Пять незнакомцев просыпаются посреди безлюдной пустынной трассы. Они не помнят, как оказались здесь, и не знают, как выбраться. Время идёт, а путь к спасению кажется невозможным — каждый из них — человек с собственными тайнами, страхами и мотивами. Смогут ли они объединиться, несмотря на различия и недоверие? Могут ли они положиться друг на друга, когда каждый — потенциальная угроза? А что, если среди них есть тот, кто скрывает свою истинную личность? Кто из них — друг, а кто — враг? И кто из них способен пойти на всё ради выживания?
Глава 15 - Все дороги ведут в...
Первые лучи солнца пробиваются через закрытые веки и будят меня и Энн.
Это была самая спокойная ночь за все дни на трассе, ни кошмаров, ни видений, ничего, только её тёплое тело и её нежные поцелуи.
– Ну что? Какой план, Джейкоб? – Энн села у края обрыва и посмотрела вниз. – Уступов много, если осторожно и неспеша спускаться, то, думаю, у нас получится.
Честно говоря, других вариантов и не было, нам негде было взять верёвку, а даже если бы она нашлась, то её не за что было бы привязать.
– Хорошо, я первый, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал увереннее, чем я чувствовал. – Следуй за мной, но повторяй мои движения только когда я скажу. Сначала проверю каждый уступ ногой. Старайся не наступать всем весом, пока лично не убедишься, что камень не шатается и не осыпается. Нам нужно добраться хотя бы до той широкой плиты, видишь, на треть высоты? – я указал на массивный выступ, поросший бурым лишайником. – Там уже падать не так… страшно будет, – я попытался подбодрить её шуткой, заменив в последний момент «больно» на «страшно».
Энн понимающе улыбнулась, уголки её губ дрогнули. Она встала и потянулась ко мне, чтобы коротко, по-боевому, поцеловать в щёку.
– Тогда поехали, первопроходец. Я за тобой.
Я развернулся лицом к скале, повис над бездной, отыскал ногой первую, широкую трещину в породе, и сделал первый шаг вниз, в холодную тень каньона.
Спуск начался лучше, чем я мог надеяться. Камни были шершавыми и цепкими под пальцами, уступы, хоть и узкие, но встречались часто. Я двигался медленно, методом, словно спускающийся с горы альпинист, всё время находя хотя бы три точки опоры, прежде чем перенести вес на ногу, ищущую следующий шаг. Энн следовала за мной с поразительной ловкостью и абсолютным доверием, повторяя каждое моё движение лишь после моей короткой команды: «Иди».
Мы уже миновали ту самую широкую плиту. Воздух стал влажным и прохладным. Я уже начал позволять себе мысль, что мы справимся, что самое страшное позади.
И это была роковая ошибка.
Мой левый ботинок упёрся в казавшийся монолитным выступ. Я уже начал переносить на него вес, когда под моей ногой раздался резкий, сухой хруст. Не треск, а именно хруст — словно ломались кости самой скалы. Камень, размером с мою голову, внезапно отвалился и покатился вниз, с грохотом отскакивая от стен.
Инстинктивно я попытался рвануться назад, к предыдущей опоре, но моё тело уже потеряло равновесие. Правой ногой я нащупал пустоту. На долю секунды я завис в воздухе, беспомощно цепляясь пальцами за непригодную для этого шершавую поверхность скалы.
«Джейкоб!» — крикнула сверху Энн.
Затем гравитация взяла своё. Я не полетел вниз камнем, а рухнул, задевая и скребя спиной и плечами о выступы, пытаясь затормозить падение, которое уже было не остановить. Мир превратился в месиво из боли, мелькания камней и неба.
Удар был оглушительным. Я приземлился на склон осыпи под небольшим углом, и моё тело, по инерции, перекатилось ещё несколько метров, пока не ударилось спиной о большой валун. Грохот в ушах стих, сменившись высоким, пронзительным звоном.
Первым пришло осознание не движения, а его полной невозможности. Я лежал на боку, и снизу, от ног, поднималась волна такой всепоглощающей, горячей боли, что у меня перехватило дыхание. Я попытался пошевелиться, и в бёдрах что-то хрустнуло с тем же ужасающим звуком, что и камень под моей ногой. Острая, режущая агония пронзила меня от коленей до самого позвоночника. Я застонал, и это был низкий, животный звук, который я сам в себе не узнал.
Я рискнул опустить взгляд. Ноги лежали под неестественным, сломанным углом. Даже сквозь ткань джинсов было видно, что правая голень изогнута там, где изгибаться не должна. Боль пульсировала синхронно с бешеным стуком сердца, каждая пульсация — новый удар молота по раскалённому металлу моих костей.
Сверху доносились приглушённые, панические крики Энн. Я слышал, как осыпаются камни под её торопливыми шагами — она карабкалась вниз, уже не осторожно, а с отчаянной скоростью, рискуя повторить мою судьбу.
Я закрыл глаза, пытаясь заглушить рёв боли в ушах. Мы почти спустились. Почти. А теперь я лежал здесь, в тени ущелья, с двумя сломанными ногами, и наш побег превратился в нечто гораздо более страшное.
Звон в ушах начал стихать, уступая место монотонному гулу и нарастающему, пульсирующему огню в ногах. Я лежал, прижавшись спиной к холодному камню, и пытался хоть как-то дышать сквозь боль. Сверху всё ближе доносились звуки торопливого, неаккуратного спуска: сбившееся дыхание Энн, звяканье отскакивающих камешков.
— Джейкоб! Держись! Я уже почти! — Её голос был полон слёз и паники.
Вот она уже рядом. Я услышал, как она соскальзывает с последнего уступа и её шаги тяжело ударяют по грунту осыпи. Она бросилась ко мне, её лицо, бледное и испуганное, появилось надо мной, заслонив кусок неба.
— О, Боже… Джейкоб… — Её пальцы, дрожащие и холодные, коснулись моего лба. Она окинула взглядом неестественное положение моих ног, и её глаза наполнились ужасом. — Что нам делать? Я… Я не знаю, что делать!
Она металась вокруг, судорожно пытаясь сообразить, как помочь, хватаясь то за рюкзак, то за мою руку. Её паника была заразной, и отчаяние начало душить и меня. Мы в ловушке. Совершенно одни.
И в этот момент тишину ущелья нарушил новый звук. Не птицы, не ветер. Чёткий, размеренный шаг по гальке. Не один. Несколько пар ног.
Я повернул голову, превозмогая боль в шее. Из-за поворота тропы, всего в двадцати метрах от нас, вышли трое. Они были одеты в белые, почти лабораторные халаты поверх тёмной одежды. Их лица были невозмутимы, спокойны, словно они вышли не из лесной чащи, а из соседней палаты. Они шли прямо к нам уверенным, деловым шагом.
Энн замерла, увидев их. На её лице сначала мелькнула надежда — помощь! — но тут же сменилась леденящим страхом. Эти люди не выглядели как туристы или спасатели. В их движениях была какая-то безжалостная эффективность.
— Всё в порядке, мисс, — сказал один из них, мужчина с гладкими, зачёсанными назад волосами. Его голос был ровным, без единой ноты эмоций. — Мы здесь, чтобы помочь.
— Кто вы? — выдохнула Энн, отступая назад, ко мне.
— Медицинский персонал. Пожалуйста, не оказывайте сопротивления, — произнёс второй, и это прозвучало не как просьба, а как приказ.
Они подошли к ней. Энн попыталась отбиться, закричать, но один из мужчин ловко и без лишних усилий взял её за руки, а другой ввёл шприц ей в шею. Её крик оборвался, глаза закатились, и её тело обмякло. Всё произошло за несколько секунд — тихо, профессионально и жутко.
— Энн! — Хрипло крикнул я, пытаясь приподняться на локтях, но адская боль в ногах приковала меня на месте. — Отдайте её! Что вы делаете?!
Но они меня уже не слушали. Двое понесли безвольное тело Энн обратно по тропе, вглубь леса. Третий, тот первый, на секунду задержался. Он посмотрел на меня холодными, безразличными глазами.
— Вам помощь уже в пути, — безжизненно сообщил он и, развернувшись, скрылся за поворотом вслед за остальными.
Я остался один. Тишина вернулась, но теперь она была оглушительной и полной ужаса. Энн забрали. Её увели в неизвестном направлении, и я был слишком сломан, чтобы что-либо сделать. Отчаяние и боль слились воедино, и я зажмурился, пытаясь заглушить вой внутри себя.
И тогда мой взгляд, блуждающий по следам их ухода, уловил что-то ещё. В тени огромной ели, метрах в пятнадцати от меня, стоял объект, который выглядел здесь абсолютно инородно.
Инвалидная коляска. Новая, со стальными блестящими колёсами. Она стояла там, аккуратно и ровно, как будто её только что припарковали и вот-вот за ней вернутся.
Ледяная дрожь пробежала по моей спине, заглушая даже физическую боль. Это была не случайность. Это не была помощь, «которая уже в пути». Это было сообщение. Приговор.
Они знали. Они знали, что я упаду. Они знали, чем это закончится. И они уже приготовили для меня то, что станет моей новой клеткой. И пока они уносили Энн в одну неизвестность, для меня они подготовили другую. Меня здесь уже ждали.
Кости выли, каждый сантиметр был огнём, но адреналин и леденящий ужас за Энн были сильнее. Я оттолкнулся локтями, волоча за собой неподвижные, предательские ноги. Песок и острые камешки впивались в ладони. Каждый дюйм пути был пыткой, но мысль о ней, о её испуганных глазах, гнала вперёд.
Наконец, я добрался. Холодная сталь ободьев колёс. Я с рывком подтянул своё тело и ввалился в сиденье, от боли потемнело в глазах. Руки, слава богу, слушались. Я схватился за колёса и оттолкнулся.
Коляска покатилась по неровной тропе, подскакивая на кочках. Я не смотрел по сторонам, уставившись вперед, в точку, где они исчезли. Лес медленно редел, стволы становились реже, и сквозь ветви стал пробиваться странный, ровный серый свет.
И вдруг деревья окончательно расступились.
Передо мной был ухоженный газон, подстриженный до неестественной аккуратности. А за ним — высокий, увенчанный колючей проволокой забор. И массивные кованые ворота. За ними возвышалось здание. Трёхэтажное, из тёмного кирпича, с рядами одинаковых окон, некоторые из которых были забраны решётками. Строгое, подавляющее, безмолвное. На табличке у ворот, аккуратными бездушными буквами, было выведено: «Психиатрическая лечебница «Святого Куонта»».
Моё дыхание перехватило. Это было не просто какое-то место. Это была крепость. Тюрьма.
Ворота были приоткрыты, словно меня ждали. Я замер, озираясь. Ни души. Ни охраны, ни тех людей в белом. Только угнетающая тишина и это здание, нависающее надо мной, словно готовое поглотить.
Я сделал последний, отчаянный толчок и пересёк зловещую границу. Колёса глухо застучали по асфальтовой дорожке, ведущей к главному входу.
Колёса коляски отдавались глухим эхом в абсолютной тишине пустого холла. Я катился по длинному, стерильному коридору с глянцевым линолеумом, отражавшим тусклый свет люминесцентных ламп на потолке. Ни голосов, ни шагов, ни признаков жизни — только моё собственное прерывистое дыхание и монотонный скрип резины.
Я проехал мимо десятков одинаковых дверей, пока не упёрся в последнюю, в самом конце коридора. Она была приоткрыта. Собрав всю волю, я толкнул её, и дверь бесшумно отъехала в сторону.
Комната была небольшой и почти пустой. Совершенно белые стены, белый потолок. В центре стоял небольшой стол из светлого дерева, а по обе стороны от него — два глубоких мягких кресла, обтянутых белой тканью. Всё было новым, чистым, без единой пылинки, словно только что из каталога.
И в верхнем углу, напротив входа, чёрным безжалостным глазом, была вмонтирована камера наблюдения. Её крошечный красный светодиод мерцал, подтверждая, что за мной наблюдают.
Я замер посреди этой стерильной пустоты, и ледяная волна осознания накрыла меня с головой. Это не случайная комната. Это кабинет для бесед. Или для допросов. Они не просто привели меня сюда. Они приготовили для меня именно это место. Всё — от коляски у подножия скалы до этих двух стульев — было частью плана.
Я остался один в этой искусственной тишине, под пристальным взглядом объектива, ожидая того, кто должен был войти в эту дверь.
В следующую минуту в комнату зашёл доктор, он сел на один из стульев и посмотрел на меня.
– Добрый день, мистер Хоуп.
– Как у вас дела сегодня, мистер Хоуп? Где вы?
– Где я? Как будто я поверю вам, что это не очередная иллюзия…Психушка? Ну да, ну да, после отеля, супермаркета, и полицейского участка, очень умно, очень, – я истерически смеюсь.
– Вы снова были на трассе? И как дела? Вы нашли убийцу? – голос доктора был спокойным и монотонным.
– Где Энн? А? Куда вы дели мисс Эйвери? Отвечайте! – я кричу на него, еле сдерживаясь, если бы не чёртова коляска.
– Прошу, успокойтесь, скажите, какой сегодня день недели? Месяц? Год?
– Вы хотите сделать из меня идиота? Откуда у меня календарь на этой чёртовой трассе? Не знаю я, июнь, июль.
– Ну хотя бы год вы можете назвать, мистер Хоуп?
– Две тысячи двадцать пятый год, – я ответил уверенно и без запинки.
– А как же вы оказались в инвалидной коляске, если вы утверждаете, что ходили дни напролёт по трассе?
– Я упал с обрыва перед тем, как нашёл эту очередную иллюзию…Вы знали всё это наперёд, там лежала коляска, вы всё просчитываете до мелочей, да? Я видел, как вы увели мисс Эйвери, отвечайте, где она!
– Так вы не нашли убийцу, мистер Хоуп? – Доктор сидел неподвижно, его лицо было бесстрастной маской.
Я молча сижу, пытаясь проанализировать, что происходит, в голове тысячи мыслей и образов, она вот-вот разорвётся.
– Мистер Хоуп, – голос доктора был ровным, как поверхность стола между нами. – Вы не нашли убийцу, потому что его не существует. Так же, как не существует трассы, отеля и супермаркета. Вы никогда не покидали стен «Святого Куонта». Всё, что вы описываете – это сложная защитная конструкция вашего сознания. Попытка спрятаться от травмы, которую ваш разум отказался принять.
– Нет, нет, я вам не верю, это очередная игра, очередная ложь! – Я пытаюсь выехать из комнаты, но дверь закрыта, тогда я начинаю стучать по ней, пытаюсь надавить плечом, но всё без толку. Доктор лишь сочувственно смотрит на меня.
– Мистер Хоуп, сейчас седьмое сентября две тысячи тридцать пятого года, вы пациент нашей лечебницы уже более десяти лет…Вам знакомы такие понятия, как дереализация? Деперсонализация? Диссоциативное расстройство идентичности? Интенсивное фантазирование? Шизофрения? – Доктор перечисляет названия психических болезней, а я оставляю свои попытки выбраться из комнаты.
– Вы хотите мне сказать, что я нахожусь и всегда находился в психушке? Десять лет? И что я всё выдумал? Трассу? Мистера Найта и мистера Алекса? Мисс Кэйтлин и мисс Эйвери? А? – Я подкатываюсь на коляске к нему, и только сейчас осознаю, что у меня нет никакой боли в ногах.
– У вас очень сложный случай, мистер Хоуп, я такого никогда не встречал ещё, мы много раз созывали консилиум лучших врачей со всей Америки, но так и не смогли приблизиться к истине. В вас собраны сразу несколько отклонений. Устойчивые бредовые системы, убеждённость в заговоре, особом предназначении, вы решили, что в аварии, произошедшей с вами, виноват кто-то другой, что эти люди, используя коррупционные связи, спрятали правду, и ваше особое предназначение – эту правду найти, совершить акт возмездия.
Доктор встал, открыл дверь и, взявшись за ручки моей коляски, выкатил её в коридор, в котором было полно людей, медсёстры, врачи, пациенты, здесь кипела жизнь. Мы вышли с ним на улицу и подошли к небольшой импровизированной трассе, закольцованной, не больше тридцати метров. Там были нарисованы различные объекты, такие как отель, супермаркет, парк аттракционов, школьные автобусы, придорожные кафе.
– Вот ваша трасса, мистер Хоуп…
Всё моё нутро отказывалось верить в происходящее, перед головой вновь замелькали образы, в первую очередь лицо мисс Эйвери.
Я застыл, глядя на эту жалкую пародию на трассу. Нарисованные мелом контуры, картонные макеты... Это было так унизительно. Так безнадежно мало.
– Нет, – выдохнул я, и голос мой звучал хрипло и чуждо. – Вы не понимаете. Она не могла быть нарисована мелом. Она была...Настоящей. Я чувствовал асфальт под ногами. Чувствовал ветер. Я...Я держал её руку, я целовал её губы…
Я посмотрел на свои ладони, лежавшие на колёсах коляски. Они были чистыми. Ни грамма дорожной пыли.
– Доктор... – моя ярость иссякла, сменившись леденящим душу холодом. – Если всё это правда...То я просто ходил по этой нарисованной трассе? И кто же тогда те люди, которые были со мной на трассе?
Я повернулся к нему, ища в его глазах хоть каплю обмана, хоть тень неуверенности.
Тишина после моего вопроса повисла тяжелым свинцом. Шум больничного двора куда-то отступил, упёршись в стены этого невыносимого открытия. Я ждал ответа, зная, что он, вероятно, уничтожит последние остатки того мира, в котором я жил.
– Дереализация — ощущение, что окружающий мир ненастоящий, изменённый, похожий на сон или фильм, а диссоциативное расстройство идентичности характеризуется наличием двух или более личностей, которые могут иметь свои миры, воспоминания, модели поведения, – доктор посмотрел на меня глазами, полными печали и сочувствия. – Шесть дней в неделю вы живёте в другом, вымышленном мире, мистер Хоуп, будь то пустынная трасса, или стадион, или необитаемый остров, вы прожили уже столько жизней в стольких местах…Все ваши эмоции, все ваши диалоги, вы всё проговариваете вслух, и мы все становимся участниками вашего шоу, переживаем с вами ваши успехи и неудачи, каждый ваш мир, каждая созданная иллюзия – это нечто великолепное, проработанное до мелочей.
Я поднимаю глаза в небо и вижу пролетающий над нами самолёт.
– Вы сказали шесть дней в неделю, доктор…
– Да, один день в неделю к нам возвращается мистер Хоуп, у которого нет никаких проблем, никаких иных миров и загадок, он знает правду, но не знает про вас…
– И когда это происходит?
– На следующий день после того, как ваш путь в очередном мире иллюзий завершается…Я рассказываю ему о вас, он отказывается в это верить, и потом всё повторяется опять и опять, вновь и вновь…
– Я…Я хотел бы дать вам надежду, сказать, что всё возможно…Но…– Доктор опускает взгляд вниз.
– Там, на трассе, у каждого из нас пятерых было по одному особому предмету: нож, револьвер, верёвка, зажигалка и ключ. Вы знаете, что это может означать, доктор?
– Поразительно! – У доктора Нейсмита от удивления округлились глаза. – В свои видения и иллюзии вы начинаете вплетать элементы вашего настоящего!
– После аварии, мистер Хоуп, когда вам сообщили о смерти ваших родных, о том, что вы останетесь парализованным до конца жизни, вы предприняли пять попыток самоубийства…С помощью ножа, с помощью верёвки, вы даже заплатили другому пациенту по вашей палате, чтобы он тайно принёс вам ваш револьвер, спрятанный у вас дома, благо в последний момент в палату вошёл доктор Ленски.
– Вы украли ключ от крыши больницы, каким-то чудом смогли туда залезть, но ваши планы вновь прервал доктор Ленски…Ну, про зажигалку и найденное средство для уборки, думаю, не нужно говорить…Отделались лёгким ожогом на ладони.
Я смотрю на свою ладонь, на которой отпечатался ожог, который, как я думал, я получил, когда выбирался из горящего бара. Холод проник в меня, как ледяной ветер, когда я осознал, что все эти предметы и действия были не просто случайными элементами моих иллюзий, а отражением моего сверкающего, но болезненного внутреннего мира. Где-то в глубине души я уже знал, что все эти опыты, каждая попытка избавиться от боли, просто воплощались в атрибуты моих фантазий.
– Я пытался уйти. – Мой голос едва слышен, как будто страх снова задушил меня. – Я не мог жить с этой реальностью.
Доктор Нейсмит, казалось, переживал каждое мое слово. Он снова посмотрел мне в глаза, полные сожаления и понимания.
– Мистер Хоуп, ваши механизмы защиты создали этот мир, чтобы вы могли выжить. Каждое ваше приключение, каждый образ, каждый из тех, с кем вы взаимодействовали, — это ваши элементы выживания, ваш способ справиться с тем, что произошло с вами.
– Но это всё иллюзия, не так ли? Я просто беглец от реальности...– Это признание отозвалось в моем сердце, как эхо.
– Да, – ответил доктор, – но это иллюзия, которая имеет для вас значение. Она помогает вам справиться с горем. Она – ваше утешение и безопасность даже в том, что скрыто в тени.
– Но ведь я даже не вспомню этот наш разговор, так? Завтра я буду совсем другим человеком, а послезавтра я вновь погружусь в очередную фантазию и иллюзию, которая по итогу приведёт меня к вам…Сколько раз мы с вами вот так разговаривали, доктор?
– У меня закончилось уже несколько достаточно толстых записных книжек, мистер Хоуп…
– А мистер Найт и мистер Алекс, мисс Кэйтлин и мисс Эйвери, кто эти люди?
– Вы их всех видели когда-то, в прежней жизни, обрывки информации, репортажи или газеты. Персонажи ваших иллюзий меняются по кругу, одна четвёрка меняет вторую, и так по кругу, поэтому мы уже знаем всё о них. Например, Энн Эйвери, в 1985 году работала в школе для девочек Святого Мунго, там она узнала, что местные учителя, во главе с директором, развращали учениц, и, пригрозив директору, что сообщит обо всём в полицию, подписала себе смертный приговор. Её тело нашли в лесу на окраине города, а всех участников тех событий приговорили к пожизненному сроку.
Мы с доктором вернулись в больницу, и пока я ехал к своей палате, он продолжал рассказывать.
– Гленн Найт, в 1966 году был шерифом небольшого провинциального городка, в состоянии алкогольного опьянения он устроил аварию, в которой погибла вся семья, после чего, не справившись с давлением общественности и собственного чувства вины, застрелился. Ну, про мистера Алекса я думаю, что вы слышали из новостных репортажей, это было как раз незадолго до вашей аварии, звезда нескольких брендов умер в гримёрке от передозировки наркотиков. История Лизы Кэйтлин тоже печальна, в 2002 году она работала ассистенткой в одном модном бренде, в течение недели на неё свалилось всё разом, её уволили с работы, мама умерла от тяжёлой и продолжительной болезни, и она осталась один на один с огромными кредитами. Её нашли через три дня после смерти матери, повешенной в своей же квартире.
– О, господи…– Мы дошли до палаты номер пятнадцать, и доктор открыл дверь.
Заходя в палату, я ощущал, как каждый шаг отзывается внутри меня тяжелым грузом. Стены были белыми, почти слепящими, словно напоминали о какой-то болезненной утрате чего-то чистого и несбывшегося.
– И все эти люди, их жизни…Они для меня как метафоры моей боли? – Тихий голос прозвучал почти невесомо, как будто и правда не от меня.
Доктор Нейсмит кивнул, и в его взгляде читалась вся горечь, которую он старался скрыть за профессиональным спокойствием.
– Можно сказать и так. Ваше подсознание использует их как символы, мистер Хоуп. Каждый из них – это часть того, что с вами произошло, подсознательно пережитая заново через чужие трагедии. Невыносимое одиночество Лизы, бегство Гленна от вины, безвыходность Энн, пороки Алекса…Это всё про вас. Вы невольно искали ответы в чужой боли, потому что не могли справиться со своей, – после небольшой паузы он добавил. – И теперь, когда вы начинаете приходить в осознание, эти персонажи становятся всё более реальными, потому что вам всё труднее скрываться в иллюзиях.
Доктор помог мне сесть на край кровати.
Я ощущаю, как дрожь пробегает по всему телу. Закрыв глаза, я почувствовал головокружение – словно моё собственное сознание пыталось защититься, отторгая истину. Мистер Найт, мисс Эйвери, мисс Кэйтлин, мистер Алекс…они не просто призраки, они стали моими спасителями и мучителями одновременно.
Доктор сел напротив, сложив руки.
– Чем дольше вы игнорируете правду, тем глубже увязаете в этом цикле.
– Доктор…А если понять их истории до конца, глубоко – не поможет ли это мне выбраться из этого круга? Если я начну понимать, в самом начале иллюзии, что это всего лишь мои фантазии…
– Если бы у меня был универсальный ответ или лекарство для вашего случая, мистер Хоуп…Вы можете только пробовать, что-то менять, обращать внимание на детали, на несоответствия…Даже здоровый человек, когда ему снится сон, считается, что всё происходит по-настоящему, единицы способны понять во сне, что это сон. Так и тут, всё зависит от вас, мистер Хоуп.
– Собрать пазлы воедино, найти несоответствия…– Я ложусь на кровать и закрываю глаза. – Надеюсь, доктор, при следующей нашей встрече у меня будет заметный прогресс.
Доктор Нейсмит молча кивнул головой и вышел из палаты.
Ему нужно пройтись, развеяться, за пределами больницы его уже ждал доктор Ленски.
Доктор Нейсмит подходит, слегка сутулясь, доктор Ленски молча протягивает ему сигарету.
– Ну что, опять уходите в его мир? Или на этот раз он сам пытается выбраться?
– Впервые за всё время он не отрицает, а ищет, – доктор Нейсмит делает несколько затяжек подряд.
– И ты веришь, что это не очередная ловушка его сознания? – Доктор Ленски укоризненно смотрит на коллегу.
– Он не убегает. Он ложится и закрывает глаза не чтобы спрятаться, а чтобы увидеть. Чтобы собрать пазл…
– А если пазл соберётся в картину, которую он не сможет вынести? Что будет, если два его сознания, два по сути разных человека соединятся в одно?
– Тогда, возможно, это будет конец иллюзии. Или начало чего-то настоящего, – доктор Нейсмит тушит сигарету и смотрит в сторону больницы, в окно палаты мистера Хоупа.
– Вы слишком привязались к нему, я понимаю…Вы хотите помочь…Но невозможно помочь всем, доктор Нейсмит, столько лет…Я не вижу прогресса…– Доктор Ленски кладёт руку на его плечо.
– Может быть вы и правы, но я не могу по-другому…И я искренне верю, что мистеру Хоупу можно помочь.
– Хорошо, если вы уверены в своем решении, я поддержу вас. Но будьте осторожны. Эта дорога может привести к неожиданным последствиям.
Доктор Нейсмит улыбается, хотя в его глазах читается решимость.
– Я знаю. Но иногда именно через темные тоннели мы можем увидеть свет в конце.
С этими словами они оба оборачиваются к окну, где в небе начинает загораться вечерняя звезда, символизируя надежду и возможность нового начала.
В голове всё раскалывается, мысли путаются, как будто кто-то хорошенько приложился бейсбольной битой.
Глаза с трудом открываются и пытаются привыкнуть к яркому солнечному свету, в воздухе витает аромат морской воды.
Медленно приходя в себя, я осматриваюсь. Под ногами горячий песок, слышен крик чаек и шум прибоя. Вдали – бескрайняя синева океана. В кармане шорт нащупывается гладкий холодный предмет и какой-то клочок бумаги.
Я достаю содержимое карманов, небольшой перочинный ножик и записка, в которой написано: «Не верь Эйвери».
«Эйвери? Как будто бы знакомое имя…Где я мог его слышать?»
Перед глазами всплывают какие-то образы, обрывки, и сразу же улетучиваются.
– Есть кто-нибудь? – Я осматриваю берег, но ничего и никого.
За спиной — стена диких джунглей: спутанные лианы, пальмы с широкими листьями, тёмные заросли, где свет едва пробивается. Оттуда доносится стрекот невидимых насекомых, щелчки, шелест — будто остров дышит.
Вдали возвышается скалистый холм, увенчанный клоками облаков. У его подножия — пещера, чёрный провал в зелени. На песке следы: кто-то тут был. Может, птицы. Может, не только.
Вокруг ни души. Только ветер, море и тишина, которая давит громче любого крика.
Я решаю идти вдоль берега. Час. Два. Три. Солнце припекает, и меня одолевает жажда. Наконец, спустя ещё какое-то время, на берегу, на песке, я замечаю силуэт.
Подбегая к человеку, я понимаю, что это девушка, совсем юная, с длинными тёмными волосами, и большими красивыми зелёными глазами, которые она только что открыла, придя в сознание.
– Где я? Кто вы? – Я помог ей встать.
– Добрый день, мистер Хоуп, – в комнату заходит доктор и присаживается напротив меня.
– Как у вас дела сегодня, мистер Хоуп? Где вы?
– Где я? Как будто я поверю вам, что это не очередная иллюзия…Психушка? Ну да, ну да, посередине необитаемого острова, очень правдоподобно, – я истерически смеюсь, но неожиданно меня накрывает чувство дежавю.
– Вы снова были на острове? И как дела? Вы нашли убийцу? – Голос доктора был спокойным и монотонным.
– Где Энн? А? Куда вы дели мисс Эйвери? Отвечайте! – Я кричу на него, еле сдерживаясь, и мои слова эхом отдаются в моей голове.
– Прошу, успокойтесь, скажите, какой сегодня день недели? Месяц? Год?
– Вы хотите сделать из меня идиота? Откуда у меня календарь? Не знаю я, июнь, июль, – меня не покидают ощущения, что я уже говорил эти слова, что я уже где-то видел лицо этого доктора.
– Ну хотя бы год вы можете назвать, мистер Хоуп?
– Две тысячи… – Я запнулся, перед глазами мелькают образы, в голове голоса и несоответствия.
– Какой сейчас год, мистер Хоуп??? – Доктор удивлённо смотрит на меня и слегка наклоняется в мою сторону.
– Я…Я…– Какие-то кадры, лица, я пытаюсь собрать воедино огромный пазл.
– Год, назовите год! – Доктор приподнимается со стула.
– Кажется, сейчас две тысячи…
______________________________________________________________________________________________________
Кому интересно фэнтези по тематике Героев 3, бесплатно, почти завершён - https://author.today/work/456233
Кому интересен микс хоррора и фэнтези, мой законченный и бесплатный роман - https://author.today/work/444445
Литературные зарисовки - https://dzen.ru/literats
Всё бесплатно и в свободном доступе, буду рад новым подписчикам, лайкам и комментариям.
