видишь у баб Нины на галошнице стоит, это она так пахнет. — зачем-то стал оправдываться я.
— Тыква у тебя на плечах.
И девушка скрылась в глубине длинного коридора. Рисовала она странные картины в стиле Пикассо, говорила что ей приходят видения по ночам, какие линии должны быть на холсте и экспериментировала с веществами, как она выражалась, расширяющими сознание. Воняет ей. Ишь, богема нашлась.
Зашел в комнату, включил ноут и пока переодевался, вдруг обнаружил пропажу. На столе, рядом с ноутом у меня была моя первая, приобретенная с собственной зарплаты, фигурка Хацунэ Мику. А теперь ее не было. Это как это?
Открывал я дверь своим ключом. Второго никому не давал. Через окно на третий этаж вряд ли за таким кто полезет. На всякий случай обшарил все свои заначки. Все было на месте. Ничего не понял, и в смятении пошел на кухню, жарить замороженные котлеты.
Там еще курила Тошка, стоя у окна.
— Чо, как дела? — спросил я, как ни в чем не бывало. Ссориться с ней в мои планы не входило. Все же выручали друг друга по финансам не раз.
— Воняет, Никит. И Евдокию Стефановну уже не видела давно.
— Кого?
— Сестру баб Нины. Ну, ты ее видел, ухаживает за ней. Такая старуха в черном.
— Ну, так сходи к ним. Спроси. Типа, как здоровье? — я включил плиту и поставил сковородку.
— Ты знаешь, я ее боюсь, Стефановну эту. Она прям очень негативная. Отталкивает от себя. Я не могу ее постичь! Может, вместе сходим?
— Тоня, я конечно рыцарь в белом, но только в своих мечтах. Я ее тоже боюсь.
— Ммм.. Ладно, завтра я дядю Володю попрошу со мной сходить.
Дядя Володя работал в местной УК слесарем-сантехником и не боялся ни бога, ни черта. Уж всяких дерьмодемонов навидался, как он говорил.
Мы еще поболтали, я дожарил котлеты под Тошкиным руководством, и мы пошли к себе. У дверей бабы Нины немного задержались, Тошка рассказывала, как натурщик сегодня на занятиях постоянно чесался. Потом выяснилось, что это бомж и у него вши. Лобковые.
И тут я почувствовал, как сквозь запах тыквы пробивается другой. Такой же приторный, но уже чем-то пугающий. Резко в голове всплыла картинка с похоронами, куда меня притащила подруга. Я не знал покойницу, но знал, что ее переехал грузовик. Девушке было 17, неудачно перебежала дорогу поздним вечером. Бросилась в последний момент на переход, рассчитывая перебежать вслед за остальными друзьями. Водитель не увидел человека в темной одежде, не успел затормозить.
В грудную клетку ей напихали ваты, одели в платье невесты и фату, как принято у нас хоронить незамужних девушек. И вот тогда впервые я почувствовал этот запах. От покойницы. Было лето, жарко, а похороны не смогли устроить сразу, потому что мать сидела возле гроба двое суток, намертво вцепившись в край оббивки. Не засыпая, не плача. Но когда пришли выносить тело, бросилась на ритуальщиков как разъяренная медведица. От греха решили подождать, когда же она устанет. Шел третий день, а гроб так и стоял у них во дворе. Калитка была открыта для всех. Мать так и сидела там.
— Тоша, ты знаешь, наверное, проверю, как там старушки. Все-таки запах такой… — я решил действовать смело, и заглянул в замочную скважину двери бабы Нины.
Ничего я там не увидел - в ней был вставлен ключ с той стороны.
— Постучи, дурень, что как маленький. — Тошка поставила горячий чайник на старый трельяж, неизвестно кому принадлежавший. Я оставил свою сковородку там же.
Только я занес руку, чтобы стукнуть, как ключ повернули изнутри, открывая замок. Дверь приоткрылась, тихонько скрипнув.
— Баб Нин? Евдокия Стефановна? Можно войти? — из щели на меня накатило зловоние. — Тонь, по ходу надо в 112 звонить.
Я заглянул в щелку, увидев часть стены, на которой были развешаны старые фото в рамках, веник, прислоненный к табуретке, и полки с книгами. Горела настольная лампа. Из-под табуретки выскочила черная тень и пропала. Кот у них, что ли? Вроде не было же. Не дождавшись ответа, потянул дверь на себя. Тоня стояла у меня за спиной, заглядывая через плечо.
От увиденного резко поплохело. Старушки лежали в своих постелях. Баба Нина на железной, с никелированными шариками, кровати, а ее сестра - на диване.
Заострившиеся черты лица, запавшие глаза и приоткрытые рты с оголенными зубами. Судя по запаху, лежали так они уже давно. Может звали на помощь, да или нас дома не было, или толстые стены помешали услышать. Вонь, видимо, вынесло в коридор — там блевала Тошка.
— Никит, окно открой! — провыла Тоня, а я двинулся по комнате, осторожно ступая, словно боясь разбудить двух умерших. Не то, чтобы я боялся покойников, но косил глазом на них, чувствуя себя препаршиво. В какой-то момент мне показалось, что сестра баб Нины шевельнулась. Я застыл посреди комнаты. А может, я ошибся? Может у нее инсульт? Мало ли, одна умирает, а второй резко плохо стало. Инсульт - дело такое, обездвижить может насовсем.
Я подкрался на цыпочках к дивану, краем уха слушая Тошкины вопли в коридоре:
— Да не знаю я, сколько им лет! Лет 90! Да,обе мертвые. Я соседка. Запишите адрес, наконец! Девушка, быстрее, пожалуйста!
Со стен на меня укоризненно пялились мужчины и женщины с черно-белых фото. У дивана я застыл, и еще минуту стоял, пытаясь уловить дыхание, или шевеление грудной клетки. Потом решил наклониться и послушать ближе. Прикасаться к черной старухе мне не хотелось.
Ну и ожидаемо - никакого дыхания. На всякий случай, я поднес ладонь к ее носу.
Ничего.
Старуха резко рванулась и цапнула меня за руку, не открывая глаз. Тонкие синие губы сжались, из уголка рта потекла черная кровь.
— Забери... Забери... — захрипела она.
“Живая, слава богу!” — проскочила мысль в голове, застывшей от ледяного ужаса.
— Забери! — она трясла мою руку, все глубже впиваясь ногтями в кожу.
— Заберу, заберу, не беспокойтесь. Тоня уже скорую вызвала. Сейчас приедут. И сестру вашу заберут. И вас.
Что нужно было старухе, я не понял, но подумал, что лучше согласиться.
Рука ее разжалась, плетью упав на постель. Я облегченно выдохнул и попятился назад. Внезапно тело старой женщины выгнулось дугой, одеяло сползло на пол. Рот ее распахнулся так, словно это была черная яма с белым фарфоровым частоколом вокруг. Кровь хлестнула из горла, забрызгивая наволочку с кружевами и ночнушку в мелкий цветочек.
Воздух вокруг загустел, звуки стали словно вязкими, растянутыми - Тошкины разговоры с кем-то в коридоре звучали как мычание, дышать стало трудно, как будто я пытался вдохнуть кисель.
— Зааа-бее-рии… — провыло басом тело, изо рта его вырвался маленький черный смерч, в котором крутились, сверкали алые искры, и пока я стоял, открыв рот, глядя на все это, долбанул меня в грудь, сбив с ног, мигом ввинтившись куда-то между ребер.
Сидя на заднице, посередине комнаты, меж двух старух, лежавших на своих постелях, я отчетливо чувствовал, что сейчас стану третьим, валяющимся на полу, телом.
Внутри все жгло, распирало, ворочалось. Краем глаза я заметил, что когда падал, из кармана треников выпала красная зажигалка, которую я прихватил со стола в своей комнате. Она так ярко выделялась на затертом паркете.
Из-под свисающей почти до пола простыни, на кровати бабы Нины, вылезла когтистая лапа, покрытая черной короткой шерстью, цапнула зажигалку и скрылась во тьме.
Очнулся я, из-за того, что в нос шибануло аммиаком. Разлепив очи, узрел себя лежащим на полу, а передо мной на коленях стоял ангел в синем. И водил перед носом ваткой с нашатырем.
— Пха.. пху.. Кха! — задохнулся я от счастья. — Какого черта!
В коридоре слышался возмущенный мужской голос:
— Вы же говорили, что две покойницы! Где вторая? Где, вторая, я вас спрашиваю! Это введение в заблуждение. Была? Где была? Там одна и больше никого нет.
Тошка что-то блеяла в ответ, я попытался сесть, сказать, чтоб врач глаза разул - вот они, обе две тут лежат. Может только одна чуть живее. И тяжело привалился к плечу молодой фельдшерицы.
Голова кружилась. От девушки так приятно пахло. Чистотой, немного лекарствами и сладкими духами. Я даже лицо не очень разглядел. И так мне захотелось, чтобы она меня поцеловала… Просто до дрожи. Зарыться в ее волосы, вдыхая этот аромат белых цветов, корвалола…
Глаз еще нормально не разлепил, как почувствовал , как ее губы впились в мои, юркий язычок скользнул ко мне в рот, выводя там такие пируэты, что в голове опять зашумело, а в паху запульсировало. Чудесное начало среди мертвых прервал грубый мужской голос.
— Лилечка, а что это тут у вас происходит?! Рот в рот делаете? Он вроде уже в сознании.
Лилечка отпрыгнула от меня, как от чумного, я чуть снова не свалился на спину. В голове металась та же мысль, что и у врача: “ Что тут происходит?” Никогда меня девушки вот так, до свиданий, гуляний и обольщений не целовали. Ну, не красавец я. Что есть, то есть.
Невысокий, полноватый дядька, с шапкой кудрявых волос, деловито вошел в комнату, включил верхний свет, и усевшись за стол, достал из чемоданчика стопку бумаг.
— Так, молодые люди. Ищите документы покойной. И откройте окно, наконец.
Хотел возразить, что второй старушке тоже надо документы - в больницу везти, инсульт или чего там такое.
Но, когда повернулся к дивану, до меня дошел смысл ругани перед дверью, в коридоре. Второй не было.
Была разворошенная постель на диване, покрытая тонким слоем серой пыли и красными пятнышками. Посередине угадывался силуэт человека, но я решил не заострять на этом внимание. И так мне было плохо, все было максимально непонятно, поэтому я встал, зачем-то козырнул врачу, поклонился Лилечке, и пошатываясь побрел к себе, затолкав стоявшую у входа Тошку в комнату старушек. Пусть она все объясняет.
В комнате я рухнул на свой диван и закрыл глаза. Что это сейчас было? Мертвая старуха, смерч из ее рта, куда она потом делась вообще? И что со мной творится? Было жутко плохо. В кончиках пальцев началось противное покалывание. В дверь деликатно постучали, и вошли без спроса. Давешний врач и парень в форме полицейского.
— Ну-с, молодой человек, давайте вашу лапку. Проверим пульс. Что-то слабовато нынешнее поколение пошло. От вида покойников в обморок падают. — парень с тремя полосками сержанта на погонах одобрительно закивал.
— Угу. — спорить сейчас я был не способен.
— Так, ну, в принципе в пределах нормы. — расплывчато выразился врач, и засобирался на выход. Сержант мялся около двери.
— А скажите, пожалуйста, — обратился он ко мне, — ваша соседка говорит, что в комнате было двое. Покойная и ее сестра. Вы не видели, куда она делась?
— Мммм.. — замотал головой и тут же застонал - в висок словно вогнали гвоздь.
— О, пушистый какой котик у вас. Хвост роскошный. У меня тоже сибирский, черный. — врач кивнул куда-то в сторону стола. Я скосил глаза, но не понял о чем речь. — Ну, отдыхайте. Пойдемте, сержант, пойдемте, не будем мешать. И так все ясно. Труп не криминальный, девушка от страха перепутала что-то.
И они вышли, тихо притворив дверь.
В коридоре слышались шаги, разговоры, потом санитары, делая комплименты Тошке, вынесли бабу Нину. Ненадолго воцарилась тишина. Потом пришел дядя Володя с работы. Тихо упал, вежливо извинился перед обоями на стенах, и пополз к себе. Слух у меня как-то обострился, что ли. Я слышал, как Тонька разговаривает по телефону у себя в комнате, рассказывая кому-то, что его тетя умерла.
Потом она сама зашла в комнату.
— Никит, ты как?
Девушка присела на диван рядом.
— Жопа какая-то… — прошептал я. — Голова болит. Слушай, а у старух кот был? Нет же вроде? А то мне тут врач про котика пушистого затирал, типа хвост шикарный у него.
— Какой котик, ты чего?
— Да ничего, подумал, может сбежал от них ко мне. Врач-то его видел.
— Иногда врачи видят то, чего нет. Специфика работы. — Тошка ухмыльнулась. — Спи давай. Завтра племянник Нины приедет, позвонила. У меня номер его был.
Оказывается, у бабки был племяш, о как. Только я его тут ни разу не видел. Ни в гостях, ни ухаживать за больной бабкой.
Тошка сидела очень близко. И халат так сложился на груди, что приоткрыл чуточку белого тела. Голова резко прошла, и я решил еще раз попытать счастья. Ну, вдруг как с симпатичным фельдшером получится?
— Тош, поцелуй меня?
— Ты чо, дурак? Филатов, чтобы я тебя поцеловала, тебе нужно сменить пол.
— Милюкова, сама дура. Упускаешь такой шанс.
Тоня наклонилась, чмокнула меня в лоб и ушуршала своими шелками в коридор.
Тихо тикали часы на стене, в окно из двора-колодца проникал тусклый свет от дома напротив, еще немного пахло тыквой, где-то хлопали двери жильцов нашей коммуналки. Я повернулся на бок, накинул на себя плед и свернулся калачиком. Стало совсем темно и уютно.
Проснулся от дикого голода. Еще в полусне вспомнил, что на трельяже, в коридоре, оставил свои котлеты на сковороде. Котлееетки... с макарошками.
Открыл глаза. В сумраке, прямо напротив дивана, на выдвинутом в середину комнаты стуле, сидел огромный кот. Ушастый, как заяц.
В доме напротив зажглось еще одно окно, и в комнате моей стало светлее. Я подскочил, как ужаленный. На стуле, который я сам от стола не двигал никуда, сидело существо, отдаленно напоминающее то ли кота, то ли обезьяну. Пушистое, с шикарным хвостом, свисающим до пола, и длинными ушами. Глаза его светились серебром, как будто были наполнены ртутью.
Заполошно задергавшись, я только усугубил ситуацию. Существо раззявило огромный рот, и запустило в него длинную когтистую лапу по локоть. Пока я пытался выдавить крик о помощи, достало из глубин своих древний фонарь на ручке, со стеклянными стенками. Стукнуло пару раз когтем по стеклу и внутри загорелся огонек. Осветивший зубастую морду, оскалившуюся в жуткой улыбке. Как будто собака Баскервилей тебе улыбнулась. Я было заорал, но тварь прижала длинный черный палец ко рту, показывая, что мне лучше молчать, а то будет еще хуже.
Забился в угол дивана, скомкав пятками плед, лихорадочно думая, что под рукой нет ничего дельного, чтоб прибить эту тварь. Пушистый монстр поковырял ногтем где-то на пузе.
— Знаешь, не так я себе тебя представлял. — чудовище говорило. У меня на спине пробежал табун мурашек, захотелось завизжать, и чтоб Тошка прибежала и спасла меня от этого кошмара.
Хриплый, сипящий голос, словно у вокзального бомжа.
— Ну и хули? Не так, так не так. Я те че-то должен, братан? Нет. Я тебя первый раз в жизни вижу. Че за предъявы? Давай разрулим все, и ты свалишь отсюда. — от страха включился режим кызылординского пацана. — Не нравится что-то? Ну и пиздуй по холодку.
— Не брат ты мне, ... а хозяин теперь. — существо криво ухмыльнулось, на спине его что-то зажужжало и оно перелетело ко мне поближе, на диван. Оказалось, у него на спине были крылья, типа стрекозиных. Я еще глубже вжался в спинку дивана и натянул на себя клетчатый плед.
— С каких херов дров-то? Ты кто такой есть ваще? — провинция вовсю бурлила в крови, адреналин шкалил за край.
— Коловерша я. Ты и не слыхал про таких, да? — тварь довольно оскалилась, я видел весь частокол его белых острых зубов. Сожрет и не подавится.
— Кало - кто, простите?
— Коловерша, мать твою! Хватит придурка изображать! Силу Дуськину забрал? Забрал. Вот и все. Теперь давай, корми.
Да что это тут происходит?! Какая-то жуткая мохнатая обезьяна требует ее покормить. Я тоже, кстати, есть хочу. Котлеты где-то там, в коридоре стоят… В животе заурчало.
— Аааа... тоже жрать хочешь. — коловерша поднял фонарь повыше и придирчиво меня осмотрел. — Худой какой… Студент, что ли?
— Не, закончил давно. Магистр лингвистики я.
Глаза у существа стали еще больше, мне стало ясно, что хвастаться не стоило. Работал-то я все равно в книжном магазине, продавцом.
— Магииистр? Да ты полон тайн, дружок. Может хоть на этот раз повезло с хозяином. И латынь, стал быть знаешь? Заклинания всякие?
Коловерша поставил свой фонарь на пол, зыркнул на меня, и направив в мою сторону черный указательный палец с длинным когтем, типа предупреждая сидеть тихо, распахнул пасть и засунул туда лапу по локоть. На груди его вздулся зоб, в котором он зашурудил, словно перебирая там что-то на ощупь.
Я уже с интересом следил за тем, что будет дальше. Бояться странное существо я перестал, потому как понял, что жрать меня никто не будет, убивать тоже. И если он меня хозяином называет, то может быть даже это уже мой домашний питомец теперь. Экзотический.
“Лоток, может, ему надо купить?” — пронеслось в голове.
Тем временем коловерша достал из бездонного зоба старую толстую книгу. Даже не в слюнях. И как это ему удается?
— Вот! Дуся-то не сильна в языках была, но хранила. — и он протянул мне томик в коричневой кожаной обложке.
С опаской взяв книгу, я стал ее рассматривать. Золотое тиснение стерлось, края обложки растрепались, у книги была застежка, когда-то, а теперь ремешок просто болтался без дела. На первой странице готическим шрифтом было напечатано название.
— Лемегетон клавикула соломонис. Гоэтия. — прочел я, под одобрительные кивки мохнатой обезьяны. — Слушай, я так есть хочу, может котлеты заберу из коридора, я там оставил…
И стал слезать с дивана, по-свойски отпихнув коловершу, чтоб не мешал. На удивление, шерсть у него была, как у кошки - мягкая и шелковистая. Тот только в спину мне хмыкнул. Вроде, неодобрительно. Не, ну а чего, хозяин так хозяин. И вообще -это моя комната.
— Только в зеркало не смотри.
И конечно же, я машинально глянул в зеркало, мимо которого проходил.
Заорать опять не вышло - дурацкая интеллигентность помешала снова. Вдруг разбужу соседей. А там, в зеркале, стоял высокий худой парень с глазами цвета серебра. Радужки светились и бликовали.
—
Нравится? — ехидно хихикнул коловерша.
Я подбежал к выключателю, и зажег верхний свет. В зеркале лучше не стало. Глаза были как будто из ртути. Как я завтра на работу пойду, с такими фонарями?
— Плюнь. — сказала пушистая тварь. — Через три дня пройдет. Поначалу у всех силу через глаза видно. А у Дуси сила была ого-го. Помереть два дня не могла нормально. А как ты ее забрал, так уж и прахом рассыпалась, давно ей пора было уходить.
Сначала я ничего не понял. Дуся, сила, забрал. А потом как понял!
— Хоссспади, что же теперь со мной будет… — прошипел я, растирая лицо ладонями.
— А че будет? Ниче с тобой не будет. Оклемаешься скоро и шерстью обрастешь. Как я.
Мысленно застонав, опустился на пол и стукнулся лбом об пол. Не хочу! В леса теперь уходить? Жить, как снежный человек? Хотя, погодите... Дуся-то, то есть, Евдокия Стефановна, не в шерсти же была? Хотя, кто их, женщин, знает. У них вон сколько всего для выведения волос есть. Воск там, например. Меня передернуло.
Подняв голову, увидел ухмыляющуюся во весь частокол зубов рожу существа.
— Ну и кто же я теперь? А? Что я у бабки забрал, будь она неладна ?
— Ну, ты сам согласился ее силу забрать, добровольно. Так что нечего тут. Ведьмак ты теперь. А я - твой помощник. Твой сейф, — коловерша демонстративно раззявил бездонный рот, раздув зоб - там, кажется, крутились в черноте далекие галактики, — и твое вместилище дополнительной силы, энергии.
— Эт че, как павербанк, что ли?
— Я, конечно, не банк, но денег дать могу. Ты теперь наследник же, а Дуся прижимиста была. Хранила все в валюте.
И длинная когтистая конечность снова полезла в распахнутый рот. Я аж привстал от удивления, и тоже заглянул в эту бездну повнимательнее. А бездна посмотрела на меня. Коловерша недобро прищурился, выволок на свет божий пачку долларов, перетянутую беленькой резинкой от трусов, и захлопнул рот.
— Вот тебе, на первое время.
Я таких денег в жизни не держал. И тут мне их дают, и даже не в кредит. Наследство, вишь. Ах-ре-неть. Вскочив с пола, я сгреб пушистого в объятия, поднял, и радостно заскакал по комнате. Да и ладно, что страшненький такой, зато вон какой богатый.
Где-то на заднем плане промелькнула мысль, что все как-то неправильно, но пачка баксов в руке задвинула ее еще дальше. Я теперь ведьмак! С баблом! Такой комп куплю - и “Дэд стрендинг” на нем пойдет, и “Призрак Цусимы”, когда выйдет!
Внезапно я почувствал, как что-то теплое потекло у меня по шее. У уха захлюпало, я сел на диван и попытался оторвать от себя существо, обнимавшее меня что есть сил.
— Ну чего ты, чего ты…
Коловерша потерся мордой о футболку на плече, намочив ее, слез с меня, и сел рядом. Черная шерсть на зобе как-то встопорщилась, уши прижались к голове.
— Да ничего, сынок, ничего. — прохлюпал он, вытирая нос. — Дурачок ты у меня. Ведьмак - повелитель срак. Ну, да все так начинают. Научишься еще командовать. Будешь старика гонять. И это вот еще... На тебе обратно.
Длинная лапа нырнула в зоб, и вытащила оттуда фигурку Хацунэ Мику. Ту, что пропала днем с моего стола. Я прищурился.
— И что, много там у тебя такого? Тихо спиздил и ушел - называется нашел?
— Да ладно тебе… Мне она уж очень понравилась. А кто это?
И тут я действительно почувствовал себя хозяином положения. Включил ноут, велел потушить древний фонарь, что до сих пор стоял на полу, заказал пиццу и шашлык с кебабом, и стал показывать видео с вокалоидом.
Мы чудесно провели вечер, я обожрался, тем более, как потом выяснилось, котлеты мои бесследно исчезли со сковородки, оставленной в коридоре. Может дядя Володя, а может сержант голодный был, но все, что не делается, все к лучшему.
Коловерша объяснил мне, что я теперь не такой, как все, а я ему про интернет, аниме, и про то, что воровать не хорошо. Он согласно кивал и сочувственно похлопывал меня по плечу.
Почти полночь. Тихо тикали часы на стене, прижавшийся ко мне под бок коловерша сидел, зачарованно таращась на монитор, я почесывал его за ухом и думал, как быстро человек привыкает к экстремальным для себя обстоятельствам. Вот только что я был никто - продавец в книжном, а теперь я вот ведьмак, нихрена еще не знающий, но какие перспективы впереди!
В дверь квартиры позвонили. А потом еще и еще. Звонок раздраженно крякал, а потом задолбили кулаком.
Продолжение следует.
В следующую субботу будет продолжение, точно.) Подписывайтесь, чтоб не пропустить!
Комментарии, сравнения с популярными персонажами - все это жду от вас!
Всех обнимаю, ваша Моран Джурич!
История написана по заказу канала страшных историй Scary Mystical Stories эксклюзивно. Репосты запрещены.