За свою жизнь Хемингуэй пережил сибирскую язву, малярию, рак кожи, пневмонию и диабет. Он выжил в двух авиакатастрофах, пережил разрыв почки, гепатит, разрыв селезенки, перелом основания черепа. Раздавленный позвонок сросся, и даже не оставил его парализованным. А в итоге, он покончил жизнь самоубийством. :(

Эрнест Хемингуэй родился в семье врача и домохозяйки в привилегированном пригороде Чикаго. Он рос упрямым мальчишкой и делал только то, что хотел. Он не стал музыкантом, как хотела его мать, и не поступил в университет. Вместо этого сразу после школы переехал к дяде и устроился в местную газету журналистом. В первый же день Хемингуэю достался сюжет о пожаре - результатом стал отличный репортаж и прожженный костюм.

Когда началась Первая мировая война, Хемингуэй очень хотел попасть на фронт, но из-за плохого зрения его не брали в армию. Тогда юноша записался шофером-добровольцем Красного Креста - и так оказался на фронте в Италии. В первый же день пребывания в Милане Хемингуэя и других добровольцев отправили расчищать территорию взорванного завода боеприпасов. Пришлось выносить трупы – в том числе женщин и детей. Хемингуэй отличился на войне, вытащив из под огня итальянского снайпера. Сам при этом получил более двухсот ранений, из которых еще долгое время в госпитале вытаскивали осколки.

Любимым городом Хемингуэя всегда оставался Париж. Писатель впервые приехал туда со своей первой женой в 1921 году. Молодожены жили более чем скромно, если не сказать – бедно. Однако Хемингуэй очень много писал и познакомился со многими интересными людьми: писателями Скоттом Фицджеральдом, Джеймсом Джойсом, Гертрудой Стайн, поэтом Эзрой Паундом и так далее. Счастливое время, проведенное в Париже, позже воплотилось в книгу воспоминаний «Праздник, который всегда с тобой» (1964).

Эрнест Хемингуэй был популярен у женщин, но при этом не любил крутить романы на стороне. Очередное новое увлечение зачастую заканчивалось браком. Таким образом, писатель был женат четырежды. У него было трое сыновей от первых двух жен.

Во время написания своих произведений Хемингуэй чаще всего ел арахисовое масло и бутерброды с луком. Вообще же он любил вкусно поесть и умел готовить. Однажды в своей газетной колонке Хемингуэй опубликовал рецепт яблочного пирога. Сегодня в музее писателя во Флориде можно увидеть и другие его рецепты, например, гамбургера.

Существует популярная история о том, как однажды Хемингуэй поспорил, что сочинит самый трогательный рассказ всего из нескольких слов. И выиграл спор, написав: «Продаются детские ботиночки. Неношеные». Недавно сайт quoteinvestigator.com провел расследование, чтобы узнать, правда это или нет. Оказалось, что впервые эта фраза возникла в 1917 году в статье Уильяма Р. Кейна, а современный вариант фразы появился в 1991 году.

Однажды Хемингуэй украл из своего любимого бара писсуар. Писатель заявил, что «просрал» в этом баре достаточно денег, так что имеет право владеть им. Писсуар был установлен в доме Хемингуэя.

Хемингуэй принял активное участие в Гражданской войне (1936-1939) в Испании на стороне республиканцев, боровшихся с генералом Франко. Он отправился в Мадрид как журналист вместе со съемочной группой для съемок документальной ленты «Земля Испании», к которой написал сценарий. В самые тяжелые дни войны Хемингуэй не выезжал из города, осажденного фашистами. Впечатления от войны легли в основу одного из самых известных романов автора – «По ком звонит колокол» (1940).

В 1941 году Хемингуэй приобрел катер, который перегнал на Кубу. Он увлекся морской рыбалкой, а чтобы защитить свой улов от акул, установил на катер пулемет. Хемингуэй побил мировой рекорд, поймав за один день семь марлинов. Лодка использовалась и в других целях – с лета 1942 и до конца 1943 года Хемингуэй охотился на ней за немецкими подводными лодками (тут кроме пулемета ему понадобились ручные гранаты).

Хемингуэй любил охотиться и как-то устроил себе длительное сафари в Восточной Африке, впечатление от которого легли в основу книги «Зеленые холмы Африки». Среди крупных трофеев писателя - три льва, двадцать семь антилоп и буйвол.

В течение своей жизни Хемингуэй чувствовал, что его словно окружает облако несчастий. Его отец, сестра и младший брат покончили с собой. Пытались свести счеты с жизнью любовница Джейн Мейсон и парижский друг, писатель Скотт Фицджеральд. Один из первых биографов писателя выбросился из окна.

Хемингуэй был агентом КГБ - об этом стало известно благодаря офицеру КГБ, в 90-х годах получившему доступ к архивам сталинской эпохи. Писатель был завербован в 1941 году и получил агентурное имя «Арго». В течение 40-х годов Хемингуэй встречался с советскими агентами в Гаване и Лондоне и «выражал активное желание помочь». Однако в конечном итоге его польза для КГБ оказалась мала, поскольку писатель не мог предоставить никаких важных в политическом отношении сведений. Он никогда «не участвовал в практической работе». К 50-м годам агент «Арго» уже не контактировал с советскими агентами.

В последние годы своей жизни Хемингуэй был одержим растущей паранойей – писатель был убежден, что ФБР следит за ним. Особенно этот страх вырос в психиатрической клинике Майо в Родчестере, где писателя «лечили» электрошоком. Он даже позвонил своему другу из телефона в клинике и сообщил о расставленных в ней жучках. Тогда Хемингуэю никто не верил. Лишь спустя пятьдесят лет после смерти писателя, благодаря новому закону о свободе информации, можно было сделать запрос в ФБР. Тогда выяснилось, что по распоряжению Гувера за Хемингуэем действительно была установлена слежка и прослушивание. В том числе в той психиатрической клинике.

У Эрнеста Хемингуэя был любимый кот Снежок с шестью пальцами на лапах, которого ему подарил знакомый капитан корабля. Сегодня в музее Хемингуэя во Флориде живет по крайней мере пятьдесят потомков Снежка (шестипалость передалась половине из них). И по сей день многопалых кошек именуют «котами Хемингуэя».

2 июля 1961 года, через несколько дней после выписки из клиники Майо, Хемингуэй застрелился из любимого ружья, не оставив предсмертной записки. Модель этой двустволки марки Vincenzo Bernardelli теперь носит название "Hemingway".

Стремительная. Бесстрашная. Элегантная. Готовая немедленно мчаться с парой долларов и записной книжкой в любой бушующий ад, чтобы в своих статьях рассказать о попавших в него людях. Такой была Марта Геллхорн: почти неизвестная в России, но по праву входящая в число самых крупных журналистов США прошлого столетия.

Снова в путь

Испания. Финляндия. Китай. Европа и Азия Второй мировой: от Англии и Сицилии до Бирмы и Сингапура. Израиль и Палестина. Индонезия. Африка. Вьетнам. Сальвадор. Никарагуа. Панама.

Десятки лет. Тысячи миль. Дни и ночи в изрытых воронками полях, и сгоревших городах. Среди трассеров и танков, среди пыли наступающих колонн и толп беженцев.

Передышка. Восстановление до минимума работоспособности.

И снова в путь — туда, где трещат выстрелы и потоком льётся человеческая кровь. Рассказывать миру о горе и боли, героизме и трусости, великих полководцах, простых солдатах и всеми забытых сиротах.

La vie parisienne

Марта родилась в 1908 году в семье врача Джорджа Геллхорна и Эдны Геллхорн — одной из крупнейших деятельниц американского суфражистского движения.

Нрав у девочки с рождения был безбашенным и лихим. Семь переломов и три сотрясения мозга только усугубили живость характера.

Она рано увлеклась журналистикой. Бросила колледж за ненадобностью — и не прогадала. Талант и упорные усилия заменили высшее образование. После трёх лет работы репортёром криминальной хроники в журнале «Нью Репаблик» она помчалась в Париж — работать в интересах новостного агентства «Юнайтед Пресс».

Яркая неудержимая американка с элегантнейшей, даже по парижским меркам, внешностью и манерами произвела во французской столице изрядный фурор. В «Вог» её жаждали видеть топ-моделью. Кавалеры вились табунами — некоторые не без успеха. Её самым известным любовником стал скандальный писатель и экономист маркиз Бертран де Жувенель.

Вот только прожигать жизнь на раутах и в будуарах показалось Марте слишком пресным — и безответственным.

О социальной ответственности

К моменту прибытия Марты в Париж мир рухнул в Великую депрессию. Десятки миллионов судеб оказались перемолоты жерновами экономического кризиса. Безработица, нищета, безнадёжность стали реальностью для ещё вчера процветавших среди «ревущих двадцатых» самых богатых и развитых стран планеты.

Марта помчалась в Америку и устроилась следователем-репортёром в Федеральное управление по оказанию чрезвычайной помощи.

В следующие годы она носилась по самым пострадавшим от депрессии штатам страны и со всей яростью и горечью описывала ужасы постигшей людей нищеты. Естественно, в интересах поддержки «нового курса» президента Рузвельта.

Впечатлённая её работой Элеонора Рузвельт настойчиво предлагала ей статусную должность в администрации президента США.

«Жизнь удалась», — сказал бы кто-то другой. «Хрена с два», — сказала Марта.

Две Флориды

В этот самый момент в дымном флоридском баре мисс Геллхорн встретила крупного, хорошо поддатого мужчину.

Им оказался Эрнест Хемингуэй. Её любимый писатель. Его заинтересовала задумчивая девушка в чёрном платье с внешностью голливудской звезды.

В завязавшемся разговоре он обмолвился, что едет в охваченную гражданской войной Испанию корреспондентом.

Марта решила, что тоже поедет туда.

Дав пощёчину несколько распустившему руки «старине Хему», она растворилась в ночи. Чтобы взять сумку, последние 50 долларов и помчаться на испанские фронты.

По иронии судьбы, во второй раз Марта и Эрнест встретились тоже во Флориде: так называлась гостиница в осаждённом националистами Мадриде. Она просто кишела корреспондентами всех стран. Во всех стадиях алкогольного опьянения.

Кровавое фламенко

Вскоре Марта впервые увидела реалии войны. Ошмётки тел мужчин, женщин и детей в лужах крови на мадридских улицах после налёта бомбардировщиков.

Она чуть не потеряла рассудок от стресса. Ворвалась в отель с нечеловеческими воплями и билась головой о предметы.

Хемингуэй дал ей оплеуху и поинтересовался: так она — военный корреспондент или всё же истеричная парижская мамзель?

Затем было много виски и много секса. Сначала во «Флориде», потом везде — от Барселоны до южных фронтов. Бесконечные военные дни и ночи. Бомбёжки, трупы, траншеи, артобстрелы, гибель друзей и коллег, перебежки между окопами под пулемётным огнём — и тексты.

Тексты, которые полились из-под ленты её печатной машинки нескончаемым потоком. Под чутким руководством Хемингуэя, с которым они плечом к плечу шли сквозь огонь и смерть — как бы пафосно это ни прозвучало.

В этом огне Марта преобразилась. Страх ушёл. Она разве что не танцевала под пулями и снарядами, смеясь над «осторожничающим» любовником, — отнюдь не отличавшимся робостью.

Стиль новой звезды военной журналистики оттачивался со свойственной ей стремительностью. Оплоты Республики падали один за другим, легионы генералиссимуса Франко железной поступью шли вперёд — и эти трагедия одних и триумф других стали лучшей школой журналистики для Марты Геллхорн.

К моменту перехода французской границы с последними отступающими республиканцами она, по мнению критиков, стала более сильным публицистом, чем сам «старина Хем».

Ответ на вопрос

Вопрос Хемингуэя о том, кто же она — военкор или мамзель, обернулся для него совсем иной стороной.

Эрнест развёлся со второй женой и вступил в брак с Мартой. Они купили виллу «Финка Вихия» в Гаване, и вроде всё у двух великих творческих людей должно было пойти лучше некуда.

Увы. Не срослось.

Марта действительно стала военкором. До мозга костей и кончиков ногтей. Отравленная войной, она уже не могла жить без неё.

А Эрнест… Эрнест по тогдашним обыкновениям и собственным привычкам считал, что Марта должна стать образцовой женой. Не Kinder, Küche, Kirche, конечно, но около того. При этом становиться образцовым мужем он сам совершенно не собирался. Выпивка, друзья, загулы, в том числе с дамами разного поведения. Как без этого писать?

Вскоре Марта выбила аккредитацию на советско-финскую войну. Хемингуэй был искренне возмущён. «Как так? Ты же моя жена!». «Так поехали вместе, — сказала Марта. — Всё будет, как в Испании. Там у нас получалось круто».

Эрнест не поехал. Он вовсю работал над новым романом, «По ком звонит колокол». В него он вкладывал свой опыт испанской войны, и новая кампания могла этому только помешать.

Всё же он был в первую очередь писателем, а она — журналистом.

Впрочем, после завершения романа они вместе отправились в сражающийся с японцами Китай и работали там почти до самой атаки на Пёрл-Харбор.

Эрнесту снова захотелось мирной жизни и жены под боком. Марта жаждала работать на фронтах дальше. Не договорились. Она уехала, он со злости напился вусмерть и расстреливал цветы в саду из ружья.

Пока Марта бегала под немецкими и японскими пулями на фронтах нового глобального конфликта, Хемингуэй ввязался в ловлю немецких шпионов и подлодок на Кубе и в окрестностях.

Шпионов и подлодки ему поймать не удалось. Зато удалось уйти в совершенно безумный даже по его меркам запой и загул. За счёт правительства США.

Всё летит в…

В свои визиты на Кубу Марта устраивала ему разносы и пыталась убедить хотя бы не швырять самопальную бомбу из огнетушителя в немецкую подлодку — но не помогало. Всё летело к чертям. Вино, любовницы, ром, коктейли, любовницы, рыбалка, ром, абсент, снова любовницы.

Ничего удивительного, что ближе к концу войны «старина Хем» обзавёлся красивыми заслуженными рогами — когда Марта познакомилась с самым молодым комдивом вооружённых сил США — командиром 82-й парашютно-десантной дивизии Джеймсом Гейвином.

Чтобы попасть в Нормандию с первыми волнами десанта, Марта тайком забралась в ванную госпитального корабля. И стала единственным военкором союзников на берегах Франции в славный день начала операции «Оверлорд».

Хемингуэй тоже отправился военкорствовать в Европу. Но работали они уже не вместе. У неё всё было неплохо с отчаянным комдивом-десантником и виски, у Эрнеста же и без супруги хватало женского общества и всё того же алкоголя.

Вскоре Хемингуэй в привычном состоянии «на бровях» влетел на джипе в цистерну в компании очередной любовницы, журналистки Мэри Уэлш.

Марта примчалась в госпиталь к лежащему в бинтах мужу. Вместо сочувствия она выразила глубочайший сарказм на тему «это война, парень, тут себя так не ведут». И умчалась обратно на линию фронта, оставив молчаливый недвусмысленный ответ на второй судьбоносный вопрос Эрнеста: так она — военный корреспондент или всё же законная жена?

Женщина в сердце тьмы

Через некоторое время после конца войны она сама ушла в жесточайшие запои и загулы, в которых был не только алкоголь, но и другие вещества.

Она нашла силы вернуться к жизни и ещё раз попробовала выйти замуж — за главного редактора «Таймс». Почти остепенилась на 10 лет, пытаясь стать идеальной женой и приёмной матерью — пока не выяснила, что и этот муж не считал себя обязанным хранить супружескую верность.

Марта полностью посвятила себя войне. С 1963 года и до самого конца 80-х она практически всегда была на острие событий там, где шла очередная война. Статьи, книги, снова статьи.

Она должна была быть в самой гуще событий, видеть всё своими глазами, слышать рассказы участников — и превращать всё это в тексты, которые прочтут миллионы.

Марта писала не столько о войне, сколько о людях на войне. Прежде всего о тех, кто страдает. О простых солдатах — обеих сторон. О гражданских, попавших в мясорубку конфликта. Беженцах, раненых, сиротах.

Она была одним из тех авторов, кто открыл глаза американского общества на то, что в действительности творилось во Вьетнаме и многих других местах. Её тексты были крайне неудобны военным и властям всех сторон — но в них было много горькой правды о том, что такое война. Во всех её жутких ликах.

Она ещё не раз пыталась остепениться. Купила 19 домов в разных местах планеты. Обустроила их в своём вкусе — но не прожила ни в одном и нескольких недель. То же и с личной жизнью. Случайные встречи, бары, виски, мотели — и снова бесконечные дороги войны.

Панама стала последней из войн Марты Геллхорн.

Она мечтала отправиться на горящие Балканы. Но организм, истрёпанный бурной жизнью, стремительно сдавал. Её жизнь пожирали рак и подступающая слепота. Несмотря на приближающуюся смерть, Марта успела вместо Боснии отправиться в Бразилию — чтобы рассказать об уличных детях в аду фавел (бразильских трущоб).

Последнее решение в своей горькой и яростной судьбе она приняла 15 февраля 1998 года, добровольно уйдя из жизни в Лондоне.

История Марты Геллхорн достаточно сильна для того, чтобы определение «третья жена Эрнеста Хемингуэя» осталось не самым важным фактом биографии величайшей женщины-военкора в истории.

Источник: https://warhead.su/

Не секрет, что Хемингуэй любил выпить. Очень любил выпить. Самые знаменитые кубинские коктейли до сих пор связывают с его именем, а в гаванских барах по сей день вспоминают, где, что и в каких количествах он употреблял. Неудивительно, что его попытка помочь борьбе союзников во Второй мировой в итоге тоже свелась к грандиозным попойкам. Но он честно хотел помочь.

Сейчас произведения Эрнеста Хемингуэя могут быть многим незнакомы. Sic transit gloria mundi. Другие времена, другие имена.

А вот в середине ХХ столетия он был культовой фигурой. Титаном. И на Западе, и на Востоке. Человеком, показавшим сложность, боль и мощь своего времени.

Особый культ «старины Хема» сложился у послевоенной советской интеллигенции.

Он был невероятно «наш»: писатель левых взглядов, искренне болевший душой за страдания простого человека, ненавидевший язвы капитализма и страстно боровшийся с нацизмом.

И одновременно восхитительно «не наш»: жил как хотел, без недремлющего ока, партсобраний и проработок на месткоме. Пил ром в дымных барах в самых романтичных местах планеты, а не в пивной у подъезда. Рисковал по собственной инициативе в «горячих точках». Писал то, что находил нужным.

Сухой, строгий, «рубленый» стиль писателя казался идеалом и для «физиков», и для многих «лириков».

Разумеется, реальность была куда сложнее. И даже умер Хемингуэй не без участия американских «компетентных органов» — с которыми временами весьма активно сотрудничал.

Впрочем, органам от этого было не легче.

Самая эпичная история работы Хемингуэя с американской разведкой повергла бы в шок советских романтиков 60-х. Наверное, хорошо, что они о ней не слышали. Образ «старины Хема» с портрета на стене — того самого, где он с бородой и в свитере, — остался «незапятнанным» этим совершенно сказочным разгильдяйством.

Шпионы и подлодки, шпионы и подлодки everywhere!

Начало Второй мировой войны застало Хемингуэя в непростой период жизни. Развод с одной женой, свадьба с другой, разъезды между Кубой, северо-западными штатами и Китаем — и всё это в процессе написания «По ком звонит колокол» о гражданской войне в Испании.

На Кубе писатель проводил зимы на своей гаванской вилле «Финка Вихия» в обществе новой супруги, военной корреспондентки Марты Геллхорн. А ещё друзей, собутыльников и оравы в несколько десятков котов. В 1942 году мировая война пришла и к этим тропическим берегам.

После вступления Америки в войну «волчьи стаи» немецких субмарин стали всё чаще и наглее появляться у восточного побережья США и в водах Карибского моря. Они безнаказанно топили всё, что видели. И порой шутки ради и лихости для попросту обстреливали американский берег из пушек.

Сил на их обнаружение и перехват у ВМС США и береговой охраны тогда катастрофически не хватало: титаническая машина американской военной промышленности только набирала обороты.

Вдобавок к этому Куба, мягкое подбрюшье Америки, тропический рай для отпускников и оплот финансовых интересов американской мафии, была битком набита испанскими националистами.

Диктатор Батиста совмещал лояльность Вашингтону и тесную дружбу с почтенными донами вроде Лаки Лучано, симпатизирующими испанскому режиму Франко. Ну а франкисты, по понятным причинам, дружили с нацистами. Было логично предположить, что испанцы «сливают» немецкой разведке всё, что видят и слышат.

Хемингуэй очень любил Кубу. А нацистов и франкистов он, прошедший военкором почти всю испанскую гражданскую войну на стороне Республики, не переваривал категорически и страстно. По его справедливому мнению, нацистским агентам на Кубе и подлодкам в водах Карибского моря делать было решительно нечего.

Поразмыслив, писатель обратился к разведке флота США с предложением помочь.

Алкоконтрразведка

Трудно сказать точно, когда начались отношения Хемингуэя со спецслужбами.

Известно, что во время пребывания в Китае в 1941 году он передавал интересную информацию в штаб американской военной разведки в Маниле и в управление военно-морской разведки США.

Ходят слухи, что тогда же — или ещё в Испании — он оказывал деликатные услуги и советским разведчикам. Ну а со спецслужбами испанского Народного фронта, особенно контрразведкой, он взаимодействовал достаточно плотно. Что ему и пригодилось в дальнейшем.

Для США в те годы «курица была не птица, а Куба не заграница». Остров являлся вотчиной ФБР и флотской разведки США. Да и задачи там касались в основном дел военно-морских: как выкинуть из карибских волн нацистские подлодки, помешать франкистам и прямым немецким шпионам сообщать в Берлин важные сведения или вовсе снабжать немецких подводников топливом и едой.

Хемингуэй согласовал свои действия с посольством США и через него — с ФБР. Получил на всё про всё то ли 500, то ли 1000 долларов в месяц.

Правда, парабеллум ему не дали. Зато присвоили личный номер. Эрнест Хемингуэй стал «агентом 08».

Писатель принялся создавать собственную спецслужбу, в которую вошли друзья и собутыльники. Местные пройдохи, которые были не очень в ладах с законом, но знали всё обо всём — особенно в сферах не слишком легальных. Даже испанские аристократы либеральных взглядов и сотрудницы гаванских борделей.

Всё заверте…

Вилла «Финка Вихия» превратилась в штаб-квартиру частной контрразведывательной службы Эрнеста Хемингуэя. Её он назвал Crook Factory — «Фабрика Плутов». Сеть «старины Хема» оплела Гавану и остальную Кубу.

Мнения об эффективности этой сети противоречивы. Тем более, что ежедневные доклады Хемингуэя о работе «Фабрики Плутов» до сих пор находятся под грифом.

Американский посол на Кубе Спруилл Брейден был в восторге. Он оценивал команду Хемингуэя как «отличную организацию, делающую первоклассную работу» (excellent organization. A-one job).

Марта Геллхорн, человек широких взглядов и вообще полевой военкор, восторгов посла о деятельности супруга всё равно не разделяла. Ибо на практике эта деятельность выглядела как непрекращающаяся попойка безумной компании из пары дюжин разномастных персонажей в гостевом доме на вилле.

В одном из писем Марте, продолжавшей носиться по охваченному войной миру с фотоаппаратом и записной книжкой, Эрнест жаловался, что во время очередной пьянки «Фабрики Плутов» компания в 21 физиономию выпила всего лишь 24 бутылки вина.

Правда, в процессе этого мероприятия бравые контрразведчики кидались друг в друга бутылками и стульями, дрались батонами и палили из пистолетов. Надо полагать, дамы противоречивой социальной ответственности там тоже были.

Словом, работа «Фабрики Плутов» не слишком укрепляла брак двух творческих людей.

Несекретные документальные сведения о контрразведывательной работе всего этого бардака обрывочны и не слишком серьёзны. Кто-то из «плутов» заподозрил в заговоре целого шефа полиции, проверка этого не подтвердила. Кто-то заметил подозрительную коробку — но вместо взрывчатки и «Энигмы» там оказались христианские книжки.

Наиболее трезвой выглядит точка зрения, что настоящих контрразведывательных успехов попойки «Фабрики» не принесли. Её работа была слишком шумной, буйной и демонстративной.

Зато она заставила всех действующих агентов и просто сочувствующих рейху быть гораздо осторожнее и трижды продумывать каждое сомнительное действие. Ведь любой бродяга с бутылкой рома или девица на углу могли оказаться глазами и ушами «старины Хема».

Сколько операций немецкой разведки и франкистского подполья на Кубе так и не состоялось или прошло не в полном объёме, мы никогда не узнаем. Возможно, что не так уж мало. И это тоже было вкладом в общее дело.

С пулемётом и бомбой на подлодку!

Спустя около месяца с начала контрразведывательных попоек на вилле «Финка Вихия» Хемингуэй предложил американской разведке ещё более великолепный план.

К этому времени немецкие подлодки у берегов Кубы обнаглели совершенно вкрай. Они уже не только топили сухогрузы и танкеры, но и попутно отбирали у простых моряков еду и выпивку.

Что делать?

План был фееричен.

Дайте мне на яхту «Пилар» пулемёт. Крупнокалиберный!

Немец решит отобрать у нас ром и закуску, всплывёт.

Тут мы как жахнем по нему из «Браунинга»!

И скажите точные габариты люков на рубке немецких подлодок.

Я туда буду бомбу бросать!

Мы возьмём фашистов на абордаж!

Впрочем, настоящей феерией было не это. А то, что этот «образец здравомыслия и стратегического планирования» с восторгом принял не только очарованный Хемингуэем посол Брейден, но ещё и пять адмиралов военно-морских сил Соединённых Штатов Америки. Включая командующего базой Гуантанамо на Кубе.

Впрочем, на самом деле странно лишь то, что они согласились работать конкретно с нашим героем. Ведь к тому времени в Карибском море вовсю действовал «Хулиганский флот». Около двух сотен частных посудин, от небольших корытец до роскошных яхт, днём и ночью вели наблюдение за окрестными водами и сообщали разведке ВМФ о замеченных подлодках. Некоторые были вооружены пулемётами и даже глубинными бомбами. К делу большинство экипажей относились серьёзно и ответственно.

Хемингуэю выдали гидрофон со специально обученным сержантом, «томпсоны», гранаты. И даже более того — горючее и страховки на жизнь участников операции, которую окрестили «Френдлесс» — в честь одного из писательских котов.

Сразу виден серьёзный подход.

Правда, писателю не дали пулемёт — но его добыли собутыльники по контрразведывательной работе и тайком, по частям доставили на яхту «Пилар».

Бомбу тоже не дали. Её сделали сами, набив под завязку взрывчаткой старый огнетушитель. Приступили к тренировкам по стрельбе и бросанию бомбы нацистам в люк.

Марта мрачно и меланхолично заметила — мол, даже если нацисты не превратят вас в решето до броска, от взрыва этой дуры вы всей компанией отправитесь на дно следом за подлодкой. Уж очень крохотной была «Пилар».

Мудрую женщину традиционно не послушали. Впрочем, бомбу к счастью для себя самих, наши герои так и не применили.

«Пилар» стала отправляться в море между попойками «Фабрики Плутов».

Говорят, один раз они видели на горизонте что-то вроде подлодки. Некоторые утверждают, что даже два раза.

В остальном патрулирование сводилось к многочасовой рыбалке, солнечным ваннам, чтению и игре в карты. Естественно, не без алкоголя: «не до мытья нам, сынок», как говорится в старом ирландском анекдоте.

Посол Брейден снова писал о фантастическом успехе действий Хемингуэя, рекомендуя представить его к государственным наградам за доблесть и превозмогание.

Марта Геллхорн всё более мрачно рекомендовала супругу прекратить профанацию и спаивание населения Кубы за государственный счёт, а ехать наконец на фронт военкорить. Поскольку реагировать находящийся в упоении от происходящего (во всех смыслах) Эрнест не собирался, виллу помимо пальбы и пьяных воплей сотрясали грандиозные семейные скандалы.

За время работы «Фабрики Плутов» и противолодочных походов «Пилар» Эрнест Хемингуэй благополучно допился за счёт военно-морской разведки США до того, что его вид вызывал тревогу даже видавших виды старых друзей‑собутыльников.

Лавочку с контрразведкой в апреле 1943 года прикрыл знаменитый директор ФБР Джон Эдгар Гувер. Он недолюбливал Хемингуэя — писатель имел откровенно «красные» взгляды, а Гувер был антикоммунистом до паранойи. Но тут он в какой-то степени спас «старину Хема» от окончательной алкодеградации.

Ещё раньше закончилось сотрудничество с военно-морской разведкой. Флот и береговая охрана с начала 1943 года стали достаточно насыщены техникой и людьми, чтобы всякая надобность в привлечении гражданских для охоты за подлодками отпала.

Эрнест Хемингуэй понемногу пришёл в себя и отправился на фронт военным корреспондентом. Одним из первых он вступил в освобождённый Париж.

Впрочем, была во всём этом и хорошая сторона.

Именно долгие «вроде-бы-как-противолодочные» рыбалки на «Пилар» дали ему ключевые впечатления и опыт, которые спустя десяток лет превратились в страницы великой повести «Старик и море».

Ну а вилла «Финка Вихия» до сих пор стоит в Гаване — там находится дом-музей Эрнеста Хемингуэя. Здесь же под навесом находится и та самая яхта «Пилар».

Если как-нибудь окажетесь на Кубе, смею надеяться, знание этой истории сделает впечатления от посещения ещё более яркими.

Источник: warhead.su