Возвращение домой было тревожным. Когда уезжал с друганом на несколько недель, был не совсем ещё здоров, вполне мог забыть что-то закрыть или выключить. Планировалось на меньший срок, но его жена твёрдо сказала, никуда не отпустит, пока не скормит половину огорода, именно столько, по её мнению, надо, чтобы я был похож на себя прежнего. До того, как пустился в обратный путь уже в одиночку, это как-то не беспокоило.
Отметил изменения во дворе: снега стало больше, зима не собиралась сдавать свои позиции, это произойдёт позже, когда закончится хотя бы январь. Соседская тойота стоит не на обычном месте, и новые её пространственные координаты стали более приемлемыми для всех. Неужто продавили его совесть? Ранее ставил в таком месте, что многие были недовольны. Ан нет, его броню лба не пробили, а то старое место на время потребовалось работникам ЖКХ. Им все равно, от них не уберегут и десяток иконок на панели… Вон, вокруг их места работы, на десять шагов вокруг, словно артобстрел прошел.
Они, как вижу, наглухо заделали окно в подвал, из под свежего фанерного щита вылезли клочья и валики застывшей монтажной пены, видимо, утеплялись. Только что сделали, ещё снегом не укрыло следы.
Ага… Это я, посмотрев на своё окно. Значит, всё - таки форточку в комнате я не закрыл, наверное, выстыло всё, и будет некомфортно даже мне, а кражи я не опасался, хоть и первый этаж. На охране нехитрого имущества стойко стояла моя репутация последнего отморозка, которую, ещё при заселении, заработал у местных маргиналов, что в принципе устраивало. Повторять они не горели желанием, а справиться и как-то взять реванш не имели возможности. Им оставалось вежливо здороваться, тщательно следя при этом, чтобы у меня к ним претензий не возникло.
Так, посмотрим что внутри. Нет, свет нигде не остался включенным, и то хорошо. Собственно, каких изменений я жду-то? С тех пор, когда я не шарил в кармане в поисках ключей, а просто звонил и мне открывали, прошло уже почти пять лет. Только-только перестал на улице в очередной раз догонять показавшийся таким знакомым силуэт в сумасшедшей надежде, каждый раз кляня себя за это. Сознание не принимало информации о том, что ЕЁ - больше нет. Врачи не всесильны, а чудес не бывает.
Нет, изменения, как ни удивительно, всё же есть. На подоконнике грязь, и не надо быть индейским следопытом, чтобы понять, что принадлежат эти следы зверю семейства кошачьих. Гость, значит, пришёл. Ну, раз пришёл, значит по делу. Обратно он, судя по следам, не выходил, во всяком случае – мокрым, ведь следы должны высохнуть быстрее, чем его лапы. Значит, еще гостюет.
Хм… Мокрым? На дворе снег, а не дождь, и ещё не последние в этом сезоне морозы, что совсем не располагают к водным процедурам…
Этот «морж» обнаружился у батареи под столом. Понятно, залез погреться. Окно в подвал заделали, да ещё, видимо, кто-то водой окатил бедолагу. Не было у него других вариантов, кроме как залезть в тепло. Ещё сосульки на шерсти растаять не успели, и дрожал он так, что я бы нашёл его по звуку, не распутывая цепочку следов, как арсеньевский Дерсу Узала.
Да, это тот самый, что жил в подвале примерно с весны, мелькал серой тенью по двору, никому не даваясь в руки. Жил не попрошайничая, как мог, охотился, воровал, находил съестное в помойке, но к людям не шёл.
Он так ослаб, что бежать или сопротивляться не мог, и только поэтому его удалось взять в руки. Он беспомощно обвис, прощаясь с жизнью, как он думал. Бежать-то ему уже некуда, и сил нет…
Глаза он открыл только оказавшись под струёй тёплой воды. В них было непонимание и смирение с судьбой, но тепло быстро сделало своё дело. Это же непонимание сохранилось, когда он был перенесён в полотенце под настольную лампу, в которой я загодя заменил холодную светодиодную на лампу накаливания и уложил его на расстеленном там старом свитере. В пустом космосе холодильника обнаружилось подходящее для него съестное, какая-то закуска, что не употребили друзья, когда возвращали меня три недели назад в мир живых… А было очень хреново, примерно так, как вот щас этому хвостатому, что усугублялось тем, что я не пью, а если б бухал, то наверно, прошло бы легче, или кончилось бы другим результатом, но быстро.
Надо идти в магазин, заполнять этот вакуум на полках, и уже из расчета на двоих. А пока, в банке из под майонеза то, что есть. Надо миску, кстати, выдать, и место определить, больному пока можно и под лампой, прямо на столе, пусть отлёживается.
Когда шерсть высохла окончательно, удалось рассмотреть его, чистого, поподробнее.
Да… Досталось парняге… Впрочем, кажется не парняге даже, возраст его довольно зрелый, жизнь на улице никак не молодит, а вовсе даже наоборот. Поверхностный осмотр выявил отсутствие ушей, по правому борту здоровенная пролысина шрама, задняя правая была когда-то сломана и срослась криво. В наличии также была только половинка хвоста.Да уж, потрепало-то жизнью котейку… Ничо, надо жить дальше, пусть выздоравливает.
Он очухался дня через три. Никогда раньше не видел кашляющего кота, да ещё и с насморком. Вот, так сказать, повезло лицезреть диво-дивное. Качать его перестало через неделю.
В первый раз, когда он вернулся с улицы… замер на форточке, завидев меня, и рефлекторно дёрнулся драпануть. Но удержался, в глазах словно появился неуверенный вопрос «Можно? Да?» со временем это скромное: «Можно?» сменилось на: «Привет! Тут моя пайка должна быть! Не видал, не?»
Визит к ветеринару состоялся только тогда, когда он хоть немного освоился и перестал дичиться. Просёк, что отсюда его не гонят, и при этом, всегда есть возможность уйти, или не приходить в следующий раз, ведь форточка всегда открыта, а рядом с холодильником, по привычке, прокравшись к нему со всеми предосторожностями, можно найти в миске харчи, и причём - ежедневно! Лопал всё подряд, прямо как молотилка. Я заставал только начисто вылизанное дно его посуды, и накладывал следующую порцию.
Так мы и жили до весны. Мыш, которого я приручил до того, как сам тогда слег, - видимо решил что с котом ему не по дороге, и исчез. А зря, он ведь почти что заговорил. Во всяком случае, я понимал его эмоции и знаки, - «жрать охота», «испуг» и мельтешение лапок, как радостное возбуждение при виде солидного куска еды. Даже выходил на оповещение стуком, и утаскивал к себе в норку угощение.
Работу я нашёл новую, где не требовались командировки, да и работал больше дома. Стал заниматься совсем другим, ведь кто ж в моё отсутствие этому носорогу шерстяному миску наполнит, да молока нальёт!?
Мне стало незачем ходить на работу только потому, что там – люди, больше не надо было бояться выходных. И эта берлога стала больше напоминать дом, ведь тут теперь меня ждали, и не ради жрачки, он и сам способен себя прокормить с его-то школой выживания. Ему не меньше, чем мне, нужен был дом, как место, куда можно возвращаться с удовольствием. Туда, где ждут.
В течение примерно месяца в нём произошли изменения, кошак уже перестал бросаться с воинственным воплем команчей на зеркало, стал распознавать звук открываемого холодильника и торопиться на этот звук из любой точки пространства. Все эти и другие вещи, обязательно встречающиеся в домах, были для него доселе напрочь неизвестны. Правда, он так и не смог при всём этом теперешнем благополучии отказаться от обысков мусорного ведра. Шерсть там, где не была тронута шрамами, залоснилась, стала гладкой, в походке появилась уверенность.
Наверное, я тоже изменился, но об этом лучше судить со стороны. Сам я отмечал лишь последствия. Старый круг знакомств пропал вместе с исчезнувшим старым телефоном и его списком. Жаль только некоторых контактов. Но не звонят, не обозначаются – значит, не очень нужен. Не буду навязываться, это никогда не приводило ни к чему хорошему в будущем, а только портило настоящее. Это не те друганы, что приехали, обеспокоившись молчанием телефона, а просто знакомые, которые только потенциально могли бы стать друзьями. Но не стали.
Зато в новом телефоне вырос совершенно иной список (из старого остался только пяток), как всегда – «от министров до воров», но совершенно иной сферы и среды. Прошли те времена, когда я сам искал общения, отчаявшись. Стало наплевать, и вот теперь те же люди стали искать подходы ко мне, но теперь уже я стал более разборчив и осторожен.
На работе – рост, что ожидаемо и так. Финансы - «мешков не хватает, сыплю купюры в угол в кучу». Получил предложение поехать в Питер, занять там небольшой должностной стульчик на фирме подобного профиля. Не… Не поеду. На фиг ваши Невские проспекты, меня дома ждут!
А Дум, сначала похожий на юнита из DOOM2, поэтому и получил имя созвучное с «думли», что значит – «хвостатый» на одном из языков детства, - преобразился, по двору начал ходить, как король, а не перебегал от укрытия к укрытию. Доверять мне стал настолько, что спал ночью, устраиваясь в ногах…
До момента, когда раздался звонок в дверь.
Звонила она, конечно раньше, и не в дверь, а по телефону, предупреждала, чтобы я никуда не усвистал, назначила время. И что человеку не терпится до завтра? С утра на работе все вопросы решили бы, но видимо, что-то срочное, и такое, что по телефону никак, для неё это ожидаемо, решать проблемы – не её стезя, это я уже успел заметить. Еще бы вспомнить, как зовут эту барышню, а то назову дурищей, как привык именовать в мыслях, воплей не оберёшься. Проименовал тогда это существо сразу же, как только в первый мой день на этой работе эффектная внешне девушка раскрыла рот и высказала свое «умнющее» мнение. И подкрепляла подобным свой имидж почти ежедневно.
Самооценка у нее была с задранной планкой, окончив какие-то двухнедельные курсы дизайнеров, она всерьёз считала себя таковым, и к месту и не к месту упоминала в речи, словно убеждая саму себя, что она – человек творческий, как и все люди с голубой кровью, к коей она принадлежит, имея интеллигентных папу и маму. Это её семейное обстоятельство всем регулярно тыкалось в глаза… Очень желала войти в круг публичных людей, подняться со своего уровня принеси-подай в офисе. Думала, наверное, что там одни тусовки и фуршеты. Тоже мне, «звезда десятого подъезда». Просила как-то познакомить с галеристом. «Да не проблема, - ответил я тогда, - собери оформленные работы, договоримся о дате просмотра. Если надо крупные форматы увезти–привезти, директор с машиной не откажет, я поговорю». На этом всё и кончилось. И вот сегодня придётся её потерпеть в нерабочее время, и постараться остаться при этом вежливым.
Вопрос оказался пустяковым, но осталось что–то недосказанное, что-то было нужно ещё, а что именно, я никак не мог взять в толк.
Я вообще, в большинстве случаев, женщин не понимаю, а тут ещё моё непонимание надо возвести в степень моей антипатии, и умножить на её уровень интеллекта, что находится, похоже, аж в отрицательном значении.
Ну, причём тут моё семейное положение? Её-то какое дело… Кто у меня? Друзья полезные? Хм… Нет, она моих друзей знать не знает, но считает мой круг знакомств за таковой. Ну и что же ей из под меня надо?
В конце концов, меня достало гадать. Надоело. Спрашиваю прямо. И от ответа прямо - таки офигеваю.
«Надо же, - подумал я, - Её не смущает разница в возрасте более чем почти в тридцать лет. Главное, я могу ввести ее в тот круг, а там она зацепится за кого-нить ещё, кто продвинет её ещё дальше, в обмен на молодое тело, настолько её тяга к «красивой жизни» сильна.
Я для неё - именно ступенька, и все её уверения меня не обманут, я прожил достаточно долго, а отличать ложь от правды при первых же звуках речи, научился ещё в детстве, и дальше только совершенствовался. Меня за дурачка держат, считая, что не устою перед её внешностью. Не… Для меня она – некрасива, может сколь угодно выгибаться призывно. Ибо это всего лишь оболочка, главное – приличного внутреннего содержания, всегда проступающего в мимике, жестах, эмоциях, и поступках, нет, и не было. Красивы лишь те, у кого внутренняя сущность гармонична с внешним обликом. Причем, если внутреннее красиво, оно заставляет светиться и внешнее, при любых его природных данных.
В реальности же, в которую я вернулся, переварив все эти мысли, дела обстояли плохо. Моё молчание было расценено, как согласие (ну тупа-а-я), и сейчас она вытуривала кота, при этом приговаривала, обращаясь ко мне, что «мы», мол, возьмём породистого, а этот больно страшный.
Кот посмотрел мне в глаза, словно что-то там искал, затем скользнул глазами, как по пустому месту, по наглой мамзели, и направился к окну. В них не было укора и обиды, видимо, привык, ведь он так выглядит, судя по всему, уже давно, и подобное с ним не впервые.
Он как-то съёжился, стал точно таким же замерзшим, как в первый день своего появления, но уже посреди бушующего за окном мая. Словно внутреннее напряжение увеличило плотность его внутреннего «Я», с уменьшением в физических размерах.
Деревянной походкой Дум направился к форточке, и что-то было в наклоне его головы, изгибе спины такое, что можно назвать ссутуленностью по человеческой аналогии. Запрыгнул на подоконник только со второй попытки, в первый раз его подвела криво сросшаяся задняя…
А я ведь его больше не увижу… Он уйдёт даже со двора, где по теплу весны кто-то расколупал окно в подвал, из двора, где на каждом шагу напоминания о несостоявшихся, рухнувших надеждах на что-то хорошее, что дразня, приближались так близко, только руку протяни, - теперь будут причинять почти физическую боль. Это было ясно, как день. Все так знакомо…
Вечером мы сидели вдвоём, избавившись от лишней единицы. Я жарил рыбу, запаривал рис, работа, в общем, шла... Всё это время я занимался попутно тем, что стыдил эту мохнатую морду.
- Ты, ваще, за кого меня принял, усатый!? Чтоб я эту тупую самку, а она именно самка, не женщина, променял на братана полосатого? Своего оставил?! Ну да, что глаза удивленные сделал!? У меня такие же полоски, только другого цвета, что за неимением шерсти, были какое-то время на тельнике, но это время было таким, что они остались, отпечатавшись на душе. Хошь, на армейской фотке покажу? Еще был журнал, где фото коллективное, но зато цветное, жаль, что ты саму статью прочитать бы не смог, хотя и самого журнала уже нет, сколько было пертурбаций и переездов… Нам с тобой, брателло, если и нужна, то другая, что не будет ставить условий, и не одалживать нам своё снисхождение. Ничего мы никому не должны. Как, впрочем, и нам… Пусть найдет себе какую - нить тряпку, и с ним занимается натуральным обменом, не интересуясь его мнением, используя его по своему усмотрению.
Ты рыбу-то лопай, лопай. А вот туфли ты ей зря испортил. Поторопилась она разуться, быстро пришлось выметаться. Их же теперь только выкинуть, убойный кстати был запах, я оценил. Но ни одна дура не стоит внимания полосатых, и уж тем более, такой мелкой мести, поал, не? Они сами себе найдут проблемы. Зачем тратить даже минимум энергии, чтобы сделать им плохо, если можно сделать хорошо - себе, и их при этом будет корчить от зависти, вплоть до летального исхода. Вот это будет месть, это я понимаю. Съел рыбу - то? Давай, братан, молока ещё хлопни, и будь счастлив, как грицца, «назло врагам, на радость маме!».
Эх, жаль, что ты появился позже, не застал той, что была здесь хозяйкой. Она всех вас усатых-полосатых, любила и привечала, редко когда в доме жили меньше двух хвостов одновременно. К сожалению, копий людей в мире не бывает, чтобы взять и восполнить при потере. Их надо беречь, пока они есть. Кстати, полку на этом окне, на которой ты сидишь, я делал для цветов, которые она любила ничуть не меньше котов, а облюбовали и оккупировали её вы - мягколапые. Так что горшкам и поддонам пришлось срочно искать другое место. Тебе вот тоже, как и другим до тебя, это место чем-то нравится, предпочитаешь его всем остальным. Удачно получилось. Теперь это твое место. Ты помог мне своим появлением, и я не останусь в долгу. Да не переживай насчет этой мадамы, ты своей меткой на ее туфлях поставил дополнительную точку, подтвердил мои намерения, почуяв плохого человека своим нюхом, облил её обувь, как мост через Рубикон бензином, и сжёг, который я и не собирался переходить, придя к тем же выводам, что и ты. Всё равно, спасибо за поддержку.
Усатая морда сыто щурилась, и прямо - таки излучала это самое щастье, как мегаваттный нагреватель.
Ночью этот змей пришел с улицы, и, не почистив лап, устроился уже не как обычно в ногах, а забрался аж под бок, а к утру, упершись лапами, чуть не столкнул меня на пол. То-то я проснулся раньше обычного, ведь в качестве йога я себя еще не пробовал, вся простынь была в песке и каких-то камешках, и где только он их набрал на шерсть... Ладно, придётся стирать чаще, и его мыть тоже.
Теперь младшой братишка ходил по двору даже не королем, а прям - таки небожителем. Нагло докопался до соседского боксера, который раньше его облаивал и гонял, надавал ему по мордасам, обратил в бегство и теперь щедро поливал при встрече презрением. Вот что делает хороший тыл и уверенность в том, что он не один, что есть в мире тот, кто о нём помнит и ждёт, и эту уверенность чувствуют те, кто рядом, и те, кто стоит напротив – аж пятой точкой. А когда один, тебе и победы ни к чему, некого радовать. Я почти никогда не сомневаюсь в победе, но от того, что она никому не нужна, не вступаю в борьбу… А зачем? Себе - то я всё давно доказал, а оппонента–дурака убедить едва ли получится, можно всего лишь заставить замолчать, заколотив по колено в грунт (даже наоборот, чтоб только ботинки торчали). Умные же - не спорят, лишь выслушивают, и либо соглашаются, либо нет. Без конфликта в обоих случаях.
Ну да ладно, отвлекся на философствования, надо ему молока налить, а я тут сижу, Сократа из себя изображаю, братан-то без молока всё это время сохнет!
О! Сразу появился, стоило только миской стукнуть об пол…
Жаль, что всё это недолго продлилось. Ещё при первых же симптомах Дум был помещён в сумку и предъявлен зверскому врачу. Её я знал давно, она всех наших котов обихаживала, особенно одного, что без драк и приключений жизни не мыслил, на сына меньше тратили зеленки и бинтов. Та только развела руками. Организм Дума был так сильно изношен, что удивительно, как он раньше не ушёл в Края Вечной Охоты.
Мне это было как раз понятно, раньше его заставляла жить воля к жизни, постоянная предельная собранность мобилизовывала силы. Во время военных действий, в окопах, редко болеют. Я помню, госпиталь был наполнен, в основном, теми, у кого механические повреждения организма, и сражёнными невиданными в советских поликлиниках, экзотическими для СССР инфекциями. К тем местным хворям у большинства из нас иммунитета не выработалось в детстве, в наших широтах таких просто нет. Прививки же делали от основного, весьма неполного набора, только против чего-то, самого распространенного, но всего списка, видимо, не охватишь.
Так вот и он, расслабился и потёк, бедолага, слишком долго он был на своей «передовой». За этот неполный месяц, после оглашения диагноза, Дум всё больше слабел и смотрел виноватыми глазами, лёжа на моих коленях. Ну, не виновен ты, братан, ни в чём.
И однажды, он перестал мурлыкать, затих, колени вдруг перестали ощущать эту едва уловимую вибрацию и даже лёгкое движение дыхания.
Был похоронен с почестями, правда, без салюта, на высоком берегу р. Исеть, среди буйства красок той осени.
И всё же ты успел, хоть немного, побыть домашним котом. Твоя мечта, к которой ты шёл так долго, сбылась только под самый занавес. Но главное - сбылась.
Теперь в этом городе меня кроме воспоминаний, почти ничто не держало, и я принял предложение питерцев... На вокзале, в ожидании поезда, засмотрелся на проходящих мимо людей. А видел во всём – их эмоции.
Вот бездомный, с маленькой, кудлатой собачонкой на руках, которая не сводит глаз с единственного родного человека в этом большом и равнодушном мире, и в этих глазах - надежда и обожание. Мой пирог, купленный в кулинарии на дорогу, они разделили пополам. Вот молодая девчонка, что смотрит на парня так, что аж светится, сейчас у них самое прекрасное время, когда быт молодой семьи еще не отодвинул этот свет в глубину бытия. А внучку, встретившую на платформе у вагона бабушку, отцу так и не удалось оторвать от любимой бабули, пришлось той нести малявку, обнявшую её ручонками за шею…
Куда не посмотрю, куда не поверну башку, - всё видится словно через специфический фильтр, который уходя, оставил мне Дум.
