— Ба-н-гла-деш, — повторил Леший слова ведущей, сидя в своем продавленном кресле, — ну и дивно у них там все называется на большой земле.
Как и всегда, вся семья была в сборе, и решали, что же делать в той или иной ситуации.
— Что же делать, деда? — спросила Аня, сидя на топчане, — без света ведь, — она сглотнула, выдав логичную, но страшную догадку, — лес погибнет…
— А что мы сделаем тут, внучка, — пожал плечами старик, — это проблема большого мира, мы здесь бессильны. Коли разберутся люди, или тамошняя нечисть, так и сохранится все в целости. Там в чинах умные головы, вот они об этом и будут думать.
— Тамошняя нечисть? А это какая? — спросила Анька, на старика посмотрел и Лёня.
— А это, внучки мои, совсем другая нечисть, — вздохнул Леший, выключив телевизор, — в большом мире они все другие, неправильные. Не представляю, как они с двуногими сладили, но живут, да не жалуются. Разная там нечисть, да сильная порой такая, что нам не чета. Они знаться с нами не хотят, и к нам не лезут, а мы тем более. Дикарями нас считают, а сами-то словами порой такими заумными бросаются, аж тошно становится. Хоть в думу его сажай, да за голову умную выдавай. Да и домовые там совсем другие, — ухнул дед, и повторил, помрачнев, — да, домовые…
— Деда, а ты встречался с городской нечистью? — спросила Анька.
— Встречался, всякие захаживали, ай, — отмахнулся дед, — не хочу даже вспоминать замухрых этих бестолковых. А говор у них вообще, даже слушать противно. Вон, у бабки спросите, может она чего расскажет.
Лоскотуха, до этого тихо разгадывая кроссворд на своем сундуке, подняла голову, посмотрев на Лешего. Внуки же переключились на нее.
— А ты видалась с такими, ба? — спросила Анька.
— Видалась, — тяжело выдохнула лоскотуха, отложив кроссворд.
Немного помедлив, она осмотрелась в избе, и начала рассказ.
— Захаживала я как-то в Вишнецк-Петровск тогда еще величаемый, почитай почти шестьдесят лет уже прошло. Если бы не дед ваш, то так и сгинула бы я там, с той нечистью повидавшись. Городишко молодой был, ладный да справный, строился как на дрожжах, большими домами обрастал, но не все хотели из своих старых изб выезжать, любо было двуногим в одиноких домах жить своих. А приехала я туда к сестрице погостить, мы с ней из одного болота ягоды, так сказать, — старуха смешливо крякнула, но сразу продолжила, — у сестрицы я обустроилась, гостить думала недельку другую, как пошло бы. Прогуливалась я как-то, землю большую смотрела, в диковинку все было, как же иначе. Да на дом один набрела, на самом отшибе, а там и до погоста рукой подать было.
Старуху я там встретила, с виду человек, да глаз у нее недобрый был, не хороший. Походила я по домам, да люд местный поспрашивала. Многие даже говорить о ней не хотели, а те, кто на кружку чая меня приглашали, да на чарку вина, так и ведали, что ведьма там живет, как ее там… Лидия Петровна Клякина, уот так и звали прохиндейку. Узнала я, что родню всю она практически извела, вреднющая была старуха, мужа схоронила, а дочку единственную не любила, да издевалась над ней, почем фантазии хватало. По несколько раз на дню окаянная ремень мочалила только, а уж за остальное точно сказать не могу, как она дочку то свою гробила своими же руками. Дочка подросла, да сбежала, как только смогла. Старуха проклятиями ее на дорогу осыпала, да проклятия те сработали в скором времени. Жизнь не заладилась у нее сразу, с мужиком познакомилась, да не знала, что мужик тот не совсем с головой ладил. Метелил он ее так, как мама родная не смогла бы, да вот новость они узнали, что пополнение будет. Мужик то на этот период и успокоился, все-таки ребенка пожалел, а как родился мальчуган у них, все еще хуже стало. От плача детского мужик совсем на нервах был, да и не выдержал, так Алиску отметелил, что та как упала посреди кухни, так на утро даже не поднялась. Понял он, что натворил, да повесился, побоялся тюрьмы окаянный. Ну а мальчишку, кроме как старухе и отдать некому было, вот и передали ей господа тамошние дите. Местные, зазнав про это, сразу ребенка то и схоронили про себя, но нет, совсем все по-другому повернулось. Полюбила нежданно-негаданно его старуха, да души не чаяла во внуке, так растила, так оберегала, а кто косо глянет на внучка ее, так сразу порчу могла навести.
Ну, сказ не об этом сейчас. Я в секторе том жилом задержалась до вечера, а как домой засобиралась, так эта меня чума и встретила, обругала на чем свет стоит, мол чего мне надо от нее. Я как есть и сказала, что с людьми разговаривала, не с города я, большой мир не видела. А она как зыркнет на меня глазищами своими злыми, и говорит, что чувствует прекрасно, как ей кости перемывают, плюнула мне под ноги, что-то пробормотала и ушла. Я сразу почувствовала, как нехорошо сделалось мне, дома сестрица то меня и отругала на чем свет стоит, что поперлась к ведьме той проклятой. Велела бежать мне из города, да как можно быстрее. Я ей и говорю, что мне эта карга сделает, я ж тоже нечисть. А как день новый стал, все из рук валилось, ничего путевого сделать не могла, да худо становилось только. Вот и побежала я из города. В этот, как его, автобус села, поехала подальше, да вот в аварию автобус попал на половину пути к Горькому еще тогда. Много народу слегло там, а потом совсем страшно мне стало. Души тех, кто помер там, в одну большую тень слились, огромную такую, глаза красные, сама клокочет злобно: попала-ась! Не уйдешь и не уедешь от меня, варвара любопытная!
Я в лес то от нее деру и дала, но не убегла бы и там, да вот Лешушка на пути мне попался, да напасть отвел страшную, все же в его лесу были, и жить в избу лесную старую пригласил. Так я его благодарила, так благодарила, по гроб жизни своей нечистивой. А потом и узнала я, что сестрица моя серьезно взялась за старуху, такие ужасы там творились, совсем Лидия взбеленилась эта. Меня достать не могла, да тень эту страшную напустила на сестру мою родненькую. Такой морок по городишке гулял, когда сестрица бабку эту треклятую сдюжить пыталась, что люди сами не свои были. Грабили, убивали, чего только не творилось, пока две нечисти боролись. Мужика одного ни с того ни с сего за решетку засадили. Кто-то донос на него сделал лукавый, мол на детей не так смотрит. Так, а кто ж разберет теперь, правда это была, или нет.
Не знаю, как именно, но сдюжила моя сестренка нечисть поганую, она опытнее была меня, сильнее, но не помогло ей это, сама она с ней и пропала. Городишко тогда как от кошмара пробудился, люди успокоились, перестали разбои учинять, дело того мужика пересмотрели, да оправдали, но поздно уж было, заморили бедолагу там, и дня не прожил, счеты с жизнью свел. Нестерпима видать была такая репутация у мужика то справного. Когда ведь два нечистых могучих пытаются побить друг друга, такое твориться начинает, люд простой от такого морока мигом с ума сходит. Дом тот поганый снесли недолго думая, когда никаких родственников почившей бабки не объявилось, а Павлушу в другую семью пристроили.
— Вот так вот и бывает, внучки, — закончила рассказ лоскотуха, — на свет девка справная появилась, а под старость нечистивой чернью обернулась.
— Вот это да-а-а, — в голос сказали завороженные рассказом Анька и Лёня.
Был уже вечер, и после сытного ужина Леший велел внукам ложиться спать, а лоскотуху позвал на разговор. Вышли они на крыльцо, старик осмотрелся в темном лесу, да выдохнул горестно.
— Что же на самом деле делать-то, старая? Сейчас август только, а солнце уж после девяти прячется, а поднимается к шести. Да и права Анька наша, — Леший пытался отгонять мрачные мысли, но делать дело было надо, — погибнет лес наш родной без света.
— Не печалься, Лешушка, не руби с плеча, родненький, — сказала лоскотуха, — сдюжим мы эту беду. Всему миру помочь, чей не сможем, но свой дом сбережем. Анька подрастает, да ума-разума набирается. Чую я, всем своим нутром нечистивым чую, стеной внучки встанут за дом наш.
На следующий год, как только прошла зима, лес начал оживать поздно из-за практического отсутствия света. Лишь к концу апреля начали еле-еле лениво проклевываться первая трава и почки на деревьях. Из Анькиных друзей только Олег был в поселке, остальные же уезжали до лета в Нижний Новгород учиться. Витька к родственнице, которая его приютила на период учебы, а Леха жил там, только на лето приезжал к бабушке с дедом. Конечно, Ане было скучно, пока друзья были в городе, но ничего с этим поделать не могла. Лишь девичье сердечко трепетало все звонче, когда Анька думала о нем, о русом, крепком красавце Вите, и ждала она по большей части именно его. На Аньку засматривались все ее друзья, но повезло больше Вите.
Уже летом, в первых числах июня днем стояла хорошая погода. Днем, который был довольно короткий не смотря на время года. Светало только ближе к девяти утра, а садилось солнце уже после восьми вечера. Растениям не хватало света, судя по их состоянию можно было смело сказать, что сейчас лишь конец апреля, но никак не начало июня.
Из трофеев Лешего на чердаке Анька нашла несколько смартфонов, один из которых и присвоила себе, да и Лёнька тоже взял себе гаджет. Еще только светало, но Анька уже собиралась и выряжалась. Выбор пал на цветастый сарафан, который был ей чуть ниже колен, легкие босоножки и венок из цветов, который сплела ей лоскотуха.
Лёня сидел на топчане, читал трофейную книгу, и изредка поглядывал за тем, как собирается Анька. Леший смотрел телевизор, периодически ругая внучку, чтобы не мельтешила, а лоскотуха плела венки из цветов, которые были в ее корзине.
— Все, я ушла, — выпалила Анька.
— Дотемна не гулять! — гаркнул Леший, но дверь в избу уже закрылась, — как лань ускакала, что ты будешь делать.
Лёня, услышав звук закрывающейся двери, закрыл книгу, и откинулся головой к стене, прикрыв глаза. Ни к чему Аня такой интерес не проявляла, а за неделю до их приезда, Лёня смотрел, как Анька хозяйничает на кухне, хлопочет по всем делам намного энергичнее, да в шутку подумывал, что ее пчела в попу ужалила, вот и бегает.
— Ладно, хватит томиться, Лёнька. Пошли в лес, пора уж, — сказал Леший, выключив телевизор.
Лёня нехотя засобирался и, оставив лоскотуху плести венки на своем сундуке, они покинули избу.
Анька же, встретив друзей в обусловленном месте у леса, пошла с ними гулять. Все приветствовали Аню, обнимали, а Витя даже поцеловал в щеку, что девчонка потом вовсе засияла.
Они направились в поселок, и по дороге все делились новостями, что у кого произошло за прошедшую весну, зиму и осень. Пацаны просто шли, а Витя держал Аньку за руку.
Олег рассказывал, что происходило в поселке, его запас был довольно скудным, он ведь не был на большой земле. Леха оживленно рассказывал про новых друзей из Нижнего Новгорода и их приключения, как лазили по заброшенным зданиям, по крышам домов, снимая все это на смартфоны и выкладывая это в социальные сети. Даже показал несколько видео, где они лазили по строящейся высотке, а Ане чуть не стало плохо от того, на какой высоте это все снималось. Видя реакцию девчонки, Леха подтрунивал над ней.
— Держи ее, Витек, а то упадет, — посмеялся Леха и добавил, — да ты не представляешь, какой там адреналин берет на высоте! Там все совсем по-другому, да и смотреть на это не страшно, а вот когда сам на волосок от падения, вот-то да-а-а, — он мечтательно закатил глаза.
— Ну, все, хватит, — насупилась Анька, поджав губы, а у самой пока смотрела, дух захватывало.
Когда разговоры о вылазках на высоту закончились, Витя начал свои рассказы, а Аня навострила уши.
Все, что рассказывал Витя, Аня завороженно слушала, но тут он выделил один случай, как сцепился с двумя старшеклассниками, а они подождали его после уроков, и решили уже спросить с него уже на серьезный лад. Вот только не знали они, из какого Витя теста. Да и отметелил он их так, что, по его словам, мама родная не узнала бы.
— В общем, в следующий раз будут знать, на кого рыпаться, — хмыкнул Витя, и горделиво добавил, — вся школа меня теперь уважает.
Друзья его поддержали, а Анька, слушая этот рассказ, погрустнела, но старалась не подавать вида.
Дошли они до поселка, гуляли там все вместе, болтая без умолку. По магазинам ходили, Витя Аню мороженым угостил, да бейсболку ей купил, которая смотрелась на ней пусть и забавно, но мальчишки только диву давались, мол, идет тебе, Анька.
Гуляли почти дотемна, а потом Витя, распрощавшись с друзьями, вызвался проводить Аньку в дом ее лесничий.
Дошли они до поваленного дерева, да там и решили задержаться, все наговориться не могли за столь долгую разлуку. Уже стемнело, но они все никак не могли распрощаться. В один момент, вспомнив кое-что, Анька спросила.
— Ну да, а что такого? — пожал плечами Витя, — они сами напросились, Ань. Я ни к кому в школе не лез никогда, но если лезут ко мне, сдачи всегда дам. Эти двое задиры были, но не лезли, видимо мелкий когда я совсем был.
— А ты не мог их припугнуть? Ну, каждого по разу стукнуть, чтобы поняли, что не справятся они, — Аня поджала губы, сидя на бревне, и болтала ногами по воздуху.
— Брось ты, Анют. Такие, как они, только язык грубой силы понимают. А мои потуги бы их только развеселили. Знаю я таких. Задиры они и есть задиры, — Витя снова пожал плечами, — я думал, ты гордиться мной будешь, что за себя постоять могу, да и тебя защитить, если что.
— А меня ты тоже бить будешь, если не угожу? — вдруг всхлипнула Анька.
Витя тут же расчувствовался, и осмелел, приобняв Аньку, да прижал ее к себе.
— Ну что ты такое говоришь? Никогда, Анюта, — Витя погладил девчонку по волосам, улыбнувшись, — толи ты, толи какие-то остолопы, которые сами меня отметелить хотели. Хотела бы, чтобы приехал я сюда весь в синяках, а то и в гипсе?
— Нет, не надо таким приезжать.
— Ну вот, видишь, — улыбнулся Витя, — я просто защищался, — ласково сказал он.
Посидели они так еще молча с десяток минут, да Анька, когда заметила, что совсем темно, отпрянула от Вити.
— Домой мне пора, дед ругаться будет.
— Пойдем, — Витя спрыгнул с дерева, и подал руку Аньке.
Только они засобирались идти, как услышали вдалеке шорох кустов. Анька сразу шикнула, замерев.
— Что это? — сглотнул Витя, а Аня почувствовала легкую дрожь его ладони, — не Заговорщик же!?
— Нет, он бы цепью гремел, — шикнула Анька, — да и дед бы предупредил. Пойдем, не бойся.
Услышав от девчонки, что это не тот самый Заговорщик, которого он боится до дрожи в коленках, то весь выпрямился, показал свою уверенность и сам пошел вперед, собираясь вести Аньку.
Они прошли еще немного, и увидели кусты, в которых что-то отчетливо копошилось. Слышалось какое-то недовольное, сопящее и свистящее похрюкивание.
Вскоре из кустов вылезло ОНО.
Аня и Витя замерли, держась за руки, когда из куста вылезло серого цвета существо. Сгорбленное, едва напоминающее человека оно имело четыре конечности, но теми были лишь четыре руки, на которых оно неестественным образом нелепо передвигалось. Ребята замерли на месте, а существо, как будто слепок из серой глины, ползло в их сторону, но у него была еще и голова. Голова, на которой не было ничего. Ни лица, ни волос, просто голова.
Оно ползло на конечностях, неестественно ими перебирая, остановилось недалеко от Аньки и Вити, похрапело, посопело, да и спокойно двинулось дальше, мимо них.
Оно скрылось за деревьями, шурша листьями уже где-то далеко от них.
— Что это было? — сглотнул Витя.
— Н-не знаю, — заикнулась Анька, — у деда надо спросить. Ты это, лучше домой иди, не провожай меня.
— К…как я тебя оставлю? А если оно нападет? — возмутился Витя.
— Я дойду, не переживай за меня, лучше сам не подставляйся, — попросила Аня.
— Хорошо, — сглотнул Витя, на прощание поцеловал Аньку в щеку, после чего отстранился, — пока.
Он пошел в сторону выхода из леса, а Анька, улыбнувшись, помахала ему рукой.
Удалившись на расстояние достаточное, чтобы Аня его не видела, Витя перешел на бег, постоянно озираясь по сторонам. Как только он покинул лес, то облегченно выдохнул.
— Ну, нафиг, — сглотнул Витя, пошарив по карманам, и вытащил из ветровки смятую пачку сигарет. Достав одну из двух сигарет, он сразу же закурил, облегченно выдохнув горький дым.
При Аньке он не курил, а то почитай весь день прошел, очень хотелось. А вот тут выдалась возможность, и первая затяжка показалась настолько блаженной, что у Вити сразу голова закружилась, но все быстро прошло. Окончательно успокоившись, он побрел в сторону поселка.
Анька же, бредя к избе, встретила Потапыча. Медведь недовольно заурчал, завидев внучку Лешего.
— Да иду я, иду, — буркнула Анька, спешно шагая в сторону избы, что Потапычу пришлось ее нагонять, — поселилось у нас что-то в лесу, дед должен знать.
Потапыч посмотрел на Аньку, но та больше ничего не говорила. Только когда девчонка вернулась в избу, Потапыч успокоился, и пошел по своим медвежьим делам.
Анька прошла через горницу, залетев в избу, и только Леший хотел начать ругаться, как она его опередила.
— У нас в лесу что-то есть, — отрезала Анька, едва не задыхаясь.
Лёня посмотрел на Аньку озадаченно, как и Леший. Даже лоскотуха удивилась.
— Это что же еще? — спросил Леший.
— А по ночам надо тоже лес смотреть, — Анька деловито уперла кулаки в бедра, а старик задохнулся от возмущения, — что-то бродит в лесу, я видела.
— И что это было? — вмешался Лёнька, пока Леший усмирял свой гонор.
— Оно, как кусок глины было, туловище, четыре руки было, да голова без лица и вообще без ничего, — Аня поежилась, — жуть какая-то. Но оно мимо нас прошло, не тронуло.
Услышав это, Леший снова возмутился, но уже от незваного гостя, который поселился в его угодьях.
— Мимо нас с Витей, — Анька поджала губы. Леший громко прочистил горло, а Лёня выдохнул, опустив глаза.
— А ну, пойдем, — Леший направился к выходу, и повернулся к Лёньке, мотнув головой, затем посмотрел на лоскотуху, — тоже идешь.
Лёня сразу засобирался, и лоскотуха поднялась со своего сундука, оставив рядом с ним кучу плетеных венков.
Все семейство покинуло сторожку, и направились туда, куда указала Анька, а к ним вскоре прибился скромный Потапыч.
Добрались они до поваленного дерева, что было на окраине леса, Анька сразу зашевелилась, указав в сторону.
— Туда оно пошло, — сказала Аня.
Все двинулись туда же, минуя кусты и деревья, пока не добрались до глубокой промоины. Леший вытянул руку перед собой, заставив всех остановиться, и тихо шикнул, смотря вниз.
Все посмотрели туда же, и обомлели.
В глубокой промоине, в грязной луже копошились бесформенные существа серого цвета, как будто ожившие куски глины. Леший сам диву давался, никогда не видел тварей таких в лесу, да и не чувствовал он их, как будто безжизненные были.
— Спички есть? — Анька обратилась к Лёне. Тот достал из кармана толстовки коробок, протянув ей.
Девчонка зажгла одну спичку, и все еще больше удивились.
Спичка горела, вот только ее свет, растворяясь, тянулся в сторону темных существ. Все удивились этому явлению, а Потапыч натужно засопел.
— Они поглощают свет, — отрезала Анька.
— Может, и сдюжим мы их, но раз в большом мире пока не придумали, как этих слепышей бить, то и нам негоже лезть, — сказал Леший, — идем в избу.
По наказу Лешего все пошли обратно. У избы Потапыч снова свернул, уходя восвояси.
Лоскотуха вернулась на свой сундук, Анька и Лёня на топчан, а Леший уселся в свое кресло.
— Умница ты, внучка, — выдал Леший, почесав под бородой, на что Анька улыбнулась, — в общем, лезть пока не будем. Думать надо, как морок этот сдюжить. Глядишь, от леса нашего и отступит паразит, коль придумаем чего.