— Нада вечъно пэт и плакат этым струнам, звонкым струнам,

Вэчно должен битъся-витъся обэзумэвшый смичёк,

И под солнцэм, и пад вюгой, под бэлэющым буруним

И кагда пилает запад...

— Ебать ту Люсю! — изумилась Вика, глядя на читающего Гумилева Кучерявого, — Ебаться в пассатижи. Интеллигенцию подвезли.

Вот уже час как они наворачивали круги по серпантину, Вика за рулём, Кучерявый на пассажирском. Машина мягко скользила по кольцам шоссе, приближая путешественников к заветной цели в виде двух фур со скрипками, придурок декламировал с чудовищным акцентом, как выяснилось, на русском он знал лишь стихи, говорить же не умел вовсе, да и понимал через слово, а Вика курила и размышляла, как же она умудрилась до сих пор его не убить?

С момента их знакомства прошло едва ли больше двенадцати часов, но события завертелись стремительно и в столь неожиданную сторону ... Впрочем, и это было нормально.

Закурив, Вика направилась к диджею, переплюнувшему по отвратности звучания самого Моргена. Схватив за куртку, выдернула того из-за пульта и вытолкала за дверь клуба на то, что здесь, по недоразумению, считалось улицей. Вике, выросшей на Ленинградском проспекте, всегда казалось, что для этих узких мощеных ущелий между домами, когда балконы почти соприкасаются развешенным бельем, должно существовать какое-то свое название. Прижав Кучерявого к стене, Вика занесла руку для первого удара, но не успела. Сорвавшийся с подоконника второго этажа цветочный горшок уже летел вниз, метя прямо ей в темечко. Диджей отреагировал на удивление резво. Оттолкнув Вику, он героически отбил горшок собственной головой и потерял сознание.

— Сука, джентльмен, — констатировала Вика, грузя героя в багажник своей машины. Оставить идиота валяться на мостовой она почему-то не решилась. В гостинице ждал новый сюрприз. Номер обнесли, забрав все подчистую, не оставив для приличия даже смены белья.

Второй кровати в номере не было, как не было даже завалящегося дивана, и Вике пришлось делить постель с ушибленным.

— Только протяни грабли, придушу скотину! — ласково пообещала она стягивая с бессознательного тела кеды.

В шесть утра позвонил ее человек с таможни. И этот, успевший прийти в себя и не особо удивившийся факту пребывания в койке с незнакомой блондинкой, придурок, всем своим видом показал, что намерен сопровождать даму, куда бы та не направлялась. Вика не возражала. Будучи фаталисткой, она полагала, что если что-то приходит само, то это что-то вполне может куда-то сгодиться. Прикрыться, там, как щитом, отдать в заложники, накормить голодных крокодилов. Да мало ли в жизни непредвиденных моментов? Моменты в жизни Вики бывали разные, взять хотя бы сейчас. Кучерявый домучил Гумилева и перешёл на Бродского.

— Охуеть можно, — одобрительно усмехнулась Вика, покачав головой. Бродского она уважала.

— Три водки, блядь, как это по вашему? Водка, — Вика ткнула в лицо парня три растопыренных пальца, — три! Понимаешь? Андестенд?

— Вы ожидаете друзей? — поинтересовался официант на чистом русском.

— Чё?

Официант вежливо улыбнулся и ушел за заказанным. Вика откинулась на мягкую спинку ужасного фиолетового дивана. Ужасно было всё. Диваны, клуб, вечная жара, весь этот город, люди, его населяющие, язык на котором эти люди изъяснялись. Ужасным было положение Вики. Груз контрабандных скрипок, застрявший на подъезде к границе, кошмарные потери за простой и увеличивающийся с каждой минутой риск того, что кому-то может взбрести в голову заглянуть в футляр такой скрипочки, и тогда... Но ужасней всего была музыка, игравшая в этом клубе.

Официант принес водку. Вика жестом попросила его задержаться, залпом опрокинула в себя три стопки, провожаемые восхищенными взглядами, и жестом же попросила повторить.

Как же она ненавидела этот шумный восточный город, столицу маленькой горной страны, одной из немногих стран в мире, где законы не возбраняли несильное магическое воздействие, а на более глубокие практики предпочитали закрывать глаза. Именно это и держало ее здесь. Вика ненавидела этот город, что, впрочем, было нормально. В Викином мире вещи делились на два порядка: те, что она просто ненавидела и те, с которыми она могла мириться. Последнее вовсе не означало, что эти вещи она не ненавидит.

Пропустив следующие рюмки, в ожидании добавки, Вика обводила клуб осоловевшим и ленивым взглядом. Человек несведущий принял бы Вику за хорошо подпившую туристку в поиске приключений. Знающий уже уносил бы ноги, ведь такой взгляд означал лишь одно, Вика ищет драки. А если Вика ищет драки, Вика эту драку находит. В данный момент ей плевать и на скрипки, и на возможные проблемы с таможней, и на убытки, и на великую цель. Викина натура, темная ее часть (и, говоря начистоту, единственная), брала верх, а значит, быть беде.

Тут и выбирать нечего, решила Вика. Две бляди у бара, обрабатывающие лысеющего туриста, парочка геев за соседним столиком, бармен с крашеной бородой, услужливый официант и этот, играющий ужасную музыку диджей. Кучерявенький. За такое надо бить. А за то, что он делает с музыкой, убивать.

Встряхнув золотистой копной кудрей и сощурив без того узкие глаза, Вика закурила, убедилась в наличие любимого ножа в кармане и почти трезвой походкой направилась к мудаку, обладавшему талантом, граничившим, по мнению Вики с гениальностью. Сыграть трек Моргенштерна так, чтобы он стал хуже ещё раз в десять, что это если не гениальность?