Как и обещала, перехожу к дополнительным заметкам по периоду I-V-го веков н.э., и начинаю с долгожданного повествования о золотой эпохе правления династии Гуптов в Индии. Это одна из тех немногих индийских династий, о которых худо-бедно рассказывают в школе на уроках истории, но на территории Индостана они тогда были далеко не одни.
(Одна из фресок Аджанты, судя по головному убору это божество или царь)
Хронологически предшествующей этой была заметка о временах государства Сатавахана (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 60. «Лилаваи» и «Саттасаи»), которое существовало в Индии в период III в. до н. э. – III в. н.э., было тогда крупнейшим и соседствовало как с Индо-Скифским царством, а позже с империей кушанов и царством саков, так и с древними индийскими царствами – Калингой, Черой, Чолой, Пандьей и Ай. Калинга, похоже, на время в ходе завоеваний Гаутамипутры Сатакарни (ок. 112-136гг. н.э.) попала под власть Сатаваханов, но царства южной Индии независимость сохранили.
После правления Шри Яджни Сатакарни (178-207) царство Сатаваханов стало стремительно сдавать позиции. Там успели поправить ещё три царя – Виджая, Чандра Шри Сатакарни и Пулумави III, прежде чем государство это в середине III-го века н.э. прекратило своё существование и рассыпалось на несколько небольших царств – вернула себе независимость Калинга, возникли государства Андхра, Трайкутака, Кунтала, Чуту, Кадамба и, конечно же, царство Паллавов, а самый юг Индии захватили Калабхра, о которых, если найду материал, я однажды постараюсь рассказать.
Около 255-го года в центральной Индии власть перехватили Вакатаки. Предполагают, что изначально они находились в зависимости от правителей Андхры, но потом добились независимости и довольно скоро здорово расширили свои владения, коими правили примерно до 565-го года. Я не случайно их упоминаю, потому что чуть позже, наравне с саками из государства Западных Кшатрапов, они были главными соперниками Гуптов. Так что к ним я ещё вернусь, а пока, собственно, о Гуптах.
(К 380-му году н.э. Гупты владели обширными территориями не только на севере, но и на северо-востоке и востоке Индостана)
Основателем их династии считался удельный правитель Шри-Гупта (ок. 240-290), который управлял Магадхой из Паталипутры, но владения его поначалу были небольшими. Его сын Гхатоткачагупта (ок. 290/300-320) тоже особо ничем не отличился и в опасные разборки не лез.
А вот уже его сын, Чандрагупта I (320-350), не сидел на месте ровно и стал первым правителем государства Гуптов после того, как между ним и Кумарадеви из династии Личчхави (тогда правителей другого небольшого княжества) был заключен династический брак. И именно Чандрагупта начал расширение своего государства, но по-настоящему сильно расширил пределы их страны сын Чандрагупты и Кумарадеви – Самудрагупта (ок. 330/335-380).
Власть перешла к нему будто бы после того, как его отец отрекся от трона и отошёл от дел, встав на духовный путь. Правда, согласно другой версии Самудрагупта стал править после Качи, возможно, старшего сына Чандрагупты (иная версия, что это другое имя Самудрагупты). Именно этим, вероятно, объясняются разночтения в дате начала его правления, но в любом случае царствовал он очень долго и в индийскую историю вошел как олицетворение идеального правителя.
За годы его нахождения у власти Гупты покорили множество более мелких княжеств, и владения их к 380-му году н.э. простирались на территории всей северной Индии и ещё заходили на восточное побережье. Золотой мечтой Гуптов было восстановление славы и могущества империи Магадхов, вот они и собирали под свои знамена всё и всех, до кого могли дотянуться.
(Монеты времен Самудрагупты)
Но на завоеваниях, конечно, достижения Самудрагупты не заканчивались. При нем Гупты начали чеканить собственные монеты, развивали искусства (скульптура, музыка и поэзия, сам Самудрагупта считался талантливым поэтом и музыкантом, а при его дворе жил и творил поэт Харисена, известный своими панегириками в честь своего покровителя, сохранившимися на Аллахабадской колонне), оказывали покровительство религиозным институтам, причем не только индуистам (а сам Самудрагупта был вишнуитом и, кстати, ввёл жертвоприношение коней, чтоб обозначить символически свои могущество и власть над ариями, и это отразилось в чеканке его монет), но и буддистам (король Шри-Ланки, предположительно Буддадаса (337-365), отправил посольство с просьбами обеспечить привилегиями сингальских монахов в Бодхгае). В общем наследникам царь оставил страну сильную и богатую.
Вот только кто были его наследники – вопрос непростой. На основании некоторых довольно скудных свидетельств возникло предположение о том, что поначалу после него правил Рамагупта, вероятно, старший сын Самудрагупты, а уж после него ещё один великий царь этой династии – Чандрагупта II (ок. 380-415гг. н.э.). Он не только расширил державу до максимальных размеров, покорив новые земли, включая и давнего врага – страну Западных Кшатрапов, но и способствовал небывалому взлёту науки и искусства. Именно в годы правления его самого и его сына создавались пещерные храмы Удаягири, процветал буддийский центр Наланда и посетил страну знаменитый монах Фасянь, о котором я рассказывала в прошлый раз (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 79. «Записки о буддийских странах»), а также предположительно творил знаменитый поэт и драматург Калидаса.
(Изображение Варахи, аватара бога Вишну, в храмовом комплексе Удаягири)
Помимо этого, Чандрагупта и его жена Дхрувадеви стали родителями, по меньшей мере, троих детей – Кумарагупты I (415-455), принца Говиндагупты и принцессы Прабхаватигупта. Причем дочь предприимчивый правитель с целью укрепления своих позиций отдал в жёны царю Вакатаков, чьё царство располагалось в центральной Индии – Рудрасене II (ок. 385-390), сыну Притхивишены I (ок. 355-380) и внуку Рудрасены I (ок. 335-355; он, в свою очередь, был внуком и преемником Праварасены I (ок. 275-335), а тот – Виндхьяшакти (ок. 250-275), основателя династии Вакатаков). И этим династическим браком Чандрагупта вытянул счастливый билет, потому что Рудрасена II поправил недолго, зато успел вместе с новоиспеченной супругой создать нескольких наследников – Дивакарасену (390-403), Дамодарасену (ок. 410-420) и Праварасену II (ок. 420-455; видела, впрочем, версию, что Дамодарасена и Праварасена - одно и то же лицо), которые, однако, тогда были так малы, что на целых двадцать лет, до 410-го года, страной Вакатаков правила королева Прабхаватигупта на правах регента, что было ещё каким подспорьем для её отца, а затем и брата. Фактически на тот период это была одна страна.
Правда, после смерти Праварасены II власть перешла к предположительно его сыну Нарендрасене (ок. 440-460), а тот уже таким удобным соседом не был: восстановил единство ранее расколовшегося государства Вакатаков и устроил походы против соседей помельче, завоевав (или обложив данью) Кунталу, Аванти, Калингу, южную Кошалу и Андхру, которые я упоминала выше.
(Знаменитые фрески Аджанты, хотя о них часто говорят в контексте Гуптов, создавались на землях именно Вакатаков, и пик их создания пришелся как раз на кон. V- нач. VI-го вв., т.е. вероятно на правление Нарендрасены и его сына Притхивишены II (ок. 460-480))
Так что Скандагупте (455-467), предположительно сыну Кумарагупты, о которым я рассказывала в прошлый раз (именно он поставил знаменитую железную колонну в Матхуре, где расписал подвиги своего славного отца), пришлось, видимо, с беспокойством следить за действиями южного соседа и вроде как дальнего родича. И, надо думать, ему это прибавило головной боли, потому что именно в годы его правления стране Гуптов стали угрожать эфталиты. Скандагупта остановил их нашествие, отсрочив полномасштабное вторжение на несколько десятилетий, но дорогой ценой. Пожалуй, можно сказать, что уже при нем и его предполагаемом брате и ещё одном сыне Кумарагупты – Пуругупте (467-473) завершился золотой век Гуптов и начался постепенный упадок их державы.
В эпоху раннего средневековья, если отсчитывать от 476-го года, империя вошла при преемнике Пуругупты – Кумарагупте II (ок. 473-476) или уже его наследнике – Будхагупте (476-495), который был известен тем, что установил памятную колонну в Эране в честь Джанарданы (другое имя Вишну) и пытался благодаря союзу с правителями Каннауджа изгнать всё наступавших под предводительством Тораманы (ок. 493-515) белых гуннов (эфталитов). Иронично, что Каннаудж позже стал столицей династии Гурджара-Пратихара, которая после окончательного распада государства Гуптов занимала их прежние территории в северной Индии. Но о закате Гуптов и том, что было после, я расскажу в другой раз, а сегодня о золотых годах эпохи правления Самудрагупты и Чандрагупте II в романе
«Золотое пламя» Дж. Фаста
Время действия: IV век н.э., ок. 363-382гг.
Место действия: империя Гуптов (современная Индия).
Интересное из истории создания:
Удивительное открытие состоит в том, что Джонатан Фаст (р. 1948) – американский писатель, музыкант, теледраматург и учитель курсов по социальной работе – приходится сыном Говарду Фасту (1914-2003), другому писателю и автору романа «Мои прославленные братья Маккавеи», о котором у меня ранее была заметка (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 52. «Мои прославленные братья»). Матерью Джонатана была первая жена Г. Фаста – Бэтт Коэн.
(Джонатан Фаст - слева и его отец Говард Фаст - справа)
Родился Джонатан Фаст в Нью-Йорке, а, когда подрос, то учился много и в разных местах – окончил Нью-Йоркскую Высшую школу музыки и искусств, Принстонский университет (шт. Нью-Джерси), колледж С. Лоуренс в Бронксвилле (шт. Нью-Йорк) и Университет шт. Калифорния в Беркли, а также получил степень магистра в Колумбийском университете и вдобавок получил религиозное образование в Университете-ешиве (Нью-Йорк).
С таким списком он ожидаемо успел в своей жизни много что попробовать – и профессионально музыкой занимался, и психологией (так в 2008-м году он издал научно-популярную книгу «Церемониальное насилие: психологическое объяснение школьных перестрелок», а в 2015-м «За гранью травли: разрываем порочный круг стыда, травли и насилия»), а в какой-то момент начал и писать, следуя по стопам отца, причем начинал с научной фантастики и сатиры. Его первое произведение, похоже, «Разложение» (1975), а первым романом стал «Тайны синхронности» (1977).
Роман «Золотое пламя» (или «Золотой огонь», «Golden Fire» в оригинале) был издан в 1986-м году, и в своём послесловии Дж. Фаст писал об этом так:
«Еще в 1979 году я решил написать роман о «древней» Индии, Индии брахманов, до того, как пришли мусульмане и вытеснили буддистов, и, конечно, до времен англичан и их «превосходящего» христианства. Это все еще оставляло довольно долгий период для исследования, от вторжения ариев в Пенджаб около 1500 г. до н. э., чье слияние с цивилизацией долины Инда в конечном итоге сформировало культуру брахманов, до вторжения хуннов в 485 г. н. э., которое фактически положило ей конец.
У меня не было определенной идеи для истории в голове. Время Будды интересовало меня, как и период Ашоки, великого буддийского царя, и династии Гупта, когда жил поэт Калидаса. Однажды я наткнулся на ссылку — не помню где — на царя по имени Рама Гупта, который предположительно правил между двумя царями Самудра Гупта и Чандра Гупта. Ученые спорили о его существовании, за исключением ссылки на него во фрагментарной санскритской пьесе Деви Чандрагупта, написанной великим санскритским драматургом Вишакхадаттой, не было никаких доказательств, подтверждающих его существование, ни монет, ни указов, ни памятников с его именем (хотя недавно были найдены некоторые джайнские изображения, которые, по-видимому, посвящены ему). Легенда, изложенная в этой конкретной пьесе, состояла в том, что Рамагупта, трусливый царь, отдал свою царицу Дхрувадеви сакам в обмен на собственную жизнь. Его младший брат Чандра Гупта, замаскированный под Дхрувадеви, пошел вместо нее, убил царя саков и завоевал трон и принцессу для себя. Я нашел это очень увлекательной маленькой историей…».
Ещё, когда читала роман, вспомнила об этой пьесе, т.к. изначально пыталась найти именно её или скорее произведения, на ней основанные, потому как Вишакхадатта жил, по одной из версий, в V-VI-х веках, т.е. чуть позже изложенных в его произведении событий, и сохранилась до наших дней лишь одна его пьеса – «Перстень Ракшасы» (о временах Чандрагупты, но Маурьи). И меня, разумеется, несказанно порадовало то, что Фаст тоже об этом источнике слышал и даже взял его за основу.
В том же послесловии он честно признал, что использовал в качестве основы для романа «непрочный фундамент» из легенд и домыслов, но вместе с тем стремился к достоверности в изображении представленного периода и во многом опирался на работу историка и индолога А. Л. Бэшэма – «Чудо, которое было Индией».
(Артур Ллевеллин Бэшем (1914-1986) был крупным ученым в области истории, индологии и африканистики и преподавал в т.ч. индийским историкам)
В том же послесловии Фаст благодарил ещё очень многих людей, которые помогали ему при создании этого романа, и по этому перечню становится ясно, что он подошел к поставленной задаче очень ответственно и пользовался помощью специалистов во многих областях. Ну и ещё благодарил за поддержку свою вторую жену, Барбару) От брака с ней у него два сына, а от первого брака (с писательницей Эрикой Йонг) – дочь Молли Йонг-Фаст (р. 1978), также писательница, журналистка и политкомментатор.
Лекарь Вайдья (что и означает «Врачеватель») настолько сросся со своей профессией или ж его родители настолько верили в предопределение, что иное его имя на страницах романа так ни разу и не появилось, и все вокруг так его и звали – Вайдья. И, дожив до средних лет, он превратился в настоящего мастера своего дела и одного из лучших (если не лучшего) врачевателя Паталипутры, столицы державы Гуптов. Именно из-за его великих познаний, умений и заслуг однажды вечером его разбудила своим визитом втайне восхищавшаяся им придворная служительница и одна из наложниц царя Самудрагупты по имени Сутанука. Впечатленный её красотой Вайдья, впрочем, быстро и думать забыл о её прелестях, потому что, как выяснилось, дело, с которым она явилось, было чрезвычайно серьёзным и требовало незамедлительных действий – во дворце тяжело проходили роды любимой «королевы» самого Самудрагупты – Савитридеви.
Явившийся туда в сопровождении учеников, Канки и Вираты, Вайдья быстро смекнул, что дело дрянь, и вынужден был, дрожа, предстать пред очами владыки с тем, чтобы сообщить ему на свой страх и риск дурную весть – гарантированно он может спасти либо мать, либо ребенка. Царь был упрям, встревожен и раздражен, и в итоге принял, хотя явно не слишком осмысленное, но однозначное решение – «Тогда спаси ребенка и молись ради сохранения твоей жизни, чтоб это был мальчик».
Вайдья, глотая слюну, принялся за дело. И всё даже шло хорошо до момента, пока Вирата с непривычки не хлопнулся в обморок как раз в разгар операции, когда от каждого действия зависела жизнь юной Савитридеви. Помогать тут же кинулась Сутанука, но, похоже, роковая ошибка уже свершилась. Вайдья и остальные помогли появиться на свет юному принцу, названному Чандрагуптой в честь деда, и даже успешно закрыли раны его матери, однако вскоре Савитридеви вновь охватила горячка, и она, несмотря на все предпринятые меры, умерла.
Горе царя было столь велико, что в своей стадии гнева он счёл за лучшее любой ценой найти и покарать виновного в гибели его возлюбленной. И после вынужденного подробнейшего отчета Сутануки выбор его пал на невольно накосячившего ученика Вайдьи. Все попытки спасти его не увенчались успехом, и, хотя позже Самудрагупта раскаялся в своем решении и попытался загладить вину, многое уже изменить было нельзя. Так эта история, связанная с рождением принца Чандрагупты, стала отправной точкой для очень многих событий, о которых рассказывалось в последующих главах романа.
(Пожалуй, представить Сутануку проще всего опять же благодаря красавицам с фресок Аджанты)
Одной из искупительных мер, на которую пошёл Самудрагупта, стало его освобождение от службы ему Сутануки с тем, чтоб она стала ученицей и помощницей Вайдьи.
«…Царь велел Сутануке остаться с ним после того, как остальные ушли. Она опустилась на колени рядом с ним на подушки, скромно опустив взгляд, скрестив руки на коленях, ожидая, когда ее господин заговорит.
«Мой разум», — сказал он, — «в смятении. Я притворился, что у меня ледяное сердце по отношению к моему сыну Раме, чтобы мой совет мог составить план, не беспокоясь, что они могут оскорбить меня, но на самом деле, я все еще люблю его. То, что он пытался убить своего брата, заставляет меня любить его не намного меньше. У меня есть гнев, да. Гнева достаточно, чтобы вести войну, жечь, грабить и разорять, но не чтоб стало меньше любви. Ты находишь это странным, Сутанука?»
«Что мужчина любит своего сына? Нет, мой господин. Что мужчина случайно является королем и живет во дворце, что сын — принц и борется всеми имеющимися в его распоряжении средствами за то, что может принадлежать ему, — это необычные обстоятельства, но они не меняют сути».
«Ах, Сутанука, ты так мудра, у тебя есть женская способность видеть за браслетами дела, лежащие под ними».
«Я живу, чтобы приносить утешение моему господину». Сказав это, она наклонилась к нему и, все еще отводя глаза, нежно потерлась грудью о его грудь. Это было потирающее объятие, приглашение поклониться Каме. Король обнял ее и привлек к себе. Она схватила его нижнюю губу своими острыми белыми зубами и потянула ее, легко проводя своими длинными ногтями по его спине. Они продолжали эту и подобные виды любовной игры еще несколько минут, но затем король покачал головой и отстранился.
«Это бесполезно. Мой ум настолько сосредоточен на проблеме моих сыновей, что он отказывается от удовольствия от твоего прикосновения».
«Тогда давай отвлечём ум», — предложил Сутанука. «Ибо, как вол тянет телегу, так и ум опережает тело. Я могу загадать тебе загадку или научить тебя скороговорке, бросить тебе вызов в игре в кости или в сочинении кавьи».
«Состязание в кавье! Да, это прекрасная идея. Мы будем сражаться умами и в то же время решать мою дилемму, потому что, когда мы создаём кавью, фрагмент богов входит в нас и дает нам советы. Какую метрическую схему мы будем использовать?»
«То, что известно как малини, одновременно приятно и сложно. То есть четыре строки по пятнадцать слогов, с ударением...».
«Я знаю, как создавать малини с ударением, наглая девчонка. Разве меня не зовут Кавьяраджа, Поэт-Король?»
«Конечно, мой господин. Я запомню это и постараюсь не слишком сильно тебя превзойти».
«О, нахалка. Мне следует наказать тебя за то, что ты так разговариваешь с твоим господином».
«Именно так», — дразнясь, ответила Сутанука.
Он подумал еще немного и добавил: «В игре было бы больше духа, если бы мы играли на ставки».
«Мой господин — игрок в душе», — сказал Сутанука, улыбаясь.
«Покажите мне человека из Страны Сынов Бхараты, который не был бы им. Но мы должны поставить на кон что-то действительно ценное, потому что только так игра приобретает волнение, которое заставляет кровь бежать, а пальцы покалывать, что, по сути, делает игру не просто игрой, а событием в жизни человека. Что мы можем поставить, что имеет ценность?»
«Это действительно головоломка», — ответил Сутанука, «потому что я наслаждаюсь полным удовлетворением здесь, во дворце. Я не хочу ничего, что мой господин уже не дал бы мне, и я сомневаюсь, что есть что-то, что я с радостью не отдала бы моему господину."
«А я знаю кое-что, но это шокирует тебя, если ты услышишь это сейчас вот так, потому что это своего рода новости, которые так меняют жизнь человека, что обычно сообщаются с подробным предупреждением, в особой аудиенции. Сможешь ли ты вынести внезапный шок, моя Сутанука?»
«Я, конечно, сделаю все возможное, мой господин».
"Ну что ж. Как ты знаешь, я даю Говинде, мастеру по шитью шелка, тысячу голов скота в качестве возмещения за убийство его сына. Теперь мне пришло в голову, что Вайдья тоже заслуживает кое-чего, потому что я также украл у него, в порыве своей ярости, одного из его лучших учеников. Поскольку ты была ему способным помощником...».
Он не знал, как это сказать.
«Да?» — с тревогой проговорила она.
Она ахнула и приложила руку к сердцу. Король удовлетворенно кивнул.
«Итак, мы нашли то, что важно для нас обоих. Ты хочешь остаться во дворце, а я отдам тебя Вайдье. Ну что ж. Если ты победишь, ты останешься. Если я одержу победу, ты уйдешь. Это должно придать нашей игре достаточно азарта. Что скажешь?»
Она опустила голову. По ее щеке скатилась слеза, но голос ее был ровным: «Раз мой господин этого захотел…».
Его сердце переполнилось состраданием к ней. То, что перспектива покинуть двор Гуптов будет встречена с тревогой, было вполне ожидаемо, но, в конце концов, это не было похоже на изгнание из рая.
«Три раунда», — сказал король. «Мы бросим кости, чтобы увидеть, кто ходит первым. Ты — нечетные числа, а я — четные».
Он потребовал свои кости, встряхнул их, подул на них и, наконец, бросил их на циновку. Они упали четырьмя точками вверх.
«Я начну». Он молчал некоторое время. Затем он сказал:
«На базаре продавец фруктов разрезает манго
К своему унижению, мясистую плоть, кишащую
Он посмотрел на Сутануку. Через несколько мгновений она ответила:
«Его покупателям все равно,
потому что они знают, что
И что бабочки не имели б красоты без
Король улыбнулся и одобрительно кивнул. «Ты выиграла первый раунд. Не только твой санскрит красив, но и мудрость в твоем стихосложении. Теперь выбирай. Сделаешь начальный стих или ответ?»
«Ответ, я думаю. Это работа для женщины».
«Очень хорошо», — сказал царь. На этот раз до него дошло быстрее:
«Детеныши скорпионов пожирают свою мать,
Мать думает не о себе, а о благе
Сутанука сказал почти сразу:
«Царь правит двумя семьями,
Своей кровью и своей страной.
Может ли он пожертвовать собой ради голодных немногих,
когда на карту поставлено благополучие многих?»
«Это хороший стих, но слишком много слогов, я думаю», — сказал царь, нахмурившись. «В этом раунде я выигрываю. И так оно и есть, один на один. Этот следующий раунд решит все. Я сделаю начальный стих». Он долго колебался, решив придумать что-то, с чем она не сравнится. В конце концов, он был кавьяраджей, поэтом-царем.
«Даже мудрец, которого попросили выбрать между сыновьями,
находит легче сосчитать все многочисленные
Он использовал эту строку о подсчете изгибов Ганги в других состязаниях кавья с ганикой, и он надеялся, что она не вспомнит. В самом деле, она не обратила на это внимания. Она начала декламировать, затем покачала головой и сказала дрожащим голосом: «Я не могу сочинить ответный стих. Ни одной красивой фразы или хитрой идеи не приходит мне на ум. Ты победитель, мой господин».
Она начала плакать: «Боюсь, мне придется покинуть двор».
Царь покачал головой: «Я не могу заставить тебя сделать это. Ты слишком долго служила мне. Вместо этого я пошлю ему скот».
«Я не стану вынуждать моего господина обманывать».
«Все в порядке. Тебе не нужно идти. Ни Вайдья, ни кто другой не знает о моих планах. Я обсуждал это только с карликом».
«Но мы сыграли в азартные игры, и я проиграла!» В ее глазах появилось растерянное выражение, а голос перешел в вопль. «Я не смогу жить с бесчестьем неоплаченного долга. Я утоплюсь в Ганге!»
В своем несчастье она вырвала волосы из шиньона и начала причитать и бить себя в грудь.
«Женщина, пожалуйста!» — сказал царь. «Если твоя честь для тебя так много значит, и если ты настаиваешь на том, чтобы придать такой вес простой игре и легко данному обещанию, то иди, служи Вайдье. Я не хочу, чтобы на моей совести была еще одна бессмысленная смерть».
«Благодарю тебя, мой господин».
Она простерлась ниц и поцеловала его ноги.
«Но сначала ты достань мне тело младенца, как ты обещала. Это дело такой деликатности, что я не смею просить другого».
«Я сделаю это, мой господин».
«И тогда ты пойдешь служить Вайдье. То есть, если ты все еще так решительна»
«Я не должна колебаться в своем решении».
«Мысль о том, чтобы отдалить тебя, наполняет меня горем и виной».
«Это может быть для моего же блага. Мудрецы говорят, что от страданий приходит рост».
«Если это будет слишком ужасно, ты можешь вернуться. Ты всегда желанный гость».
«Я буду скучать по тебе, Сутанука».
«И я по тебе, мой господин».
Представьте, как удивился бы Самудрагупта, увидев её всего лишь некоторое время спустя после этого трагического прощания, катающейся на качелях в саду, радостно качающейся вперед и назад и напевающей в такт движению стих, который ускользнул от нее — или так она заявляла — ранее в тот день:
"Однако ганика, когда ее просят выбрать между
Находит это таким же легким, как проиграть состязание,
Умение Сутануки импровизировать кавью было легендарным во всей Магадхе…».
(Руины Наланды, сыгравшей в романе не последнюю роль)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Пожалуй, я могу заявить, что этот роман вполне оправдал мои ожидания. И очень жаль, что я не могу привести два других отрывка – не хватит знаков. Хотя исторически Фаст не во всём был точен и, в принципе сам это признает, его роман получился по-настоящему атмосферным и увлекательным, ему действительно удалось передать образ Индии того периода со всеми характерными атрибутами. При прочтении прям воочию видишь то, что он описывает, от дворца с его пышногрудыми красавицами до рынка в Паталипутре, где завлекают покупателей ушлые торговцы, и до Наланды с её монахами в шафранных одеяниях, ощущаешь ароматы специй, фруктов и благовоний, слышишь звуки ви́ны и чтения священных ведических текстов. И, пожалуй, именно эта атмосфера, эта махровая «индийскость» «Золотого пламени» зацепила меня больше всего прочего.
И дело отнюдь не только в описаниях. При всей, на самом деле, незамысловатости этой истории в сюжетном плане, Дж. Фаст словно постиг сам принцип создания восточных произведений, нанизав на простую нить повествования блестящие бусины сансары, кармы, дхармы и других индийских понятий. Особенно тут показательной и цепляющей была история любви лекаря-буддиста Вайдьи и индуистки, бывшей ганики и царской служительницы Сутануки, на их фоне любовь Чандрагупты и Дхрувадеви, выросшая из детской влюбленности, кажется наивной, простоватой и малоинтересной.
Хотя конфликт отчетливо очерчен и вроде бы серьёзен и там, и там, создается впечатление, что свои препятствия царская чета преодолела играючи и без особых моральных терзаний, в то время как в отношениях Вайдьи и Сутануки до самого конца состязались меж собой чувство долга и вины – с одной стороны, и желание в связке с заботой – с другой. И, хотя деятельными выглядят оба упомянутых мужских персонажа, всё равно создается впечатление, что у Чандрагупты все проблемы крутятся вокруг его личных отношений, в то время как разум и душу Вайдьи занимают куда более сложные и возвышенные вещи, и за ним мне было куда интереснее следить, и судьба их с Сутанукой отношений (которую я считаю лучшим женским персонажем и одним из лучших вообще в этом романе) меня заботила чуть ли не больше, чем всё остальное. Не могу сказать, что конец меня полностью удовлетворил, но вполне устроил.
Что мне показалось неудачным ходом, так это превращение Рамагупты в эдакое чудовище-садюгу, которое и убить не грех. При этом Фаст сделал попытки показать, если не неоднозначность Рамы, так хотя бы то, как он стал таким. И, если б не этот упор на его злодеяния и извращенность, мы бы имели ещё один сильный конфликт, но нет так нет. В принципе там и так жести хватает, это совсем не детская книга, несмотря на простоту некоторых элементов.
В общем, хотя «Золотое пламя» не так-то просто достать и прочитать (мне, например, на инет-маркете и в онлайн-библиотеке с замороченным доступом удалось найти только на английском), попытаться отыскать и прочитать, на мой взгляд, имеет смысл. Несмотря на все трудности и недочеты самого произведения, на данный момент это, пожалуй, лучшая книга о прошлом Индии, которую я читала.
