Как Крым стал Русским
Если вам стало интересно, более полное видео вы можете найти у нас на канале!)
Если вам стало интересно, более полное видео вы можете найти у нас на канале!)
Итак, переходим к печальному финалу жизни Николая Васильевича – и книге, которую он считал главной в своей жизни... и нет, это не "Мёртвые души".
«Первое впечатление этой почти страшной фигуры, прислонившейся к грубой глыбе камня, точно ударило. Большинство ждало образа, к которому привыкло… И вместо этого явно трагическая, мрачная фигура; голова, втянутая в плечи, огромный, почти безобразящий лицо нос и взгляд – тяжёлый, угрюмый, выдающий нечеловеческую скорбь…»
Это воспоминание об открытии памятника Гоголю – того, что теперь на Никитском бульваре, и с которого начинался позавчера наш рассказ. Тогда он стоял возле Арбатской площади, потом в Донском монастыре. Люди были ошарашены. Они увидели не то, чего ждали.
Вот нечто похожее от современника самого писателя:
«К моему изумлению, я нашёл в Гоголе (…) человека, стоявшего выше собственных творений, искушённого огнём страданий душевных и телесных, стремившегося к Богу всеми способностями и силами ума и сердца».
«Стоящий выше своих собственных творений» – как это? Мы привыкли к тому, что творения стоят выше автора. Автор может быть шалопаем, чинодралом, распутником, кем угодно, – а вот дал Бог талант и всё, – дух дышит, где хочет. Привычный нам парадокс. А вот когда наоборот… Это плохо или хорошо?
Книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголь писал втайне и в спешке и возлагал не неё большие надежды. Дело в том, что незадолго до этого он впал в творческий кризис:
«Бог отъял на долгое время от меня способность творить. Я мучил себя, насиловал писать, страдал тяжким страданием, видя бессилие своё, и несколько раз уже причинял себе болезнь таким принуждением, и ничего не мог сделать, и все выходило принуждённо и дурно».
Ладно бы просто не получалось писать – не получалось сказать главное:
«Вовсе не губерния и не несколько уродливых помещиков есть предмет „Мёртвых душ“. Это пока ещё тайна, которая должна была вдруг, к изумлению всех раскрыться в последующих томах».
Что же за тайна? А очень просто: прежде он писал, как не надо жить в России, а теперь хотел написать о том, как надо. Второй том должен был стать тем самым «социалистическим реализмом», до которого оставалось ещё больше ста лет. Почему не получилось? Тоже просто. «Условия не сложились».
«Как не надо» – это всегда событие, «упала лошадь», на «как не надо» с удовольствием сбегается поглазеть толпа. А «как надо» – это неинтересно. «Все счастливые семьи похожи друг на друга» (а значит, неинтересны), но зато «каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».
Чтобы возбудить хоть сколько-нибудь любопытства к добру, нужно поиграть в загадочность, не показывать его полностью. Не пытаться изобразить положительный идеал целиком и полностью, а только намекнуть на него. Так туфелька, на мгновенье показавшаяся из кружев юбки, не оскорбляет ничьих чувств, хоть и намекает на всё, что к ней прилагается.
Но Гоголю казалось, что все разделят его увлечённость, его искреннюю веру в добро, что люди увидят то, что он им показывает, и всё сразу поймут…
Вот показательный фрагмент из переписки Гоголя с Сергеем Тимофеевичем Аксаковым. Гоголь (на 18 лет моложе своего корреспондента) пишет ему:
«Мне чувствуется, что вы часто бываете неспокойны духом… Я посылаю вам совет. Отдайте один час вашего дня на заботу о себе; проживите этот час внутреннею сосредоточенною жизнью. На такое состояние может навести вас душевная книга. Я посылаю вам „Подражание Христу“ (Фомы Кемпийского). Читайте всякий день по одной главе, не больше… По прочтению предайтесь размышлению о прочитанном. Старайтесь проникнуть, как это всё может быть применено к жизни, среди светского шума и тревог… Всего лучше немедленно после чаю или кофею , чтобы и самый аппетит не отвлекал вас…»
Понятно, что наивная дотошность (по скольку да в какое время читать) происходит оттого, что Гоголь пытается донести свой опыт до товарища в наилучшем виде. Что называется, «в лучших чувствах». Аксаков реагирует хмуро:
«Я тогда читал Фому Кемпийского, когда вы ещё не родились… Я не порицаю никаких, ничьих убеждений, лишь бы они были искренни; но уж конечно ничьих и не приму… Терпеть не могу нравственных рецептов, ничего похожего на веру в талисманы. Вы ходите по лезвию ножа! Дрожу, чтоб не пострадал художник».
И хотя Аксаковым здесь не в последнюю очередь движут гордость и самолюбие, он оказался прав: художник «пострадал». Нравственные проповеди не проходят бесследно, однако вот что интересно: тем же самым увлекался Толстой. Почему это не вызвало отторжения? Не потому ли, что «рецепты» Толстого совпали с общественной модой, а «рецепты» Гоголя – нет?
Плетнёв, бывший покровитель, ревниво пишет Гоголю в письме:
«Твои друзья двоякие: одни искренне любят тебя за талант… Таков Жуковский, таковы Балабины, Смирнова и таков был Пушкин. Другие твои друзья — московская братия. (...) Они не только раскольники, ненавидящие истину и просвещение, но и промышленники, погрязшие в постройке домов, в покупках деревень и в разведении садов. Им – то веруешь ты… »
То есть с одной стороны – люди «прогрессивных взглядов», а с другой – консерваторы. Гоголь склонился к консерватизму, и «люди прогрессивных взглядов» (к коим причислял себя и Плетнёв) были этим оскорблены. Тогдашние либералы, так же, как и нынешние, были крайне ревнивы и нетерпимы к отступникам. Это испытал на себе Гоголь, это же впоследствии испытал Достоевский.
Забавная деталь: Плетнёва раздражает житейский реализм консерваторов, он говорит о «постройке домов, покупке деревень и разведении садов» так, будто это что-то стыдное. Точно так же наших нынешних либералов раздражает всякая реальная политика, направленная не на служение идее («за всё хорошее против всего плохого»), а на низменные, часто требующие компромисса задачи общественного и государственного строительства. Мечтать и прекраснодушествовать гораздо удобнее, когда не заботишься о том, как и откуда берутся средства на тот образ жизни, который сим высоким мечтам способствует...
Антагонистическое разделение образованного сословия на либералов-западников и консерваторов-государственников было тогда так же актуально, как и сейчас, хотя немножко по-другому окрашено. Причём либералы, как и сейчас, были намного риторически агрессивнее государственников: не чувствуя за собой силы трона и «установленных порядков», они ярились с запасом, заводили себя на эту агрессию, поэтому их голос всегда был слышнее.
Не только «либералы», многие от Гоголя отступились:
«Мы, надувая самих себя Гоголем, надували и его, и поистине я не знаю ни одного человека, который бы любил Гоголя, как друг, независимо от его таланта» (из письма Т. С. Аксакова к брату).
Гоголь был ошарашен таким приёмом и, как водится у рефлексирующих людей, задумался: а может, в этом и есть великая сермяжная правда? Может, все молодцы, а я дурак? Он рассылает знакомым и друзьям покаянные письма. Например, пишет Василию Андреевичу Жуковскому:
«Появление книги моей разразилось точно в виде какой - то оплеухи: оплеуха публике, оплеуха друзьям моим и, наконец, ещё сильнейшая оплеуха мне самому. После неё я очнулся, точно как будто после какого-то сна, чувствуя, как провинившийся школьник, что напроказил больше того, чем имел намерение. Я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё… Право, есть во мне что-то хлестаковское…»
Что же на самом деле случилось с Гоголем?
Действительно ли он «переродился»? Разумеется, нет. Некоторая склонность к наставительности и «исправлению вещей» всегда в нём была. Однокашники вспоминали, что он ещё подростком любил наставлять в храме мужиков, как им надо молиться, и поучал певчих, что те поют неправильно. Существует также замечательная история о том, как юный Гоголь имел продолжительную беседу о жизни с некоей крестьянкой (едва было не закончившуюся для него побоями), и таки убедил в своей правоте оппонентку. Так что дидактизм был у него в крови, но в творчество до поры до времени не выплёскивался – уравновешивался весёлым бесом. Что же случилось потом?
Потом Гоголь повзрослел, вступил в пору переосмысления жизненных ориентиров и ценностей, наступило то, что принято называть «кризис среднего возраста». В это время обычно обзаводятся семьёй, и она вбирает в себя, заземляет кризис. Но у Гоголя семьи не случилось – и кризис ударил в творчество. Не сумев выполнить поставленную перед собой задачу – показать счастливую жизнь во втором томе «Мёртвых душ» (литература не терпит счастливых семей), он попытался выполнить её напрямую, в публицистической книжке. Так поучения, предназначенные жене, детям и прислуге, стали достоянием широкой публики.
Плохо ли это? Ну, не знаю. Мне кажется, можно было бы куда терпимее к подобному отнестись. Даже с некоторым трепетом: всё-таки писатель говорит с нами без защитной маски, в буквальном смысле обнажает душу (а не принаряжает её, ведь обычно под выражением «обнажить душу» подразумевается именно обратное — позёрство и кокетство). Но нет – общество, когда видит в художнике ослабевание чисто художнического потенциала (импозантного, актёрского, притворюшного — «сделай нам красиво»), всегда чувствует себя обкраденным и, как любой обкраденный человек, становится сварливым и агрессивным.
Меня терзают смутные сомнения, что история гоголевских «Выбранных мест…» дошла до нас в искажённом свете. Скажем, когда наши историки литературы писали об этом, они мнения противников Гоголя выпячивали, а мнения его сторонников представляли вторым номером – скороговоркой и вскользь. Да и кто они такие? Скажем, Смирнова-Россет, писавшая, что Гоголь одарил Россию сокровищем и что даже «Мёртвые души» меркнут теперь в её глазах по сравнению с «Выбранными местами…»? Баба-дура, светская пустышка. (В другом случае пишем, что это была умнейшая женщина своего времени...)
В общем, перешумели либералы нелибералов.
Тут на них работает даже то, что первое издание «Выбранных мест…» было вполовину сокращено цензурой; обычно это засчитывается за доблесть, а тут наоборот: смотрите, сам кровавый режим признал неудачность книги! Книга оказалась меж двух жерновов: для режима она слишком «революционная» (хотя бы потому, что Гоголь сохранил юношескую страсть к исправлению богослужения), а для общественного мнения — слишком «охранительная». Мало кто из писателей попадал под такой двойной пресс.
Для Гоголя это было губительно: он страдал депрессивно-маниакальным психозом и от состояния возбуждённого, эйфорического, когда ему самому казалось, что он «одарил Россию сокровищем», легко переходил к чёрной депрессии, от которой, в конце концов, и умер.
Интересно, что вышло бы, если бы общество отнеслось к его книге, которая была так важна для него, с теми же умилением и снисходительностью, с которыми оно относилось к проповедям Толстого? Возможно ли было такое в принципе? Любопытно на такое общество и такую Россию хоть одним глазком взглянуть.
Говорят, караван движется со скоростью самого медленного верблюда. К обществу это правило вполне применимо. В среднем по больнице оно скорее глупо и капризно нежели мудро и терпеливо. Общество – это своенравный подросток, очень уверенный в себе и своей правоте и совершенно нетерпимый к мнению взрослых. Взрослые ужасны. Хуже взрослых ничего нет. Беда в том, что Гоголь учил: надо делать зарядку, чистить зубы и слушаться папу с мамой. А Толстой, тот учил так:
– Знаете ли вы, что взрослые не всегда правы?
– Да-а-а! – стонет в восторге публика. – Мы догадывались! Это прямо вот наши мысли! Нет, вы только посмотрите, какой он умный!
Известно: кто для нас наши мысли разжёвывает, тот для нас и главный мыслитель.
Гоголь последовательно попал в противофазу по всем волнующим современное ему «прогрессивное» общество вопросам. Общество начинало грезить эмансипацией женщин, а он проповедовал домострой. Общество готовилось возненавидеть Церковь, а он призывал к смирению и восславлял «скрепы». Поповский внук Белинский, узнав о такой неприятности, едва не упал со стула от злости:
«Неужели же в самом деле вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа ? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Не есть ли поп на Руси для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества , бесстыдства? И будто всего этого вы не знаете?»
Конечно, он знал. Удивительно другое: как людям не приходит в голову, что если кто-нибудь, зная то же, что знают они, поступает иначе, это может означать, что он знает не только это, но и что-то ещё, что-то такое, чего они не знают?
Мне интересно, какими глазами прочёл бы книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» тот счастливец, который не знал бы, что она знаменует собой «творческий и душевный кризис» Гоголя.
Главы «Страхи и ужасы России» и «Нужно любить Россию» адресованы павшим духом и растерянным согражданам: «Лучше в несколько раз больше смутиться от того, что внутри нас самих, нежели от того, что вне и вокруг нас».
Смысл искушения историческими ужасами Гоголь видит в обретении стойкости: «Посреди их многие воспитались таким воспитанием, какое не дадут никакие школы».
Понимая, что ясность и порядок в душе каждого гражданина – первое основание для общественного благополучия, Гоголь уделяет немало места «бытовым мелочам». С мудростью, терпением и подлинным знанием человека написаны главы «Чем может быть жена для мужа в простом домашнем быту» и «Русский помещик». Они представляют собой подробные инструкции: в первом случае — по воспитанию в себе дисциплины и скромности, вплоть до распределения семейных денег, а во втором — по организации жизни в поместье. И, несмотря на то, что минуло уже полтора века, практический смысл некоторых из них и по сей день актуален, ибо основания жизни не меняются. Меняется лишь отношение к ним, и то на время.
В заключение, в «Светлом воскресении», Гоголь пишет о том, что в первую очередь отдаляет каждого из нас от нравственного идеала Христа, – о гордости. Первая ее разновидность – гордость чистой совести, а вторая — гордость ума:
Взяв на себя ответственную и чрезвычайно трудную задачу — вдохновить и поддержать соотечественника, – Гоголь напоминает: Воскресение Христово обязательно воспразднуется:
Вот, собственно, за это и топтали ногами.
Почему, зачем? Да, наверное, люди никогда не будут жить так, как мечтал Гоголь. Но разве же это его беда, а не наша?
Потухший, раздавленный, Гоголь ищет спасения в религии, вновь принимается за второй том и вновь сжигает его. В приступе жестокой депрессии, как его мать когда-то, когда она переживала смерть мужа, он почти перестаёт есть и даже говорить с людьми и умирает от неведомой докторам болезни.
Обывательская легенда утверждает, что Гоголь был похоронен заживо, и, пожалуй, в некотором смысле так это и случилось.
Полистать журналы можно здесь
Подписаться с доставкой в почтовый ящик – на сайте Почты России
Купить – на Wldberries
Скачать несколько номеров бесплатно – здесь
Немногие знают, что такое «филофония». Нет, это не болезнь; не пытайтесь угадать, лучше обратимся за помощью к Википедии: «Филофони́я — коллекционирование музыкальных, вокальных и иных звукозаписей на аудионосителях разного рода с возможной категоризацией по определённым темам, авторам, исполнителям, композиторам, музыкальным направлениям и т. д.». Соответственно, филофонист — субъект филофонии, т. е. коллекционер.
Коллекционеры, в большинстве своем, люди домашние: перебирают свои «гербарии» и не любят куда-то ходить, тем более ездить, особенно далеко…
Однако филофонист, о котором пойдет речь ниже, объехал 60 стран и 40 островов (но это уже другая история). Откуда, собственно и привозил те самые компакт-диски с записями этнических исполнителей, выставка которых будет проходить в Симферополе. Подборка не содержит компьютерных копий и европейских изданий: все экземпляры, предназначенные для экспонирования в крымском музее, приобретены в странах Африки, Азии, Океании и Латинской Америки.
Выставка откроется 17 мая в 18 часов и продлится две недели.
Вход на торжественное открытие — свободный, остальные дни — по согласованию с администрацией учреждения культуры.
Адрес: ул. Пушкина 17, Симферополь, Крым.
Музей истории города Симферополя.
*******************************************
См. также: удостоверение филофониста, выданное создателю вышеописанной экспозиции Крымским отделением ассоциации коллекционеров.
Семиклассница Галя захотела улучшить свой английский язык и найти себе новую подругу в Англии или США. Мама помогла Гале создать профиль на сайте языкового обмена, и уже скоро Галя познакомилась со своей сверстницей, которую звали Джейн.
– А правда, что у вас по улицам ходят медведи? – спросила Джейн.
– Конечно, нет! А где ты учишься?
– Я в школе, а ты?
– А я в гимназии.
– Где?! – Джейн явно была озадачена.
– В гимназии...– повторила свой ответ Галя.
– В гимназии не учатся, туда на тренировки ходят – написала Джейн...
Почему девочки не поняли друг друга? Галя совершила ошибку, которая очень распространена среди изучающих английский язык: она использовала слово «gymnasium», будучи убеждённой, что это означает «гимназия». Однако по-английски «джимназиум», или просто «джим» («gym») – это вовсе не престижная школа, а спортивный зал!
Дело в том, что и русское слово «гимназия», и английское «gymnasium» происходят от греческого слова «гимнасион» («γυμνάσιον»). Древнегреческий гимнасий был не просто школой или спортзалом, а своего рода «образовательно-спортивно-медицинским центром», в котором и дети, и взрослые часто проводили целый день с утра и до вечера.
Гимнасион в Олимпии, на родине Олимпиады. Правда, сейчас от него мало что осталось...
В гимнасиях были предусмотрены многочисленные помещения или просторные открытые террасы для занятий чтением и математикой, письмом и музыкой; важной частью образования в гимнасиях считались беседы с учителем на разные темы, декламация стихов, а также дискуссии (споры) между учениками.
...а выглядел он примерно так!
Другой частью гимнасия были бани, комнаты для массажа и обширные площадки для занятий бегом, борьбой и другими видами спорта. Занимались дети совсем без одежды, отсюда и название «гимнасий» – по-гречески «гимнос»(«γυμνός») означает «голый», а «гимнастика» («γυμναστική») – «занятия голышом».
"Гимнос" означает "голый"
Не стоит смеяться над глупыми невоспитанными греками – современной спортивной одежды, обтягивающей и лёгкой, тогда ещё не изобрели, а попробуйте пробежать стометровку, заняться борьбой или посоревноваться по прыжкам в высоту, завернувшись в простыню (на манер древнегреческих плащей и хитонов). Вряд ли у вас что-то выйдет!
Кстати, учителей в тогдашних гимнасиях ни в коем случае не называли «педагогами»! По-гречески «педагогос» («παιδαγωγός») означает «ведущий ребёнка», педагогами называли специальных рабов, которые сопровождали мальчиков в гимнасий и обратно, носили и стерегли их вещи, докладывали родителям об успехах (и неуспехах) юных учеников; в общем, древнегреческий «педагог» – это что-то среднее между охранником и нянькой.
"Педагог". Древнегреческая статуэтка
Главными в гимнасиях были гимнасиархи. Это была важная государственная должность. Гимнасиархи были судьями на всех состязаниях.
Педотрибы и гимнасты подбирали соответствующие возрасту упражнения и следили за тем, чтобы дети соблюдали правила – сейчас таких работников назвали бы «детскими тренерами». Наконец, алепиты делали ученикам массаж, натирали их тела маслом и посыпали песком, а также лечили неизбежные травмы – ушибы, вывихи и так далее.
В древних Афинах самыми знаменитыми были три общественных гимнасия – Киносарг, основанный философом Антисфеном, Академия, основанная Платоном, и Ликей (Лицей), основанный Аристотелем – как видите, именно в честь этих древних школ называются все-все современные академии и лицеи!
Подчеркнём: в этих гимнасиях не просто учились, их именно посещали, иногда на протяжении всей жизни – скажем, сам Аристотель посещал Академию Платона более 20 лет, а когда поссорился со своим учителем (из-за разных научных взглядов), основал свой собственный гимнасий в роще, посвящённой богу Аполлону в образе волка (Аполлону Ликейскому) – Ликей.
Полистать журналы можно здесь
Подписаться с доставкой в почтовый ящик – на сайте Почты России
Купить – на Wldberries
Скачать несколько номеров бесплатно – здесь
Как ни странно, в истории есть ответ на этот вопрос, причём подтверждённый.
Филиппинские острова лежат на перекрёстке морских путей. Климат там ровный, тропический, земля плодородная – неудивительно, что за острова всё время кто-нибудь с кем-нибудь воевал. Китайские пираты осаждали портовые города, японцы бились в джунглях с арабами из Брунея. Европейцы с энтузиазмом включились в эти баталии. Сначала португальцы, потом испанцы задались целью закрепиться на архипелаге.
В 1570-м году испанец Мигель Лопес де Легаспи с отрядом в четыреста конкистадоров штурмовал столицу местного султаната город Манилу. После недолгого сопротивления сутанское войско бежало. Испанцы обосновались в городе и принялись его укреплять. Слухи о новых хозяевах Манилы дошли до китайских пиратов и до японских князей островов Рюкю. Новый противник показался им очень опасным, настолько, что (небывалый случай!) они согласились действовать сообща.
Штурм Манилы
В жаркий день конца осени, 30 ноября 1574 года, объединённое войско китайских пиратов и японских воинов общей численностью более 5000 человек на 62 вооружённых джонках подвергло обстрелу береговые дома и склады. Высаженные с джонок десанты подожгли поля и пригороды. В густом дыму нападающие двинулись на приступ укреплений Манилы. В первых рядах шли двести японских самураев. Обращённая к суше стена крепости была низкой, орудий на ней было мало. Стена была взята с налёта, бой закипел внутри крепости.
В тот день на узких улочках цитадели с обеих сторон действовали не зелёные новобранцы, а закалённые в битвах воины. Совсем незадолго до этого в Японии закончился почти столетний период феодальных войн, когда все воевали со всеми, по горам шастали разбойники, а рыбаки, выходя в море, ритуально прощались с жизнью. За эти годы выросли и возмужали самураи, никогда не расстававшиеся с оружием, беспощадные к себе и к другим, презирающие смерть. Многие самураи, чей род был уничтожен, становились изгоями, ронинами. Они могли добывать себе на жизнь только мечом. Скорее всего, именно они и составили передовой отряд захватчиков Манилы.
Самураи
Каждый самурай имел холодное оружие: меч (катану или более длинный но-дачи), алебарду (нагинату) или длинное копьё (яри). У многих было и огнестрельное оружие, аркебузы, которыми торговали в Японии португальцы. Китайские свидетели упоминают о ружейной перестрелке с судов и уже позднее – на улицах города. Впрочем, те, кто не обзавёлся аркебузой, мало чем уступали в смертоносности: стрела из самурайского лука в городской тесноте разит точнее и, главное, чаще.
Предводительствовал объединённым войском знаменитый китайский пират Лин Фенг, гроза Южно-Китайского моря, разоритель Гуандуна и Шанхая. Впрочем, сам он на берег не сошёл и не вёл воинов на штурм. Он остался на флагмане эскадры и руководил обстрелом крепости с моря.
Китайский пират
В осаждённой крепости сидели триста испанских конкистадоров и триста ополченцев из филиппинских христиан под командованием Хуана де Салседо. Почти все триста испанцев до высадки в Маниле прошли с боями Центральную и Южную Америку, а кое-кто застал ещё и Реконкисту (отвоевание Испании у мавров). Китайских свидетелей штурма удивили седые бороды защитников: многим испанцам было за шестьдесят, но у каждого их этих стариков были за плечами десятилетия боевого опыта. Их командиру было всего двадцать пять, из которых десять лет он провёл в сражениях и в других армиях мог бы считаться ветераном.
Конкистадоры
Испанский солдат тех времён был облачён в кирасу и шлем (защиту для рук и ног в жарком климате обычно не надевали). Основным оружием была аркебуза, а в рукопашном бою использовался длинный меч или пара «меч – кинжал». Многие ветераны де Салседо не доверяли тяжёлым и капризным аркебузам, предпочитая в бою пику или тяжёлую алебарду на длинном древке.
Как мы видим, в цитадели Манилы встретились не случайные люди, а ветераны, воспитанные и обученные по обычаям своего времени. Они могли быть плохи в дисциплине, как пираты, отвлёкшиеся на грабёж дома наместника. Они могли быть никудышными строителями, как испанцы гарнизона, не сумевшие достроить стену. Но в бою обе стороны были твёрдыми и намеревались стоять до конца.
Атакующий отряд пиратов и японцев ворвался в крепость. Из-за дыма горящих строений корабли не могли прицеливаться, и Лин Фенг прекратил обстрел. Он ожидал стягов победы на стенах крепости. Ожидание затягивалось, он выслал подкрепление, но вестей о взятии цитадели всё не было. Уже вечером на корабли стали возвращаться остатки атакующего войска, усталые, израненные. Среди них не было ни одного самурая: японский отряд не отступил и был уничтожен. Испанцы в уличных боях потеряли троих, но почти все были ранены.
Сражение это с первого взгляда не оставило особого следа. Пусть не вышло у Лин Фенга с базой в Маниле, но он перебрался на соседний остров. Пусть испанцы остояли Манилу, но городу предстояло еще много штурмов. Но оно упало гирькой на весы истории.
Через 60 лет после событий правящий клан Токугава закрыл Японию для иностранцев, посчитав их «слишком опасными» для стабильности империи.
Филиппины остались под испанским владычеством, и оставались до XX века. Вот и мы теперь знаем, кто сильнее, конкистадоры или самураи.
Полистать журналы можно здесь
Подписаться с доставкой в почтовый ящик – на сайте Почты России
Купить – на Wldberries
Скачать несколько номеров бесплатно – здесь
В 1825 году Александр Сергеевич Пушкин собрался бежать за границу и ради такого случая выписал себе фальшивый паспорт. В документе он дал первое точное описание своей внешности и назвался слугой сына соседей-помещиков Алексея Вульфа.
Вульф был шестью годами младше Пушкина, учился в университете, а позже выбрал карьеру гусарского офицера. Он познакомил Пушкина с Николаем Языковым и оставил впечатляющие воспоминания об отношениях всех троих с женщинами. Неспроста в дневнике Вульфа однажды появилась примечательная запись:
"С завтрашнего дня я намереваюсь вести жизнь добропорядочную. Стану брать из библиотеки книги и реже ходить к Пушкину".
Так Пушкин и литература удивительным образом оказались на разных чашах весов.
P.S.
Для википедов и любознательных.
Абрам Петрович Ганнибал, также известный как арап Петра Великого, среди своих имений числил село Михайловское (оно же Зуёво). По наследству село досталось Осипу Абрамовичу Ганнибалу, затем его вдове Марии Алексеевне Ганнибал, затем их дочери Надежде Осиповне, вышедшей за Сергея Львовича Пушкина. Связь Михаловского с Александром Сергеевичем Пушкиным хорошо известна...
...а расположенное в двух верстах село Тригорское принадлежало семье Осиповых-Вульф. Во время ссылки 1824-1826 годов Пушкин почти ежедневно обменивался визитами с сыном соседей — Алексеем Вульфом. Для побега он изменённым почерком выписал себе удостоверение личности от имени матери Алексея:
Билетъ
Сей данъ села Тригорскаго людямъ: Алексею Хохлову росту 2 арш. 4 вер., волосы темно-русыя, глаза голубыя, бороду бреетъ, летъ 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар. 3 1/2 в., волосы светло-русыя, брови густыя, глазом кривъ, рябъ, летъ 45, в удостоверение, что они точно посланы отъ меня в С.Петербургъ по собственнымъ моимъ надобностямъ и потому прошу господъ командующих на заставах чинить им свободный пропускъ.
Сего 1825 года, Ноября 29 дня, село Тригорское, что в Опоческом уезде.
Статская советница Прасковья Осипова. <...>
Пушкин добавил три года к своему возрасту, но рост (два аршина четыре вершка — это ровно 160 см) и далёкую от негроида внешность описал точно.
Что касается дневников Алексея Вульфа за 1827 и 1832-1842 годы, первый раз они были опубликованы в 1899 году, затем не раз дополнялись и переиздавались в России и за рубежом. Пять из шести сборников "Пушкин в воспоминаниях современников", изданных в СССР, обширно цитировали дневниковые записи Вульфа. В 1999 году был издан отдельный труд "Любовные похождения и военные походы А. Н. Вульфа. Дневник 1827-1842 годов", хотя современные исследователи и графологи утверждают, что часть текста — изданные в 1915 году дневники Вульфа за 1828-1831 годы — это подделка.
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Первые комиксы про Супермена появились в 1938 году. Что заставило художников обрядить его в трусы поверх колготок? Почему могучий супергерой одевается, как неразумный детсадовец?
Дело тут вот в чём. Давным-давно для жонглёров, акробатов, гимнастов, силачей, борцов – придумали специальную одежду, связанную из тонкой шерсти. Именно связанную, а не сшитую – такой костюм эластичнее и у него нет швов, натирающих кожу.
По-французски «вязание» – «трикотаж» («tricotage»). Костюм циркового артиста стали называть словом «трико».
Дешёвое трико делалось с обрезными штанинами (как наше термобельё), а дорогое – с полностью вывязанными ступнями (как колготки). На трико часто нашивались многочисленные блёстки – причём не только для красоты! Блёстки отлично маскировали капли пота, проступавшего на теле артиста во время выступления.
Однако у старинного трико была проблема. Упругость шерстяной нити со временем становится всё меньше и меньше. Трико приходится чем-то подтягивать, иначе оно довольно быстро начинает провисать некрасивыми складками и пузырями. Вот тогда-то придумали надевать поверх трико короткие шорты.
Они фиксировали, «подтягивали» шерстяное трико, чтобы оно не провисало. Посмотрите на одежду девочки-гимнастки на картине «Девочка на шаре» Пабло Пикассо или на иллюстрации к рассказу А. Куприна «Белый Пудель»!
Так что костюм Супермена – вовсе не «детсадовский», он борцовский и гимнастический – спортивный!
Постепенно эта мода стала исчезать: в 60-е годы XX века были изобретены синтетические волокна: эластан, лакйра, спандекс и так далее. Даже небольшая добавка эластана к шерсти позволяет вязать долговечный и удобный трикотаж, не теряющий форму и плотно облегающий тело. Спортсменам надевать «шорты поверх колготок» стало незачем. А супергероев переодеть забыли!
Полистать журналы можно здесь
Подписаться с доставкой в почтовый ящик – на сайте Почты России
Купить – на Wldberries
Скачать несколько номеров бесплатно – здесь