Иван Грозный решил править на Руси, опираясь, по выражению Курбского, на свой «пресильный полк сатанинский». Царь занес над головами противников опричный «молот». В указе об учреждении опричнины Грозный дал вполне ясно понять, что не делит своих «изменников» и «лиходеев» ни на какие группы «ни по роду, ни по племени», ни по чинам.

Грозный всячески старался создать впечатление, что изменников и врагов у него немного, что «безсогласных бояр» у него нет и что его политика поддерживается всеми «добрыми» людьми и вообще всенародно.

Видимо, с этой целью указ о введении опричнины был представлен на утверждение земского собора, собранного в феврале 1565 г. На этом соборе впервые присутствовали представители посада. Цель их приглашения на собор — оказать давление на светскую и церковную аристократию.

Созданию впечатления о всенародной поддержке царской политики, в частности, политики продолжения Ливонской войны, служил и собор 1566 г. К тому же и на соборе 1565 г., и на соборе 1566 г. следовало «всенародно» утвердить огромные денежные сборы в пользу казны.

Было бы неверным рассматривать соборы 60-х гг. XVI в. как начальный этап превращения России в представительную монархию. Нет оснований считать, что явившиеся на собор представители различных сословий были выборными. Состав основных участников собора был предопределен царем.

Созывая собор, царь был абсолютно убежден в его покорной поддержке. Он не собирался делить власть с представителями аристократии или тем более дворянства и посада. Об этом свидетельствует та жесточайшая расправа, которая постигла земцев — участников одного из соборов, обратившихся, к царю с челобитной об отмене опричнины.

Ясным свидетельством ликвидации с помощью опричнины всякого сословно-представительного начала является история подчинения Боярской думы. Большинство членов думы в годы опричнины были физически уничтожены. Если к началу опричнины Боярская дума насчитывала 34 боярина и 9 окольничих, то уже к 1572 г. 15 бояр и 4 окольничих были казнены, 3 боярина были насильственно пострижены в монахи. Истребление членов думы продолжалось и после 1572 г. В конечном счете царь не оставил в составе думы ни одного из ее членов, которые входили в нее до опричнины.

В думе задавали тон «ближние» люди царя — опричники. Важно, что дума как учреждение перестала быть «высшим органом государства» и превратилась в покорную, низшую по сравнению с царским опричным правительством инстанцию. Важно, наконец, и то, что ни думцы аристократического происхождения, ни выходцы из служилых низов, ни все вместе, ни каждый в отдельности не были властны ни в своих собственных, ни в чьих бы то ни было головах и «животах».

Трудно вести речь о самостоятельном значении такого высшего органа при данных обстоятельствах. Решающее влияние в этом постоянно обезглавливаемом земском учреждении получили опричники — бояре из опричнины, думные дворяне и думные дьяки царя.

Царский террор с самого начала был направлен не только против удельной фронды, но и против «второй фронды» — оппозиционно или просто слишком независимо («шляхетски») настроенных служилых людей, оказывавших сопротивление жесткой и жестокой военной дисциплине, насаждаемой царской властью.

Захудалая служилая мелкота составляла главную массу беглецов за рубеж. Побег князя Курбского был на этом фоне исключением и потому произвел такое сильное впечатление. Подавляющая часть участников новгородского изменного дела принадлежала не к знати, а к среднему и низшему слою провинциального дворянства.

Жертвами опричного (и доопричного) террора явились и сторонники политики Адашева и Сильвестра — политики ограничения единовластия «мудрыми советниками» от имени «всей земли», т. е. опять-таки в интересах служилой массы и верхов посада. Сгону с земель, взятых в опричнину, подверглась огромная (по сравнению с числом титулованных) масса дворян и детей боярских — не менее тысячи.

Исследование всех касающихся данного вопроса источников свидетельствует, что объектами земельных конфискаций, иначе говоря, жертвами земельного террора как в начале опричнины, так и в дальнейшем становились землевладельцы всех категорий и прослоек. Царский указ одинаково сгонял с земли и удельного князя, владельца огромной, в целую европейскую страну наследственной территории, и мелкого служилого человека.

В этом уравнении родовитого вельможи «в правах», а точнее, в бесправии с безродным служилым человеком, как и в «возвышении» безродного мелкого служаки в качестве жертвы царского недоверия и гонения до уровня вельмож, ярко проявляла себя политическая сущность опричнины. Конфискация земли у каждого, кто не «близок», кто не доказал своей абсолютной преданности, верности, готовности безоговорочно служить царской воле, в буквальном смысле этого слова выбивала почву из-под ног всякой оппозиции.

Земельный террор бесконечно расширял рамки террора в его обычном смысле. Он обрушивался не только на тех, кто уже «дошел» до казни или опалы, но сразу на массу представителей служилого сословия. Царский произвол приобретал здесь характер абсолюта. Для лишения тысяч людей их наследственных или просто насиженных гнезд, их имущества, наконец, их исконной родины не требовалось ни их вины, ни даже ложного обвинения. Достаточно было объявить данную территорию опричной, чтобы согнать с нее неугодных.

Никто из служилого сословия во всей стране не мог знать, на какую территорию падет очередной выбор. Для того чтобы остаться на своем месте при взятии данной земли в опричнину, надо было быть «угодным» на всякий случай заранее, вернее, всегда. Чтобы не быть раздавленным событиями, каждый спешил присоединиться к тем, кто имел возможность давить.

В начале 1570-х гг. Грозный ополчился на верхи посада Новгорода, Москвы, Пскова, Твери и других городов как на еще одну силу, противостоящую неограниченной власти самодержавия. Трудно представить себе что-либо политически более чуждое самодержавию, чем вечевой порядок правления в Новгороде, опирающийся на экономическую самостоятельность купеческих и промысловых верхов. Враждебным было отношение к московской великокняжеской, а затем царской власти и «меньших» людей — основной массы посадского населения Новгорода.

Царь в конечном счете ликвидировал как политическую, так и экономическую независимость русских «торговых людей». Новгородскую торговую сторону он взял в опричнину силой. Вслед за новгородцами царь подавил «самовольство» в Пскове, расправился с непокорными из московских купцов.

Верно оценив ситуацию, Строганов записался в опричнину добровольно. В опричнине оказались купцы и промышленники северных районов страны. Таким образом, последний «островок» самоуправления (в представлении Грозного, самовольства) был подавлен силой опричнины.

В начале царствования Грозного казалась перспективной идея подчинения царского государства церковной иерархии. Церковь стремилась к тому, чтобы самодержавие оказалось по отношению к ней в том положении, в каком позднее она сама оказалась по отношению к самодержавию, а именно, в полном фактическом подчинении при полном к себе внешнем почтении.

Идея подчинения самодержавия церкви, как известно, не прекращала своего существования и в более поздние времена, несмотря на то что Иван Грозный не поддался воспитанию в ее духе и повел против притязаний церкви на мирскую власть беспощадную борьбу и словом, и делом. В самый разгар опричнины, т. е. во время яростного утверждения царем своего единовластия, в защиту названной идеи посмел выступить митрополит Филипп.

Царь с помощью опричнины руками Малюты Скуратова свирепо расправился с ним. И все же идея подчинения самодержавия церкви надолго пережила своего свирепого врага — первого царя Ивана Грозного. Она возрождалась в различных вариантах в течение всего XVII в. Когда официальная церковь рассталась с ней и окончательно перешла на беспрекословную службу самодержавию, ее подхватила религиозная оппозиция.

Выступления против самодержавия князей церкви и светских аристократов совместно с дворянской оппозицией, а также открытые (митрополит Филипп) и тайные покушения на его власть, ясно показали царю, что опричнина, т. е. аппарат принуждения, который он создал, являйется единственной надежной опорой его единодержавия.

Практическим ответом самодержавия на выступления оппозиции был безудержный опричный террор. Назовем его основные объективные последствия.

Разгром церковной оппозиции — сведение с митрополии и убийство Филиппа Колычева, расправа с новгородскими архиепископами Пименом и Леонидом. Разгром земской оппозиции, казни 1570 г. Ликвидация внутридинастической опасности — уничтожение двоюродного брата царя Владимира Старицкого и его родичей, уничтожение последних уделов. Окончательная ликвидация самоуправления Великого Новгорода.

Как бы ни оценивать каждую из перечисленных выше политических акций Грозного в отдельности с точки зрения ее конкретного содержания, следует признать, что все они объединены общей логикой, логикой то «круговой обороны», то фронтального наступления самодержавия на всех своих противников.

Без опричнины не могла состояться ни одна из этих акций, не могла, следовательно, состояться стабилизация царского режима, суть которой была во всеобщем и безусловном подчинении ему всех сословий и всех властей, в превращении всех жителей страны в верноподданных самодержца.

Именно с помощью опричнины и опричников Иван Грозный держал своих бояр и прочих «разных чинов людишек» в ежовых рукавицах. «Хочешь не боятися власти, — говорил он своим подданным, — благое твори. Если же злое творишь — бойся. Власть не зря меч носит, а в наказание злодеям и в похвалу добродеям».

По материалам: Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России.

«Великая сила налагает великую ответственность» — гласит постулат одного марвелловского бестселлера, который применим практически к любым реалиям. К примеру, знаменитый промышленник и филантроп Генри Форд в погоне за прибылью даже примерил на себя роль градостроителя и владельца собственного маленького государства, которое называлось «Фордляндия». Как это было, сейчас расскажем.

Монополия на покрышки

Генри Форда по праву считают человеком, поставившим мир на четыре колеса (или хотя бы значительную часть этого мира). В отличие от многих других своих конкурентов, он был не только хватким бизнесменом, но также идеалистом, искренне желавшим сделать чудо инженерной мысли, автомобиль, доступным для каждого. К этой цели Форд приближался благодаря особой системе самостоятельно разработанных принципов, основным из которых была адекватная оценка человеческого труда.

Отсюда и внедренный на производствах конвейер, и зарплата в $5 за день, что было вдвое больше, чем на заводах конкурентов, и праздношатающийся отдел дефектовки, которому платили за простой, а не за работу, что в разы повысило качество продукции. Все это помогло предприятиям Форда избавиться от кадровой текучки и в кратчайшие сроки обучить квалифицированных специалистов, которые к тому же являлись патриотами «голубого овала».

А вот если говорить о внешней политике Генри Форда, здесь он был безжалостным радикалом, поедающим конкурентов на завтрак даже несмотря на своё вегетарианское меню. К примеру, в начале ХХ века все американские автопромышленники закупали каучук у Великобритании.

Но к монополии на этом рынке англичане пришли путем обмана: в 1876 году англичанин Генри Викхэм контрабандой вывез из Бразилии 70 тысяч семян каучукового дерева, которое произрастало только в долине Амазонки. Затем эти семена высадили в юго-восточных британских колониях, где, находясь под пристальной опекой специалистов, они не только прижились, но и буйно разрослись, сделав страну едва ли не единственным крупным поставщиком каучука в мире.

Выяснив подробности этой аферы, Генри Форд не придумал ничего лучше, как пойти подобным путем и вместо того, чтобы переплачивать за сырье для покрышек и других гибких компонентов своих автомобилей, начать добывать его на собственных плантациях.

Для этого в 1927 году Форд отправился в Бразилию, где заключил сделку с правительством страны на выкуп миллиона гектаров земли в дельте реки Тапажос (приток Амазонки) в обмен на ежегодную долю с продаж сырья и будущих изделий. Прошел год с тех пор, как стороны ударили по рукам, и на место строительства плантации были доставлены первые партии материалов и рабочих.

Злой рок

История поселения, которое нарекли Фордляндией, не задалась с самого начала. К примеру, рабочие, приехавшие для того, чтобы расчистить джунгли для плантации, оказались изолированы от остального мира, так как река (единственный путь транспортного сообщения) неожиданно обмелела и перестала быть судоходной, а густая сельва была буквально непроходима. При этом людей одолевали тропические болезни, а потом и голод, поскольку еда то и дело портилась из-за влажности воздуха. В результате выжившие рабочие взбунтовались и прекратили все работы.

Стройка возобновилась лишь через год, после того как из Детройта приехал талантливый менеджер Арчибальд Джонсон, который стал управляющим проекта. Под его руководством поселок вскоре был построен, и его масштаб впечатлял. Посреди непроходимой глуши появился городок с домиками в американском стиле, где также были школа, больница, библиотека, кинотеатр, плавательный бассейн, несколько магазинов и ресторанов, лесопилка и ремонтная мастерская. При этом рядовые работники Фордляндии зарабатывали по 35 центов в день — таких денег в Бразилии практически никто не видел. При этом еда, развлечения и медицинская помощь были бесплатными, а в каждом доме было электричество, горячая вода и исправно функционирующий туалет.

Казалось бы, что может пойти не так в этом утопическом городе? Но обратная сторона Фордляндии была настолько непривлекательной, что количество устроившихся на работу не превышало число тех, кто уже через неделю-другую бежал оттуда без оглядки. Все дело было в слишком активном участии мистера Форда в личной жизни своих сотрудников. Во-первых, еда в столовых на плантациях Ford Motor Company была исключительно вегетарианской, поскольку глава компании предпочитал «травяное» меню и навязывал его окружающим.

Во-вторых, по мнению Форда американский жизненный уклад были обязаны исповедовать и жители других стран, американцами не являющиеся. Это значит, что они должны были знать гимн США, слушать популярную штатовскую музыку и уметь правильно под нее танцевать, а также разбираться в американской литературе и знать наизусть некоторые стихи.

Этот тиранский уклад контролировался администрацией, члены которой могли зайти в дом любого рабочего без предупреждения и выяснить, какие газеты или книги он читает. Причем курение табака, распитие алкоголя и беспорядочные половые связи были запрещены. А еще бразильцам запретили играть в футбол.

В-третьих, классовое разделение в Фордляндии тоже присутствовало. Инженеры и менеджеры жили в богатом квартале, им делались различные поблажки, а условия проживания были лучше, что вызывало зависть простых работяг.

Все это из скрытого недовольства вылилось в открытое противостояние: люди обесточили телеграф и устроили самую настоящую охоту на представителей администрации, поваров и своих непосредственных руководителей. Успокоить их смогла только бразильская регулярная армия. После того как все улеглось, внутренний устав городка был пересмотрен, в меню добавили мясные блюда, а в нескольких километрах от Фордляндии открылась настоящая барная улица, с выпивкой и публичным домом. Но главные трудности, как оказалось, были еще впереди.

Забыли про книги

Знаменитая байка об архитекторе, спроектировавшем библиотеку, гласит, что, несмотря на идеальные формы, здание каждый год проседало на пару сантиметров, потому что он забыл учесть вес книг, то есть не учел самую важную переменную, из-за которой и возводилась постройка. С Фордляндией ситуация была схожа: каучуковые деревья на плантациях не росли. Несмотря на организаторский талант, Арчибальд Джонсон не имел никакого опыта в сельском хозяйстве, поэтому допустил ряд очень серьезных и грубых ошибок. К примеру, после того, как по его приказу вырубили джунгли, верхний слой почвы начисто вымыло тропическими ливнями. Землю пришлось завозить заново, попутно выстраивая сложную систему укрепленных террас.

Каучуковые деревья, выросшие в британских колониях (Цейлон, Ява, Индия), в отличие от бразильских, были избавлены от паразитов и характерных болезней учеными, специально нанятыми для их выращивания. Одной из главных особенностей «британской традиции» стало большое расстояние между саженцами, что позволяло вовремя выявить пораженное дерево и ликвидировать его, избавив соседние от вредных патогенов. В Фордляндии ничего подобного сделано не было, в результате чего саженцы погибли от грибка и насекомых.

Изначально планировалось, что Фордляндия сможет производить в год столько резины, что ее хватит на два миллиона автомобилей. Увы, спустя пять лет после основания города с плантаций не выжали ни фунта каучукового сока.

Чем всё закончилось

Проект срочно нуждался в перезагрузке, поэтому он сменил руководителя. На этот раз данный пост занял действительно компетентный специалист, агроном Джеймс Уэйр. Его промежуточный вердикт звучал безапелляционно: Фордляндия построена неправильно, в ней все нужно делать заново. Так город, рассчитанный на 10 тысяч жителей, в одночасье практически опустел.

По распоряжению Уэйра новую плантацию разбили в 150 км от старой. К слову, деревья, посаженные там, были украдены с цейлонских плантаций, принадлежавших Британии — ростки уже были привиты от болезней и паразитов. Новый поселок начал функционировать к 1936 году. Его назвали Белтерра.

Первый урожай, 750 тонн каучукового сока, в Белтерре получили только в 1942-ом. К тому времени население городка, трудившегося на плантациях, достигло 2,5 тысяч человек. Увы, долгожданный успех этот проект принес слишком поздно: после Второй мировой люди освоили производство синтетического каучука. Надобность в натуральном хозяйстве отпала, и в 1945 году Белтерра была продана Фордом бразильскому правительству за $250 тысяч, хотя бюджет проекта давно перевалил за $20 миллионов!

***

Любопытно, что Белтерра, в отличие от Фордляндии, благополучно просуществовала до наших дней: сегодня плантация дает натуральный каучук, который используется в научных, а не в коммерческих целях. А вот «Земля имени Форда» долгое время была заброшенной — её жители оставили дома, бросив даже имущество. Однако в начале 2010-ых годов люди вновь поселились в этих местах — сейчас население городка достигает около 3000 человек. Многие оригинальные постройки Фордляндии, включая некоторые дома, больницу, склад-мастерскую и лесопилку, сохранились в первозданном виде.