В дни, предшествующие похоронам, в стране высказывались предложения заменить фигуру ангела на Александровской колонне в Петрограде скульптурой Ленина, переименовать месяц январь в «Ленин», а Россию - в «Ленинию» или присвоить Советскому Союзу почетное наименование «СССР имени Ленина».
Прощание в Колонном зале Дома Союзов
23 января в багажном вагоне № 1691 гроб с телом Владимира Ильича Ленина был доставлен из Петрограда в Москву. Весь путь от платформы Герасимовская (ныне Ленинская) до Павелецкого вокзала этот траурный поезд вёл официальный паровоз Ленина — У127 (Ленин был назначен его старшим машинистом за 8 месяцев до смерти), которым управляла локомотивная бригада из депо Москва.
Гроб с телом Ленина, предварительно забальзамированным для сохранения сроком примерно на неделю, был выставлен в Колонном зале Дома Союзов, где проходила церемония прощания. Она продолжалась в течение нескольких дней и была многолюдной, несмотря на тридцатиградусные морозы и снежные заносы.
Ф.Э. Дзержинский в почетном карауле у гроба В.И. Ленина в Колонном зале Дома Союзов
Очередь на прощание с В.И. Лениным
Чтобы на похороны успели приехать траурные делегации из отдаленных регионов СССР, 25 января 1924 года Политбюро постановило продлить прощание с Лениным в срочно сооруженном деревянном склепе на Красной площади, куда тело умершего будет помещено 27 января.
Между тем в провинции по поводу смерти Ленина бушевали нешуточные страсти.
В Московской губернии появились слухи о том, что Ленин якобы умер уже шесть месяцев назад, и всё это время хранился в замороженном виде.
В Нижегородской губернии настроение рабочих в связи со смертью Ленина описано как подавленное,, большинство заводов постановили отчислить полдневной заработок на траурные венки.
В Тверской губернии появились слухи, что Ленина якобы отравил Троцкий за то, что Ленин якобы собирался отменить налоги с крестьян и торговцев.
В Иркутской губернии зафиксированы слухи о том, что Ленин якобы жив и уехал за границу вместе с Троцким, и о том, что в Москве якобы расстреляна демонстрация безработных и прошёл еврейский погром.
В Белоруссии появились слухи о том, что якобы Преображенский, Сапронов и Троцкий уже арестованы, причём у Троцкого при его аресте нашлось множество ценностей. Настроение населения в Белоруссии описано как подавленное, население ожидает раскола в верхах и новой интервенции поляков.
Из Смоленской губернии слухи сообщали, что «Троцкий послал убийц, чтобы стать на место Ленина», сам был арестован и сбежал. В связи с этим торговцы начали опасаться, что «Троцкий уничтожит НЭП»; в некоторых церквах даже отслужили молебны о «поминовении новопреставленного раба Божьего Владимира». Среди крестьян появились слухи, что «вместо Ленина председателем Совнаркома будет Троцкий», некоторые крестьяне, проезжая мимо зданий с вывешенными портретами Ленина, крестились, и желали ему царствия небесного.
Поначалу ни о какой мумификации речь не шла. Уже 22 января 1924 года, на следующий день после смерти Ленина, была создана комиссия ВЦИК по организации похорон из числа партийных деятелей второго ряда под председательством Феликса Дзержинского. На первом своем заседании эта комиссия постановила захоронить Ленина в цинковом гробу возле кремлевской стены рядом с могилой Свердлова.
На заседании Комиссии по организации похорон Ленина 23 января 1924 года ее председатель Феликс Дзержинский высказал мысль о длительном сохранении тела Ленина: «Если наука может действительно сохранить его тело на долгие годы, то почему бы это не сделать. Царей бальзамировали, потому что они цари. Мы это сделаем, потому что это был великий человек, подобных которому нет. Для меня основной вопрос — можно ли действительно сохранить тело».
Оказалось - можно. Решено было провести бальзамирование, предусматривающее сохранение тела до 40 дней — чтобы люди из дальних провинций могли попрощаться с вождем.
Гроб с телом В.И. Ленина несут: Каменев 2-й слева, 3-й слева Томский, Молотов вдали в центре, Калинин спереди, правее его Бухарин. Сзади слева Сталин
Гроб несут Иосиф Сталин, Михаил Калинин, Николай Бухарин, Лев Каменев, Михаил Томский, Вячеслав Молотов, Валериан Куйбышев. Троцкий на похороны из Тифлиса, где находился по пути на лечение в Абхазию, не приехал, хотя технически это сделать мог — успевал. Отсутствие Троцкого на похоронах Ленина вызвало недоумение в широких партийных кругах, что потом отразилось на его положении в большевистском руководстве
В те дни Емельян Ярославский писал в газете «Правда»:
Родной Ленин! Смертное тело твое — скроем в землю, а дело твое, твои мысли останутся с нами и в нас.
По инициативе Зиновьева уже 26 января 1924 года Петроград переименовали в Ленинград, имя Ленина присваивалось разным городам, фабрикам, улицам, домам культуры и прочим учреждениям. Были и абсурдные предложения: в Петрограде высказывалось предложение заменить фигуру ангела на Александровской колонне скульптурой Ленина. Были предложения переименовать месяц январь в «Ленин», Россию — в «Ленинию» или присвоить Советскому Союзу почетное наименование «СССР имени Ленина».
В похоронной процессии приняло участие около 1 000 000 человек. На гроб Владимира Ильича возложено до 1000 венков. Мимо гроба пронесли около 10 000 знамен.
Перед Домом Союзов военный караул с двух сторон окружает площадь. Вдоль сквера Свердловской площади выстраиваются делегации с венками и знаменами.
В 9 час. 20 мин. оркестр исполняет похоронный марш. Склоняются знамена, выносится гроб.
Над гробом склоняются знамена Коминтерна, ЦК РКП и общества бывших политических каторжан, впереди гроба движется четвертое знамя — общества старых большевиков. Все поют «Вы жертвою пали».
На площади гроб покрывается знаменами ЦК РКП и Коминтерна, и возле гроба устанавливается до самого момента погребения почетный караул из членов ЦК, Коминтерна и представителей рабочих организаций. Попеременно у гроба дежурят члены семьи покойного.
В 9 час. 55 мин. утра на Красной площади появляются рабочие колонны, пришедшие для выполнения своего последнего долга перед памятью покойного. Колонны идут весь день.
Сталин, Зиновьев, Каменев, Молотов, Бухарин, Рудзутак, Томский и Дзержинский поднимают гроб и, обойдя помост со стороны Красной площади, следуют с прахом Владимира Ильича к склепу. Впереди знаменоносцы.
У входа в склеп знамена скрещены, и гроб скрывается от взглядов десятков тысяч глаз, провожающих своего Ильича.
Временный склеп (мавзолей), сколоченный наскоро за три дня, был высотой всего около трех метров
По краям площади раздаются ружейные залпы-салюты. Внесшие гроб остаются в склепе около 30 минут. У изголовья вождя устанавливается военный почетный караул курсантов школы имени ВЦИК.
Владимир Ильич Ленин, человек, изменивший мир навсегда, был похоронен.
Все газеты и журналы страны начинают публиковать письма читателей, в которых были и стихи (ниже опубликованные строки в журнале «Работница»)
…а когда была получена телеграмма о нашем дорогом вожде, Владимире Ильиче Ленине, что его постигла смерть, то настолько велики были горе и скорбь которые, можно сказать, мы никогда не испытывали. Все у нас носят траур, в трауре вся власть пролетариев, а также я, Нина и Поля, кроме буржуев
Покойся, товарищ, покойся наш Ленин! Мы чтить будем память твою без конца… Хорош и Зиновьев, хорош и Калинин, Но нет и не будет другого отца!
Так в стране начиналась Лениниана.
Первый деревянный временный Мавзолей В.И. Ленина. Возведен к дню похорон 27 января 1924 года по проекту архитектора Алексея Щусева
Все фотоиллюстрации - из открытых источников
При подготовке использовались: Материалы Музея В.И. Ленина - филиала Государственного исторического музея Жизнь Владимира Ильича Ленина. Вопросы и ответы / [В. А. Перфилов и др. ; отв. ред.: В.М. Костягина] Изд. 3-е, перераб. и доп. ; ОГУК "Ленинский мемориал". - Ульяновск : Корпорация технологий продвижения, 2012
Почему произошла Октябрьская революция 1917 года – кратко в ролике. Какие социальные и экономические проблемы Российской империи привели к революции 1905 года? Пытались ли власти решить эти проблемы? Приблизила ли Первая мировая война Февральскую и Октябрьскую революции 1917 года? Случайно ли большевики пришли к власти?
Об этом и многом другом рассказывает Андрей Иванович Колганов, профессор, доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Национализм — самый надежный способ распродажи суверенитета, именно потому он оказался в основе всех переворотов в Восточной Европе
На улицах Бухареста. Декабрь 1989 года.
Рождение «революционной матрицы»
Базовый принцип управления любой революционной ситуацией был сформулирован римлянами и звучит как divide et impera: разделяй и властвуй. Но в каждом новом случае он оказывается надежно спрятанным под огромным количеством временных и местных особенностей, амбиций, интересов, информационных шумов и бурь страстей, в силу чего его, как правило, не видят.
Непосредственные участники событий обычно искренне полагают, что происходящее с ними уникально, неповторимо и действительно открывает дверь в некую новую светлую реальность. И они, как правило, столь же искренне разочаровываются, когда результаты неизменно оказываются обратными ожидаемым.
На заре индустриализации ответ на вопросы, как этот принцип работает и почему крупному государству выгодно иметь в качестве контрагентов государства малые, дал еще Александр Гамильтон в своих дискуссиях с другими отцами‑основателями США о том, как построить великую Америку. Да, в экономике размер имеет значение. Крупная экономика, имеющая под собой крупный рынок, всегда может окупить создание дорогостоящей высокотехнологичной продукции, а малая — никогда. Образно говоря, метро в деревне построить можно, но окупить затраты — никогда. Соответственно, крупное государство по определению будет технологическим донором для малых, с каждой новой инновацией укрепляя их зависимость от крупного. Колониализм в этом случае совсем не обязан быть прямым, экономическое подчинение будет не менее эффективным.
На рельсы же современной практической политики этот принцип поставил американский президент Вудро Вильсон. Если в начале Первой мировой войны США, став кредитором воюющих стран, еще скромно рассчитывали на «союз центров белой расы в лице триумвирата США, Британской империи и Германской империи», то к завершению войны, когда задолженность перед Америкой выросла до фантастических размеров, Соединенные Штаты решили добавить к статусу главного кредитора западного мира и статус его архитектора. Вильсон в этой связи заявил: «Нам в значительной мере приходится финансировать мир, а тот, кто финансирует мир, должен понимать его и управлять им по своему знанию и разумению».
Беспорядки на улицах Бухареста. Аналитики до сих пор задаются вопросом, отчего при свержении «тирана» Чаушеску погибло сто человек, а после его задержания и казни — более 900…
Национализм как движущая сила и «камикадзе»
Разумение было простым и прагматичным: империи, с которыми еще вчера жаждали сотрудничать США, были объявлены «тюрьмой народов», в силу чего подлежали расщеплению на национальные государства. Последние из‑за своих малых размеров должны остаться в аграрной парадигме: те предприятия, которые могли там возникнуть, могли быть только американскими, без передовых технологий и с американской собственностью. Институализировала этот раздел Лига Наций, главное политическое детище Вильсона.
Собственно, при этом разделе империй Вильсоном и была сформулирована матрица будущих «цветных революций»: их движущей силой должен быть национализм.
Дело в том, что ни одна национальная культура выделившихся из империй стран Восточной Европы не имела ни опыта государственного управления, ни, что более важно, опыта индустриального производства. Поэтому ни в одном национализме не было и не могло быть рецептов, которые бы вывели их на индустриальный уровень развития. Более того, такой вопрос даже не ставился по той простой причине, что главным врагом национализма всегда будут другие нации и на борьбу с ними направят все силы политической системы. Вопросы экономики, таким образом, тем надежнее будут в руках находящихся «над схваткой» американских корпораций.
Отметим, что этот рецепт полностью сработал. Лига Наций постоянно порождала межнациональные конфликты, не урегулировав ни одного из них, и в итоге, запутав до предела клубок противоречий, приготовила Вторую мировую войну.
СССР и Восточная Европа: хроника развала
СССР, как известно, сумел не попасть в «доктрину Вильсона», объединив народы вокруг советской идеи, и вполне успешно, хотя и болезненно, прошел порог индустриализации. Казалось бы, проблемы решены системно и надолго. Но в конце 1980‑х социалистическая система враз обрушилась: вначале в странах соцлагеря наблюдалась череда революций, впоследствии брендированных как «бархатные», затем в странах народной демократии в одночасье произошла смена режимов. А после сколлапсировал и СССР, распавшись на 15 государств.
Такому развитию предшествовала довольно длинная череда событий, которые, нанизываясь одно на другое, в итоге привели к обвалу. Первое событие датируется далеким мартом 1954 года, когда Георгий Маленков, тогда занимавший пост председателя Совета Министров СССР, под давлением Хрущева и Берии подписал указ о преобразовании Народного комиссариата государственной безопасности в КГБ, подчинив последний Совету Министров. Очевидная причина — страх номенклатуры перед возможностью возврата репрессий, однако не меньшим резоном была и борьба за власть: Маленков, возглавлявший правительство, намеревался держать главную силовую структуру под своим контролем.
Ключевой в этом решении — последний пункт. Дело в том, что архитектура советской власти была простой, но функциональной, основанной на четком разделении функций. Так, КПСС, исходя из идеологических приоритетов, ставила задачи и контролировала кадровые назначения, правительство эти задачи исполняло, а контроль за исполнением возлагался на силовую структуру — НКГБ. Следствием добросовестного исполнения был карьерный взлет, а ошибки и просчеты, повлекшие потери, могли стоить не только должности, но и стать причиной репрессий.
Подчинение проверяющих проверяемым — а именно это сделал своим указом Маленков — кардинальным образом ломало логику этой архитектуры. Функция контроля перестала быть возможной, поскольку отныне добросовестный контроль за исполнением решений мог стоить должности и карьеры уже проверяющему. Это практически мгновенно привело к коррупционированию системы.
Легко увидеть, что на этом решении фактически началось омертвение и догматизация советской идеологии.
Ведь, по сути, любая идеология представляет собой контракт между властью и обществом: власть декларирует четкую систему координат добра и зла, хорошего и плохого, и общество, понимая, что поощряется, а что — наказывается, что перспективно, а что — нет, на уровне индивидов может уверенно строить свои жизненные планы.
Тут же произошло разделение слова и дела: КПСС, оставшись без инструмента контроля, больше не управляла, а лишь олицетворяла и могла разве что в наиболее громких случаях снять с должности провалившегося управленца. Слова стали постепенно существовать отдельно, все больше превращаясь в мало к чему обязывающий ритуал, а дела — отдельно. Собственно, это и породило эпоху застоя, набравшего полные обороты уже при Брежневе.
Идеология устойчивости и парадигма краха
Второе значимое событие тоже связано с Хрущевым.
Мало кто знает, что влияние СССР в странах социалистического лагеря при Сталине было организовано просто и рационально: идеологическая общность подкреплялась контрольным пакетом Советского Союза во всех ключевых предприятиях стран Восточной Европы. Что важно, эти контрольные пакеты не были взяты силой: за них уплатили немецкими репарациями, которые недополучил СССР.
Таким образом, Сталин построил и механизм повседневного экономического влияния СССР в Восточной Европе. Однако одним из первых своих решений Хрущев безвозмездно передал все контрольные пакеты правительствам стран социалистического блока с благодушной мотивировкой «это же наши идеологические братья».
Одним из катализаторов «бархатной революции» в Чехословакии стал фейк о якобы убитом полицией студенте.
Благими помыслами, как известно, вымощен путь в ад. Без повседневного инструмента контроля и, самое главное, без совместно извлекаемой выгоды от функционирования производств в странах Восточной Европы и на фоне процессов догматизации советской идеологии расхождение интересов местных элит и Советского Союза было запрограммировано. Это не замедлило проявиться в Венгрии в 1956 году, в Чехословакии — в 1968‑м и в Польше — в 1980‑м. Уже тогда стало очевидным, что после решения Хрущева у СССР не осталось никакого действенного инструмента влияния в Восточной Европе, кроме силового, чем он и пользовался в режиме «тушения пожара». Каждое применение силового инструментария лишний раз дискредитировало советскую идеологию, выявляя ее нарастающую нефункциональность, и лишний раз стимулировало процессы ее закоснения.
Мы лишь бегло упомянем ряд других фатальных решений Хрущева, подорвавших конкурентоспособность советской экономики и критичным образом затормозивших ее развитие. Большинство из них, разумеется, легитимировались благими намерениями. Так, в оплату труда внедрили принцип справедливости, в итоге оказались уравнены предприятия, использовавшие новое и старое оборудование, вследствие чего были уничтожены низовые стимулы к модернизации производств. Принцип гегемонии пролетариата привел к заморозке роста зарплат интеллектуального класса, который по мере превращения идеологии в ритуал все чаще обнаруживал себя бесполезным «пятым колесом в телеге» и уходил во внутреннюю фронду, а то и в диссидентство. Тем временем экономическая отчетность учитывала лишь количественные параметры (пресловутый «вал») при полном игнорировании качественных показателей.
Перестройка, или Режим саморазрушения
В свете вышеизложенного неудивительно, что к 1980‑м годам СССР обнаружил себя в состоянии глухой обороны. Идеология уже окончательно закоснела, превратившись в формальность, практически не связанную с реальной жизнью. Общество знало, что карьеру и преуспевание гарантируют совсем другие вещи, связанные с близостью к начальству. В экономике было засилье номенклатуры, по сути ставшей наследственным красным дворянством, что делало коррупцию массовой и, за редкими исключениями, практически ненаказуемой. При этом и для элит стран Восточной Европы такая ситуация была более чем комфортной: промышленность стабильно получала заказы из СССР безотносительно качества производимой продукции, а внутренний порядок они могли выстраивать по своему усмотрению с соблюдением идеологических формальностей, но без особой оглядки на Советский Союз.
Ключевым экономическим событием, запустившим развал всей этой системы, стало обрушение нефтяных цен, спровоцированное Саудовской Аравией после вхождения советских войск в Афганистан.
Саудовская Аравия, обладавшая на тот момент половиной разведанных запасов нефти и имевшая крайне низкую себестоимость добычи, на самом деле могла диктовать рынку цену — и уронила ее ниже советской себестоимости добычи. Лишившись нефтедолларов, СССР оказался в тяжелом, но, в принципе, еще вполне переносимом положении. Запас прочности был велик, и даже эту ситуацию можно было пережить. Но тут возникли реформы Горбачева, избравшего мишенью ту самую идеологию, которая, превратившись в формальность и ритуал, тем не менее продолжала исправно исполнять свою функцию, сохраняя вместе и Советский Союз, и социалистический блок.
Идею перестроечных реформ можно описать простым примером: чтобы перелить воду из одного стакана в другой, разбивается полный стакан в расчете, что освободившаяся вода сама перельется в пустой.
На примере воды абсурдность такого подхода очевидна, но в случае перестройки он вполне сработал. Идеологическая основа, хоть как‑то объединявшая советское общество и уравновешивавшая экономическое отставание СССР за счет осознания советским обществом своей миссии справедливости, довольно быстро разрушилась, после чего аргумент о качественном разрыве жизни в СССР и странах Запада стало просто нечем крыть. Более того, именно идеологию объявили корнем зла. КПСС, еще с маленковских времен сохранявшая в своих руках единственный инструмент в виде кадровых назначений, закрепленный в шестой статье Конституции о руководящей роли КПСС, оказалась под давлением Горбачева, требовавшего перемен. Но все, что она могла сделать, — снять одних назначенцев и поставить на их место других. Это в принципе не могло повлиять на общее положение и делало публичным фактическое бессилие и КПСС, и советской идеологии.
Под аналогичное давление попали и компартии стран Восточной Европы: горбачевское требование «борьбы с застоем», как и в СССР, порождало там аналогичную кадровую чехарду и перетряски с аналогичным же эффектом. По сути, советское руководство, разрушая собственную систему, подрывало и легитимность восточноевропейских союзников, ставя их под удар критики и заставляя рубить сук, на котором они сидели.
Тем самым восточноевропейские страны, подставленные Горбачевым, оказались в положении легкой и желанной добычи для Запада. Фактор последнего присутствовал всегда, но только теперь получил шансы сработать. Запад предсказуемо вновь избрал своим орудием местных националистов, которые легко нашлись в рядах культурной элиты.
Ставка была хорошо просчитана. Так, культурная элита, изнывавшая от своего положения «пятого колеса в телеге», везде давно раскололась на официальные, творившие в закосневающей идеологической парадигме, и контрэлиты, критиковавшие существовавший порядок вещей. Понятно, что наиболее благодарных точек опоры для критики было две: во‑первых, национализм, досоветское аграрное прошлое, которое так или иначе идеализировалось, а во‑вторых, развитые страны капитализма, находящиеся в непосредственной близости, в первую очередь ФРГ и Австрия.
Обе точки опоры были маргинальными и непримиримыми с существовавшей реальностью. Так, для национализма понятным образом не было места в коммунистической парадигме, поскольку марксистская идеология опиралась на идею интернациональной солидарности трудящихся. Капиталистический же уклад с его опорой на индивидуальное потребление напрямую отрицал первичность потребностей общества в целом, на которой основывалась социалистическая экономика.
В силу маргинальности националистические культурные элиты не имели и в принципе не могли иметь управленческого опыта, по определению были зависимы от западных центров принятия решений, которые могли привести их к власти.
Собственно, готовясь сорвать подготовленный для них Горбачевым плод в виде стран Восточной Европы, Запад отводил им роль силы, которая под разговоры о национальном возрождении обеспечит передачу собственности в управление западным корпорациям.
Разрушение советской идеологии, ее делегитимация на фоне экономического кризиса создали для националистов поле деятельности. Перестав быть «запретными», те в одночасье превратились из маргиналов в быстро набиравших авторитет лидеров общественного мнения. Тезис о «потерянном времени в составе социалистического лагеря» вел к актуализации национальных мифов, которые, разумеется, все были родом из доиндустриальной эпохи, а значит, в их контексте созданная и развитая СССР промышленность осмысливалась уже не как достояние, а как обуза, навязанная «старшим братом». Объектом их социализации стала молодежь, и идея, что избавление от всего, связанного с социализмом, тут же автоматически сделает уровень жизни равным западному, распространилась повсеместно.
«Раскачивание»: эмоции вместо мыслей
Первый «прорыв» на линии соприкосновения социалистического лагеря и капиталистического мира — решение Венгерской социалистической партии, где за год до того «реформаторы» сместили прежнего руководителя Яноша Кадара, открыть границы и разрешить осенью 1989 года свободный вылет на территорию ФРГ и выезд в Австрию. Продиктованное стремлением снизить социальное давление, оно его только повысило, поскольку наглядно демонстрировало слабость власти и ее неспособность решать проблемы самостоятельно. Месседж был воспринят всеми странами Восточной Европы: через Венгрию устремилась многотысячная волна беженцев из ГДР. В условиях идеологического коллапса и экономического кризиса сравнение в принципе не могло быть в пользу стран социализма. Социальная температура повсеместно повышалась до критических значений.
Проведенный в 2009-м социологическим институтом Ipsos (ФРГ) опрос показал, что каждый седьмой немец оценивает падение Берлинской стены негативно…
Непосредственным же началом «бархатных революций» стал отказ Горбачева задействовать советские войска, размещенные в большинстве стран Восточной Европы, для стабилизации режимов, озвученный им на Политбюро СЕПГ 7 октября 1989 года. Весть об этом разлетелась мгновенно, и в тот же вечер на берлинские улицы вышли демонстранты, которые скандировали: «Горби, помоги!» Главным врагом окончательно стали собственные элиты. Месяц нараставших уличных протестов — и уже 9 ноября была разрушена Берлинская стена, разделявшая Западный и Восточный Берлин. Дальнейшее развитие событий фактически предопределилось: уличные протесты стали повсеместными.
Матрица раскачивания толпы везде была примерно одной и той же. Это обвинения власти в полной некомпетентности и коррумпированности, стигматизация советской идеологии, наклеивание ярлыка коммунистической диктатуры, снос памятников, слухи о гибели демонстрантов.
Кстати, зачастую такие слухи не подтверждались, но разгоряченные демонстранты правде уже не верили. Это логично: толпа как социальное образование представляет собой расколотый субъект, где эмоциональная составляющая переживается толпой, а право думать и озвучивать, что правда, а что нет, делегировано лидеру.
Вопрос раскачки толпы всегда сводится к повышению эмоционального градуса, чтобы не давать ей «остыть» и начать думать самостоятельно.
…а 30 лет назад, осенью 1989-го, в Берлине царила по этому поводу немыслимая эйфория.
«Власть без власти»
Примечательно, что прежним элитам нигде не удалось удержать власть. «Реформаторы», сдавшие власть, предсказуемо проиграли на ближайших выборах, и далеко не последнюю роль в этом сыграло западное финансирование местных националистов.
Инвестор, вкладывающийся в выборы, рассматривает их как инвестицию, которая должна окупиться, желательно с хорошей прибылью. Поэтому последние, придя к власти, первым же делом провели приватизацию, за бесценок распродав западному капиталу модернизированные и вновь построенные СССР предприятия, что, собственно, и было ставкой Запада в «бархатных революциях».
Позднейший анализ показал, что Запад стал собственником в ряде случаев до 90 процентов активов стран Восточной Европы, по сути, получив в свои руки их экономический суверенитет.
Таким образом, новые националистические правительства оказались «властью без власти»: отвечать за социальный менеджмент в условиях, когда ключевые ресурсы контролируются не ими, значит объяснять, почему стало плохо, без возможности что‑либо реально сделать.
Были свернуты социальные программы, а для пущей надежности экономический контроль над Восточной Европой дополнился силовым: все восточноевропейские страны вступили в НАТО. Логичным образом национализм, провозглашающий приоритет собственной нации, стал самым надежным способом распродажи фактического суверенитета. «Доктрина Вильсона», простая и логичная, опять сработала.
Разрешите поделиться своим мнением, почему так почитаемый здесь дедушка Ленин это просто аферист мирового масштаба.
Ленин задел беспросветных потенциально пролетарских бедняков тем, что показывал, будто, предприниматель - просто паразит. Проклятая мразь, наживающаяся на бедных работничках-работницах. Сейчас владельцы бизнеса меня поймут, что это сложная работа, где ежедневно надо быть «антлантом», который расправляет плечи. Такую работу не сможет сделать рядовой слесарь Тимофеевич или упаковщик Афанасьевич Надо разобраться с рынком, знать конкурентов, найти покупателей, подобрать сырье хорошего качества, наладить процесс производства, найти относительно толковых Тимофеевича с Афанасьевичем, организовать логистику, найти инвесторов с денежками и еще множество разных маленьких задач и подзадач, без которых бизнес станет.
Главное -- он рискует всем, если дело не выгорит. И несет ответственность за себя и судьбы Тимофеевичей и Афанасьевичей, которых к себе взял на работу. Вот поэтому и владелец бизнеса получает больше денег, по сравнению с Тимофеевичами и Афанасьевичами. Если проще: толковый бизнесмен может научится аккуратно паковать детали в коробки, но далеко не каждый упаковщик сможет организовать производство и сбыт продукции. Поэтому проклятый буржуй и коммерсант имеет сто тысяч денег, а рабочий - - только тысячу денег и именно в этом главный наеб Ленина и Ко Даже не очень ученый человек с жизненным опытом и рабочими извилинами в черепной коробке поймет проебы в этой теории: нельзя получить что-то, если делать нихуя Но пока молодые, мы горячие и глупые. Поэтому радикальная молодежь (тупые малограмотные малолетки, в основном) собирались вокруг таких же недоучек, которые умели красиво и харизматично ссать в уши. Которые называли себя марксистами, но ни бельмеса не понимали в "теории". Поэтому теорию заменили верой в светлое нефильтрованное коммунистическое "ЗАВТРА". Именно вера стала грунтовым монолито-фундаментом новой идеологии Ленина, Троцкого, Бухарина и Ко
Этот девятихвостый демон-лис из взглядов Маркса, бессмысленных идей анархистов и народников-социалистов, дичайших "экономических" идей Ленина-Троцкого называли большевизмом, а позже это переросло в классический вариант коммунизма. Глупая голытьба поверила в то, что скоро можно будет работать сколько хочешь (совсем немного, потому что кто с головой на плечах выберет зарабатывать грыжу, когда можно чесать мохнатый пузик на солнце, а иметь всего добра вволю). И это не "вволю" хлеба и воды, а соболиных шуб, золотых дворцов и яхт со служанками-эскортницами Голота думала: "делаешь нихуя -- имеешь дохуя", -- и таким образом закрутилась шайтан- машинка революции, Постомели языкатые, помела и болваны -- вот кто приволок свои жопы к власти в 1917-ом.
P.S. Автор не хотел унизить работяг и возвысить предпринимателей. Из одного может вырасти другой и наоборот. Также рабочий запросто может зарабатывать руками больше чем предприниматель. Автор хотел показать что "все отнять да и поделить" - от недалекого ума.
Пётр Струве о критике Николая Втрого. В. В. Шульгин вспоминал об одной его лекции о Февральской революции, на которой присутствовал Струве. После лекции начались прения и Струве заявил, что у него была единственная причина для критики Николая II — что тот был излишне мягок с революционерами, которых, по словам Струве, нужно было «безжалостно уничтожать». Шульгин в шутку спросил, уж не считает ли Струве, что и он сам должен был быть уничтожен. Струве, чрезвычайно разволновавшись, воскликнул — Да! И, встав со своего места, зашагал по зале, треся седой бородой. — Да, и меня первого! Именно так! Как только какой-нибудь революционер поднимал голову свою — бац! — прикладом по черепу! @philosophicalstandstill - подписаться