Джон Шемякин про боярыню Морозову
Джон Шемякин про боярыню Морозову
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626683
Джон Шемякин про боярыню Морозову
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626683
Джон Шемякин про Степана Разина, часть третья
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626669
Аудиоверсия:
https://oper.ru/video/getaudio/interview_razin3.mp3
Джон Шемякин про Степана Разина, часть вторая
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626647
Аудиоверсия:
https://oper.ru/video/getaudio/interview_razin2.mp3
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Джон Шемякин про Степана Разина, часть первая
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626622
Отдых был прерван. Всё следующее утро виглы и трезвые солдаты носились по городу, собирая своих нетрезвых товарищей. Опухшие, пошатывающиеся солдаты приводили себя в порядок, чистили одежду, начищали своё оружие. Кентарх Герард Дипар велел контарионам, чтобы их наконечники их пик сверкали уже к вечеру. А для тех, у кого были хоть какие-то металлические элементы доспеха, тем он велел их начистить так, чтобы он мог в них видеть своё отражение.
Суета поднялась из-за того, что передали приказ быть готовыми к смотру, а затем – к походу. Несмотря на то, что приказ поступил неожиданно, боевой дух был высок, чему значительно способствовали выплата жалования и хорошая пьянка, после которой остались сожжёнными несколько харчевен и бессчётное количество пострадавших в драках между собой, с обывателями, с залётными гостями людей. Правда, если бы солдаты не оставили оружие в казармах, то городу пришлось бы пережить погром, подобный тому, который был почти четыреста лет назад.
Лемк носился со всеми. Голова гудела, всё происходящее казалось сном, в котором он себя видит со стороны. Вроде это ты, а вроде и нет. Тело, казалось, само действовало, выполняя те действия, которые требовались. Проверить, не потерял ли что из покупок, зашить порванные в драке вещи, оттереть пятна с одежды, одеть влажную рубаху, чтобы быстрее высохла. Помочь Сидиру зашить его вещи, таскать бочонки с порохом, связки древк, помогать грузить шатры, бочки с солёной рыбой, мешки с мукой, а также миндаль, мёд, специи, которые шли в числе груза врачей, для выдачи раненым и больным.
Вечером при построении полулоха, а затем и кентархии, на него и тех скопефтов, что помогали в погрузке, наорали и велели вновь привести себя в порядок. Лемк, который изгваздался в пыли и рад это был сделать. Пока он приводил в порядок одежду, он не слышал, как Дипар переговорил с Глёкнером, посоветовав поставить «того парня, с ссадиной на щеке» в первый ряд, потому что у него «вполне зверский вид, почти как у настоящего ландскнехта».
А потом Дипар вновь их всех построил и под командой уже гемилохита Брауна они отправились в термы, где до блеска отмылись, вновь почувствовав себя людьми после трудного дня.
Утром их, построив, повели сперва в сторону форума Августа, к храму Святой Софии, где испокон веков проводились церемонии с участием императора. Как сказали – василевс там проведёт смотр войск и даст своё монаршее благословение на поход. Но потом их повернули обратно, повернув на юг, где, доведя до Цикловия, кентархия за кентархией, турма за турмой выходили за распахнутые настежь Золотые Ворота. Теодор никогда сюда не заходил – просто потому что не пускали. И теперь он во все глаза смотрел на этот памятник прошлого. Задуманные и как ворота, и как триумфальная арка в честь победы великого императора Константина Великого над жадным Лицинием, они, даже по прошествии почти тысячи трёхсот лет поражали. Двое огромных ворот, которые они пересекли, вывели их в пространство между двумя высоченными башнями. Лемк не мог даже прикинуть их высоту. Когда-то, по слухам, надо воротами стояла огромная мраморная статуя Фортуны. Ворота были прекрасны в своём величии, но время и люди их совсем не жалели. Лет шестьдесят назад как произошло землетрясение, из-за которого статуя упала, и её заменили на деревянную статую Девы Марии. Ранее прекрасная статуя, покрытая яркими красками и лаком, сейчас стояла не в приглядном виде. Кажущаяся со стороны чёрно-серой, потрескавшаяся и выгоревшая на солнце, она больше напоминала обликом мифическую горгулью, выпрямившуюся к нему и потерявшую крылья. Стены покрыты трещинами. С наружной стороны бойниц были выпавшие куски кирпича. То тут, то там в стене меж кладки прорастал кустарник. В башнях видны следы старых ремонтов, кажущимися более старыми заплатками на фоне общего вида стен.
За Золотыми Воротами располагались Феодосиевые ворота. Построенные последним великим императором единой империи Феодосием Великим в честь победы над Магном Максимом, лет эдак через семьдесят после Золотых, они были ниже, чтобы могли простреливаться с башен второй стены. Но при этом внешне они были прекраснее – украшенные белыми колоннами и резными барельефами побед империи, которые добавляли следующие императоры. Длиной более трёх с половиной миль, высотой в сорок футов, шириной – в шестнадцать футов, с девяноста шестью шестидесяти шести футовыми башнями, ворота и стена до сих пор являлись символом величия старой империи. Но Теодор, зная, в честь каких триумфов ворота были построены, восхищался с оттенком горечи. Когда-то победа над согражданами стала привычнее побед над внешними врагами, что и погубило великую страну.
Перейдя деревянный мост через широкий ров, войска выстраивались гигантским прямоугольником, в котором не хватало одной стороны. Пехота заполнила всё пространство, разворачивая знамена, лишь с одной стороны располагались немногочисленная конница со своими значками.
С пустой стороны этого прямоугольника стали скапливаться нарядно выряженные нобили, комиты, командиры друнгарий и турм. Среди присутствующих там Лемк узнал лишь Хорхе Мартинеса де Лара, ставшего турмархом, с неизменным присутствием рядом уже командовавшего друнгарией Никколо да Мартони. Был там хартуларий Гарид с Нисоном Франгопулом, грозы разбойников Франческо де Медина и Кирилл Стипиот, их турмарх маркиз Гомес де Виллаб с друнгарием Томасом де Вальверде и прочие командующие войсками. Немного отдельно от военных стояла большая группа иностранных торговцев и представителей городских гильдий. Не смешиваясь ни с кем, стояли послы и купцы из республики Святого Марка, узнаваемые по своим золоченным поясам, узким кинжалам, заткнутыми за пояс перчатками и с небольшими бархатными шапочками без полей, токами, украшенные драгоценными камнями и одиночным ярким и пушистым пером чудо-птицы из глубин южного континента. Впрочем, их также можно было узнать по высокомерно поднятым подбородкам, по взглядам, которые они с пренебрежением бросали по сторонам.
Ждали. Стояла тёплая погода, с небольшим ветерком. Солнце не припекало, но в одежде было жарковато. И, странное чувство – солнце греет, но внутри холодно. Руки добела сжимали ложе мушкета. Теодор считал это великим моментом. Уже скоро он, как и завещал всем мессианским воинам Жан Ле Менгр, отправится на войну. Стоя первым в ряду, он озирал ряды контарионов и скопефтов. Он не знал, сколько их всего, но, слушая шепотом переговаривающихся в задних рядах товарищей был согласен, что более десяти тысяч. И потому сейчас он себя почувствовал одним из воинов Ксенофонта, легендарных десяти тысячах, о которых написан «Анабасис Кира», отличную книгу, которую ему удалось прочитать в скриптории, и которую потом у него отобрали.
К тому же он сейчас увидит василевса, императора, о котором в городе каких только не ходит слухов. В частности, поговаривали что Андроник когда-то собственноручно убил всех своих родственников – брата и племянника, а жену брата заморил голодом в подвалах, из-за чего он оказался проклят и не мог иметь своих детей, ведя затворнический образ жизни.
Когда вышла ещё одна процессия, по войскам, ожидающим выход Андроника IV, прошла волна шевеления и шёпотов. Задние ряды тянули головы, желая увидеть его воочию. Но офицеры быстро навели порядок окриками и эспонтонами. Но ожидания собравшихся оказались преждевременными. До рези в глазах всматриваясь в пешее шествие, он увидел, что возглавлял его патриарх Матфей II, сопровождаемый Великим логофетом Анастасием Хинтилом, высоким и худым стариком. Это был первый помощник василевса, которого многие называли настоящим главой города. Контролируя логофетов геникона – финансов, армии, дрома – почты и дипломатии, секретов – аудита, он держал под контролировал главное – потоки денег и то, куда они пойдут. Конечно, в той степени, в которой мог себе позволить, обязательно советуясь с венецианцами и другими крупными заёмщиками города. Их сопровождали многочисленные священники и монахи десятков церквей и монастырей города. Возле логофета и патриарха находились члены императорской охраны – блестящие этерии, кампания иноземных наёмников. А уже потом повалили толпы народа, ради такого дела бросившие все дела. Глядя на начавшееся столпотворение, представлялось что в городе совсем не осталось людей, и любой одиночный корабль, подошедший к гаваням города, мог без труда захватить его.
Первым начал говорить Великий логофет. Ведя речь, он поднимал руки, опускал их, показывал в одну сторону, на группы офицеров, нобилей. Вот только практически ничего не было слышно. До того ряда, где стоял Теодор, долетали лишь отдельные слова:
- Ромеи! Настал… подарки, которые они считают данью… никогда… так будем… предков что… орды варваров…с помощью…
Поднявшийся лёгкий ветерок, казалось играл со словами облечённого властью человека, забавляясь.
- Тысячи… в бой… поднимем знамена!
Начавшийся затем молебен и благословление войск ромеи и все прочие ортодоксы встретили преклонением одного колена, шепча со всеми слова молитвы, обращённой к защитнику воинов:
- Святой, славный и прославляемый великомученик Георгий! Собравшись перед тобою, молим тебя…
Посмотрев в сторону нобилей, он увидел, что молились все, только осеняя себя знамениями по-своему.
- … да услышит нас... и не оставит всех нас ко спасению… и дарует стране нашей победу над противником… укрепи данною тебе в битвах воинство… - доносилось единогласно отовсюду. И Лемк продолжал со всеми:
-…разрушь силы восстающих врагов, да постыдятся и посрамятся, и дерзость их да сокрушится и пусть увидят, что мы имеем Божественную помощь… Во веки веков!
И единогласно со всеми, на староимперском, над полем пролетело:
- Аминь!
Расстройство, что не увидит императора, оказалось смыто волной воодушевления, единения со всеми собравшимися людьми. Теодор готов был прямо сейчас бежать сутки до ближайшей вражеской столицы, через все преграды и вражеские войска. Он чувствовал в себе столько сил, что верил, что победит их всех!
Прозвучал приказ и войско начало вытягиваться, расползаться. Кавалерия ушла вперёд, довольно быстро скрывшись за холмами. Сицилийская турма двинулась на запад, придерживаясь древней Эгнатиевой дороги, ведшей в бывшие центральные провинции, где сейчас находилось сердце одного из султанатов.
Нетерпение встретиться с врагами, сокрушить, уничтожить их через какое-то время прошло, и Теодор начал больше внимательнее посматривать по сторонам, немного устыдившись своего порыва. На его удивление, часть войск осталась на месте, или начали втягиваться обратно в город.
- Почему они остаются? – прозвучал чей-то вопрос, который чуть не задал Лемк.
- А почему бы и нет? А кто город охранять будет? Вдруг нас всех перебьют, так его можно будет без боя взять! – неудачно пошутил Мармарец. Но кто-то хохотнул, поддерживая.
- Да и видели сколько-то их там осталось? Немного – турма или две ушла на север.
- Румелихисар?
- Наверное… Не забывай, у нас столько купцов в городе, что они наверняка настояли на том, чтобы взять выходы из Пропонтиды под свой контроль.
Всё было немного проще, и одновременно сложнее. Камнем преткновения стал вопрос командования. По знатности первыми стояли два сына двух испанских вице-королей, выступающих в этом конфликте частными лицами, де Лара и де Виллаб, но они были ещё совсем молодыми и не имели боевого опыта, а также Великий логофет Хинтил, Стипиот и ещё один ромей – Пётр Кавасил. Авторитетный логофет не собирался возглавлять поход, Стипиот, как глава виглов, тоже оставался в городе. Кавасил, член старого ромейского клана, не пользовался авторитетом среди латинян, так как один из их источников дохода было ростовщичество, порицаемое среди латинских дворян занятие. Был ещё Франческо де Медина, знатный неаполитанец, имевший опыт войны во Франции и уничтожения разбойников в горах Калабрии, и уже в городе. Но это тоже признавалось всеми как не слишком большие заслуги. Осталась кандидатура Германа Кристофера фон Русворма, австрийского подданного. Он выполнял у ромеев роль личного поверенного в делах Рудольфа II, носил чин генерал-фельдвахтмейстера, что соответствовало испанскому чину батального генерал-генерала, и присматривал как расходуются средства, собранные коалицией на армию. Ещё был слух, что его отослали подальше от Вены, так как он настроил против себя всех полководцев Рудольфа своей несдержанностью и сумасбродностью. Но он был одним из немногих высших офицеров, собравшихся в городе, который имел опыт сражения с исмаилитами в этой войне. Участвовал в трагической битве под Керестешем, где себя отлично показал, а также в ряде удачных штурмов крепостей. А ещё – он был молод, всего тридцать четыре года, что как раз привлекло на его сторону голоса молодых испанских грандов. В итоге именно на его кандидатуре сошлись в выборе командующего, чему он несказанно обрадовался.
Следующим большим вопросом, в котором многие не могли прийти к единому мнению – куда направить основной удар. То, что сарацины не ждут нападения докладывали торговцы, прибывающие с их земель. Собравшееся по фирману (указу) румелийско-силистрийское войско традиционно отправилось в поход с началом мая, на основной западный фронт. Но могло остаться много тех, кто не вошёл в список фирмана, главным образом из сипахов и их джебелю, а также многочисленные кочевые юрюки, местные христианские сторонники сарацин – мартолы и войнуки, гарнизонные янычары, ветераны - отураки, дорожные дербентчи и просто местное исмаилитское городское ополчение, которого в городах было много. Все торговцы называли разные числа, но самые надёжные высказывались, что их будет от двадцати до тридцати тысяч человек. Такое число исмаилиты смогут собрать с получения сведений о начале войны с ромеями за две-три недели.
Учитывая, что в разноплеменном войске едва насчитывалось шестнадцать тысяч человек, задача предстояла непростая. Поэтому и важно было выбрать, куда наносить удар. Выбор был - и огромный. Североитальянцы и представители торговых кругов настаивали, что сначала надо занять контроль над Пропонтидой, нанеся удар по Румелихисару и Родосто, заняв контроль над выходом в первом случае и уничтожив многих сарацинских конкурентов во втором, а затем дальше идти вдоль восточного побережья, сжигая или захватывая прибрежные города. Вторая группа настаивала, что разделять войска нельзя, и надо единым кулаком идти к ключевому городу в регионе – бывшему Адрианополю, являющемуся крупным центром, где находилось множество припасов и мастерских для сарацинских армий.
- Ведь наша задача, господа, в первую очередь помочь истекающим кровью полкам мессиан запада, отвлечь и нанести наиболее болезненный удар! И мы должны с честью выполнить порученную нам их императорским и их королевским величествами задачу.
Третья группа выражала мысли, что надо бы подождать савойцев и тех, кто будет с ними, а уж затем, объединившись, совершать действия против султанатов.
Это были три основные точки зрения. И только после выбора кандидатуры фон Русворма командующим, его решением был принят план, постаравшийся учесть пожелания всех трёх группировок. Голоса ромейской части учитывались в последнюю очередь, так как зависящие почти во всём от латинян, находящиеся в гигантских финансовых долгах перед западным купечеством, оставшихся с прежних времён и взятых в трудные годы для выплаты дани своим «покровителям», которую платили уже с перерывами почти две сотни лет, они были вполне послушными.
Решено было две турмы, в составе пяти тысяч человек с пятнадцатью орудиями сразу направить на север, к Румелихисару, гарнизон которого в несколько сотен человек должен был быть блокирован и с моря флотом, который находился в Городе. Так как своего флота не было, то каждому капитану корабля, который находился в городе, пообещали щедрое вознаграждение в случае согласия присоединения к общей эскадре. Выдавать вознаграждение было из чего – всё имущество подданных султанатов было арестовано и должно было быть продано.
Кавалерию, обменявшись вслух о том, какое это убожество, отправили вперед, искать врага и перехватывать бегущих от наступающего войска местных жителей и то, что они уносили.
Так как Румелихисар находилась на расстоянии менее одного дневного перехода от Галаты, то осадив и взяв город, друнгарии должны были погрузиться на корабли эскадры и вернуться вдоль северного побережья назад, проследовав к Родосто, к которому уже должно было подойти всё основное войско. В самой крепости оставить одну-две турмы, для контроля ключевой крепости. Противодействия от румелийско-силистрийского флота не ожидалось. Силистрийцы никогда его в большом количестве не имели, ограничиваясь небольшим количеством галер, стерегущих разбойников в районе Несебра, Варны и дунайского устья. Румелийцы же держали свои корабли у Отранто и в Адриатике, охотясь на ускоков и ведя необъявленную войну против всех. Проще говоря – пиратствуя.
Вот и шли сейчас, выполняя приказ, новые войска Ромейской империи. Под красно-золотыми знаменами, с двуглавым орлом и лабарумом, собранные и обученные на деньги заклятых врагов прошлого, под командованием иноземных офицеров, на войну, в которую каждый из них вложил свою надежду.
С 14 июля по начало сентября 1683 года, Вена была осаждена Османской империей в течение примерно двух месяцев. Великий визирь Кара "Черный" Мустафа, верховный главнокомандующий турецких войск, требовал капитуляции, но граф Эрнст Рюдигер фон Штархемберг, командующий венским гарнизоном, отказался и заявил, что будет драться до конца. Городские стены были разрушены турецкими минами и бомбардировками, а улицы были засорены сточными водами, щебнем и трупами, что привело к распространению болезней. После 18 крупных турецких атак только треть из первоначального гарнизона размером в 11 500 человек оставалась боеспособной, а их запасы боеприпасов были уже на исходе. Стархемберг понимал, что оборона Вены приближается к концу, и единственной надеждой было своевременное прибытие ожидаемой христианской армии, без которой турки захватили бы город и убивали его жителей. Битва за Вену 1683 года стояла на пороге.
Стархемберг мог найти утешение в том, что условия для врага были не лучше. Турки столкнулись с проблемой неадекватных санитарных условий, из-за которых болезни вышли из-под контроля, потери были огромными, а боевой дух падал. Более того, были слухи о приближающейся христианской армии из Венского леса. Однако Мустафа был уверен в своей победе, поскольку его тревожила возможность наказания со стороны султана в случае неудачи. Осаждая Вену, он нарушил указ султана Мехмеда IV (1648–1687), который ожидал, что Мустафа ограничится захватом имперских пограничных крепостей. Но такие скромные цели не удовлетворяли Мустафу.
Мустафа был внешне образцовым и набожным мусульманином, но в действительности он был высокомерным торговцем властью с явной ненавистью к христианам. Единственным его искупительным качеством была личная храбрость, но даже она была подчеркнута жестокостью - он однажды содрал кожу с пленных поляков, чтобы отправить их чучелами султану в качестве трофеев. Мустафа заботился только о своей карьере и свободно использовал обман и шантаж, чтобы компенсировать отсутствие настоящего таланта. Он был полон решимости продолжить дело великих исламских завоевателей древности и преодолеть барьер, который когда-то блокировал продвижение турок-османов на запад: Вену, столицу Священной Римской империи и Императорской династии, Дом Габсбургов в 1529 году.
Император Священной Римской империи Леопольд I (1658-1705) был книжным червем и композитором, а не воином, поэтому бежал из своей столицы в безопасный Пассау, в отличие от наступательного духа Мустафы. Но он все же не собирался отдавать свою столицу туркам и умолял немецкую и польскую знать прийти на помощь Вене. Его крики о помощи были услышаны, и к 7 сентября мощная армия собралась в долине Туллн. Армию возглавляли выдающиеся дворяне: Иоанн III Собеский, король Польши и князь литовский, курфюрст Макс Эммануэль из Баварии, принц Георг Фридрих фон Вальдек с немцами из Франконии и Швабии, принц Георг Ганноверский и курфюрст Саксонии Иоанн Георг III фон Веттин. Всего вместе с австрийцами их было более 66 600 человек, их сопровождали множество княжеских добровольцев, включая принца Евгения Савойского.
Несмотря на такое большое количество выдающихся дворян, ссоры из-за командования были неизбежны, но благодаря самоотверженности герцога Лотарингии они были разрешены. Герцог Лотарингии имел проверенную историю боев против турок и французов, его личное мужество, смирение и обаяние завоевали всеобщую привязанность и восхищение. По его рекомендации верховное командование было передано королю Польши Иоанну III Собескому, который продемонстрировал свою доблесть и мастерство, разгромив турок при Хочизме в 1673 году и всегда проявлял острый ум. Одетый в роскошную одежду и доспехи, он все еще выглядел как харизматичный главнокомандующий.
Иоанн III Собеский возглавил поляков, в то время как Лотарингия номинально командовала австро-германскими войсками. Каждый командир придерживался тактического плана Лоррейн, который заключался в марше армии из Тульна через Венский лес к высотам Каленберг, чтобы зажать туроков между спуском с горы и реками. Этот подход лишил туроков естественной защиты, и союзники надеялись застать своего врага врасплох. Позже того же дня король, князья и генералы встретились на гребне, чтобы созерцать осаду. Однако Собески оказался разочарован картами, которые он получил от имперских командиров, и предложил объезд на юг или медленное продвижение. Однако эти идеи были отвергнуты другими генералами, которые продолжили первоначальную идею Лотарингии о полномасштабной атаке с гребня Венского леса. Несмотря на трудности, боевой дух оставался высоким. В ту ночь Лоррейн приказала разместить батарею по краям Каленберга для обеспечения огневой поддержки основного наступления, а христиане страдали от непрекращающихся криков и артиллерийского обстрела со стороны туроков, которые лишили их заслуженного сна.
В 5 часов утра начался бой, когда авангард Кара Мехмеда напал на артиллерию Лесли, которая готовилась к развертыванию. Лотарингия решила поддержать своих войск и отправила подкрепление к Лесли, одновременно приказав австро-немецкому левому крылу наступать. В это время Вальдек и Макс Эммануэль получили приказ начать спуск. Польский король посетил мессу в часовне св. Леопольда перед битвой.
Турки начали наступление на всем своем правом фланге, вызвав ощущение "потока черной смолы", который двигался со склона горы. Лотарингия стремилась сохранить единую линию фронта, что было трудно из-за неровной местности.
Подкрепленные пехотой герцога Евгения де Кроя, австрийцы разбили турок, стрелявших по артиллерии Лесли, и установили линию вместе с саксами Джона Джорджа, обращенную к Нуссбергу-Карпфенвальду. При поддержке легкой артиллерийской поддержки австрийцы медленно, но неуклонно продвигались вверх по Нуссбергу. Турки успешно использовали укрытие местности и представляли серьезную угрозу для правого фланга Австрии.
Лотарингия приказала графу Капраре штурмовать Каленбергердорф с плеча Леопольдсберга. Драгуны Гейсслера столкнулись с сильным сопротивлением турок, но при поддержке тяжелой кавалерии принца Жерома Любомирского захватили Каленбергердорф. Турки сумели отбросить христиан обратно в деревню, а на его подступах они нападали на раненых и умирающих.
Немецкое левое крыло заняло край Нуссберга к 10 часам. Вальдек и Макс Эммануэль не успели угнаться за наступлением Лоррейн, что обнажило правый фланг саксов. Лотарингия призвала остановиться и наверстать упущенное, чтобы восстановить прочный фронт. Вместе с Джоном Джорджем Лоррейн поспешила на передовую, чтобы взять на себя ответственность за немецких солдат. Собеский покинул Капеллу, чтобы ускорить продвижение поляков, которые еще не прибыли на позиции к югу от Вальдека.
Великий визирь и Ибрагим-паша предприняли яростную контратаку, но были отброшены на более плоскую местность вокруг Гринцига. Вторая атака оказалась более успешной, так что имперская пехота начала колебаться, но была спасена прибытием драгун и тяжелой кавалерии. Джон Джордж и его кавалерия-телохранитель также активно участвовали в битве. Саксы двинулись вниз по Мукенталю в направлении Хайлигенштадта, а австрийцы продвигались в сторону Нуссдорфа.
Вынужденная остановка правого фланга саксов дала возможность туркам наступить на левый фланг Австрии. Однако Лотарингия приказала остановиться и наверстать пропущенное, чтобы восстановить единую линию фронта. Вместе с Джоном Джорджем Лоррейн взяла на себя ответственность за немецких солдат и поспешила на передовую, чтобы поддержать своих войск.
Польский король Собеский ускорил продвижение поляков, которые еще не прибыли на позиции к югу от Вальдека. Великий визирь и Ибрагим-паша предприняли еще одну атаку, которая оказалась успешной. Однако имперская пехота сумела устоять и отбросить турок.
Битва продолжалась до вечера, когда турки были вынуждены отступить. Лотарингия сумела поддержать единую линию фронта и обеспечить победу союзных войск. Польский король Собеский сыграл важную роль в битве, ускорив продвижение поляков на передовую.
Битва при Нуссдорфе стала одной из самых значимых войн в Европе XVII века, и она оставила глубокий след в истории региона.
При поддержке артиллерии Лесли, развернутой на Нуссберге, и наступления Капрары из Каленбергердорфа, саксонские и имперские драгуны под командованием маркграфа Людвига Вильгельма Баденского и Хейсслера начали атаку на Нуссдорф. Турки оказали яростное сопротивление, засевши в деревенских подвалах, рвах и разрушенных стенах, и были побеждены только прибытием фельдмаршала Германа Баденского, возглавлявшего австрийскую пехоту.
На юге саксонские войска фельдмаршала фон Гольца успешно вытеснили турок из Хайлигенштадта и Гринцига. В полдень Лотарингия приказала своим войскам сделать еще одну остановку, чтобы восстановить силы. Утренние действия привели к полному успеху: все правое крыло турков было захвачено или уничтожено.
Вальдек и Макс Эммануэль не встретили особого сопротивления и достигли фланга Ибрагима через Кроттенбах, в то время как Капрара и Любомирский рассеяли румын вдоль Дуная. Австро-саксонские войска столкнулись с Ибрагимом-пашой через Дёблингербах, продолжая наступление. После яростной битвы при Нуссдорфе союзные войска получили победу, которая оказала большое влияние на ход Европейских войн XVII века.
Поляки, наконец, достигли высот после долгого марша по пересеченной местности долины Вейдлинга. Собески вместе с генералом артиллерии Мартином Катски спустились с Грэнберга в центре, а слева фельдгетман Николай Сенявский спустился с Драймаркштайна, а справа кронгетман Станислав Яблоновский спустился с Росскопфа. Польская пехота и заимствованные батальоны Габсбургов прикрыли спуск, чтобы создать непрерывный кавалерийский фронт на равнинах внизу.
Хотя терновники, виноградные лозы, канавы, живые изгороди и отдельные обвинения в самоубийстве генюллю замедлили продвижение поляков, они неуклонно продвигались вперед под поддержкой артиллерийского огня. Несмотря на энергичную оборону абазин Сари Хусейна, поляки достигли Михаэлерберга к 14:00. Появление своих польских союзников издалека было встречено немцами в поле аплодисментами.
Поляки на мгновение остановились на склонах Шафберга, когда 1000 янычар проникли на виноградники за Плётцляйнсдорфом, нарушив соединение между Сенявским и правым крылом Вальдека. Янычары крепко оборонялись, но были вытеснены с прибытием имперских кирасиров.
Около 4 часов дня Собеский и Сенявский прошли на ровную местность к востоку от Шафберга, а Яблоновский отразил слабую атаку татар у Мариабрунна справа от них. Теперь Собеский объявил остановку, чтобы построить более организованный и прочный фронт. Кара Мустафа, зная о новой угрозе со стороны поляков, вывел войска из Ибрагима в поддержку Хусейн-паши.
Сенявский возобновил битву, отправив королевских гусар вторым хорагевом. Хотя поляки прорвали две вражеские линии, около 150 всадников не справились с задачей и потеряли треть своего числа. Станислав Потоцкий из Галича возглавил следующую атаку, но заплатил за свою храбрость жизнью, когда турок отрезал ему макушку. Дальнейшие части польской кавалерии атаковали турок, который открыл свои ряды и обрушился на поляков со всех сторон, нанеся тяжелые потери и убив несколько польских лордов, включая великого казначея короны Анджея Моджевского. После этого последовало турецкое преследование, которое было остановлено прибытием подкреплений из центра Собеского и драгун и кирасиров с правого фланга.
После ослабления турецкого наступления и занятия Галиценберга справа от поляков Яблоновским, Собеский установил непрерывную линию для следующего наступления. Несмотря на жару и напряженность утреннего боя, десантники так рвались вперед, что офицеры были вынуждены сдерживать их плоскостью лезвия. Турецкая позиция на гребнях над Кроттенбах-Дёблингербах была самой сильной на всем фронте, но была ослаблена депешами, направленными против поляков, которые стояли напротив них на севере от полюсов.
В критический момент битвы Лоррейн колебался, и после совещания с саксонскими командирами не мог определить, нужно ли созвать еще один военный совет для принятия решения о продолжении атаки или достаточно дневного прогресса. Однако Фон Гольц поднял дух Лотарингии, сказав: "Бог указывает путь к победе... куйте железо, пока горячо". Это вдохновило Лотарингию закричать "Allons marchons!" и начать атаку.
Атака началась с ужасающего шквала мушкетного огня с христианских площадей, который деморализовал и ослабил турецкую оборону. Франконцы и баварцы начали штурм Тюркеншанца, где находилось Святое знамя, и вскоре весь фронт Ибрагима-паши рухнул, открыв путь на Вену. Лотарингия увидела возможность нанести удар по правому флангу Хусейн-паши, который готовился противостоять тотальному наступлению Собески. Хотя Собеский был доволен дневными достижениями, агрессивный дух Сенявского и немцев убедил его продолжить битву.
Польская кавалерия двинулась на турок с криком "Jezus Maria ratuj" («Иисус Мария помоги»). Передовые отряды гусар были закованы в сверкающую сталь, закрывающую с головы до бедер, и представляли почти неземное зрелище. За ними шли панцерные и кварчанские кавалеристы, также состоявшие из польских аристократов, а кварцианская легкая кавалерия состояла из бедных польских шляхтичей и иностранцев. Вся атака возглавлял сам Собеский, а за ним последовали его гусары.
Польская кавалерия замедлялась виноградниками и пересеченной местностью, но не останавливалась под огнем турецких стрелков и артиллерии. Грохот польских копий раздавался над полем боя, когда кавалерия сокрушила турецкий боевой порядок. Собеский последовал за своими гусарами и захватил турецкие орудия, а турки сплотились напротив Яблоновского, деморализованные наступлением Лотарингии на своем правом фланге.
В центре Османской армии Кара Мустафа встал на защиту Священного знамени от наступающей франко-баварской армии под командованием Вальдека. В окружении кавалерии он сражался против немецких ополченцев, которые использовали свои орудия и мушкеты для того, чтобы остановить османскую атаку. Несмотря на то, что Мустафа удалось схватить знамя, турецкая атака провалилась, а его люди бежали к реке Вена. В это же время, левое крыло Османской армии полностью распалось, поскольку Собески возглавил объединенные силы против турок, которые сконцентрировались в районе Брайтензее.
Мустафа был полон желания отомстить и приказал своим войскам прекратить обстрел города, а также уничтожить технику и расправиться с пленными. Он знал, что битва проиграна, но его воля к борьбе не ослабла. Он взял свое копье и направился в героическое, но обреченное на провал нападение на христиан. Его личные вассалы, секретарь, пажи и его албанская охрана пали от огня и мечей противника, когда он вел свой последний бой. Только аргумент, что его смерть приведет к уничтожению оставшихся османских войск, заставил Мустафу прекратить бой. Он схватил Священное знамя Пророка и свои личные сокровища и бежал с поля боя около 6 часов вечера, чтобы возглавить отступление обратно в Дьёр.
В это время силы Лотарингии связались со Стархембергом, который вышел из Шоттентора, чтобы присоединиться к битве. Драгуны под командованием Людвига Вильгельма Баденского получили честь освободить город и присоединились к защитникам в зачистке оставшихся турок. К концу битвы, около 22:00, было перебито еще 600 мусульман. В лагере турок оставались только младенцы и дети-христиане среди сотен убитых пленников. Гарнизон Стархемберга отомстил, сжег заживо 3000 брошенных османов, больных и раненых. Общее число погибших у турков составило 15 000 человек, у союзников - 1 500.
Собески приказал немецким войскам оставаться на страже всю ночь вокруг Тюркеншанца и крыла Яблоновского на берегу Венской реки. Несколько польских эскадронов выследили отставших османов за рекой Вена. Однако, поляки начали грабить мусульманскую добычу, нарушив порядок и дисциплину, и вместо того, чтобы наказать своих войск, Собески присвоил себе большую часть добычи. В павильоне великого визиря король нашел кучу золотых и украшенных драгоценностями сокровищ.
13-го Собеский провел триумфальный марш в римском стиле в Вену под аплодисменты населения. Его эгоизм и тщеславие оскорбили австро-германцев. Лотарингия была особенно возмущена, так как Собеский не смог своевременно преследовать деморализованных врагов и Мустафа смог увести в плен тысячи христианских детей. Кроме того, въезд Собеского в Вену до императора был нарушением протокола.
Кара Мустафа не потерял представление о масштабах своего поражения и старался избежать мести султана, виня в неудаче своих подчиненных командиров. Он даже убивал тех, кто мог сообщить султану об его ошибке в обращении с османской армией.
Однако Мехмед IV не был наивным и понимал, что христианские командиры и солдаты действовали умело и мужественно в битве. Их тактика, проходившая через Венский лес, позволила им избежать естественных укреплений Дуная и Венских рек. Но победа не была обусловлена только блеском христианской армии, а скорее небрежностью и высокомерием Мустафы, который не укрепил свою армию и оставил многих из своих янычарских отрядов в окопах вокруг Вены.
В конце концов, Мустафа заплатил за свою неудачу: 25 декабря 1683 года, султанские эмиссары казнили его удушением в Белграде и отправили его голову в Константинополь.
Победа христиан не означала окончание борьбы с мечом ислама, так как Франция тогда была оплотом для дальнейшей османской экспансии. Однако победа спасла Австрию и переломила инициативу в пользу Священной Римской империи. Благодаря умелому руководству Макса Эммануэля, Людвига Вильгельма «Тюркен Луи» Баденского, Лотарингии и принца Евгения Савойского, Священная Римская империя медленно, но верно отступала от османской власти в Восточной Европе после столетий войн.
Наступил май. Стало не просто тепло – стало жарко. Война должна была уже вот-вот начаться. Все это понимали, это буквально ощущалось в воздухе. Их стали меньше водить на стрельбище – экономили порох. И если и стреляли, то только местным, который был не такой хороший как привозной. Его приходилось больше закладывать в заряд.
Солдаты с нетерпением ждали когда наступит приказ выступать из опостылевшего города, из этих окружающих со всех сторон стен. Не надо было объяснять против кого была собрана армия. Выбор не особо велик, соседей не особо много – в первую очередь это лежащий на востоке Анатолийский султанат, находившийся по другую сторону Пропонтиды, омывающей город. Он же Бурский, по названию столицы, или Азиатский султанат. Могущественное государство, пожалуй, сильнейшее из исмаилитских, покорившая множество бывших провинций ромеев, со сворой мелких вассалов контролировала всю территорию Восточного Средиземноморья, часть кавказских народов, Месопотамию, Аравию, Египет – Миср. Не раз покушавшиеся на Город государство, которому мешали только его западные «братья». Но последние несколько лет оно переживала тяжёлые времена – доносились слухи о мятеже в Египте, горело восстание Чёрного Писаря на востоке Анатолии и Сирии, к которому присоединилось множество тимариотов и джебелю, недовольных лишением их земли и низкими денежными выплатами, а также ряд сирийских племён, и даже правителей ряда санджаков. Да ещё их восточный сосед, молодой и резвый шах Персии Аббас с интересом присматривался ко всем этим делам, желая вернуть ранее отобранные у его страны земли и приобрести что-нибудь ещё.
Но никто не думал, что придётся воевать с ними, тогда бы испанцы и другие латиняне не оказались здесь. Ну, по крайней мере не в таком количестве. А вот узнав на чьи деньги это всё организовано, можно было с лёгкостью ответить на поставленный вопрос. Первую часть выделил незадолго до своей смерти Филипп II - испанский, сицилийский, неаполитанский и португальский король, герцог Нидерландов, фанатичный католик, пытавшийся уничтожить всяческое инакомыслие, ведущий многолетнюю борьбу с мятежными голландцами, которые были не менее упорными протестантами и ввергнувший свою страну в пучину долгов, не раз объявлявший банкротство. Но это не мешало ему параллельно помогать католикам в других странах деньгами, оружием и солдатами – участие в гражданской войне во Франции, правда закончившейся для него неудачно с приходом к власти Генриха IV, и мятежу графа Тирона в Ирландии против английской королевы Елизаветы, где пока всё идёт успешно для ирландцев. Насаждение католичества, распространение своей власти, ослабление врагов, борьба с досаждавшими пиратами на море – вот цель короля Филиппа II в деле помощи Городу. Каким образом насаждение католичества? Потому что в этом деле, деле помощи, поучаствовал и Папа Римский, повелевший отдать доходы, идущие с церковной десятины южных и юго-восточных земель Священной Римской империи и части итальянских государств на борьбу с исмаилитами Румелии и на помощь христианам Востока. Взамен он требовал то, что продвигали его многочисленные предшественники ещё чуть ли не с XI века – подтверждение ортодоксами Востока главенства преемника апостола Петра и наместника Божьего Сына, то есть его главенство в вопросах веры. Почему же именно в том году, в 1598 году они, и король, и глава католиков, предприняли столь активное участие? Потому что их активно просит о помощи Рудольф II, император Священной Римской империи, король Германии, Богемии, Унгарии, эрцгерцог Австрии, ведущий уже более пяти лет кровавую войну и с румелийцами, и с силистрийцами, и в которой он пока проигрывает. А Рудольф II – представитель другой ветви одной династии, что и Филипп II - Габсбург, активный сторонник католицизма.
Поэтому все понимали – удар придётся по Румелийскому, или по Силистрийскому султанатам, а скорее вести войну придётся одновременно с двумя государствами, которые являлись на данный момент союзниками. Эти государства, появившиеся в XV веке, контролировали не менее гигантскую и богатую территорию, чем их «восточный» брат. Румелия, которая образовалась после распада земель Баязида I, на данный момент сокрушившая и покорившая территории бывших Фессалоник, Албании, Мореи (Пелопонесса), Хорватии, Сербии, Македонии, Боснии, Стримона, частично Болгарии, Хорватии, Унгарии, с находящейся в вассалитете торговой Рагузой. И Силистрия, которая включала в себя часть Фракии, Македонии, большую часть бывшего Болгарского царства, частично Унгарии, Добруджу, владеющая ключевыми крепостями на побережье Чёрного моря, контролирующая в качестве вассалов Семиградье - Эрдей, Валахию, Молдавию, кочевые орды северного Причерноморья, включая сильнейшую из них – Крымское ханство. И время было подходящее – все силы их были направлены на борьбу с Австрией, которую они успешно теснили. Но Рудольф и его советники зря времени не теряли. Помимо сколачивания коалиции против своих врагов на востоке и юго-востоке, он засылал эмиссаров в султанаты, убеждая покоренные народы поднять восстания, обещая всестороннюю помощь. И отклик был! Первыми восстали сербы в Банате, затем в других частях старого королевства. Через год совместно выступили албанцы и сербы в Бърдо Албании. Через два – восстание в Герцеговине. Было неспокойно в Ларисе и Морее. В прошлом году началось восстание в Тырнове и ряде других болгарских городов во главе с Тодором Балиным, владыкой Дионисием Рали и торговцем Джордичем, а также многими другими. Они объявили о создании Болгарии под руководством Шишмана III, поддержанное объявившим о независимости господарем Валахии Михаилом (или Михаем) по прозвищу Витязул, то есть Храбрый, успевшим уже разбить под Кулугэрени исмаилитскую армию, втрое превосходящую его силы и устроивший несколько рейдов в Подунавье, грабя и выжигая всё на своём пути. Причем, грабили всех, а не только сарацин. Правивший в Семиградье Жигмонд Батори, и подбивший Михаила на восстание, так же заявил о переходе на сторону Габсбургов.
И действительно, ситуация такая, что практически окружённые со всех сторон врагами, султанаты не могли долго продержаться, и скоро от государств этих пришельцев, захвативших исконные мессиан, не осталось бы ничего, кроме пепла. Но не всё оказалось так просто. Из-за несогласованности, выступлению не всех сразу, а поодиночке, они дали возможность исмаилитам перебрасывать силы туда, где это требовалось. Восставшие не доверяли друг другу, зачастую не помогая оказавшимся в тяжёлой ситуации товарищам по борьбе. Дамат Ибрагим-паша, разбил австрийские войска под руководством наследника Маттиаса и фельдмаршала Миклоша Пальфи под Керестешем, отчего те уже почти два года не предпринимали никаких активных действий со своей стороны. Семиградский князь, видя, что всё плохо, решил отдать свои земли Рудольфу II, в обмен на княжество в более безопасном месте с доплатой в пятьдесят тысяч талеров. Но Рудольф II, введя войска в Семиградье, отказался платить. На что Жигмонд выгнал сначала австрийцев, потом нанёс удар по вторгшимся отрядам силистрийцев. А теперь он собирался передать власть своему брату Андру, кардиналу и гранд-мастеру Ордена Дракона, на условиях, что Семиградье выйдет из войны, которое исмаилиты активно поддерживают. Теперь уже Рудольфу приходится собирать силы и против семиградского князя.
Видя, как их враги заняты этими выяснениями отношений, у султанов оказались развязаны руки для борьбы с внутренними восстаниями, что они и начали исполнять, залив кровью Сербию, Герцеговину, Болгарию. Муфетиш Ахмед устроил засаду, в ходе которой перебил костяк болгарских гайдуков, захватил Шишмана и почти всё руководство. Шишмана отослали в Белград, где с него прилюдно сняли кожу. Сербский воевода Грдан, уйдя в горы с остатками войск, обнаружив что австрийцы и семиградцы Батори тоже не спешат ему на помощь, слал во все близлежащие страны призывы о помощи, в обмен обещая признание себя вассалом и сто тысяч воинов из местных жителей, которые присоединятся к вторгнувшейся армии.
Рудольф попытался также привлечь федератов востока – полонско-литовскую Рес Публику, но король Сигизмунд III, занятый больше тем, чтобы удержаться и на шведском троне и хоть как-то обуздать непослушных подданных своих стран, ответил отказом. Ещё он помнил, как сразу после его избрания на польским престол, одна из шляхетских партий пригласили Максимилиана Австрийского его свергнуть. И лишь военными стараниями Яна Замойского удалось разбить его армию и взять в плен. Так что, как его ни уговаривали, втягиваться в далёкую войну он не пожелал. Правда его магнаты вмешались в дела Молдавии, введя туда свои силы, выгнав ставленника силистрийцев и поставив во главе Иеремию Могилу, одного из представителей местного нобилитета.
Но это не все силы, которые возможно было привлечь. Генуэзцы, потерявшие в последние годы те силы и влияние, что у них когда-то были, тоже решили подключиться. Генуэзцы – то есть их влиятельные семьи, управляющие этой республикой. Фиески, Дориа, Гримальди, Спинола, многочисленные банкиры, со времён подчинения Испании и потери восточных колоний погрязли в делах запада, спонсируя Карла V и Филиппа II, что приносило им огромные доходы. Конечно, бывали и случаи банкротства, отчего доверие к короне падало, но банкиры всегда отбивали всё вложенное с лихвой. К тому же, имея хорошие связи среди верхушки государства, в которую входили они сами, несложно было устроить так, что именно генуэзцам отдавали проценты в первую очередь. И вот, пришло время посмотреть на восток, вложившись в новое выгодное предприятие. К тому же, стародавние враги, Республика Святого Марка, уже были не столь сильны, как ранее. Долгие и неудачные войны с румелийцами отняли у них много сил и часть ключевых территорий. Булла Климента VII о запрете торговли католиков с анатолийцами и установление контроля Бусрой власти над Каиром тоже урезало их влияние, из-за чего поток специй и прочих товаров через венецианцев в Европу оказался урезан, а значит опять стало меньше денег. Генуэзские торговцы, узнавшие о готовящемся на востоке деле, начали скупать припасы и оружие, переправляя всё это в Галату, чтобы уже оттуда, вовремя предоставив испанцам и ромеям, обменять на звонкую монету, или что ещё лучше – на участие в разделе взятой добычи и всяческих преференциях. Молодые братья Амброзио и Федерико Спинола даже решили поучаствовать в составе армии, считая, что так они смогут принести больше пользы. Наняв небольшую эскадру галер и восемьсот наёмников, они устроили базу в Палермо, где стали ждать начала войны, справедливо полагая, что если торговые суда под французским флагом узкий Геллеспонт ещё пройдут, то вот уже они – вряд ли. А рисковать не хотелось. Сюда же прибыли ещё три сотни кондотьеров, присланных им их дедушкой, князем Салерно.
Венецианцы тоже понимали, что сидеть просто так, сложа руки, крайне невыгодно. Их агрессивная политика давно настроила всех окружающих против них. Анконцы, марсельцы, разузанцы, исмаилиты, генуэзцы, тосканцы, австрийцы, англичане, португальцы (а, следовательно, и испанцы) пытались их потеснить в торговых делах, не брезгуя никакими методами. Впрочем, как и сами венецианцы действовали против них. Португальцы открыли для себя путь в Индию и Красное море вокруг Чёрного континента, вывозя оттуда богатства в виде специй, чёрного дерева, сахара, драгоценных каменей и металлов, красителей, аптекарских снадобий, лавзонии и многого другого, что отлично уходило на растущих рынках Европы. Венецианцы тоже пытались доставлять пряности на рынки Запада, не продавая всё у себя, а доставляя по морскому пути в Амстердам, который был их главным северным торговым и, можно сказать, идеологическим, в плане противостоянии расползающегося влияния Испании, союзником. Это оказалось не сильно выгодным, так как приходилось снаряжать целые караваны, одиночек топили многочисленные французские, английские и другие пираты, рыскающие у берегов Испании в надежде откусить кусочек от «золотых караванов» и «серебряных караванов». Англичане, считающиеся долгое время союзниками Венеции, так как тоже считались старыми противниками Испании, зарабатывавшие сначала с помощью Венецианской компании, в дальнейшем открыли для себя напрямую рынки Румелии и Анатолии, основав в 1581 году Левантийскую компанию, в которую и влилась Венецианская компания. Трёхсотпроцентная прибыль в делах позволила акционерам довести свой торговый парусный флот более чем в пятьдесят кораблей. И вот здесь уже начала проявляться конкуренция. Причём испанцы, периодически воевавшие с англичанами, не могли установить такой контроль над Гибралтаром, чтобы никто не проходил без их разрешения, и раз за разом английские караваны проходили, неся прибыль. А последнее время не раз бывало, что высокобортные многопушечные фрегаты пускали на дно венецианских торговцев, продавая добычу в ближайших портах. Марсельцы, ставшие главным торговым городом юга Франции, тоже нанесли им серьёзный удар, поспособствовав заключению между в 1536 году системы капитуляций между французами и исмаилитами. Главное, что следовало из этой системы, так это то, что они получили право торговать на территории всех государств по таким же пошлинам, как и подданные султанов. Исмаилитские купцы – такие же права на территории Франции. Что до сей поры было неслыханно – французы могли игнорировать предписания кади, исмаилитских судей. Франция стала считаться защитницей всех католиков, находившихся на территории султанатов. И потому каждый латинский корабль обязан был нести, а, следовательно, и покупать право на французский флаг. Но это только торговые стороны. А были и другие. Французские короли, боровшиеся и с Испанией, и с Священной Римской империей, предоставили румелийскому и анатолийскому флоту доступ в Тулон, с правом становиться на ремонт и покупать превосходную французскую артиллерию, порох и прочие припасы. И хоть нынешний дож, престарелый Марино Гримани, активно помогал Генриху IV стать королём, и между ними были довольно неплохие отношения, но смотреть наперёд и защищать свои интересы дож был обязан.
Поэтому венецианцы, имея на руках договор о торговле с Румелией, не желали его нарушать. Они вообще не любили воевать, если только это не приносило многократно отыгранной прибыли. Война дело слишком дорогое и не всегда расчёты оправдываются. Но и упускать случай было нельзя – вернуть себе главенство на море, потеснить своих врагов… Будущая война открывала множество перспектив. Поэтому они запретили всем гражданам участвовать в военных делах против султанатов, но подеста Кандии начал рекрутировать на Кефалонии и других островах, принадлежащих им, людей на помощь формируемой армии ромеев. Особенно он старался убрать с острова беспокойных сфакийцев, вечно бунтовавших и подбивавшие других устраивать беспорядки. Кефалонцы и другие греки, служащие в венецианской армии за еду, из-за тяжёлого положения и перенаселения островов, с удовольствием принимали предложение.
Великое герцогство Тосканское, во главе с династией Медичи, тоже не могли пройти мимо таких дел. Уж кого-кого, а торговцев у них хватало. После захвата Сиены, контролируя Пизу, и владея Ливорно, через который они повелели торговать всем, они превратились в одних из главных игроков в своём регионе. Гибкая политика Медичи, закрывавших глаза на некоторые моменты, превратила Ливорно в крупнейший контрабандный порт Европы, если не всего мира. Покровительствуя пиратам, они сами снаряжали целые эскадры, устраивавшие налёты на магрибский берег – Бизерту, Алжир, Тунис и другие земли, и захватывали и топили исмаилитские корабли. Но порой, когда им не везло, герцоги всячески открещивались от своих рыцарей ордена Святого Стефана, магистрами которого они являлись. И хоть они считались союзниками Франции, это не мешало им держать на востоке свою эскадру под командованием адмирала Кальфатти наготове, готовые поддержать инициативу испанцев и понтифика.
Мальтцийцы, госпитальеры, иоанниты или правильнее - Суверенный военный орден рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна, Родоса и Мальты, являющиеся вассалами Испанской короны, так же были неравнодушны к затевающемуся делу. Полунезависимые, ставящие перед собой только задачу борьбы с исмаилитами на море, они помнили о том, как когда-то потеряли свои земли в Палестине, захваченные сарацинами. Потерявшие в 1522 году остров Родос, после беспримерной и героической обороны, они теперь действовали с острова Мальта, который тоже приходилось периодически оборонять против магрибских пиратов и армий, посылаемых румелийцами, желающими контролировать этот стратегический остров и прекратить досаждающие нападения иоаннитов. И хоть госпитальеры были больше похожи на пиратов, дело борьбы за веру они тоже не забывали. Их флот зачастую объединялся с папским, тосканским, генуэзским, сицилийско-неаполитано-испанским флотом для обороны, или совместного нанесения ударов. Единственное, что зачастую мешало – вопросы главенства, не раз приводящие к тому, что объединённый флот никуда не выходил или быстро распадался. Сейчас Великим магистром рыцарей был Мартин Гарсес, арагонец. Не являясь членом ни одной из внутренних группировок ордена, он заботился об активизации борьбы против их извечных врагов, отменив обязательное прохождение службы рыцарей, сражающихся против исмаилитов в Унгарии, на орденском флоте. Ему удалось привлечь довольно много добровольцев из Швейцарии, приравняв происхождение от офицеров за дворянское. И сейчас он чувствовал, что с уходящим веком есть возможность вновь сделать свой орден великим. Главное, не упустить этот шанс.
А ещё письма Грдана возымели успех. На них откликнулся Карл Эммануил I, герцог Савойи и князь Пьемонта, граф Аосты, Морьены и Ниццы, титулярный король Кипра, Иерусалима и Армении, Великий магистр Высшего ордена Святейшего Благовещения и Великий магистр Ордена святых Маврикия и Лазаря, которого многие считали слишком активным и амбициозным, но который, как он считал, просто хотел занять достойное место согласно своему происхождению в мире. Желание попасть в качестве великого полководца в историю, несло прямую угрозу для его соседей. И может всё было бы не столь для них плохо, но он оказался действительно неплохим военным, причём заботящийся о подданных. Содействуя развитию своих земель, он получал больше средств, которые можно было пустить на свою любимую армию, которая помогала ему расширять земли. Когда Папа Римский стал посредником в перемирии Филиппа II и Генриха IV, он понял, что пора и ему договариваться, обменяв ряд своих окраинных земель на богатый Салуццо, за который и враждовал с французами, уже при посредничестве и Папы Римского, и своего тестя – испанского короля, на дочери которого, Каталине, он был женат. Оказавшись в состоянии мира, он уже посматривал на Женеву, когда к нему пришло письмо от тестя, с предложением поучаствовать в восточной экспедиции. Тогда он и вспомнил о письмах Грдана. Обладая рисковым характером, он уже не мог избавиться от идеи заработать не только новые титулы, но и расширить свои территории. Чем он хуже Жоффруа I де Виллардуэна Ахейского или какого-нибудь Бонифация Фессалоникского?
Но это ещё были не все силы, которые намеревались принять участие в экспедиции. В Средиземноморье издревле были силы, с которыми приходилось считаться всем государствам, даже самым великим. Пираты. Ещё великая Римская республика, а затем и империя, установившая своё господство над всем регионом, пыталась с ними бороться. Иногда это получалось, как у Помпея Великого. Но каждый раз они возрождались, меняя историю региона, как когда-то, предав Спартака. Шли столетия, менялись лишь лозунги и знамена, под которыми они грабили, пленяли, топили торговцев и друг друга. Большое количество мест, где они могли найти убежища, тоже способствовал тому, что всегда находились лихие головы, желающие рискнуть жизнью в обмен на короткую красивую жизнь, надеясь заработать состояние, которого хватит до конца дней. Конец действительно наступал часто, вот только зачастую без богатства. Но не всегда. Крупнейшими мессианскими пиратскими городами были мальтийская Ла Валетта, тосканские Ливорно и Пиза, сицилийские Мессина и Трапани, Неаполь, Пальма де Мальорка, Альмерия, Валенсия, Фьюме, Кандия. Их противники, исмаилитские пираты, составлявшие им конкуренцию, как правило проводили время если не в море, то в Триполи, Тунисе, Ла Гулетте, Бизерте, Алжире, Тетуане, Сале, Диррахии, Лараше, Валоне, Родосе, Искандеруне, аль-Искандерийе, Бейруте, где можно было отдохнуть, продать добычу, пополнить экипажи, купить необходимое.
И если среди мессиан были в основном выходцы из европейских народностей, то среди исмаилитов кого только не было – оседлые арабы, и представители берберских племён, чернокожие суданцы, сарацины Анатолии, Румелии, команды беев с берегов Нила, киликийские армяне, албанцы, греки, многие из которых честно служили своим повелителям со времён завоевания, как Мурад-раис младший, сирийцы и многие другие. С времён великого Кылыч Улудж Али, или как его ранее звали – Джованни Гелени, ставшего пашой Алжира и Триполи, множество европейских ренегатов переходило на сторону исмаилитов, принимая их веру и беря новые имена. Француз Мурад-реис, генуэзец Феру-раис, венецианцы Меми-реис и Меми Ганчо-реис, Монтез Сицилиец, Мурад Мальтрапило-реис, или один из самых успешных – Юсуф-реис, или же Джон Вард, англичанин, а также многие и многие другие. Многие считали, что среди тех десятков кораблей, бороздящих воды Средиземноморья под исмаилитскими флагами, большинство было как раз ренегатами. И если они захватывали какой-нибудь европейский корабль, то трудно было ожидать от них милости – или в рабство, или вместе с кораблем уйти на дно. Правда, как правило, они не издевались над своими пленниками, как берберы, отрезавшие носы у мессиан и носящие, или хранящие, целые гирлянды подобных «украшений».
Понентинцы, как зачастую называли европейских пиратов, тоже от них не отставали в плане размаха своих действий. Сицилийские пираты Филиппо Корона, Джованни ди Орта, Якопо Кальво, Джулио Баттиста Корвайя и Пьетро Корвайя были уважаемыми людьми и зачастую вместе со своими головорезами приходили на помощь мессианским военным флотам, в первую очередь Испании, в их карательных экспедициях против исмаилитов. Греки Педро – Петра Ланцы, тосканцы Филиппа Канъядеса и Франческо де Мантауто, папские генералы Пуччи и Бусси, неустрашимый мальтиец Матюрен Ромегас и другие, не уставали держать своих противников под ударом. Хотя, конечно, в первую очередь страдали те, кому война была далека, кто к ней был зачастую непричастен. Так, например, в 1592 году Кутюр де Мартиг, под видом торговца набрал пассажиров в Родосе, заказавших корабль в Миср, но отвёз их в Мессину, где и продал всех в рабство. Но и попав в плен, они знали, что мягко с ними не обойдутся в меру своей выдумки. В лучшем случае – попадут на галеры, в качестве гребцов, которых вечно не хватало из-за высокой смертности. В худшем – убьют с всевозможной жестокостью: разрежут пополам, снимут кожу, отрубят конечности, оскопят, выколют глаза. Все не уставали придумывать новые способы отвадить жадных до чужого добра чужаков.
Но это не значит, что мессиане грабили только исмаилитов, а исмаилиты только мессиан. Испанцы и генуэзцы не отказывали себе при случае прихватить венецианское добро, а какие-нибудь анатолийские измирцы с чистой совестью пускали на дно купцов из силистрийского Родосто, особенно если помолиться потом за души этих заблудших сынов истинного бога. А ускоки и маниоты вообще не видели никакой разницы между тем, какой корабль пускать на дно. Лишь бы поменьше охраны и было что взять.
И вот таким образом понентинцы, жаждавшие добычи, также не могли остаться равнодушными к носящимся шепоткам над водой, о том, что на востоке затевается интересное дело.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Недавно случился казус. Россия депортировала украинскую журналистку Елену Бойко, собственно, в саму Украину. Ту самую Украину, про которую рассказывают, что там фашизм, каратели, война...И в связи с этим возник вопрос: а как с подобным обстояло дело раньше?
В 20-е годы 17 века все это иногда выглядело примерно так:
"Проведение антипольской политики вынуждало Россию увеличить уступки Швеции; под эту категорию подходили: создание торговых предприятий в Пскове, возникших там, несмотря на увещания архиепископа, которого в дальнейшем отстранили; открытие Шведской миссии в Москве и открытие шведской церкви в Москве. Дошло даже до того, что Швеции выдавали карельских крестьян, которые убегали со шведских земель, дабы спасти для себя свою православную веру"
Из книжки Пьера Паскаля "Протопоп Аввакум и начало Раскола"
https://www.e-reading.club/book.php?book=1054027
Нельзя сказать, что своих бросала и бросает только Россия, но, тем не менее. Нового ничего не произошло, традиция, можно сказать, давняя)