Дождевой червь всю жизнь только ел и размножался, но оставил кубометры взрыхлённой земли. Она не приносила лично ему никакой пользы, но была удобнее другим. Делать мир лучше не было смыслом его жизни. Саранча всю жизнь только ела и размножалась, но оставила гектары выеденных полей. Они не приносили лично ей никакой пользы, но сделали мир пустыннее. Делать мир хуже не было смыслом её жизни. Можно проживать бессмысленную (а значит и бесцельную) жизнь, но, если твоё сознание сложнее дождевого червя и саранчи, оно будет требовать личной вовлечённости и осмысленности изменений мира вокруг.

Можно стремиться к высоким целям, можно стремиться к личному комфорту. Это твой выбор. Не стремиться – это саморасчеловечивание.

Мечта — некий символ, с которым связываются ожидаемые ощущения. Дом на берегу моря нужен не сам по себе — он олицетворяет желание спокойствия, обеспеченности, свободы и чистоты. При этом мечта сама по себе не является смыслом жизни, так как может выходить за её рамки (например, научные работы или экологические преобразования могут идти дольше жизни). Настоящую мечту человек обдумывает, прорабатывает и потому может назвать её причины или с упоением рассказывать о ней, она — часть его личности.

Цель — определённый осуществимый шаг к мечте. Это путь достижения мечты, достижение каждой цели приближает воплощение мечты тем или иным способом. Цели достигаются одна за другой или параллельно, главное — каждая делает мечту ближе, реальнее, достижимее. Человек, осознающий свои цели, всегда может оценить целесообразность решений, объяснить (себе) зачем что-то делает, выбрать более подходящий путь достижения цели.

«Жизнь нужно прожить так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы» (А.П. Чехов). Главное слово здесь – бесцельно. «Жизнь только того красна и сильна, кто всю жизнь стремится к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели, или с одинаковым пылом переходит от одной цели к другой» (И.П. Павлов). То есть мы по-настоящему можем жить и чувствовать себя живыми, когда у нас есть цель и каждое действие приближает нас к её достижению. И важно уметь выбирать новые цели, если старые утратили актуальность или достигнуты. Человек без цели не видит смысла в своей работе и существовании, вязнет в кризисах и апатии.

Говорят, что у самурая нет цели - только путь. Но путь самурая – верное служение господину и очевидная цель – доказать верность господину в каждой ситуации.

Первая из шести заметок о жизненных целях.

Я попал к ним случайно. Через Саню. Саня – тощий, жилистый хуй в старой олимпийке, с глазами, в которых плещется не то вселенская тоска, не то охуительный похуизм. Он нашел меня в баре, когда я вливал в себя пятый шот, пытаясь утопить в спирте серое ебаное ничего, из которого состояла моя жизнь. Офис. Ипотека. Одноразовые стаканчики с хуевым кофе. Женщина, которая смотрит на тебя, как на предмет мебели. Пиздец.

Саня подсел, молча взял мой шот, выпил и сказал: – Ты не топишь. Ты удобряешь. – Чего, блядь? – Свое болото. Думаешь, бухлом его осушишь? Хуй там. Оно только жирнее станет. А надо не осушать. Надо маяк строить.

И он привел меня на крышу. Ночь. Ветер треплет арматуру, торчащую из бетонного парапета. Внизу – россыпь желтых окон-могилок, где люди смотрят сериалы и доедают вчерашний суп. А мы стоим наверху, и город под нами – как ебаное звездное небо, только перевернутое.

– Первое правило, – сказал Саня, закуривая. – Ты не гадаешь. Ты не планируешь. Ты, сука, вспоминаешь.

Это было похоже на бред обдолбанного эзотерика. Но в его голосе была сталь.

– Как, нахуй, вспоминать то, чего не было? – А кто тебе сказал, что его не было? – Саня выдохнул дым. – Оно есть. В твоей башке. Прямо сейчас. Просто завалено хламом. Обидами, страхами, чужими «надо» и «должен». Разгребай.

И он показал. Это не медитация, не транс, не молитва. Это, блядь, работа. Тяжелая, как разгружать вагоны с цементом.

Ты закрываешь глаза. И не пытаешься «представить». Ты ищешь. Ищешь ощущение. Вот оно, твое будущее, которое ты сам себе заказал. Ты хочешь новую работу? Хуй с ней, с работой. Что ты хочешь чувствовать? Я хотел чувствовать запах дерева. Стружки под ногтями. Тяжесть топора в руке. Не скрип кресла, а скрип досок под ногами в своей мастерской.

И я начал вспоминать. Не картинку, нет. Я вспоминал, как пахнет свежий спил сосны. Вспоминал мозоли на ладонях, но не от боли, а от охуенной, настоящей усталости. Вспоминал звук рубанка, который снимает тонкий, как папиросная бумага, слой дерева. Я вспоминал это так яростно, так отчаянно, будто от этого зависела моя жизнь. А она, сука, и зависела.

Это и есть та самая рулетка, о которой ты говоришь. Ты ставишь на кон не фишки. Ты ставишь кусок своей души. Ты вкладываешь в это воспоминание из будущего столько ярости, столько веры, столько настоящего, живого «ХОЧУ!», что Вселенная, эта старая, циничная блядь, в какой-то момент охуевает от твоей наглости и говорит: «А, хуй с тобой, держи».

Конечно, это не магия. Вспомнив мастерскую, я не проснулся на следующее утро в ней. Но что-то изменилось. Я перестал пить. В сером офисном ничего появился фокус. Маяк. Я начал хуярить. После работы шел не в бар, а в гараж к отцу, где стоял старый верстак. Читал форумы столяров. Купил на авито первую стамеску. Руки помнили то, чего еще не делали. Это охуительное чувство. Ты не учишься. Ты просто вспоминаешь навык из того будущего, которое уже себе наметил.

Конечно, были и проебы. Первая табуретка получилась кривая, как улыбка пропитого алкаша. Деньги кончались. Девушка ушла, сказав, что я ебанулся со своими досками. И в эти моменты хотелось все бросить. Снова сесть за рулетку и поставить на «зеро», на пиздец, на привычное болото.

Но ночью я снова лез на крышу. Смотрел на город. И снова вспоминал. Запах лака. Теплое дерево в руках. И тихую, злую радость. Не ту, что от зарплаты или похвалы начальника. А ту, что от созданного тобой. Настоящего.

Это и есть навигация по намерению. Ты не пытаешься угадать, куда тебя вынесет течением. Ты создаешь в уме образ маяка и начинаешь грести в его сторону, как ебаный каторжник. Ты корректируешь курс. Видишь, что к твоему маяку можно подплыть с другой стороны. А иногда по пути замечаешь остров, о котором даже не мечтал, и он оказывается в сто раз ахуеннее твоего первоначального плана.

Сегодня я стою в своей мастерской. Это не дворец, а старый арендованный гараж. Пахнет стружкой и кофе из термоса. Руки в ссадинах и мозолях. На верстаке лежит столешница из цельного дуба. Гладкая, тяжелая, живая.

Я не угадал будущее. Я его не предсказал. Я, блядь, вытащил его из себя. Вспомнил, а потом построил по памяти.

И знаешь что? Прошлое – это просто якорь. А надежда – это туман. Нахуй их оба. У тебя есть только две вещи: охуевшая наглость хотеть и стальные яйца, чтобы грести к своему маяку, даже если вокруг ебаный девятый вал.

Ты не ждешь, пока тебя вынесет к берегу. Ты, сука, сам себе и есть этот берег. И маяк. И ебаный океан. Хуярь.