Ответ на пост «Камуфляж как оружие: почему советские самолёты были зелёными, а немецкие - серыми?»1
UPD:
Нельзя сказать, что вражеская авиация не нанесла урон Московскому Кремлю. Одна немецкая бомба попала в Арсенал, другая – в Гараж особого назначения, где размещались машины Сталина, – там погибли дежурные офицеры. Бомба попала и в Большой Кремлевский дворец, пробила крышу и пол Георгиевского зала, но чудом не взорвалась, сохранив уникальный исторический памятник.
Бомбежки Кремля продолжались до апреля 1942 года, а маскировку окончательно сняли только в 1945-м. Очевидцы рассказывают, что самое трудное было очистить от камуфляжной краски соборные купола: слишком сильно въелась в них за прошедшие годы черная краска…
https://histrf.ru/read/articles/kak-krieml-priatali-ot-fashi.
Невелика проблема замаскировать самолет - покрасил в зеленый цвет и камуфляж готов! А вот как замаскировать Кремль от бомбежки немецких самолетов, Кремль в зеленый цвет не выкрасишь. А один человек взял да и замаскировал Кремль, да так, что немецкие летчики жаловались своему командованию. что их карты неправильные и приборы неверны. Нет там Кремля и найти его не могут!!
Когда немцы принялись бомбить Москву, они не нашли ни Кремля, ни Мавзолея, ни Большого театра. Всё виртуозно замаскировал мастер архитектурных фантазий Яков Чернихов.
Произошло это, конечно, не по упущению немцев – те как раз готовили авиаудары по советской столице с особой тщательностью задолго до начала войны: составляли детальные карты, под любыми предлогами вели шпионскую фотосъемку.
Вот только когда дошло до дела, немецкие летчики обнаружили, что вид сверху совсем не соответствует выученным картам – самых стратегически важных зданий по маршруту полетов попросту не было
Секрет мистического исчезновения из центра города Кремля, Мавзолея, храмов и правительственных учреждений был в виртуозной маскировке данных архитектурных объектов.
Что сделали: зачехлили все звезды на кремлевских башнях и все кресты на соборах, купола же перекрасили в черный цвет. Благодаря этому разглядеть храм Василия Блаженного или Покрова Богородицы было невозможно вплоть до конца войны.
Кроме того, вдоль Кремлевской стены расставили макеты жилых построек. Фанерные декорации заполонили также Красную и Манежную площади.
Мавзолей сделали трехэтажным, а от Боровицких до Спасских ворот проложили песчаную дорогу, напоминавшую шоссе.
Изменили даже очертания Москвы-реки! В общем, немцы полетали раз, полетали два – и стали с бомбардировками столицы потихоньку завязывать: если в 41-м на Москву было совершено пять авиаударов, то в 42-м их было уже три, а в последующие годы – так и вовсе ни одного.
Осуществляла такую потрясающую воображение маскировку группа специалистов во главе с гениальным Борисом Иофаном – «еврейским архитектором Сталина».
А руководствовались они советами, изложенными в первые дни войны в работе «Военная маскировка» графиком Яковом Черниховым.
В своем научном труде Чернихов подробно прописал методы маскировки, включающие использование цветовых расцветок, декоративных прикрытий, химических завес и искусственных сооружений.
Он также разложил по полочкам все приемы, позволяющие видоизменять визуальные характеристики архитектурных объектов. В годы войны именно его наработки позволили многим советским городам – и даже городам стран-союзников – минимизировать ущерб от немецких авианалетов.
Однако Чернихов был, конечно, не только видным теоретиком, но и активно творящим графиком и архитектором. Он вошел в историю русского авангарда как крупнейший представитель жанра архитектурных фантазий.
Чернихов родился в 1889 году в еврейской семье в Павлограде – ранее это было Екатеринославской губернией. Он рисовал с детства – обвешивал своими рисунками в родительском доме и стены, и потолок. После школы Яков поступил в Одесское художественное училище, потом – в 1914-м – в Петербургскую академию художеств.
Там он сначала учился на факультете живописи, но позже перевелся на архитектурный. Одновременно закончил Высшие педагогические курсы: в 1917 году защитил дипломную работу по методике обучения рисованию. Учебу в академии прервала революция – только в 1922-м Чернихов смог продолжить обучение, а через три года блестяще защитить диплом.
Впрочем, к этому моменту он был уже известным педагогом, преподававшим различные графические дисциплины в Ленинградском институте инженеров железнодорожного транспорта.
В 1934 году Якову было присвоено звание профессора, а год спустя присуждена степень кандидата архитектурных наук. После переезда в Москву в 1937-м Чернихов руководил кафедрой начертательной геометрии в Московском инженерно-экономическом институте.
Педагогический метод Чернихова до сих пор считается уникальным: он не требовал от учеников строгих академических линий и не заставлял ничего копировать. Наоборот, всячески старался развить в учениках творческое пространственное мышление при помощи разных комбинаций «беспредметных элементов». То есть разные геометрические формы собирались в некий архитектурный объект, потом вновь разбивались на разные составляющие, из которых можно было «собрать» уже что-то абсолютно новое.
«Только раскрыв сочинительские способности ученика и научив его самостоятельно мыслить графически, можно выявить творческие возможности, заложенные в каждом человеке, – считал Чернихов.
– Следует поощрять так называемое архитектурное изобретательство. Являясь второй основой задач новой архитектуры, оно способствует выявлению новых типов архитектуры». Воображение – вот основа метода Чернихова, которого считают крупнейшим представителем архитектурной фантазии наряду с такими мастерами, как Клод-Никола Леду, Джованни Баттиста Пиранези и Антонио Сант-Элиа.
Многие исследователи интерпретируют независимую графику Чернихова как аналог европейского экспрессионизма в СССР.
Начав свой творческий путь в архитектуре приверженцем абстракционизма и супрематизма, Чернихов в дальнейшем проникся конструктивизмом. Свои взгляды он изложил в книгах, вдохновлявших впоследствии не одно поколение архитекторов: «Основы современной архитектуры. Экспериментально-исследовательские работы», «Орнамент. Композиционно-классические построения», «Архитектурные фантазии», «Цикл живописной архитектуры».
В середине 30-х Чернихов руководил архитектурной мастерской «Ленпроекта» и принимал участие в создании проектов застройки жилых кварталов в Ленинграде и жилищных массивов в Петрозаводске. Но это были типовые проекты в соответствии с утвержденным планом – не место для воплощения фантазий. Куда большее удовольствие ему доставляла работа с учениками в созданной им «Научно-исследовательской экспериментальной лаборатории архитектурных форм и методов графирования». Фактически эта лаборатория стала персональной мастерской художника-архитектора.
Под руководством Чернихова была спроектирована почти сотня архитектурных объектов – в основном индустриального назначения. Но реализованы и сохранены из них были единицы – к примеру, канатный цех с водонапорной башней завода «Красный гвоздильщик» в Санкт-Петербурге.
Здание было признано объектом культурного наследия регионального значения. Есть несколько причин, почему большинство идей Чернихова остались лишь на бумаге. Во-первых, архитектор сам был больше сосредоточен на исследовательской и просветительской работе. Во-вторых, он попал в немилость, когда в Союзе начали резко критиковать конструктивизм и всех архитекторов, работающих в этом жанре. Доходило даже до того, что книги Чернихова изымались из всех библиотек.
Но на творческой деятельности Якова это почти никак не сказывалось. Вплоть до конца жизни он продолжал преподавать и исследовать: выпустил работы «Дворцы коммунизма» и «Пантеоны Великой Отечественной войны», а последнюю свою фундаментальную работу посвятил архитектурным шрифтам.
После смерти Чернихова большинство его графических рисунков оказались на хранении в Российском государственном архиве литературы и искусства – вот только в 2006 году выяснилось, что многие из них похищены и заменены грубыми подделками.
Причина ясна – работы Чернихова до сих пор крайне высоко ценятся на рынке искусства: так, в 2014 году композиции мастера из циклов «Архитектурные сказки», «Архитектура индустрии» и «Архитектурная романтика» ушли с молотка на аукционе Bonhams в Нью-Йорке за 425 тысяч долларов.
Алексей Викторов
