"Велизарий, просящий подаяние" - Жак Луи Давид, 1781 г.
Много лет Велизарий жил в столице как частное лицо. После возвращения из Италии в 548 году он не принимал участие в войнах ни против готов, ни против персов и славян. В Средние века в Европе распространился миф об опале и бедственном положении Велизария. Он нашёл отражение и в живописи XVIII столетия, к примеру, в картинах Жака Луи Давида. На них мы видим нищего Велизария, он жалобно просит милостыню у прохожей женщины, чем буквально шокирует проходившего мимо солдата, который, видимо, когда-то служил под его началом. Однако сам Велизарий одёт в начищенные до блеска доспехи, а для сбора подаяний использует украшенный различными узорами шлем. Автор этих строк, взглянув на полотно, задавался вопросом: «Почему же Велизарий их не продал? Они ведь стоили довольно дорого». К сожалению, художник уже не сможет на это ответить. Итак, истории о нищем Велизарии это выдумки средневековых авторов. Велизарий носил титул патриция, был несказанно богат и пользовался безграничным уважением жителей Константинополя.
- Из книги "Мираж Империи. Войны Юстиниана Великого".
Я наконец-то осилила книгу о закате Остготского королевства, хотя сделать это в силу некоторых обстоятельств мне было не так-то просто, и теперь готова рассказать обо всём этом подробнее. В прошлый раз я уже поведала о том, как Теодорих Великий это королевство создал (вот тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»), а сегодня будет о том, как всё пошло по известному месту после того, как король ушёл в мир иной.
(Позднесредневековое изображение Амаласунты и на заднем плане Юстиниан и Феодора)
Династический косяк состоял уже в том, что от, по меньшей мере, двух женщин у Теодориха так и не родилось (или не дожило до взрослости) ни одного сына, только три дочери. Поэтому ему ничего иного не оставалось, кроме как для младшей из них, Амаласунты, рожденной Аудофледой (дочерью и сестрой франкских королей), найти достойного супруга и надеяться, что они справятся с тем, с чем не справился он сам. Этим супругом стал знатный остгот Эйтарих, правда умер он ещё в 522-м году, прежде даже своего тестя. Но определенный успех этот брак всё же имел, т.к. в нём родились дочь – Матасунта (ок. 518/520-551 или позже) и сын – Аталарих (516-534).
Именно Аталарих и был назначен своим умершим в 526-м году дедом наследником трона. Но, поскольку новый король был ещё совсем мальчиком даже по готским меркам, регентшей стала сама Амаласунта. И вот тут-то начались проблемы. С одной стороны, Амаласунта явно была очень образованной и умной женщиной, и правила Остготским королевством весьма разумно (к слову, именно в годы её регентства Кассиодор написал «Историю готов»). С другой – она мало того, что женщина (что остготов-патриархалов, чей смысл жизни даже после христианизации, всё ещё держался на войне и всяком таком, уже бесило), так ещё и явно симпатизировала византийской культуре и самим византийцам, в том числе их новому императору – Юстиниану (527-565), который получил власть от своего дяди, Юстина I (518-527), всего на год позже, чем сама Амаласунта.
Поэтому чем старше становился Аталарих, тем больше мужчины, представлявшие остготскую знать, тянули одеяло на себя и пытались отдалить сына от матери. И, похоже, у них даже получалось. Что случилось дальше, сказать однозначно трудно, но предположительно у парня оказалось не самое крепкое здоровье, и постоянные пьянки в лучших германских традициях окончательно его подкосили. Так что осенью 534-го года Аталарих внезапно скончался, что создало уже ощутимый династический кризис, т.к. он не был женат, не обзавелся детьми и тем самым стал последним мужским потомком Теодориха, который мог бы править остготами.
Амаласунта попыталась было удержать власть в собственных руках, но у неё ожидаемо ничего не вышло, поэтому она вынужденно пошла на довольно невыгодную для неё сделку – предложила корону своему двоюродному брату, Теодахаду, сыну родной сестры Теодориха – Амалафриды. И тут мне, пожалуй, стоит сделать небольшое отступление.
Я уже ранее рассказывала о том, как король Гейзерих (428-477) создал в Северной Африке собственное королевство вандалов и аланов, как устроил под благим предлогом нашествие на Рим в 455-м году и вернулся оттуда с невестой для своего сына Хунериха (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 84.1 «Delenda est»). И даже византийцы ничего ему не смогли сделать: после долгого правления он благополучно передал бразды правления Хунериху (477-484) и мирно почил. У Хунериха от той самой римской принцессы Евдокии был сын Хильдерих, но его отодвинул на задний план двоюродный брат – сын Гентона, брата его отца, по имени Гунтамунд (484-496), поскольку на тот момент таким был порядок передачи власти. Удивительно, но путь ему расчистил ещё сам Хунерих.
Гунтамунд известен тем, что разрешил высланным предшественниками епископам-никейцам вернуться на их посты и вообще всячески задабривал местное религиозное большинство. Предположительно по той причине, что ощутил непрочность власти вандалов в регионе уже тогда – им угрожали в перспективе не только византийцы, но и берберы, и было не лучшей стратегией настраивать против себя ещё и подданных римского происхождения. Но, по правде сказать, не очень-то это вандалам помогло – их попытка в 491-м году под шумок вернуть себе Сицилию, которую когда-то Гейзерих уступил Одоакру, не увенчалась успехом. А спустя четыре года Гунтамунд умер, и власть перешла к его брату Тразамунду (496-523), которому и пришлось строить отношения с новыми «соседями» – остготами под руководством Теодориха. К счастью для их народов, оба короля решили, что им лучше дружить, и предположительно в 500-м году Теодорих отдал в жёны Тразамунду свою овдовевшую сестру Амалафриду.
На самом деле ничем хорошим ни для Амалафриды, ни для её брата это не кончилось. Союзником Тразамунд оказался так себе: когда византийцы напали на Италию, он не выслал Теодориху на помощь свой флот, потом принял у себя короля вестготов Гезалеха (507-511), сына Алариха II от наложницы, а не от Тиудигото, дочери Теодориха, ставшей матерью другого сына и наследника Алариха – Амалариха. Да ещё с императором Анастасием I дружил. Одним словом, крыса, а не зять. Хоть потом и переобулся с извинениями. В 523-м году его силы потерпели поражение от берберов в ходе Триполитанской экспедиции, и в том же году Тразамунд умер. А его место занял…трампампам, сын Хунериха и Евдокии.
Дождавшийся своего часа Хильдерих (523-530), кажется, недолюбливал всех этих варваров, что уничтожили родное государство его матери. А, может, просто, несмотря на все его описания как «кроткого и миролюбивого», был той ещё акулой в политических играх. Он тоже симпатизировал Византии в целом и Юстиниану, в частности. И предположительно из-за этого против него начала мутить воду Амалафрида. Неизвестно, как далеко зашли её мутки (и были ли вообще), но закончилось всё тем, что по приказу Хильдериха она в 526-м году была казнена, а её остготская свита, жившая при дворе со времен её бракосочетания с Тразамундом, была перебита. Теодорих собирался было отомстить за сестру, но не успел.
У Амалафриды, что интересно, было двое детей: дочь Амалаберга, ставшая между 507 и 511-м годами женой Герменефреда (507-534), сына Бизина, и королевой тюрингов (об этой парочке я могла упоминать тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»); и сын Теодахад. Оба предположительно были её детьми от 1-го мужа, т.к. Амалабергу замуж отдал Теодорих, а у Теодахада были владения в Тусции (современной Тоскане). Таким образом расправа над матерью никак не задела их самих, и в политику Вандальской королевства они замешаны не были. Зато судьбы их тесно оказались переплетены с судьбой Остготского королевства, особенно судьба Теодахада.
(Монеты (фоллисы) времен Теодахада. Для меня тут самое интересное - причесон и головной убор)
Потому что именно о нём вспомнили, когда стало ясно, как сильно шатается трон под королевой Амаласунтой, и ему она предложила свою корону в обмен на сохранение её фактической власти в государстве. Теодахад (534-536) был наделен всяческими пороками, но дураком явно не был, поэтому согласился. И, пользуясь тем, что кузина затеяла политическую чистку среди остготских элит (устроила заказуху в отношении нескольких видных мужей, например Тулуина) в крайне неподходящее время, едва стал королем, сплавил её на остров Мартана посреди озера Больсена, где весной 535-го года её убили, возможно, родственники тех, кого ранее убили по её приказу. Примечательно тут то, что погибла Амаласунта примерно так же, как когда-то Фауста, жена Константина Великого – в бане, где её предположительно заперли. И Юстиниан через своего посла Петра Патрикия никак не сумел этому помешать…Зато сумел воспользоваться этим как предлогом для вторжения.
Теодахад правителем оказался ещё хуже, чем можно было ожидать. Когда из-за его, по сути, действий войска византийцев под командованием великого полководца Велизария зашли в Италию с юга и вскоре осадили Неаполь, он ничего не сумел с этим поделать. Так что возмущенные остготы провозгласили новым королем Витигеса (536-540), который сумел закрепить свою власть браком с Матасунтой, дочерью Амаласунты, а к Теодахаду подослал убийцу, который успешно справился со своим заданием в декабре 536-го. Вот только Велизария это, разумеется, никоим образом не остановило. И вот именно тогда, по сути, и началось то, что дало название сегодняшнему роману...
«Борьба за Рим» Ф. Дан
Время действия: VI век, ок. 526-555гг. н.э.
Место действия: Остготское королевство (Италия), Византия, а также предположительно территории современной Австрии близ Цирля.
Интересное из истории создания:
Феликс Дан (1834-1912) в своё время прославился не только как историк и юрист, но также как поэт и писатель, особенно как автор исторических романов.
(Ф. Дан)
Родился он в Гамбурге в семье актёра Фридриха Дана и его первой жены Констанс Ле Гэй, предки которой были французскими гугенотами. В том же 1834-м году семейство перебралось в Мюнхен, где будущий писатель и учился, сначала в гимназии, а потом в университете им. Людвига Максимилиана, где изучал философию и право, и из которого он потом перевелся в Берлинский университет им. Фридриха Вильгельма. Так он стал доктором права и вернулся в Мюнхен, где начал в 1857-м году преподавать юриспруденцию. В 1863 году он стал доцентом, а в 1865 году – профессором им. университета Юлиуса и Максимилиана в Вюрцбурге.
А потом случилась Франко-германская война 1870-1971-х годов, и Дану пришлось на время забыть о своей научной карьере. В сражении при Седане он даже был ранен. К счастью, конфликт относительно скоро закончился, и Дан вернулся к своей работе, а в 1872-м году даже стал профессором немецкого и государственного права и философии права в Кёнигсбергском университете, где в 1878 году получил должность ректора. На этом его научный подъём не закончился, но, думаю, что это не столь важно. Важно то, что параллельно со своей работой в области права он увлекся ещё и историей, и в 1880-1889-х годах создал и опубликовал 4-хтомную монографию под названием «Предыстория германских и романских народов». Его исторические труды оказали большое влияние на концепцию европейского периода переселения народов (Völkerwanderung) в немецкой историографии конца XIX – начала XX веков. Причем указанная выше монография оказалась столь авторитетна, что издавалась вплоть до 1970-х годов.
Дан опубликовал произведения общим объёмом около 30 000 печатных страниц. И пробовать себя в качестве поэта начал ещё в 1856-м году. Одним из известных произведений художественной направленности стала «Вальгалла. Германские сказания о богах и героях» (1886), соавтором которой стала первая жена Дана Тереза фон Дросте-Хюльсхофф. Но в наибольшей степени прославился как писатель Ф. Дан благодаря романам «Аттила» и «Ein Kampf um Rom», причем второй впервые издан был в Лейпциге в 1876-1878-х годах в трёх томах. На русский язык это название как только ни переводили: и «Борьба за Рим», и «Битва за Рим», и «Падение империи», и «Схватка за Рим».
Первое немецкое издание потянуло аж на 1296 страниц, и потом эта книга неоднократно переиздавалась, в том числе и на русском языке. Мне, например, попадались издания 1993-го («Альфа») и 1994-го годов («ВКФ»), но они явно не единственные. И чтобы найти нормальный полный текст, пришлось покопаться среди вариантов.
Кроме того, по этой книге был в 1968-1969-х годах (и потом односерийная немецкая версия в 1976-м году) Р. Сиодмаком снят фильм «Последний римлянин» («Kampf um Rom», «The Last Roman»), правда, там много отступлений от текста, и я, полагаю, что это типичный пеплум своей эпохи, который раскритиковали даже современники, но всё же. Если захочется не только почитать, но и посмотреть, то вот, кое-что всё-таки есть. А теперь про сам роман.
(Кадр из фильма "Последний римлянин"/"Борьба за Рим". Роль Амаласунты исполнила Онор Блэкман)
О чём:
Когда в Равенне угасала жизнь Теодориха Великого, его давний соратник Гильдебранд (или Хильдебранд) призвал за город, к руинам древнего языческого храма, молодых и подающих большие надежды знатных готов – Витихиса, Хильдебада, Тотилу и Тейю, чтобы…объяснить им, что Остготское королевство на краю, потому что Теодорих не оставил сына, а его дочери старик не доверяет во всех смыслах слова. После долгого, даже затянутого, разговора, где каждый поделился своими мнениями и опасениями, старый язычник Гильдебранд убедил пришедших объединиться ради блага их страны и народа, привёл всех четверых молодых мужчин к старому дубу, где вынудил заключить страшную клятву – пожертвовать ради поставленной цели всем, будь то имущество, жена или собственная жизнь.
После смерти Теодориха регентом при его внуке, Аталарихе, стала королева Амаласунта, женщина умная, но не умеющая, к сожалению, видеть насквозь людей и хорошо предсказывать, как сложатся дальнейшие события. Особенно ей это повредило, когда из всех возможных кандидатов она выбрала в префекты Рима и свои ближайшие советники Корнелия Цетега, немолодого и хладнокровного интригана, который поставил своей целью освободить бывшую Западную Римскую империю от остготов и их королевства, дабы родина его предков вновь восстала из пепла словно феникс, и хуже того, наравне с епископом Сильверием к тому моменту он уже активно руководил антиготским заговором в Риме.
Цетег громких клятв особо не давал, но и без них, похоже, был готов пожертвовать всем ради достижения собственной цели. Так что очень скоро королевский двор стал ареной для ожесточенной подковерной борьбы римлян и остготов, стремившихся перетянуть одеяло на себя. А потому как Амаласунта свою сторону выбрала, остготы во главе с Гильдебрандом взяли в оборот её сына, и вскоре юноша Аталарих, ещё недавно в целом послушный воле своей матери, стал для Цетега препятствием, которое он вознамерился убрать любой ценой…
Так с предательства и преступления и началась череда событий, которые и подтолкнули Остготское королевство к пропасти. Ирония в том, что снесло с политической арены без следа в итоге не только его, ведь время политического могущества Рима давным-давно оказалось в прошлом, и теперь главная сила ромеев была сосредоточена вовсе не там, а в Константинополе, где начал своё правление блистательный Юстиниан.
Отрывки:
«…
– Долиос! – в ужасе закричала Амаласунта. – Света! На помощь! Света!
И бросилась бежать вниз. Но ноги ее дрожали от страха, и она упала, ударившись щекой об острый камень. Из раны полилась кровь. Между тем явился Долиос с факелом. Он молча поднял окровавленную княгиню, но не спросил ее ни о чем. Амаласунта выхватила факел из его рук.
– Я должна видеть, кто там? – и она решительно обошла вокруг памятника.
Нигде никого не было. Но при свете факела она с удивлением заметила, что памятник этот не был старый, развалившийся, подобно всем остальным, а совершенно еще новый, какая-то надпись крупными черными буквами выделялась на белом мраморе его. Амаласунта невольно поднесла факел ближе к надписи и прочла: «Вечная память трем Балтам: Тулуину, Иббе и Питце. Вечное проклятие их убийце».
С криком бросилась Амаласунта назад. Долиос помог ей сесть в экипаж, и несколько часов она была почти без сознания. С этого времени радость, которую она испытывала в начале путешествия, заменилась смутной тревогой; и чем ближе они подъезжали к острову, тем сильнее тревожило ее дурное предчувствие.
Они подъехали, наконец, к берегу. Взмыленные лошади остановились. Она опустила окна и оглянулась. Время было самое неприятное: чуть светало. Они были на берегу озера, но его невозможно было рассмотреть: густой серый туман, непроницаемый, как будущее, скрывал от глаз все – ни дома, ни даже острова не было видно.
Справа стояло несколько низеньких рыбачьих хижин. Кругом рос густой, высокий камыш. Со стоном склонял он свою голову под напором утреннего ветра и, казалось, предостерегал княгиню, указывая, уводя ее прочь от озера. Долиос вошел в одну из хижин. Потом возвратился, помог княгине выйти из экипажа и молча повел к камышам. У берега колыхалась маленькая лодка, у руля ее стоял закутанный в темный плащ старик, длинные седые волосы его падали на лицо. Казалось, он спал: глаза его были закрыты и не открылись даже тогда, когда Амаласунта вошла в лодку. Долиос взял в руки весло, старик, все с закрытыми глазами, взял руль.
– Долиос, – с беспокойством заметила Амаласунта, – очень темно, сможет ли старик управлять в таком тумане?
– Свет ничем не помог бы ему, королева: он слеп.
– Слеп! Так повороти назад. Я выйду на берег! – в испуге сказала Амаласунта.
– Я правлю лодкой здесь уже двадцать лет, – ответил старик. – Ни один зрячий не знает пути лучше меня.
– Так ты слепорожденный?
– Нет, Теодорих Амалунг велел ослепить меня. Меня обвинили в том, что герцог Аларих Балт, брат Тулуна, подкупил меня убить короля. Я был слугой Балта, герцога Алариха, но я был невиновен, так же, как и мой господин, изгнанный герцог Аларих. Проклятие Амалунгам! – вскричал он с яростью.
– Молчи! – заметил ему Долиос.
– Почему сегодня я не могу говорить того, что вот уже двадцать лет повторяю с каждым ударом весла? Проклятие Амалунгам! – ответил старик.
С ужасом смотрела беглянка на слепца, который, между тем, действительно, легко направлял лодку. Когда они пристали к острову, Долиос помог княгине выйти на берег, а старик повернул назад. Тут Амаласунте послышались удары весел другой лодки, которая быстро приближалась к берегу. Она сказала об этом Долиосу.
– Нет, – ответил он, – я ничего не слышу. Ты слишком взволнована. Пойдем в дом.
Скоро они подошли к воротам виллы. Долиос постучал – ворота тотчас открылись. Амаласунта вспомнила, как двадцать лет назад она въезжала в эти ворота, сидя рядом с мужем своим Эвтарихом. Ворота тогда были сплошь обвиты цветами, и привратник со своей молодой женой приветствовал их радостно.
Теперь же перед ней стоял угрюмый раб со всклоченными седыми волосами. Его лицо было ей незнакомо.
– А где же Фусцина, жена прежнего привратника? – спросила Амаласунта. – Разве ее нет здесь?
– Она давно уже утонула в озере, – хладнокровно ответил старик и пошел вперед.
Они прошли двор, вошли в дом, проходили одну залу за другой – везде пусто, точно все вымерло в доме, только их шаги громко раздавались в тишине.
– Разве дом теперь нежилой? Мне нужна служанка, – сказала Амаласунта.
– Моя жена будет прислуживать тебе, – ответил старик.
– А есть ли еще кто-нибудь, кроме вас, в доме?
В эту минуту раздался громкий стук в ворота. Амаласунта побледнела.
– Кто это? – спросила она, схватив Долиоса за руку.
– Кто-нибудь приехал, – ответил он и открыл дверь назначенной для нее комнаты.
Воздух в комнате был сырой, затхлый, как обыкновенно в нежилых помещениях. Но рисунки по стенам и мебель те же, что и раньше, – Амаласунта узнала их. Отпустив обоих слуг, она бросилась на постель и тотчас заснула
_
Сколько времени лежала она в полусне, трудно было бы ей сказать. Перед ее глазами проносились разные картины.
Вот к ней подходит Эвтарих – какая печаль видна на прекрасном лице его, потом она видит Аталариха в гробу, он точно приветствует ее, Матасунту, с укором на лице, потом туман, тучи, голые деревья, три грозных воина с бледными лицами в окровавленных одеждах, слепой перевозчик, проклинающий ее семью. А потом снова пустынная равнина, и она сидит на ступенях высокого надгробия Балтов, – и ей снова кажется, будто кто-то шевелится за ней, и чья-то закутанная в плащ фигура склоняется все ближе, ближе...
Сердце ее сжалось от ужаса, она проснулась, вскочила, быстро оглянулась: да, это не был сон, кто-то был здесь, вот занавес у кровати еще колеблется, и по стене быстро промелькнула чья-то тень.
С громким криком отдернула она занавес кровати – никого нет. Неужели же все это ей только снилось? Но она не могла оставаться одна и позвонила. Вскоре в комнату вошел раб. По лицу и одежде видно было, что это образованный человек. Амаласунта догадалась, что это врач. Она сообщила ему, что ее мучат страшные видения, он объяснил, что это – следствие возбуждения и, быть может, простуды во время путешествия, он посоветовал принять теплую ванну, и ушел приготовить лекарство.
Амаласунта вспомнила, какие чудные двухэтажные бани устроены в этом доме. Нижний этаж предназначался для холодного купания и непосредственно соединялся с озером, откуда вода вливалась через семь дверей. Потолок этого этажа служил полом верхнему, который был предназначен для теплого купания. Этот потолок был металлический, с помощью особого механизма он раздвигался на две части, и тогда обе купальни соединялись в одну. По стенам верхнего этажа проходили сотни труб, которые заканчивались головами разных животных: из каждой головы вытекала струя теплой воды.
Между тем пришла жена привратника, чтобы вести ее в бани. Пройдя ряд зал, они подошли к восьмиугольному мраморному зданию, имевшему вид башни: это и были бани. Старуха открыла дверь, и Амаласунта вошла в узкую галерею, которая окружала бассейн, прямо перед ней удобные ступени вели вниз: оттуда уже поднимались теплые ароматические пары. Против входа была лестница из двенадцати ступеней, которая вела к мостику, перекинутому через бассейн. Не говоря ни слова, старуха положила принесенное белье на мягкие подушки, покрывавшие пол галереи, и повернулась к двери, чтобы уйти.
– Твое лицо мне знакомо, – обратилась к ней Амаласунта. – Давно ли ты здесь?
– Восемь дней, – ответила та, взявшись за ручку двери.
– Сколько времени ты служишь Кассиодору?
– Я всю жизнь служу Готелинде.
С криком ужаса бросилась Амаласунта к старухе, но та быстро вышла и закрыла за собой дверь. Амаласунта слышала, как щелкнул замок. Предчувствие чего-то ужасного охватило ее, она поняла, что обманута, что здесь кроется какая-то гибельная для нее тайна, и невыразимый ужас наполнил ее душу. Бежать, скорее бежать отсюда – было единственной ее мыслью. Но бежать было невозможно: дверь была крепко заперта. С отчаянием она обвела глазами мраморные стены – повсюду множество труб, которые заканчивались головами различных чудовищ. Наконец, глаза ее остановились на голове Медузы прямо против нее, и она снова вскрикнула от ужаса: лицо Медузы было отодвинуто в сторону, и из образовавшегося отверстия смотрело живое лицо. Неужели это...? Дрожа от ужаса, всматривалась в него Амаласунта. Да, это лицо Готелинды, и целый ад ненависти отражался в нем...».
(Остров Мартана на острове Больсена)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Первые впечатления об этом конкретно большой книге у меня были, прямо скажу, не очень. Диалог Гильдебранда с его товарищами, казалось, тянулся бесконечно и обмусоливал одно и то же абзац за абзацем. Но стоило им дойти до клятвы, как я уже оживилась, ибо запахло жареными внутриличностными конфликтами, а такое я люблю. А на следующих главах я и сама не заметила, как втянулась в повествование. Местами эта история всё-таки буксовала, но в целом читать было интересно.
При этом я сразу должна сказать, что косяки у этой книги такие же, как и у многих других из того времени – нереалистичность, чрезмерная романтизация героев, плоские любовные линии, и всё это местами обильно приправлено исторической недостоверностью. Например, прочитав про семнадцатилетнего Аталариха, когда умирал Теодорих, я настолько не поверила своим глазам, что аж полезла в немецкий оригинал. И нет, никакой ошибки. Автор реально написал именно это. Правда, тогда не понятно, какого рожна такому взрослому парню понадобилась мать-регентша? Дан, конечно, пытался выписать обоснуй, но вышло неубедительно. И Амаласунту он состарил раньше времени. И судьбы Витихиса и Матасунты откровенно переврал, и двух королей после него где-то потерял. И список можно продолжать.
Кое-где, впрочем, встречались не то что бы неверные факты, но своеобразные трактовки, и далеко не всегда можно сказать, что это было удачным ходом. Так мотивация Матасунты, когда она поджигала амбары, ничего, кроме фэйспалма, не вызывает, равно, как и то, что она до того вытворяла. Читаешь и невольно думаешь: «Это ж надо быть такой идиоткой…». При этом я довольна тем, как Дан представил Амаласунту – ему удалось передать её образ и судьбу реалистично, и, пожалуй, даже хвалебно, если можно так это назвать, с огромным уважением, несмотря на неоднозначность как личности, так и поступков этой женщины. Пожалуй, Амаласунта – лучший женский персонаж этого романа. Феодора тоже вышла неплоха, но не настолько. Прочие женские персонажи у Дана довольно плоские и шаблонные, равно как и их любовные линии. Но там уже речь о канонах XIX века, ничего не поделаешь.
Среди мужских персонажей, хотя автор, кажется, вовсю, как немец, болел за остготов, я бы выделила Цетега. Он хоть и представлен скорее как антагонист и чуть ли не злодей, в действительности вышел именно что неоднозначным и наделен был немалой харизмой и положительными качествами, которые невольно заставляют проникнуться к нему уважением. Он не играл в благородство, как сменявшие друг друга остготские короли, пришедшие на смену Амалам, но у него были свои принципы и свой кодекс чести, и своя преданность идеалам. Так что за ним, пожалуй, следить было интереснее и волнительнее всего. Даже причина, по которой он оговорил Алариха Балта, у меня, честно говоря, вызвала, конечно, не одобрение, то точно понимание – нехрен было лезть не в своё дело.
И ещё нельзя не отметить эпичность этого романа – повествование охватывает целых тридцать лет, и действие постоянно переносит нас в самые разные локации Италии, а иногда и за её пределы. Упоминались такие города как Константинополь (Стамбул), Рим, Равенна, Флоренция и Фьезоле, Тарвизиум (Тревизо), Пизавр (Пезаро), Неаполь, Региум (Реджо-ди-Калабрия). Так что для меня эта книга, при всех её недостатках, характерных для XIX века, стала реально ценной находкой, и я, пожалуй, рекомендовала бы ознакомиться с ней тем, кто интересуется историей раннего средневековья, особенно историей Остготского королевства, о коем написано очень и очень мало. А ведь это была важная веха в развитии средневековой Европы.
Если понравился пост, обязательно жмите лайк (а то мне тут стая воронов понакидала минусов за прошлый пост в том числе на подборочные посты) и тыркайте "жду новый пост", подписывайтесь, комментируйте, если хочется помочь моему проекту, можно кинуть донат, чтобы я могла добыть редкие книги для подборки и сделать свой обзор полнее.
О византийских крепостях в Крыму, Африке и на Востоке. Какое водохранилище стало местом съёмок фильмов «Инферно» Дэна Брауна и «Из России с любовью»? Сколько средств было потрачено на строительство храма Святой Софии.
К счастью, такое чудо, как Храм святой Софии, сохранилось до наших дней, хотя и в несколько изменённом виде.
1. Гражданские постройки
Юстиниан вошёл в историю как строитель на века, оставив за собой наследие, которое стало символом его правления. Самым ярким проектом был грандиозный храм Святой Софии в Константинополе, построенный всего за пять лет. Это не просто крупнейший храм христианского мира, а настоящий инженерный шедевр, поражающий своим размахом. Но Юстиниан не ограничился одним храмом: он строил крепости, акведуки, общественные здания, словно пытаясь превратить империю в архитектурное чудо. Его проекты стали не только доказательством могущества Византии, но и ориентиром для будущих поколений. Давайте взглянем на них подробнее.
Купол храма
Эпоха Юстиниана стала временем архитектурного бума, когда церковное строительство достигло невиданных высот. Всё началось ещё в 380 году, когда христианство утвердилось как официальная религия Римской империи, а строительство церквей стало модным способом выразить веру и продемонстрировать статус. Однако именно при Юстиниане дела пошли по-настоящему масштабно. На передовой были гениальные архитекторы Анфимий Тралльский и Исидор Милетский — настоящие звёзды своего времени. Эти мастера, объединив математический гений с инженерной смелостью, создали храм Святой Софии — инженерный шедевр, который и сегодня впечатляет. Одной из их ключевых инноваций стало использование лёгкого кирпича и арочных конструкций, позволивших строить гигантские купола без лишних колонн. Византийская архитектура словно говорила: «Смотрите, варвары, какие мы можем создавать шедевры!»
Среди знаковых проектов Юстиниановой эпохи выделяются церковь Святого Полиевкта, соборы Сергия и Вакха, базилика Святого Иоанна и, конечно, собор Святой Софии в Константинополе. Эти проекты финансировались не только из казны императора, но и за счёт состоятельных аристократов, которые использовали свои пожертвования как способ повысить статус и добиться признания церкви.
Церковь Святых Сергия и Вакха
Собор Святой Софии стал не просто строительным проектом, а настоящей демонстрацией возможностей эпохи. Построенный всего за пять лет (532–537 годы), он увенчан 32-метровым куполом — инженерным шедевром, символизирующим, по одной из версий, мироздание. Купол, поддерживаемый арками и парусами, создавал иллюзию невесомости и гармонии, которая поражала современников. Такие конструкции были настоящей революцией, позволяя равномерно распределять вес и возводить огромные пространства без лишних колонн.
В эпоху Юстиниана византийские архитекторы стали настоящими новаторами, внедряя революционные инженерные решения. Они разработали систему каркаса, которая позволяла создавать ажурные стены, соединённые в единую композицию. Примером таких стен можно назвать декоративные арочные проёмы в соборе Святой Софии, которые словно парят, несмотря на свою массивность. А чтобы храмы не выглядели тяжеловесными, использовали хитрый трюк — керамические сосуды для облегчения куполов. Эти технологии сделали здания одновременно монументальными и воздушными, словно сами стены стремились к небесам, олицетворяя совершенство.
Этот огромный храм не кажется таким массивным, благодаря своим ажурным стенам.
Строительство храмов в эпоху Юстиниана — это не просто архитектурные проекты, а настоящие финансовые приключения. Например, облицовка собора Святой Софии серебряной фольгой обошлась в колоссальные 40,000 фунтов серебра. Общая стоимость строительства собора достигла 1,3 миллиона солидов — сумма, сопоставимая с бюджетом небольшой страны. Для сравнения: другие проекты того времени стоили в десятки раз меньше! Помимо Софийского собора, важными символами эпохи стали храм Сан-Витале в Равенне (548 год) и Неа-Экклесиа в Иерусалиме. Это была не просто архитектурная революция, а синтез технологических достижений, богословских идей и громадных финансовых вложений, который навсегда изменил облик христианского мира.
Базилика Сан-Витале - важнейший византийский памятник искусства в Западной Европе
Цистерна Базилика, начатая при Константине Великом и завершённая при Юстиниане, стала настоящим инженерным чудом своего времени. Это подземное водохранилище обеспечивало город запасом питьевой воды на случай засухи или осады. Воду доставляли из Белградского леса, находящегося в 19 км к северу от города, через сложную систему водопроводов и акведуков, включая знаменитый акведук Валента. Почему Белградский лес? Потому что его источники были обильны и надёжны даже в засушливые времена.
Цистерна Базилика
Размеры цистерны впечатляют: 145 × 65 м, с ёмкостью 80 000 м³ воды. Её сводчатый потолок держится на 336 колоннах высотой 8 метров, расположенных в 12 рядах. Интересно, что многие колонны взяты из античных храмов, поэтому отличаются сортом мрамора и обработкой. Но самая загадочная деталь — две колонны с головами Медузы Горгоны: одна перевёрнута, другая повернута на бок. Легенда гласит, что это сделано, чтобы лишить её силы обращать людей в камень. Удивительно, но до сих пор неизвестно, из какого храма привезли эти колонны.
По соседству с цистерной находится «Бассейн желаний», ещё одна её любопытная деталь. Это водохранилище стало не только историческим, но и культурным феноменом: его атмосферу можно увидеть в фильмах, таких как «Из России с любовью», и в романах Дэна Брауна. Цистерна также появляется в книгах Виктора Пелевина и Умберто Эко, что делает её настоящим магнитом для любителей мистики и истории.
Одним из самых грандиозных символов величия Юстиниана стала одноимённая колонна, установленная в Константинополе. Эта триумфальная колонна, созданная по приказу императора, была призвана увековечить его военные победы. Колонна поражала своим масштабом и красотой. Прокопий Кесарийский в трактате «О постройках» упоминает её сразу после собора Святой Софии, подчёркивая её значимость.
Реконструкция колонны по Корнелиусу Гурлитту, 1912. Ошибочно показан винтовой фриз как у колонны Траяна.
Колонна возвышалась на ступенчатой пирамиде из семи каменных ступеней, на которых могли сидеть жители города. Она была составлена из огромных монолитов, скреплённых раствором и украшена бронзовыми венками и картинами. На вершине колонны возвышалась статуя Юстиниана на коне. Конь изображён в движении: одна нога поднята, будто готовится ступить на землю, другая — уверенно опирается на камень. Задние ноги напряжены, создавая эффект готовности к следующему шагу.
Император представлен в образе античного героя Ахилла: на нём высокие башмаки, панцирь, шлем с плюмажем, но без оружия. В его руке — шар с крестом, символизирующий власть над миром, достигнутую не войной, а верой. Правая рука протянута на восток, словно приветствуя новый день и подчёркивая силу империи.
Церковь Святых Сергия и Вакха, построенная в 527–529 годах неподалёку от дома, где Юстиниан провёл свои молодые годы, стала настоящей жемчужиной архитектуры. Её неслучайно называют «Малой Софией»: она гармонично сочеталась с более ранней церковью Святых Петра и Павла, которую, к сожалению, стерли с лица земли в XX веке.
Церковь Святых Сергия и Вакха
Особую любовь к этой церкви питало императорское семейство. На многих капителях можно найти инициалы Юстиниана и Феодоры, словно оставленные автографы звёзд своего времени. В 536 году Феодора передала храм монофизитам, а спустя 15 лет здесь нашёл убежище папа римский Вигилий, скрываясь от разъярённой толпы.
Когда иконоборцы объявили войну изображениям святых, мозаики этой церкви попали под горячую руку. Их уничтожили, считая идолопоклонническими, а вместе с ними утратилось и богатое убранство храма. И всё же, несмотря на разрушения, церковь продолжала жить, пережив даже падение Константинополя. В 1506 году она была превращена в мечеть: мозаики закрасили, а здание расширили притвором и медресе.
Сегодня эта церковь — как книга с израненными страницами, но всё же читаемая. Построенная до завершения Святой Софии, она стала важным шагом в развитии купольной архитектуры. Её восьмиугольная структура с центральным куполом была настоящей инновацией, которая задала тон для дальнейших архитектурных решений Византии.
Юстиниан прославился многими другими грандиозными проектами, которые изменили облик Византии и укрепили её позиции как центра христианского мира. Вот несколько значительных достижений:
Базилика Святого Иоанна (Эфес): Построенная на месте предполагаемого захоронения апостола Иоанна, эта церковь поражала своим размахом: форма креста, купола на каждом конце — всё это подчёркивало её величие. Она стала одной из крупнейших церквей своего времени.
Руины Базилики Святого Иоанна
Храм Сан-Витале (Равенна): Завершённый в 548 году, этот великолепный храм — настоящая визитная карточка византийской архитектуры. Его уникальная восьмиугольная структура и мозаики, изображающие Юстиниана и Феодору, до сих пор вызывают восхищение, как пример искусства, которое пережило века.
Аркада ротонды храма Сан-Витале
Неа-Экклесиа (Иерусалим): Эта церковь была построена как символ христианской идентичности Иерусалима, чтобы затмить его языческое и еврейское прошлое. Её масштабы делали её одной из крупнейших в Святой Земле.
Церковь Святой Ирины (Константинополь): Этот ранний купольный храм, возведённый на месте более древнего здания, стал переходным этапом в архитектуре. Он отражает смену от базиликальной формы к купольной системе, характерной для эпохи Юстиниана.
Церковь Святой Ирины
Юстиниан уделял большое внимание развитию городской инфраструктуры. Он восстанавливал и расширял системы водоснабжения, строил акведуки, мосты и водохранилища. В Константинополе, например, система водоснабжения была значительно улучшена.
В Константинополе Юстиниан не только перестроил части Большого дворца, добавив залы для торжеств и приёмов, но и построил новые резиденции для высокопоставленных чиновников и духовенства. Эти архитектурные достижения служили символами не только величия империи, но и её христианской идентичности.
2. Господь, защити нас от варваров! Фортификация во времена Юстиниана
В VI веке строительство крепостей и стен стало своеобразным хобби Юстиниана — правда, вынужденным. Варвары и персы стучались в двери империи с таким энтузиазмом, что без новых укреплений можно было остаться без этих самых дверей. Император Юстиниан принялся за дело с рвением настоящего архитектора, вдохновлённого наследием своих предшественников. И ведь не зря — каждое укрепление было словно визитка: «Здесь был Юстиниан».
Самым грандиозным «бетонным чудом» стали фракийские Длинные стены — 58 километров оборонительной мощи, простирающиеся от Чёрного до Мраморного моря. И хотя в школьных учебниках их авторство часто приписывают Анастасию I, Юстиниан подошёл к вопросу как настоящий перфекционист: добавил башни и усилил укрепления. Я думаю, что если бы наши современники долго смотрели на эти стены, они бы услышали тихий шепот, который словно говорил: «Не стоит задаваться вопросом, сколько камней пошло на строительство, просто наслаждайтесь прекрасным видом».
Стены и башни Никополя
Аналогичная каменная магия происходила вдоль Дунайского лимеса. Городам с яркими именами — Сердика, Наиссус, Пауталия, Траянополис и Августа-Траяна — подарили не просто обновлённые стены, а полноценный апгрейд. Защита была улучшена, а в новых населенных городах крепостях со временем возобновилась активная торговля. Эти города превратились в мини-хабы своей эпохи, где война и торговля шли рука об руку.
Руины амфитеатра в Сердике
В игре «Защити свою империю» Юстиниан мог рассчитывать на успех благодаря своим крепостям. Историк Прокопий Кесарийский утверждает, что император построил или восстановил более 600 укреплений. Это были не просто стены для галочки: от массивных городских барьеров до уютных крепостей, где крестьяне могли спрятаться вместе с коровами и курицами. Археологические находки показывают, что византийские инженеры мастерски подстраивались под природу. Стены как будто обнимали долины или извивались ломаной линией, как змеи, создавая дополнительные укрытия для засад. Такая тактика превращала горы и реки в лучших союзников против врагов.
Но крепости — это не только про войну. Они были маленькими вселенными, где кипела жизнь: пахали землю, ковали подковы, играли свадьбы. Внутри находили сельхозинструменты, храмы и захоронения. Эти укрепления становились своеобразными автономными городами, где жизнь продолжалась несмотря на осады. Такие места, как Сердика и Пауталия, не просто защищали людей, но и превращались в центры повседневной жизни. Ремесленники трудились, дети гоняли мяч, а крестьяне растили капусту под защитой мощных стен.
Руины городской крепости на холме Гиссарлык
Использование рельефа в строительстве крепостей было не просто хитростью, а настоящим искусством. Размещённые на высотах до 1500 метров, такие крепости предлагали шикарный стратегический обзор — врагам приходилось карабкаться вверх, словно на горную экскурсию, только без гида и сувениров. Эти неприступные бастионы превращали атаки противников в изнурительный марафон.
Но высокогорные виды имели свою цену. Жителям приходилось забыть о привычных полях и заняться животноводством, благо овцы и козы с радостью кушали траву с пастбищ на склонах. А вместо привычной вспашки земли люди осваивали горнодобычу: местные горы щедро делились железной рудой и медью. Эти ресурсы поддерживали не только быт, но и оборонительную мощь крепостей, превращая каждую из них в небольшую автономную экономическую зону, где жизнь продолжалась вопреки всем вызовам.
Балканы были не просто важным регионом для Византии — это была настоящая дверь в Европу, которую Юстиниан хотел запереть на все замки. Через Балканы проходили важнейшие торговые пути и военные маршруты, превращая этот регион в стратегическое сердце империи. Юстиниан, как истинный реформатор, решил превратить Балканы в бастион. Он перестроил стены Диррахия — родного города Анастасия (интересно, местные гордились этим фактом?), основал новый город Юстинианополь с тройным кольцом укреплений и укрепил Коринфский перешеек, защитив Пелопоннес от всех, кроме особо настойчивых туристов.
Мозаики базилики VI века в амфитеатре Диррахия.
Однако не всё было гладко. Отсутствие системного подхода к обороне и нехватка постоянных гарнизонов стали ахиллесовой пятой этой амбициозной стратегии. Зачем ставить солдат в крепости, если их можно было бы распределить более эффективно? Содержание армии было слишком дорогим удовольствием, а количество воинов оставляло желать лучшего. В итоге крепости часто превращались в декоративные символы имперской власти, которые, увы, не могли остановить набеги славян и гуннов.
3. Оборона на востоке
Варвары – дело одно. Совсем другое дело – восточные границы цивилизованного и вечно враждующего Ирана. Когда Византия унаследовала от Римской империи оборонительную систему limes Orientalis, это было похоже на передачу драгоценного семейного реликта. Эта сеть укреплений состояла из фортов, наблюдательных пунктов и стен, которые защищали границы и следили за передвижением. Она включала Армянский (limes Armenicus) и Аравийский (limes Arabicus) лимесы, которые защищали восточные границы от врагов и обеспечивали безопасность торговых путей — так называемых «международных трасс» того времени.
На севере строили крепости по строгой гипподамовой системе: прямые улицы, ровные кварталы, всё аккуратно и строго. Такая планировка не только упрощала строительство, но и позволяла быстро организовать оборону на новых территориях. Южные укрепления, напротив, были словно дизайнерские проекты: их адаптировали под рельеф и использовали старые набатейские поселения. Зато выглядели они уникально, хоть и требовали больше времени и усилий.
Ключевую роль в этой системе играла дорога Strata Diocletiana — своего рода византийская "автомагистраль". Она связывала форты, обеспечивала быструю переброску войск и снабжение гарнизонов. С помощью этой дороги армия могла оперативно реагировать на угрозы, что делало её важнейшим элементом обороны.
Торговые пути Ближнего Востока
Среди самых известных укреплений были Сура, Орес и Пальмира. Сура контролировала Евфрат, словно шлагбаум на важнейшем водном пути. Орес отслеживал движения кочевых племён в пустынных районах, а Пальмира, словно оживлённый торговый центр, соединяла Восток и Запад, оставаясь ключевым звеном в оборонительной стратегии. Каждое из этих мест было не просто укреплением, а важной частью византийской "системы безопасности".
Со временем стратегия размещения крепостей претерпела любопытные изменения. Если раньше форты стояли там, где можно было перехватить персов на их пути к границам, то позже всё внимание переключилось на Евфрат. Река стала своеобразным "природным барьером" — и, надо сказать, весьма успешным.
Стена Диоклетиана, Пальмира.
В III веке, когда персидская угроза заиграла новыми красками, крепости строили в темпе "лишь бы успеть". Качество, как вы догадались, оставляло желать лучшего. А вот в IV веке всё изменилось: Римская империя решила, что защита в стиле "статичных стен" уже не работает. В игру вступили мобильные войска и арабские союзники-федераты. Эти федераты — настоящие профи по местности и мобильности — не просто заключали договоры с империей, но и обеспечивали помощь в борьбе с кочевниками. Так что, если на горизонте появлялись проблемы, федераты уже были там, чтобы их решать.
К эпохе Юстиниана, в 529 году, управление восточными границами — лимесом — делили между двумя военными магистрами: Армении и Аравии. Какие у них были обязанности? Организовать оборону, мобилизовать войска, следить за гарнизонами и координировать всё это дело. Разделение, конечно, помогало лучше справляться с задачами, но не без конфликтов: стратегий на всех магистров явно не хватало. В итоге армия становилась мобильной, а форты из постоянных крепостей превращались в базы для стремительных операций.
Юстиниан был мастером строить не только стены, но и истории вокруг них. Среди его знаковых проектов — крепости Каср аль-Азрак в Иордании, узловая точка для караванов; Дейр эль-Кахф в Сирии, идеальный наблюдательный пункт для пустынных земель; и Каср аль-Халлабат, служивший восточным щитом Иордании. Эти форты были не просто защитными сооружениями, а отражением новой концепции: компактные квадрибургиумы размером 70×70 метров, словно военные кубики Рубика, которые можно было быстро перестроить под нужды армии.
Руины крепости Каср аль-Азрак
Но настоящей звездой стал проект крепости Дара, начатый в 506 году, несмотря на запрет Персии строить укрепления (восхищение соседей тоже дорого стоит). Эта крепость включала широкий ров, двойные стены и башни с интервалом 50 метров. Дара стала несокрушимой преградой для персов и символом амбиций Юстиниана.
Ещё один шедевр — Ресафа. С её стенами длиной 1,8 км и 50 башнями разных форм (прямоугольных, круглых, многоугольных) она была не просто крепостью, но и священным центром, где поклонялись святому Сергию — покровителю воинов. Паломники стекались сюда, а местные жители могли гордиться, что их город защищён не только камнями, но и святой силой.
Сергиополь или Ресафа. Руины.
И, конечно, Зенобия (Халабийе) на берегу Евфрата — архитектурный феномен. Стены толщиной 3,25 м из гипсовых блоков могли выдержать почти всё, а трёхэтажный преторий был идеалом фортификационного искусства. Эта крепость не только стояла на страже региона, но и контролировала торговые пути, связывая Восток и Запад.
А чтобы Евфрат не топил всё подряд, Юстиниан приказал построить волнорезы — массивные каменные барьеры, которые укрощали реку. По словам Прокопия, эти сооружения были как точки спасения для поселений вдоль берега, предотвращая наводнения и разрушения. Вода успокоилась, в отличие от внешнеполитической ситуации.
4. Фортификации Византии в Причерноморье
В эпоху Юстиниана Великого византийская администрация активно укрепляла свои позиции в Северном Причерноморье, превращая регион в стратегический форпост империи. Крым, Керченский и Таманский полуострова стали ареной масштабного строительства: восстанавливали укрепления Херсона (нынешнего Севастополя) и Боспора (современной Керчи), превращая их в неприступные бастионы. На Южном берегу Крыма, словно жемчужины в ожерелье, возвышались приморские крепости. Они контролировали морские пути и обеспечивали надёжную защиту от кочевников, которые не были в восторге от византийских построек.
Эски-Кермен
К концу VI века в Горной Таврике (горной части Крыма, включающей Южный берег и внутренние горные районы) появилась оборонительная система, известная как «limes Tauricus», которая напоминала продуманный пазл. Вместо скучных сплошных линий укреплений строились отдельные форты, связанные друг с другом визуально и стратегически. Это позволило Византии эффективно контролировать территорию, быстро реагировать на угрозы и не распылять ресурсы. Система включала три типа сооружений:
Во-первых, "Длинные стены" — они перекрывали горные долины, создавая барьеры, которые направляли кочевников к узким проходам. Там они словно сами забредали в ловушку, где их ждала хорошо подготовленная засада. Такие стены замедляли врага, давая византийским войскам драгоценное время для обороны или контратаки.
Во-вторых, малые дозорные крепости (бурги) вроде Баклы, Сюйреня и Сиваг-Кермена располагались на высотах или у ключевых проходов. Оттуда сторожевые наблюдали за движением врагов, а систему оповещения можно было назвать средневековой "смс-сетью": сигналы подавались с помощью огней, дыма или гонцов и доходили до Херсонеса за считанные часы.
Руины Сюйреньской крепости
И наконец, опорные крепости-фрурионы, такие как Эски-Кермен, Дорос (Мангуп-Кале) и Чуфут-Кале (Кырк-Ор), служили настоящими спасительными оазисами. В случае нападения здесь могли укрыться не только военные, но и мирное население, превращая фрурионы в мини-городки, где жизнь продолжалась даже во время осады.
5. Византийские крепости в Африки
После того как Византия победоносно завершила Вандальскую войну (533–534 годы), ей удалось вернуть контроль над провинциями римской Африки, за исключением Мавретании Тингитанской (территория современного северного Марокко). Прокопий Кесарийский утверждал, что вандалы разрушили римские укрепления, но археологические данные с ним не согласны: скорее всего, сооружения просто постепенно обветшали из-за отсутствия должного ухода. Однако Юстиниан не собирался мириться с разрухой: он инициировал масштабное строительство, оставив множество памятных надписей, которые можно назвать своеобразными "визитками" его эпохи.
Строительные работы начались под руководством Велизария — выдающегося полководца, который не только блестяще завершил Вандальскую войну, но и заложил основу для восстановления региона. После него дело продолжил губернатор Африки Соломон (539–544 годы), ставший своеобразным "менеджером проекта". Для финансирования этих амбициозных строек он использовал трофеи, захваченные у вандалов, включая золото, украшения и даже оружие. В Северной Африке крепости строились практически с нуля, что объясняет отсутствие слоёв реконструкции в археологических раскопках. Этот регион стал ареной настоящей строительной революции, когда вместо устаревших укреплений возводились современные по тем меркам форты, готовые к отражению любых угроз.
Триумфальная арка Траяна в Тимгаде
Изначально предполагалось, что крепости образовывали защитные рубежи, отделявшие крупные города, такие как Карфаген (да, это тот самый Карфаген, который римляне сначала стерли с лица земли в 146 году до нашей эры, а потом восстановили как римскую колонию), от местного берберского населения. Однако современные исследования показывают, что фортификационные сооружения чаще располагались поблизости от городов и источников воды. Такой выбор местоположения обеспечивал более быструю реакцию войск на угрозы, а также удобство снабжения гарнизонов. В некоторых случаях крепости строили на фундаментах старых римских укреплений, что позволяло сэкономить ресурсы и время.
Крепости Северной Африки VI века можно разделить на три основные категории:
Малые форты: занимали площадь менее 1 гектара. Например, Тимгад — древнеримский город в современной Алжирии, который знаменит своей идеально сохранившейся городской планировкой. Такие форты служили наблюдательными пунктами и оперативными базами для небольших гарнизонов.
Средние форты: площадью от 5 до 9 гектаров, как в Багаи, религиозном и административном центре в Северной Африке, также расположенном в Алжире. Эти форты часто включали внутренние укрепления, которые обеспечивали двойную линию обороны в случае нападения.
Крупные городские стены: охватывали десятки гектаров, но защищали меньшую территорию, чем их римские предшественники. Это было связано с тем, что византийцы делали ставку на более компактные и стратегически важные участки, которые было легче защищать. Например, Суфетула — город, разделённый новыми стенами на несколько меньших секций. Такое деление превращало каждую секцию в независимый оборонительный узел, способный выдержать нападение, даже если остальные части города были под угрозой. Этот подход также помогал ограничивать разрушения и упрощал управление обороной и снабжением. Византийцы использовали эти нововведения, чтобы максимально эффективно распределять свои ресурсы.
Фортификационная деятельность в Северной Африке в эпоху Юстиниана была словно попытка вернуть старую римскую роскошь, но с ограниченным бюджетом. Эти новые и восстановленные укрепления сочетали в себе прагматизм и стратегию. Простая архитектура? Возможно. Но именно она обеспечивала защиту ключевых регионов, превращая форты в базы для мобильных войск и местные центры религиозной жизни. Пусть их конструкция и уступала сложным укреплениям других регионов империи, но они были настоящими оплотами, которые, как хорошие друзья, всегда оказывались кстати в трудный момент.
О том, как изменившийся климат стал катализатором глобальной пандемии, почему крысы стали невольными спутниками чумы и как природа и эпидемии изменили ход истории
Питер Брейгель. Триумф смерти
1. Введение
В 2018 году группа археологов наткнулась на нечто невероятное: в юго-западной Швеции они обнаружили 79 тел эпохи неолита, захороненных за очень короткий промежуток времени. На тот момент никто и не догадывался, что это открытие станет настоящей сенсацией — они нашли самые древние останки, на которых удалось выявить следы уникального штамма чумного возбудителя Yersinia pestis. Именно той самой чумы, которая в будущем станет символом массовых бедствий и страха на века. Той самой чумы, которая не пожалеет ни короля, ни бедняка.
Чума знакома нам не только благодаря археологическим находкам, но и из письменных источников. Например, в знаменитых письмах из Амарны (древние дипломатические послания, которые проливают свет на международные связи того времени) и в молитвах о спасении от чумы царя хеттов Мурсили II описывается настоящая эпидемия. Чума тогда уже была восходящей звездой на сцене болезней — её даже несколько раз упоминают в Библии. В Первой книге Царств описывается вспышка чумы в Филистии, а в греческом переводе сказано, что она была вызвана нашествием мышей.
И те, которые не умерли, поражены были наростами, так что вопль города восходил до небес. (1Цар.5:12)
Амулет, созданный в период между 800 и 612 годами до нашей эры, который должен был оберегать от чумы, был украшен надписью из аккадского эпоса «Эзра».
Однако по-настоящему серьёзная пандемия, ставшая испытанием для всего человека, произошла гораздо позже эпохи неолита — это была печально известная Юстинианова чума. В VI веке эта эпидемия прокатилась по Восточной Римской империи, нанося такие удары, что даже амбициозный император Юстиниан оказался бессилен. Эпидемия, словно в насмешку, стремилась продемонстрировать своё превосходство над человеком, и никто не смог ей противостоять. Давайте внимательнее посмотрим на эту трагедию, которая, по самым оптимистичным оценкам, унесла жизни до четверти населения Восточного Средиземноморья. Это одна четверть населения! Если бы такое произошло в современной Европе, погибло бы 186 миллионов человек! Это была катастрофа, которую нам бы не стоило забывать.
2. Пламя, лед и смерть: катастрофы VI века
Южная Европа в первой половине VI века переживала времена, которые больше напоминали сюжет античного эпоса о гневе богов. Одним из таких «гневных» эпизодов стало извержение Везувия в 512 году — всего в 15 километрах от Неаполя. Вулкан снова решил напомнить о себе всем тем, кто забыл катастрофу 79 года, засыпав италийскую Кампанию 6-метровым слоем пепла. Здания рушились под его тяжестью, а вместе с пеплом воздух наполнил удушливый сернистый газ. Ну а верующим того времени оставалось лишь задуматься, не слишком ли сильно они прогневили высшие силы.
Вид на Везувий
В 526 году произошло ужасное Антиохийское землетрясение с магнитудой в 7 баллов по шкале Рихтера. 7 баллов — это уже не просто «потрясло», это буквально перевернуло жизнь в радиусе 250 километров от эпицентра. Представьте себе — здания падали, словно карточные домики, а земля казалась единым и живым бурлящим организмом. Чтобы представить масштабы трагедии, можно вспомнить землетрясение на Гаити, которое произошло 12 января 2010 года. Тогда город Порт-о-Пренс оказался в руинах: 3 миллиона жителей остались без крыши над головой, все больницы и тысячи жилых домов были разрушены. Погибли от 160 до 230 тысяч человек. Теперь представьте нечто подобное, но без современной помощи и технологий. Для своего времени это был настоящий апокалипсис.
В конце мая 526 года Антиохия и окрестности Сирии пережили трагедию, которая казалась бы слишком мрачной даже для древнегреческой мифологии. Землетрясение уничтожило всё, что могло, а остальное сжёг сильный пожар. В результате катастрофы погибло 250 тысяч человек, включая патриарха Антиохийского.
Землетрясение на Гаити 2010 года
Однако это была только верхушка айсберга — в буквальном и переносном смысле. Ещё одним незримым врагом стали аномальные холода, которые мы теперь называем Малым ледниковым периодом VI века. Вообразите: с одной стороны — землетрясения и эпидемии, с другой — резкое похолодание, словно сама природа решила устроить состязание «что больше принесёт разрушений». Учёные до сих пор гадают, что стало причиной этих изменений, но, скорее всего, всё началось ещё в середине V века. В такие времена тёплый плед и чашка горячего чая могли бы стать настоящим сокровищем.
О похолодании упоминали в разных частях континента. И греческий историк Прокопий Кесарийский, и франкский писатель Григорий Турский говорили о том, что с природой происходит что-то неладное. Средняя температура упала на два градуса — звучит как мелочь, но для тех времён это был климатический апокалипсис. В те времена зимы были холодными и ветреными, а погода — сырой и неприятной. Возможно, именно тогда у скандинавов возникло представление о фимбулвинтере? Сегодня учёные всё чаще говорят, что именно такие изменения климата стали толчком к Великому переселению народов. Варвары из азиатских степей начали массово покидать свои замёрзшие дома в поисках более тёплого уголка земли. Германские племена начали покидать неуютную Скандинавию и переселяться на юг. Можно сказать, что они искали место, где можно было бы жить без вечной сырости и холода, конечно, попутно уничтожая всех, кто становился у них на пути.
Настоящим апофеозом климатических бедствий раннего Средневековья можно считать череду извержений вулканов в 530, 536, 540 и 547 годах. Историки подозревают, что виновниками этого природного безобразия стали тропические вулканы Северного полушария. На звание "главного разрушителя" претендуют индонезийский Кракатау и вулкан Рабаул из Папуа-Новой Гвинеи. Эти извержения были настолько сильны, что выброшенный в воздух пепел частично блокировал проникновение солнечного света в атмосферу. В результате этого температура резко упала, северные льды начали стремительно разрастаться, а солнечные дни стали редкими гостями. Климатическая депрессия в самом её худшем проявлении.
Вулкан Кракатау
Синоптики предполагают, что температура в этот период снизилась на катастрофические 7–9 градусов. Представьте: зимы стали ещё холоднее и снежнее, а урожаи исчезли, как последний кусок торта на семейном празднике. Голод и эпидемии охватили многие регионы, превращая жизнь людей в нескончаемую борьбу за выживание. Особенно ужасной была ситуация на севере Китая, где из-за череды неурожаев начался мор, унесший жизни 80% населения. Это был настоящий климатический апокалипсис, оставивший мало шансов даже самым стойким.
Именно этот мрачный период, наполненный катастрофами и климатическими перипетиями, стал идеальным «фундаментом» для того, что мы сегодня знаем как Юстинианова чума. Настоящий «катализатор» бедствий VI века, который показал всему миру, что проблемы приходят не поодиночке.
3. Госпожа Юстинианова чума.
Джараш — древний еврейский город на севере современной Иордании, который когда-то попал на страницы трудов знаменитого историка Иосифа Флавия. Согласно иудейской традиции, именно здесь родился Симон Бар-Кохба — легендарный лидер иудейского восстания против римлян в 131–135 годах. Но это было в далёком прошлом. Совсем недавно учёные-биологи буквально раскопали новую страницу истории: на территории античного ипподрома они обнаружили два массовых захоронения VI века. В них покоились останки 150 взрослых и 80 детей. Самое поразительное — в зубах восьми из них нашли ДНК чумной палочки. Той самой «волшебной» палочки, взмах которой уничтожал целые города и поселения.
Руины города Джараш
Но помимо археологических находок, у нас есть и множество письменных свидетельств. Например, сирийский учёный и церковный историк Евагрий Схоластик не только столкнулся с чумой, но и пережил её. Хотя «пережил» — это громко сказано: в детстве он едва не погиб от чумных бубонов, а за свою жизнь потерял жену, дочь с детьми и почти всех слуг в загородном поместье. Да, пандемия оставила его практически в одиночестве, словно бубонная чума решила сделать Евагрия Схоластика летописцем своих триумфов. И, надо признать, у неё это получилось.
О чуме пишет и другой историк, епископ Асийский Иоанн Эфесский, посвятивший пандемии труд с интригующим названием «Воспоминания о чуме, бывшей по всей земле, особенно же в странах южных». Не отстал и главный «летописец трагедий» той эпохи Прокопий Кесарийский, который первым сообщил об эпидемии в 541 году. Так чума выбрала себе еще нескольких биографов.
Согласно Прокопию, первая серьёзная вспышка чумы в Византии произошла в порту Пелузий, расположенном в дельте Нила недалеко от современного Суэца. Судя по всему, болезнь пришла в Пелузий из Эфиопии, а дальше заражённые крысы на кораблях с зерном «доставили» её в главный мегаполис того времени — Константинополь. Египет, будучи житницей Римской империи, всегда страдал от огромного количества крыс. Эти хвостатые «жильцы» чувствовали себя прекрасно благодаря бескрайним правительственным зернохранилищам, которые были для них настоящими пятизвёздочными курортами. Неудивительно, что именно в Египте кошки обрели статус священных — кто-то ведь должен был держать эту хвостатую армию в узде.
В средневековых городах крысы были распространены в большом количестве и служили переносчиками блох, которые были инфицированы чумной бактерией Yersinia pestis. Эти блохи перебирались с крыс на людей и вызывали заражение.
Прокопий Кесарийский рисует ужасающую картину: жертв чумы было столько, что о похоронных обрядах просто забыли, и весь город пропах мертвечиной. Всё потому, что мест для захоронений не хватало, поэтому тела складывали в огромные кучи прямо под открытым небом. По словам Прокопия, на пике эпидемии в Константинополе умирало до 10 000 человек в день! Если эта цифра завышена в два или даже три раза, она всё равно поражает воображение. Город буквально погрузился в мрак, где смерть была неотъемлемой частью повседневной жизни, а живые могли лишь надеяться не стать частью зловещих трупных куч.
На второй год после появления этой болезни она в середине весны дошла до Византия, где в ту пору мне довелось жить. Происходило здесь все следующим образом. Внезапно у них (у больных) появлялся жар; у одних, когда они пробуждались ото сна, у других, когда они гуляли, у третьих, когда они были чем-то заняты. При этом тело не теряло своего прежнего цвета и не становилось горячим, как бывает при лихорадке, и не было никакого воспаления, но с утра до вечера жар был настолько умеренным, что ни у самих больных, ни у врача, прикасавшегося к ним, не возникало мысли об опасности. В самом деле, никому из тех, кто впал в эту болезнь, не казалось, что им предстоит умереть. У одних в тог же день, у других на следующий, у третьих немного дней спустя появлялся бубон под мышкой, около уха или в любой части бедра.
(с) Прокопий Кесарийский "Война с персами", стр. 13-17
Какие же последствия принесла чума для Византии и всей западной цивилизации? В сельской местности фермеры, поражённые болезнью, просто не могли ухаживать за посевами. В результате цены на зерно в Константинополе резко выросли, как будто это не товар первой необходимости, а что-то из ассортимента модного бутика. Незадолго до эпидемии Юстиниан щедро раскидывался деньгами на строительство церквей, включая знаменитый Собор Святой Софии. Казалось бы, куда ещё можно потратить золото? Но нет, оставшиеся деньги «уплыли» на войны с вандалами — о них мы ещё поговорим. И как вишенка на этом катастрофическом торте: во время эпидемии погибла как минимум пятая часть налогоплательщиков империи, из-за чего казна похудела до неприличия.
На строительство собора Святой Софии в Константинополе, которое продолжалось с 532 по 537 годы, было израсходовано три годовых бюджета Византийской империи.
Юстинианова реконкиста — грандиозная мечта снова собрать Римскую империю под единым флагом — рухнула, как карточный домик. Чума ударила по всем: готское королевство, Галлия — даже далекая Британия не осталась в стороне. Археологи нашли захоронения на Эдикс-Хилл близ Кембриджа, словно сама история шепчет: никто не был в безопасности от этой беспощадной эпидемии.
Прокопий писал и о лечении чумы. Холодные ванны, освящённые части святых, магические кольца, амулеты, алхимические порошки — кажется, в ход шло всё, что только могло придумать отчаявшееся человечество. Но, увы, чума оказалась равнодушна к этим усилиям. В Константинополе погибло почти 40% населения, а во всём Восточном Средиземноморье — до четверти жителей. Казалось, что смерть поселилась в этом регионе навсегда. Но эпидемия на этом не остановилась: волны чумы снова и снова вторгались в жизнь средиземноморских народов на протяжении VI, VII и VIII веков. Хотя каждая новая вспышка была уже не такой разрушительной, чума словно уставала вместе с человечеством, но совсем исчезать, видимо, не собиралась.
Современные исследования предполагают, что холодная погода могла сыграть свою злую шутку, ускорив распространение чумы. Климатический стресс вмешивался в жизнь общества так, будто природа решила вставить свои «пять копеек» к и без того мрачной эпохе. Урожаи сокращались, грызуны расползались по домам, миграции людей усиливались, а иммунитет людей ослабевал. Другими словами, чума получила все необходимые условия для идеального шторма, оставив человечество бороться сразу на нескольких фронтах.
Реконструкция температуры по данным ледниковых кернов из Центральной Гренландии. Резкое похолодание началось примерно в 420 году и усилилось примерно в 530 году.
4. Откуда пошла чума?
Не секрет, что чума появлялась задолго до времён Юстиниановой пандемии. Но именно она стала первой эпидемией Yersinia pestis, задокументированной настолько подробно, что её можно назвать «величайшим дебютом» болезни в исторических хрониках. Генетические исследования древней и современной ДНК Yersinia pestis указывают на несколько регионов, претендующих на роль родины этой напасти. Но история не спешит раскрывать свои секреты без интриги.
В первую очередь внимание привлекает Цинхай, Китай — именно здесь, согласно научным исследованиям, встречаются базовые корневые штаммы вируса Yersinia pestis. Однако не всё так просто. Исследователи установили, что тот самый специфический штамм, ответственный за Юстинианову чуму, зародился вовсе не в Центральной Азии, а к югу от Сахары. Там чума выбрала свой зловещий маршрут и начала своё шествие на север. Торговцы из Королевства Аксум (современная Эфиопия) привезли её из Восточной Африки в Египет, а затем в Европу. Один из весомых аргументов в пользу этой теории — более поздние вспышки чумы в Сасанидском Иране, несмотря на их активные торговые связи с Центральной Азией. Выходит, главные «перевозчики» напасти пришли с юга, а не с востока, как предполагалось ранее.
Но было еще одно очень интересное исследование, после того как извлекли современные штаммы из скелетов Юстиниановой чумы в Германии. Оказалось, что современные штаммы ДНК Yersinia pestis были обнаружены в настоящее время в горной системе Тянь-Шань. Кроме этого, был исследован скелет, пораженный Yersinia pestis и найденный в Тянь-Шане, который был захоронен около 180 года до нашей эры. Оказалось, что этот скелет был поражен штаммом чумы, который имел общего предка с Yersinia pestis, найденного в скелете, которого нашли в Германии. Это открытие позволило предположить, что распространение кочевых народов, в первую очередь гуннов, могло сыграть свою роль в распространении чумы в Западной Евразии из Центральной Азии. И после того как этот штамм попал в Аксум (Эфиопия) и началась вспышка болезни, началась настоящая пандемия.
Карта распространения Юстиниановой чумы
5.Заключение
Юстинианова чума стала одной из первых глобальных катастроф, которая оставила неизгладимый след в истории. Она не только сократила население и ослабила могущество империй, но и изменила сам ход человеческой цивилизации, заставив нас осознать, как тесно взаимосвязаны миры природы, общества и торговли. Даже спустя столетия, изучая её последствия, мы не перестаём удивляться масштабам этой трагедии и урокам, которые она преподнесла. Возможно, самый важный из них — помнить, что даже в самые тёмные времена история продолжается, и мы можем извлечь из неё уроки для своего будущего.
Еще в 395 году Римская империя формально разделилась на две части — Западную и Восточную. Этот раздел являлся результатом длительных политических процессов и внутренних конфликтов, которые ослабили империю в предыдущие столетия. Западная Римская Империя просуществовала еще 80 лет и пала под натиском варварских племён в 476 году. В то же время Восточная Римская Империя, сегодня известная как Византия, сумела выстоять и превратилась в новое, христианское государство, отличное от языческого Древнего Рима.
Западная и Восточная Римские Империи. Была разделена после смерти императора Феодосия I в 395 году.
Столицей Восточной империи был Константинополь, основанный в 330 году на месте древнего греческого города Византий. Это переименование и перемещение столицы символизировало новый этап в истории Рима. В историографии принято называть это государство Византией, но на самом деле его жители продолжали считать себя римлянами и называли свою империю Ромейской.
После падения Западной Римской империи титул императора сохранился только в Константинополе. Византийский император стал восприниматься как единственный законный правитель всей бывшей Римской империи. На Западе варварские короли, такие как франкский король Хлодвиг или германский военачальник Одоакр, признавали номинальную власть византийского императора, заключали с ним «федеративные договоры» и даже получали официальные титулы. Эти договоры предполагали, что варвары будут охранять границы империи в обмен на выплаты и земли. Таким образом, они были включены в систему римской власти, но фактически они оставались независимыми.
Ярким примером таких взаимоотношений может служить королевство Одоакра. Варвар основал своё королевство со столицей в Равенне. Отстранив от власти последнего императора Западной Римской Империи — Ромула Августа, и сослав того на виллу Лукулла, в провинцию Кампания, назначил ему пожизненную пенсию. Сенат Рима признал переворот Одоакра легитимным, а византийский император Зенон признал Одоакра законным правителем Италии и наделил его титулом патриция. После череды дворцовых интриг и переворотов, Одоакр от греха подальше отослал императорские регалии в виде диадемы и пурпурной мантии в Константинополь. Если использовать современные формулировки, то Одоакр поступил мудро, признав себя вассалом византийского императора понимая, что у него не хватит сил тягаться с Зеноном на равных. Зенон поступил тоже мудро, на тот момент ресурсов Византии не хватило бы на войну с новообразованным италийским королевством Одоакра.
Королевство Одоакра
Несмотря на то, что Западная Римская империя распалась, многие римляне считали, что это временное явление. Сложно даже сказать, осознавали ли жители Запада падение Империи, в конце концов имперские институты не рухнули, а лишь начали медленно деградировать. Экономические связи между Западом и Востоком сохранялись, купцы свободно перемещались со своими товарами, и даже императорские указы распространялись на обе части бывшей империи. Запад частенько поглядывал в сторону Восточной части Империи, и создавалась иллюзия единого экономического пространства. Однако, такое положение дел сохранялось до арабских завоеваний в VII веке, которые разрушили экономические и культурные связи Средиземноморья. С этого момента осколки Западной Римской Империи начали существовать самостоятельно, выковывая в борьбе с арабами новые феодальные государственные образования.
В то же время в Византии же сохранилось сильное стремление восстановить былое величие Рима. Это стремление воплотилось в действиях такого выдающегося правителя, как Юстиниан I, который пытался вернуть былую мощь и территориальную целостность империи.
2. Новая Империя
Когда Западная Римская империя погружалась в социальный и политический упадок, в Византии начинался новый расцвет. Здесь из разношерстных многоэтнических народностей выковывалась новая культура, центробежной силой которой являлся даже не император, а молодая религия. Христианство. Оно формировалось среди многочисленных восточных ересей, учений мудрецов и духовных течений. В отличие от Запада, где общий язык не спасал от разделения, византийское общество стремилось к внутреннему единству через религиозные ценности. Правда со временем внутренние конфликты и социальные изменения ослабили это единство.
Бронзовая голова Константина в Капитолийском музее.
Считается, что именно с правления Константина Великого, основавшего Константинополь и сделавшего его столицей, начинается история Византии как независимого государства. Константин провозгласил принципы равенства перед законом и пытался защищать интересы средних и низших слоёв общества, стремясь создать справедливое государство, где все социальные группы были бы уравновешены. Его идеи оказали значительное влияние на будущие реформы византийских императоров, включая Юстиниана I, который также стремился укрепить социальную стабильность в империи.
При Константине христианство стало официальной религией, и стало играть важную роль в политике империи. Постепенно христианство становится универсальным фундаментом для Империи. Константин предпринял множество шагов для укрепления позиций христианства, включая создание новой столицы — Константинополя, проведение Первого Вселенского собора и издание Миланского эдикта, который гарантировал свободу вероисповедания.
Термин: Первый Вселенский Собор
Первый Вселенский Собор был созван в 325 году в городе Никее под председательством императора Константина Великого. Целью собора было осуждение ереси александрийского священника Ария, который отрицал божественность Иисуса Христа. На соборе присутствовало 318 епископов, среди которых были известные святые, такие как Николай Чудотворец. Собор осудил ересь Ария и утвердил догмат о том, что Иисус Христос является истинным Богом, рожденным от Бога Отца прежде всех веков. Также на соборе были установлены правила празднования Пасхи и определены другие церковные каноны.
Термин: Миланский Эдикт
Миланский эдикт — это соглашение, заключённое в 313 году в Медиолане (современный Милан) императорами Константином Великим и Лицинием. Оно провозгласило религиозную терпимость в Римской империи и официально разрешило свободное исповедание христианства. Это решение сняло ограничения на отправление христианского богослужения и позволило христианам получать обратно имущество, конфискованное во время гонений.
3. Юстин и его племянник
Юстин и его племянник Юстиниан — это настоящие примеры того, как жизнь может круто измениться. Оба они начали свой путь как простые крестьяне из балканской деревни и в итоге стали императорами Византии. Эта история — наглядный пример социальной мобильности той эпохи: крестьяне из небольшого села поднимались до уровня правителей великой империи.
Изображение Юстина на монете
Юстин, основатель знаменитой династии Юстинианов, родился в многодетной христианской семье в деревне Бедериана во Фракии. Его семья, занимавшаяся земледелием, не имела больших перспектив на продвижение. Поэтому, когда Юстин и его братья стали взрослыми, они решили отправиться служить в армию. Вероятнее всего, это произошло в начале 70-х годов V века.
В то время как в Визaнтии власть автократора находилась в руках Льва, трое юношей-крестьян, родом иллирийцев, Зимарх, Дитивист и Юстин из Бедерианы, чтобы избавиться от нужды и всех сопутствующих ей бед, с которыми им вечно приходилось бороться дома, отправились на военную службу. Они пешком добрались до Визaнтия, неся за плечами козьи тулупы, в которых у них по прибытии в город не находилось ничего, кроме прихваченных из дома сухарей.
(с) Прокопий Кесарийский, Тайная история.
Юстин и его семья были ромеями (то есть свободными людьми), а не варварами, что дало им некоторые преимущества. В то время как западные римляне отказывались от военной службы и в армии служили представители варварских племен, восточная армия оставалась престижной и востребованной.
Ну и армия Византии в середине V века была этнически разнородной, ее возглавляли Аспар и его отец Ардавур, которые были алано-готами по происхождению.
Изображение Аспара и Ардавура на «миссории Аспара»
Аспар и Ардавур командовали многонациональными отрядами, куда входили готы, герулы и другие племена. Эти командиры были арианами, что добавляло напряженности в религиозные и политические вопросы, так как сама Империя в это время управлялась ортодоксальным императором.
Интересный факт:
Арианство — это учение, которое отрицает, что Иисус Христос равен Богу-Отцу по сущности. Ариане считают, что Христос — творение Бога, а не часть божественной сущности.
Когда Юстин и его братья только начали свою карьеру, императором был Лев I Макелла, который достиг высшего положения благодаря службе в армии. Лев I был выдвинут Аспаром, который хотел контролировать империю через своих людей. Борьба между Львом I Макеллой и Аспаром с Ардавуром началась из-за стремления Льва к единоличной власти и его желания уменьшить влияние германских военачальников, включая Аспара и его семью, которые занимали ключевые позиции в империи. Лев начал постепенно оттеснять Аспара и его родственников от власти, что привело к конфликту между ними.
Когда Юстин и его братья прибыли в Константинополь, столица была погружена в хаос. Власть была разделена между богатейшими семьями и различными варварскими группами, а политическая нестабильность усугублялась постоянными мятежами и восстаниями.
Юстин и его братья быстро адаптировались к обстановке в Константинополе и начали занимать ключевые позиции в армии. При императоре Анастасии I Юстин участвовал в Исаврийской войне и в военных походах против Персии. В конце правления Анастасия Юстин прославился подавлением восстания Виталиана. Это принесло ему расположение императора, который назначил его начальником дворцовой стражи.
После смерти Анастасия началась борьба за трон. Племянники Анастасия — Ипатий, Помпей и Проб — претендовали на императорский трон, но не пользовались большой популярностью из-за репутации своего дяди монофизита и внутренних разногласий среди монофизитов.
Поддержанный православными чиновниками, Юстин мобилизовал горожан и ипподромные партии. В результате Юстин был провозглашен императором, и восторженная толпа приветствовала его как нового правителя. Таким образом в Константинополе воцарилась новая династия — династия Юстинианов.
4. Происхождение и юность Юстиниана
Возможное изображение Юстиниана на центральной панели диптиха Барберини. Диптих сделан из слоновой кости, сегодня он хранится в Лувре.
Юстиниан, один из величайших византийских императоров, родился 11 мая 482 года, что стало началом жизни фигуры, сыгравшей ключевую роль в истории Восточной Римской империи. Его полное имя звучит так — Flavius Petrus Sabbatius Iustinianus.
Наиболее распространённая версия указывает, что Юстиниан происходил из фракийских крестьян, что подчеркивает его скромное происхождение. На его происхождение из фракийского племени указывает и имя Юстиниана — Sabbatius. Скорее всего это имя произошло от названия фракийского рогатого божества Сабазия.
Сабазий — фракийское божество, обычно отождествляется с Дионисом или Зевсом. Бронзовый бюст хранится в музее Ватикана.
Юстиниан родился в диоцезе Македония, в небольшой деревне, неподалеку от крепости Бедериана. Уже после своего воцарения Юстиниан основал город Юстиниана Прима, руины которого были обнаружены на юго-востоке современной Сербии.
Руины Юстиниана Примы, вид сверху.
Дядя Юстиниана, Юстин, видный офицер и впоследствии император, с самого начала активно участвовал в воспитании племянника, будучи бездетным и видя в нём потенциального наследника. Юстин привёз Юстиниана в Константинополь, где тот получил образование в лучших школах столицы, изучая правоведение, философию и античную литературу, что впоследствии оказало влияние на его правление. В Константинополе он углубленно изучал экономику, право и философию, что подготовило его к будущему управлению империей.
Завершив обучение, Юстиниан поступил на службу в дворцовую стражу, и когда его дядя стал императором, он занял пост начальника стражи, что дало ему возможность узнать внутреннюю механику власти изнутри.
Помимо военной службы, Юстиниан играл ключевую роль в управлении государственными делами, постепенно становясь фактическим соправителем своего дяди и закладывая основы будущих реформ. В апреле 527 года, предчувствуя свою смерть, Юстин I официально усыновил Юстиниана и объявил его своим преемником, что было решающим шагом в закреплении власти за своей династией. 1 августа 527 года, со смертью Юстина I, Юстиниан взошёл на престол, начав своё долгосрочное правление, которое значительно изменило судьбу Византии.
5. Юстиниан и Феодора
Мозаика Феодоры в базилике Сан-Витале, Равенна.
В первые годы своего правления Юстиниан старался завоевать симпатию всех слоёв общества, поддерживая широкие реформы и организуя общественные мероприятия. В начале своего четвёртого десятилетия Юстиниан встретил Феодору, женщину, которая впоследствии окажет значительное влияние на его правление и жизнь.
То, где родилась Феодора доподлинно неизвестно. Согласно одному свидетельству она была уроженкой Сирии, другой источник говорит о том, что будущая императрица родилась на Кипре.
Но видимо Феодора была коренным жителем Константинополя. Об этом говорит то, что её отец Акакий был дрессировщиком медведей. Такая мягко говоря непопулярная профессия могла возникнуть только в самых крупных городах Империи. Мать Феодоры была танцовщицей, возможно, что это повлияло на дальнейшую судьбу Феодоры.
Когда отец будущей императрицы умер, её матушка снова вышла замуж, однако должность отца Феодоры досталось за взятку другому человеку. Матушка с четырёхлетней Феодорой и с её сестрами пришла на ипподром просить помощи у фракции Зелёных — Венетов. Венеты, в партии которой состоял Акакий отказали. Тогда семья обратилась к Синим, которые устроили отчима Феодоры смотрителем за медведями.
Интересный факт:
В Византии существовали две основные партии ипподрома: венеты, которые носили голубое, и прасины, носившие зелёное. Эти партии были не только спортивными объединениями, но и влиятельными политическими силами. Венеты поддерживали земельную аристократию, а прасины находили поддержку среди владельцев крупных мастерских и купечества. Обе партии имели свои собственные вооружённые формирования и участвовали в обороне городов, а также в местном самоуправлении.
Феодора, достигнув взрослого возраста, начала свою карьеру в актерском театре. Прокопий Кесарийский характеризует её путь в актерской сфере как начало «блудничества», что отражает его негативное и предвзятое отношение к ней.
По словам Прокопия, в юности Феодора стала гетерой и вместе со своими сёстрами участвовала в представлениях мимов. О более позднем этапе жизни Феодоры, Прокопий отзывается совсем нелестно:
Но как только она подросла и созрела, она пристроилась при сцене и тотчас стала гетерой из тех, что в древности называли «пехотой». Ибо она не была ни флейтисткой, ни арфисткой, она даже не научилась пляске, но лишь продавала свою юную красоту, служа своему ремеслу всеми частями своего тела
Актрисы и музыканты пользовались высоким уважением в то время, однако Феодора не проявила значительных способностей в музыке, что ограничивало её возможности и вынуждало искать другие пути заработка. В условиях жестокой конкуренции и равнодушия столичной жизни Феодора стремилась выжить, что способствовало её выбору менее престижного и более рискованного пути в карьере. По словам Прокопия Феодора часто прерывала свои беременности, вызывая при этом выкидышей.
Хотя Феодора не достигла вершин актерской элиты, её живость и остроумие открыли ей путь в юмористический жанр, где она стала популярной за счёт своих комедийных выступлений.
Феодора начала выступать с мимами и активно использовала шутовские выходки, что делало её центром внимания на сцене, согласно воспоминаниям Прокопия, хотя восприятие её таланта публикой могло варьироваться. Важно отметить, что её шутки и выступления часто не соответствовали общепринятым стандартам приличия, что способствовало созданию её неоднозначного публичного имиджа.
Прокопий описывает Феодору как бесстыдную актрису, которая не стеснялась демонстрировать своё тело и вести себя провокационно на сцене, что шокировало и возмущало современников. Феодора стала известной в столичной богеме как женщина с откровенным поведением, что способствовало распространению слухов о её романтических связях и финансовой зависимости от партнёров.
В нынешней историографии свидетельства Прокопия о Феодоре подвергаются жестокой критики. Вероятно, историк действительно приписал Феодоре множество слухов, которые должны были быть свойственны её персоне. Однако, мы имеем еще несколько свидетельств, которые подтверждают основную часть биографии будущей императрицы. Так Димитрий Ростовский говорит о том, что она:
была сначала грешницей, но потом раскаялась
Еписок Асийский Иоанн Эфесский называет императрицу «Феодорой из борделя».
Как бы там ни было, но к свидетельствам Прокопия нужно относиться с изрядной долей скепсиса. Описание жизни Феодоры Прокопием можно рассматривать как преувеличенный рассказ, напоминающий мифические повествования, что поднимает вопросы о его достоверности. Скорее воспоминания Прокопия необходимо изучать, как художественное произведение, которое отражает общественные настроения и предвзятости той эпохи.
Голова императрицы Феодоры, в замке Сфорца, Милан.
Феодора продолжила свою карьеру в театре с развлекательной программой, в которой сочетались музыка, песни и непристойные шутки, что отражало её стилистическое направление и привлекало определённую аудиторию. Театры подобного рода посещались в основном состоятельными людьми и студентами, которые искали развлечений и удовольствий, что способствовало популярности Феодоры в этом круге.
Феодора, стремясь улучшить своё положение, привлекла внимание чиновника Гекебола, который был из Сирии и служил в Константинополе. Их связь сыграла ключевую роль в её дальнейшей судьбе. Гекебол, став архонтом Пентополиса в Кирениаке, был известен своим сластолюбием, что, возможно, способствовало его интересу к Феодоре и её решению последовать за ним.
Феодора и Гекебол встретились в Константинополе, после чего она последовала за ним в Ливию. Прокопий характеризует их отношения как позорные, они плохо ладили между собой. Конфликт между Феодорой и Гекеболом, привел к её изгнанию.
После изгнания Феодора оказалась в трудном материальном положении, что вынудило её зарабатывать на жизнь проституцией. Это обстоятельство стало решающим в её следующем перемещении и поисках стабильности. Из Киренаики Феодора бежала в Египет, обосновавшись в Александрии. Современные историки предполагают, что именно в Александрии Феодора встретила патриарха Тимофея IV, под влиянием которого она приняла учения монофизитов.
Исторический факт:
Монофизиты — это последователи христологического учения, которое признает в Иисусе Христе только одну природу — Божественную, полностью поглотившую человеческую. Это учение противопоставляется православному вероучению о двух природах Христа — Божественной и человеческой, которые присутствуют в Нем неслитно и нераздельно. Миафизиты верят, что Христос родился из двух природ, но в акте воплощения они стали едины, и человеческая природа была полностью поглощена Божественной.
После путешествия по Востоку, включая посещение знаменитой Антиохии, Феодора вернулась в Константинополь. Возможно именно связи с монофизитским духовенством способствовали её возвращению в столицу Византии и последующему вовлечению в политические и религиозные процессы.
При возвращении Феодоры в столицу, империя находилась в состоянии хаоса под правлением Юстина, что создавало нестабильность и открывало возможности для её участия в политических и социальных событиях.
Интересным для биографов Феодоры представляется то, что после возвращения в Константинополь она начала активно интересоваться политикой. С чем был связан этот шаг будущей императрицы? Имело ли влияние на дальнейший ход событий принятие Феодорой христианства монофизитского толка?
К сожалению нам доподлинно неизвестны место и обстоятельства знакомства Юстиниана и Феодоры. Спекулировать же на клочках информации и выдавать желаемое за действительное не стоит. Стоит сказать лишь то, что вернулась Феодора в столицу уже умудрённой опытом и уставшей от светских раутов женщиной. На тот момент ей было больше тридцати лет. Какую же роль сыграла эта распутная женщина в жизни Юстиниана и Византийской Империи? Об этом в следующей статье.
В 685 году в возрасте 33 лет от дизентерии скончался византийский император Константин IV, престол перешел к его 17-летнему сыну Юстиниану II. Новый монарх оказался человеком вспыльчивым, тщеславным, хладнокровным и безжалостным.
Он возжелал во, чтобы то ни стало превзойти славу императора Юстиниана I прозванного современниками Великим. По легенде это ему Ангел Господень показал модель храма Святой Софии.
Хаотичными повелениями император в короткий срок настроил против себя крестьян, аристократов и чиновничество. Тут и там он приказывал строить десятки храмов и монументальных сооружений. Однако сколько бы новостроек не вводилось в эксплуатацию, новой Святой Софии у мастеров спешащих реализовать «хотелки» Юстиниана II не получалось.
Однажды прибывая в крайне возбужденном состоянии, он повелел снести стоявший рядом с его дворцом храм Пресвятой Богородицы и построить на этом месте помпезный фонтан. Патриарху Каллинику император приказал написать и произнести с амвона молитву на разрушение храма.
Окончив молебен, владыка спокойно произнес: «Отче милосердия и Боже всякаго утешения! К тебе взываю я во имя Иисуса Христа о даровании мне истиннаго христианскаго терпения».
Самодурством император настолько замордовал народ, что в 695 году вспыхнуло восстание, во главе которого стояли военачальник Леонтий и патриарх Каллиник. Юстиниана схватили во дворце, намяли ему бока, отрезали нос, язык и отправили в страшную ссылку в город Херсонес. Отсечение носа и языка объяснялось просто, согласно византийским законам императором не мог стать увечный человек.
Херсонесцам было не впервой распахивать двери перед высокопоставленными ссыльными, достаточно сказать, что тут совершил свой пастырский подвиг четвертый папа Римский Климент. Сюда его сослал император Траян. Ежедневно опальный первосвященник крестил в Херсонесе 500 язычников.
В местных каменоломнях он увидел тысячи христиан испытывавших муки от нехватки питьевой воды. По молитве Климента Господь совершил чудо, образовав Инкерманское озеро (карьер). Узнав о чудесах ссыльного понтифика, Траян прислал в Херсонес палачей. Обличенные властью экзекуторы схватили Климента, доставили на корабль, привязали к якорю и утопили в Черном море, обрезав канат.
Ученики одного из «семидесяти мужей апостольских» просили Господа, позволить им обрести тело учителя. Вседержитель услышал их просьбу, Черное море на полкилометра отошло от берега, явив прах мученика.
Узнав, что его готовят к внезапной отправке в Константинополь Юстиниан бежал к хазарскому кагану. В столице Семендер гостя приняли поистине с царским размахом, хан даже выдал за него свою сестру. При ее крещении Юстиниан настоял, чтобы невеста взяла имя Феодора (Божий дар). Так звали жену великого Юстиниана I.
Император Тиверий припугнул кагана неминуемой войной и тот пообещал выдать Юстиниана. Правда, когда его люди пришли арестовывать беглого императора, тот передушил их голыми руками и бежал с молодой супругой в Гавань Символов (Симболон, сегодня Балаклава).
Сладкими посулами беглецу удалось собрать себе дружину из разноплеменного сброда. Посадив отряд на дромоны, Юстиниан отправился к болгарам. Посреди пути на Дунае разыгралась буря, священник, находившийся рядом с Юстинианом, попросил императора дать обет, что когда тот вернет себе византийский престол, он не будет мстить врагам. Грозно сверкнув очами полунемой беглец через толмача ответил, что вернув имперскую корону не пощадит никого из главных обидчиков.
Хан Дунайской Болгарии Тервель на обещание выдать за него замуж дочь Юстиниана предоставил будущему тестю военную помощь. Придворные ювелиры изготовили, для гостя золотой нос, но словно в насмешку с появлением у него драгоценной сопатки за ним закрепилось прозвище «РИНОТМЕТ» (отрезанный нос).
В 705 году с болгарскими войсками Юстиниан подошел к стенам византийской столицы. Ночью с десятью проверенными головорезами он через «Большую константинопольскую клоаку» проник в город и открыл союзникам «Золотые ворота».
Вернув себе трон император, не откладывая дел в долгий ящик, с безумным упоением стал мстить врагам. Юстиниан приказал собрать на «Циркус Максимус» (цирк/ипподром) 100 000 зрителей и устроить красочное представление. Перед началом шоу, зрители увидели, как в императорскую ложу привели двух смутьянов генерала Леонтия и императора-самозванца Тиверия.
Связанных пленников кинули рядом с императорским троном, победитель улыбнулся, поставил на их головы ноги и взмахнул рукой с белым платком. В едином порыве подготовленные зрители запели 90-й псалом. Последние четыре строчки, которого публика скандировала, услаждая слух императора на протяжении получаса: «на аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона. За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его и прославлю его, долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Мое».
Вдоволь насладившись унижением врагов, Юстиниан приказал отрубить смутьянам головы на «Собачьем рынке» поставив на колени в кучу нечистот.
Патриарха Каллиника ослепили и отправили в зачуханный Рим. Там его по приказу Юстиниана живым замуровали в стену. Когда через 40 дней палачи вскрыли каменную могилу, мученик был жив, несчастный умер через четыре дня от истощения. Ангелы, посланные Господом, повелели римскому папе Иоанну VII захоронить тело усопшего в церкви святых апостолов Петра и Павла.
Тысячи своих противников Юстиниан приказал повесить на константинопольских стенах. Хан Тервель глядя с городской башни на мрачный городской пейзаж, со смехом сказал: «Пусть теперь греки попробуют назвать нас болгар варварами».
В Херсонесе по приказу императора вырезали верхушку городской знати, самых состоятельных горожан с семьями морем отправили в Константинополь. Буря потопила императорскую флотилию, поглотив тысячи страдальцев. Когда император узнал о случившемся, он сокрушался, что его враги приняли такую легкую смерть.
Рим спокойно наблюдал за тем, что творится в восточных провинциях империи.
Однако вскоре военачальник Филлипик Вардан поднял новый мятеж и сверг императора с престола. Чтобы не повторять ошибок предшественников армянин Вардан приказал отсечь Юстиниану голову.
В драгоценном ларце голову Юстиниана отправили в Вечный город.
Среди приверженцев великих религий мира большинство христиан, иудеев, мусульман отвергают переселение душ. О, конечно, было время, когда и христиане верили в трансмиграцию. Ориген и другие Отцы церкви принимали ее, пока Юстиниан не предал анафеме верящих в перевоплощение и предсуществование души. Что касается евреев, можно видеть, что в Каббале идея трансмиграции играет наиболее важную роль. Фактически каббалисты создали свою теорию, поскольку посредством других не могли объяснить происходящего в мире. Напомним основные положения религий, не принимающих трансмиграции, а значит, поддерживающих доктрину единственности рождения: Бог создал душу из ничего к моменту рождения, которое является первым и последним для каждого, мы не существовали до того и были внезапно созданы Богом, а после смерти каждый из нас продолжит жить на небесах или в аду, чтобы наслаждаться или страдать там вечность. Среди современный спиритуалистов мы тоже встречаем сторонников теории единственности рождения. Но есть также миллионы и миллионы людей во всем мире, кто верит в переселение душ, и здесь они находят утешение, успокоение, примирение со своей жизнью, ответы на вечные вопросы о смысле существования.
Теория трансмиграции, или метемпсихоз, как ее называют многие философы, являясь самобытной, учит о переселении души из одного тела в другое после смерти, или другими словами, это значит, что душа после пребывания в одном конкретном теле на протяжении определенного времени покидает его к моменту смерти, чтобы продолжить существование, получая дальнейший жизненный опыт, в другом теле — будь то человек, животное или ангел, — которое готово принять эту душу. Причем сторонники метемпсихоза считают, что вполне возможно после пребывания в ангельском обличье снова вернуться на человеческий план, а затем родиться в виде животного. К тому же переселяющаяся субстанция, обладая вполне определенными качественными и количественными характеристиками, выбирает себе форму согласно своим вкусам, желаниям и склонностям. Подобная идея преобладала среди древних египтян, которые считали, что отлетевшая после смерти душа тысячелетия путешествует от одного тела к другому, стараясь обогатиться опытом всех существ на каждой стадии жизни.
А вспомнив греческих философов, мы тоже обнаружим сторонников теории метемпсихоза или переселения душ. Это Пифагор, Платон и их последователи. Пифагор говорит: «После смерти рациональный ум, освободясь от уз тела, становится эфирным и переходит в некую область, где пребывает, пока не отсылается назад, чтобы обитать в каком-либо другом теле человека или животного. Претерпев ряд очищений и став достаточно совершенным он перемещается к богам, возвращается к вечному источнику от которого и произошел. Платон тоже поддерживал метемпсихоз. Конечно, мы не можем точно сказать, откуда к Пифагору и Платону пришли такие идеи. Кое-кто считает, что они изучали египетские доктрины. Другие думают, что прямо или опосредованно они почерпнули теорию трансмиграции в Индии. Используя мифологический язык, Платон описывал в «Федре» причины рождения душ на том или ином плане, человеческом или животном. Платон же говорит: «Десять тысяч лет должно пройти до времени, когда душа сможет вернуться к месту своего исхода, поскольку она не может вырастить свои крылья за меньший срок»; «В конце первого тысячелетия души добрых и злых собираются вместе вытягивать жребии и выбирают себе тела согласно склонностям характеров. Они могут взять то, что им понравилось». То есть вместо того, чтобы получить жизнь, являющуюся естественным следствием свершенных подвигов или злодеяний, им позволено выбирать свой жребий, сообразуясь с полученным опытом и наклонностями. «Те, кому человечество внушает отвращение, предпочитают рождаться животными, такими как лев или орел. Другие рады испытать судьбу в человеческом обличье».
Но, надо сказать, теория трансмиграции, описанная Платоном, имеет некоторое отличие от подобной теории, существовавшей в Индии его времени. В идее Платона, как мы это уже отмечали, душам позволено выбирать свой жребий, согласно опыту и вкусу, но без учета свершенных подвигов или злодеяний. Платон умалчивает о законе, которому подчинены души. Но мыслители и философы древней Индии полагали, что каждая индивидуальная душа направляется непреложным законом, получая тело в соответствии с содеянным, и вовсе не имеет свободного выбора предстоящей жизни. Они открыли универсальный закон причины и следствия, действия и противодействия, названный в санскрите термином КАРМА, из которого знаем: за каждой причиной тянется следствие сходной природы, а каждое действие порождает подобное же противодействие, и наоборот, каждая реакция есть результат действия или причины сходного характера. И всегда соблюдается равновесие, гармония между причиной и следствием, действием и противодействием. Этот закон Кармы теперь принят в качестве фундаментальной истины современной науки, называемой разными именами: закон причинности, закон компенсации, закон возмездия, закон действия и противодействия, но все они имеют отношение все к той же идее: каждая причина должна порождать подобный себе результат, а каждое действие — подобное себе противодействие.
