Отъезд в Беларусь был сопряжен с трудностью. Всё было уже продано. Оставались только на улице пустой загон и полный туалет. В хате приросла к полу железная кровать. Она находилась в таком состоянии, что произношение слова «реставрация» в присутствии специалистов Эрмитажа могло вызвать у них истерику. Чтобы придать ей товарную привлекательность, Яков скручивал с её спидометра лишнее. Утверждал, что кровать своими руками сделал Михаил Илларионович Кутузов, идя к Березине и увидев, что ему спать не на чем. Но ему никто не верил. Было очевидно, что её своими руками сделал кто-то не позже Чингисхана.

Зять забирал Якова в Минск. Минск. Он же – Зеленый город, он же – Белорусский Париж, он же – Белый город, он же – Город улыбок. Из чего следует, что после революции он переходил из рук в руки довольно часто. Зять рассказывал, что там чисто. Улицы моют, сказал, с шампунем. А ментов называют милиционерами, как у нормальных людей. Заговорившись, сообщил, что и бабы там первоклассные, но Яков не расслышал. Яков колебался. Последним доводом в пользу Минска стало то, что картошку там копать не надо. Она сама появляется хрен знает откуда. Говорит: возникнет у батьки плохое настроение, так цитрамон ему не помогает. Ему вообще ничего не помогает. Сразу - в поля. Там так пэрэтрахает все руководство по самые клубни, что через два дня картошка в мешках по подмытому асфальту сама в город идет.

Теперь о проблеме. Оставалась свинья. У неё было имя, данное много лет назад – Евдокия. От одной мысли, что ему придется резать Евдокию, у Якова опускались руки. Сидит, думает: ну это же свинья, сало, грудинка, корейка. Это же – свинья. Возьмет нож, выйдет на улицу, присмотрится: ан-нет, показалось. Евдокия. Это как на улицу выйти и почтальоншу Оксану заколоть. Так-то всё сходится: вес, профиль, манера разговаривать и тоже в Минск не собирается. И визгу будет столько же. Тогда зять сказал – сам заколю. Но Яков с Евдокией прожили много счастливых лет. Да тут еще пенсионная реформа. Её тонкости внесли в смысл сожительства элемент состязательности. Заканчиваем абзац: вот это и была проблема.

Зять постепенно переходил на мат. Его речь запестрила метафорами. Каждая из них угрожала автору пятнадцатью сутками административного ареста. Иногда в одном спиче их набегало на пожизненное. Вскоре в его речи даже предлоги стали окрашиваться в яркие тона. Обход соседей результата не принес. Дело в том, что никто не помнил эту свинью Дуняшей. Даже полный георгиевский кавалер Семен, тогда еще Сёма, впервые увидел Евдокию сразу Евдокией. Неизвестно насчет кровати, но что эту свинью Чингисхан видел своими глазами - это было точно. Как свиноматка Евдокия соседями не рассматривалась. По ней было видно, что секс в списке её желаний на последнем месте. А её мясо в таком возрасте имело характеристики каучука позднего созревания. Её окорок можно было пережевывать всей деревней неделю. Передавая куски изо рта в рот, предварительно вынимая из них свои протезы. Единственная радость – жрала Евдокия как бодибилдер, ведрами. Но это радость так себе.

Вскоре на мат перешла дочь. В отличие от зятя она не стеснялась, в метафоры очевидное не облекала. Она русский язык знала лучше зятя, учительница всё-таки. От её доводов с треском сворачивались в рулоны обои на стенах. Выговорившись, она решила так: утром приедем – свиньи чтоб не было. Утром приехали – действительно, свиньи нет. Правда, и Якова тоже нет.

Первой мыслью было: свихнулся папа окончательно, наконец-то. Затосковал и пошел босый в ясные поляны аки граф Толстой, книги сочинять со свиньей на веревке. Но ближе к вечеру к дому подъехал грузовик и семь мужиков, дико крича, спустили с кузова по доскам Евдокию. Евдокия щурила слезливые красные глаза, дрожала альбиносовыми ресницами и, вытянув губы как для поцелуя, визжала. Разгрузкой командовал Яков. На вопрос зятя, где был, ответил, подтверждая первую мысль: в таможне.

Ему кто-то в деревне сказал, что свиньи служат на таможне. У них, оказывается, не только запах, но и нюх поразительный. Наркоту чуют лучше спаниелей. За что получают премии и звания, но только до майора. Появление Якова в аэропорту с Евдокией произвело на таможенников неизгладимое впечатление. Из окон таможни было хорошо видно, как какой-то дед катит за веревку к зданию какую-то приблуду, очень похожую на устройство, сброшенное на Хиросиму. Подняли караул в ружье, но вскоре выяснилось, что это мирный атом. Хозяин свиньи предложил взять Евдокию на службу безвозмездно, но с единственным условием. В связи с очевидной для всех выслугой - сразу в майоры. Таможенники проявили себя неустойчиво. Один сказал, что такая сотрудница найдет наркоту и сожрет вместе с чемоданом. Другой, вытирая пальцами слюни с губ, сказал:

- Ну, оставляй на стажировку.

Незрело себя повели, в общем. Дочь тоже хотела что-то сказать, но зять её рот руками перехватил и долго держал в руках трепещущее тело. А Яков сообщил следующее. Пока ехал обратно с Евдокией, мысль пришла в голову. В Минск он со свиньей поедет.

- В Беларусь со своей свининой?! – завизжал зять. – Это же как в Таиланд со своими пидарасами!..

Он еще хотел что-то добавить, но дочь вцепилась в мужа и запечатала его рот руками. Зять долго бился в её мощных учительских руках, суча ногами. Иногда сквозь её пальцы вылетало что-то напоминающее библейские мотивы. Что-то про Ноя, который насадил виноградник, кажется. Потом затих.

Соседям потом сообщили: поездку Евдокия перенесла удовлетворительно. Аппетит присутствует. Стул нормальный. Ностальгирует.

Вячеслав Денисов (с)

Больше историй в моем телеграм-канале https://t.me/DenisovStory

Мечтала она о том, что случится с ним что-то на работе, будет ей пенсия по потере кормильца и из дома нажитого не придётся уходить. Такое было вполне реальным - частенько было слышно, то тут, то там устроили бандиты разборки, постреляли друг друга и милиции досталось...

Осуждала себя за мысли грешные, но злость такая её брала, когда в очередной раз чувствовала запах женских духов или слышала, как он кому-то огромную сумму долга простил, когда у них самих ремонт не доделан на кухне и баня так и не достроена толком... Как тут зла не желать? От былой любви и следа не осталось, как казалось ей...

Ругала всем подругам своим, соседкам и вместе они перемывали косточки мужику, каждый день, страдая по женской доле и удивляясь, насколько же он нехороший и злой человек.

Выйдя на пенсию, он вдруг и вовсе пропал в Москве, лет десять не показывался домой, только высылая деньги жене и детям. Женщина пыталась искать его первые пять лет, звонила по знакомым и друзьям, давила на совесть, а потом плюнула, жила как и все.

Личную жизнь так и не устроила - потратила все силы и энергию на борьбу с Василием и его поиски, пока детей воспитывала, хотелось просто покоя в душе и тихих вечеров. Дети из гнезда один за другим упорхнули, подруги и соседки занялись своими проблемами и внуками, уже больно и не балуют визитами, осталась она совсем одна. Даже готовить лень было одной, такая тоска взяла...

И тут, спустя столько лет возвращается к ней Василий - худой, без зубов, болеющий раком. Вот тут соседки и потерли ладонями, мол, отольётся тебе всё, устроит тебе Галька за "сладкие" годы! Стали одна за другой подтягиваться, желая посмотреть, как выгонит бывшего гуляку она с позором, ну в крайнем случае, поселит в каморке летней, для строителей и будет голодом морить в отместку.

Галина же, неожиданно, всех сплетниц прогнала со двора, обругала за то что Васе упреки сыпать стали и окружила мужа такой невероятной заботой, что мог позавидовать сам султан!

Выделила ему комнату самую лучшую и пошли разные блюда с самого утра - блинчики, борщи, картошечка с мясом, всё как любит Васенька. А по больницам с ним ходила как с ребёнком, за руку вела обессилевшего, такси оплачивала если в город нужно было ехать.

Если и звонили ей подруги то слышали только одно и жутко обижались на Галю.

-Мы сегодня с Васей ходили в поликлинику, сдали анализы, представляешь? Чуть было не заставили его в очереди стоять, больного... Мы когда вернулись я ему скорее баню натопила, чтобы согрелся.

-Галь, вот ты меня удивляешь, сколько он тебе нервов попортил, а ты с ним как с ребенком! Считай бросил тебя на столько лет! Сама же мне плакала каждую встречу.

-Не было такого, когда я жаловалась? Он нас не бросал, деньги слал каждый месяц, а потом у него паспорт украли!

Долго еще прожил Вася как у бога за пазухой, лёжа на подушках и вот мы с мамой случайно оказались на его похоронах, просто приезжали в гости в то село и попали на это мероприятие, они на той же улице жили, Вася с женой

Так вот на поминках, пока жена не слышит, люди обсуждали - за что же, ему, такому ужасному человеку повезло так под конец жизни? Галя готова была ему все звёзды с небес достать, окружить заботой, за то что он её жизнь поломал, счастья толком не видела...

Моя мама задумалась, грустно молчала, ничего не ответила этим женщинам, а когда мы оказались дома, рассказала про Васю вот такую историю.

Однажды зимой мы собрались в деревню на автобусе. А был период каникул, все билеты распродали. Бабушка уже ждет нас там, да и мы, дети скачем перед мамой, уже столько мечтали в деревню поехать, на горках покататься, в баню сходить, по гостям шастать - в городе особо не разгуляешься...

Решила мама с нами доехать на дорогу большую, думала перехватим транспорт, может хоть стоя в тот автобус возьмут, без кассы. Стоим, мёрзнем, видим наш красный Икарус едет - обрадовались, руками машем.

А там водитель вредный был, взял да мимо проехал. Мы все расстроились уже, не знаем как быть - как вдруг откуда не возьмись, едет Вася на своих жигулях - остановился, узнал что к чему, сумки наши запихал в машину, нас усадил и давай догонять автобус.

Быстро догнали, остановились на дороге, а автобус всё равно мимо - раз сказал не посажу, мол, нечего мне тут! Тогда Вася разозлился страшно, опять сажает нас в машину, гонит что есть мочи, опять обгоняет автобус и останавливается у ближайшего поста ГАИ. Там у него свои знакомые были, считай коллеги. Пока происходил процесс пересадки, автобус опять тихонько мимо проехал.

И вот такая картина, я - совсем ребёнок запомнила её на всю жизнь как кадр из кино - садимся мы все в спецУазик, и едем по трассе с мигалками( понимаю конечно, что превышение было) и догоняем наш автобус. Сотрудник ГАИ остановил его по громкоговорителю... Все 5 часов в дороге все, включая водителя косили на нас взглядом, но мы всё же попали в долгожданную деревню благодаря Васе.

А потом был еще второй случай - мама приехала опять в тот пригород, к своей сестре (соседке Васи) и там Вася будучи подшофе подарил маме пушистую ёлку, знал, что она одна нас растит, денег вечно нет. Маме уж так хотелось нас порадовать натуральной ёлочкой, но она понимала, в автобус не пустят с такой громадиной, да и как она дотащит её потом с пересадками по трамваям? Сидит, с сожалением смотрит на дерево и отказывается от подарка.

Тут Вася опять доброту проявил - позвал с работы кого-то, опять на УАЗе, буханке, сунул туда ёлку, маму усадил еще и денег тайком дал немного, сказал, купишь конфет детям.

Тот год я тоже помню как сказку, как мы с братом наряжали её, как пахло в квартире праздником, радостью... Благодаря Васе.

И вот в заключении всего - а может он много таких добрых дел делал, разным людям, вот и дожил свою жизнь достойно, в любви, в тепле, заботе.

Кстати, они с Галей рак победили, а умер он от сердца...

Третье лицо

Однажды позвонили с неизвестного номера. Приятный мужской голос осведомился:

- Владислава Викторовна? Здравствуйте. Согласно постановлению правительства номер такой-то от такого-то числа мы меняем счётчики в домах.

И стал рассказывать о совершенно бесплатной услуге по замене счётчиков за счёт государственных средств. И что придут ко мне буквально завтра. Во сколько Вам удобно?

Я немного подзависла и даже растерялась, обдумывая вопрос - удобно мне будет в субботу заниматься счётчиками или нет?

- А давайте лучше в понедельник?

- Давайте! - обрадовался собеседник. - Часов в десять удобно будет?

- Вполне.

- Тогда мне нужно будет Вас зарегистрировать в программе. Сейчас Вам на телефон придёт смс подтверждения. Вы мне цифры назовите, пожалуйста.

Действительно пришло смс сообщение. Я правда его не открывала, потому, что опомнилась. Какие счётчики? Тем более бесплатно, если они у нас всего несколько лет как установлены. Шутить изволят? Ну да - смешно. Я улыбнулась и ответила:

- А Вы знаете, что? В смс сказано, что бы я третьим лицам цифры не называла. Что делать?

- Всё правильно. Ничего страшного. Я ведь не третье лицо.

- Как это? - изумилась я.

- А так. Вот смотрите. Вы - первое лицо. Я - второе. И мне можно цифры сказать. А вот другим уже нельзя. Они все третьи лица будут.

Тут я не выдержала и рассмеялась. Второе лицо! Это надо такое придумать! Второе лицо мне смс прислало так-то, а не тот, кто сейчас по телефону говорит.

Разговор прервался. И мне почему-то никто не стал перезванивать. Странно.

Впервые история была опубликована на моём ТГ-канале.

Людям, страдающим от излишней выработки желчи организмом, дальнейшее читать не рекомендуется.

Хочу сказать большое спасибо людям, регулярно упоминающим меня в своих постах.

У @IrinaKosh, котов много много и каждый из подопечных Ирины нуждается в своём человеке и своём доме. В очередной раз "добрые люди" подбросили котят к воротам дома. Будет здорово, если кто-нибудь поможет и приютит котёнка или взрослую кошку. Для банды Ирины добрые люди разработали сайт https://cattails.ru/

@WarhammerWasea, - пишет магические истории. Недавно у него вышла очередная книга. Такой молодец! А ещё у Василия есть ТГ-канал для буйных, который он последнее время предпочитает больше. Зайдите, посмотрите. Вы можете стать свидетелями того, как рождаются книги.

@kka2012, пишет юридические и другие интересные истории. А так же пишет про страшное и мистическое.

@PyirnPG - разнообразно и интересно. Например, об истории создания ракетной техники - от мечты до воплощения.

Не хочешь читать, но хочется что-нибудь посмотреть? Тогда смотрите @Balu829. Особенно про феминизм и толерантность. С толерантностью у нас нынче беда какая-то. А ещё Евгений продолжает худеть. Такой умница!

И всё-таки они не справлялись.

В очередной палатке, последней перед самим госпиталем, их встретил детский плач. Здесь термоодеял хватило на всех, все детишки, собранные с Долины, как Курт прозвал про себя это место, получили горячую пищу и сладкое, но там, где взрослый страшным волевым усилием может сдержать эмоции, дети, в одну секунду выдернутые из своего уютного мирка, не останавливаясь плакали. Пожилая женщина в красивом платье – ныне замызганном, с подоткнутым подолом – окликнула их. Естественно, никто не ответил: «папуасам» было вообще ни до чего, а космонавты попросту не понимали, что там лопочет местная старушенция и тогда Бабушка, оторвавшись от заплаканного Осили, пошла следом за этим страхолюдом в доспехах. Сердце матери чуяло неладное.

В госпитале творился бедлам. Тошнотворный запах временного лагеря разбавлял живительный дух дезинфекции, Рам Чадхи, врач экспедиции, ковырялся над операционным столом, выкрикивая несусветную тарабарщину медицинских терминов. Иренка, захваченная эскулапом в рабство, металась между столами то с блестящими инструментами, то с мотками марли в руках; три развёрнутых здесь же кибердока мерно гудели, обрабатывая пациентов.

- Рам, - окликнул доктора Веня.

- Да! – рявкнул тот не оборачиваясь.

- Мы тебе пациентов привезли… - окончание фразы утонуло в ругательствах медика, тут же сменившихся потоком команды для Иренки.

- Рам, - Веня тихонько потрепал товарища по плечу.

- Что?! – вызверился тот. – Что, Веня, что?!

- Люди тут, - как можно мягче проговорил командир экспедиции. – На реабилитацию.

- Прекрасно, - Чадхи чуть было не всплеснул окровавленными руками, но вовремя опомнился. – Замечательно, Вень. Вон там два кибердока, ещё один не занят на ТСА. Работайте. Иренка!..

Неудачин тихонько отошёл от операционного стола. Посмотрел на свои людей, кивнул в сторону зачехлённых аппаратов.

- Заки, - всё также тихо сказал начальник, - разворачиваем.

Бабушка присела около одного из чёрных мешков. Ветрянники посторонились, с опаской глядя на «старую каргу». Пока люди в странных одеяниях, так здорово защищавших от ветра, убившего Марь, взялись колдовать над своими инструментами, кое-то из «папуасов» попытался смыться и был остановлен звонкими оплеухами. Теперь они стояли смирно, выпученными глазами глядя на диковинные приборы, механизмы, блестящие инструменты, с которыми управлялся доктор.

Бабушка тронула замок, закрывавший кофр. Потянула застёжку и отшатнулась, увидев мертвенно-бледное лицо Саси.

- Бабушка, - послышалось из коридора. – Бабушка, нам страшно.

- Зови сюда всех, Кликунья, - сказала женщина, глядя на ледышки в носогубной складке внука. – Зови всех. У нас много работы.

- …А это ещё что… - начал было Веник, увидев как детишки из соседней палатки один за другим заходят в операционную.

И осёкся: дети, повинуясь гортанным командам пожилой женщины в красивом хоть и изрядно замызганном наряде, расстегивали кофры со спасёнными. Самые маленькие забирались внутрь, остальные тесно прижимались к телам людей, своим теплом борясь с ледяным дыханием негостеприимного мира.

- Давай-давай, - торопил Курт своих, - готовим реанимацию. Детишки молодцы, но тут же профилактика нужна…

- Бабуля, - Веник тронул под локоть Бабушку.

Сложное сочетание звуков, означавшее в буквальном переводе «Та, чьего потомка слушается племя», на языке Людей не содержало никаких намёков на возраст. Узнав, что старший пришельцев поименовал её бабушкой, «Та…» отвесила б ему крепкого леща. Но сейчас спорить о тонкостях произношения не приходилось:

- Мои дети помогут вам, - сказала Бабушка.

Естественно они друг друга не поняли, поэтому Неудачин со всем возможным решпектом изобразил на пальцах: «Пострадавших – в соседнюю палатку. Там – кушать, отдыхать». И так они крутили пальцами перед лицом друг дружки, пока не пришли к согласию. Первого очнувшегося едва переставлявшего ноги и дышавшего через раз, стайка детишек повела по коридору в своё обиталище, куда Курт с Фаезом уже таскали сухпай.

- Уф-ф, - Веник вытер пот со лба, - Бобочку бы сюда.

- Насчёт Бобочки, - отозвался Илиади, - Надо вызвать «Терешкову».

- Надо, - согласился Веник и взялся за коммуникатор.

- Подождите, - встряла Иренка, - у нас на спутнике сидит Миша. У него планетарный модуль.

- Умница, - кивнул Неудачин, - дай поцелую.

Он чмокнул подругу в лоб:

- Отдохни, Иринка.

Зых мотнула головой:

- Дел куча. Дайте вот коктейльчик, - и она жадно припала к тубе с витаминным напитком.

- Адиса, - позвал Веник.

- На связи, - отозвался Адиса Акимджиде, сидевший за оператора в ТСА.

- Вызови мне Романова, пусть бросает всё и летит сюда. У нас тут с энергией, с людьми… со всем полный швах. И «Терешкову» вызывай. Обрисуй ситуацию, запроси помощь.

- Веня, я тебе дам канал и вызывай кого хошь, - прозвучало в ответ. – У меня не десять рук.

Неудачин ответил так, что Иренка пустила коктейль из носа.

- Ладно, давай связь, - сказал Веня.

- Я, между прочим, не в игрушки тут играю, - обиженно протянул Адиса.

- Ой, Адис, не тебе это, - поморщился Веня, - ну сам видишь какой швах.

- А, это ты Вселенную так, - догадался Акимджиде. – Ладно, пошла связь.

- Миша, дорогой мой человек, - позвал Веня.

Он аж голову к потолку задрал, будто так лучше слышно будет. Никто не засмеялся: тут такое творилось, что и голову задерёшь и за мегафон схватишься, только бы помощь пришла, только бы вовремя.

- Миша, как слышно? – повторил Неудачин.

- Слышу тебя, Веня, у нас всё хорошо, - пробился через шум лагеря голос Романова.

Иренка облегчённо вздохнула, Курт с Заки загомонили что-то своё, Рам показал большой палец – Веня не оценил пантомиму: скорчил кислую мину и замахал руками на товарищей, мол, давайте, давайте, работы полно. И они принялись таскать сухпаи, осматривать пострадавших, смывать нечистоты со стен и пола палаток заодно прислушиваясь к диалогу двух космонавтов, шедший в прямом эфире.

- …Так что руки в ноги, и ты нужен нам здесь. Вся научная дребедень потом, - командовал Веник.

- Я тебя понял, но мне всё равно минут сорок на сборы потребуется…

- Полчаса, - отозвался Неудачин. – Бросай всё, потом подберём барахлишко, мы соорудили временный лагерь, собрали здесь три деревни…

Он покосился на распакованные кофры.

- Четыре деревни собрали, людей накормили, подлечили, но и еда, и медикаменты у нас кончились. Энергия пока есть, но тоже в обрез. Нужна помощь, нужна «Терешкова».

- Веня, а ты не в курсе? – переспросил Романов.

- Чего?

- «Терешкова» исчезла.

- Что-о? Ты что несёшь?.. – Веник растерялся. – Ты там веселящего газа нюхнул?..

Они были здесь, потому что была «Терешкова», козырной туз, неприкосновенный запас, средство спасения, мама родная. Без «Терешковой»…

- Не пьян, веселящего газа не обнюхался, - отозвался Миша, - а только «Терешковой» нет ни на одной частоте. Детекторы сигнатуру объекта не отслеживают.

- Дуй сюда, - решил Неудачин, - там разберёмся. Нашу-то сигнатуру ты отслеживаешь?

- Принял, - ответил Миша. – Вас вижу, вы, ребята, на всех частотах как факел.

- Вот и давай, - кивнул Веник. – Адиса, - позвал он.

- Даю «Терешкову», - немедленно отозвался Акимджиде.

- «Терешкова», оператор! – Веня выкрикнул эти слова задрав голову к потолку.

Никто даже не рассмеялся – тут и не так раскорячишься.

- «Терешкова», оператор, ответьте!..

Тишина.

Тишина распространилась по всему лагерю, мало-помалу смолкли все звуки, даже дети перестали плакать, даже «папуасы» замерли, жадно глядя на людей в скафандрах.

- «Терешкова»! – нет ответа.

- «Терешкова», - прошептал Веник.

Ноги подкосились, и он сел на что придётся; люди – и его команда, и местные, - смотрели на него, а Веник, сидючи на баночке, чувствовал, как понемногу, по секундочке, по мгновению, уходит жизнь, и его, и всех спасённых. Пока ставили палатки, принимали модули с аборигенами, налаживали энергоснабжение и оказывали первую помощь, звать на помощь, причитать в эфире времени не нашлось, некогда. И всё-таки внутри каждого, в подсознании билась жилка: сейчас разберёмся, вызовем «Терешкову» и всё сладится, на станции полны склады жрачки, медикаментов, в ангаре космической техники стоят ещё два буксира, способных без помех развернуть временные убежища для всех спасённых или даже отвезти их на Снежок. А теперь…

Неудачин поднял невидящий взгляд. Товарищи, стоявшие перед ним, аборигены, притихшие с испуганными глазами, лавсановые стены палатки, прогибающиеся от ветра, разгулявшегося на все деньги – всё плыло перед глазами. Вениамин Неудачин считался опытным космонавтом: два рейса к газовым гигантам, один с грузом для «Циолковского», другой с «Анадырем» эвакуированной исследовательской станцией с Титана. Приходилось ему прокладывать курс вопреки наставлениям Навигационной ведомости, приходилось брать на борт нерасчётный груз, когда не то что глоток воды – глоток воздуха шёл на вес золота – но всё это происходило в Солнечной системе. Там связь – секунда в секунду. Там на твой СОС в течении суток слетаются десяток спасательных гулетов, набитых доверху ЗИПом, запасами еды, воды, воздуха. Там спасённые не гадят под себя, а сразу включаются в работу и понимают тебя с полуслова. Там тебе не тут, одним словом.

Есть решение: отсоединить корабли от лагеря. Закрыть выходы, оставить людям запас еды, воды, воздуха – и на орбиту, потому что все свои невеликие запасы они потратили и, если их не пополнить, они умрут в ближайшее время. Тёмный лес, одним словом.

- Веня, - сказал Курт. – Веня, послушай, Веня.

Неудачин перевёл на него взгляд. Несколько раз моргнул, словно пытаясь вынырнуть из пучины отчаянья.

- Веня, не надо, - продолжал Курт. – Мы ещё не всё попробовали, у нас есть передатчик, есть ретранслятор, Романов ещё не стартовал, сидит на… - Хунзикер вздохнул: - Ну, на Пьяже этом. Давай попробуем найти станцию.

- Пробуй, - одними губами сказал Веня. – Только помни, - уже более-менее прежним голосом проговорил он, - у нас есть сутки на решение проблемы.

Курт развернул ноутбук прямо в госпитале.

- Пустим сигнал по лучу, - говорил Курт, щёлкая клавишами. – Говорили же, что материальный объект так просто не мог исчезнуть… Миша, ты на связи?

- Слушаю тебя, - отозвался Миша.

- Ты видел взрыв, аннигиляционный след, может быть?

- Да какого!.. – динамики аж захрипели, так Романов заорал в микрофон. – Не было ничего! Ни вспышки, ни… я не знаю! Просто вот была «Терешкова» – и нет её!

- Ладно-ладно, - Хунзикер вздохнул, - я пустил направленный сигнал. Если хотя бы след остался в окрестностях системы, мы его увидим.

- А если нет? - тихонько спросила Иренка.

Курт ответил девушке долгим взглядом.

- Так, всё, народ, - начальник экспедиции хлопнул в ладоши, - по местам все, по местам. Лечим, кормим, выгребаем дерьмо. Заки, возьми вот этих ребят, - Веня ткнул пальцем в сгрудившихся возле стены ветрянников, - и пусть оттирают палатку.

Никто не пошевелился.

- Веня, а если «Терешкова» погибла? – спросил Кимура.

- А мы тоже тогда погибли, - ответил Неудачин. – Но, если станция найдётся, а мы к тому времени в говне утонули – будет обидно.

Команда ответила на его потуги шутить нервными смешками. Люди потянулись к выходу, Фаез повернулся к назначенной под его команду орде.

Ноутбук, оставленный Куртом на столе, запищал как в последний раз, заставив всех замереть. Экран компьютера моргнул, высветив абракадабру, в которой разобраться мог только крутой хакер, показал синий экран смерти, отчего Курт протяжно вздохнул, и потух.

- Что, всё? – не выдержал Веник и отшатнулся, затанцевав на осклизлом от нечистот полу.

Вместо стола с компьютером перед ними клубилась тьма. Космонавты жадно вглядывались в картинку, роившуюся мглой, ветреники попадали где стояли, позакрывав руками головы. На тёмном поле вдруг забрезжили звёзды, освещавшие серебристые барханы пустыни, показались силуэты двух… нет, трёх человек: два мужчины стояли перед третьим, мальчиком, сидевшим на песке с игрушкой в руках. Игрушка светилась то вспыхивая холодной синей звёздочкой, то теплым желтым шариком… и не шарик это, а вытянутое продолговатое тело, слабоизогнутый тор и мальчик не держал «игрушку» - она висела перед его глазами, медленно вращаясь в горизонтальной проекции.

- Да это «Терешкова», - прошептал Фаез.

- Ваня? – вырвалось у Иренки.

Прошин обернулся, глядя прямо на них. Он видел их, точно видел, иначе не поднял бы руку в приветствии.

Они так и смотрели друг на друга, силясь сказать хоть что-то. Спросить, что происходит, позвать на помощь – с равным успехом могли и космонавты на Второй, и Прошин, никто ничего не понимал и неизвестно сколько продолжались бы эти переглядки, как вдруг тонкие сильные пальцы сжали плечо Веника, легонько отодвигая в сторону громилу в скафандре.

- Подождите, - сказала Бабушка, - я знаю эту сказку.

— Вернулись. Целыми? Или лишь тени от вас остались?

— Мы выполнили задание, — твёрдо ответил Виктор. — Вот он.

Он шагнул к столу и положил свёрток на свободный угол, слегка отодвинув пару мелких, притёршихся шестерёнок.

Только тогда Коллекционер медленно, с неохотой, отложил инструменты. Его длинные, костлявые пальцы с неестественной ловкостью развернули грубую ткань. Из складок материи явился Мозговой Стебель. Он мерцал изнутри тусклым, почти болезненным светом, а его поверхность, испещрённая мелкими кристаллическими наростами, напоминала карту застывших нейронных импульсов.

Коллекционер затаил дыхание. В его бесстрастных глазах вспыхнул жадный, холодный огонь.

— Ах... Да... — прошептал он, беря стебель почти с нежностью. Он повертел его в лучах тусклой лампы, и скудный свет отразился в кристаллических гранях крошечными искорками. — Прекрасный экземпляр... Чистый, мощный... Следы первозданного хаоса, не разбавленного жалкими попытками контроля. Именно то, что требуется для... дальнейших изысканий.

Он почти бережно положил стебель на небольшую бархатную подставку, мгновенно появившуюся из тени под столом.

— Благодарю, юные искатели. Вы оправдали надежды.

— Информация, — нетерпеливо, всё ещё слегка подрагивая от адреналина, потребовал Павлин. — Об Источнике Молчания. Вы обещали.

Коллекционер медленно кивнул, его пронзительный взгляд скользнул по их лицам, оценивающе взвешивая.

— Обещал. И слово своё держу. Но знание, как и любой редкий артефакт, требует правильного... ключа.

Он опустил руку под стол. Послышался скрежет металла по дереву, лязг старого, туго поворачивающегося замка. Когда его рука появилась вновь, в ней лежал предмет.

Он протянул им диск. Среднего размера, не больше ладони. Он был покрыт таким толстым слоем ржавчины и окаменевшего, почти чёрного ила, что первоначальный металл угадывался лишь по форме. Казалось, он пролежал на дне вековой трясины. Лишь на одной стороне, сквозь наслоения грязи и коррозии, едва проступали смутные контуры выгравированной девятиконечной звезды Агоры — символ, искажённый временем и разрушением до неузнаваемости.

— Этот... «Ржавый диск» — и есть ваш ключ, — изрёк Коллекционер. — Ключ, который разблокирует проход к Источнику Молчания. Не ищите его на картах или в Кольцах Всезнания. Его тайна куда глубже.

Виктор взял диск. Он был холодным и невероятно тяжёлым для своего размера, словно вылит из свинца. Ржавчина осыпалась с него мелкими едкими хлопьями.

— Что с ним делать? Где искать этот проход?

Коллекционер сложил руки на столе, его голос стал низким, назидательным, словно у чтеца древних пророчеств.

— Ищите Ржавую Реку. Она течёт не по земле, а под ней, в самых глубинных артериях Нищура. Там, где стены тоннелей становятся глухими и мёртвыми, будто выжженными изнутри, где воздух густ от дыхания веков и разложения металла... Там вы найдёте её сердцевину. Поток, где ржавчина гуще крови и горче самых солёных слёз.

— Звучит... невероятно приветливо, — мрачно буркнул Павлин.

Коллекционер проигнорировал его комментарий.

— Ваш ключ должен погрузиться в самую сердцевину этого потока. Туда, где вода не течёт, а застаивается в вечном тлене. Когда металл этого диска встретит свою окончательную гибель в водах, что его же и породили... — он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание, — ...тогда стена, что помнит Осмира, содрогнётся и откроет путь к Источнику.

— «Стена, что помнит имя Осмира»? — переспросил Виктор, сжимая холодную, шершавую поверхность диска. — Что это значит?

Старик лишь пожал узкими плечами, но в его глазах мелькнула искра тайного знания.

— Это уже ваша загадка для разгадки, юные искатели. Моя часть — дать ключ и указать дверь. Как её открыть — ваше дело. Но запомните моё предупреждение хорошо, — его голос стал ледяным, пронизывающим до костей. — Ржавая Река — не просто вода. Она разъедает. Не только металл, который превращает в прах за мгновения... Она разъедает память. Разъедает волю. Разъедает самую душу, оставляя лишь пустоту и ржавчину на месте былых чувств. Будьте быстры. Не медлите у воды. И не теряйте этот ключ... — он указал длинным пальцем на диск в руке Виктора, — ...второго не будет. Без него стена останется немой и глухой навеки. Теперь идите. Мой интерес к вам исчерпан... пока вы не принесёте что-то новое.

С этими словами Коллекционер отвернулся, вновь погрузившись в разбор механизма на столе. Его внимание переключилось полностью и безвозвратно. Разговор был окончен. Воздух в лавке сгустился, и сама тень, казалось, начала мягко, но настойчиво выталкивать их прочь.

Виктор обменялся тяжёлым, многословным взглядом с Павлином, ещё крепче сжав в ладони холодный, ржавый диск. Вес нового обещания и всей сопутствующей ему опасности ощущался почти физически.

— Пошли.

Они развернулись и вышли из лавки, оставив Коллекционера наедине с его мрачными сокровищами и новоприобретённым Мозговым Стеблем, мерцавшим в тусклом свете подобно больной звезде. Тяжёлая дверь с скрипом захлопнулась за ними, отсекая убогий свет лавки от привычного сумрака Старых Мельниц. В руке Виктора лежал их билет к Источнику Молчания — на ощупь больше похожий на осколок могильной плиты.

***

Насосная станция погрузилась в гнетущую тишину, нарушаемую лишь мерным, навязчивым тиканьем старого вентилятора, пытавшегося безуспешно прогнать спёртый, тяжёлый воздух. Ржавый диск, похожий на окаменевшую язву, лежал на столе посреди разобранных механизмов, немое обвинение и приговор одновременно. Серебряные нити, что Марк когда-то натянул на окнах для защиты, сейчас казались жалкой, хрупкой паутинкой, неспособной уберечь от того, что ждало внизу.

Павлин нервно метался по ограниченному пространству комнаты, его тень прыгала по ржавым стенам.

— Нырять в эту... жижу? Своим телом? — он резко остановился, встав перед Виктором. — Вик, ты вообще слышал этого типа? «Река не вода, а память о ржавчине и боли». Она не течёт, она застаивается в вечном тлене! Она разъест нас заживо, мы даже не успеем понять, что случилось! Мой пузырь... — он схватил свой водяной пояс, сжимая его до хруста в костяшках пальцев. — Я не уверен, что смогу его удержать. Достаточно долго и достаточно крепко против такой... гадости. А если там течение? А если на дне нас ждёт ещё один «Рык»? Или хуже — тени, которые там просто ждут, пока мы ослабеем и откроемся?

Виктор сидел, не двигаясь, уставившись на диск. Его взгляд был пустым и в то же время невероятно сосредоточенным.

— Знаю, — его голос прозвучал низко и натянуто, словно струна. — Помню реку. Помню тот запах... металла и гнили. Помню стену. Глухую, гладкую, будто отполированную миллионами рук. «Стена, что помнит Осмира»... Логично. Больше таких стен нет. А Осмир... Осмир дал нам задание. Коллекционер — единственная ниточка. Без этой воды — никакого Мидира. И тени... — он наконец поднял взгляд, и в его глазах горела холодная, отчаянная решимость. — Они сильнее. Они в школе были. Источник как-то с ними связан. Может, вода — ключ и против них? Рискнуть придётся. Другого выхода нет.

— Рискнуть — это одно! — Павлин с силой швырнул свой пояс на стол. — Идти на верную, осознанную гибель — совсем другое! Нам нужна... нужна информация, Вик! Хотя бы о самой реке! Что это за субстанция? Есть ли у неё слабые места? Как её токсичность влияет на разные материалы? Толщина слоя? Скорость течения у стены? — он заломил руки, снова зашагав. — Мы не можем нырять вслепую! Но где взять эти данные? Кольцо молчит. Библиотека — поверхностно. Учителя... Громов вряд ли полезет в подпольные тоннели. Гарадаев? Слишком много вопросов...

Тягостная пауза повисла в воздухе, густая, как мазут. Виктор медленно повернул голову. Его взгляд стал острым, аналитическим, он смотрел не на Павлина, а сквозь него, будто разглядывая неприятную, но неизбежную истину, проступившую сквозь пелену отчаяния.

— Есть один источник... — тихо, почти шёпотом, произнёс он. — Источник, который фиксирует всё. Даже то, чего не должно быть в официальных протоколах.

Павлин мгновенно понял. Его лицо исказила гримаса чистого, неподдельного отвращения и неверия.

— Нет. Нет, Вик! Ты это серьёзно? К ней? Ирина «Протокол»? Она же... она же с ними! С Лоялистами! Она записывает каждый наш чих для Евгения! Она доложит в ту же секунду, мы даже рта раскрыть не успеем!

— Именно поэтому она может знать, — голос Виктора затвердел. Он поднялся с места. — Она записывает всё. Каждый инцидент, каждый слух, каждый обрывок данных, который считает значимым для своей «полной картины». Помнишь инцидент в актовом зале? Она записывала движения теней. Она фиксирует аномалии. — он взял со стола диск, сжал его в кулаке. — Ржавая Река — аномалия. И она существует давно. Если где-то и есть хоть какие-то данные, пусть даже обрывочные, неофициальные... они могут быть у неё. В её блокнотах. В её личном архиве на кольце.

— Ну да, — Павлин с силой провёл рукой по лицу. — Мы пойдём к нашей персональной стукачке и попросим у неё данные о запретной зоне? Да она первым делом побежит к Евгению или к Легиону! Или и то, и другое! Нас схватят ещё до того, как мы до реки доберёмся!

— Мы не попросим, — Виктор подошёл к Павлину вплотную, его глаза горели за стеклами очков. — Мы... предложим сделку. Информацию в обмен на информацию. У нас есть кое-что, что может её заинтересовать. Что-то... не укладывающееся в её безупречные протоколы.

— Например? — настороженно пробурчал Павлин.

— Инцидент на Дне Фидерума, — понизил голос Виктор. — Сбой «Серебряной Паутины». Те голограммы, принявшие форму теней. Их шёпот. «...Имя... Где... Хиит... Там… Ложь...». Ирина была там. Она обязана была это записать. Но... появился ли этот эпизод в официальном отчёте Легиона? Думаю, нет. Его постарались замять. Значит, у Ирины есть её версия записи. Настоящая. Но она сидит на ней, потому что публикация — прямой вызов Агоре. Мы предлагаем ей... контекст. Наши наблюдения. Наши подозрения насчёт Анны и компаса. Настоящую причину сбоя, которую мы видели. Возможно, даже... — он сделал многозначительную паузу, — ...намек на источник, на браслет. Это глобально. Это важнее, чем наши шалости в тоннелях. Для её «полной картины» это бесценно.

Павлин задумался, борясь с внутренним сопротивлением. Наконец, он тяжело вздохнул, плечи его поникли.

— Чёрт. Это... очень рискованно. Мы выдадим ей наши карты. Если она предаст...

— Если она предаст, мы всё равно в дерьме, — холодно констатировал Виктор. — Но если она заинтересуется... если её жажда данных перевесит слепую лояльность Евгению в данный конкретный момент... у нас есть шанс. Нам нужны её архивы о Ржавой Реке. Химический состав, исторические справки о происшествиях рядом с ней, любые записи о попытках её исследования или странных явлениях. Всё, что она наскребла за эти годы. Взамен — наш отчёт о сбое Щита и его возможной связи с Анной и... высшими силами. — он кивнул на компас, лежавший рядом. — Это её конёк — связывать разрозненные факты.

— Ладно, — Павлин сдался, потирая виски. — Ладно, попробуем. Но только на нейтральной территории. И с чёткими условиями. Данные — перед погружением. И никаких записей о нашей сделке в её основной блокнот! Только устный обмен или шифровка на одноразовый носитель.

— Согласен, — кивнул Виктор. — Идём завтра после уроков. Попробуем перехватить её одну. В библиотеке или в пустом классе. — он снова посмотрел на диск, и его лицо стало жёстким, как сталь. — Готовься к худшему. Но другого выхода, Пав, я не вижу. Ржавая Река ждёт. И Источник Молчания — наш единственный билет из этого ада.

Они замолчали. Тяжесть принятого решения висела в воздухе, густая и осязаемая, как запах ржавчины. Обращение к Ирине было отчаянной ставкой, игрой с огнём, который мог спасти их или сжечь дотла. Но образ Ржавой Реки, зловещей стены и тяжёлого диска в руке Виктора не оставлял места для безопасных вариантов. Они должны были нырнуть. И чтобы выжить, им были нужны данные самой педантичной и непредсказуемой стукачки в школе.

***

Дни слипались в монотонную, пыльную плёнку из уроков, рутинных заклинаний и тягостного ожидания. Но под этой внешней оболочкой нормальности в Викторе и Павлине копилась тревожная, назойливая уверенность — что-то шло не так. Они договорились встретиться с Ириной после уроков у библиотеки, в тихом, уединённом уголке, где никто не должен был помешать опасному обмену: их наблюдения за Анной на Дне Фидерума в обмен на данные о Ржавой Реке из её тайных архивов.

Виктор пришёл первым, прислонившись к холодной стене. Минута. Пять. Десять. Время растягивалось, наполняясь тишиной и нарастающим беспокойством. Павлин подбежал запыхавшийся, с растрёпанными от спешки волосами.

— Где Протокол? — прошипел он, бегло окидывая взглядом пустые, глухие коридоры. — Она всегда точна как швейцарские часы. Особенно в таких… деловых вопросах.

— Не знаю, — ответил Виктор, хмурясь. Он сунул руку в карман, где компас, обычно неумолимо тянувшийся к Анне, сейчас беспорядочно дёргался и вибрировал. — Может, задержал Громов? Или Гарадаев вызвал?

Они прождали ещё добрых полчаса, но Ирина так и не появилась. Её не было ни на следующий день, ни через день. Её место на уроках магии электричества пустовало, настолько заметно, что казалось чёрной дырой в классе. На Мировом Языке Марина Никитична холодным, безразличным тоном констатировала: «Ученица Ирина отсутствует по неизвестным причинам. Приступаем к уроку». Никаких эмоций, никаких вопросов. Словно пустое место просто стёрли с классной доски, и это никого не касалось.

Тревога переросла в леденящую уверенность: случилось что-то плохое. Виктор вспомнил свой разговор с Марком, его сдержанное предупреждение о Зое: «Последний раз её видели выходящей из кабинета Языковой». Теперь Ирина, лучшая ученица по Мировому Языку, та, кто знала и фиксировала всё, тоже бесследно испарилась.

— Кабинет Языковой, — мрачно сказал Виктор Павлину тем же вечером на их станции, разглядывая серебряную паутину на стенах, которая вдруг стала казаться паутиной для мух. — Мы искали там что-то про Зою и ничего не нашли. Но теперь… Ирина. Она слишком много видела. На Дне Фидерума, в классе, везде. И она ходила к Языковой чаще всех.

— Ты думаешь, она что-то увидела? Что-то такое, что… — Павлин не договорил, мысль была слишком мрачной и очевидной.

— Или сказала что-то не то, — добавил Виктор, и в его голосе прозвучала тяжёлая догадка. — Помнишь тот лепесток? Трещину? Мы что-то упустили тогда. Надо искать снова. Тщательнее. Искать следы именно Ирины.

Спустя пару дней после исчезновения Ирины, школа погрузилась в гробовую тишину. Сердце Виктора бешено колотилось, пока он тонкой отмычкой ворошил старую, потрёпанную личинку замка кабинета №13. Павлин, затаив дыхание, стоял на шухере в конце тёмного коридора, превратившегося в туннель из теней. Раздался тихий, но отчётливый щелчок. Дверь бесшумно подалась внутрь.

Их встретил знакомый запах — пыли, старой бумаги и… едва уловимый, но въедливый горьковатый аромат увядших роз, смешанный с чем-то металлическим, напоминающим свежую кровь или ржавчину.

Они вошли. Луна, пробивавшаяся сквозь грязное, запылённое стекло, отливала серебром знакомую картину: ровные ряды парт, массивный учительский стол, ту самую злополучную вазу с розами. Цветы выглядели ещё более мёртвыми, чем в прошлый раз — лепестки почти полностью осыпались, обнажив сухие, почерневшие, скрюченные стебли. Но в этой кажущейся неизменности сквозила чудовищная перемена.

— Смотри, — прошептал Павлин, указывая на пол возле стола учителя.

Там, в углу, где плинтус неплотно отходил от стены, лежал небольшой, аккуратно сложенный вчетверо листок бумаги. Это был не обычный тетрадный листок, а бумага из её фирменного, дорогого блокнота с водяными знаками в виде крошечных, идеальных шестерёнок. Виктор поднял его. В лунном свете проступил нарисованный символ. Сложная, переплетённая спираль, до боли напоминающая шрам на виске Сони «Кисть», но с добавленными острыми, колючими, как шипы, углами. Символ был с яростью обведён несколько раз, а внизу дрожащей, сбивчивой рукой — совсем не по-протокольному — было нацарапано: «Зачем? Не понимаю… Правило 7.4… Смерть не в учебном плане…» Последние слова были почти неразборчивы, буквы наползали друг на друга, словно их выводили в состоянии чистого ужаса.

Виктор почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод. Он поднял глаза на вазу. Один из последних уцелевших тёмных лепестков внезапно отделился и, плавно падая, рассыпался в мелкую чёрную пыль ещё до того, как коснулся поверхности стола. И в этот миг он увидел — не мимолётную трещину, а стойкий, чёткий чёрный след, тонкую, как лезвие, линию. Она шла от основания вазы, спускалась вниз по резной ножке стола и терялась в щели между плитками пола. Словно глубокий, инфицированный порез на самой ткани реальности.

— Павлин, ты видишь? — он указал дрожащим пальцем на зловещую черту.

Павлин прищурился, вглядываясь.

— Что? Темноту? Просто тень?

— Нет… чёрную линию. Как трещина. Она идёт отсюда… — Виктор сделал шаг к вазе. Компас в его кармане вдруг завибрировал с неистовой, болезненной силой. Стрелка бешено закрутилась, указывая то на вазу, то на пол под ней. Он осторожно, почти не дыша, протянул руку, не касаясь вазы, к тому месту, где зловещий след уходил в пол. Воздух над этим местом казался… густым, мерцающим, как марево над раскалённым асфальтом в зной. И от него веяло тем же горьковато-металлическим холодом, что витал в комнате.

— Надо уходить. Сейчас, — резко, сдавленно сказал Павлин, хватая Виктора за запястье. — Это место… оно больное. Я чувствую это кожей.

Они поспешно выскользнули из кабинета, стараясь не шуметь, щёлкнув замком. На прощание Виктор бросил последний взгляд в щель приоткрытой двери. Ему померещилось, что в самой глубине той чёрной трещины, уходящей в пол, на мгновение мелькнул крошечный, слабый блик — тусклое отражение, точно отполированного стекла очков... Ирины?

Хотите поддержать автора? Поставьте лайк книге на АТ.