Серия «Альбедо Снежка»

Предыдущий пст: А_С 11-1

Надежда Сергеевна Павлова лежала в коконе лазарета. Кто-то стоял рядом, медсестра, скорее всего, Прошин видел тень, самого человека не видел. Наденька кивала в такт словам медсестры, выслушивая наставления, и Прошин отметил, как округлилось и похорошело лицо его жены.

Тут он остановился: жены? Ты уверен парень? - и сам себе ответил: жены. Да. Точно.

- Это твой друг? – спросил мальчик.

Иван вздрогнул. Он, оказывается, всё забыл, и где находится, и что вообще с ним происходит.

- Да, — ответил он. – Друг. Больше чем друг.

- Да, — ответил мальчик. – Так бывает. Я понимаю.

Он почему-то не удивился обритой наголо девушке – а может, принял за кого-то или видел что-то такое…

Прошин уставился на небо.

С картинкой, светившейся поверх звёзд, происходило что-то странное: изображение Наденьки плыло, словно сигнал шёл с помехами. Прошин пошарил перед собой в поисках верньеров настройки, вгляделся получше в небо перед собой и вдруг понял. Он читал что-то такое: в четвёртом измерении все материальные объекты видятся в развёртке, мол, внутренние органы у человека видны, устройство механизмов до последнего винтика – но тут всё оказалось сложнее, ведь четвёртое измерение играло шутки со временем, двигающемся строго линейно в трёх измерениях. Здесь же Прошин видел не только Наденьку «на момент трансляции», он видел…

Стоп. «Видел» слишком примитивное слово, нельзя сказать, что Ивану показали Наденьку то маленькой девочкой, ждущей маму на «Циолковском», то юной леди в Кок-Тау, то матерью их детей в будущем. Прошин постиг, так будет вернее, постиг, что чувствовала маленькая девочка, ждавшая маму с того злополучного рейда на Титан, постиг – и увидел смешные косички, курносую мордашку, печальные глаза, полные надежды и ожидания, полные слёз – и у Ивана вновь захолонуло сердце. Прошин постиг, что чувствовала девушка, прикованная к поручню операторской на Гиперионе, постиг – и увидел бессильно поникшую голову, покусанные губы, грязные пальцы, судорожно сжатые на поручне. Прошин постиг, что чувствует женщина, ощутившая жизнь под сердцем, постиг – и вновь увидел Наденьку в коконе лазарета, но видел он теперь и кое-что ещё: маленький комочек под сердцем его жены и, будь у него время и желание, увидел бы, как этот комочек становится младенцем, затем худеньким мальчуганом с печальными глазами, затем подростком, юношей... Но Прошин видел также и мерзкую жабу около сердца жены, маленькую и грязную, опасную своим ядом. И он потянулся в небо, застланное изображением, потянулся руками, потянулся всем сердцем, желая схватить мерзкую тварь, раздавить, спасти…

Руки напрасно махнули в воздухе.

- Не получается, — прошептал мальчик. – Ты видишь, но ничего сделать не можешь.

Изображение потухло. На небе ровно светили звёзды. Прошин уселся на песок. Мальчик сел рядом. Мелким песком пересыпались секунды, отмечая мгновения: песчинка здесь – песчинка там, ещё песчинка… Песчинка за людей у чужого корабля, ни живых, ни мёртвых, Прошин просто не знал точно, что там произошло. Может, помощь кому нужна, а он здесь. Песчинка за людей на «Терешковой», бегавших, что твои муравьи туда-сюда, готовясь объявить по всем каналам связи о появлении станции в пределах орбиты Метрополии. Песчинка за Вениково воинство. Песчинка за…

- Звезда, — сказал мальчик.

Прошин глянул на него исподлобья. Ну звезда. Их тут…

- Я такого не видел… ой.

- Что там? – Прошин глянул в небо. Под его взглядом далеко-далеко возле Земли-матери последними отсветами догорала разгонная установка.

- Это не звезда, — сказал мальчик. – Это…

Прошин сразу увидел, что тут не так. Насмотрелся, оказывается, привык к сияющему покрывалу, на котором каждой блёстке-звезде нашлось своё место. А эту будто сорвали и катилась блестящая капелька по ковру, вычерчивая изящную кривую, нацеленную куда-то в их сторону.

- Она к нам летит? – глупо спросил Прошин.

- Это не звезда, — проронил мальчик. Он всматривался в небо, как всматривался бы пилот космической станции, если бы какой-нибудь безумный конструктор сконструировал космический аппарат с иллюминаторами в рубке управления. Прошину показалось, что мальчик вытащит, откуда ни возьмись пульт, такой старый-старый, салатового цвета, усядется поудобнее и примется дёргать рычаги, нажимать кнопки, заставляя сдвинуться блестящие точки на небе. Даже скрип механизмов послышался. Ничего подобного, конечно же, не произошло. Мальчик внимательно смотрел, как растёт в размерах звёздочка, и всё так же сидел, вытянув ноги на песке, только дёрнулся, когда невдалеке явственно послышалось змеиное шипение.

Звёздочка приближалась. Превращаться в огненный шар она не спешила, не ослепляла сиянием протуберанцев, угрожая сжечь всё и вся. Прошин уже решил было, что всё обойдётся – и поторопился. В небе грохнуло, полыхнула зарница на весь небосвод, заставив мальчика и Прошина закрыться руками. Грохнуло ещё раз, да так, что песок под ними заходил волнами; правда, вспышек больше не было, и Прошину ещё почудилось шипение, на этот раз скорее разочарованное. Промахнулась, понял он.

- Кто это? – спросил вдруг мальчик. Прошин увидел, как на чёрном песке корчился человек. Мужчина извивался, пытаясь превозмочь терзавшую его боль. Странное одеяние – серый балахон, перетянутый широкими лентами – шелестело на песке в такт движениям незнакомца.

- Кто это? – повторил мальчик.

- Не знаю, — ответил Иван.

- Ему надо помочь, — мальчик сделал шаг в сторону нежданного гостя.

- Подожди, — сказал Прошин. – Мне это не нравится.

Мальчик оглянулся на него. Нахмурился, во лбу залегла складка – таких не бывает у детей, они ещё не видели всю подлость этого мира. Собрался было что-то сказать – но тут их гость справился с тяготой.

Человек перевернулся на живот. Опёрся на руки, встал. С лёгким шелестом расправились складки балахона. Пришелец глянул на Прошина, перевёл взгляд на мальчика, и глаза его вспыхнули так, что Прошин двинулся вперёд, загораживая собой мальчишку.

- Э, э, ты… — начал он.

Кордал прыгнул. В жилах его ярился боевой коктейль И, да он без коктейля готов был крушить всё подряд, рвать и метать, выдернуть корень зла…

Кордал прыгнул. Будь Прошин без скафандра, он может, и потягался бы с этим фанатиком, но в своей амуниции Иван только и смог, что принять удар на кирасу. Неуклюжая фигура хлопнулась о песок. К звёздам взметнулась туча пыли. Гибкая тень метнулась к мальчишке, замершему в ожидании смертельного удара.

Кнопка сброса. Там куча блокировок, чтобы вдруг чего не остаться голым посреди вакуума, но любой сколь-нибудь опытный космонавт их отключает, эти блокировки, потому что конструкторы не могут предусмотреть все неприятности, какие Вселенная приготовила своим непослушным детям. Оставляют один клапан на липучке, чтобы при случае скинуть эту груду брони – вот как сейчас.

Прошин выметнулся из раковины раскрывшегося доспеха, в два прыжка подскочил к негодяю, нависшему над мальчишкой. Ладонью, ребром, с ходу – н-на!.. Там у тебя должна быть артерия… да по фигу, что у тебя там, только от мальчишки отвали, гость незваный, людоед, сволочь…

Гостюшка подставил под удар плечо. Всё, что смог Прошин – своим плечом сбить людоеда, вытащить мальца, задохшегося, еле дышащего, но – живого, разжать смертельную хватку.

- Беги!.. – просипел Иван.

- А ты? – умник сраный, говорят, беги…

Уговаривать, упрашивать, орать – не было времени совершенно, недалеко он упыря отбросил. Прошин отвернулся от мальчонки, молясь только, чтобы мелочь эта пузатая не полезла под руку…, и они с Кордалом закружили друг против друга.

Крюч знал всё о драках, Крюч бил всех, Крюч не признавал правил. Обычно медлительный и косолапый, ни на минуту не забывающий о дефекте речи (в драке прикусил язык – в детстве, ещё когда прям всех бить не получалось) и поэтому немногословный – в битве он становился настоящим безумцем, Аркаем из древних саг. Тису привёл к нему Кордала. Гвяч постигал науку боя у Кровососов, тот к совершеннолетию уже ценил хорошую пьянку, крепкую потасовку и задирал юбки придворным дамам, причём чтоб постарше и познатнее. Кордал всё время проводил за книгами. Наставники его нахваливали, стремясь польстить Первому, и вот после одной такой похвальбы Тису поманил сына пальцем: пойдём, мол. И отдал в учение Крючу.

А тот как учил? Зашли в забегаловку. Нашли работягу с фабрик, не очень он и крупный был, да и кулаками-то махал… тьфу. Крюч схватил со стола ближайшую кружку и – в морду ему. И следом – Кордала.

В общем, взял он этого. Вытащил на размен, уклонился от прямого в лицо – а удар-то хорош – хлопнул по уху и добавил ногой, так что мужик улетел под ноги мальчишки, вылупившего свои глазёнки на драку. Кордал рванулся вперёд, готовясь догонять пацана… но тот вдруг присел над телом поверженного друга («Их здесь двое? Обещали одного вроде...») и закрыл своим телом ворочавшегося на песке бойца.

Кордал встал прямо перед мальчуганом. Над маленьким мальчиком, вздрагивавшим всем телом в ожидании удара, нависла смерть.

Владь также дрожал. Добрался до пульта управления реактором, думал… да шхазг заешь, что он там думал, но, когда Кордал влетел на пульт, до взрыва минуты оставались. У него рука не поднялась. Надо было наказать, — а как?.. Он не смог. Рука не поднялась. Выключил что надо, что надо включил, обнял испуганного сынишку и, что-то приговаривая, вынес из операторской на руках.

Кордал сел на песок. Устало взглянул на парочку перед ним. Жена, дети, И, отец, болид – как будто всё сразу навалилось, он ещё не жрамши… месяц, что ли.

- Ну чего вылупился? – сказал он мальчонке, так и пялящемуся на него. – За тобой пришёл, не за этим… баржаком…

Прошин попытался встать на защиту друга:

- Гр-рх… Не-рх… Брп…

Боль в рёбрах не давала ему не то что подняться – вдохнуть нормально, вот он и ворочался, загребая руками песок.

- Что мы тебе сделали? – спросил мальчик.

- Мне? – ощерился Кордал. – Да вы целый мир под лёд убрали!..

Кончилось бы это смертоубийством, но тут у Прошина кровь пошла горлом и Кордал на автомате, даже не отдавая отчёта в своих действиях, схватился помогать.

- Ноги ему подбери, — скомандовал он мальчику, бестолково топотавшему за спиной. Мальчик послушался; тащить хрипящего Ивана стало легче.

Вместе они кое-как запихали Прошина в скорлупу скафандра. Кордал защёлкнул забрало, посмотрел, как загорелся мягкий свет навроде нимба над головой человека, как ползут значки по прозрачному материалу, закрывшему лицо врага. Инопланетная тарабарщина, как и должно быть. Как они понимают друг друга – вот вопрос.

Кордал повернулся к мальчику. Пацан съёжился под его взглядом. Кордал смотрел на него и понимал, что миссия провалена. Убить пацанёнка… Да он ударить его не сможет, потому что Крюч и не хотел, а научил его не бить маленьких и слабых. У Крюча, докера Первопорта, грозы Выселок, народилось трое детишек, и он пальцем их не тронул за всё время, что Кордал столовался у них в маленькой квартирке в районе Хурым. Даже пьяный Крюч, громадный мужик, сгребал детвору в кучу и, хохоча во всё горло, валился на пол, облепленный визжащими отпрысками.

Поэтому Кордал не ударил Владя тогда, у реактора. Поэтому он не сможет ударить пацана сейчас.

- Пожрать есть? – спросил Кордал.

Мальчик помотал головой. Потом закивал, мол, есть, у него есть, показал на лежащее навзничь тело. Кордал осмотрел скафандр чужой цивилизации. Космическая техника сделана, чтобы помочь выжить, — вспомнил он. Неважно кому: если этот кто-то способен нажать пару кнопок – он выживет. Тут воздух, тут двигатели – слабенькие, вон какие сопла тонкие – красный крест – что-то важное, хотя почему именно крест? Ладно, у всех свои загоны.

Кордал сорвал упаковку с пачки галет и набил полный рот.

Я жру инопланетную органику. И водой запиваю… инопланетной.

Над мясной консервой пыхнул парок. Это знакомо, саморазогревающаяся упаковка, это мы видели, мясо только откуда? А вдруг из червей каких-нибудь?

Про червей Кордал думал, выскребая ложкой остатки еды из посудинки. Хлебнул воды. А бутылка початая, наверняка пил этот…

Плевать. Между сдохнуть сейчас и сдохнуть потом надо выбирать потом, а насчёт сдохнуть — это мы поглядим.

Желудок унялся, получив своё. Хотелось больше, конечно, хотелось жрать, но после месяца в капсуле полноценный обед убил бы его. Так что ладно. Пока сойдёт.

Кордал уселся на песке. Огляделся по сторонам. Мальчик сидел подле скафандра с инопланетянином (и эти ещё, откуда ни возьмись… как будто своего Земле-матери мало) и перебирал песок между пальцев. Скучно ему тут, подумал Кордал. Хотя вон стена какая-то. Город?..

И звёзды.

- Эй, парень, — позвал он пацана.

Мальчишка вздрогнул всем телом. Покосился на него как на змею. Кордал вздохнул.

- Да не бойся ты, не буду драться. Давай поговорим.

Мальчик кивнул. Вроде понимает.

-Это что за место?

Пацан пожал плечами.

- Не знаешь? Что говоришь?

Мальчик откашлялся.

- Это пустыня, — проговорил он.

- Это я и сам вижу, а где эта пустыня? Шурия? Гарим? Другая галактика? – ради хохмы добавил Кордал, перечислив названия спутников газового гиганта, разбитого Калаа, на которых учёные мужи в лучшие времена мечтали поставить научные базы.

Теперь от лучших времён остались мечты о лучших временах.

- Это пустыня, — повторил мальчик.

- Ладно, — Кордал помотал головой. Псих, шхазг ешь. – А стена вон – это город?

- Это стена, — поднял на него глаза мальчик.

Кордал вздохнул. Ладно, может он и ни при чём, мальчишка этот, надо осмотреться, к стене этой сходить, вдруг там что. Только инопланетянина посмотреть – как он?

Кордал открыл забрало шлема. Прошин смотрел на него в упор.

- Как себя чувствуешь? – спросил Кордал.

- В ушах звенит, — вздохнул Иван. – Пить охота.

Кордал сунулся было за бутылкой – оставил немного – но инопланетянин чуть повернул голову и принялся сосать прозрачную жидкость из трубочки, тянущейся из недр спецкостюма.

- Поговорить надо, — бросил Кордал. – Что тут происходит, откуда ты взялся… Ты ведь не наш?

- Нет, не ваш, — Прошин заворочался, сморщился от боли. – Помоги мне.

- Сейчас.

- Ай!.. Нет, кнопка…

- Где?

Скафандр раскрылся скорлупой. Застёжка хлопнула Прошина по боку, заставив скривиться от боли. Кое-как с помощью Кордала он выбрался из спецкостюма, выпотрошенным крабовым панцирем лежащего на чёрном песке. Мальчик пытался помогать и только путался под ногами. Наконец три человека из разных уголков Галактики сели на песке.

Предыдущий: А_С 10-2

Иван Прошин открыл глаза.

- Поисково-исследовательская группа, вы слышите меня?!

Слова утонули в мёртвой тишине.

Звёзды. Мириады звёзд. Ковёр из звёзд, развёрнутый на небе. Лёгкость в теле. Это он так умер? Разгерметизация? Взрыв, удушье… Он дёрнулся… нет. Вдох, выдох – легко. Что со станцией? Что с кораблём?

Прошин заворочался, пытаясь сесть. Он лежал навзничь на чём-то вроде песка и теперь ворочался словно жук в муравейнике, царапая пальцами звёзды. Наконец ему удалось приподняться на локтях. Прошин огляделся.

Вокруг, сколько хватало взгляда, простиралась пустыня. Барханы серебристого песка рассыпались под светом звёзд, бестолково громоздясь один на другой. У горизонта… горизонт резко обрывался…

Прошин решил додумать эту мысль позже. Пока просто решим, что это такая ночь на… планете? Планетоиде?

Иван захлопнул забрало скафандра – воздух. Он задохнётся или поймает какую-нибудь пакость…

А, чёрт, пусть. Дышал же, так уж надышал всё, что мог, зато запас воздуха в скафандре не бесконечен. Прошин открыл забрало скафандра. Сделал вдох. Дышалось легко, прохладный воздух пустыни доносил лёгкий цветочный аромат. Прошин огляделся.

Линия горизонта обрывалась резко, так, будто он сидел на диске Плоского мира, и там, под Краем мира, только загляни, мерно двигался плавник гигантской черепахи. Ну… нет, так не бывает. Если бывает, решил Иван, доберусь до Моисея Яковлевича и верну ему всё, что он говорил мне про неучей, которые манкируют теоретической физикой.

Нет, мы уже видели Галактику, видели звёзды, видели нейтронные звёзды, видели чёрную дыру даже… нет. Физика, безжалостная сука, не допускает существования гигантской черепахи со слонами и диском обитаемого мира на спине. Он сидит на планетоиде, возможно, том самом, посреди облака. Или на комете какой-нибудь, поэтому линия горизонта рядом, рукой подать, поэтому небо чёрное, усыпанное мириадами звёзд, почему только воздух?

Прошин схватился за забрало скафандра. Нет на комете воздуха, пригодного для дыхания. Его и на планетоидах нет, атмосфера, капризная зараза, формируется миллионы лет из разнообразия биомассы планеты с определёнными характеристиками.

Прошин вздохнул.

И прозрачной она, атмосфера, не бывает. Да, в Якутии где-нибудь, на Кавказе, можно увидеть Млечный путь во всей красе, но не так чтоб и дышалось легко, и звёзды видно, как с обратной стороны Луны, где ни Солнце, ни земная атмосфера не отсвечивают, не мешают обозревать безумное великолепие Галактики.

- Ты хочешь украсть мою розу? – спросил тонкий мальчишечий голос.

Целое мгновение – как Вечность – Иван Прошин сидел, не шевелясь, бездействием отдаляя тот миг, когда придётся действовать, драться с жукоглазым инопланетянином, стрелять…

Прошин обернулся.

Мальчишка. Когда уже не ребёнок, но ещё не подросток, худенький, в брючках и рубашонке… босой. Светлые волосы, такие… не длинные, но как бы и стричь надо, мягкие черты лица, носик пуговкой, тонкие губы, веснушки… вроде бы. Мальчик внимательно смотрел на Прошина.

Прошин встал.

- Нет, парень, ты чего, — он протянул руки, как бы показывая добрые намерения, потом сообразил, что во всей своей амуниции может только напугать ребёнка и присел на корточки, всё ещё протягивая пустые руки перед собой. – Нет, я… я вроде заблудился тут… в пустыне…

- В пустыне нельзя заблудиться, — абсолютно серьёзно сказал мальчишка.

- Ну, ладно, — согласился Прошин, — не заблудился… а где я?

- Ты здесь, — последовал логичный ответ.

- А… понял, — здоровый дядька не может просить помощи у ребёнка. Это он должен определить, где они, проводить мальчонку в безопасное место или лагерь разбить, вода, там, пища — в общем, принять меры.

- Ты кушать хочешь? – сообразил Иван.

- Вкусняшки? – лицо мальчика озарилось неподдельной радостью.

- Ну… э-э… ну да, — Прошин поднялся на ноги, захлопал по ранцу скафандра. Если полевой рацион не укомплектован, он встрял.

Всё было на мази: комплектацию полевых групп принимает специальная комиссия, и если чего-то не хватает в поле, – Начальник экспедиции, Павлов, то есть, пойдёт под Трибунал. Папа («Он мне теперь точно папа. Тестюшка, блин…») в окриках не нуждался. И значило это одну простую вещь: Павлов сам не поест, но подразделения экспедиции будут укомплектованы всем необходимым; Прошин достал контейнер с красным крестом на крышке.

- А почему крест? – спросил мальчик.

- А… что? – замер Прошин. – А, ну это аптечка… там лекарства и покушать вот… Пить хочешь?

- Просто там, где я… — мальчик потёр лоб. – То есть, я не помню… но крест — это плохо. Да ещё красный.

- Это аптечка, — повторил Иван. – Еда, вода. Пить хочешь?

- Да. Можно? – мальчик аккуратно взял бутылку с водой из рук Прошина.

- Можно, — в аптечке таких бутылок две, да у него в скафандре запас регенерированной жидкости. Если не задумываться, откуда что берётся… ничего так. А после пацана он пить не будет. Он всё-таки инопланетянин.

Жукоглазый.

- Как вода? – спросил Прошин.

- Вкусная, — также осторожно мальчик протянул ему бутылку.

- Нет, у меня ещё есть. Кушать будешь? – Прошин открыл контейнер. «Рацион космонавта №2», мясная консерва, галеты, витаминный напиток. Мальчик с любопытством осмотрел упаковку. Повторил за Иваном манипуляции: раскрыл пакет, распаковал консерву, только саморазогревающуюся упаковку чуть не выронил, когда из неё пошёл пар. Взял ложку. Прошин следил за ним, проверяя реакцию: вдруг ложек не видел?..

- Чистая? – спросил мальчик.

- Стерильная, — ответил Иван.

И тогда, сидя на серебристом песке под светом мириадов звёзд, они принялись за еду.

Всю трапезу Прошин искоса поглядывал на мальчика. Паша Колобов, наверное, кучу информации вытащил бы из того, как сидит пацан, во что одет, как держит ложку, он же, Прошин, видел пока, что ребёнок не голоден, хотя съел всё, что было в посудинке. Ложку держал… её и на Земле дети по-разному держат. Сидел… ну сидел и сидел. Иван и сам сидел, протянув ноги, и мальчик сидел так же.

- Спасибо, — сказал мальчик.

- Пожалуйста, — Прошин сложил грязную посуду в пакет, застегнул замок. Убрал в аптечку. Кивнул мальчику:

- Нехорошо мусорить на чужих планетах.

- Да, — серьёзно кивнул в ответ мальчишка и повторил за Прошиным все манипуляции с посудой.

Воздух пустыни пах пылью и цветами. Серебристый песок лежал недвижно, ни ветерка не доносилось до них, ни облачка не катилось по небу; не было у планеты спутника, не было светила, только звёздный свет, барханы да запах пыли пополам со слабым цветочным ароматом. Прошин вдруг подумал, что если это ад или рай, загробный мир, словом, то он согласен. Он своё отбегал.

- Хочешь, я покажу тебе розу? – спросил мальчик.

Они сидели рядышком на серебристом песке, глядя на звёзды. Собственно, смотреть тут было не на что: песок-звёзды, звёзды-песок, но зрелище светящегося ковра в небе искупало всё однообразие этого мира.

- Потом, — сказал Иван.

Он медленно откинулся на спину, лёг, подложив руку под голову. Мальчишка пристроился рядом.

- Звёзды, — сказал Иван. Слово поднялось в расцвеченное блестками небо и утихло в серебристом песке пустыни.

- Звёзды, — повторил мальчик.

- Ты смотришь на них? – спросил Прошин.

- Да. У меня есть любимые звёздочки.

- Да? Покажешь?

- Да. Вот, смотри, — мальчик протянул руку…

И ПРОШИН УВИДЕЛ.

Протуберанцы, танцующие в фотосфере. Тихое шипение звёздного вещества, выбрасываемого в пространство. Тепло лучистой энергии, согревающей живые создания причудливой формы, живущие неподалёку.

- Это साधु, — сказал мальчик. – Она хорошая, чувствуешь?

- Да, — прошептал Прошин. Он грелся, он купался в тепле этой звёздочки, милой и ласковой, как родное солнце Земли.

- Она прекрасна, — сказал он.

- Да, — мальчик вздохнул, — только не все они такие.

- Правда? – Прошин заворожённо наблюдал пляску огней перед собой.

- Правда.

- А ты можешь показать?

- Не хочу. Не люблю на них смотреть.

Картинка пропала. Прошин сел на песке.

- Слушай, как ты это делаешь?

- Что? – спросил мальчик.

- Ну, смотришь на звёзды.

- Не знаю. Я хочу на них смотреть, и я вижу.

- А меня научишь?

- Хочешь, я покажу тебе розу? – вместо ответа спросил мальчик.

- А-а… э-э… давай, — согласился Прошин.

А что он ещё мог сказать?

- Пошли, — мальчик поднялся на ноги.

Прошин, кряхтя, как старый дед, поднялся следом.

- Далеко?

- Вон там, — мальчик махнул рукой.

И они зашагали по осыпающемуся песку.

- Всё хотел спросить, — сказал Прошин, — а что там за стена?

Он глянул в сторону ломаной линии у горизонта.

- Не знаю, — отозвался мальчик. – Она всегда была.

- Это был дом? Или крепость – как ты думаешь?

- Это стена. Под ней живёт змея, — был ответ.

Прошин сбился с шага.

- Змея?

- Ну да.

Прошин как мог берёг батареи скафандра, но тут не удержался, захлопнул забрало, включил биодетектор. Песок. Серебристые барханы, ломаная линия стены вдалеке. Ни следа, ни… никого. Мальчик… Прошин глянул на пацана, ожидая увидеть всё что угодно. Нет, как был ребёнок, так и остался, хотя как он тут оказался, как… вообще всё – загадка, тайна Вселенной. И звезда эта. Он видел, мальчик видел, да не то что видел – он Прошину показал звезду. Буднично, руку протянул и – звезда. Только что не на ладони.

- Вот, — сказал мальчик, и Прошин опять сбился с шага.

Сначала среди серебристой пустыни они увидели красное пятно. Среди серебристых барханов красный цветок казался огоньком навроде удочки глубоководного удильщика. Прошин даже рискнул включить скафандр, выискивая обещанную змею — никого. А потом они подошли поближе.

Они как-то так понимали друг друга… Прошин не раз и не два специально отслеживал, на каком языке они ведут беседу. Говорил он по-русски, точно, и такие же русские слова слышал в ответ, а вот что на самом деле говорил собеседник и что он там слышал…

В общем, это был цветок. Стебель, лепестки, ну и там… пестики, тычинки… Но вот назвать это розой… Короче, если вы подарите хотя бы один такой цветок даме сердца, будь она хоть самая-рассамая недотрога, вас ждёт безусловный успех в делах любовных.

- Ух-х!.. – вырвалось у Прошина.

«Надюше надо показать», — мелькнула мысль, и тут же тоской схватило сердце.

- А… как это?.. – спросил Иван.

- Это всё, что осталось от одного мира, — просто ответил мальчик. – Он… ну вот, смотри.

И Прошин увидел.

К этой звезде, ласковому и тёплому солнышку, чёрной воронкой прицепилась нейтронная звезда. Прошин много раз слышал умные слова вроде «аккреция вещества», «парные звёзды», но никогда ещё он не видел, какая это на самом деле трагедия, смерть целого мира из-за того, что твоё солнце лишает жизни галактический разбойник. Сквозь шипение сгорающего вещества Прошин слышал довольное жужжание напитывающейся жизни звезды-убийцы.

- У-у, гадина, — прошептал мальчик. Кажется, он сжал кулаки.

- Слушай, парень, — сказал вдруг Прошин, сам поражённый своей идеей. – А ты ведь можешь всю Галактику просматривать, да?

- Да, — мальчик осторожно отодвинулся от него.

- Подожди, — Прошин присел на корточки, протягивая руки перед собой. – Я просто здесь не один, — он оглянулся вверх, по сторонам, — ну не здесь, а вообще… Ну понятно, да?.. Я хочу поглядеть, что с моими друзьями. Только посмотреть, понимаешь?

Мальчик смотрел на него своими глазёнками так…

- Ну погоди, не плачь, — осторожно продолжал Иван, — я посмотреть, понимаешь? Ну ладно, нет и нет… ладно.

Прошин встал, оглядываясь по сторонам. Засиделся он тут. Там, вообще-то, ребята, надо к ним выбираться, отдохнул и будет.

- Ты видишь змею? – мальчик взял Прошина за руку.

Он незаметно подошёл к Ивану и теперь смотрел на него снизу вверх.

- Змею? – перепросил Иван. – Нет, нету её. Спит, наверное.

Мальчик присел на корточки. Он больше не походил на милого потеряшку, скорее на маленького охотника, следопыта. Узкая ладошка легла на песок. Пацан поводил головой из стороны в сторону, понюхал воздух.

- Она там, — он махнул рукой. – Свет ей не нравится, ползёт в подземелье, ищет.

- Кого? – спросил Прошин.

- Меня, — был ответ.

- А… это… х-хорошо, ты слышь, пацан, ну мне выбираться отсюда надо, ну, друзья у меня там… ты ведь знаешь, что такое друзья?

- Знаю, - кивнул мальчик. Кивнул серьёзно и трогательно, как бы признавая за незваным гостем право беспокоиться о близких.

- Ну вот, я же не могу их бросить… там, - Прошин ткнул пальцем куда-то в небо. – Где тут выход… может, подскажешь?

Он опустился на корточки, чтобы заглянуть мальчику в глаза.

- Я… - мальчишка потёр лоб. – Я не знаю. Я забыл.

Он улыбнулся, снова превратившись в милого потеряшку.

- Так, - Прошин поднялся, готовясь включить скафандр.

Инопланетный робот навис над маленьким мальчиком с маленькой планетки.

- Но ты можешь найти своих друзей, - сказал вдруг мальчик.

- Э? – Прошин покосился на мелкого надоеду.

- Ты ведь видел мою розу? – спросил мальчик.

- Ну, - буркнул Иван.

- Я смотрел, когда это случилось – ну, звезда, - сбивчиво заговорил мальчуган. – Я очень хотел помочь, потому что там же была планета, там были люди. А их…

Он развёл руками.

- Ты не сумел их спасти? – мягко спросил Прошин.

- Да, - мальчишка вскинул голову. В глазах блеснули слёзы. – Я очень хотел, но я маленький, а звезда большая и… Я увидел розу, - он вздохнул. Тяжело, со всхлипом. – Она росла на поляне среди леса, полного зверья, я увидел её, и я…

- Она тебе понравилась? – спросил Прошин.

Пусть мальчишка врал – но врал захватывающе. Целый мир, полный жизни, уничтоженный так, походя, потому что звезда-убийца пришла из глубин Галактики.

- Да, - прошептал мальчик.

- Ну хорошо, а как я увижу своих друзей?

- Они дороги тебе? – спросил мальчик.

- Да, - во рту пересохло, Прошин откашлялся и ответил, как на экзаменах: - Да. Они мне дороги. Я хочу их видеть. Я хочу знать, что с ними произошло.

Шальная надежда что тут есть какое-нибудь колдунство заставила его вздрогнуть: вот услышат сейчас Ивана Прошина местные техномаги, вернут в Глобулу, починят буксир и подарят пятьсот эскимо.

- Посмотри на розу, - предложил ему мальчуган. Прошин покосился на него, как бы примериваясь отвесить леща.

- Посмотри на розу, - повторил мальчик. – Вспомни тех, кто тебе дорог. Кому бы ты подарил такой цветок.

Прошин собрался было…

Курёнок.

Наденька.

Иван помотал головой.

- Что ты мне мозги пудришь? – загремел инопланетный робот.

Мальчишка сжался в комочек.

- У меня там люди погибают, а он мне про розу! – кричал Прошин. – Люди погибают, слышишь? Ты не смог спасти планету, так не мешай спасать хотя бы несколько человек!..

Мальчик вздрогнул всем телом. Прошин осёкся.

- Прости, - сказал он. Протянул было руку, чтобы погладить парнишку – отдёрнул, решит ещё, что бить брошусь.

- Прости, - повторил Иван. – Мне и правда пора.

- Просто надо вспомнить, кого ты любишь, - пробормотал мальчик.

- Всех люблю на свете я, - Прошин взялся за забрало скафандра.

- Нет, - мальчик вдруг встал перед ним, бестрепетно глядя на громадину инопланетного робота. – Нельзя так: люблю – и дальше побежал.

- А как тогда? - спросил Прошин.

- Надо хранить любовь, - был ответ. - Воспитывать любовь в себе. Не как долг, не как привязанность, а как… любовь.

Прошин собрался уже было ответить что-нибудь язвительное или даже скабрезность какую отпустить – и промолчал. Цветок… Он ведь дарил цветы Наденьке. Там, на Камчатке, рвал цветы, такие синенькие… они в Красную книгу, оказывается, занесены, а он их в букет. Наденька смеялась. Очень красиво смеялась, она вообще очень красивая, даже с этой причёской, ну, космонавтам которая, всё равно.

Прошин посмотрел на розу. Как она растёт здесь? Мальчишка ухаживает, что ли? Розы он Наденьке не дарил. Не додумался.

Он представил, как собирает охапку таких цветов – хрена с два ты их теперь наберёшь, погибла та планета, – как протягивает душистый букет Наденьке и саму Наденьку представил, в цветастеньком платьишке, с копной льняных волос, как она улыбается ему, нежно и восторженно, принимая диковинные цветы от покорителя космических далей…

…и он увидел!

Предыдущий: А_С 10-1

МКС «Валентина Терешкова» вошла в плотные слои атмосферы. Серебристое тело в форме недокрученного бублика на считаные секунды объяли языки пламени – и сорвались с обшивки. Солнце, огненным апельсином светившее там, снаружи тонкого покрывала атмосферы, щедро рассыпало лучи по космическому аппарату, сверкнуло на ледяных полях внизу, утопило лучи в редких облаках. «ВТ» грациозно двинулась в сторону кромки льда, подпиравшей столичный город. Вскоре рядом с инопланетной станцией появились летательные аппараты обтекаемой формы: Тису отрядил целую руку жнецов для солидности, и они заложили вираж вокруг объекта, оставив в небе белые дорожки инверсионного следа.

На экранах операторов ледяное поле под брюхом станции сливалось в один сплошной ковёр с блёстками. Вокруг тела станции дрожал нагретый воздух. Жнецы выписывали кренделя в разреженном воздухе.

Они рисковали оба, Павлов и Тису. Судьба двух миров повисла на волоске хотя бы после решения Павлова раскрыть основные характеристики станции, и столь же рискованного решения Тису предоставить воздушное пространство планеты инопланетному объекту с неизвестными характеристиками – мало ли что там рассказали о себе эти чужаки. Но пока станция летела к Первограду оставляя за собой белую дорожку инверсионного следа, таявшего среди вензелей таких же белых дорожек, оставляемых жнецами.

Показался океан. Серо-свинцовые волны роняли клочья пены на ледяные утёсы, выраставшие прямо из холодных вод. Белое поле льда, пересечённое тенями от редких торосов, соперничало с сине-серой равниной океана, усеянной белыми бурунчиками. От такой картины бывалым космическим волкам, привыкшим к безжизненным равнинам спутников газовых гигантов, становилось не по себе, ведь одно дело видеть искони неприспособленную к жизни планету и другое – мир, ещё недавно по космическим меркам полный жизни, готовящийся стать очередным обиталищем ледяных демонов.

Город. Башни, стены высотных домов, россыпь домишек вокруг высоток – всё в сером мареве. Далеко выдающиеся причалы с судёнышками, цепочка кораблей на рейде – и стена льда выше любой из башен Города. Ледник провёл чёткую границу, разделив жизнь и смерть: море огней, сверкающая в сером сумраке полумёртвого мира иллюминация небоскрёбов – и тёмные улицы той части, что располагалась ближе к подступающему льду. Серость и тьма языком выдавались в сторону жилой части и, покрутив зум, можно было увидеть останки рухнувшей башни. Ещё одна, тёмная, мрачная, обиталищем Тёмного властелина стояла вплотную к леднику, и стена замёрзшей воды готовилась пожрать небоскрёб.  

- Да, — сказал Петровчин, — да. Электричество они не экономят.

Шутка повисла в тишине, объявшей мостик МКС. Зрелище умирающей планеты никого не оставило равнодушным; молчали все, даже Павлов.

Международная космическая станция «Валентина Терешкова» снизилась до двух километров. Гигантская тень скользила по серой глади моря, и казалось, сам воздух дрожит от тяжести инопланетного объекта. Жнецы выстроились сзади и чуть выше станции. Почётный эскорт, охрана и конвой - Тису, Первый не хотел рисковать.

Станция снизилась до восьмисот метров. Можно было различить людей на крышах высоток, да их и так было видно: люди махали фонариками, жгли фаеры, просто тянули руки к небу.

- Тёплая встреча, — прокомментировал вид с высоты Тажибаев.

Коджо толкнул его под локоть:

- А на улицах – ты посмотри…

Между зданиями волновалось людское море. Люди махали руками, светили в небо фонарями, целая река огня текла по одной из улиц. Словно спеша подтвердить слова о тёплой встрече, с одного из зданий протянулась огненная строчка. Станция вздрогнула, когда брюхо «бублика» осыпало горохом зенитных снарядов.

- Эт-то что за… — вскинулся было Петровчин, но Жора Таранин схватил его за плечо:

- Смотри, смотри…

К месту происшествия серыми тенями с разных концов города метнулись винтокрылы, но истребители сопровождения не зря жгли горючку. Жнецы взяли цель: крыша здания вспухла клубами огня, дыма, бетонная пыль, обломки стекла, стали, бетона полетели во все стороны, полетели вниз. Где-то среди этого хаоса потерялись останки людей, виноватых только в том, что оказались не в том месте, не в то время.

- Жёстко, — только и сказал Бернар.

- Сергей Иванович! – выкрикнула Ксения, дежурный оператор. В голосе девушки слышалось рыдание.

- По местам стоять! – зарычал Павлов.

Ещё когда они договаривались с Первым учителем, он понял: будет непросто. Но что будет вот так… Тут оставалось только стиснуть зубы и делать своё дело.

- По местам стоять! – раскатился в динамиках командирский рык. – Снижаемся по команде.

Станцию вели операторы с городской вышки и с орбитальной станции. Павлов прекрасно понимал, что Тису решил подстраховаться, отсюда эти истребители, орбитальный контроль, запрошенные старшим оператором Города характеристики двигателей «Терешковой». Страховка, правда, получалась жиденькая: ракеты, энергетическое оружие, зенитные батареи вокруг Города, то есть, всё, что обычная защита МКС перекрывала на раз.

Жнецы вились над городом. Вровень с крышами зданий висели вертолёты, без стеснения шаря по толпе внизу, по верхним этажам зданий лучами прожекторов.

- Думаешь, будут ещё сюрпризы? – спросил Петровчин.

- Ты помнишь, что нам вдалбливали в Институте? – отозвался Начальник. – Будь готов. Делаем своё дело и готовимся к любым сюрпризам. В том числе неприятным.

- Внимание, мы почти у цели, — отрапортовал оператор.

- Пойду готовиться, — сказал Павлов и будто медведь по весне, неуклюже полез из ложемента: — Охохонюшки хо-хо, грехи наши тяжкие…

Сергею Ивановичу не надо было чистить Большую пушку или вещички собирать, или, не приведи господь, сухари сушить, нет, дело обстояло гораздо серьёзнее: в медблоке Сергея Ивановича ждала Наденька.

Не одна.

У каждого человека рано или поздно линия жизни становится перпендикулярно профессиональной деятельности. Глядя на дочь, бледную, измотанную сложными родами, в необмявшемся комбинезоне с отросшим ёжиком волос, Павлов почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он не спал последние ночи, ворочался у себя в коечке, обдумывая все варианты, пытаясь удалить из уравнения самых близких ему людей, дочь и внука, лежащего здесь же на столе, в кювете с подключённой системой жизнеобеспечения. Думал, складывал картину так и эдак – и ничего не получалось.

«Нам нужен символ, — говорил Тису, — способный вернуть моим людям веру в себя. Мой народ устал. Устал изо дня в день ждать, когда придёт ледник. Устал ждать смерти. Мы не верим в себя, не верим, что мы способны на что-то серьёзное. Если хотите помочь – верните нам веру в себя. Покажите, что мы чего-то стоим в собственных глазах».

Павлов сжал зубы. Набрал полную грудь воздуха, стремясь хоть на долю секунды оттянуть тот миг…

- Дочка, ты готова? – спросил Начальник МКС «Валентина Терешкова».

- Да, папа, — едва слышно отозвалась Наденька, — мы готовы.

- Внимание всем, — раздался голос оператора, — мы под атакой, срочно занять места по расписанию. Повторяю…

Павлов вызвал Петровчина:

- Серёжа, что там?

- А, та рухлядь на орбите облучила нас детектором, — отозвался старый друг. – Местные вышли на связь, похоже, наверху у них будет заварушка навроде ракетного удара по городу.

- Кто-то не хочет нас видеть на шарике, — промолвил Начальник.

- Есть такое, — подтвердил Петровчин. – Но ихний главнюк дал понять, что всё в силе, он на месте и за всё в ответе. Так что вперёд, спасать планету.

- Принято, — ответил Павлов и сказал, обращаясь к дочери: — Наденька, дружочек, как там Ялик?

- В норме, — дочь слабо улыбнулась в ответ.

- Милая, тебе нельзя с нами, — как можно мягче сказал Сергей Иванович.

Милые сердцу черты исказились. Обида, непонимание, гнев…

- Почему?!

- Котёночек, я…

- Не отдам! – Наденька прижала к груди капсулу жизнеобеспечения, которую специально соорудили для такого случая.

- Надюша… - Павлов в последний момент удержал дочь. Взял за руку, обнял, положив свою ручищу на капсулу с мирно спящим младенцем.

- Милая, я ведь буду там.

- Ты хочешь отдать его им!.. – маленький кулачок ударил по нагрудным пластинам скафандра.

- Я не вернусь без моего внука.

Павлов поцеловал ёжик волос, оставшийся от прежней роскошной причёски. Он гладил дочь, рыдавшую у него на груди, целовал, бормотал какую-то чушь. Наконец, рука, вцепившаяся в рукоять для переноски, разжалась.

- Надя, с нами пойдёт Виктория Аркадьевна, она отвечает за капсулу. Мы - охрана. Ты же знаешь, какие мы вояки…

- Вояки… — грустная улыбка сквозь слёзы. – Так оно, быть дочерью астронавта.

Наденька поцеловала капсулу с сыном и, шатаясь, пошла по коридору в сторону медблока. Павлов стоял и смотрел ей вслед и стоял бы так вечность, если бы его не окликнули. Пора действовать, пора броситься в гущу событий, в которой его внук, Яльмар, не успев ещё открыть глаза и сказать: «Агу», — играл главную роль.

Прошин, сидевший в пустыне в самом сердце Пыльного мешка, вряд ли обрадовался бы этому имени: Яльмар. Так какого-то нацистского преступника звали, но для Наденьки детские сказки, рассказанные мамой, были важнее, чем какие-то там выродки из тестов по истории. Девушка, а теперь молодая женщина помнила сказку про то, как волшебный Оле-Лукойе приходил к маленькому мальчику и тому открывался целый мир, полный добрых чудес, и именно таких чудес, такого мира молодая мать хотела для своего первенца.

- Готов наш парень? - Виктория подхватила кювет с младенчиком.

Жора Таранин потянулся перехватить ношу, но девушка покачала головой, сама, мол.

- Вика… — начал было Сергей Иванович – и осёкся. Это её ноша. Никто больше не сможет, также, как и вместо него не сможет – никто.

- Отбой тревоги, — раздался голос оператора, — повторяю, отбой тревоги, экипажу оставаться на местах по расписанию.

- Видишь, всё хорошо, — проговорил в наушниках Петровчин. – Готовы, Иваныч?

- Да, мы готовы, — оглядев своих спутников, промолвил Сергей Иванович.

- Хорошо, запускаем магнитную ловушку…

Махина станции зависла над строениями, окружившими небольшую площадь. Если по остальным улицам города людская река текла в каком-то подобии порядка, то здесь происходило что-то несусветное. С одного краю шло побоище на три стороны. Люди били друг дружку дубинками, цепями, голыми руками, время от времени все без разбору получали тумаков от людей в забавной форме канареечного цвета и тогда две стороны объединялись, отбивали канареечных в сторону… В какой-то момент у одной из сторон сдали нервы и над головами бойцов понеслись очереди трассирующих пуль. Шум столкновения полностью перекрывало немелодичное пение. В центре возле огромного булыжника толпа разевала рты, воспроизводя религиозный гимн. Звучало это, во всяком случае, торжественно. Возле камня, очень похожего на метеорит пританцовывали люди в ниспадающих белоснежных одеяниях, собравшиеся вокруг прихожане, одетые кто во что горазд, дружно махали руками в одном ритме с движениями жрецов. Торговые лавки, завешанные иллюминацией, собирали очереди покупателей; торговцы благоразумно расположили свои ларьки на противоположном от потасовки конце. Оставшуюся часть пространства занимали зеваки, машущие руками, плакатами, транспарантами, жгущие фаеры и просто толкавшиеся без цели туда-сюда. В центре площади на драпированном алой тканью помосте, окружённом ощетинившимися штыками вояками, стояла знать. Блестели мундиры генералов. Трепетали на ветру фиолетовые мантии техномагов. Дамы и кавалеры Кабинета щеголяли золотым шитьём нарядов. В центре, самом центре помоста, отделённые от прочих нарядом бойцов в супер-пупер броне стояла группа невзрачно одетых людей с Первым учителем во главе.

- Сергей, мы готовы, — сказал Начальник. – Запускай.

…И они оказались среди какофонии звуков. Крики, нестройное пение, выстрелы, треск лбов, разбиваемых дубинками…

Всё это мало-помалу утихло, едва в воздухе запрыгали звёздочки наэлектризованного воздуха, сопровождавшие работу магнитной ловушки. Фигуры людей, залитых светом прожекторов со станции и с краёв площади, медленно спустились на помост. Тишина волнами расходилась по толпе; люди застывали с задранными головами, глядя на фигурки в воздухе.

- А-а-о-о, — запел кто-то.

- А-а-о-о, — подхватили люди, и толпа вокруг огромного камня закачалась из стороны в сторону.

- Да, — сказал Петровчин у Павлова в ушах, — вот такого я точно никогда не видел.

- Сергей, как мы держимся?

- Норма. Как Ялик?

Лишний вопрос: младенчик облеплен датчиками, все параметры жизнедеятельности контролируются консилиумом врачей. Но Павлов понял:

- Всё в порядке. Мы на грунте. Бобочка.

- Я здесь, — отозвался лингвоманьяк.

- Начинаем.

- Принято.

Прожектора заливали помост светом. Танцевали искорки наэлектризованного воздуха, искорки вились вокруг комбинезонов землян, вокруг брони бойцов, вокруг Первого и его свиты. Пение стихло, тишина накрыла площадь, расходясь от центра к краям, когда два человека в перекрестии лучей встали напротив друг друга. Тису воздел руки, будто заключая в объятия пришельца — и весь мир. Павлов повторил его жест. В полном молчании инопланетянин и правитель обречённого мира обнялись. Сложный запах ударил в нос Павлову, пробившись через дыхательную систему: запах благовоний, запах от мантии, которую надевали незнамо сколько лет назад, резкий запах человека, вынужденного несколько часов простоять без движения…

Запах страха.

Они рисковали оба, рисковали не то что смертью – посмертным проклятием, если надежды народа Мать-земли не сбудутся, а земляне решат, что братья по разуму из галактики-спутника Млечного пути опасны.

«Мы умеем убивать, — думал Павлов, глядя в глаза своего визави, — у нас в этом деле такой опыт, что лучше бы нам с тобой наполнить эту пантомиму содержанием».

Что делать дальше – никто не представлял. Договорились о главном, а в остальном решили полагаться на опыт, поэтому Павлов, отстранившись от Первого учителя, сделал широкий жест в сторону замершей Виктории. В полной тишине – они ничего не видели за пределами круга света, а толпу на площади словно заговорили печатью молчания – Начальник станции взял в руки капсулу, светившуюся подобно эльфийскому фиалу и, глядя в глаза Тису, протянул Первому учителю младенчика.

Тяжкий вздох раздался из темноты: тысячи людей разом набрали в грудь воздуха и выдохнули от изумления, от неожиданности, от умиления. Экраны над площадью крупным планом показали маленькое личико, ребёночек не проснулся от прикосновений, только губки на мгновение сложились бантиком и сморщился носик. Младенчик спал.

Тису бережно принял капсулу с младенцем. Внимательно посмотрел на сморщившееся личико, словно любуясь, и поднял повыше, демонстрируя городу и миру драгоценность, доверенную Земле-матери гостями из другой галактики.

Это было похоже на взрыв: разноголосый вопль, перекатившийся по площади, оглушил людей на помосте. Бойцы из охраны вздрогнули и взяли оружие на изготовку, дамы падали в обморок, а многоголосый крик всё не стихал, отражаясь от стен домов и перекатываясь по людской толпе вновь и вновь. Наконец, крик сменился пением:

- А-а-о-о! — поднимался в небо религиозный гимн: – А-а-о-о!

- Окей, окей, — забормотал в ушах у Павлова Петровчин, — Серёга, держимся, они просто кричат, слишком красиво вы выступаете.

- Принял, — коротко ответил Павлов. Не к лицу было в такой момент болтать по рации.

Первый меж тем развернулся к свите. Из прочих дам (вокруг троих суетились медики) выступила женщина в бордовом платье с отделанном блестяшками лифом и тяжёлым украшением, вплетённым в сложную причёску. Женщину сопровождали два мальчика в расшитых мундирах и высоких головных уборах. Важно вышагивая через помост, они подвели мать к Тису, и Первый бережно протянул капсулу женщине.

А ведь Наденька видит это всё, — подумал Павлов. Бог весть, что творится у неё на душе. Вот фрейлина кивнула Виктории, караул расступился, пропуская девушку вслед за придворной дамой. Пение не прекращалось ни на минуту. Затихший было гимн вышел на крещендо, когда Павлов и Тису обнялись ещё раз. Острый запах вновь ударил Сергею Ивановичу в нос.

«Боишься ты, дружище, — думал Павлов, приветствуя невидимую вне круга света толпу, — я тоже боюсь, и не меньше твоего теперь. У тебя мой внук, самое дорогое для меня…»

Предыдущий пост: А_С 9-3

Со стороны казалось, будто громадный алабай треплет в зубах маленькую собачонку: Павлов навис над Бобочкой. Петровчин как мог скорее прогнал лишние мысли, подошёл так, чтобы не заметить его не получилось при всём желании и тихонько сказал:

- Сергей Иванович.

- Да? – бросил Павлов. Он всё так же смотрел на лингвоманьяка и Бобочка от этого «Да?» сжался ещё сильнее, хотя – куда дальше?..

- Вторая, — сказал Петровчин.

Павлов глянул на него. Вестей от Неудачина они ждали как… вот как ждали. Но и отпускать собачонку Начальник станции за так не собирался:

- Так я всё же жду ответа, дорогой мой человек, что мы демонстрировали при всей команде? Вы намерены превратить Международную космическую станцию «Валентина Терешкова» в шмаролёт?

- Н-нет, С-сергей Ив-ванович, — пролепетал Бобочка. – Разрешите доложить?

- Конечно же, я вам разрешаю доложить, - ласково проговорил Начальник, не отрывая взгляд от Бобочкиной помятой физиономии.

- Это фильмы амива, тогда эпоха Клух вошла в моду, снимали не только… гм… эротику, но и приключения, боевики, мистику… Главное условие: всё происходит в декорациях и костюмах той эпохи. Я подумал…

- То есть, вы хотите сказать, что настолько разобрались в истории, искусстве, а самое главное – языке Снежка, что можете троллить Начальника станции, — как бы задумчиво произнёс Павлов.

- Э-э… да… ой, то есть, нет… то есть… Ну, в общем-то…

- Я объявляю вам выговор, — произнёс Павлов. Бобочка сжался. – Я объявляю вам выговор, и ваше наказание зависит от того, как вы освоили язык — ваши знания вскоре нам пригодятся. Выдержите проверку – ограничимся устным предупреждением, нет – пеняйте на себя. Вы меня поняли?

- Э-э… да, я понял, конечно, а как…

- Пока никак, — оборвал Бобочкино словоизвержение Павлов. – Вы свободны.

- Э-э…

Петровчин обнял лингвоманьяка за плечи и ласково произнёс:

- Ну, дружище, тебе же есть над чем поработать, правда?

Он мягко подтолкнул Бобочку к выходу, и маленький человечек потопал в сторону отваленного люка, силясь не оглядываться на волчар Дальнего Внеземелья, готовящихся осваивать новые охотничьи угодья.

Они дождались, пока гермодверь мягко стала на место.

- Хамит молодёжь? – Петровчин кивнул на дверь.

- Да как всегда, — Павлов пожал плечами. Не глядя на приятеля, махнул рукой: — Присаживайся.

Павлов обошёл стол, тяжело ступая и сутулясь – здесь, в своей каюте (она же кабинет, она же командный центр), за закрытыми дверями, он мог позволить себе расслабиться и не демонстрировать невозмутимую волю к победе, чтобы, упаси бог, подчинённые не подумали, что где-то там когда-нибудь намечается что-то такое. Петровчин был своим в доску. Формально зам по чему-то там, реально – друг и единомышленник, в огонь и в воду, все за одного и один за всех.

- Что там Неудачин? – спросил Павлов.

- Есть видео от группы, есть отчёт, — ответил Сергей, располагаясь в кресле напротив Начальника. – Там другая штука… да сам посмотри.

Павлов сел за стол, выложил руки на столешницу. Взгляд Сергей Ивановича устремился в никуда, как бывает, когда человек работает с мультифокальным окулярным интерфейсом. Петровчин в упор разглядывал старого друга.

Постарел, бродяга. Щёки обвисли, под глазами завелись мешки, цвет лица нехороший, землистый. Это не нормально для космонавта, на самом деле, космонавт никогда не упустит возможности завалиться в солярий с друзьями, хоть загар и искусственный, а всё ж загар, для кожи полезно. Пушок вокруг лысой как коленка головы беленький-беленький – поседел от переживаний старый друг. «Не по Сеньке шапка», — ещё одна непрошеная мысль: Павлов-то не астронавт ни разу, из астропаузы ни ногой за всю карьеру, венец которой - руководство «Циолковским», станцией большой, важной, но всё-таки станцией, обитавшей в пределах орбиты Юпитера – Сатурна. Опыта высадки на планеты нет, опыта взаимодействия с цивилизациями, хотя бы подобравшимися к астропаузе…

«А его ни у кого нет, такого опыта», — подумал Петровчин.

Павлов откинулся в кресле. Упёр свой тяжёлый взгляд в дружка закадычного. Губы сошлись в тонкую линию, затвердели скулы, рука тяжело шлёпнула по столешнице.

- Значит, так, — проговорил Начальник.

Петровчин кивнул. Значит, так.

- Что будем делать? – формально такие решения полагалось выносить на голосование, но в случае чего на Трибунал потянут не голосовавших, а их, Начальника и Заместителя. Поэтому надо было что-то решать.

- Идём на контакт с представителями власти, — ответил Начальник.

- Э-э… понятно, - кивнул Петровчин. – А с Неудачиным?

- Идём на контакт с представителями власти, - повторил Начальник, - и решаем вопрос о спасении миссии Вениамина.

- Не понимаю, - признался Петровчин.

- Для того, чтобы понять эти вещи, надо думать не как астронавт-исследователь, - Павлов вздохнул, - надо думать, как политик.

- Растолкуй, - Петровчин заворочался в кресле. Он переборщил в своё время с тяжёлой атлетикой, выступал профессионально, хватался за железки в любой подходящий момент и теперь почти всю одежду, почти всю мебель приходилось делать на заказ. То кресло под ним не выдержит, то комбинезон на груди не сходится.

На «Циолковском» Павлов специально для друга заказывал кресла себе в кабинет. На ВТ так не получилось.

- В своё время на Земле, — Павлов встал возле экрана во всю стену, повёл рукой. Продолжал он уже на фоне Снежка, — на Земле было правило: летательному аппарату разрешалось пересекать границу любого государства на высоте восьмидесяти километров.

Начальник бросил взгляд на Петровчина и пояснил:

- Характеристики тогдашних самолётов не позволяли подняться выше сорока километров, и то это был рекорд.

- Серёжа, у меня модель Миг-25… была, — вовремя поправился Петровчин.

На «Циолковском» у него даже на это время было. Эх…

- Да, прости, — кивнул Павлов, — я хочу сказать, что до определённого момента мы считали границей земной цивилизации экзосферу планеты, даже орбиту Луны мы, человечество не контролировали.

- Начинаю понимать, — проговорил Петровчин.

Павлов размашистым жестом объял солнечную систему с сияющей звездой и гравитационной глобулой:

- Мы имеем дело с цивилизацией, чья зона контроля определённо подошла вплотную к астропаузе. Цивилизация, контролирующая как минимум орбиты внутренних планет, причём контроль осуществляется не средствами слежения, а непосредственно космической техникой – сооружения на орбитах Снежка и Второй позволяют делать такие предположения. Это тревога, Сергей.

- Я согласен, — задумчиво сказал Петровчин. – Что будем делать?

- Во-первых, мы обязаны держать Землю в курсе каждого нашего шага, — ответил Павлов. - Я составил отчёт, переслал тебе на почту (Петровчин проверил планшет, кивнул) ознакомься под подпись. Один раз в двадцать четыре часа такой же отчёт уходит на ретрансляторы, ответственные – мы с тобой плюс Таранин. Это срочно, Серёжа.

- «Георгий Победоносец»? – Петровчин в упор глянул на друга.

- Он самый, — кивнул Начальник.

«Георгий Победоносец». Это такая космическая станция, размерами со средний спутник Папы. Она не МКС, международная космическая, она ВКС, военно-космическая станция, набитая оружием под завязку. Все, кто с ней связан, увольняются миллионерами и дают пожизненную подписку о неразглашении – любая информация о станции… да хоть устройство гальюна, совершенно секретна.

Страшна ВКС не ракетами или энергетическим оружием, не тем даже, что при нужде десант с неё способен загнать весь Эдем в концлагеря – «Георгий Победоносец» зажигает звёзды. Облако водорода и гелия, создаваемое Установкой ВКС, вспухает звездой внутри любого материального объекта Вселенной. Противодействия этому оружию нет; по крайней мере, так утверждали учёные. Впрочем, с Установкой можно бы и не возиться – есть ведь варп. Любой корабль с приводом деформации пространства сам по себе варп-торпеда, только направь её куда нужно – и всё. Нет цивилизации.

- Хорошо, — Петровчин размял шею, — а во-вторых?

- Что? А, ну да, во-вторых, мы обязаны выяснить боевой потенциал Снежка. Спасательная операция – хороший способ провести разведку. Разведка боем.

Павлов ещё раз махнул на экран. Полумрак каюты осветило изображение луга, залитого солнцем. Алтай или Альпы… хотя может быть и Аппалачи.

- Гнусно, — Петровчин поджал губы. – Ребята там бьются…

Павлов кивнул.

- Это Внеземелье, Сергей. Здесь есть всё что угодно. Беда в том, что и смертушка найдётся – хоть для нас с тобой, хоть для… целой планеты. И искать особо не надо – вон она, — он кивнул куда-то вверх, словно точно знал, где сейчас крутится серо-голубой шарик Второй. – Вениамин хороший мальчик. Способный ученик – и эти вещи он знает и понимает не хуже нас с тобой.

…Всё начинается с хиральности. Фундаментальное свойство молекул существовать в двух зеркально-противоположных формах – в виде оптических веществ стереоизомеров, приводит к образованию из частиц органики, обильно рассыпанных в протопланетном облаке, РНК и ДНК. Это не полноценные цепи, это скорее субстрат для гиперцикла. Далее, в хаосе магнитных и гравитационных полей, пронизываемые космическими лучами и светом новообразованного светила, в вихре материи, сворачивающейся в планеты новой солнечной системы, «молекулы жизни» соединяются в цепочки и, едва только стихнет бурление хаоса, едва только солнечные лучи согреют поверхность новообразованного мира, начинается гиперцикл, первый вдох жизни.

Миллиарды лет должно пройти до того, как первое живое существо сделает неуверенные шаги по поверхности. Мы не в состоянии понять и оценить, что такое «миллиард лет», мы и с сотней лет не в состоянии разобраться, но разобраться, почему на разных мирах РНК и ДНК идентичны, почему одни и те же соединения нашли первые экспедиции к Альфе Центавра, к Холту, Эдему и в галактику-спутник Млечного пути, мы в состоянии.

Органические соединения, рассыпанные в молекулярных облаках по всей Галактике, рождаются в одних и те же химических реакциях. Молекулы РНК и ДНК появляются благодаря свойству хиральности, гиперцикл, цепь реакций, в которых одни соединения появляются как субстрат для следующих поколений, одинаков – его следы найдены даже экспедицией к «Чёрному дракону», Gaia BH1, ближайшей к нам чёрной дыре у горизонта событий объекта. Далее развитие жизни строится вокруг двух моментов: формирование атмосферы на каменистом мире и возникновения у живых существ ЦНС. Дыхание и рефлексы – о мышлении и речи нет, мышление возникнет у тех существ, кто раньше изобретёт систему звуковых сигналов, именуемых речью. Только речь как система, подчинённая строгим правилам и обычаям, идущим из глубокой древности – человеческой древности, – связанная с письменной традицией, со своими правилами и обычаями, развивает разум, делает двуногое, лишённое перьев человеком.

Мы не самые сильные – любое животное сильнее, быстрее ну или по крайней мере, ловчей человека. Мы самые умные – это и есть наше преимущество. Мозг человека выдаёт команды, которые так легко исполнить его рукам: построить жилище и укрыться от непогоды, сшить одежду, чтобы выходить на поиски пропитания, а главное – придумать истории, чтобы передать опыт потомкам, чтобы уже дети и внуки, и внуки внуков могли построить дом, сшить одежду, добыть пропитание.

Хиральность, гиперцикл, ЦНС, — кратчайший путь для формирования разумной жизни. Вселенная та ещё штучка, но в справедливости ей не откажешь: стартовые условия одинаковы для всех, что для землян, что для обитателей Снежка, что для дикарей с Эдема, поэтому с экрана дальней связи на Павлова смотрел человек. Немножко другой разрез глаз и расстояние между глазами, уши, тонкие губы, торчащие скулы – инопланетянин как есть. С другой стороны, всё, что находилось по ту сторону обшивки «ВТ» воспринималось чужим и враждебным, не получалось по-другому воспринимать представителя цивилизации, шагнувшей за астропаузу.

Инопланетянин раскрыл рот, обнажив мелкие белые зубы. Из динамиков полилась речь, под изображением поплыли буквы синхронного перевода, в наушниках у Начальника станции долдонил Бобочка, растолковывая обороты языка другой планеты. В итоге получалось следующее:

- Кр-р, ск-рр, а-р-р, — скрипел и хрипел инопланетянин.

- Приветствую руководителей космической станции другого мира, — шёл синхронный перевод.

- Окей, окей, — гундел Бобочка, шелестя бумажками у себя в отсеке, — здоровается, просит обозначить цель прибытия.

- Приветствую тебя, Первый, — ответил Павлов. – Мы прибыли как Ученики.

Кроме социальной связи родители — дети на Снежке не меньшее значение имели связи учитель – ученик. Во властной иерархии, со слов Бобочки, множество разных слов означало «ученик такого-то» или «ученик такого-то ранга». Старший по званию или по должности в любом случае был «учителем». Глава совещательного органа, управляющего Снежком, носил титул Первый учитель и звали его Тису.

- Вот как? – на лице инопланетянина отразилась гамма эмоций – понять бы только каких именно. – Вряд ли мы сумеем научить вас чему-нибудь…

Вот тут Павлову не пришлось гадать, что на душе у этого человека. Безмерная усталость, ответственность, бремя власти, давно уже ставшее тяготой…

- Он использовал архаичный оборот «учение-постижение», — зашелестел в наушнике Бобочка. – Сергей Иванович, продолжайте. Кажется, вы его зацепили.

В соседнем с Бобочкой помещении заседал Учёный совет в полном составе во главе с замом Павлова, Петровчиным. Да вся станция их слушала, весь экипаж, поднятый по полной боевой, велась запись, велась трансляция – на случай, если Земле понадобятся детали произошедшего, в космосе будет лететь передача с записью разговора двух начальников.

- Мы уже можем поучиться мужеству у людей, противостоящих оледенению, — сказал Павлов. Первый наклонил голову, будто прислушиваясь. – Но, кроме того, наша цивилизация смогла научиться главному: величайшее сокровище Вселенной – знания. Как рождаются звёзды и планеты, как зарождается жизнь на новых мирах и почему она становится именно такой – вот истинная драгоценность, ради которой сто́ит отправиться хоть на край света.

Чего ему там напереводят, этому…

«Бобочка, — забегали пальцы по клавиатуре, — я ничего криминального не сказал?»

- Секунду, секунду, секунду, — зашелестел Бобочка, роясь в своих записях. – Нет, в этом диалекте есть «край света» в смысле «место для погребения», но думаю, нас поймут правильно.

- Наш опыт говорит обратное, — сказал инопланетянин, — погоня за знаниями дорого обошлась моему миру.

…Простым наблюдением за небесными телами и галактическими объектами мы получили ядерную энергетику, спутниковую связь и навигацию. Исследовав небесные тела Солнечной системы и галактические объекты, мы получим холодный термоядерный синтез, мюон-нейтралиновые генераторы; открытия экспедиции «Чёрный дракон», препарирующей объект Gaia BH1, ближайшую к нам чёрную дыру, позволят поставить на поток туннельный переход и уйти от грохочущих, как древние колесницы кораблей на варп-приводе; исследования органики в молекулярном облаке Ро Змееносца подарят нам лекарства от всех неизлечимых на сегодня болезней. Знания не просто сила, знания — это сокровища, единственное зачем стоит рваться с уютненького дна гравитационного колодца. Начиная с момента создания Международного космического агентства, Межкосмоса, наука победным маршем шагала по Земле.

И вот нашёлся кто-то с другим опытом.

- Мы знаем, — сказал Павлов, — но знаем также, что любые трудности преодолимы сообща. Объединив усилия, мы можем спасти ваш мир.

Собеседник Сергея Ивановича дёрнулся: по живому резали. Впрочем, опытный дипломат… и интриган, что уж там, быстро взял себя в руки.

- Что может одна станция? – спросил инопланетянин.

- Станция – мало что, — кивнул Павлов. Собеседника, тем более инопланетного, надо было приучать к мимике будущих партнёров – переговоры-то в любом случае не последние.

- Пока нам самим требуется ваша помощь, — продолжал Сергей Иванович, — наши люди застряли на второй кислородной планете вашей системы…

Он дёрнулся! Точно, дёрнулся, что-то они там натворили такого, причём втихушечку от кого-то.

- Но мы не новички в пространстве, — говорил Павлов, — объединённая мощь наших миров позволит нам как минимум сохранить жизнь и здоровье жителей вашего мира.

Его собеседник наклонил голову.

- Что ж, мы будем обсуждать ваше предложение («Вот змей, — затараторил Бобочка, — «предложение» произнёс как «нижайшая просьба», на брюхе мы к ним приползли, типа»). Что вам требуется в данный момент?

- Мы просим разрешения занять парковочную орбиту Земли-матери, — сказал Павлов. – Кроме того, на данный момент у нас на борту находится роженица с ребёнком. Им обоим срочно требуется нормальная гравитация и атмосфера, поэтому мы просим разместить младенца и его маму в каком-либо медицинском учреждении на поверхности.

Инопланетянин кажется, не ожидал подобной просьбы. Впрочем, соображал он прекрасно:

- Вы можете рассчитывать на помощь наших лучших врачей. Я распоряжусь.

- Вы пришлёте челнок за нашими людьми?

- Нет, — сказал Тису, Первый, — есть идея получше.

Предыдущий пост: А_С 9-2

Маленький непригодный для жизни мирок катился по орбите вокруг звезды. Как ни старался Жар-отец, согреть Хетту – Вторую – не получалось, слишком далеко она бегала от солнечных лучей, а те, что добирались до обледенелых скал и пустынных равнин, отражались гордячкой обратно. По этому поводу местные сочинили множество занятных мифов, которые пришлись бы по душе Бобочке, Неудачин и его экипаж сбились с ног: не до сказочек, буксир тянуло в сторону Северного полюса планеты, где над ледяными торосами высилась странная веретенообразная конструкция. Странности конструкции добавлял её контакт с болидом, врезавшимся в атмосферу не снижая скорости. Экипаж пересматривал этот момент, и каждый раз, когда огненная капля начинала проход через атмосферу, никто не мог сдержать возгласа изумления.

Это походило на череду ядерных взрывов: вспышка! – жиденькое покрывало, едва прикрывающее обледенелые камни маленького мирка, вспухало огнём, языки пламени плескались во все стороны, пожирая всё живое. После такого удара никакой космический аппарат не мог продолжать существование… да взорвалось бы там всё попросту, но – вспышка! Болид продолжает рваться к цели, буквально прожигая себе дорогу через атмосферу. Вспышка! Вспышка! Болид разрывает облака, вальяжно раскинувшиеся на его пути. Вспышка!

И вдруг всё закончилось. Дымный след тянулся через всё небо, возле «веретена» расходилось пару дымных кругов… и всё.

- Как они это сделали? – каждый раз спрашивал Саша, глядя на девственно-чистое небо Второй.

Павлов тут же потребовал изучить место происшествия, но требовать одно, а только пока на орбите Второй не окажутся хотя бы спутники, отправленные экспедицией, можно хоть утребоваться, толку не будет. А спутники не успевали.

За двенадцать часов до выхода на круговую орбиту удалось получить и рассмотреть картинки с маршрута. Область высоких температур лежала в приполярном районе – островок благоденствия среди ледяного ада.

- Они накрыты каким-то полем, — резюмировала Иренка, — а под этим покрывалом и зелень, и вода, и углеродный след, правда, слабый какой-то, будто там натуральное хозяйство.

- Думаешь, и люди там есть? – спросил Курт.

- СО-след всё-таки достаточно интенсивный, — девушка пожала плечами. – Определённо да, люди там есть.

За восемь часов до выхода Веник включил ревун и погнал своё воинство проверять снаряжение и собирать всё, что только можно с буксира. Амуницию, продовольствие, медицину грузили в тяжёлый спускаемый аппарат, одновременно запустив всевозможные тесты. Один за другим системы летунов показывали зелёный, но Веник хмурился и требовал проверять снова и снова. За час до выхода, когда маленький бело-синий шарик на экранах превратился в сумрачного гиганта, недобро сверкавшего молниями под облачными фронтами, Веник зычно крикнул:

- По машинам!

Затянутые в скафандры фигуры расселись по креслам в двух планетарных модулях и одном ТСА. Два модуля оставались на поживу местным негостеприимным божкам и жалко было машинки – во как жалко. Но поделать ничего нельзя, людей мало, поэтому скрепя сердце и жутко ругаясь про себя, Веник оставил модули пристыкованными к обшивке буксира. Слава богу, то, что тащило их в атмосферу, не блокировало прочие системы – была связь, в том числе с разбросанными по системе Второй спутниками, с «Терешковой», их даже напутствовали со станции: «С богом, ребятки», — работали двигатели, работала СЖО.

- Внимание, приготовиться к расстыковке! – скомандовал Неудачин. – Двигатели буксира – полный ход!

Теперь плазма, горевшая в магнитной ловушке позитронного двигателя буксира, работала как экран, создавая разрежение по курсу корабля. Тот, кто пригласил в гости людей, совершенно не заботился о том, что пятьдесят километров в секунду — это слишком большая скорость для входа в атмосферу и красавец-корабль просто размажет о плотные слои атмосферы планетки. Кто-то даже сказал с надеждой:

- А может, отскочим?

Но отскочить не получилось. Народ у Веника подобрался опытный, не раз и не два люди видели, как входят в атмосферу, видели и катастрофы при входе, в том числе из-за ошибки операторов, неправильно оценивших скорость входа. Поэтому Неудачин услышал дружный вздох, как только первые язычки пламени заплясали на обшивке.

Входом в атмосферу это назвать не получилось бы – взрыв, так точнее. В одну секунду весь мир вспыхнул, глухой удар и скрежет снаружи заставил Иренку ойкнуть, Коля Вахмин и Адиса Акимджаде кусали губы, вцепившись в подлокотники позади Веника, сжимавшего джойстики управления.

- Экипаж, доложить самочувствие! – от волнения командир дал петуха. Никто не засмеялся.

- Борт один-два самочувствие - норма, — послышался сдавленный голос Кимуры.

- Борт один – три норма, — с запинкой отозвался Закван.

- Держимся, ребята, держимся, — сказал Неудачин. В горле пересохло, поэтому слова его могли скорее обеспокоить, нежели ободрить кого-то, но и молчать он не мог: пятьдесят тысяч километров в секунду. Слишком много, чтобы равнодушно смотреть на экраны.

Снаружи бушевало пламя. Скорость чуть уменьшилась из-за аэродинамического сопротивления, но всё равно та штука на полюсе тянула их что твоя липучка.

Саргассы космоса, — вспомнил Веник.

- Расстыковка, один-два, один–три, расстыковка! – гаркнул он в микрофон, едва оптические датчики показали бесконечное поле облаков сквозь пламя на обшивке.

Планетарные модули серебристыми рыбками порскнули в белёсую муть атмосферы, показав инверсионный след.

- Аэродинамические тормоза выпускаю, — меланхолично промолвил Кимура с первого модуля.

- Выпускаю, — подхватил Фаез со второго борта.

Секунды ожидания. Если «липучка» прицепится к ребятам – всё, амба.

- Есть снижение скорости, — чуть ли не скука в голосе. Заки не сдержался:

- Есть тормоза! Есть снижение скорости!

- Внимание, я один – один, расстыковка, манёвр отхода, — проговорил Веня. – Ребята, вы красавцы.

Гигантский скат манта расправил крылья над полем облаков, белые полосы конденсации сорвались с плоскостей.

- Плазменный экран на полную мощность! – скомандовал Неудачин. – Ребята, второй, третий, все ко мне.

Вытянутое тело буксира продолжало ввинчиваться в атмосферу, светя перед собой факелом двигателя. В облачном фронте над полюсом Второй буксир проделал большой прогал, устремившись далее, к диковинной конструкции, внутри которой ждал безумный бог, и вслед за кораблём-носителем в море облаков плюхнулись тяжёлый спускаемый аппарат и два планетарных модуля. На последнем военном совете решили выстроиться в кильватер, поскольку плазменный экран смонтировали только на ТСА, для модулей конструкторы оставили стазис-оболочку и антигравы.

И этого, как всегда, оказалось недостаточно.

Секунды работы плазменного экрана, экипаж во все глаза следит за вектором генератора плазмы. Рам тянет вектор всё дальше и дальше от коридора, пробитого буксиром, и ломаная линия курса ТСА и двух модулей всё дальше и дальше отклоняется от точки приложения сил. Красная линия показывает курс носителя, и вот она сидит как влитая: направлена в одну точку.

- Уходим, — неуверенно проговорил Заки.

- Подожди, — сквозь зубы отозвался Веня.

- Уходим, точно! – в голосе друга ликующие нотки.

- Уходим, — подхватили в эфире. – Уходим!..

Полёт в атмосфере удалось стабилизировать; теперь только аэродинамическое торможение до самой жилой зоны, как все называли найденную Иренкой область повышенных температур.

- Ух, ну и уродец, — сказал вдруг Адиса.

Оптические датчики показали им огромное «веретено», вершиной чуть-чуть недостающее до облаков. На мгновение люди забыли даже про линии на штурманском мониторе.

- Это такая ловушка? – спросила Иренка.

- Да, наказание для нехороших девочек, — брякнул Веник, расплываясь в улыбке.

У него появилось чувство, что эту подлянку от Вселенной они отбили. Беда только в том, что в арсенале старушки одни нечестные приёмы.

- Дурак, — надулась Иренка.

- Внимание, до столкновения с… этим, — Курт запнулся, но тут же бодренько продолжил: — До столкновения десять секунд. Пять секунд. Три. Две. Одна.

Буксир, изогнутый скоростным напором почти под прямым углом, вломился в центр конструкции. Творение инопланетных конструкторов содрогнулось, словно дрожь прошла и центра в обе оси «веретена». Видно было, как вниз полетели куски обшивки, из пролома фонтаном вырвалось пламя и две-три секунды эта штука (Курт и Заки глотки посрывали пытаясь решить: космическая станция это или здание) стояла неподвижно.

- Терминатор, — сказал вдруг Адиса.

Неудачин непонимающе вскинул на него глаза, переключил обзор и всё понял: ночная сторона. На безвоздушных мирах терминатор отсекает день от ночи мгновенно, нет сумерек, поскольку нет атмосферы или атмосфере недостаёт мощности. Сплошная темень поднималась перед ними.

- Падает, — сказала Иренка.

Вся центральная часть «веретена» вспыхнула красными языками пламени, к облакам рванулись клубы чёрного дыма. Верхняя полуось конструкции, оставшись без опоры, надломилась, падая мимо нижней части, и они обе рухнули на скалы, дробя древний камень, рассыпаясь обломками, рассыпая чадящий дымом огонь.

…Ночь рухнула на них внезапно, лезвием секиры отрезав от белого дня. Иренка вскрикнула. Веник открыл было рот, собираясь призвать экипаж к порядку… Да тут же и закрыл, вспомнив, как сам вздрогнул, когда перед глазами рухнула завеса тьмы.

Океан звёзд – и море тьмы под ногами, такая картина открылась им. Три летательных аппарата расчертили инверсионными следами небо над ночной стороной планеты, догоняя линию терминатора.

- Веня, что делаем? – раздался в динамиках голос Кацу Кимуры, старшего борта один-два.

- Надо обследовать место катастрофы и жилую зону, — отозвался Неудачин. – В приоритете «зелёнка», сами понимаете.

- Я могу слетать на полюс, — сказал Закван. – Экипаж согласен.

- Нет, ребята, — ответил Веник, — мне всё происходящее не нравится, прям слов нет, как не нравится. Поэтому всю работу делаем вместе.

Остаток пути они проделали в молчании. Спутники, вышедшие на орбиту планеты, передавали картинку с дневной стороны, и они разглядывали дымящие обломки на месте катастрофы инопланетной станции на полюсе и жилую зону в приполярном районе.

- Да у них там биомасса кишмя кишит, — восхищалась Иренка, разглядывая карту, нарисованную компьютером после обработки показаний биодетектора.

- Как бы спасать не пришлось твою биомассу, — мрачно заметил Неудачин.

- Это почему? — заинтересовалась девушка.

- Посмотри следующий снимок – видишь вот эти сооружения на границе обитаемой области? Ставлю вискарь — это реакторы. Если та штука на полюсе запитывала их энергией долго твои зверушки не протянут.

Предыдущий пост: А_С 9-1

Снарфы домчали их до места за час с небольшим. Ветреники бежали рядом – этим никакая живность подчиняться не желала категорически; «духи» пожирали всё, в чём только теплилась жизнь, даже червяками Та не брезговали. Да их это и не беспокоило: неслись гибкие тела по зарослям Мари, то стелясь по земле, то перепрыгивая с ветки на ветку. Так странная процессия пробиралась по лесу, пока «духи» не зашикали на команду Мима – все сразу: «Ч-ш-ш, ч-ш-ш, слезайте, слезайте…»

Ползать через подлесок в Мари то ещё удовольствие: колючки на кустах сдирают сначала одежду, потом кожу, на запах крови слетаются кровососы и жалят, жалят… В корнях юри любят устраивать логово змеи и не приведи Калаази наткнуться на такое. А есть ещё арга, они любят охотиться у калбин, поджидая жертву в переплетении веток у берега. Ветреники как раз наткнулись на гнездо. Бедную змеюку располосовали на кусочки, только и успела зашипеть; кладку разворошили после небольшой потасовки – бесшумной. Мим только пожал плечами, его люди пробирались вслед за проводниками к небольшой полянке, прогалу между деревьями и, хоть и навьюченные амуницией, справлялись не хуже.

Наконец один из духов махнул рукой. Его люди замерли, замерли и Мимовы ребята, глядя на что-то, скрытое стволами деревьев и ветками-листьями подлеска. Мим аккуратно отодвинул мешавшую обзору веточку.

В Мари нет полян, потому что Марь везде. На всей земле, укрытой Пламенем, росли кусты, деревья, однако бывало из-за Пламени прилетал Небесный камень, чтобы с рёвом прорвать преграду, охранявшую жизнь. После каждого такого визита горели кусты, деревья, незваный гость раскидывал землю, оставляя после себя проплешину вытянутой формы. Бывало, что выемка после удара заполнялась водой, становилась калбиной – тогда говорили, что Небесный камень принёс благословение. Чаще всего растительность потихоньку затягивала место удара, оставался небольшой овражек, а через время исчезал и он.

Небесный камень ударил сюда недавно. Из-под наползающего зелёного ковра ещё видна была голая земля, хотя вьюнок уже запустил свои плети где только мог. Среди этих плетей стоял странного вида аппарат – будто груду пузырей высыпали на траву, да так и застыла груда, выпустив тонкие ноги-опоры. Но про такое Мим слышал, Древний Учитель рассказывал. Не рассказывал он только про экипаж этой штуки: человеческие фигуры в серебристых комбинезонах расхаживали по отрастающей траве и время от времени наклонялись, будто собирая урожай.

Не урожай это был, Мим видел через прицел: люди его племени лежали навзничь среди побегов и цветков хурги, а захватчики что-то делали с ними. Уколы какие-нибудь или чипы вживляли.

Мим долго не рассусоливал: взяв одну фигуру на прицел, он плавно потянул спусковой крючок.

- «Терешкова» вызывает «Бохо», — раздался голос дежурной, — «Бохо», как слышите, вызывает «Терешкова»…

Наткнуться в космосе на какую-нибудь каменюку – это надо постараться. Красивые облака пыли, которые мы видим в телескопы, складываются в пространстве, измеряемом сотнями и сотнями парсеков, а там одна пылинка на тысячу кубов висит, если приглядеться. В солнечных системах попроще, там целиться в небесные тела чуть полегче, но всё равно, плотность материи такова, что можно забить на управление, забраться в каюту и классно провести время с подружкой. Пускай станция шлёпает себе на автопилоте, пока вы там шуры-муры разводите.

Так было и в этот раз: Веник убедился, что ни по курсу, ни по пересекающимся орбитам нет объектов, способных пробить энергоконтур, проверил, как работает магнитная ловушка – комбайны конвертера материи утробно урчали, поедая пыль, — включил автопилот, и они с Иренкой закрылись в уютном гнёздышке — каюте. Курт, Фаез и Коля Вахмин выпросили себе личное время и распечатали баклажку с вином из корабельных запасов. Саша Илиади взялся помогать с диссертацией Илте Хамалайнен, точёной скандинавской блондинке, отчего у троицы бражников вышел спор, что интерес у Александра скорее сердечный, нежели научный, но сидели ребята под камерами, рылись в каких-то записях, и всё шло пристойней некуда, и потому также скучно. Кацу Кимура возился со скафандром, подгоняя амуницию по фигуре, Рам Чадхи, начмед экспедиции корпел над настройками кибердока, Лера Сичкина помогала ему в меру сил.

Буксир падал ко Второй, двигатели как положено «светили» на торможение, рыскали из стороны в сторону усики магнитной ловушки.

Тишину на станции разорвал ревун. К мягкому свету плафонов добавились проблески красных фонарей аварийной сигнализации.

Полуодетый Веник припрыгал на мостик. Компания выпивох оказалась там почти одновременно с командиром корабля, остальные подтянулись чуть позже.

- Я «Бохо» слушаю вас, «Терешкова».

- Ребята, вы ничего не замечаете, да? – в голосе девушки дежурной Венику послышалась обидная насмешка, он засопел, набычился, но тут большой экран перед ними показал картинку, переданную со станции.

- Ого, — сказал Курт.

Экипаж, собравшийся за спиной командира, разразился сходными возгласами, Веник промолчал. Ого, что тут ещё скажешь.

В их сторону летел объект. Летел так, что приборы отказывались идентифицировать небесное тело – все детекторы показывали огненную каплю, режущую пространство что твой нож масло.

- Это скорость света? – спросил Саша.

- Да не, быть не может, — поспешно сказал Неудачин и тут же переспросил у дежурной: — «Терешкова», вы можете сказать, что это? У нас приборы работать отказываются.

- У нас тоже проблемы с детекторами, — ответила девушка и успокоила встревоженный экипаж: — Это не скорость света, точно, примерно треть. Вот изображение объекта.

На экране появилось размытая картинка каплевидного тела, компьютер на ходу дорисовывал недостающие детали.

- Сюрприз, — протянул Заки.

- «Терешкова», а какой курс у этой штуковины? – спросила Иренка.

Видимо, у девушек что-то не сложилось в отношениях, потому что в ответ прозвучало ледяное:

- А сами не можете вектор посчитать?

- Мы посчитали, — поспешно сказал Курт, — но нужно подтверждение.

- Курс – северный полюс планеты, — нормальным голосом отозвалась дежурная, - только это не все новости: вы свой курс видели?

Руки Иренки легли на клавиатуру. Через секунду на экране появилось изображение системы Второй, с красной точкой буксира, зелёной – объекта и линий, изображающих курсы всех движущихся в системе тел.

- А как это возможно? – спросил Хунзикер, изучив показания приборов.

- Аномалия, блин, — Веник сунул руки в рукава комбинезона.

Приборы показывали несусветное: снявшись с орбиты спутника, буксир аккуратно снижал скорость, чтобы при подходе к планете выйти на парковочную орбиту. Круговую скорость для небесного тела компьютер высчитал, двигатели исправно включились в нужный момент, работали и по импульсу, и по вектору согласно циклограмме, скорость снижалась… до определённого момента. Веня решительно отодвинул Хунзикера от микрофона:

- Милая, передай мне нашу телеметрию, интересует скорость, — Иренка фыркнула. - И вообще – двигатели нормально работают?

Большая тёплая «Терешкова» выходила на орбиту Снежка, удалившись от «Бохо» на астрономическую единицу. С борта носителя за ними следили, но задержку из-за гигантского расстояния никто не отменял, поэтому ревун на буксире успел раньше.

- Скорость перестала снижаться через три с половиной часа после начала работы двигателей, — сказала дежурная через секунду. – даю телеметрию. Двигатели работают…

Последовала пауза – девушка отвлеклась на вид с телескопов станции.

- Двигатели работают нормально: вспышка, сгорание топлива в норме. Встреча с нарядом ремонтников через…

- Спасибо, с ремонтниками разберёмся, — перебил её Веник. – Заки.

- Да, командир.

- Готовь рапорт начальнику.

- Есть, — Фаез усмехнулся. Возражать ничего не стал – и на том спасибо.

- Парни, что делаем? – Веник переключал показания датчиков на пульте, везде норма, норма, норма, земная техника работала здесь, у чёрта на куличках, как часы.

- Тягу увеличить? – предложил Курт. – Вектор подправить, чтобы нам не в атмосферу воткнуться, а по касательной…

- Горючки маловато для экспериментов. Нужна гарантия, — Веник бросил взгляд на часы.

Аппарат прошёл только половину пути до Второй, поэтому и времени подумать и расстояния, места для манёвров у них было в избытке.

- Веня, я предлагаю сначала снизить тягу, — сказал Вахмин. – Не выключать движки, а поманеврировать тягой: прибавить – убавить. Вектор поменять, вдруг что найдём.

- Понял тебя, — осклабился Вениамин, — экипаж по местам, приготовиться к перегрузкам. Рам, а ты смотри вектор силы, может, найдёшь, что это нас тянет. Иренка.

- Да, командир, — девушка оставила свои ужимки, сосредоточенно глядя на монитор.

- Поверхность планеты, — отрывисто командовал Неудачин, застёгиваясь в ложементе. – Что там творится, посадочная площадка, возьмите с Илтой выделенку, площадку ищи по вектору, который наметит Рам. Остальным — внимание! Начинаем манёвр.

Сначала снизили тягу. Синее свечение с хвоста буксира, обращённого к планете, замерцало, чуть притухло, с ферм станции словно сняли напругу.

- Вздохнул кораблик, — пробормотал Илиади.

- «Терешкова», — позвал Неудачин.

- «Терешкова» на связи, — немедленно откликнулась дежурная.

- Мы пытаемся сорваться с крючка, — сказал Веник, — смотрите за нами. Данные телеметрии, визуальное наблюдение за работой двигателей, целостностью конструкций.

- Приняла, — отозвалась девушка. – Сейчас телеметрия в норме, скорость не изменилась.

- Не изменилась – не уменьшилась? – переспросил Фаез. – Или увеличилась?

- Было пятьдесят тысяч – осталось пятьдесят тысяч, — ответила станция. – Целостность конструкции сохраняется.

- Принято, — отозвался Закван Фаез, старший наряда экзоператоров по расписанию

Веник дёрнул плечом, как будто хотел что-то сказать и передумал.

- Пробуем увеличить тягу, — сказал Заки. – Даём полный.

- Полная тяга, экипаж приготовиться, «Терешкова», смотрим.

- Смотрим, — подтвердили со станции.

Экипаж на разные голоса отозвался о готовности.

На всё тело будто опустили мешки с мукой, один, да второй, да третий…

- Веня… — прохрипел Коля, — нафига сразу столько…

- «Терешкова», — вместо ответа прохрипел Веник.

- Скорость прежняя, — отозвалась станция. – Элементы конструкции деформации не подвержены.

- Снижаем тягу, — командовал Веник.

Мешки с мукой сняли: один, другой…

- Веня, давай вектор пощупаем, — предложил Курт.

- Давай, — кивнул Неудачин.

- С вами на связи Начальник экспедиции, — пропела дежурная.

- Давай Начальника, — вздохнул Веник.

- Веня, здравствуй, — раздался в рубке хрипловатый баритон Павлова.

- Здравствуйте, Сергей Иванович.

Дали видео. Веник спрятал глаза.

Командир ты командир… Неудачин фамилия.

- Не дрейфь, Мастер Чиф, — Сергей Иванович подмигнул командиру «Бохо». – Выберемся.

- Плотно держат, Сергей Иванович, — пожаловался Веник, – думаю разгонники использовать.

- Предлагаю по-другому сделать, — сказал Павлов. – Эта пакость вцепилась в вас плотно… Вы, кстати, разобрались, что это?

- Вектор силы направлен на Северный полюс Второй, — отозвался Закван. – Спутники туда ещё не добрались, поэтому что это точно сказать невозможно. НЛО.

- Ждём, значит, — проговорил Начальник. – Слушай, Веня: горючку больше не трать, оставь на финал. Скорость у вас большая – рискуете погореть. Поэтому при входе в плотные слои отработай всем: двигатели на полную, ускорители сожги. Затем разделяй буксир и выходите на ТСА и на планетарном модуле. Сейчас готовь высадку. Прикиньте, куда садиться будете – есть идеи?

- По вектору сил есть область повышенной температуры, — отозвалась Иренка. – Точнее сказать не могу, данные через десять часов.

- Хорошо, — кивнул Павлов. – Время подготовиться у вас есть – работайте. По возможности обеспечьте связь с орбиты. Я смотрю за вами.

- Принял, — коротко ответил Вениамин.

Экран погас. Неудачин остался один на один со своими мыслями.

- Командир, — позвал его Саша.

- Веня, — окликнул Курт.

Иренка положила руку на плечо приятеля – Веник дёрнулся всем телом, стряхнув узкую ладонь:

- Погодите, дайте подумать.

Девушка уселась за пульт, нарочито резко дёрнув на себя гарнитуру оператора. Остальные обменялись понимающими взглядами.

Наконец Вениамин глубоко вздохнул. Вздохнул ещё раз, словно воздуха не хватало для храбрости.

- Внимание, команда, — сказал Неудачин. – Действовать будем так…

- О, у нас гениальный план, — хмыкнула Иренка.

- Иришка, ты меня послушай, — неожиданно мягко произнёс Веник. – Выберемся отсюда – поженимся.

Девушка не нашлась что ответить; Курт принялся чесать нос, старательно прикрывая губы ладонью, остальные ждали.

- Сейчас на вахте Илта и Саша, — заговорил Веник. – Через четыре часа вас меняют Иренка и Курт. Далее стоят Заки и Рам. Заки, а что там этот… объект?

- Летит, — ответил Фаез, — до входа в атмосферу три часа.

- Ладно, — вздохнул Веник. – Слушайте дальше. Задача всем: соблюдаем режим. Здоровый сон, питание, все дела. Никто не нервничает, никто не кричит: «Мы все умрём!» — никакой паники на борту. К паникёрам – самые серьёзные меры.

Веник оглядел своё воинство. Люди сосредоточенно слушали, паниковать никто не собирался – во всяком случае, пока.

- Короче, станция функционирует в обычном режиме, — продолжал Неудачин. – Аврал объявляем при выходе на круговую орбиту Второй…

Предыдущий пост: А_С 8-3

Её внуки весёлой гурьбой высыпали на берег Лайды. Водная гладь задрожала от топота детских ножек: неглубокая калбина лежала на переплетении ветвей, а не как прочие – в сросшейся развилке нескольких Древ, поддержанная мощными сучьями, поэтому вода часто уходила отсюда, обнажая корни, вымазанные мочажиной, оставляя кликунов без свежей рыбки. Они поэтому здесь беспокойные, к себе не подпускают, вон, сбили островки-гнёзда на середину, сидят, нахохлившись, а тут детки затеяли возню в прибрежном стебельнике, заставив птиц забить крыльями, закричать, заухать.

Бабушка невольно огляделась: в Мари нельзя кричать. Раньше нельзя было, поправила она собственные мысли, — сейчас-то Мим навёл порядок, но Мим ушёл. Эти их игры в стражей границы, драчки с неживыми, молодо-зелено, не понимают ещё, что нет ничего лучше дуновений ветерка среди сплётшихся ветвей, пылинок, танцующих в редких лучиках солнца, детских голосов под сводами ветвей, прикрывавших чашу калбины.

Плеск, взрыв смеха — детишки забросили Хага в воду. Недовольные кликуны загалдели, двое принялись танцевать над островками-гнёздами – придётся утихомиривать. И тех, и своих... птенцов.

- Тише, дети, Маруйя, Агая, — Бабушка вышла на берег к резвящейся детворе. – В Мари нельзя шуметь.

- А папа сказал, что можно, — насупился в ответ Осили.

Папа. Сын. Мим.

- Папа молодец, — вздохнула Бабушка, — только он далеко, а Марь здесь. Вокруг нас.

- А куда пошёл папа? – спросила Агая, теребя ожерелье из красинков.

- Папа охотится на машинки, — важно надул губы Осили.

- Агая тупая, Агая тупая, — немедленно завёл мокрый после купания Хаг и получил на орехи от всех девчонок сразу.

Вокруг Бабушки закрутилась куча-мала, внезапно распавшаяся на убегавших мальчишек и догоняющих девчонок. Девчонки старше – мальчишки проворнее – кто кого?..

- Дети, дети, что в корзинке? – чуть повысила голос немолодая женщина.

Цветастую корзинку, плетённую самой Бабушкой, тащили по очереди, и снеди под сплетёнными стеблями ого запасли на всю ораву – и ещё хватило бы покормить кликунов. Только они здесь пугливые.

Первая услышала зов пышка Уля. Девочка направилась было к расстеленному цветастому покрывалу, но её сбил Осили. Старшая Маруйя немедленно растолкала сцепившихся ребятишек, поставила на ноги ревущую в три ручья девчушку, и дети, забыв о недавней потасовке, принялись успокаивать сестрёнку.

- Детки, идёмте кушать! – негромко позвала Бабушка.

Внуки потопали к покрывалу с корзинкой, стоявшей на краю узорчатого полотна.

- Иди ко мне, сладкая, — Бабушка вытерла слёзки девчушке и сунула в чумазую ладошку пирожок.

- Тише, тише, детки, на всех хватит!.. – корзинка завертелась в детских ручонках, опасно накренившись. Дети искали сладкое, тянули к себе горлянки с кисловатым сиропом, капали мёд на покрывало.

Бабушка выдернула корзинку из цепких ручонок.

- Сейчас всё раздам, — объявила она. – Сядьте в круг, будем кушать и рассказывать сказки.

- Сказки, сказки, — Маруйя захлопала в ладоши.

К этой девочке – почти девушке – Бабушка присматривалась давно. Маруйя любила сказки, любила их слушать, любила сочинять, и может быть, придёт время, когда девушке можно будет объяснить, что всё рассказанное Бабушкой – правда.

Детишки расселись на покрывале. Шум и гам утих на время трапезы, разве что Хаг выхватил затрещину от Агаи, толкнув девочку под руку. Бабушка обняла мальчугана, рвущегося в бой, улыбнулась, глядя на сосредоточенную мордочку — вылитый отец.

- Сказку, Бабушка, — попросила Уля.

- Сказку, сказку, — подхватили остальные.

Бабушка поправила стянутые узлом волосы.

- Про что будем слушать?

Внуки загалдели наперебой:

- Про Первый свет!.. – Как принц Змей искал Кликунью!.. – Про Великую пустоту!.. – Как Сиол искал лекарство для Земли-матери!..

- А я хочу про Короля неживых, — пропищала вдруг маленькая Уля.

- Хорошо, про Короля.

- Вот всегда ты Пчёлку слушаешь, — притворно надулась Агая.

- Послушаем и про Принцессу, Кликунья, — Бабушка погладила внучку по голове. – У нас много времени.

Немолодая женщина вздохнула, бросила взгляд на островки-гнёзда, где птицы кружились в брачном танце, оглядела детишек, замерших в ожидании рассказа, и заговорила:

- В давние-давние времена, в месте, где не росли деревья, жил человек…

В зарослях стебельника плеснуло. Сверху посыпался древесный мусор, ветки, листья; резко закричали птицы, и тут же их крик перекрыл дикий вопль из доброго десятка лужёных глоток:

- Ай-яй-яй-йя-я!..

Дети сбились в кучку на покрывале. Бабушка обняла плачущую Улю, а Маруйя держала Осили, порывавшегося ткнуть маленьким ножиком непрошеных гостей – размалёванные тела окружили стайку напуганных птенчиков с Бабушкой-наседкой во главе.

- Ай-яй-яй-йя-я!..

Размалёванные красной и чёрной краской, изображавшей языки пламени над угольями; с торчащими волосами, обожжёнными охрой бородами, с ожерельями из черепов кликуньих птенцов – незваные гости, словно лесные духи на пиршестве, вертелись перед Бабушкой с внуками, пугая детишек воплями, награждая визжащих от испуга девочек шлепками и щипками: Маруйя закатила одному из обидчиков неплохую оплеуху, что только раззадорило нападавших. У Осили отобрали нож, и один из «лесных духов» изображал теперь смертельную схватку с мальчуганом, красным от натуги.

В конце концов, Осили сел на песок и разревелся.

- Ай-яй-яй-йя-я!.. – пуще прежнего заверещали дикари.

- Ну хватит, — Бабушка встала.

Блеснули в редких солнечных лучах браслеты Среднего народа, золотыми ужиками обнявшие кожу на изящной шее, на руках и ногах; цветастое полотно платья укрыло высокую грудь и по-девичьи стройную фигуру; гордый профиль обратился к непрошенным гостям, мгновенно забывшим о своих ужимках. Всё смолкло. Утихли «лесные духи», замерли над своими гнёздами кликуны, Осили прекратил реветь – только всхлипывал, растирая слёзы грязными ручонками.

- Кто послал вас? – спросила немолодая женщина. – Вы разве не знаете об Уговоре?

- Ой, смотрите, какая прикольная старушка, — пропищал ближайший «дух».

Взрыв смеха. Улюлюканье.

- Расскажи мне сказочку, карга! – «лесной дух» протянул размалёванную руку к одеянию Бабушки.

- А ну, не трогай Бабушку! – Хаг преградил дорогу ухмыляющемуся бесу.

Безумные глаза «лесного духа» уставились на мальчонку. Хаг попятился. Внезапно рука с грязными ногтями ухватила внука за руку, и Хаг с коротким криком полетел в озеро.

Взрыв смеха. Вопли. «Что вы делаете?!» — Маруйя.

Бабушка проследила, как Хаг шлёпнулся в воду, как на поверхности показалась его головёнка, и обратила взгляд на хулигана:

- Лучше бы вам закончить. Что бы вы ни придумали, мой сын отплатит втрое.

- Сын! – заверещали дикари. – У бабульки есть сынулька!..

- Мой папа вам покажет! – выскочила вперёд Агая.

- Ой, — деланно умилился «дух», забросивший Хага в озеро, — мы папе пожалуемся…

Он скорчился от смеха.

- Мой сын и прочие вожди народов Мари уговорились чтить законы Древа, — всё так же спокойно ответила Бабушка.

- А мы читать не умеем! – под вопли сотоварищей глумливо заблажил ветреник.

Что-то было не так. Ветреники, конечно, народ, ненадёжный, но чтобы вот так нарушать Уговор, да ещё у Лайды…

- Что вам нужно? – без особой надежды спросила Бабушка. Похоже, именно сегодня Уговору придёт конец.

Детей жалко. Очень жалко.

- Пойдём со мной! — вершинник ухватил её за руку и потащил в чащу леса. Бабушка подалась было за ним, потом чуть придержала руку парня повыше локтя, нажала… и вершинник покатился по песку.

- Ай-яй-яй-йя-я!.. – заверещали прямо над ухом, и немолодая женщина распрямилась, глядя на кривляющихся бесов, готовясь при этом к страшному.

- Что. Ты. Хочешь. Мне. Показать, — процедила она сквозь зубы.

- Ах ты, карга! – рассвирепел парень. – Играть со мной!..

Оскалившись от напряжения, он потащил немолодую женщину в чащу леса. Детей, кричащих и упирающихся, волокли следом.

Бабушка семенила по песку пляжа, влекомая рассвирепевшим ветреником. За рывками и толчками она больше заботилась, чтобы не упасть, потому что дикарь тогда точно поволочёт её через кусты и коряги – прощай тогда платье, прощай ухоженная кожа, прощай уложенная мастерицей Амией причёска. Заботилась, чтоб не упасть, и – упала, потому что дикарь вдруг остановился. Остановились и замолкли все ветреники, только дети продолжали кричать и отбиваться от своих пленителей, пока не поняли, что никто их уже не держит.

Тогда замолкли и они.

Это бывает так: ты смотришь на картинку. Ну, например, лес. Стволы, сучья, листва, смотришь долго, пока в глазах не зарябит, поэтому надо моргнуть, отвести взгляд, присмотреться к картинке ещё раз и – ба! – да вот же, лицо! Вот лицо среди деревьев, а вот плечи, грудь, ноги, руки, лежащие на чём-то вроде ружья с толстым стволом. А вот ещё человек… и ещё… да сколько же их?!

Старший ветреник, заправлявший шабашем, вакханалией, главный хулиган, словом, помог Бабушке подняться. И все ветреники поднимали на ноги детишек, аккуратно отряхивали одёжку, вытирали слёзки – ни дать ни взять старшие братья. При этом все они не сводили глаз с людей, недвижно стоявших под прикрытием фототропной брони в сени деревьев. Бабушка, словно кликунья-наседка согнала детишек в стайку подле плечистого воина; детки схватились за неё, только Хаг прильнул к ноге мужчины, сосредоточенно глядя на ветреников. А те, медленно отступая под взглядами бойцов, детишек и Бабушки, сбились в такую же стайку, и в центр этой стайки попытался проскользнуть тот самый шустрый ветреник. У него ничего не вышло.

Воин опустил руку на головёнку Хага и, глядя на предводителя ватаги – нехорошо глядя, очень нехорошо – произнёс:

- Говори.

- А мы вот… Э-э… То есть, здравствуйте, — сообразил наконец ветреник и его ватага нестройно отозвалась за его спиной:

- Здравствуйте… Здрасьте… Привет… Здравствуйте…

Воин медленно кивнул.

- А мы… — снова попытался вершинник, — а мы вот… э-э…

- А мы тут… А мы к вам… — словно шелест прошёл по кучке размалёванных тел.

- А… Э… Показать – наконец сумел выдавить вершинник.

- Что? – коротко бросил воин.

- А… Э… Важно, очень важно, — разрисованное тело угодливо выгнулось в сторону озера.

- Где это? – последовал вопрос.

- А… Н-недалеко…

- Если ты лжёшь… — нахмурился воин.

- Нет-нет-нет, — заволновалась ватага. – Нет, мы не лжём, очень важно…

- Хорошо, — решил командир отряда, — идите на берег.

Как стояли кучкой, такой же кучкой ветреники переместились на пляж. Воин отпустил противодронное ружьё и подхватил Хага на руки.

- Что здесь случилось? – спросил он Бабушку.

- На нас напали, папа, — наперебой загалдели детишки, — они… они…Хага в озеро…

- Это так, мама? – спросил Мим.

- Почти, — кивнула Бабушка, — они хотели нам что-то показать, только торопились сильно. Такие они, ты же знаешь.

Мим нахмурился, глядя в сторону пляжа.

- Хорошо, идите домой, — сказал он. – Если возникнут… если что – вызывай меня, — он протянул Бабушке коммуникатор.

- Хорошо, — кивнула Бабушка и принялась загонять детишек, не спешивших уходить с пляжа. Ветреники сильно провинились перед папой и сейчас что-то будет, понимали маленькие головёнки. Внучки рвались посмотреть.

- Кто первый, тому сладкое! – воскликнула Бабушка, и за припустившей по тропинке Улей понеслись остальные.

- Вы нарушили Уговор, — сказал воин и медленно поднял самострел.

«Лесные духи» сбились ещё теснее, хотя – куда дальше.

- Ну-ка, дай сюда, — воин протянул руку.

- А… Э… Нельзя, — попятился ветреник. Ожерелье для ветреников знак. Потерять его невозможно, отдавать разрешено только в самых крайних случаях.

- Не бойся, — воин вдруг улыбнулся, — мои дети ведь не боялись, помнишь?

Ветреник оглянулся на товарищей, решился…

- Ты же заслужил знак, правда? – спросил Мим, наматывая ожерелье на снаряд. – Ты сильный, ловкий, храбрый…

Самострел щёлкнул, снаряд взмыл над гладью озера, увлекая ожерелье за собой; яркое оперение задрожало в одном из островков – и тут же над сплетением сучьев взмахнули два громадных крыла.

- Ты прям легко достанешь свой знак, правда? – Мим подмигнул «духу».

Ветреник понуро зашлёпал берегу, снимая юбку и поножи.

- Так что вы хотели показать? – спросил воин.