Всем привет!

Да, я знаю, что затянула с заметкой, но очередная книга для разбора оказалась неожиданно довольно большой и тягучей. И мы снова возвращаемся в постримскую Британию. Я уже упомянула о том, как около 410-го года н.э. последние римские легионы покинули Британию, и о том, что вскоре после туда массово стали отправляться англы, саксы и юты (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 85. «Факелоносцы»). Причин у этих миграций было несколько, в том числе движуха, вызванная вторжением гуннов – в V-м веке, и климатические изменения (климатический минимум раннего Средневековья) – особенно, в VI-VII-х веках.

К слову, о втором – в 535-536-х годах из-за нескольких извержений вулканов, в том числе в Исландии, случилось резкое снижение прозрачности атмосферы и не менее резкое похолодание. Это привело к частым неурожаям, природным катаклизмам вроде бурь и наводнений, и также стало значимым фактором для переселения народов. Возможно, именно поэтому первые переселенцы в Англию в V-м веке были относительно немногочисленны, и их вторжения удавалось сдерживать, а потом англо-саксонское продвижение превратилось в настоящий поток, которому противостоять разрозненные бриттские королевства уже не смогли.

Кстати, нельзя не упомянуть и об этих самых королевствах. Когда римляне ушли, местные бритты оказались предоставлены сами себе и, похоже, возвратились к своим истокам, создав с учётом племенной принадлежности несколько десятков королевств на территориях современных Уэльса и Англии, в том числе в Корнуолле. Возникли или продолжили своё существование также отдельные королевства в Шотландии и Ирландии.

Самыми значимыми среди них были гэльские Дал Риада (IV-IХ), существовавшая в северо-восточной Ирландии и западной Шотландии, которое дало начало  королевству Альба (Шотландия) в 843-м году, когда Дал Риада объединилась с пиктским королевством Фортриу (то, в свою очередь соседствовало с пиктскими Фиб (оно же Файф), Фотлой, Кэ (Cé), Киркиндом и Каитом) и Галвидел, бриттские Гододин и Страклайд – в Шотландии; Бринейх, Регед, Эвраук (Эбрук), Элмет, Луиткойт, Глувия, Регин (Регия), Кейнет (Кейнт), Думнония и Кернив – в Англии; а также Гвинедд, Поуис, Биэллт, Брикейниог, Гливисинг, Кередигион, Дивэд и Гвент – в Уэльсе. Причем Гододин, Страклайд (Истрад Клид), Регед, Элмет и Эбрук относятся к т.н. Древнему Северу, чьи правители возводили свою родословную к знаменитому бриттскому королю Койлю Старому (ок. 350-420), тому самому, чьей дочерью иногда называли Елену, мать Константина Великого (эта версия обыгрывалась, кстати, тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 75. «Елена»). О каждом из этих королевств есть что порассказать, но тогда заметка растянется на плюс бесконечность. Если говорить очень коротко, их расцвет пришелся на V-й век н.э., но постепенно все они были завоёваны англо-саксами, одни раньше, другие – позже.

Так, например, Кейнт не случайно созвучен с Кентом – именно им будто бы правил Вортигерн, подпавший под влияние Хорсы и Хенгиста, т.к. женился на дочери второго – Ровене (Роуэн). А его сыновья от первой жены, Северы, стали правителями других бриттских королевств (Поиуса, Биэллта, Гвертрениона и Майлиэнида), а дочь, Рибауст, стала женой Брихана Брихейниогского. Королевство Кент же стало пристанищем ютов и первым германским королевством в будущей Англии. После Хенгиста, примерно в  488-539-х гг., правили его предполагаемые сын и внук – Окта и Эск (до сих пор нет определенности в том, кто из них кому и кем приходится), а потом Эрменрик (ок. 539-560/565 или даже 580), первый подтвержденный кентский король из династии Эскингов. После него правил сын – Этельберт I (ок. 591-616). Кент стал частью т.н. англосаксонской гептархии, и Этельберт прославился тем, что сумел завоевать титул бретвальда этой гептархии (что-то вроде верховного короля), а также женился на Берте, дочери Хариберта I Меровинга, и стал первым кентским королем-христианином. Но об этом как-нибудь в другой раз.

Примерно тогда же, когда прибирал к рукам кентские земли Хенгист со своим братом, в будущей Англии высадился со своими сыновьями (в том числе со своим наследником Циссой (ок.514-541)) сакс по имени Элла и своим мечом создал королевство Суссекс (произошло это всё в период 477-490-х годов). А в юго-восточной Англии осели саксы под предводительством Сэксы (ум. 508), давшие начало королевству Эссекс, хотя датой его основания считается 527-й год, а первым королём Эсквин (527-587). А примерно в 495-м году в Британию прибыл Кердик (ок. 519-534), ставший около 519-го года основателем королевства Уэссекс, которого позже сменил его сын Кинрик (534-560). Именно эти четыре королевства оказались первыми и позже вошли в англосаксонскую гептархию наравне с Мерсией, Нортумбрией и Восточной Англией, о которых я расскажу в другой раз. И именно с этими вождями и их новообразованными государствами приходилось бороться бриттам и их полулегендарным вождям. И, конечно, я говорю об Амброзии Аврелиане и короле Артуре. Амброзий известен тем, что будто бы оказал услугу и пытался помочь Вортигерну, но ничего путного из этого не вышло.

К слову, Амброзий (или Амвросий), по одной из версий, был потомком самопровозглашенного римского императора Магна Максима (о котором, кстати, я поведала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 78. «Орёл в снегу» и «Пак с Холмов») по линии его дочери (вероятно, её имя было Грациана, и она приходилась сестрой Севире и свояченицей Вортигерну), ставшей женой короля Думнонии – Тутвала ап Гворемор (415-425). Наследником Тутвала (и внуком Магна Максима) стал Кономор ап Тутвал, король Думнонии в 425-435-х годах, у того, в свою очередь, также было два сына – Константин и Друстан. Вот сыном короля Константина (435-443), возможно, и был Амвросий (или Эмрис Вледиг). По версии Гальфрида Монмутского он был сыном короля-узурпатора Константина III (407-411), братом Утера и тем самым дядей короля Артура. Есть и ещё одна версия, но о ней я расскажу в другой раз. Ведь в сегодняшнем произведении продвигается именно вторая версия, смешанная с первой, и роман, который я разберу сегодня

«Меч на закате» Р. Сатклифф

Время действия: V-VI века н.э., ок. 480-513;

Место действия: королевства Британии и Вестготское королевство (современная Франция: Бордо, Тулуза, Нарбонн).

Интересное из истории создания:

Про Розмари Сатклифф я уже подробно рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 66.1 «Орёл Девятого легиона»), поэтому сегодня исключительно о книге, которая была издана в 1963-м году и стала продолжением «Факелоносцев». Последовательно повествуя о Британии в период расцвета и постепенного угасания Римской империи нельзя было не рассказать и об уходе легионов, и об англо-саксонском вторжении. Этому и был посвящен роман «Факелоносцы». На этом писательница, похоже, не думала заканчивать и, разумеется, пришла к персонажу, о котором кто и как только не рассказывал – к королю Артуру.

Надо сказать, что король Артур, кем бы ни был его прототип, оброс за минувшие полторы тысячи лет огромным количеством легенд, и больше всего, наверное, на его образ повлияли такие средневековые авторы как Гальфрид Монмутский (ок. 1090-1110), современник Генриха I, сына Вильгельма Завоевателя, и сэр Томас Мэлори (1405-1471), участник войны Алой и Белой розы и автор «Книги о короле Артуре и о его доблестных рыцарях Круглого стола». Я, кстати, и биографию Мэлори, и его это произведение читала, и коротко скажу, что и то, и другое – что-то с чем-то. Но т.к. это было давно, и я многое не помню, я отказалась от идеи писать отдельную заметку (но, если кто-то проявит интерес – м.б. напишу). Именно эти двое внесли наибольший вклад в создании всего, что связано с Артурианой, и Сатклифф, несомненно, хорошо была знакома с их трудами.

Но, как и прежде, выбрала свой собственный путь и отошла от куртуазных традиций, как всегда, стремясь увязать всё с той реальной историей Англии, которая ей в начале и середине ХХ-го века была известна по историческим работам и археологическим данным. Именно поэтому, как она поясняла в своем предисловии, писательница изложила всё так, как изложено, используя те имена, какие использовала. К слову, «Артос» и «Гэнхумара» могут звучать непривычно, но такие варианты записи имен легендарных Артура и Гвиневер тоже существовали.

Кроме того, Сатклифф отметила, что прибегала к помощи различных специалистов, и очень им благодарна, в том числе она обращалась за консультациями к профессиональным военным, чтобы достовернее описывать боевые действия. Как по мне плюс тут в том, что её описаниям войны с саксами безоговорочно веришь, а минус…Впрочем, об этом я расскажу позже.

О чём:

Прошло, очевидно, несколько лет с событий «Факелоносцев». Артос, племянник Амброзия, возмужал, а его оруженосец, Флавиан, коего в детстве называли Пескариком, сын Аквилы (по прозвищу Дельфин), окончательно вырос, а сам Аквила заметно постарел. Но с течением времени, несмотря на все усилия, так и не удалось заставить саксов и ютов уйти туда, откуда они пришли, и угроза, исходящая от них, как будто даже усилилась. Именно поэтому Артос придумал и решил реализовать план – собрать Товарищество из трехсот отважных и преданных ему и друг другу всадников. И для этого ему нужны лошади, но не те маленькие, что водятся в Британии, а высокие и крепкие.

Амброзий, хотя и не в восторге от затеи, согласился дать людей и первые средства. Но лошадей Артос вынужден был добывать сам. И для этого с деньгами и верными людьми отправился в Вестготское королевство, раскинувшееся по ту сторону пролива. Долгий путь привёл его в Нарбонн, где он не только купил необходимых ему лошадей, включая чёрного жеребца по кличке Ворон, но и обзавелся новым товарищем – им стал загадочный певец Бедуир, который и уговорил Артоса купить Ворона, несмотря на дикий нрав коня, и пообещал помочь переправить его без неприятностей в Британию, если Артос примет его в Товарищество. В итоге верховный вождь получил и лошадь, и нового друга, что было как нельзя кстати для предстоящей затяжной войны, но оказалось роковым в делах личных…

Отрывок:

«…Я уселся на землю за купой терновых кустов, рядом с уткнувшимся носом в лапы Кабалем, и ливень закрыл от нас равнину, а потом унесся прочь, оставив мир освеженным и сияющим. Я посидел еще чуть-чуть, прислушиваясь вполуха к глухому, довольному жужжанию пчел в молодом вереске, а потом, немного отдохнув, снова повернул на запад и более умеренным шагом направился к побережью.

Вскоре я шел в самый центр неистового заката — серые облака, несущиеся через шафран и позолоченное серебро неба на западе, и море, разливающееся полупрозрачным золотом до линии горизонта. Как я обнаружил, этот путь вел меня прямо к отрогу вересковых нагорий с кругом из стоячих камней, среди которых мы плясали в канун Середины Лета. Они поднимались, покрытые налетом тени, темные от дождя, на фоне бурного, сияющего неба.

В глаза мне били сверкающие копья солнечного заката, и я увидел фигуру, стоящую в тени одного из камней, только тогда, когда уши Кабаля настороженно дернулись в ту сторону. Потом он с каким-то непонятным звуком, средним между поскуливанием и рычанием, устремился вперед, но я свистом подозвал его к себе и поймал за ошейник. Но фигура не шелохнулась, и вообще в своем абсолютном молчании она вполне могла быть одним из стоячих камней; и только почти поравнявшись с ней, я увидел, что это Гэнхумара, чья туника из небеленой серой овечьей шерсти сливалась по цвету с камнем за ее спиной.

— Миледи Гэнхумара! Что ты здесь делаешь?

— Я ждала тебя, — сдержанно отозвалась она.

— Но откуда ты могла знать, что я приду сюда?

— Может быть, я позвала тебя.

Страх коснулся меня холодным пальцем, и я припомнил другую женщину в шафрановом платье, застывшую в дверях хижины в такой же точно неподвижности, словно она стояла там с начала времен; и ее слова:

— Я долго ждала тебя…

Потом Гэнхумара расхохоталась:

— Нет, я не ведьма, которая может, расчесывая волосы, заставить луну спуститься с неба. Я увидела, в какую сторону ты направился, и вышла следом за тобой, вот и все. Отсюда, от Девяти Сестер, видно почти всю равнину, и я надеялась, что сумею встретить тебя, когда ты будешь возвращаться. В замке невозможно поговорить без того, чтобы на следующее утро даже галки на крышах не кричали о том, о чем вы говорили.

— Я вполне могу в это поверить. Что же ты хотела мне сказать?

Она сделала небольшой шаг в мою сторону, выйдя из тени своего стоячего камня, и свет бурного заката запутался в ее волосах и превратил их в осенний костер. Она сказала:

— Что ты ответишь князю, моему отцу, когда зажгутся факелы Ламмаса?

Я молчал, не зная, что ответить; и через какое-то мгновение она продолжила низким, слегка насмешливым голосом — голос был самым низким из всех, что я когда-либо слышал у женщины, и, однако, очень чистым, звучным, как бронзовый колокол:

— Нет, милорд Артос, тебе не нужно говорить это; я знаю.

Я знала уже тогда, когда ты все еще пытался найти для себя выход под взглядом моего отца.

— Неужели я так явно показал это всему залу?

— Может быть, не больше, чем половине, — ее зрачки были прикованы к моему лицу, и внезапно я увидел, как они расширились и чернота поглотила собой весь цвет; и она отложила насмешку в сторону, словно это было оружие. — Я пришла, чтобы сказать тебе то, что тебе, может, будет полезно услышать до того, как зажгутся факелы Ламмаса. Если ты возьмешь меня, как того желает мой отец Маглаун, он даст за мной в приданое сотню всадников с лошадьми. Это я знаю наверняка… Наши лошади не такие рослые, как твои, но это хорошие лошади; их порода берет свое начало от скакунов одного легиона, который затерялся где-то среди холмов Низины в давно прошедшие времена; и мы сохранили ее в чистоте.

Думаю, я был более изумлен, чем тогда, когда Маглаун предложил ее мне в жены; и когда я наконец заговорил, мой голос прозвучал более резко, чем я того хотел.

— Это твой отец Маглаун послал тебя сказать это?

Я бы скорее умерла, если бы это было так!

— Неужели? Мне нужны лошади и люди, но не… не таким образом.

Я вряд ли мог бы пожаловаться, если бы она плюнула мне в лицо, но она только сказала с легким, быстро подавленным вздохом:

— Нет, думаю, нет, — а потом, напрягшись и еще сильнее застыв в своей неподвижности, продолжила:

— Артос, до сих пор я считала себя гордой женщиной; и я кладу свою гордость к твоим ногам, и ты можешь втоптать ее в грязь, если пожелаешь. Я умоляю тебя взять меня в жены.

— Почему?

— Потому что если ты этого не сделаешь, я буду опозорена.

То, что ты втянул меня с собой в Долгий Танец в Середину Лета, не так уж важно, хотя мой отец придает этому какое-то значение; люди просто скажут, что ты был пьян. Но он предложил меня тебе перед целым залом, и если ты откажешься от его предложения, знаешь, что скажет весь замок, все племя? Они скажут, что ты уже спал со мной, в канун Середины Лета или позже, — Великая Мать свидетель, я достаточно часто оставалась с тобой наедине в гостевых покоях. Они скажут, что ты уже спал со мной и что я пришлась тебе не по вкусу. Мне будет трудно жить с явным позором при дворе моего отца.

— Будет ли меньше позора, — безжалостно сказал я, — в том, чтобы купить мужа за сотню всадников?

— Это достаточно обычное дело, когда женщину выбирают за ее приданое. И, по меньшей мере, позор будет только между мной и тобой, а не открыт перед всеми.

— Будет ли от этого легче его перенести?

Она сделала слабое, бесконечно усталое движение.

— Не знаю. Для мужчины — может быть, нет; для женщины — может быть, да.

— Послушай, — настойчиво сказал я. — Послушай, Гэнхумара. Ты не знаешь, о чем ты просишь. С нами в обозе едет несколько оборванных потаскушек; они помогают ухаживать за ранеными и развлекают ребят; но если не говорить о таких, как они, жизнь, которую мы ведем, не подходит для женщины. поэтому если кто-то из нас оказывается настолько глуп, чтобы жениться, он оставляет свою жену у очага ее отца, надеясь в один прекрасный день увидеть ее снова. Флавиан может сказать тебе то же самое; он женился на одной девушке в Дэве, и у него есть сын, которому уже больше года, но он еще не видел его, как не видел и саму девушку с тех самых пор, как она едва начала носить этого ребенка. Может быть, на следующий год я смогу отпустить его на несколько недель, чтобы он побыл с ними, а может быть, и нет.

— Ты — граф Британский. Никто не сможет запретить тебе взять к себе жену, по меньшей мере на зимних квартирах.

И по ее беспощадности я понял, насколько отчаянно она хотела добиться своей цели.

— Я — граф Британский, и поэтому жизнь моей жены будет тяжелее, чем у всех остальных, потому что на ее долю останется только несколько клочков меня, которые не потребует себе Британия.

Я сопротивлялся так, словно стоял у последней черты, сопротивлялся не только ей, но и чему-то в себе самом.

— Ей может хватить и этого в зимние ночи, — мягко сказала Гэнхумара. А потом рассмеялась, неожиданно и неудержимо. — Но тебе не следует опасаться, что я окажусь чересчур навязчивой женой, — скорей уж я как-нибудь ночью зарежу тебя во сне!

— Почему, если я сделаю то, чего ты хочешь?

Она ответила не сразу, и теперь я не мог видеть ее лица на фоне все еще пламенеющих костров заката. А когда она заговорила снова, ее голос потерял свою звучность.

— Потому что ты будешь знать правду. Потому что жалость почти так же трудно вынести, как и позор.

Я не собирался прикасаться к ней, но тут я схватил ее за плечи и повернул к свету, чтобы увидеть ее лицо. Моим ладоням было приятно прикасаться к ней, к ее легким костям, к теплу ее жизни. Она стояла совершенно не сопротивляясь, глядя на меня снизу вверх, и ждала. И в резком свете закатного солнца я увидел ее в первый раз, и не сквозь пламя костра и одуряющие пары свирельных мелодий и верескового пива. Я увидел, что она вся золотисто-коричневая, не только волосы, но и кожа — и если не считать этих волос, в ней нет особой красоты. Я увидел, что у нее серые глаза под медного цвета бровями, такими же прямыми и ровными, как темные брови ее братьев, и что ее ресницы золотятся на концах, словно волоски на шкуре рыжей лошади.

Думаю, именно тогда я почувствовал и окружающую ее атмосферу, покой, таящийся в глубине даже в этот напряженный момент. Хотя она была такой молодой, настолько моложе Игерны, мне показалось, что в ней было то неотъемлемое спокойствие осени, которое содержит в себе и обещание, и исполнение, в то время как в Игерне было все мучительное, страстное нетерпение весны.

— Послушай, Гэнхумара, — сказал я снова. — Я не люблю тебя. Я не думаю, что мне дано любить какую бы то ни было женщину… не теперь. Но если я возьму тебя, то не по одной из тех причин, которые дали бы тебе повод зарезать меня во сне, даже не из благодарности за то, что ты ухаживала за мной, пока я лежал в лихорадке, и сберегла для меня моего пса. Я возьму тебя потому, что вместе с тобой я могу получить сотню всадников, — разве ты не сказала сама, что это достаточно обычное дело, когда женщину выбирают за ее приданое? и потому, что мне приятно держать тебя в руках, как если бы ты была хорошо уравновешенным копьем, и мне нравится слушать твой голос.

Ни звука, ни движения с ее стороны; она только продолжала смотреть на меня; и я неуклюже, напролом двинулся дальше:

— Но на твою долю придется худшая часть этой сделки; иди теперь домой и подумай, чтобы у тебя не было никаких сомнений, а когда окончательно надумаешь, дай мне знать.

— Я всю ночь пролежала без сна и уже пресытилась думами, — ответила Гэнхумара.

Вокруг нас постукивали первые холодные капли очередного дождя, затягивая остатки заката размытой серой вуалью, и я слышал крики проносящихся мимо чаек.

— Ты промокнешь, — сказал я, забывая, что она уже была мокрой от предыдущего дождя, и, притянув ее к себе, накрыл ее полой своего плаща. Я знал уже, что к ней приятно прикасаться, но все равно близость ее тела была неожиданно сладкой в теплой темноте под складками плаща, и от этой сладости у меня немного закружилась голова. Я обхватил ее руками, крепко прижимая к себе, а потом нагнулся и поцеловал ее. Она была высокой, и поэтому мне не пришлось нагибаться так низко, как это иногда случалось раньше. Ее губы под моими губами были холодными и мокрыми от дождя, и дождь висел промозглой сыростью на ее волосах и ресницах, и на какое-то мгновение мне показалось, что под всем этим ничего нет, как если бы я целовал высокий серый камень, стоящий у нее за спиной. Потом внутри камня полыхнул огонь жизни, и она словно растаяла и рванулась ко мне изнутри, и ее рот пробудился под моим в быстром и страстном ответе.

И почти в тот же самый миг она опять была такой же чужой, как одна из Девяти Сестер. Она выскользнула из моих объятий и из-под моего плаща и, повернувшись, побежала прочь.

Я остался смотреть ей вслед под дождем, рядом с замшелым стоячим камнем; а Кабаль, который наблюдал всю эту сцену, сидя у моих ног, взглянул на меня и мягко застучал по земле хвостом.

Я все еще переживал это мгновение неистового ответа, так быстро промелькнувшего и исчезнувшего снова, что теперь я едва мог поверить в то, что он существовал вообще. Но в самой глубине души я знал, что не выдумал его…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле этот роман из всего цикла пока оказался для меня самым неоднозначным. С одной стороны, он, как и прежние, написан безумно красиво и талантливо. На самом деле Сатклифф здесь в каком-то смысле превзошла саму себя. Она сохранила немало из того, за что мне полюбились другие её книги, и, в частности, всё так же мастерски обыгрывала темы судьбы, случая, даже в каком-то смысле кармы и прочих подобных вещей.

И ещё я не зря привела именно этот отрывок) Потому что он и показывает вот эту самую судьбоносность (Артос не хотел до этого эпизода жениться на Гэнхумаре, но этот разговор стал поворотным в их судьбе), и демонстрирует кое-что ещё, чего не было в предыдущих романах. Как будто автора кто-то подначил, мол, «А, ну да, а про любовь и эротику она писать вообще не умеет», и Сатклифф на это такая – «Почему не умею? Умею», и…выдала по-настоящему местами чувственную и глубокую историю о любви, причем как возникшей внезапно, и там, где можно и желательно, так и о такой, что вспыхнула там, где категорически нельзя. Не могу сказать, что в её изложении известный любовный треугольник заиграл новыми красками, но он вышел очень живым и правдоподобным. И, если раньше Сатклифф как будто сторонилась глубокого описания любовных отношений, то тут она отыгралась за все предыдущие романы этого цикла, заигрывая с читателем порой просто между делом, показывая, что здесь любовь, страсть и телесность – это часть истории, алыми нитями вплетенные в ткань повествования. И мне это понравилось.

Причем тема детско-родительской любви (или её отсутствия) тоже была затронута и, по-моему, очень тонко. Особенно это было заметно в случае Артоса и Амброзия, и Артоса и Медрота. Меня вот не покидало ощущение, что парень при всей своей тёмной натуре искал отцовского признания и любви совершенно искренне, потому что искренними были в дальнейшем и его ревность, и роковая ненависть. И, быть может, если бы Артос не держался за свои предрассудки, кое-что сложилось бы иначе. Это перекликается с тем, что я читала в другом цикле об Артуре, и это мне тоже понравилось.

В то же время мне реально эта книга далась капец как тяжело, потому что Сатклифф, кажется, чрезмерно сосредоточилась на боевых действиях и писала, на самом деле, не хуже, например, С. Скэрроу и Г. Тёртлдава, но слишком уж, как по мне, увязла во всем этом. Если убрать бесконечную войну и её последствия, описанные в книге (что мне уже, само по себе, давалось по понятным причинам очень тяжело и вызывало порой чуть ли не «вьетнамские флешбеки»), то от сюжета на самом деле мало что останется. Во всяком случае, на треть бы роман, наверное, сократился. Я не могу сказать, что это плохо, но это не то, чего я ждала от Сатклифф, и что я хотела бы прочитать, особенно сейчас.

С именами и датами там тоже всё очень непросто. Прямых дат не дается, и прослеживать хронологию приходится по косвенным признакам, вроде сражений, хотя в тот период в Британии по какой-то причине большинство дат оказались нефиксированными. Так, например, битва при Бадонском Холме имеет аж семь(!) возможных датировок, но я, опираясь на текст, предположила, что Сатклифф выбрала для этого события 493-й год. Но даже так встречались странные формулировки про количество лет с того или иного события. За руку поймать, что называется, не получалось, но осадочек остался. И ещё Сатклифф довольно неожиданное объяснение вывела тому, что основатель Уэссекской династии Кердик (или в тексте Сердик) имел имя, похоже, бриттского происхождения, хотя высадился на британский берег вместе с саксами. Ход я, конечно, заценила, но он странный, и с датами там тоже бьется не очень и не всегда.

В общем, у меня осталось впечатление неоднозначное. Это довольно тяжелая во всех смыслах книга, но я ничуть не жалею, что её прочитала, и советую ознакомиться тем, что читал предыдущие романы этого цикла, чтобы хотя бы узнать, куда всё катилось всё это время. И да, если найду текст «Попутного ветра», прочитаю тоже и расскажу.

Если понравился пост, обязательно жмите лайк и тыркайте "жду новый пост", подписывайтесь, комментируйте, а если очень хочется помочь моему проекту, можно кинуть донат, чтобы я могла добыть редкие книги для подборки и сделать свой обзор полнее (сейчас это "Империи шёлка" и "Река, где восходит луна"). Без вашей помощи я это сделать не смогу.

Прошлые посты тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

Весной мы собираемся, чтобы сфотографировать свои костюмы, подготовленные за зиму для участия в фестивалях и не только. Хочу поделиться на Пикабу своими одноклубниками и друзьями, увлекающимися реконструкцией раннего Средневековья, эпохи викингов (IX-XI века н.э.), в нашей прекрасной Сибири.

Фотограф @trueezekiel

Всем привет!

Пока читаю следующую книгу об Остготском королевстве, решила снова вернуться к истории Китая и рассказать о постепенном закате эпохи Северных и Южных династий. Я так толком ничего и не нашла о государствах Южных династий (Лю Сун, Южная Ци, Лян и Чэнь), но зато кое-что снова отыскала про Северную Вэй (386-535), которая в обозначенный период занимала практически весь северный Китай (и начала о ней говорить ещё тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 80. «Летающая машина» Р. Брэдбери). И именно столкновение этой державы с Жужаньским каганатом породило один из самых узнаваемых женских образов китайской культуры. Но обо всём по порядку.

В прошлый раз я рассказывала об основателе Северной Вэй и его наследниках, и остановилась на Тоба Тао (423-452). Он сначала воевал с хуннским государством Ся, а потом ему пришла в голову шальная идея домотаться до Жужаньского каганата (330-555). Чтобы понять, почему я об этом говорю в таких словах, достаточно просто глянуть на карту и увидеть размеры этого раннемонгольского государства, которое владело территориями современной Монголии и северного Китая примерно от современных Шэньяна и Чанчуня (провинции Ляонин и Гирин) на востоке до примерно Бишкека и Алма-Аты на западе (а на северо-западе границы отодвигались ещё дальше), и на север простиралось практически до Байкала и Тывы. На юге соседями жужаней были не только вэйцы, но и эфталиты, и жители государств и городов-государств Сиюй в Таримской впадине, а соседом второго порядка было ещё государство Тогон. В общем, территории были колоссальны, да и сами его жители тоже были не лыком шиты. Хотя их разобщенность и слабая организация в итоге оказались куда значимее всего прочего.

И вэйцам частенько сопутствовал успех. Так Тоба Тао в 429-м году устроил жужаням конкретный разгром, а потом занялся окончательным покорением других государств Севера. Западная Цинь (385-431) была завоевана Ся, а то – уже Северной Вэй. В 436-м вэйцы покорили и Северную Янь. Параллельно Тоба Тао кошмарил Южную Сун, даже предлагал династический брак, но получил отказ, и как-то хитроумно, отпустив пленников, наладил временно отношения с жужанями (хотя каган Чилянь-хан (он же Юйцзюлюй Ути; 429-444), пользуясь смутами соседей, в 439-м напал на Пинчэн). Короче, при Тоба Тао Северная Вэй была на подъёме и стремительно ширилась. Но ситуация внутри династии оставалась, скажем так, нездоровой, и в результате интриг Тоба Тао был убит в 452-м году, а на его место обманом поставили его сына Тоба Юя, который, впрочем, и года не проправил. Интересно о нем только то, что его матерью была сестра кагана Чилянь-хана, и то, что он тоже был убит.

Его место занял Тоба Цзюнь (452-465), сын Тоба Хуана (умершего в 451-м году после казни его приближенных по ложным обвинениям) и внук Тоба Тао. Его мать тоже была жужанькой, что не помешало ему организовывать походы против жужаней (которые совершили набег в 464-м году и впоследствии борьба с ними, по сути, не прекращалась). При этом сам император был буддистом, насилие, похоже, недолюбливал и как только, так сразу прекратил преследования буддистов, начатые его дедом, и при нем же началось возведение знаменитых буддийских статуй в гротах Юньган. Воевал он и против Тогона. В общем, ничем прям аховым его относительно недолгое правление не отметилось, хотя и пустым не было тоже.

Власть после него принял, будучи ещё ребенком, сын – Тоба Хун (465-471), так что неудивительно, что начало его правления ознаменовалось очередными интригами и борьбой за власть, только теперь главную роль в этом сыграл не евнух, а женщина – императрица Фэн, мачеха государя, т.к. его родная мать по установленному обычаю принуждена была к самоубийству. В годы правления императрицы Фэн в Южной Сун свергли императора (Лю Цзые), началась гражданская война, что привело к тому, что главы некоторых территорий Лю Сун присягнули на верность императору Северной Вэй. Вскоре после этого у юного императора родился сын, и императрица во власть напрямую больше не лезла, хотя Тоба Хуну тогда было якобы всего 13 лет. А закончилось всё ещё круче – в 17 лет парень увлекся буддизмом, даосизмом и, видимо, ещё чем-то, да и отрекся от трона в пользу сына. Какое-то время он, впрочем, ещё влиял на дела государства и двора, но в 476-м году неожиданно умер.

Правление его сына, Сяовэнь-ди (471-499) оказалось куда продолжительнее и насыщеннее, и начиналось под руководством всё той же императрицы Фэн. Интересно тут то, что, благодаря ей, в те годы был взят курс на китаизацию и массово заключались браки между представителями табгачской верхушки и представителями китайской аристократии из влиятельных родов прежних империй, а также с перебежчиками из южной империи Лю Сун (420-479), на месте которой образовалась Южная Ци (479-502).

Процесс не остановился даже тогда, когда в 490-м году императрица скончалась. В результате культура, обычаи и законы страны всё сильнее стали меняться и приблизились к реалиям Восточной Хань, в том числе началось вытеснение сяньбийской одежды и языка китайскими, а потом даже фамилии сяньбийцев были заменены на ханьские (сам род Тоба был переименован в Юань). При Сяовэнь-ди столица также была перенесена из Пинчэна в Лоян, который когда-то был ханьской столицей. Разумеется, всё это бесило местную знать, но ни один их заговор не достиг поставленной цели, так что изменения остались в силе даже после смерти императора в походе против Южной Ци и прихода к власти его сына, императора Сюаньу (499-515).

В правление Сюань-у, с одной стороны, удалось расширить границы на юг из-за свержения Южной Ци, на смену которой пришла Лян (502-557), и последовавших затем войн, с другой стороны – из-за внутренней нестабильности и борьбы приближенных императора за власть начался постепенный упадок Северной Вэй. Из относительно хорошего (потому что династии это, вообще говоря, боком вышло), впрочем, было то, что именно этот император отменил обычай самоубийства матерей наследных принцев. Кроме того, в годы его правления жужани отвлеклись на борьбу с телеутами, так что на северных границах было относительно спокойно.

Однако после его смерти успехи стремительно пошли на спад. Единственный переживший его сын, ставший императором Сяомин-ди (515-528), оказался заложником амбиций своей матери, императрицы Ху. Пока он был ребенком всё было ок, но, когда подрос и попытался ограничить власть матери и её фаворитов, случилось то, что нередко в таких ситуациях случалось – его тупо отравили. Кроме того, в те годы императрица неудачно разрулила историю с восстанием из-за изменения правил госслужбы, да и с другими восстаниями – тоже, что также стране на пользу не пошло. Ну а после гибели Сяомин-ди всё случилось как всегда – сначала под видом сына объявлена была императором единородная дочь-младенец Сяомин-ди, потом пришлось признаться в подлоге и временным правителем оказался Юань Чжао, потом был мятеж Эрчжу Жуна, убийство вдовствующей императрицы вместе с пособниками, резня Хэйин, а потом чехарда у власти, завершившаяся крахом империи: последовательно и недолго правили Сяочжуан-ди (528-530), Юанье (530-531), Цзэминь-ди (531-532) и Юань Лан (531-532), и, наконец, Сяоу-ди (532-535). Империя же в результате раскололась на Восточную Вэй (534-550) и Западную Вэй (535-556), и обе они оказались недолговечны.

И где-то среди всей этой истории запряталась и история легендарной китайской героини-воительницы Хуа Мулань, произведение о которой я и хочу сегодня представить:

«Баллада о Хуа Мулань»

Время действия: V, либо VI век н.э., ок. 470-523гг.

Неизвестно, когда точно происходили события, связанные с этой историей, но можно сделать предположения. Так жужани под предводительством кагана Юйцзюлюй Юйчэна (464-485), сына Юйцзюлюй Тухэчжэня (444-464) и внука Юйцзюлюй Ути, в 470-м году напали на Северную Вэй, но моментально и по полной огребли, и уже в 475-м году каган просил о мире. Следующий подобный эпизод произошёл уже в 490-м году, когда Фуминдунь-хан (485-492) решил, что новое нападение на вэйцев – это хорошая идея. Естественно, история повторилась, и недовольные разгромом жужани в 492-м году убили своего правителя, чтобы сделать новым каганом его дядю Нагая (492-506). Хотя, судя по всему, тёрки тогда себя не исчерпали, и лично я склоняюсь к тому, что история Хуа Мулань происходила именно в период 490-502-х годов. Впрочем, мне доводилось видеть и другие предположения, например, про 523-й год.

Место действия: Северная Вэй (современный Китай), земли жужаней.

Интересное из истории создания:

«Песнь о Мулань» (木蘭詩, Mùlán shī), встречается также под названием «Баллада о Мулань» – это на самом деле народная китайская баллада, записанная впервые в не сохранившейся до наших дней песенной антологии «Гуцзинь Юэлу», которую составил Чэнь Чжицзян, ок. 568-го года, и относится это произведение к жанру юэфу, т.е. предположительно у него когда-то имелось и музыкальное сопровождение. Первый сохранившийся вариант этого текста относится ко временам династии Сун (XII век): он был размещён в сборнике юэфу «Юэфу Шицзи» Го Маоцянем. По предположениям Го, балладу мог написать в V веке неизвестный автор из Северной Вэй.

Оригинальная «Песнь о Мулань» насчитывает 62 строки и 332 символа, хотя встречаются разные варианты этого произведения. И, надо отметить, что подобные произведения о женщинах-воинах в китайской культуре – не то что бы очень часто явление, во всяком случае, в то время. Подобная тема стала приобретать популярность намного позже, судя по всему, уже в эпохи Мин и Цин. Но на данный момент благодаря мультфильму от Дисней и многим киноадаптацием образ Мулань (или Мулан) стал узнаваем по всему миру.

О чём:

Мулань за ткацким станком сидела грустная, от того, что в место, где она жила, явились рекрутеры для сбора войск, и во всех их книгах значилось имя её отца, а ведь на войну он теперь уж отправиться не в силах, но и замены у него нет – у него несколько дочерей и единственный сын, который слишком мал, чтобы заменить его в строю. Озабоченная таким положением дел Мулань приняла волевое решение – отправиться вместо отца самой. Так что наутро она прошлась по рынкам, собрала всё необходимое и вскоре, простившись с родителями, отправилась на место сбора войск.

Отрывок:

Я прочитала три перевода этой баллады, и первый мне понравился больше всего, его и приведу частично:

«Стук-стук! Снова стук!

Против двери ткет Му-лань.

Что ж не слышно челнока?

Слышен только каждый звук,

Каждый вздох Му-лань!

- Что ты, девушка, грустишь?

Что в себе таишь?

- Ни о чем я не грущу, -

Говорит Му-лань, -

Утешенья не ищу, -

Говорит Му-лань. -

Только вечером вчера

Видела листок:

Вербовать солдат пора -

Подошел им срок.

Собирает наш Каган

Воинство опять, -

Всех двенадцать толстых книг -

Списки на солдат!

Воинских двенадцать книг, -

Вот какая рать!

В каждой книге мой отец, -

Говорит Му-лань. -

Сына взрослого где взять?

Если нет, как быть?

Хорошо, коль старший брат

Был бы у Му-лань!..

Я седло хочу купить,

Лошадь раздобыть...

Я пошла бы за отца!

Чем я не солдат?..

На восточном рынке смело

Выбирала скакуна,

А на западном сумела

Подобрать чепрак она;

Удосужилась на южном

Все уздечки осмотреть,

А на северном Му-лань

Для коня купила плеть.

Утром с матерью, с отцом.

Будто сын, простилась дочь...

В камышах над Хуанхэ

Провела, как ратник, ночь...».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Прочитать стоит, уже потому что это короткая, но очень проникновенная поэма. И она, во-первых, возвращает нас к истокам, а, во-вторых, показывает то, что не показали в самых известных адаптациях – что Мулань была частью большой семьи, боевой и дерзкой девицей, но вовсе не являлась бунтаркой, её действия согласованы были с волей её старших, и единственное, что ею движет – это защита своей семьи. При этом в данном произведении вы ничего не найдете ни о ратных подвигах, ни о крутости героини, ни даже о тяготах войны. Но тем не менее в конце прям чувствуется, как тяжело эти десять лет Мулань дались, как она от войны устала, как тосковала по дому, как переживала за родных, а те – за неё.

Отдельно хочется отметить мелкие детали, которые отражают эпоху – слово, которым обозначаются правителя (可汗, kèhán, что можно перевести как «каган», и в одном из переводов было высказано предположение, что простонародье Северной Вэй так называло не только жужаньского, но и своего правителя), то, как Мулань красится (макияж, характерный для эпохи Северных и Южных династий), и многое другое.

В общем, это не столько феминистически окрашенная история, хотя и это тоже, сколько история о преданности своей семье и боевым товарищам, без какого-либо пафоса, очень тихо, жизненно и в чем-то даже иронично. И, несмотря на необычность гг, вполне в конфуцианском стиле. Так что ознакомиться рекомендую всем.

Если понравился пост, жмите лайк и "жду новый пост", подписывайтесь, комментируйте, если хочется помочь моему проекту, можно кинуть донат, чтобы я могла добыть редкие книги для подборки и сделать свой обзор полнее.

Прошлые посты тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

Всем привет!

Надеюсь, прошлая заметка заинтересованным всё-таки дала хороший старт, потому что сегодня я намерена углубиться в историю франков и их первого королевства, созданного династией Меровингов. Начала я эту тему тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 84.1 «Песнь о Нибелунгах»

И продолжу сегодня рассказ с первого достоверного короля франков – Хильдерика I (457/458-481/482), который предположительно являлся сыном легендарного короля Меровея, давшего имя всей династии. Хотя про Хильдерика есть упоминания у Григория Турского (538/539-593/594), про этого короля всё равно известно не так много. Предположительно он сменил отца в довольно молодом возрасте и прославился тем, что начал пачками соблазнять дочерей, сестер и жён рядовых и не очень франков, что их в какой-то момент довело окончательно, и они Хильдерика изгнали, а то ещё и порубить в капусту пригрозили. Как бы то ни было, приют король себе нашёл в Тюрингии у короля Бизина.

Про Тюрингию, кстати, надо отдельно кое-что вставить. Бизин (ум. не позже 507г. н.э.) стал первым её королем не позже 459-го года, вскоре после развала империи гуннов, и был женат на Базине Тюрингской. И именно Бизин принял у себя изгнанного Хильдерика, о чем очень скоро пожалел – любвеобильный франкский король каким-то образом охмурил его жену, да настолько, что, когда Хильдерик вернул себе королевство, Базина бросила мужа и поехала вслед за любовником. Кстати, возвращение короны произошло благодаря хитрости Виомада, преданного Хильдерику человека, ставшего советником Эгидия Афрания Сиагрия, которого франки избрали новым правителем: ему Виомад «удачно» посоветовал тактику «железной руки». В итоге Эгидий и Хильдерик поменялись местами, и спустя несколько лет Эгидий погиб в бою с саксами. Его наследником стал тот самый Сиагрий, который ещё удерживал остатки «Рима» в бывшей Галлии, пока с ним не случилось то, что случилось. Но об этом позже.

А Хильдерик каким-то образом смог жениться на Базине Тюрингской, и у них родились сын Хлодвиг и три дочери, одна из которых, Аудофледа, стала женой Теодориха Великого. Помимо этого, Хильдерик сотрудничал с римлянами, т.к. их интересы совпадали, боролся с саксами, которые тогда уже вовсю высаживались на побережьях Британии и иногда замахивались на другие земли по другую сторону Ла-Манша. А ещё на его землях сложилась, скажем так, нетипичная религиозная обстановка – при религиозной терпимости многие франки оставались язычниками, а местные галло-романы были никейцами, в то время как верхушки других варварских государств оказались преимущественно арианскими. Поясняю я это совсем не случайно. А всё дело в Хлодвиге.

Если его отец, видимо, непрочно держал власть в своих руках и чаще оборонялся, чем наступал, то Хлодвиг I (481/482-511) быстро взял быка за рога и надавал по рогам соседям. И первой его жертвой стал тот самый Сиагрий, который думал, что у него отличное римское войско, пока его новобранцы не бросились в бегство, приняв бой с армией Хлодвига. Сиагрий после этого бежал в королевство вестготов, что для него плохо кончилось, потому что вестготы с франками проблем не хотели, и быстренько Сиагрия выдали Хлодвигу. Ну а тот его закономерно казнил и хорошо устроился на его бывших землях. Только вот зря вестготы это сделали. Кстати, о них.

В прошлый раз я упомянула, как король вестготов Теодорих I (418/419-451) погиб в бою на Каталаунских полях, а его место занял сын Торисмунд (451-453), который разгромил аланов и бычил на Римскую империю, что, как ни странно, и привело к его убийству (хотя прежде у вестготов было иное мнение по поводу внешней политики). На смену ему пришёл брат, Теодорих II (453-466), который с Римом предпочитал дружить, а королевство расширял через отжимание земель у свевов, а ещё был в союзе с королями бургундов – Гундиохом и Хильпериком. Потом всё, конечно, 10 раз переигралось, но начинал он с этого, а закончил как брат – в 466-м году убит был предположительно своими же людьми, предположительно по «заказу» их с Торисмундом младшего брата Эйриха (466-484), который сам стал королем. Эйрих этот, несмотря на столь неблаговидный поступок, был неплохим правителем, своего рода вестготским Хлодвигом – заметно расширил королевство и создал свод законов (кодекс Эйриха) и умер, между прочим, своей смертью. А вот его сын, Аларих II (484-507) оказался лошарой, и это при том-то, что Теодорих Великий отдал за него свою дочь Тиудигото, от которой у него родился сын Амаларих.

Именно Аларих выдал Хлодвигу Сиагрия, а потом Хлодвиг вторгся на земли вестготов и захватил их, сам же Аларих погиб в битве при Вуйе в 507-м году. Галльские территории оказались для вестготов потеряны, и настал конец их Тулузскому королевству. Новым королем стал сначала сын Алариха от наложницы – Гезалех (507-511), а потом – от Тиудигото, Амаларих (511-531), ставший последним королем вестготов из династии Балтов.

У Хлодвига I тем временем всё было хорошо. Он и с тюрингами да алеманнами успел повоевать, и сына от наложницы, которого назвали Теодорихом, завести, и потом ещё официально женился на дочери бургундского короля Хильперика II (ок. 436-491) – Клотильде Бургундской. О бургундских королях я упоминала там же, где и о первых франкских (ссылка в самом начале) – после смерти Гундиоха, королевство было разделено между его сыновьями (Гундобадом, Годомаром, Хильпериком II и Годегизелем) и братом (Хильпериком I). Последний скончался ещё в 480-м году, а дальше предприимчивый Гундобад начал избавляться потихоньку от братьев, чтобы взять бразды правления в свои руки.

Первыми были убиты Годомар I и его сыновья в 486-м году, и Гундобад прихватил земли с центром во Вьенне. Потом он обратил свой взор на земли вокруг Лиона, где как раз правил Хильперик II, так что вскоре убиты оказались также он и его жена Агриппина (по другой версии, всё было не столь трагично, и умерла она лишь в 506-м году), а дочерям (Кроне и Клотильде) сохранили жизнь, но и только. Крона ушла в монастырь, а руки Клотильды у её дяди попросил Хлодвиг, и девица уехала жить к франкам, и вскоре сильно переменила их жизнь. Интересно тут то, что, хотя формально, похоже, брак племянницы устроил Гундобад, когда на помощь в борьбе с ним Годегизель позвал франкского короля, Хлодвиг не отказал. Видимо, жена ему напомнила, кто её обидел. Ну и денежный вопрос тоже зарешал. Правда, из-за войн с вестготами союзником Хлодвиг оказался так себе, да ещё нелояльные люди сыграли свою роль – так в 501-м году один обиженный предал Годегизеля и показал Гундобаду тайный проход в осажденный Вьенн. Чем закончилось, думаю, догадаться не трудно – Гундобад остался единственным бургундским королем, а после его смерти в 516-м году бразды правления перешли к его сыну – Сигизмунду (516-524), женатому на другой дочери Теодориха Великого – Острогото. О нём мне есть, что рассказать, но прежде закончу про Хлодвига.

Хлодвиг по легендам так полюбил свою жену Клотильду, что ей, в конце концов, удалось (не без манипуляций, конечно, якобы алеманнов удалось победить только благодаря молитвам истинному Богу, и, кстати, именно после той победы королевским символом стала лилия)) склонить его к христианству никейского обряда, и сделать именно никейство государственной религией Франкского королевства, что во многом стало важной исторической вехой не только для франков, но и для всей Европы. К слову, эта история во многом поспособствовала признанию Клотильды святой, а вот Хлодвиг этой чести не удостоился. Есть мнение, что по той причине, что даже после своего крещения делал вещи, мягко говоря, неоднозначные, а то и откровенно подлые, чтобы избавиться от соперников (других королей и вождей франков) и расширить свои земли. Ну, ему очень надо было («Понять и простить!»), потому что, когда он в 511-м году отправился к праотцам, у него оставалось четыре сына (Теодорих от наложницы или 1-й жены, и ещё три от Клотильды – Хлодомир, Хильдеберт и Хлотарь). Между ними и было разделено огромное Франкское королевство, но, т.к. вышло и так много, об этом расскажу в другой раз. А пока поделюсь тем, что прочитала в очередном историческом романе:

«Меровинги. Король Австразии» О.Е. Крючковой

Время действия: рубеж V-VI веков н.э., ок. 465-534гг.

Место действия: Франкское королевство (современные Франция и Германия), Вестготское королевство (современная Франция), Бургундия (современные Франция и Швейцария) и Тюрингия (современная Германия).

Интересное из истории создания:

Ольга Евгеньевна Крючкова (р. 1966) – современная российская писательница, которая пишет и историческую (с натягом, впрочем, историческую), и мистическую прозу. Всего на её счету 25 романов, опубликованных издательством «Вече», в т.ч. под псевдонимом «Оливия Креймор».

По профессии она вообще «математик-программист» и авиаконструктор, но в 2006-м году её потянуло на писательство. Впрочем, первый роман «Капитан Мародёр» был опубликован в журнале «Фейерверк-Кентавр» в 2007-м году. «Король Австразии» (или «Меровинги. Король Австразии») был издан в 2011-м году. Автор в своём предисловии писала, что опиралась, прежде всего, на исторический труд Григория Турского и другие реальные исторические сведения, и добавила, что «оставила за собой право художественного вымысла и небольших исторических отступлений». Но, честно говоря, «небольшими» её отступления я бы не назвала. Впрочем, об этом дальше.

О чём:

Не знаю, кто добавил в название «Меровинги», но именно это слово меня и зацепило в момент, когда я принимала решение – читать или нет. И из хорошего тут то, что роман охватывает большой временной промежуток, и в начале сжато рассказывается история короля Хильдерика и Базины Тюрингской, примерно так же, как я её изложила выше.

Основная же сюжетная линия начинается с того, что их сын, Хлодвиг, будучи 15-тилетним юнцом отправился в свой первый настоящий поход, хотя даже, блин, не умел нормально обращаться с мечом и не ведал, что окровавленный меч в ножны лучше не запихивать (если автору это известно, я в восторге от тонкости подачи, если нет…ну вы поняли). И поступив столь неуважительно со своим оружием, он отправился на поиски добычи и приключений в разоренном городке, и, конечно же, быстро их отыскал – прибежал на женский крик в какой-то дом, когда процесс насилия над местной девицей был в самом разгаре. Но она так рьяно продолжала сопротивляться, что, кабы не Хлодвиг, получила бы мечом по башке. Спасла её только наглость будущего короля, который заявил, что добыча, мол, тоже делится пополам, и он сам тоже хочет девицу опробовать (и, раз он не страдает известной парафилией, то в живом виде).

Воин хмыкнул, поправил штанцы и ушёл, а девица вынуждена была принять неизбежное, но так была благодарна за спасение, что, несмотря ни на что, сняла с себя магический камень, по которому Хлодвиг внезапно обнаружил, что поимел ведьму-вёльву (не путать с вульвой!), и почти против его воли предсказала Хлодвигу будущее. Тот, конечно, отмахнулся, но в голове задержал…И во многом предсказание касалось его сыновей, а исполнение предначертанного не заставило долго ждать – через пару лет у тогда уже короля родился от наложницы Амалаберги, дочери одного из побежденных им франкских вождей, сын, которого назвали Теодорихом. И именно он, по сути, стал главным героем этой истории.

Когда он был совсем маленьким, по политическим мотивам Хлодвиг женился на Клотильде Бургундской, но та не намерена была мириться с пренебрежением и быстро начала подминать под себя двор и охмурять короля. А раз ей удалось второе, то неизбежно было и первое. Так что немудрено, что вскорости маленький Теодорих лишился матери, положения и стал расти с клеймом бастарда. Когда же ему исполнилось пятнадцать, ситуация накалилась до предела, и под влиянием своих доброжелателей он вынужден был инсценировать гибель в результате несчастного случая и бежать подальше. С этого и началась история его удивительных приключений, которые однажды всё-таки привели его к собственному королевству…

Отрывки:

«…Жители Суассона поклонялись, наряду с Логосом, и Иисусу Христу, проявляя тем самым завидную веротерпимость. Однако доктрина христианства получала на землях Суассонского королевства все большее распространение, ибо ее исповедовал сам Рим, официально объявивший арианство ересью. Именно поэтому на территории Суассона насчитывалось уже несколько христианских храмов и монастырей.

Согласно франкским обычаям, все захваченные у поверженных противников трофеи свозились в одно место, после чего происходил их дележ. Разумеется, в присутствии короля. В Суассоне добыча оказалась богатой! Но в самый разгар дележа, осуществляемого на сей раз в огромном зале одной из местных вилл, к франкским захватчикам пожаловал епископ, настоятель храма Сен-Пьер. Облаченный в темную сутану и опираясь на резной посох, он с порога навскидку определил вождя завоевателей в высоком гордом мужчине с распущенными черными волосами. Поэтому, не раздумывая, приблизился к Хлодвигу и, низко поклонившись, сказал:

– Молю тебя о милости, о, могущественный властитель Суассона!

– Говори! – кивнул король франков.

– Я – настоятель храма Сен-Пьер. В нашем храме хранилась серебряная чаша, история которой исчисляется почти тремястами лет и восходит к истокам христианства. Молю вас: оставьте себе все золото, серебро и всю церковную утварь, но верните чашу! – епископ пал перед Хлодвигом на колени.

– Настоятель! Твоё религиозное рвение и преданность вере весьма похвальны. Но здесь, как видишь, собрано слишком много разных чаш. Так что, если найдешь среди них ту, о которой просишь, я готов вернуть ее тебе.

– Благодарю тебя, о, могущественный властитель Суассона!

Епископ поднялся с колен и проследовал к расположенным посреди зала длинным скамьям, на которых были выставлены всевозможные сосуды. Искомую серебряную чашу, украшенную драгоценными камнями и жемчугом, он отыскал только на третьей по счету скамье.

– Вот она! – воскликнул епископ и трепетно взял ее в руки.

– Что ж, епископ, чаша твоя! – снисходительно изрек Хлодвиг.

Неожиданно один из его воинов подскочил к епископу и, выхватив у того чашу-реликвию, возмущенно вскричал:

– Господин, ты вправе распоряжаться лишь своей долей добычи! – Никто не успел и глазом моргнуть, как он выхватил из ножен спату и одним махом разрубил ценную чашу надвое. – Вот, господин! Теперь всё по справедливости: одну половину пусть, так и быть, забирает епископ, но другая половина – это добыча воинства!

В душе Хлодвиг пришел в неописуемое негодование от подобной дерзости подчиненного, однако прилюдно попрать древний обычай своего народа не решился. Зато примерно через год, во время очередного смотра дружины, Хлодвиг, подойдя к тому самому дерзкому воину, обвинил его в небрежном отношении к оружию: якобы его меч был тупым и имел множество зазубрин. Выхватив у него из-за пояса франциску, король с брезгливой гримасой бросил ее на землю, а когда тот нагнулся, чтобы поднять оружие, молниеносным ударом меча рассек его голову пополам.

– Ведь именно так ты поступил с чашей в Суассоне?! – мстительно молвил он.

С тех пор никто и никогда не осмеливался открыто выступать против Хлодвига…».

Эта история – довольно точный пересказ легенды о Суассонской Чаше, поэтому я не могла его не перевести. Следующий же отрывок – полная выдумка автора, но, пожалуй, на мой взгляд самый эмоциональный и мастерски выписанный эпизод во всей книге. Жаждавший развлечений Хлодвиг устроил гладиаторские бои с участием побежденных вестготов и сохранил жизнь, а потом даже доверил службу в рядах своих стражников воину-саксу Галениусу, который, по удивительной случайности, оказался бывшим любовником поверженной вестготской королевы Тиудиготы.

«…Облачившись в выданные ему в арсенале завоевателей франкский рогатый шлем и римский панцирь, Галениус по распоряжению Хлодвига заступил на привычный пост у входа в покои госпожи Тиудиготы.

Пребывая под впечатлением последних ночей, на всем протяжении которых смирившаяся бывшая королева искусно имитировала страсть, якобы горя готовностью удовлетворить любую прихоть своего господина, король франков вел себя теперь по отношению к ней весьма снисходительно. Тиудигота же, решив, в свою очередь, что ради блага дочерей должна принести себя в жертву жестокому тирану, подавила в душе все чувства и даже отогнала дорогие сердцу воспоминания о погибшем супруге, однако предавалась отныне лишь одному занятию – вынашиванию мыслей о мести.

Сегодня, выглянув невзначай из спальни, Тиудигота увидела у входа в свои покои нового стражника. Присмотревшись к его фигуре чуть пристальнее и узнав и стать, и выправку, тихо окликнула:

– Ты ведь не франк, стражник, верно?

– Я никогда им и не был, госпожа, – раздался знакомый голос из-под кольчужной маски.

Сомнений не осталось: это Галениус, бывший возлюбленный!

– Помоги мне, Галениус!.. – взмолилась женщина шепотом.

– Всегда рад служить вам, моя госпожа!

– Тс-с! Говори тише, нас могут услышать! Отныне у стен виллы появились франкские уши… Я жду тебя в спальне…

– Но мне приказано не покидать поста, госпожа. Мое отсутствие могут заметить!

– Не волнуйся, положись на меня… – Тиудигота буквально силой втащила сакса в свои покои.

В спальне Галениус увидел бывшую рабыню госпожи, девушку крупную и высокую. Он не знал, что Тиудигота очень долго настаивала на возвращении ей верной служанки, и, в конце концов, Хлодвиг любезно исполнил ее просьбу.

– Разоблачайся! – приказала Тиудигота саксу.

Галениус оторопел, не зная, как ему реагировать на знакомую фразу. Пока он соображал, рабыня быстро подошла к нему и сильными крепкими руками сняла сначала секиру, шлем и перевязь с коротким мечом, а затем начала решительно расстегивать ремни, поддерживающие панцирь. Не успел стражник опомниться, как перед ним стоял уже другой молодой воин, облаченный в его же доспехи. Именно в таком виде девушка-рабыня и покинула стремительно спальню госпожи, дабы занять у входа в покои надлежащее место стражника.

– Галениус, ты поможешь мне? – тотчас перешла к делу Тиудигота.

– Всегда к вашим услугам, госпожа! – поклонился бывший раб.

– Тогда… убей меня!

Галениус снова растерялся.

– Но помилуйте, госпожа, зачем?!

– Я не могу более делить ложе с Хлодвигом! Кто знает, сколь долго еще будут продолжаться мои мучения?! Я не вынесу этого! Я ненавижу его! Он разрушил мою жизнь, растоптал мою честь, погубил моего супруга, отдал на поругание букелариям моих дочерей!..

– Но, госпожа, это не повод для ухода из жизни! – с жаром возразил Галениус. – Надо бороться!

– Ах, оставь, я слабая женщина!.. Убей меня, Галениус, умоляю! Ты же знаешь: судьба дает в вечную собственность душу, но не жизнь!

– О, госпожа, тогда надо бежать!

– Увы, не могу… В таком случае Хлодвиг отдаст моих дочерей на растерзание своей дружине. Я отчего-то не сомневаюсь, что он сдержит это свое обещание-угрозу… Так что моя смерть – единственный выход, Галениус. А ты беги! Облачись сейчас же в платье рабыни и беги!.. – Тиудигота решительно подошла к стоявшей подле окна статуе бога Бахуса с кувшином, предназначенным, видимо, для вина, опустила руку в сосуд и извлекла из него небольшой кинжал с узким лезвием. Затем вернулась к стражнику: – Вот, возьми! Увы, я пыталась сделать это сама, но… не смогла. Рабыня тоже отказалась заколоть меня. А ты сможешь сделать это быстро – так, чтобы смерть наступила мгновенно. Ну же, Галениус! Я уже не прошу, я приказываю! – Тиудигота насильно вложила в руку сакса кинжал. – Поторопись!

Галениус, осознав, наконец, что это искреннее и окончательное желание его госпожи – женщины, в объятиях которой он не раз утопал в той, прекрасной прошлой жизни, – ласково привлек ее к себе и во время страстного поцелуя нанес точный смертельный удар в область сердца. Бывшая королева вестготов тотчас обмякла в его руках, ее горячее любвеобильное сердце перестало биться.

Подхватив безжизненное тело бывшей возлюбленной, Галениус бережно положил его на шелковое покрывало ложа и вложил в мертвую руку окровавленный кинжал. Затем быстро скинул нижнюю тунику и облачился в просторное платье рабыни, прикрыв голову и лицо ее же широким шарфом…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле у меня были большие сомнения в том, стоит ли мне браться за эту книгу. Я пыталась читать роман Крючковой о Химико, и моё чувство прекрасного это, увы, не выдержало. Так что читать я начинала с опаской, но, на удивление, быстро втянулась, и вынуждена признать, что это произведение написано отнюдь не плохо с чисто языковой точки зрения. Во всяком случае при чтении не спотыкаешься, не кривишь морду, автору на удивление недурно удались даже эротические эпизоды, и история, которую она рассказала, действительно увлекает. Это хорошая новость. Но есть, как говорится, нюанс, и плохая новость – тоже.

Где-то до середины читается этот романец на ура, даже, несмотря на избитые тропы. Но дальше у меня всё больше и больше появлялось ощущение, что я читаю средневековый рыцарский роман с характерными штампами. Ну такое, с любовями с первого взгляда, прекрасными дамами, мудрецами-отшельниками, поединками, злыми правителями и драконами…Я про последнее, кстати, не шучу. Я даже не сразу догнала, что речь, блин, про крокодила. До последнего думала, что про «дракона» – это очередная ловушка. Так что пардон за спойлер, но я не могу об этом молчать. Особенно, когда вспоминаю, что «дракона» якобы из владений вандалов привезли. Кто понял, тот понял. Ну и местами линии просто обрывались, местами было предсказуемо, местами слегка перенасыщено эмоциями, а местами не вполне логично. Не то что бы это превратило всё в нечитаемый бред, но лично мне впечатление подпортило. Нюанс такой.

А вот плохая новость состоит в том, что «небольшими историческими отступлениями» там и не пахнет. То есть многое Крючкова изложила верно, прямо-таки канонично, но написала и огромное количество отсебятины, причем, неясно совершенно, нахрена. Там и перепутанные имена монархов и других исторических личностей (особенно с бургундскими королями там полный кавардак, не сходится практически вообще всё), и искаженные факты биографий, и нарушенные причинно-следственные связи, и неправильно подобранные термины (на франкские города могли нападать в тот период саксы, но не «викинги», блэт! Это вообще ни хрена не одно и то же!). Короче, полный набор. Теодорих Великий упоминается, но как просто какой-то остготский король-неудачник, а не монарх, который, блин, на себе завязал родственными связями всю варварскую Европу и ещё королевство вандалов до кучи, совершенно по-особому организовал собственное королевство и создал конкретные проблемы Византии. Тиудигота, как я и сказала, была именно его дочерью, и я вообще не понимаю, зачем нужно было этот факт подменять.

Короче, это тот случай, когда я не могу ни советовать однозначно, ни настойчиво отговаривать. Плюсы есть. С искажениями, но всё же Крючкова рассказала о первых достоверно известных королях франков – Хильдерике, Хлодвиге и его сыновьях, и сделала это с чисто художественной точки зрения не так уж плохо. Но именно история там хромает на обе ноги, и атмосфера рубежа  V-VI-го века н.э. передана примерно никак. Тем, кто читают не ради историчности, вероятно, книга понравится, остальным – не факт.

Если понравился пост, обязательно жмите лайк, подписывайтесь, если ещё не успели, пишите коммы, если что-то захотелось обсудить, и можно закинуть мне денег на книгу "Империи Шёлка" А. Хакимова, которую я планирую разобрать, но найти её можно только платно.

Первый пост этой части подборки искать тут:

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»