Доктор Андрей Стеценко был человеком факта: диагнозы, схемы лечения, цифры в сводках. Мифы и суеверия казались ему удобной отдушиной для тех, кто боится ответственности. За двадцать лет практики он выстроил репутацию одного из лучших психиатров страны — холодный ум, хирургическая точность мышления. Поэтому указ о переводе в Колмовскую больницу Великого Новгорода застал его врасплох: тихое учреждение с учётом слухов о его скором закрытии не выглядело местом для карьерного шага. На календаре 31 октября 1909 года: последний день октября, когда паршивая погода и так не веселила.

Но приказ есть приказ, семьи у доктора не было, поэтому собрав свои немногочисленные вещи, он отправился в Великий Новгород.

Дорога заняла несколько часов, и в поезде он решил воспользоваться временем с пользой, углубившись в отчет о Колмовской больнице.

Основана в 1706 году, персонал состоит из трёх медсестёр, и двух врачей-психиатров.

Пациентов всего двадцать два человека: шизофрения, шизотипические и бредовые расстройства, умственная отсталость.

«Полный набор психиатрических вызовов», — подумал доктор.

Андрей прибыл на место уже затемно. Скромное обветшалое двухэтажное здание из красного кирпича выглядело как призрак из прошлого, с тусклым светом в окнах, едва пробивающимся сквозь густой туман.

Возле ворот его встретил тучный заспанный охранник.

— Доктор Стеценко? Мы думали, вы появитесь только утром, — пробормотал он, позевывая и открывая ворота. — Меня зовут Семён, я здешний охранник.

— Решил не откладывать знакомство в долгий ящик, — Андрей с трудом шагал к зданию с двумя тяжёлыми чемоданами вещей в руках.

— Из персонала сейчас только дежурный врач — Игорь Кайков и медсестра Инна, так что знакомство будет неполным, — Семён улыбнулся, но в ответ встретил лишь холодный взгляд доктора.

— Я имел в виду знакомство с пациентами…

— Ах да, конечно, доктор, конечно, — Семён осветил путь фонарем от ворот до больницы, и они дошли до входа. — Надеюсь, вы с нами проведёте больше времени, чем предыдущий главный врач…

— О чём это вы? — Андрей удивлённо нахмурил лоб, но Семён уже развернулся и поковылял обратно на свой пост, чтобы продолжить сладкий сон.

Доктор толкнул тяжелую дверь, и она скрипнула, пропуская его в небольшое фойе, пропитанное запахом старого дерева и дезинфекции. Тусклый свет лампы над стойкой регистрации отбрасывал длинные тени, а за ней сладко спала медсестра Инна, уткнувшись лицом в сложенные руки. Андрей почувствовал легкое раздражение — не лучший прием для нового главного врача и не самое профессиональное поведение.

— Тяжелый день? — он кашлянул достаточно громко, чтобы вопрос эхом отразился от стен, и уставился в воздух, ожидая реакции.

Инна резко подскочила, зацепила рукой кружку с остывшим чаем и залила им часть бумаг на столе.

— Господи, зачем так пугать-то? — Она с недовольством посмотрела на источник её пробуждения. — Кто вы?

— Меня зовут Андрей Стеценко, я новый главный врач этой больницы, — Первое знакомство оставляло не самое приятное впечатление, несмотря на позднее время, он надеялся встретить профессионализм, а не сонное царство.

— Доктор Стеценко… Да, да, мы ждали вас, но только утром… На минутку буквально уснула, простите…– Инна начала хаотично вытирать чай со стола. — Я сейчас позову Игоря… То есть, доктора Кайкова…

— Не утруждайтесь, я сам его разбужу…– Кинув на прощание недовольный взгляд на неё, он поднялся на второй этаж и подошёл к двери, где красовалась надпись «Доктор Кайков».

Андрей дважды постучал в дверь, но никакой реакции не последовало. Он попробовал открыть дверь, однако, она была заперта.

Тогда он решил пройтись по коридору с палатами, где содержались двадцать два пациента.

Длинный, когда-то белый мраморный коридор угнетал. Он располагался в самой южной части здания. По правой стороне большое панорамное окно, через которое виднелся бесконечный тёмный лес; по левой — железные двери палат, за которыми находились люди. Возле каждой комнаты висела табличка с краткой информацией: имя, год рождения, срок пребывания в больнице, диагноз и текущее состояние.

Андрей медленно шёл и читал. В большинстве записей значилось одно и то же: «критическое», «критическое», «суицидальное», «критическое»… И вдруг, у последней палаты — «положительная динамика».

Анна Острова, двадцать три года, четыре года в больнице, диагноз — мания преследования.

Неожиданно раздался тихий щелчок — и первая от входа дверь палаты со скрипом медленно отворилась.

Его сердце ушло в пятки.

«Что за чёрт?», — Он медленно начал возвращаться к началу коридора. Было так тихо, что казалось, как будто он единственный живой человек в этом месте.

Когда до открытой двери оставалось несколько палат, оттуда резко вышел человек: мужчина в белой больничной робе. Он быстрым шагом подошёл к окну и молча уставился в него.

— Добрый вечер… Меня зовут Андрей Стеценко, я — новый главный врач этой больницы, — Андрей остановился и всматривался в пациента. На ногах мужчины не было никакой обуви, копна волос взъерошена, но его лицо было спрятано в тени.

— Приятно познакомиться, доктор…– Голос мужчины был строгим и властным. — Меня зовут Александр Беленин.

— Беленин? Вы однофамилец бывшего главного врача больницы? — Доктор воспроизводил в памяти информацию из отчётов, которые он читал в пути.

— Однофамилец? — Громкий безумный смех заполнил весь этаж. В такт ему, неожиданно раздался смех из второй палаты, потом из третьей. Через несколько мгновений смех раздавался из всех палат. — Я и есть бывший главный врач этой больницы, доктор.

Его спина выгнулась под неестественным углом. Доктор Беленин резко встал на четвереньки, и в свете лунных лучей Андрей увидел его лицо. Вместо глаз — пустые глазницы, кончик носа как будто кем-то откушен, а на горле красовался длинный разрез, из которого быстрым потоком вытекала кровь.

Андрей попятился назад.

«Невозможно. Это просто галлюцинация. Просто галлюцинация».

Стук шагов превратился в рокот. Беленин бросился к нему, будто освободившись от всех преград.

Двери палат одновременно открылись и захлопнулись, затем снова распахнулись, одна за другой. Казалось, отовсюду веяло пустотой: за каждой из них — никакого движения, только тёмные силуэты. Из дверей не выходил никто, но сам факт открывания добавлял абсурда — как будто коридор притворялся живым.

Беленин приближался, до столкновения оставались секунды.

Андрей зажмурил глаза.

Чья-то твёрдая рука ложится ему на плечо. Голос рядом, совсем рядом, тихий и ровный:

— Всё в порядке, доктор? — Это был голос Игоря Кайкова.

Андрей открыл глаза и сначала не мог понять, что видит. Коридор возвращался к своей прежней статике: двери заперты. Людей в коридоре не было — никого, кроме него и Игоря. Нет Беленина. Нет распахнутых дверей. Нет смеха, который ещё секунду назад жил в стенах.

Андрей, сделав несколько робких шагов назад, ощутил, как по коже пробежал холод и пробило дрожью. Он огляделся ещё раз: все двери на месте, ни одна не приоткрыта. На табличках напротив — те же имена, те же пометки, но тишина была абсолютной, словно коридор вернул своё ночное дыхание и ничего не произошло.

Игорь всё ещё держал его за плечо. Его взгляд скользил по коридору, затем задержался на окне, где лес казался плотной чёрной массой.

— Вы что‑то видели?

— Я…я…нет, показалось, — Андрей вытер с лица пот и попытался восстановить дыхание. — Доктор Кайков, я полагаю?

— Да, Инна сказала, что вы решили заглянуть сразу с поезда.

— Решил как можно раньше ознакомиться с фронтом работ… Я не застал вас в кабинете, — они вернулись в кабинет, дверь которого была открыта.

— Странно, доктор Стеценко, — Игорь посмотрел на него с явной обеспокоенностью. — Я всё это время был в кабинете, заполнял отчёты, и дверь была открыта. Точно всё в порядке?

— Всё хорошо, коллега, — Андрей сел на удобное мягкое кресло напротив стола и достал пачку сигарет, предложив одну Игорю. — Скажите, я пробежался по отчёту в дороге. Там указано, что прошлый главный врач Александр Беленин проработал здесь всего две недели, а затем бесследно исчез. Как это возможно?

— Чудной был человек…– Игорь подошёл к окну и закурил. — Почти ни с кем не общался, ночами проводил в коридоре с пациентами. Читал им книги. А ровно год назад, 31 октября, он так же остался на ночь…и просто исчез. Ни медсестра, ни охранник не видели, чтобы он покидал здание больницы…

— Учитывая, как крепко спят ваши медсёстры, это не удивительно, — язвительно заметил Андрей. — И что, целый год не могли найти замену?

— А кто поедет добровольно в такое захолустье? Нам повезло, что такой мэтр, как вы, решился возглавить больницу…

— Честно говоря, меня сюда перевели добровольно-принудительно…

— Да? Странно… — Кайков прошёлся по стопке бумаг, и протянул Андрею страницу с подписью и печатью министра. — Нам пришло распоряжение: вы переводитесь сюда по собственному желанию. Можете пока ознакомиться с делами пациентов, а я схожу переговорю с Инной об утренних процедурах.

Игорь открыл выдвижной ящик, где лежали папки с делами, и вышел из кабинета. Андрей, потушив сигарету, перебрал пальцами стопку папок, пока не нашёл метку: «Пациент № 22. Анна Острова». На фотографии милая юная девушка, с ямочками на щеках, и красивыми зелёными глазами.

«Жалобы на преследование… Видятся мертвецы….Человек без лица….»

— Не принимайте всё увиденное за чистую правду, — доктор от неожиданности выронил папку из рук. Возле окна стояла она. Девушка с фотографии — Анна.

— Как… Как вы здесь оказались?

— Вам уже не выбраться отсюда, доктор…– Она бросила на него печальный взгляд.

— Что здесь творится? Что с стало с доктором Белениным? — Андрей поднял с пола папку и подошёл к ней поближе, но тут же испуганно отшатнулся. — Что… Что с вашими руками, Анна?

— Ах, это? — Девушка подняла вверх обе свои руки, на которых отсутствовали кисти. — Меня наказали…

— Господи, кто же?

— Это уже не важно, доктор. Вы должны найти то, что зарыто, — Анна наклонила голову направо, и из её уха мелкой струйкой потекла кровь.

— У вас…идёт кровь, давайте я вам помогу, — Андрей достал из кармана платок и сделал два шага в её сторону, но Анна выставила вперёд руки.

— Мне уже не помочь, доктор, позаботьтесь о себе…

— Вы сказали, найти то, что зарыто? Это какой-то клад или что?

— Ваш клад — это ваша память, доктор. Вы должны найти, то, что спрятали там…

Дверь со скрипом открылась, и в кабинет вошёл доктор Кайков. Андрей лишь на пару секунд отвёл взгляд в его сторону, но когда посмотрел обратно в сторону окна, то Анны там уже не было.

— Ну что, успели ознакомиться с чьим-то делом? Тут каждый экземпляр краше другого, псих на психе просто, — Игорь плюхнулся на стул и деловито закинул ноги на стол.

— Пациент № 22, Анна Острова. Написано, что у неё положительная динамика, в чём она проявляется? — Перед глазами Андрея до сих пор стояли её обезображенные руки.

— Анна, Анна, Анна… Последний поступивший в нашу больницу пациент, такая юная… Она перестала есть, вот уже полгода, в этом и заключается положительная динамика, доктор, — Игорь закуривает сигарету и выдыхает облако дыма вверх.

— Перестать есть — это, по-вашему, положительно?

— Когда речь идёт о собственных пальцах? Полагаю, да, — Кайков ухмыльнулся.

— Вы не против, если я пройдусь к палатам? — Андрею явно не прельстило знакомство со своим коллегой, холодным и бездушным.

— Вы здесь главный врач, доктор, как я могу вам что-то запретить, — Игорь развёл руки в стороны и стряхнул пепел на пол.

Выйдя из кабинета, Андрей решил сначала спуститься к медсестре Инне, чтобы посмотреть, какие назначения для пациентов дал ей Кайков.

Она всё так же сидела за стойкой регистрации спиной к нему, наклонив голову вниз.

«Опять спит что ли?», — подумал Андрей.

— Инна, можете показать мне назначения доктора Кайкова для пациентов?

— Прошу вас, доктор, только не делайте этого снова, умоляю вас…– Она плакала. Её речь прерывалась всхлипами, а в воздухе отчётливо висел запах гари.

— Чего не делать, Инна? — Андрей медленно подошёл к ней и положил руку на плечо.

— Я случайно перепутала, доктор, не наказывайте, пожалуйста…– Инна повернулась к нему. Её лицо представляло собой кошмарное зрелище: кожа, некогда гладкая и живая, теперь была обугленной маской из сморщенной, чёрно-красной плоти. Глубокие трещины зияли там, где должны были быть щеки и лоб, обнажая розоватые мышцы и сухожилия под слоем струпьев. Глаза, если они ещё видели, утопали в опухших веках, покрытых волдырями размером с монету, которые лопались при малейшем движении, выпуская прозрачную жидкость. Нос — искривлённый обрубок, с обгоревшими ноздрями, а губы сливались в бесформенный шрам, обнажающий зубы в вечной гримасе боли.

Глаза Андрея расширились от ужаса; сердце билось громче стука поездных колёс. Он сделал два шага назад, упал навзничь и потерял сознание.

Ему снился сон. Но такой реальный, как будто всё происходит на самом деле.

Он стоит в кабинете. Перед ним, опустив головы вниз, стоят три медсестры. В одной из них он узнал Инну, двух других видел первый раз.

— Кто из вас? — Раздался ледяной, жёсткий голос, от которого кровь стыла в жилах.

Медсёстры стояли молча, боясь даже поднять взгляд. Руки Инны предательски дрожали.

— Может быть, вы хотите оказаться на их месте? — Голос был безжалостен. — Кто подсыпал мышьяк в еду пациенту № 15? Я спрашиваю в последний раз…

— Это я…– Прошептала Инна и подняла голову.

— Остальные свободны, — он подошёл к двери и закрыл за вышедшими медсёстрами дверь на ключ, после чего посмотрел на Инну, теперь уже её трясло полностью. — И зачем же?

— Вы…вы монстр… Вы их не лечите, вы издеваетесь над ними, калечите их тела и души…

— Вы обладаете достаточной квалификацией, чтобы утверждать это? — Он подошёл к камину, в котором во всю полыхали угольки. — Подойдите ко мне, Инна.

Она нехотя, с трудом переставляя ноги, подошла к доктору.

— Поймите, Инна, мои методы — это новаторство, это совсем иной подход, революционный. Мы вылечим всех наших пациентов!

— Вы отрезали кисти рук, Анне, как это может помочь в лечении…– По щекам Инны потекли слёзы. Она видела весь этот ужас на протяжении последних трёх лет, но ничем не могла помочь. Она видела, как он и его коллеги садисты измывались над пациентами. Эта больница стала их обителью, никого не выпускали за её пределы, никто из родственников не приезжал проведать «умалишённых» родных. Это богом забытое место стало их склепом. Инна и другие медсёстры решили помочь пациентам избавиться от мучений…

— Вы поступили безответственно, Инна, боюсь, что я должен буду поднять вопрос о вашем увольнении…– Доктор приобнял её за плечо.

— Прошу… Не надо…– Она, всхлипывая, смотрела, как искры огоньков играли друг с другом в камине. Спустя мгновение доктор резко схватил её за голову, его пальцы впились в волосы, и с силой прижал лицо к раскалённым углям. Воздух наполнился шипением и запахом обгоревшей кожи, а её крик эхом отразился от стен.

Доктор Стеценко открыл глаза и вздрогнул. Спина мокрая от пота, ладони дрожали. Он бросил взгляд к стойке регистрации — никого.

«Это всё не по-настоящему, этого всего не может быть…», — Во рту он ощущал вкус горелой кожи.

Андрей встал на ноги и бросился к кабинету доктора Кайкова, но там никого не было, тогда он вновь решил вернуться к палатам пациентов.

Повернув к длинному коридору, он остановился как вкопанный. Холод прошёл по его коже.

Все двери палат были открыты, и пациенты стояли возле своих табличек с именами.

«Это галлюцинации, это сон, этого не может быть», — он повторял это как мантру, когда подошёл к первому пациенту — доктору Беленину.

— Вы вспомнили, доктор? Откопали этот «клад» в чертогах своей памяти? Помните, как вы называли нас? — Беленин смотрел на него своими пустыми глазницами, на горле по-прежнему красовался длинный разрез, из которого вытекала кровь.

— Мои сокровища…– Андрей с ужасом и сожалением посмотрел на него.

— Да… Когда меня назначили сюда главным врачом, вы были обычным врачом-психиатром. Когда я читал по ночам пациентам книги, они мне всё рассказывали. И каждый их рассказ был ужасен: о ваших методах, о вашей злобе и жестокости… Помните, что вы сделали, когда я сказал вам, что больше не буду смотреть на то, как вы обращаетесь с пациентами? — Доктор Беленин улыбнулся.

— Я взял скальпель и выколол вам глаза… — Андрей вспомнил всё.

— Это сработало, я действительно больше не мог смотреть, — Беленин громко рассмеялся.

Андрей зажмурил глаза и вновь открыл, но пациенты никуда не пропали.

— Здорово тогда было, да? — Рядом с ним стоял доктор Кайков и выпускал облака сигаретного дыма. Он протянул Андрею несколько вырезок из разных газет.

«Чудовищное преступление в Колмовской психиатрической больнице раскрыто».

«Двадцать два пациента и три медсестры обнаружены мёртвыми.,»

«…По приезду инспекторов в больницу охранник Семён Петровский, врачи-психиатры Игорь Кайков и Иван Бремер умертвили себя при помощи ционида…»

«Ещё один врач-психиатр — Андрей Стеценко — скрылся и по сей день в розыске…»

«Больница была закрыта 31 октября 1899 года».

— Сегодня годовщина закрытия, доктор, мы так ждали вас, долгих десять лет. Наконец-то все в сборе и сможем продолжить нашу работу…– Игорь залился ледяным смехом, в такт ему, смех подхватили все остальные. — Ваши сокровища ждут новых экспериментов!

— Нет, нет, нет, это всё ложь! Это ложь! — Андрей бросает вырезки газет, которые пеплом приземляются на пол, и убегает прочь. Он рванул прочь, мчался по коридору, сломя голову спустился на первый этаж и пронёсся мимо стойки регистрации.

— Доктор, куда же вы? У вас через десять минут процедура по вырезанию коленной чашечки у пациента № 19! — Инна заливается смехом, волдыри на её обожжённом лице лопаются, выпуская гной.

Он вырвался на улицу и побежал к воротам, не останавливаясь, пока не оказался в лесу. Через пятнадцать минут темп снизился, дыхание восстановилось. Сквозь чёрные заросли и стволы Андрей заметил слабое мерцание вдали.

Он прошёл ещё несколько минут и когда заросли расступились, Андрей увидел знакомый силуэт: скромное обветшалое двухэтажное здание из красного кирпича. Калитка, через которую он выбежал прежде, теперь была приоткрыта; от неё вёл проминающийся дорожный троп, и по ней шёл заспанный охранник.

— Доктор Стеценко? Мы думали, вы появитесь только утром, — пробормотал он, позевывая и открывая ворота. — Меня зовут Семён, я здешний охранник.

— Почему вы всё это делаете? — Андрей попробовал шагнуть назад, но ноги не послушались.

Лицо охранника расплылось в холодной безумной улыбке.

— Ваши сокровища ждут вас, доктор, нужно, чтобы вы продолжили лечение…

Андрей ощутил, как что‑то внутри него медленно опускается и замыкает круг. Он сделал шаг вперёд — и ворота захлопнулись за ним с тяжёлым, окончательным стуком

Не пишешь каких-то пять месяцев, и вот тебе уже начинает казаться, что ты никогда не сможешь выдавить из себя ни строчки. Да я бы и не пыталась, если нашелся бы кто-то, кто захотел бы рассказать эти истории вместо меня. Живешь свою жизнь, наполненную пустяшными событиями, радостями и огорчениями, живешь, ходишь на работу, на выставки, концерты, в магазин за хлебом, на балкон покурить. Все как у всех, обычная, ничем не примечательная жизнь. Но стоит лишь привыкнуть, и реальность вдруг начинает рябить, бледнеет, выцветает, и из-за полупрозрачной завесы выморочного «сегодня» встаёт она. Тайга. Место, которому я принадлежу по сей день.

В Москве пасмурно. Вереница башен, плоских, будто вырезанных из серого картона, подпирает антрацитовый небосвод. Город сверкает, омытый тремя месяцами дождей… А в Мурюке зима давно уже вступила в свои права. Засыпала тайные звериные тропы и подходы к мертвым полуразрушенным баракам. Надёжно укрыла, упрятала мишкины берлоги и незамерзающие бездонные болота. Затянула льдом Китат, замела его змеиный след между ощетинившихся елями сопок. Убавила громкость. Разогнала меховых по тёплым пещерам, выпустила на волю бродячие души, слежавшиеся и скукожившиеся на печи за долгое лето. Вдохнула прелого лесного воздуха, остудила, да и выдохнула назад, расписывая тайгу тонким белым узором, скрывая последние следы пребывания человека в этом диком краю.

Но жизнь здесь еще есть. За седловиной Медвежьей сопки, туда мы еще не забредали, над ручьём Рябиновым, долго текущим вдоль берега Китата, а потом сворачивающим в непролазные неизведанные дебри, лепится к каменному отрогу хибара. В единственном закопчённом окне её можно разглядеть неверный пляшущий огонек старинной керосинки.

Кто здесь живёт? Человек или дух? Может, тени из страшного прошлого посёлка возвращаются, чтобы сыграть с наблюдателем в свои странные игры? Но из наблюдателей в тайге лишь зимние зайцы да редкие волки. Может, пичужка какая присядет на ветку и замрет на время словно в задумчивости, а потом летит дальше по своим птичьим делам. Некому здесь наблюдать, не с кем играть.

Скрипнет дверь и покажется тулуп, ушанка. Точно. Живой человек. Пошел, вон, к дровне. Печь будет топить. Затопит, присядет к огню, приоткрыв старинную чугунную дверцу с клеймом (мастера ли? фабрики?), и застынет так, глядя на прыгающие по коре поленьев желтые шустрые язычки. Эта история не о Мурюке и его странных событиях. Это чужая история, принесенная с Большой Земли. А впрочем, не из таких ли историй мы сложили когда-то свою? Потрескивают дрова, одиноким зверем воет в тайге ветер, а мужчина все так же пристально всматривается в огонь. Что ему видится? Маленькая девочка в зелёном платье, качели, взлетающие к самому небу, громкий смех и пронзительное «Уиии! Матли, папа, я высе сиени»? Серые глаза, всегда любящие, всегда невозмутимые, полные прохладного покоя, как тенистый дачный пруд посреди июльской жары, а сейчас тёмные, чужие, страшные? Лай соседского пса, далёкий смех, нега подмосковного вечера, разорванная в клочья визгом тормозов? Слова, слова, слова, в них нет никакого смысла, дорога, люди, маленькая глубокая дыра в земле, что все это значит, что это вообще может значить? Чужая история. Плохая. Да и человек этот чужой здесь. Собственные видения не дают ему разглядеть этот мир.

А я вижу. Не хочу, но пристально вглядываюсь в окутанные снежным саваном кости моего посёлка, пытаясь различить очертания стертых с карты улиц. Где-то за Медвежьей раздаётся одинокий ружейный выстрел. Нет здесь жизни, уже нет.

Докуриваю, с последней затяжкой вбирая в себя новую историю, с дымом выпускаю её наружу, и реальность крепнет, наливается звуком электрички за домами и тёплым светом московских окон. Истаивает тайга, уходит на задний план бытия. До следующего раза, до новой сигареты, до другой истории.

Сначала, всё пошло от нас. Мы-монстры, что пришли из другого  мира. Я пишу это, только потому что люди так делают. Стоит сказать, что мы прибыли сюда намного раньше, чем 600 суток назад. Мы изучали этот мир и пытались подстроить его под себя, докладывали информацию своим и давали полный отчёт о делах на земле. Пока велись войны и между усобицы, мы пробивали себе дорогу в новую жизнь.

Она была глупа и бессмысленна, честно говоря. Нет, наше существование-тоже было своего рода, бессмысленным. Мы просто захватывали планеты, порождали новых существ и уходили. Согласен, что это не самый интересный образ жизни.

Люди же, в силу своей неосведомлённости о мироздании и о том, что они-лишь мелкий атом во вселенной, считали свои дела невероятно важными. Однако, ни один политик не сделал больше, чем условный пролетариат с фабрик.

Мы сделали только на самую малость больше. Просто захватывали планеты. Это не так сложно, когда ты не нуждаешься в кислороде или углекислом газе. Можно спокойно лететь и после мягенько приземлиться на поверхности планет. Некоторые, конечно чуть подгорают от озоновых слоёв атмосферы, однако, это лишь царапины.

В чём была наша цель? Такая же, как и сотни тысяч раз до этого. Поработить планету и… а, точно. Мы не просто так начали делать это медленно. Дело в том, что наш правитель, от которого и пошли все мы, оказался здесь.

Мы просто чувствовали его нахождение в данном месте. Даже тогда, когда были за сотни тысяч километров от этого места, мы чувствовали это. Нам оставалось, только механически идти за ним по пятам и попутно уничтожать всё, что было в наших силах.

Да, несмотря на наш интеллект и знания о вселенной, мы делали самые примитивные вещи. Даже макака может всё уничтожать, это не новость. А вот создавать… создавать мог только тот, кто боролся с нашей природой. У кого  были силы сказать, что он не желает существовать, как лишняя молекула. Что он хочет жить осмысленно.

Мы никогда не убивали своих, никогда не осуждали их, ведь это не имело смысла. Каждый живёт так, как он считает нужным. Если один из наших хотел пресмыкаться или наоборот, доминировать над другими расами, то мы принимали это и шли дальше. Ведь стыд или позор, для человека-устаревшая модель поведения, которую стоит искоренить.

Что же мы сделали после? После того, как прилетели на планету, обосновались и сделали все процедуры, что были нужны?

Да толком ничего. Наше влияние было подобно эффекту бабочки, что был усилен в тысячи раз. Стоило одному из наших, сказать в сети интернета, что все люди-слабые и ничтожные, так они тотчас подхватили это и начали драться между собой.

Были и те, кто пытались противостоять мощи нашей расы, но ни выслеживания с угрозами, ни ФБР, не остановили его. А ведь это был ещё молодой Войдиец. Он ничего почти и не умел, кроме как превращаться в человека и атаковать своими конечностями.

Люди выкладывали его фото, всю его  жизнь, но нам было плевать. Это было лишь доказательством их слабости. Никто не решался выйти на равных с нашим братом и мы написали, что все люди, которые боятся этого: маленькие мыши, что только грызут нашего друга, но не более.

Хомо сапиенс испугались миллионов сообщений о том, что они пытаются задеть нашего друга. Теперь каждый усвоил урок и закрыл рот на замок, раз и навсегда. Были и те, кто продолжали что-то печатать в чатах или создавать сайты про нас.

Мол: мы-зелёные человечки, инопланетяне, психопаты и вовсе не люди. Одного нашего слова в магазине хватило, чтобы таких людей не пускали больше никуда. Ни в магазины, ни в рестораны, ни даже в свой дом.

Зато, мы не убивали их и не зверствовали. Это было неинтересно. Любого можно разорвать, при желании, а вот заставить понять свои ошибки-нет. Те, кто понимали, что зашли слишком далеко и извинялись в интернете или лично приходили к нашим пустотным братьям, были прощены и отпущены с миром.

Мы, почти никогда не держим зла на других. В конце концов, какой смысл? Всё и так предрешено. Любой мир с лёгкостью поддавался нашему влиянию и мы могли уничтожить его в мгновение ока.

Но почему же не сделали?

Потому что был велик шанс убить нашего Лорда, который стал человеком. А раз он им стал, значит нужно было выслеживать его, искать, чувствовать. Это всё нелёгкий процесс, даже тогда, когда у тебя есть своего рода, JPSтрекер в своей черепной коробке.

Каждый из них-уродливый и противный, лишь копия человека. Они все выходят с недр земли, с другого мира, где находятся другие существа. Там-венец эволюции, не человек, а…

- Эй, чувак, нам надо идти. Скоро появятся эти… - Сказал мне Никита, что был моим другом, вот уже 9 лет. Мы стояли прямо перед разломом. Ранее, тут были военные и политики, ныне-только такие же как мы, прокажённые. Нас всех выгнали из городов разломные монстры. Если парней могли просто убить или изгнать, то девушкам повезло меньше. Их забирали пачками, одну за одной. Притом, что на тот момент не было разломных людей, были только первородные монстры.

У них были большие тела, размером где-то 4 метра каждый и переливались они пустотными каплями, что заражали мир. Любой мог отправить на тот свет кого угодно, однако видимо, у них был другой план. Совершенно другой…

В один из дней, когда разлом снова открылся, там появились тёмные руки, потом же и голова их хозяина. Это было существом невиданных масштабов, ранее никто такого не видел. Огромная пасть с сотнями тысяч душ в ней, гигантское тело, что вплетало в себя всю тьму, что оно несло из того мира. Стоило ему выйти в наш мир и всё порушилось. Буквально его присутствия хватило, чтобы уничтожить район.

Потом несколько, потом целый город, страну и в конечном итоге истребить почти всю планету. Это произошло по мере того, что тьма выходила постоянно, не переставая. По миру появились тысячи таких же разломов, что уничтожали экосистему.

Прошло около года с тех событий и вроде как всё улеглось. Люди вновь начали всё отстраивать, а кто наоборот-придался порокам. Много было тех, кто свято верили в то, что их спасёт новый Бог. Они приносили ему в жертву реальных людей.

Впрочем, такое всегда появляется при сотрясениях общества. Теперь же и общества как такового не было, только тысячи людей по всему миру, что остались живы. Однако, по факту, мы просто оттягиваем неизбежное.

Это стало ясно совсем недавно. Произошло самое страшное-открылись все разломы разом, исказив землю до неузнаваемости и дотянувшись до солнца, закрыли его. Это была гигантская нить или ветвь из чёрной жижи, что тянулась невероятно далеко. При желании, можно было залезть на неё и пройти до самого конца, прямиком в космос.

После этого, оставшиеся дома покосились, баланс воды в мире был нарушен, растительность, что и так была почти уничтожена до этого, теперь вовсе была в максимально ограниченных количествах.

Весь мир погрузился во тьму. Света солнца больше не было, отчего растительность прекратила появляться на свет. Стало намного меньше кислорода, больше углекислого газа, которым становится тяжелее и тяжелее дышать. Потому мы оттягиваем неизбежное-мы и так умрём, как ты ни крути. Смысла в таком существовании нет и быть не может. Это конец всех времён.

- А какой смысл? – Спросил я его. Это вертелось у нас обоих на языке около двух дней. – Мы и так умрём. Оглянись вокруг. – Показал я на гигантские пустоши, в которых раньше была жизнь и ездили машины. Теперь там скитаются такие, как мы или же мимики. Они притворяются людьми, пытаясь имитировать наш стиль жизни. Однако, они не едят нас. Они вообще никак не вредят, но от одного их вида-становится тошно и жутко. Они пытаются скопировать нас и довести до совершенства. Выглядит это приторно и неприятно, как глянцевая или фарфоровая чашка без изъянов. – Ты веришь в то, что мы вернём власть над миром? Военные ничего не смогли сделать им. Я не уверен, есть ли теперь вообще военные.

- Ну… - Он выдохнул, видимо, думал точно так же. Он лишь пытался жить дальше. Пройти это, типа как маленькую неудачу, на дороге жизни. Только нет теперь никакой дороги, только пропасть с улыбающимся лицом той твари, что открыла портал в наш мир и установила здесь свои порядки. – А что ты предлагаешь?

- Пойти напиться, заснуть и никогда больше не проснуться. Вот мой план. Тут нет смысла для жизни. – Он кивнул и начал доставать алкоголь из рюкзака, что взял с собой тогда, когда всё это только начиналось. Наверняка, он был уже отвратительным на вкус или вовсе отравой, но так даже лучше. Мы откупорили бутылку и каждый сделал по омерзительному глотку, но пили снова. Пили, пили и пили…

После этого, ко мне начала возвращаться память в более подробных деталях. Я начал вспоминать, как на самом деле всё было. Я помнил, как мы пили, как мы шли по городам, что превратились в руины, как мы жили до этого и как я оказался в одном из миллионов пространств, созданных бездной.

Очнувшись, я понял, что лежу на полу. На полу, полностью из чёрных костей и черепов. Позади меня висели сотни тысяч людей на чёрных нитях. Они переплетались и создавали коконы, уничтожая привычный скелет человека и преобразовывая его во что-то новое. Во что-то более прекрасное, для этих созданий.

Стоило мне посмотреть вперёд и я увидел тысячи таких же мест. Я встал с пола, а он не начал рушиться, как в ужастиках, нет. Он буквально взлетал в воздух, трансформировавшись в лестницу. Мне было так неловко и страшно одновременно… алкоголь уходил из моей головы и весь этот ужас приводил обратно в сознание.

Но так, как выбора особо не было, мне пришлось пойти наверх по ней. Теперь я мог рассмотреть то, что было под полом-это были бесконечные океаны пустоты, рассекающие воздух своими руками. Оказывается, пол не взлетал сам по себе, а поднимался их руками.

Подъём наверх вёл куда-то в бесконечность. Всё, что было там это: плёнка из чёрной жижи, руки тьмы и видимо часть того существа, что и открыло портал в наш мир. Видно было только его пальцы ног, но даже они были размером с несколько сотен людей.

Я шёл, незнамо сколько вверх, пока пальцы бездны выставляли ступени всё вперёд и вперёд. Вскоре, они исчезли и я шёл по тысячам осколкам реальности. Всё начиналось вспоминаться мелкими отрывками, как я пришёл в этот мир, как создал его пригодным для себя…

Стоп. Это же не мои воспоминания? Хотя… они были очень чёткими.

Всё началось с планеты… мы называли её Voidarium.Сначала, там не было ничего, кроме бесчисленных бактерий, которые соединялись в одну большую или умирали вовсе. Второй исход был более частым и очевидным, он порождал только смерть. Но первый, создавал из тысяч или сотен тысяч мелких соединений и атомов, новую форму жизни. Хотя, жизнью это было очень тяжело назвать. Просто существование в многих парсеках от планет, на которых на самом деле кипела жизнь.

Эти существа, начали образовывать на густых песках их тёмного мира, множественные разломы. Это не поддавалось объяснению, они просто знали, как и что нужно делать. Эти разломы не имели почти никакого смысла в одиночном экземпляре.

Но в большом массиве-да. Со временем их становилось больше и больше, а титаны, что были на подобии того, который пришёл на Землю. Выходили чаще и чаще за пределы своих владений. Вскоре, разломы буквально хватали планеты. Из них вытягивались руки и щупальца, что окутывали любое небесное тело.

После этой процедуры, на планету заселялись тысячи микроорганизмов, начиная свою экспансию. Мы начали ходить по мирам и разрывать их изнутри. Вопреки предположениям людей, что работали только с теорией, разумная жизнь была и её было очень много.

Технически, все образы, что когда-либо мог придумать человек, были созданы и воспроизведены во всех вариантах. Например: мир, где существовали живые камни, имевшие форму и полный образ жизни, старения и тому подобного. Или мир, где существуют только океаны и они могут говорить. Или тот, где любой, кто захочет-получит то, чего желает.

Последний вариант-был планетой номер 23077. Это количество тех планет, что они обошли за тысячи жизней. Там-то многие и загадали свои желания, отправившись, кто на тот свет, кто вовсе исчез из реальности, кто попал в буквальный рай, как его описывали в библии. А я попал… на землю.

Эти воспоминания были не моими. Они были лживыми и неправильными, такого не могло существовать. Я видел каждый мир, что они захватывали и огромный луч из тьмы, что переходил от одной планеты к другой. Он тянулся бесконечно далеко и сталкивал планеты, разрушал их изнутри, создавал взрывы ядер, космический мусор. Но продолжал простираться дальше, прямо в конец галактики.

Чем больше я смотрел в лестницу, тем больше вспоминал, что мы делали раньше и кто мы такие на самом деле. Я вспомнил, что мы, именно мы создали новые города из своих же тел, новые королевства и вообще что угодно. Например: Вторую луну. Она была точно такой же, но как только рядом с ней пролетал её спутник, с неё вырывались миллионы ртов, соединяясь в один и разрывая по кускам этот самый спутник.

Внезапно, эти воспоминания прекратились. Я вновь ощущал себя как человек, лестница была на крепком полу, не похожим на руки из бездны. Всё вокруг казалось ярче. Где-то вдали бил свет и он просил, чтобы его достали?

До меня долетали обрывки фраз на Линкосе? Я до этого не знал ни этого языка, ни его названия. Однако, любой звук, что произносился данным отголоском сияния, переводился в моём мозгу за секунды. Оно просило помочь? Да, просило помощи, просило у меня, как у… монарха? Это слишком людское слово. Скорее, как у Локра. На людском языке-это персонаж из древней мифологии, но мы его выучили на далёкой планете под названием: Локрания.

Те, кого называли «Локр», были самыми важными во всей экосистеме планеты и каждый должен был жить с их правилами. Однако, ни один Локр не смог остановить  нас. Это были и змеевидные существа, так и буквально летающие квадраты и треугольники из камней.

Снова фальшивые воспоминания? Не знаю. Что-то звало меня, оно звучало очень близко и при этом очень далеко.

Теперь эти просторы не казались столь гигантскими. Это были обычные коридоры, где даже не висели люди. Матовая плёнка из чёрного волокна вовсе отсутствовала и теперь данное место напоминало пещеру с нефтью вокруг. Чем ближе я подходил к свету, тем сильней звучал его голос, вплоть до того момента, пока не отзывался гулом в моих ушах.

Он снова просил о помощи, говорил, что, если я его выпущу, то в таком случае-всё станет как раньше. Несмотря на странность всего происходящего, я открыл тёмную полусферу, достав оттуда первородный свет.

Как только это произошло, я начал чувствовать адскую боль по всему телу. Свет озарил всё, что можно своим сиянием, но я продолжал корчиться от боли. Нефть, что была ранее, умирала с истошным воплем и каждый уголок данного места был погребён под камнями.

Теперь тут не было тьмы или бездны. Только я и груда камней, что придавили моё тело. Скоро я отправлюсь на тот свет, я чувствую это…

Где-то в глубине космоса, начали уничтожаться тёмные руки и планеты, возвращая всё к первоначальному состоянию. Отныне весь космос был ярче и в нём было больше белых цветов. Тьма отступала, освобождая все народы и галактики, что поглотила за чрезмерно долгое существование. Ранее, те, кто мечтал поработить всё, что только возможно, были отправлены в небытие одной искрой луча.

Настолько сильным может быть влияние одного хорошего дела. Ранее, лорд или же Локр всех и каждого разломных монстров, выпустил свет. Тогда, на планете желаний, он пожелал стать чем-то большим, чем просто машина для убийств.

Он стал человеком, со стёртой памятью. Он не знал ничего о своей настоящей натуре. А после, все, кто были его детьми, медленно, но верно шли к своему патриарху.

Люди встали с земли, забыв весь тот ужас, что произошёл около года назад. Жизнь снова била ключом и все могли выдохнуть.

Более, никакой расы бездны не существовало…