– Господи, – прошептала она в страшном испуге. Слезы ручьем полились у нее из глаз, и она выбежала вместе с мужем на улицу. Они сразу побежали в сторону леса. Криков больше не было, но они знали, что их мальчик там. Подбежав ближе, они увидели рыдающего Рори. Рядом с ним стоял старший брат и успокаивал его.

– Успокойся, Рори, все хорошо, – говорил он ласково, хотя сам тоже плакал и был очень напуган.

Мать и отец, уже немного успокоившееся от того, что нашли детей живыми, спросили в один голос:

– Что случилось, Рори?

Мальчик плакал. Было видно, что он не в состоянии говорить.

– Дональд? – Обратилась мать к старшему.

– Его…его… – бормотал он.

Мать подошла и, обняв обоих, спросила:

– Что?

– Его тащили в лес, – сказал Дональд, вытирая слезы.

После этих слов Рори зарыдал с новой силой.

– Кто? Куда они ушли? – Спросил отец, готовый бежать за обидчиками его сына. Лишь бы показали сторону.

– Уу… – ответил Дональд.

Родители переглянулись, но ничего не сказали. Дождь лил с дьявольской силой, и надо было заходить в дом.

В последующие дни Рори потихоньку приходил в себя. Он вел себя спокойно, слушал каждое слово родителей. Все его ужасное поведение прекратилось. Он был настолько послушным, что родителям было даже как-то неловко. Видно было, что Рори был очень напугал. Он видел неразрывную связь между произошедшим и своим непослушанием. Потому с тех пор даже с братом мальчик вел себя идеально. Каждое слово Дональда, который спас его, было теперь непоколебимым законом для младшего брата. Но Дональда это не радовало. Вообще, после случая той ночью он переменился намного больше, чем Рори. Он будто хранил какой-то секрет, который никогда никому не расскажет.

Тридцать лет спустя...

– Сегодня мне исполнилось тридцать пять, – сказал Рори своему психологу.

– Поздравляю вас.

– Спасибо. У нас с сыном именины в один день, – говорил Рори с теплой улыбкой на лице. – Представляете?

– Приятное совпадение, – сказал доктор с доброй улыбкой, наливая чай себе и собеседнику. 

– Моя семья – самое дорогое, что есть у меня. Я чувствую, что должен оберегать их от всего того зла, что есть в этом мире. И я говорю не о человеческом зле, понимаете? Я о другом...– Речь его вдруг стала беспокойной.

– Главная причина, по которой я решился обратиться к психологу,  –продолжал Рори, – поделиться своим страхом с профессионалом. Нет ничего более опасного, чем делиться своими переживаниями с непроверенными людьми. Это может уничтожить вас. Когда мы рассказываем о своих слабостях близким людям или тем, кто умеет слушать, вроде вас, мы снимаем немного груза с нашей души. Становится легче дышать. Вообще, если мы научимся слушать друг друга, искренне сочувствовать чужому горю, то это будет одним из главных достижений человечества.

Рори отпил глоток, поправил галстук и продолжил:

–  Согласитесь, ведь большинству из нас плевать на чужие проблемы. Если мы видим, что у кого-то депрессия, максимум, что мы сможем сделать, так высмеять его или порадоваться, что у нас ее нет. Скажем, умер у кого-то кот, мы посмеемся над человеком. Скажем ему – «Нашел горе!» А у него больше никого не было, понимаете? Кот был его семьей! Умер у кого-то ребенок – мы, конечно, пожалеем его. Но в душе возрадуемся, что наш то жив. Мучают кого-то страхи из детства – мы примем его за сумасшедшего и скажем, что не надо жалеть себя. «Ты ведь уже не ребенок, возьми в себя в руки!»

В детстве я боялся просыпаться в середине ночи. Моя фантазия была так сильно развита, что я не решался даже смотреть в темный угол своей комнаты. Там будто что-то пряталось, готовое накинуться на меня лишь только я посмею взглянуть на него... Слушая рассказы моих сверстников о темных силах при свете дня, я смеялся. Один рассказывал о том, что его сосед вдруг начал есть сено и кричать, что это дьявол заставил его. Услышав это, я кричал другу:

– Может, ты перепутал соседа с конем?!

Но когда я просыпался ночью, те же рассказы, что смешили меня днем,  пугали меня до глубины души. Даже сейчас, в возрасте тридцати пяти лет, вспоминая эти детские истории, я невольно спрашиваю себя: – «А вдруг это была правда?»

После этой исповеди Рори, чувствуя, что скинул немного груз с души, пошел домой. Там ждали жена и маленький сын. Он даже не мог представить, что уже этой ночью призрак прошлого, которое он хотел позабыть, вернется. И визит его будет незабываем...

Подпишись, чтобы не пропустить продолжение

Весь рассказ можно приобрести по ссылке в шапке профиля. Книга - Потерянные дети.

– Даже не подумаю ложиться! – Резко ответил он маме и выбежал из кухни.

Этот поступок, так не похожий на Рори, что очень удивил и встревожил мать. Она рассказала все отцу. Родители не спали всю ночь, пытаясь успокоить взбешенного мальчишку. Он кричал, ломал посуду и дико смеялся.

Утром, когда Рори наконец выбился из сил и уснул, уставшие отец и мать побрели на работу. У них было тяжелое детство. Родители постоянно били их. Поэтому они пообещали себе еще до рождения детей никогда не повышать на них голос и не поднимать руку. Это была клятва, которую было легко выполнять, до прошлой ночи. Но, как ни тяжело было им сдержать свое слово, они знали, что никогда его не нарушат.

И даже когда следующей ночью повторилось то же самое, они проявили терпение. Хоть и были не на шутку обеспокоены. Кошмарное поведение Рори стало повторяться каждую ночь. Из-за небывалой усталости и недосыпа, родители все больше впадали в отчаяние от внезапно возникшей проблемы. Поведение Рори становилось все хуже. Теперь он уже и утром не засыпал.

Он спал всего несколько часов, после чего врывался на кухню, ел все подряд и начинал делать все, чтобы раздражать родителей и старшего брата. Дональд никакой клятвой связан не был. Давать тумаки младшему брату ему было не привыкать. Но, странное дело, – с тех пор, как Рори начал вести себя подобным образом, и когда он, казалось, более всего заслуживал хорошей взбучки, Дональд ни разу не дотронулся до него. Ему было страшно. Он видел в поведении брата влияние каких-то потусторонних сил, потому боялся даже подходить к нему. В маленького хорошего мальчика будто что-то вселилось.

Родители пытались победить возникшее в их доме зло только добром. Лишь ласка и добрые увещевания выходили из их уст, что бы ни делал их разбушевавшийся сын. Мозолистые сильные руки отца нежно проводили по волосам Рори, когда тот мог внезапно начать кричать посреди ужина и сносить тарелки со стола.

– Почему он перестал спать, мам? Разве он не должен уставать? – В страхе спрашивал  Дональд.

Мать боялась даже предполагать, что или кто даёт силы ее ребёнку.

– У него даже взгляд изменился, – говорил Дональд, прижимаясь к ней.

Мать давно заметила странный новый оттенок в глазах младшего сына, но скрывала это свое наблюдение от старшего. Теперь ей не оставалось ничего, кроме того, чтобы обнять Дональда покрепче и сказать:

– Все будет хорошо, родной. Это испытание.

– Бывают испытания намного тяжелее, чем это, – продолжал ее мысль отец.

Рори хохотал, глядя на них.

– Какие же вы идиоты! – Кричал, слыша подобные речи, и начинал смеяться, как сумасшедший.

Дональд боялся спать с ним в одной комнате, и Рори всю ночь оставался один. Что с ним происходило, кто и что нашептывал ему в темной комнате мысль об очередной проделке, одному Богу известно. Может, и еще кое-кому…

Все изменилось одной дождливой ночью. Гроза была страшная. Рори давно не просил у Бога ни лучика Солнца, ни чего бы то ни было еще. А раньше он просил Всевышнего о всяких мелочах, и всегда получал желаемое. Сейчас же связь мальчика с Создателем была словно прервана, по крайней мере, со стороны мальчика точно. Он будто забыл о существовании Господа, кого не так давно любил больше всего на свете. Папа, мама, брат, Бог – все, кто был важен для него всю его короткую жизнь, были позабыты им.

И вот, оставшись в полном душевном одиночестве, на которое он сам себя обрек, как-то сидел Рори на кухне поздней ночью. Поев, он задумал очередную пакость, которую проделывал очень часто. Она заключалась в следующем – несколько часов он вел себя максимально тихо, чтобы родители успели крепко уснуть, а потом внезапно с криком вбегал в их комнаты и начинал сметать все вокруг. К такому невозможно было привыкнуть. Мать уже была близка к нервному срыву. Рори нравилось то, до чего он доводил своих родных. Без такой реакции это было бы неинтересно. Этой ночью у него был особый настрой.

Он начал набирать воздух в легкие, чтобы как можно сильнее закричать, но вдруг лампа на кухне погасла. Вокруг была кромешная тьма. Он не видел абсолютно ничего. Не успел он испугаться, как что-то схватило его за ноги и стало тащить по полу. Он хотел было закричать и звать на помощь, но не мог. Он чувствовал, как чьи-то мощные лапы впились в его ноги. Они в мгновение вытащили его сначала из кухни, а потом и вовсе из дома. И вот уже капли проливного дождя льются на тело мальчика. Рори даже не решался обернуться и посмотреть, что же такое держит его за ноги. Но он точно знал – его тащат в лес...

Подпишись, чтобы не пропустить продолжение

Весь рассказ можно получить по ссылке в шапке профиля. Книга - Потерянные дети.

– Слушай, я не знаю, что означает это «Уу», – говорил Дональд, притворяясь, что больше не боится. – Мне говорили, что на каком-то древнем языке оно означает «унесет», или «убьет». Но нам надо держаться подальше от того места.

– Кого унесет? Куда? – Чуть не плача допрашивал Рори. Он начинал бояться не на шутку, и все надеялся, что старший брат  просто дразнит его.

– Не будь дураком, Рори! Ты прекрасно понял, кого и куда! – Дональд был непривычно серьезен в тот день.

– Нет. Я ничего не понимаю, – с грустью и отчаянием промолвил младший брат.

– Оно уносит в лес непослушных детей. Мне бабушка рассказывала, – не унимался Дональд, чувствуя свое преимущество над младшим. – Да. Оно утаскивает их в лес и безжалостно там убивает.

Рори побледнел. Он чувствовал, как его светлый мир рушится на глазах. «Еще недавно все было хорошо: солнце, мама, папа, а тут…какой-то Уу. Разве так бывает? В мире есть что-то страшное и злое?»

Так думал он с той детской печалью, над наивностью которой взрослые часто смеются. Они забывают, что именно эта грусть и детские страхи в дальнейшем могут стать частью их личности и проноситься незаметной болезнью через всю их жизнь.

– Поэтому мы с тобой обязательно должны слушаться маму и папу во всем. Понял? И старшего брата ты должен слушаться. Иначе оно придет за тобой. – Заключил Дональд, заботливо держа младшего брата за плечо, когда они подходили к дому.

Дом был для них символом надежности. Ночью там были папа и мама, а значит, им ничего не было страшно.

– Брось! – Толкнул младшего Дональд. – Ты что, боишься?

– Я? Вот еще! – Отвечал неубедительно Рори, делая вид, что занят своими игрушками.

– И правильно. Мы ведь всегда слушаемся родителей. Значит, бояться нам нечего. Только вот…– Дональд замялся.

– Что? – Спросил Рори.

– Ты ведь слышал о пропаже Брандона?

– Да…

– Жуткая история. Мама говорит, что его родители до сих пор не могут прийти в себя. Он был очень непослушным ребенком.

Рори стало грустно от сегодняшнего разговора. Немного помолчав, он сказал:

– Но они все равно любили его…

Ночь была спокойная. Вкусный ужин в кругу семьи благотворно повлиял на маленького Рори. Он немного успокоился после разговора с братом, который не на шутку встревожил его. Отец, уставший, но довольный, что в очередной раз смог заработать на хорошую еду для своей семьи, наблюдал за сыновьями.

– Вы сегодня хорошо себя вели? – Спрашивал он их внезапно, наблюдая больше не за тем, что они скажут, а за их лицами.

Он не пытался подловить своих сыновей. Он знал, что они пошли в него и были те еще сорванцы. Но ему нравилось наблюдать за тем, как они будут стараться его обхитрить, выдумывая очередную небылицу, почему поступили так, а не иначе. Если один жаловался на другого, то отец делал замечание провинившемуся. Но если один говорил не о личной обиде, а просто ябедничал, то отец порицал подобное. Он говорил им, что они братья, и не должны доносить друг на друга, даже ему. Исключение – когда один несправедливо обошелся с другим.

– Дональд сегодня весь день меня пугал, – пожаловался Рори.

Старший брат лишь усмехнулся на это. Он взял вареное яйцо со стола и разбил его о свой лоб. Он любил открывать яйцо именно таким образом.

– В самом деле, Дональд? – Обратился к нему отец, с трудом сдерживая улыбку от проделываемого старшим сыном ритуала. Он смотрел на жену, та не видела смысла сдерживаться и смеялась.

– Я просто хотел защитить его. – Отвечал Дональд. –  Сказал, чтобы он не ходил в темную часть леса. Ты ведь запрещал нам это, правда, пап?

Лицо отца тут же стало серьезным.

– Конечно, это очень опасное место. Туда не стоит ходить не только детям, но и взрослым.

– Но если мы пойдем туда с тобой, – вдруг предположил Рори, – ты ведь не дашь этому Уу навредить нам?

– Кому? – Переспросил отец, вновь сдерживая улыбку и смотря на жену.

– Дональд сказал мне, что так его зовут, – тут же стал оправдываться Рори, боясь, что его засмеют.

Отец, заметив это, тут же сделался серьезным. Он всегда относился с большим вниманием к эмоциям своих детей.

– Так, сынок, давай по порядку. Кто этот Уу? Что рассказал Дональд?

Старший брат, осознав, что ему сегодня не дадут спокойно закончить ужин, ответил вместо Рори:

– Ну, мне бабушка рассказывала, что в тех местах водится страшное существо. Оно уносит непослушных детей и убивает их в лесу.

Он говорил без особого интереса, так как знал, что рассказ его не произведет на родителей такого же эффекта, как на Рори. Отец встал из-за стола, дочистил старшему сыну его вареное яйцо, положив аккуратно в его ладонь. Затем он взял двоих мальчиков на руки и сел с ними на диван.

– Дети, послушайте внимательно, что я вам скажу. Никакого Уу, или другого существа, уносящего детей, в наших местах нет. Просто папа поставил метки на деревьях, дальше которых идти нельзя. Не потому что за этими метками что-то есть. А просто потому, что после них начинается темная часть леса, и в ней легко потеряться. Вот и все.

– Но бабушка говорила… – начал было Дональд.

– Бабушка просто боялась за вас, – отвечал отец, гладя его голову.

– Выходит, бабушка соврала? – Спросил Рори.

Взрослые могут врать – это было еще одно неприятное открытие сегодняшнего дня для маленького мальчика. «Сплошные разочарования сегодня», – с досадой подумал он.

Мать, словно угадав мысли сына, ласково сказала:

– Иногда нам нужны сказки, чтобы лучше разглядеть правду.

Эти слова стали праздником для маленького Рори. Он был счастлив, что никакого зла не существует. Взрослые не врут, а просто рассказывают сказки. Это существенное отличие порадовало его. Мир снова стал прекрасен.

– Ура! Никакого Уу нет! – Кричал он, прыгая на постели, и ожидая, что старший брат, лежавший на соседней кровати, разделит его счастье.

Но у Дональда было совсем другое настроение.

– Жаль, что нет Уу для лживых старушек, – злобно проговорил он, и отвернувшись к стенке, закрыл глаза.

Час спустя Рори проснулся от мысли, что на него кто-то смотрит. Это было жуткое ощущение. Рори решил, что оно, скорее всего, является производной от ужасного сна, который ему приснился. Слишком много было сегодня впечатлений. Тяжелый сон, очень напугавший его, некоторое время не отпускал его и после пробуждения. От его радостных эмоций не осталось и следа. Удивительно, как порой обычные сновиденья могут полностью стереть наши радостные впечатления от реальности.

Рори был голоден. Он совсем мало поел за ужином, и теперь решил восполнить свое упущение. Он спустился на кухню, думая о том, что сказал Дональд перед тем, как уснуть. Ему было обидно за бабушку. Он очень любил ее, и не хотел бы, чтобы с ней приключилась беда.

Это был тот темный час, в который, по рассказам местных старцев, собираются все злые силы. Рори, будучи абсолютно уверенным, что никаких потусторонних сил нет, аккуратно расколол вареное яйцо, которое любил так же сильно, как и его брат, и приступил к своему раннему завтраку. Вдруг дверь кухни отворилась. Рори замер на месте от страха.

Подпишись, чтобы не пропустить продолжение

Когда и как появилась готика

Готика в ее понимании, близком к современному, оформилась в европейской романтической литературе XVIII века. По крайней мере, эстетика направления — старинные замки с лабиринтами узких коридоров, зловещие кладбища и темные сырые подземелья, где восстают мертвые, бродят призраки и происходит другая мистика, — сформировалась именно тогда. Первым готическим романом в истории называют «Замок Отранто» Хораса Уолпола, вышедший в 1764 году.

Купить книгу

В предисловии к нему автор говорил о намерении «совместить средневековый и современный» подходы к формированию сюжета, добавить в подчеркнуто реалистичный текст некоторые неестественные, пугающие элементы. В этом новом жанре герой сталкивался с невозможными, потусторонними явлениями и реагировал на них как обычный человек, для которого темное волшебство не вписывается в логику окружающего мира. Интересно, что самая первая публикация книги также сопровождалась мистификацией. Автор, подписавшийся именем некоего Уильяма Маршалла, утверждал, что перевел древний итальянский текст, основанный на реальных событиях, — и это тоже было частью игры Уолпола: заставить читателя поверить, что все описанное в книге случилось на самом деле.

Хорас Уолпол, середина XVIII века

В 1796 году был напечатан еще один знаковый для направления роман — «Монах» Мэтью Грегори Льюиса, главный герой которого насилует нескольких своих послушниц. Одна из них, убитая позднее самим монахом, оказывается его родной сестрой, а вторая — посланницей дьявола, соблазнившей священника на грехопадение. После публикации книга вызвала огромный скандал. Один из главных английских романтиков Джордж Байрон называл роман «фантазией пресыщенного сластолюбца, стремящегося возбудить себя».

Купить книгу

Такая реакция была предсказуемой — о перверсии, пусть даже в таком нравоучительном ключе, не писал прежде никто. Считается, что книга во многом воплощала те разрушительные эротические тенденции, которые господствовали в обществе эпохи романтизма. Скандалы и разгромные рецензии от коллег по цеху не прошли даром — уже к 1798 году роман переиздали четыре раза, а новый жанр прочно утвердился в литературном мейнстриме. Огромный потенциал готики литературовед Клайв Блум объяснял невозможностью исчерпать страх, окончательно развенчать его: «Сила страха продолжает захватывать нас».

Эдгар Аллан По, 1848 год

Проблематика готической литературы

Хотя пугающие декорации являются неотъемлемой частью жанра и одной из самых узнаваемых его черт, «внешний мир» в готике «не угрожает человеку так сильно, как внутренний», утверждал Блум. По его словам, первым, кто привнес в направление черты психологического триллера, был американский поэт, беллетрист и мистик Эдгар Аллан По (1809–1849). Стиль его письма был грубым и интенсивным, местами он напоминал даже технику потока сознания, которую изобретут только в начале XX века.

Купить книгу

В своих произведениях По глубоко изучал то, как человек становится рабом ужаса и пытается справиться с ним, исследовал природу ненависти и гнева, изображал опыт как физического (погребение заживо), так и эмоционального потрясения (состояние истерии и кататонии). Он пытался препарировать те явления (вроде помешательства, зависимостей, домашнего насилия и всевозможных — не только и не столько сексуальных — «извращений»), которые в литературе прошлых лет старались даже не упоминать. По исходил из представления о том, что каждый человек от рождения безумен, вопрос только в том, насколько глубоко во тьму внутри себя самого он сможет (или будет вынужден) погрузиться. Противоречие моральному стандарту, влечение к запрещенному, темному, «грязному» — еще одна ключевая черта готики как культурного явления. Кроме того, именно По одним из первых придумал описывать «страшное» от лица героя, что помогало читателю ассоциировать себя с ним и глубже вовлекаться в сюжет.

Иллюстрация Гарри Кларка к рассказу Эдгара По «Колодец и маятник», 1919 год

Еще дальше в нарушении актуальных для своего времени этических правил зашла Мэри Шелли (1797–1851), автор романа «Франкенштейн: современный Прометей». Как и в сочинениях Эдгара По, в книге хватало пугающих декораций, физиологичности и глубокого психологизма, но появились вопросы и куда более высокого, философского порядка: может ли человек уподобиться богу и собственноручно создать жизнь? Как он должен относиться к существу, которое создал? И как себя вести этому от природы несвободному, ограниченному зверю, который способен на одну только жестокость и в то же время постоянно раскаивается в ней?

Купить книгу

Посредством истории о живой кукле, по кускам собранной из ошметков чужой плоти, Шелли говорила о сложной организации самого человека, руководимого эмоциями, часто ошибающегося и нелепого, но живого. В каком-то смысле этот текст даже можно назвать религиозным, исследующим «смерть Бога», которого, как позднее писал Ницше, мы сами же и «убили». Ровно такому «убийству» родителя, всемогущей высшей силы, и неспособности справиться с собственной слабостью после него и посвящен «Франкенштейн».

Иллюстрация к «Франкенштейну» Мэри Шелли, 1922 год

На новый уровень описание «запредельного» ужаса вывел американский писатель Говард Лавкрафт (1890–1937). В своей серии книг «Мифы Ктулху» он создал целый мир, населенный ужасающими созданиями, которые не просто пугают, но заставляют остолбенеть, утратить сознательность и раствориться в поглотившем героя страхе. Лавкрафт был идеологом космицизма — его авторской философии, согласно которой люди занимают незначительное место во Вселенной, где нет единого христианского бога, зато есть непостижимо большое количество существ абсолютно другой природы, своей беспомощности перед которыми человек неосознанно боится всю жизнь.

Купить книгу

Неспособность людей как-либо повлиять на окружающий мир — это беспощадный вердикт Лавкрафта в том же поле, где пару веков назад Мэри Шелли задавалась вопросами о ценности человеческой жизни. По сюжету абсолютного большинства произведений главного космициста поиски «запретных знаний» в «черном море бесконечности» всегда заканчиваются для героев смертью, встречей с чем-то настолько страшным, что пережить ее просто невозможно. Таким образом Лавкрафт, как человек радикально консервативных взглядов, вступал в полемику с антропоцентристами из литературного мейнстрима — европейскими и американскими модернистами, для которых в центре всего происходящего в мире находится человек.

Готическое кино

Кадр из фильма «Пражский студент», 1913 год

Готический кинематограф, по мнению экспертов, начался с шоу «туманных картин». На полупрозрачных экранах их авторы подсвечивали и двигали раскрашенные муляжи персонажей и окружающих объектов, заставляя те «оживать». В одном из самых популярных таких представлений — «Фантасмагории» 1798 года — театральный фокусник Этьен Гаспар Робертсон создавал пугающую атмосферу, тонко манипулируя художественными деталями: он умело передвигал фонари на тележках, перенаправлял свет с помощью маленьких жалюзи и заполнял сцену искусственным туманом под гнетущее звуковое сопровождение. За раскатами грома по задымленным кладбищам в его спектаклях бродили скелеты и призраки. Очевидцы вспоминали, что на шоу Робертсона царила мертвая тишина: «страшно было даже шептать».

Купить книгу

Уже в начале XX века мотивы из романтической литературы и театральные приемы из «туманных картин» по-новому воплотились в зарождающемся искусстве кино. Эталонный пример раннего готического фильма — «Пражский студент» 1913 года. По сюжету бедный студент заключает сделку с таинственным незнакомцем. Последний обещает герою богатство и женитьбу на знатной особе взамен на «что-то из его комнаты». Студент соглашается, и незнакомец забирает из зеркала его отражение. В конце фильма выясняется, что у героя появился двойник, с которым они сражаются и оба погибают — как неразрывно связанные части одного целого. Критики выделяли в фильме искусное соединение «действительности с декоративностью», потустороннего с реальным и даже называли картину стилистически похожей на работы художника Хосе де Риберы, известные своей натуралистичностью. Своеобразное продолжение мотива «доппельгангера» встречается в кино и сегодня. Например, в творчестве Дэвида Линча — одного из главных мастеров современной готики.

Кадр из фильма «Франкенштейн», 1931 год

В рамках готического кино были бережно экранизированы многие классические произведения этого жанра. «Франкенштейн» или «Дракула» на экране почти покадрово повторяли сюжет первоисточника. Это были интересные фильмы, но по своей проблематике и описываемым реалиям они уже не казались настолько актуальными. Революцию в производстве хорроров совершил Вэл Льютон — американский продюсер, который придумал перенести место действия «ужастиков» в современность.

Купить книгу

Он хорошо понимал, что функция вычурных декораций в готических произведениях — создать ощущение отчужденности, погрузить зрителя в гнетущую атмосферу искаженной реальности. Вот только к 1940-м годам с этой задачей прекрасно справлялась окружающая действительность, приведенная войной и «американской мечтой» в состояние абсолютной «сумеречной зоны». Льютон заново сформулировал основную задачу хоррора — максимально близко к реальности воссоздать повседневность и заставить зрителя бояться того, с чем он встречается каждый день, за счет минимальных изменений в этой «нормальной» картине (реализовать так называемый «эффект зловещей долины»). Героя больше не нужно было класть в гроб, достаточно того, чтобы он ощущал таким «гробом» свою собственную постель — потому что это намного страшнее. Абсолютное большинство современных «ужастиков» до сих пор снимают именно по этому принципу.

Готика в музыке

Группа Bauhaus, 1982 год

«Готик-рок» — одно из наиболее заметных ответвлений другого популярного контркультурного жанра из 1970-х — пост-панка, который отличали тяжесть звучания и отстраненные тексты с «темным» образным рядом. Считается, что начало направлению положил экспериментальный американский коллектив The Velvet Underground своим треком All Tomorrow’s Parties («Все завтрашние вечеринки»). «Готические» мотивы критики отмечали и в творчестве The Doors (конкретно — в песне The End), которых также называют одними из родоначальников движения. При этом от близкого по протестному духу панка готы не взяли практически ничего — инструменталы готик-рока были намного мелодичнее и сложнее. К направлению принято относить группы Siouxsie and the Banshees, Bauhaus, The Cure, The Sisters of Mercy, Echo & the Bunnymen, Nick Cave and the Bad Seeds и Joy Division. Местом рождения первой волны готик-рока называют лондонский клуб The Batcave («Пещера летучих мышей»), существовавший с 1982 по 1985 год.

Купить книгу

«Зловещие» и «печальные» мелодии готик-рока основывались на интенсивной басовой партии и тяжелом гитарном звучании, перегруженном эффектами типа distortion («расщепление»). Зачастую их дополняли «холодные синтезаторы», добавляющие ощущение особой мистической атмосферы. В ход шли также этнические мотивы и инструменты (например, бубен). Мужской «готический» вокал сравнивали с «глубоким, гудящим сплавом» Джима Моррисона (солист The Doors) и Леонарда Коэна, а женский, на примере фронтвумен Siouxsie and the Banshees Сьюзи Сью, называли «леденящими душу завываниями» с особым истерическим надрывом. Тексты готик-рока были близки к «литературному романтизму», «религиозному символизму» и «сверхъестественному мистицизму». В них готы, создавая гнетущую и напряженную атмосферу, глубоко зарывались в состояние беспомощности и экзистенциального ужаса, изучали природу насилия и перверсии через максимально «грязные» описания страшного.

Сьюзи Сью, 1979 год

В песне Melt готик-рок-группы Siouxsie and the Banshees героиня говорит о «самоубийстве через секс», в котором они с партнером «расплавятся». Она подробно описывает, как будет «давиться», когда ее горло «обожжет», а вокруг будут только «кружева», «кровь» и «сперма». Песня заканчивается изображением «длинной черной машины» — катафалка, — в котором партнер героини «лежит в похоронных цветах» с ее «плавящейся рукой между ног». В треке Spellbound Сьюзи Сью пишет о лавкрафтовской «зачарованности» перед абсолютным ужасом, когда громкий смех «пробивается сквозь стены» и все вокруг «пляшут, как марионетки», за тюремной «решеткой» сошедшие с ума от страха. Героиня и сама теряет рассудок: в частности, она призывает следить за своими ожившими «игрушками», от которых теперь «не отделаться», даже если все происходящее — всего лишь «иллюзия». Есть в творчестве группы и случайные оммажи классике готического кино: в Hall of Mirrors героиня теряет свое отражение в зеркале, и вместо нее там начинает жить другой человек — ее публичное альтер-эго, тоже своего рода «злой двойник», который, по мнению Сью, есть у «каждой знаменитости».

Купить книгу

The Cure писали более абстрактно. Сюжеты текстов некоторых их песен скорее напоминали темное фэнтези, мрачную сказку. В Lullaby, например, под тягучий и болезненный гитарный мотив рассказывают историю про «человека-паука», который собирается поужинать главным героем. В клипе на песню он медленно ползет к постели солиста группы Роберта Смита и съедает его «миллионом дрожащих шерстяных отверстий». Watching Me Fall посвящена бесконечному «падению» в темноту, от которого герой «очень устал», но которое он не может прекратить — «ночь» для него длится вечно. Иногда из своего полета он выныривает обратно в «маленькую белую комнату» — скорее всего, палату психиатрической лечебницы, — где за окном бесконечно идет снег, пока герой «кричит» и снова «исчезает». И вот уже он сам «наблюдает» свое падение со стороны — совершенно один, покинутый своей любовью, к которой на протяжении всей песни он то и дело пытается обращаться.

Часто в текстах песен этого жанра звучали радикальные политические высказывания. Сьюзи Сью делала их с завидной регулярностью. В Arabian Knights (название отсылает к романтизированному образу «арабской ночи» и выворачивает его наизнанку) она рассказывает о «танкере, который кровоточит нефтью в море», пока женщин в условной арабской стране «держат за машины по производству детей» мужчины, «насилующие мальчиков и коз». В припеве героиня говорит, что «слышала сплетню» и спрашивает — очевидно, одного из «арабских рыцарей» — «Что ты сделал с ней?» (женщиной-рабыней). В посвященной Китаю Hong Kong Garden «загрязненный воздух» носится над «мутной водой» в стране «маленьких тел», где каждый готов «продать свою дочь» за несколько иен. Здесь же можно вспомнить и Cities in Dust — песню про города, «лежащие в руинах» после того, как рядом с ними нашли «золотой фонтан», а также Israel, где вчерашние «принцы и короли» застряли без своих «земель» и «денег» в непролазных снегах и ждут спасителя, который «превратит кровь в вино». Такая циничная и резкая оценка окружающей действительности вкупе с политическим нигилизмом — один из образующих аспектов «готического» мировоззрения.

Купить книгу

Субкультура готов в моде

Готы как субкультура вышли из одноименного музыкального направления и сформировавшейся вокруг клуба The Batcave тематической «тусовки» любителей «грязного» звука и мрачных литературных образов. Они унаследовали тот набор ценностей и суждений, который перекочевал в готическую музыку из литературы и кино. Именно поэтому представление, будто готы — это просто субкультура «любителей черного», так раздражало ту же Сьюзи Сью. При этом влияние готов на зарубежную моду восьмидесятых было огромно. Иконами стиля предсказуемо становились популярные музыкальные исполнители.

Девушки-готы. Великобритания, 1992 год

Журналист Пол Морли писал, что Сьюзи Сью «каждым своим нарядом моделировала то, как все девочки будут одеваться через несколько месяцев». Любой ее образ фанатки группы разбирали буквально «с головы до ног». А простор для такого «разбора» был огромным. Сьюзи всегда носила театральный макияж арлекина. Ее мертвецки бледное лицо украшала яркая помада и растушеванные черные тени, иногда подчеркнутые, например, кислотным желтым цветом. Длинные волосы, окрашенные в разные цвета с неизменной темной основой, были сильно растрепаны. Сьюзи одевалась во все подряд — от полупрозрачных сетчатых блуз с кружевами и черных кожаных корсетов, курток, юбок и плащей до узорчатых кофт и свитеров самых ярких окрасок. Часто поверх всего этого она носила тяжелое темное пальто. Стиль Сью во многом опирался на пришедший из панка принцип «сделай сам» — когда одну одежду неряшливо перешивали в другую и надевали с чем-то стилистически абсолютно противоположным. Каждый следующий образ артистки невозможно было предугадать — это мог быть как нарочито сексуализированный комбинезон, так и что-то «мальчишеское» вроде потрепанной оверсайз-футболки.

Роберт Смит, 1989 год

Мужской «готический» имидж главным образом опирался на внешний вид солиста The Cure Роберта Смита. Его поклонников, полностью перенявших вызывающий готический стиль артиста, внутри общего движения готов называли отдельным термином curehead. Именно Смит ввел моду на «широкий ирокез» — растрепанную прическу, где волосы были лишь немного убраны на висках (в противовес панк-ирокезу — прическе с почти полностью выбритой головой). Стриглись так, к слову, не только мужчины, но и женщины. «Верх» у Смита представлен оверсайз-свитерами и футболками, большими рубашками и пальто в умеренной черно-белой гамме (таких экспериментов с цветом, как у Сью, солист The Cure не совершал, хотя характерный макияж с ярко-красной помадой и растушеванными тенями тоже носил). Объемные кофты музыкант сочетал с экстремально узкими джинсами (почти леггинсами), а на ногах у него обычно были массивные кожаные ботинки (иногда — светлые высокие кроссовки или «оксфорды»). Обязательный элемент имиджа любого гота — темный лак на ногтях — также одним из первых стал использовать именно Роберт Смит.

Готическая мода активно развивалась и менялась. В рамках нее образовалось даже несколько побочных явлений: это и «викторианские» готы (близкие по духу к современному стилю dark academia), черпавшие вдохновение из эстетики «Грозового перевала» и стандартов красоты XIX века, и «джипси-готы», в стиле которых было больше национальных, «цыганских» элементов, и даже «кибер-готы» — они любили электронную музыку (EDM, синтипоп, дарквейв) и одевались особенно «кислотно». В Японии большую популярность приобрели так называемые «андрогинные готы» и «лолиты» в мультяшных кружевных платьях. Среди актуальных в любом из этих течений аксессуаров выделяют серебряные и металлические стилизованные украшения (чаще всего — в виде распятий и различных, преимущественно кельтских, орнаментов). Среди них также встречаются египетский символ вечной жизни «анкх» и некоторые сатанинские знаки: пентаграммы, перевернутые кресты и восьмиконечные звезды. Почти всегда одежду готов в том или ином виде украшали декоративные черепа, кости, пауки и летучие мыши.

Девушка на фестивале Whitby Goth Weekend, 2022 год

Готика сегодня

В 2023 году готика снова в моде. Поп-звезды Леди Гага и Билли Айлиш появляются на красных дорожках в характерных мрачных образах, а сериал Wednesday ритмичным танцем главной героини под ускоренный электропоп-хит Bloody Mary провел экспансию готической эстетики в TikTok. Отдельные элементы «темной» моды вроде корсетов и кружевных узоров можно заметить в недавних образах Рианны, Беллы Хадид и семейства Кардашьян, а мужской маникюр, ранее намекавший на принадлежность к радикальной субкультуре, сегодня воспринимается как абсолютно рядовой элемент повседневного внешнего вида. В кино успели образоваться целые новые готические традиции вроде фирменного стиля Тима Бертона или Дэвида Линча. А на инди-сцене каждая вторая группа (как, например, белорусы из Molchat Doma) заимствует звучание у пост-панка, колдвейва и дарквейва 1980-х. Многие появившиеся в то время команды, например Siouxsie and The Banshees, продолжают выступать и сейчас. И, хотя в целом жанр стал куда более массовым и избавился от многих своих слишком вызывающих проявлений, сегодня можно констатировать, что Клайв Блум оказался прав: «сила страха» и впрямь «продолжает захватывать нас» до сих пор.

Автор текста: Егор Спесивцев
Источник: https://snob.ru/culture/ot-meri-shelli-do-syuzi-syu-chto-tak...

Тем, кто не хочет читать статью достаточно будет взять в руки романтизированный хорор-шедевр «ОНО» Стивена Кинга и познакомиться с его главным героем Пеннивайзом, считающимся самым страшным клоуном в современной мировой литературе.

С теми, кто решил продолжить чтение, мы постараемся разобраться в том, как веселые европейские клоуны превратились в исчадия ада, или может быть они были ими всегда?

Начать, пожалуй, придется с простого придворного шута, рискового собеседника крупного феодала, а то и самого короля, живого украшения веселой попойки, хитрого придворного интригана, а следовательно человека ловко орудующего не только языком, но и шпагой.

Статистика смертей на «рабочем месте» развлекателей сильных мира сего постепенно превращала шутов в психов. Работу придворного зубоскала в экстремальных условиях можно охарактеризовать следующими факторами:

- Постоянное наличие угрозы если не жизни, то здоровью точно;

- Сверхвысокое психологическое и физическое перенапряжение;

- Противоестественная смена ритмов бодрствования и сна;

- Сверхожидание реакции правителя и публики на острые шутки;

- Однообразие работы;

- Информационная перегрузка, попробуй в трезвой, а тем более подвыпившей голове держать тысячи шуток, анекдотов, побасенок, куплетов;

- Оторванность от семьи, жена засыпала без мужа, а дети без отца.

Плюс в работе придворного весельчака был только один - умный шут со временем мог стать некоронованным королем в государстве вспомним хотя бы легендарного Шико пришедшего в романы Дюма из реальной жизни.

Клоуны - «младшие братья» шутов появились на свет благодаря средневековым карнавалам. В «жирную неделю» гуляний надев маски слуги смешивались за богато накрытыми столами с хозяевами, монахи пускались во все тяжкие приударяя за хорошенькими горожанками, благородные отцы семейств с удовольствием тискали служанок, а их жены резвились со школярами.

Постепенно из тысяч масок выделились клоуны, паяцы, балаганные шуты - как правило это были люди опрометчиво решившие превратить всю свою жизнь в один нескончаемый праздник.

28 января 1393 года при дворе безумного французского короля Карла VI состоялся один из самых жутких карнавалов средневековья, во время которого четверо гостей одетых в промасленные пеньковые костюмы случайно погибли загоревшись от факела.

450 лет спустя после трагедии данную историю в рассказе «Прыг-скок» талантливо обыграл Эдгар По.

Писатель рассказал читателям, что у одного короля было семь умных, но жестокосердных министров, и шут «Лягушонок». Крохотного паяца вместе с его невестой карлицей Трипеттой монарху подарил какой-то иноземный губернатор, или генерал.

Однажды перед балом король заставил непьющего «карлу» выпить два кубка терпкого вина. Видя, что вторая порция горячительного может убить ее любимого Триппета бросилась в ноги к королю моля его не заставлять «Лягушонка» допивать все до последней капли, но злой властелин потехи ради выплеснул в лицо плачущей девушке содержимое своего бокала.

Заливаясь смехом, венценосный обидчик не заметил, как недобро блеснули глаза «Лягушонка», предложившего монарху и его друзьям-собутыльникам одеться на бал в придуманные им костюмы «орангутангов».

Из промасленной дегтем пеньки шут лично смастерил своему хозяину и его министрам обезьяньи костюмы, а когда те одели их, сковывал их цепью. Лягушонок объяснил сиятельным господам, что зрители не дураки они поймут, что охотники поймав семью орангутангов, и «обув» их в ножные кандалы, ведут своих пленников на корабль.

Когда гремя цепями восемь высокородных господ-обезьян ворвались в зал пугая дикими криками гостей, шут стоя вместе с Трипеттой у потайной двери метнул в обидчиков невесты зажженный факел и бежал прочь из дворца по потайному ходу.

Среди воплей ужаса издаваемых живыми кострами, часть гостей услышала последние слова «Лягушонка»: «Я умный паяц, и это была моя последняя искрометная шутка для глупого короля».

– Они не смогут потушить свет Всевышнего, – с грустной улыбкой произнес старик, ощущая, что и у него возник ком в горле.

Джереми хотелось поскорее узнать всю информацию о девочке. Действительно ли она дочь Чана, память о которой стерла Система? А главное – был ли он, Джереми Аткинс, представитель этой системы, причастен к ее смерти.

Вскоре на экране отобразилась информация:

«Кристина Чан умерла в возрасте семи лет. Ее родители – Ли Чан и Шарлотта Гринсберг».

Увидев фотографию матери, ошеломленный Джереми присел и прошептал:

– Какого черта…

На фотографии была она, Шарлотта, его коллега – девушка, которую он полюбил с первого взгляда.

– Ты был женат на ней? – Спросил он у Чана, чувствуя, что с трудом стоит на ногах.

– Я понятия не имею, – ответил тот с отчаянием в голосе. – Я вообще не знал, что был женат. Не знал, что у меня была дочь. Я не понимаю, что происходит!

Ли упал на пол и, закрыв лицо руками, заплакал.

– Какое вы имеете право так поступать с людьми? – Кричал он, обращаясь к Джереми. – Кто позволил вам стирать у человека память о самом дорогом?

Сам с трудом переваривая информацию, Джереми ответил:

– Так ведь ты сам и позволил. Ты лично спровоцировал мысль о самоубийстве, заставив работников Системы приехать за тобой. По считыванию мыслей в твоем мозгу было видно, что ты все сделал намеренно. Единственной твоей целью тогда было стереть воспоминание.

– Джентльмены, – прервал их старик. – Давайте будем держать себя в руках. Все-таки мы мужчины и должны стараться работать головой. Давайте отбросим эмоции и разберемся.

Седовласый старец уже не казался Чану страшным. Его умные глаза и спокойная речь успокаивали его. То же чувствовал и Джереми.

– Итак, Джереми, друг мой, – обратился он отцовским тоном к следователю. – Выходит, ты знаешь мать девочки, эту Шарлотту?

– Еще бы, – ответил тот, чувствуя, как весь вспотел от напряжения. – Мы работаем вместе. Каждый день вот уже несколько лет мы обедаем на крыше главного офиса Системы.

– Хорошо, – ответил Блэйкли. – Когда ты стирал память мистера Чана о покойной дочери, ты не увидел информацию о его матери?

– Это все работает иначе. Если человек, по какой-то причине важный для Системы, решает совершить самоубийство, стирается тот отсек его памяти, который стал причиной для этого. Я не вижу всю информацию о его жизни. Тонкости процесса стирания мне неизвестны. Все делает нейросеть. Я лишь тот, кто проводит формальную беседу и нажимает на кнопку.

– Как ты думаешь, зачем Император велит вам проводить беседу с человеком, которому стирают память об этой беседе? Он ведь не должен помнить ничего, что связано с самоубийством, в том числе и то, что ему стерли память? – Задумчиво спросил Блэйкли.

– Не знаю, – ответил Джереми,  в недоумении потирая лоб. – Никогда не задувался об этом.

Старик пристально посмотрел на него, будто пораженный какой-то мыслью.

– В чем дело? – Спросил Джереми.

Блэйкли ласково улыбнулся, но ничего не ответил. Ли пришел в себя, вытер слезы и выпил немного воды.

– Покажите информацию о том, как умерла моя дочь, – попросил он у старика. Ли взглянул на следователя и понял, что его беспокоит тот же вопрос.

– Погоди секунду, – сказал Джереми, когда Блэйкли уже собирался нажимать на кнопку. Он вытащил свой пистолет и передал его Чану. – Если окажется, что именно я убил твою дочь, пристрели меня на месте.

Подпишись, чтобы не пропустить продолжение