Отрывок

...Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера. Влияние России выражается только с невыгодной стороны: стеснением в выборах, снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там. Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем русского солдата, который стоит у него, чтобы защищать его станицу, но который закурил табаком его хату. Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата. Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо, которого образчик он видал в заходящих торгашах и переселенцах-малороссиянах, которых казаки презрительно называют шаповалами. Щегольство в одежде состоит в подражании черкесу. Лучшее оружие добывается от горца, лучшие лошади покупаются и крадутся у них же. Молодец казак щеголяет знанием татарского языка и, разгулявшись, даже с своим братом говорит по-татарски. Несмотря на то, этот христианский народ, закинутый в уголок земли, окруженный полудикими магометанскими племенами и солдатами, считает себя на высокой степени развития и признает человеком только одного казака; на все же остальное смотрит с презрением. Казак большую часть времени проводит на кордонах, в походах, на охоте или рыбной ловле. Он почти никогда не работает дома. Пребывание его в станице есть исключение из правила -- праздник, и тогда он гуляет.

© Граф Лев Николаевич Толстой

Источник: https://azbyka.ru/fiction/kazaki/

История Великой Отечественной войны хранит миллионы судеб, полных мужества и самоотверженности. Одной из них является жизнь — Михайленко Ивана Тимофеевича, уроженца села Сергеевка Каховского района Херсонской области.

В 1941 году, в 18 лет, он ушёл на фронт. В составе артиллерийского подразделения принимал участие в Сталинградской битве, проявляя стойкость и отвагу в тяжёлых боях. Позже участвовал в освобождении Польши, Венгрии и Румынии. Служа командиром гаубичного расчёта в звании старшего сержанта, трижды был ранен, но возвращался в строй, не оставляя боевых позиций.

За героизм и преданность долгу Иван Тимофеевич был награждён орденом Красной Звезды, орденами Отечественной войны I и II степени, медалью «За оборону Сталинграда» и другими наградами. Победу он встретил в Германии, а домой вернулся в 1946 году.

После войны трудился в совхозе «Каховский» бригадиром садовой бригады, с той же честностью и усердием, с какими защищал Родину. Иван Тимофеевич остался в памяти односельчан как настоящий герой — скромный, трудолюбивый, преданный своему делу.

Его жизнь — пример мужества и достоинства, а его имя — часть нашей общей памяти.

Не успев похмелиться после успешной защиты синего диплома, я нашёл в почтовом ящике потасканный жизнью листок с надписью повестка. Событие это было, хоть и неприятное, но ожидаемое, и я, как добропорядочный гражданин, тяжело вздохнул и пошёл похмеляться. За два моих дня нахождения в сборном пункте не произошло ничего интересного; было настолько скучно и грустно, что появившийся в час ночи лейтенант-покупатель был встречен как мессия. Мельком глянув на своё лысое воинство, лейтенант-покупатель провёл быструю перекличку и скомандовал выходить на улицу. Там, перед воротами сборного пункта, лейтенант-покупатель снова провёл быструю перекличку и скомандовал всем рассаживаться в только что подъехавший автобус. Зайдя одним из первых, я уселся на место у окна и задумался о смысле бытия, как вдруг меня толкнули в плечо.

- "Я подсяду".

- "Подсядь," - сказал я, не глядя.

Плюхнувшись с характерным вздохом на сиденье, мой новый сосед снова толкнул меня в плечо и протянул руку. Так я и познакомился с Васей.

Выводы об армии Вася сделал ещё в сборном пункте, и все они были не в пользу исполнения конституционного долга, так что, не долго думая, Вася решил косить. Первые недели службы воодушевлённый Вася честно обивал пороги военных врачей, жалуясь на все известные и неизвестные ему боли. Военные врачи вскоре поняли намерения Васи и прописали ему препарат пиздюлин, запретив при этом появляться у них в живом состоянии. Вася сменил тактику. Попав в наряд по роте, Вася гордо воссел в позе орла возле входной двери, и в таком виде, каждый раз, выполняя воинское приветствие, встречал всех военных, входящих в расположение. Командир роты, лицезревший Васю в таком положении, был раздасадаван, удивлён и обескуражен, но вслух назвал Васю долбоёбом, пнул его под жопу и ушёл, громко выругавшись. Вася же, снова приняв позу орла, продолжил встречать всех входящих военных, но вместо того, чтобы интересоваться психическим состоянием своего бойца, все ответственные лица сильно пинали Васю под жопу и шли по своим делам, попутно ругая армию.

Вася повысил ставки: целый месяц он всячески действовал на нервы офицерам, всячески нарушая все возможные уставы, но кроме поджопников, морального унижения и запрета на несение службы в нарядах не получил ничего. И Вася начал сбегать из части. Не то чтобы он планировал дезертировать — нет; это были короткие вылазки в мир: как у партизана, он уходил ночью через дырку в заборе, гулял по ближайшему посёлку, попутно захаживая во все попавшиеся ему кабаки, и возвращался утром, как ни в чём не бывало, одаривая сослуживцев запахом свободы и перегара.

Васю, конечно, ловили, но каждый раз он говорил, что просто вышел подышать, держа в руках незаконченную бутылку балтики. На всёобщее удивление, Васе ничего не было: командиры ругались, грозились, но каждый раз отправляли Васю отсыпаться в сушилке и через какое-то время вели себя так, будто так и надо. Один раз какой-то древний прапор, ведя пьяного Васю под руку, с восхищением сказал: "Вася, ты либо герой, либо дебил".

Так, прослужив 5 месяцев и не добившись ничего, кроме полного игнорирования, Вася отчаялся и пошёл ва-банк. Однажды, во время построения, Вася вышел на плац в одних трусах, и на закономерный крик дежурного офицера "Ты что, долбоёб?" ответил, что у него сырая одежда. Дежурный офицер, на радость Васи, схватил его под руку и порывался отвести того в комендатуру, но был одернут командиром Васи, и после недолгого разговора одарил Васю поджопником и отправил в казарму. На следующий день история повторилась, и Вася, после привычного ему поджопника, снова был отправлен в казарму. На третий день командир сказал "да и хуй с ним", и Вася, ставший за это время негласным талисманом полка, грустно встал позади строя, придерживая руками развивающиеся на ветру семейники.

Выходки Васи офицеры почему-то игнорировали: сказывалась то ли личная симпатия, то ли Вася вносил какую-то искру в скучные армейские будни. Пока сослуживцы Васи стояли в двух нарядах подряд из-за неглаженой формы, Вася ходил полупьяной походкой в сушилку и спал, попутно не понимая всей глубины наших глубин. Так, протоптав десять месяцев службы, Васю развезло окончательно: он уже не стеснялся ничего и никого. Он выходил на построения во всех состояниях и во всей возможной форме одежды, рыгал во время исполнения гимна, обнимал уже не удивлявшихся его выходкам офицеров и, разя перегаром, пытался завязать разговоры о смысле жизни. Его не посадили на губу, не отправили в дисбат; даже штатный психолог, мельком глянув на Васю, широким почерком разрешил нести караульную службу по охране склада боеприпасов, но оружие Васе, естественно, никто не дал. К концу службы Вася был легендой; офицеры уже побаивались его фантазии и старались лишний раз не тревожить своего постоянного поставщика веселых историй.

Солдаты, так же лишённые хоть какого-то повода для разговора, держались за Васю каменной хваткой и с нетерпением ждали новых выходок. Когда же срок службы Васи подошёл к концу, то со стороны казалось, что вся часть чествует героя какой-то войны. Командир полка широким жестом пригласил Васю на сцену и дал отмашку: заиграла музыка, и полк, стараясь держать ногу походной колонной, прошёлся мимо стоявшего на сцене и познавшего дзен Васи. После построения командир полка лично проводил Васю в штаб, где штабные офицеры с охотой жали ему руку и искренне прощались, попутно подначивая Васю подписать контракт. Отшучиваясь, Вася получил на руки все документы, мельком глянул в характеристику и на своё удивление обнаружил, что она была донельзя стандартной, без описания всех его похождений и с выводом о готовности Васи нести службу во всех силовых структурах вместе взятых.

Зайдя в казарму за вещами, Васю окружила толпа сослуживцев, разочарованных его уходом, и после недолгого прощания с обниманиями и братанием Вася получил по жопе табуреткой и, выкрикнув заветное "домой!", пошёл к воротам. Выйдя за ворота части, Вася искренне попрощался со мной, на тот момент стоявшим дневальным по КПП, и иронично заметил, что я первый и последний человек, с которым он разговаривал в армии. После чего, порывшись в папке с документами, Вася достал свой военник и на странице с особыми отметками увидел надпись "склонен к употреблению алкогольных напитков и аморальному поведению", проштампованную гербовой печатью и закреплённой подписью замполита. Ухмыльнувшись, Вася засунул военник в карман, мельком глянул на возвышающиеся над забором крыши казарм и побрёл к остановке.

Так было, есть и будет.

Во веки веков.
Аминь.

Лашевич Михаил Николаевич родился в 1909 году в селе Большие Копани, расположенном в Цюрупинском районе Херсонской области. В 1940 году он вместе с супругой Клавдией и дочерью Лидой переехал в город Шахты Ростовской области, где на свет появился их сын Владимир. К сожалению, семейное счастье продлилось недолго.

В июне 1941 года Михаил Николаевич был призван на службу. Призыв проходил в Шахтинском районном военном комиссариате Ростовской области. В это время его семья переехала в город Донецк.

Он служил в звании красноармейца и исполнял обязанности водителя. Однако 5 июля 1941 года Михаил Николаевич пропал без вести в Цюрупинском районе. Его дочь Лидия, стремясь найти могилу отца, переехала в село Чернянка, но, к сожалению, ей не удалось обнаружить его захоронение...