Аннотация

Виталий Сергеев — тридцатилетний программист из провинции, выгоревший до тла, уставший от одиночества, неудачных связей и бессмысленности быта. Его жизнь — серая рутина в Москве, где он копит деньги на будущее для сына и почти не замечает, что уже перестал чувствовать настоящее.

Дневник программиста, который не замечает, что уже мёртв изнутри — пока смерть не приходит снаружи.

Но когда реальность врывается не через разум, а через плоть — через голод, боль и чужую природу, требующую жертв, — начинается не борьба за выживание, а медленное разрушение прежнего «я».

Привычки и мораль стираются, а циничное спокойствие, напротив, становится единственным, что не даёт сойти с ума.

Это хроника медленного падения.

Поезд:

Дзынь! Уведомление в телефоне. Это уведомление с сообщении от старого друга. Поздравляет с прошедшим днём рождения. 29 лет. Вроде ещё молод, а ощущение что жить осталось всего-ничего. Алекс как всегда, поздравил словами, которые попали в самое сердечко человека, который устал. Ностальгия пожалуй последнее что еще способно вызвать искреннюю улыбку.

Как всегда повспоминали школьные и студенческие годы, как писали песни по утрам у меня на кухне вместо занятий, говорили о жизни. Мы были абсолютно разными, но со схожей картиной мира. Сколько бы не прошло лет в молчании, мы всегда могли продолжить разговор с того, на чём остановились.

Жаль что, он уехал на Бали. Я рад за него, но мне дико его не хватает. Уже лет 10 как наши пути разошлись, и вот мне тоже предстоит покинуть родную Сибирь.

Я много лет хотел стать программистом, а когда получилось, стало как-то всё равно. Тем ни менее это определило мой карьерный путь. Набравшись опыта в местном провайдере, я получил вкусный оффер в Москве, не то что бы я сильно туда хотел, но в этом городе, делать мне больше нечего.

Всё что я пытался здесь построить, рухнуло. Развод, сын остался с матерью, новые отношения каждый раз заканчивались с большими ударами, оставив от моей души лишь золу и пару угольков. Женщины опасны, особенно если любить их искренне. Мне иногда бывало одиноко, но серьезных отношений я не искал, устал я.

Я люблю своего сына, но чувство вины, за свои ошибки, построило между нами стену. Он тоже любит меня, но общение не складывается. Я собрался в Москву поставив перед собой цель, собрать денег и подготовить возможности на лучшую жизнь для сына. По крайней мере это себе я так объяснял отъезд. На деле же, я скорее бежал от прошлого.

Последний рабочий день, и сразу на поезд. Последний рабочий час я рассматривал письмо с оффером. Было страшно. Программист из меня так себе, и опыта мало. Получил я его только благодаря двум вещам.

Первое, это то, что мои немногочисленные навыки полученные здесь, очень специфичны и узко специализированны. А второе, у меня довольно хорошие коммуникативные навыки, когда речь идёт о деловых вопросов. Это позволило хорошо проявить себя на собеседовании, и получить рекомендацию от текущего начальства.

Уходя, я остановился у открытой двери кол центра. Когда-то, лет 8 назад и я был тут, начинал как обычный специалист тех поддержки. Очень нервная работа, но довольно простая. Ладно, я и так уже опаздываю, до вокзала придётся ехать на такси.

На вокзале меня ждала Лена. Старая боевая подруга. Мы прошли через огонь воду и медные трубы. Много чего было, но всё это прошло. Хоть сейчас это больше дружба по привычке, она единственный человек кто пришёл меня провожать. Нет. Не так. Она единственная кому я сообщил дату своего отбытия.

Лена упрекнула меня что я опять выгляжу как бичара. Ей не нравилось то, что когда я один, я перестаю следить за собой. А я что? Для кого стараться? Хожу как удобно. Джинсы, кроссовки, майка, кофта с капюшоном. Да, не всегда чистые или глаженные, до чего рука в шкафу дотянулась то и надел. Просто и практично.

Зато никаких шуршащих тканей! Особенно грёбанные синтепоновые куртки! Этот звук выводит меня из себя! Меня всего передергивает, кожа покрывается мурашками, а шерсть встает дыбом! Это тянется из детства.

Однажды я случайно сломал ноготь шоркнув им по простыни. С тех пор я ненавижу когда ногтями водят по ткани, сразу возникает ощущение что отрываются ногти. Потом это переросло в неприязнь звука пиления ногтей, шуршания ткани, потом стало не приятно и коже когда она трется о некоторые виды тканей. Ужас!

Звук шуршания это не единственная моя слабость. Я зависим от тиканья часов. В обычный день мне ничего не мешает, но ночью я засыпаю исключительно под тихий щелк секундной стрелки аналоговых часов. Это не какие-то древние часы, такие часы были мас продуктом в 2000-2005 годах, много у кого были подобные. Выглядели по разному, но тикали одинаково. Пока они есть, все хорошо, но как только сядет батарейка...

Мы выкурили пару сигарет, помусолили прошлое, да и всё на этом. Времени было мало, и желания размазывать сопли у меня не было. Я и так пол жизни был наивным и сопливым. Жизнь за это дорого наказывает. Не то что бы в жизни было что-то супер трагичное. Всё плюс минус как у всех, но переживал я это всё, гораздо глубже.

Реальность всё никак не хотела дружить с моим представлением о прекрасном и правильном. А теперь когда я окончательно выгорел, я всё понял. Да, жизнь такая простая, она мир живёт без тебя. Никому не упёрлись ни твои чувства, ни твои желания. И ни тонны книг по психологии и философии прочитанные в родительской библиотеке, ни гадания на картах Таро, мою жизнь лучше не сделали.

Зря я сообщил Лене дату отбытия. Хоть мы пообщались не долго, но это заставило меня чувствовать себя лицемером. Она не знает насколько я изменился, почему-то я ей этого не показывал. Знают меня нынешнего от силы пара человек, и то, им всё равно. Скорее только по этому они и знают.

Сев в поезд, круговорот мыслей стал ещё активнее. Определённый этап жизни позади и началось какое-то подведение итогов.

Вроде в моей жизни все хорошо, но всегда как-то на троечку. Я всегда добьюсь результата, но не факт что хорошего. Скорее не самого плохого. Я рассеяный, не внимательный, склонен к прокрастинации.

Зато слушаю хорошо. Я часто ходил в один бар не далеко от дома. Берал какое-нибудь вкусное пиво, и пил по чуть-чуть. Достаточно долго, что бы случайный сосед по бару излил свою душу. Сколько ходил туда, всегда слышал о том, какой я потрясающий, как классно умею слушать. Ну как слушать, сделать грузный вид вникания в проблему другого, вовремя поддакнуть, а на самом деле, я где-то глубоко в себе. Кто-то даже отметил что отлично не даю не прошенных советов, но это всегда случайные люди в баре. Я уже давно заметил кто завсегдатай. С ними я ни разу не общался.

Был как-то случай, девушка жаловалась на мужа алкаша, что тот ее избивал, о том как она смогла вырваться из этого ужаса, и бросила его. Что какие трудности она преодолела, что бы встать на ноги. Как она добилась наконец-то успеха, и тут, как в дешевом кино, пришел тот самый муж, с которым она уже была на стадии развода, прилично одетый, с цветами. Начал обхаживать ее. Люблю, куплю, поедем, только вернись, я закодировался (уже не в первый раз по ее рассказам) и так далее. Она конечно его отшила в моменте, но после его ухода сидела и убивалась, что любит его. Все хотела услышать от меня совет. Точнее не совет, а разрешение его простить. Ну что ж... Там обрыв, но вам можно, как говорится. Через неделю я видел уже как она его пьяного в хлам тащила из этого же бара домой.

Это был ее выбор. У каждого выбора есть свои последствия. Она свой сделала. Я не герой, не злодей, не спаситель. Наигрался я в это. В основном я идеальный наблюдатель. Я просто вижу этот мир. Этого достаточно. Мне интересно что будет дальше, даже когда скучно.

Пейзажи за окном сменялись то деревьями, то холмами. Взор зацепило собственное отражение. Снова смешанные чувства. Выгляжу я так себе.

Высокий, неопрятный, с животиком. У меня в целом противоричивое впечатление о своей внешности. Иногда я себе не нравлюсь. Слегка смуглая кожа, чуть узковаты глаза, большой нос, крупные губы, начинает вылезать второй подбороток, и пока что с кривой спиной, возраст уже требует исправлять такие проблемы.

А порой, я считаю себя очень даже сексуальным. Мой неряшливый внешний вид, порой складывается в привлекательные образы, грязные коричневые волосы, укладываются так, как ни один стилист не уложит воском, мой крупный нос хорошо сидит на моем лице, брови в меру густые и выразительные, а родинка в глазном яблоке добавляет изюминку к моим карим глазам.

В соседнем купе, у кого-то играла песня...

Пусть все останется как есть, но поезда

Сведут с ума, убьют тоскою города.

Жаль, мы не в фильме – в жизни

Всё наоборот.

Герои ищут выход, но находят вход.

Пусть все останется как есть…

Ненавижу себя за то, что она мне нравится. Эти розовые сопли должны остаться в прошлом.

Хлопнув себя по животу, я решил что пора бы вздремнуть. Ехать трое суток, и мучить себя самоанализом совсем не хочется. Я захлопнул дверь своего купе, что бы не слышать то, о чём давно пора забыть, и устроился поудобнее.

Продолжение следует...

Холодный, стерильный свет безжалостно выхватывал из полумрака операционной лицо Отто Шварца. Лампы над ним гудели, отбрасывая резкие тени на металлические поверхности инструментов и безжизненно-белую простыню кушетки. Психиатр, архитектор новой реальности.. Отто чувствовал, как пульсирует в висках не просто монотонный гул нейростимулятора, а зловещая, гипнотическая музыка грядущего триумфа. Он не сопротивлялся этому зову — он ждал. Ждал этого момента. Момента своего успеха и своей победы.

Ждал пробуждения Агнии. Бывшая военная медсестра, имя которой словно эхом отдавалось в пустых коридорах его воспоминаний. Отто помнил её прежнюю, когда в венах юной леди текла горячая, желающая победы своей стране, кровь, а в глазах горел тот самый огонь непокорности, что для него стал лишь искрой, разжёгшей пламя одержимости. Он видел в ней не просто пациента, не просто «сломанную героиню», а недостижимый идеал, который теперь, по его воле, безвольно лежал перед ним. Её тело, некогда неприступное, неприкосновенное, теперь было податливым, словно пластилин, материал, готовый принять новый, придуманный им образ. Воспоминания о прежней отстранённости, ледяном взгляде, что никогда не задержался бы на нем в здравом уме, терзали Отто с той самой болезненной страстью, которая и привела его сюда. Ему было недостаточно её присутствия, уважения или даже жизни. Он жаждал не просто её внимания, но и полного, абсолютного подчинения, её зависимости – той безграничной, слепой привязанности, которая могла родиться только из бездны собственного отчаяния, им же и созданного.

Проект «Феникс» – «Возрождение морально мёртвых» путём стирания травм (замены воспоминаний или стирание их)

Принцип работы нейростимулятора основан на уязвимости памяти. Известно, что когда травматическое воспоминание активно всплывает в памяти, оно на короткое время становится "лабильным" – нестабильным и восприимчивым к изменениям. В этот момент стимулятор целенаправленно воздействует на нейронные связи, отвечающие за это воспоминание. Он может подавлять их активность, разрушать или искажать сигнал, не давая памяти закрепиться в прежнем виде. Таким образом, психиатр способен не только стереть болезненные фрагменты прошлого пациента, но и, возможно, заменить их на ложные воспоминания или изменить эмоциональную окраску, создавая новую, подконтрольную ему реальность.

Лечение посттравматического стрессового расстройства, благородная миссия спасения. Но для Отто это была лишь искусно сплетённая сеть идей и планов, мрачная амбиция: стереть прошлое Агнии, разбить в пыль её воспоминания, чтобы на их обломках вписать их общее, искажённое будущее. Будущее, где она будет принадлежать только ему, зависимая, сломленная, безвольная, как и он сам был зависим от этой идеи, от этого безумного замысла, что поглотил каждую фибру его существа.

Он отворил тяжёлую дверь и вошёл в палату. Звук его шагов эхом разнёсся по помещению, но не привлёк никакого внимания — Агния была слишком глубоко погружена в медикаментозный сон. Белый халат скрывал не только его решимость, но и всю глубину его одержимости, весь изъеденный безумием ум. Подойдя к кушетке, Отто склонился над ней. Близость её лица, едва уловимый аромат её кожи, смешанный с едким запахом дезинфицирующих средств и лёгкой сладостью анестезии, пьянили его сильнее любого элитного вина. Он чувствовал её дыхание – ровное, спокойное, обманчивое. Он ждал, когда она откроет глаза, когда её сознание вернётся в этот мир, искажённое и уязвимое. Он знал, что она ждёт утешения, заботы и спасения. Но для него это был лишь первый акт тщательно продуманного спектакля. Глядя на бледное лицо свысока в больной «любовью» голове пронеслась мысль: "Теперь не важно, что ты чувствовала и думала, теперь твоя жизнь станет только моей.. Больше никто не посмеет тронуть тебя, а ты не посмотришь ни на кого.. Ни на кого, кроме меня. Ты забудешь все и я смогу создать для тебя идеальный свой образ. Считай меня любящим и добрым, держись за меня.. А я буду использовать тебя для всего, что только подумаю. Наслаждайся моим вниманием, стань верной сукой на поводке..- теперь ты - моя."

Глаза Агнии медленно распахнулись. Прежняя ледяная ясность, стальная воля – все это исчезло, сменившись туманом замешательства, пронзительной пустотой, сквозь которую, как тонкие нити, проглядывала только что рождённая боль. Отто едва заметно, хищно улыбнулся, восхищаясь своим проектом.

— Всё позади, Агния, — сказал он, и его голос был идеальным: тёплым, бархатным, пронизанным профессиональной уверенностью. — Добро пожаловать назад.

Он взял её руку. Его пальцы обвили тонкое запястье — не хваткой, а словно поддерживая. Он ощутил, как по телу пациентки прошла едва заметная дрожь, слабый отголосок прежнего «я», уходящий в никуда. В распахнутых зрачках Агонии, мутных от наркоза и нейролептиков, он видел лишь собственное отражение — искажённое, увеличенное, как в кривом зеркале, но уже единственное.

— Отдыхайте, — прошептал он, глядя, как веки её снова тяжелеют, навсегда закрывая от мира ту самую ясность, что сводила его с ума. — Завтра начнётся ваше настоящее возвращение.

Он выключил центральный свет через пульт управления его телефона. В полумраке операционной её лицо казалось высеченным из бледного, безжизненного воска. Его шедевр. Его Феникс.