Хозяин кладбища
Отец Насти скончался от рака два месяца назад, оставив ее с десятилетней сестренкой Анютой. Он всю жизнь прожил честным работягой не отложив никаких сбережений, сестры ютились в маленькой советской двушке и денег хватало лишь на самое необходимое. Из-за отсутствия образования Насти приходилось перебиваться на низкооплачиваемых работах, а с таким плотным графиком о личной жизни можно забыть. Практически без выходных она впахивала кассиром в ближайшем супермаркете с утра до ночи. Анюта была спокойной и не разбалованной девочкой, поэтому Настя не боялась оставлять ее одну.
Похоронив отца, сестры часто оплакивали его долгими ночами, им не хватало его присутствия в доме; мужской руки, шуток, подбадривающего голоса и моральной поддержки. Он часто снился Насти и просил не грустить, но она ничего не могла поделать, давящая пустота от потери сжимала грудь, комок подходил к горлу и слезы сами лились ручьями.
Был родительский день. Настя попросила выходной, собрала Аню, и сестры поехали на кладбище купив сладостей и цветов. Они долго сидели на скамейке перед могилками отца и матери, вспоминали их безутешно рыдая. В тот день на кладбище было много народа, люди оставляли на помин угощения, накрывали рюмки с водкой корками хлеба, поминали родных. Туда — сюда сновали бездомные собирая еду после ушедших.
Погода выдалась теплая. Солнце на горизонте неумолимо клонилось к закату уступая место сумеркам. Сестры сами не заметили как засиделись до вечера. Будто какая-то неведомая сила сковала их погружая в сладкую дремоту, веки отяжелели и легкий сон объял их своим покрывалом.
Спустя несколько минут Настя вздрогнула очнувшись от сна и осмотрелась. Вокруг было только бесконечное поле крестов на фоне кроваво-красного заката и ни одной живой души. Все уже разъехались по домам. Над кладбищем нависла звенящая тишина.
Настя посмотрела на сестренку и поняла что та испытывает тоже самое. Весь день они просидели у могил будто погрузившись в транс и потеряли счет времени. Сестры встали и не спеша пошли по дорожке в сторону выхода. Мимо мелькали могилы разных людей, за каждой скрывалась чья-то прожитая жизнь. Не важно какая. Короткая или длинная, грешная или праведная, богатая или нищая, честная или лукавая. Смерть всех уровняла. Вот только сами могилы не выглядели одинаково: некоторые были заброшены и забыты, заросшие травой, с поломанной оградкой и покосившимися крестами, другие наоборот поражали своим богатством и размахом
Мертвецы с укором взирали на сестер с фотографий на надгробиях. Вот красивая светловолосая девушка лет двадцати смотрит с лукавым прищуром, будто завидуя сестрам за то что они еще способны ходить под солнцем; вот совсем молодой парень смотрит большими печальными глазами; зрелый мужчина с черно-белой фотографии грозно нахмурил брови будто виня девушек в том что они до сих пор живы; темноволосый мальчик с большого портрета грустно провожает их взглядом сожалея о том что кто-то еще способен дышать
Сестры поежились под осуждающими взглядами усопших и ускорили шаг. Мрачные сумерки окончательно вступили в свои права крася все вокруг в серо-синий цвет. Девушки шли очень быстро, но ряды могил все никак не кончались, хотя они должны были уже выйти за ворота. Сестры много раз ходили этой дорогой и никогда она не занимала столько времени. Чья-то злая воля водила их по погосту не давая его покинуть. Настю пробрал страх, было очевидно что происходит какая-то чертовщина. Особенно пугало повсеместное безмолвие. Ни щебета птиц, ни стрекотания насекомых, ни шума ветра в траве, ничего.
Спустя сорок минут блуждания сестры вернулись к тому месту откуда пришли — к могилам родителей.
У могил стоял мужчина. В его внешности присутствовало что-то пугающее. Может неестественная бледность лица, может мутный тяжелый взгляд, а может странная неподвижность не свойственная живому. Грешным делом, Насте даже показалось что она видела этого мужчину на одной из могил. Он явно ждал именно их.
-Здравствуйте — неуверенно промямлила Настя
-Не вам мне о здравии говорить, дорогуша — прохрипел мужчина подходя ближе — не туда вы с малюткой забрели, не в то время уснули и не в том месте проснулись. Какой же дурой надо быть чтобы притащить ребенка на кладбище, да еще и в такой день, когда всë иномирие празднует. Не поможет тебе твой батюшка, даже не надейся, нет его здесь, среди нас -
Призрачные тонкие материи и мир по ту сторону бытия получили невольное подтверждение. Реальность рассыпалась. Всë вокруг пришло в движение. Пустое и тихое кладбище наполнилось тенями и полупрозрачными силуэтами, которые окружили сестер со всех сторон. Призраки тянули к ним свои костлявые руки пытаясь прикоснуться к жизни, получить от них частицу той давно забытой энергии, которой они сами дышали когда-то. Они жаждали почувствовать под своими пальцами живую плоть, теплую кожу, услышать трепещущий пульс и биение сердца. Взамен от них исходила мертвая некротическая энергетика тлена, они были не способны дарить любовь и тепло, перейдя в иную фазу существования они могли дарить только холод и смерть. В воздухе повис тяжелый запах разрытой земли, от могил повеяло холодом.
Каких только покойников не было вокруг: увечные, безобразные, погибшие в авариях, с отсутствующими частями тел, оторванными челюстями, обморожениями, язвами от болезней, ожогами, покрытые черной коркой, обугленные будто головешки, сгнившие, изъеденные червями, раздутые, зеленые, даже чьи-то скелетированные останки жадно щелкали челюстями. Верхом на висельниках, пьяницах и других самоубийцах сидели черные рогатые черти, весело свистя и нещадно хлестая несчастных кнутами.
Сестры крепко прижались друг к другу под натиском нечистой силы. Покойники выли и стонали. Ватага кладбищенских бесов свистела и улюлюкала, гарцуя копытами на могилах. Громко хрюкая бесы выглядывали из-за надгробий, показывая язык и корча мерзкие рожи. Сама Княжна Смерть в черном балахоне устремила беспощадный взор своих пустых глазниц на девочек, жуткий оскал ее черепа лишал воли к сопротивлению и обездвиживал.
Жертва хозяину! Жертва хозяину! Жертва хозяину! - кричали обитатели кладбища
Сестры думали что их разорвут на части, но вдруг толпа усопших благоговейно расступилась освобождая дорогу Хозяину Кладбища. Высокий силуэт медленно двигался по дороге в направлении девочек. Это был бесформенный черный сгусток скопившегося горя, слез, тоски, беды и страданий всех людей, веками приходивших сюда оплакивать своих близких. Воплощение абсолютного негатива и некротической энергии. Хозяин явился за жертвами. Два глупых человеческих существа, посмевшие уснуть в его владениях в неправильный день, обреченно молили Бога об избавлении от кошмара, но у этой реальности был только один Хозяин.
Утром сторожа найдут трупы сестер. Они умерли крепко держась за руки, а на их лицах застыла гримаса невыразимого ужаса. Покойницы были неестественно худыми и легкими, будто некто высосал из их тел все жизненные соки. Сестер похоронят рядом с родителями, а люди еще долго будут судачить об этом происшествии. Ведуны и знахари поймут в чем дело: на этом погосте в услужении у Хозяина стало на две души больше.
Хозяин кладбища
Отец Насти скончался от рака два месяца назад оставив ее с десятилетней сестренкой Анютой. Он всю жизнь прожил честным работягой и не оставил никаких накоплений, сестры ютились в маленькой советской двушке и денег хватало лишь на самое необходимое. Из-за отсутствия образования Насти приходилось перебиваться на низкооплачиваемых работах, с таким графиком, да еще и малолетней сестренкой на иждивении о личной жизни можно было забыть. Практически без выходных она впахивала кассиром в ближайшем супермаркете с утра до ночи. Анюта была спокойной и не разбалованной девочкой и Настя не боялась оставлять ее одну дома.
Похоронив отца сестры часто оплакивали его долгими ночами, им не хватало его присутствия в доме, мужской руки, шуток, подбадривающего голоса и моральной поддержки. Он часто снился Насти и просил не грустить, но она ничего не могла поделать, после смерти матери отец оставался последней надежной опорой в жизни молодой девушки, а теперь ее не стало, от этих мыслей давящая пустота сжимала грудь, комок подходил к горлу и слезы сами лились ручьями.
Когда Настя получала выходной, они с Анютой садились в автобус и ехали на кладбище, посидеть рядом с папой. Любящие дочери носили на могилу отца цветы, сладости и иногда сигареты, любимой папиной марки. Заказывали в церкви сорокоусты за упокой и ставили свечи.
Настал родительский день. Настя попросила выходной, собрала Аню и сестры поехали на кладбище купив сладостей и цветов. Они долго сидели на скамейке перед могилками отца и матери, вспоминали их при жизни и безутешно рыдали. В тот день на кладбище было много народа, люди оставляли на помин различные угощения, накрывали рюмки с водкой корками хлеба, вспоминали родных. Туда — сюда сновали бездомные собирая угощения после ушедших.
Погода в тот день выдалась теплая, солнечная. Сестры сами не заметили как засиделись до позднего вечера. Солнце на горизонте уже стало клониться к закату и незаметно пришли сумерки.
Настя вздрогнула будто очнулась от сна и осмотрелась. Вокруг было только бесконечное поле крестов на фоне кроваво-красного заката, и ни одной живой души. Все уже разъехались по домам, даже бездомных не было видно. Над кладбищем висела оглушающая тишина.
Настя посмотрела на сестренку и поняла что та испытывает тоже самое. Весь день они просидели у могил будто погрузившись в глубокий транс и потеряли счет времени, а сейчас они из этого транса выпали, вокруг ни души и смеркается. Сестры встали и не спеша пошли по дорожке в сторону выхода. Мимо мелькали могилы разных людей, за каждой скрывалась чья-то прожитая жизнь. Не важно какая. Короткая или длинная, грешная или праведная, богатая или нищая, честная или лукавая. Смерть всех уровняла. Вот только сами могилы не выглядели одинаково. Некоторые были заброшены и забыты, заросшие травой, с поломанной оградкой и покосившимися крестами, другие наоборот поражали своим богатством и размахом.
Стройные ряды мертвецов с укором взирали на сестер с фотографий на надгробиях и изображений на обелисках. Вот красивая светловолосая девушка лет двадцати смотрит с лукавым прищуром, будто завидуя сестрам за то что они еще способны ходить под солнцем, вот совсем молодой парень смотрит большими печальными глазами, зрелый мужчина с черно-белой фотографии грозно нахмурил брови как-будто обвиняя девушек в том что они до сих пор живы, темноволосый мальчик с большого портрета грустно провожает их взглядом сожалея о том что кто-то тут еще способен дышать.
Сестры поежились под осуждающими взглядами мертвецов и ускорили шаг. Мрачные сумерки окончательно вступили в свои права крася все вокруг в серо-синий цвет. Девушки шли очень быстро но ряды могил все никак не кончались, хотя по всем подсчетам должны были закончится давно. Сестры много раз ходили этой дорогой и никогда она не занимала столько времени. Будто какая-то неведомая сила водила их по кладбищу не давая дойти до ворот. У Насти началась паника, было очевидно что происходит какая-то чертовщина. Особенно пугало повсеместное безмолвие, как-будто кто-то выключил все звуки. Ни щебета птиц, ни стрекотания насекомых, ни шума ветра в траве, ничего.
Спустя сорок минут блуждания по городу мертвых сестры вернулись к тому месту откуда пришли — к могиле родителей. То есть все это время они ходили по кругу.
Но самое жуткое заключалось в том, что у могилы их родителей стоял какой-то мужчина. Нет, если бы это был обычный живой человек, то сестры бы даже обрадовались этой встрече, но было в нем что-то пугающее. Может быть неестественная бледность лица, может мутный тяжелый взгляд, а может странная неподвижность не свойственная живому человеку. Грешным делом Насте даже показалось что она видела этого мужчину на одной из могилок. Он явно ждал именно их.
-Здравствуйте — неуверенно промямлила Настя
-Не вам мне о здравии говорить, дорогуша — прохрипел мужчина подходя ближе — не туда вы с малюткой забрели, не в то время уснули и не в том месте проснулись. Какой же дурой надо быть чтобы притащить ребенка на кладбище, да еще и в такой день, когда все иномирие празднует. Не поможет тебе твой батюшка, даже не надейся, нет его здесь, среди нас -
Призрачные тонкие материи и мир по ту сторону бытия получили невольное подтверждение. Реальность рассыпалась, рушилась на атомы. Все вокруг пришло в движение. Пустое и тихое кладбище наполнилось тенями и полупрозрачными силуэтами которые облепили сестер со всех сторон. Призраки тянули к ним свои костлявые руки пытаясь прикоснуться к жизни, получить от них частичку той давно забытой энергии которой они сами дышали когда-то. Они жаждали почувствовать под своими пальцами живую плоть, теплую кожу и услышать трепещущий пульс и пульсацию вен. Взамен от них исходила мертвая некротическая энергетика смерти, они уже не способны были дарить любовь и тепло, после окончания жизни, перейдя в иную фазу существования все что они могли дать другим — холод и смерть. В воздухе повис тяжелый запах сырой разрытой земли. Повеяло могильным холодом.
Каких только покойников не было вокруг. Увечные, безобразные, погибшие в авариях, с отсутствующими частями тел, оторванными челюстями, обморожениями, язвами от болезней, ожогами, покрытые черной коркой, обугленные будто головешки, раздутые зеленые утопленники, даже чьи-то скелетированные останки жадно щелкали челюстями. Верхом на висельниках, пьяницах и других самоубийцах сидели черные рогатые черти весело свистя и нещадно хлестая несчастных кнутами.
Сестры крепко прижались друг к другу под натиском нечистой силы. Покойники выли, орда кладбищенских бесов свистела и улюлюкала гарцуя копытами на могилах. Сама Княжна Смерть в черном балахоне устремила беспощадный взор своих пустых глазниц на девочек, жуткий оскал ее черепа лишал воли к сопротивлению и обездвиживал.
Жертва хозяину! Жертва хозяину! Жертва хозяину! - кричали обитатели кладбища
Сестры думали что их разорвут на части, но вдруг вся толпа благоговейно расступилась освобождая дорогу Хозяину Кладбища. Высокий силуэт медленно двигался по дороге в направлении девочек. Это был бесформенный черный сгусток скопившегося горя, слез, тоски, беды и страданий всех людей веками приходивших сюда оплакивать своих близких. Воплощение абсолютного негатива и некротической энергии. Хозяин явился за жертвами, два глупых человеческих существа посмевшие уснуть в его владениях в неправильный день обреченно молили Бога об избавлении от кошмара, но в этой реальности не было силы способной противостоять желанию Хозяина.
Утром сторожа найдут два трупа. Девочки и молодой девушки. Они умерли крепко держась за руки, а на их лицах застыла гримаса невыразимого ужаса. Покойницы были неестественно худыми и легкими, походили на мумии, будто некто выжал из них все жизненные соки еще при жизни. Сестер похоронят рядом с родителями, а люди еще долго будут судачить об этом происшествии. Ведуны и знахари поймут в чем дело и будут точно знать что на этом кладбище в услужении у Хозяина стало на две души больше.
Кринж в ночи
Источник: Мысли на волне
Виктор Нуар
Кладбище Пер-Лашез в Париже является домом для многих известных мертвых людей, включая Оскара Уайльда и Джима Моррисона. Могила Оскара Уайльда очень популярна. Его фанаты обцеловали гробницу, оставляя красные следы помады по всей скульптуре. Многие женщины-посетительницы после переходят к своей следующей цели - изображению Виктора Нуара.
Совершенно разумно спросить, кто такой Виктор Нуар, потому жил он полтора столетия назад. На самом деле он был обычным молодым человеком, впечатляющим парнем, который оказался в неподходящем месте в неподходящее время. Никто не знал его, пока он не умер. Однако сравнительно недавний культ не имеет ничего общего с особенностями его смерти и политическими последствиями.
Культ возник из-за выпуклости в штанах его надгробного памятника .
Виктор Нуар работал журналистом-подмастерьем в газете «Марсельеза» в Париже 19-го века.
В то время владелец газеты, Анри Рошфор и редактор Паскаль Груссет стали втянутыми в конфликт с Пьером Бонапартом, племянником Наполеона и двоюродным братом тогдашнего правящего императора Наполеона III.
Было много напряжения в связи с такой расстановкой сил, и Гроусс послал Виктора Нуара к Бонапарту, чтобы доставить вызов на дуэль.
Началась ссора, в результате которой Бонапарт вытащил свой пистолет и убил Виктора.
Убийство журналиста членом семьи императора вызвало возмущение у публики, и в день похороны около 100 000 человек появились в доме Нуара в Нейи. Чтобы посыпать солью рану, Пьер Бонапарт был оправдан по обвинению в убийстве, что привело к ряду жестоких демонстраций по всему городу. Позже в этом году пруссаки вторглись во Францию, и империя была свергнута.
Мученичество Виктора Нуара так удобно забыли, и молодой журналист мирно поминался в своем родном городе Нейи в течение следующих двадцати лет, пока его имя снова не вытащили для политических раундов.
На этот раз было принято решение о создании мемориала его имени. Известному французскому скульптору Жюлю Далоу было поручено создать скульптуру из бронзы.
Далу решил изобразить Виктора Нуара в момент его смерти. Используя эскизы, сделанные прессой, Далу вылепил в натуральную величину Виктора, лежащего на земле, как будто он только что упал, когда он встретил свою смерть.
По неизвестным причинам Далу решил дать скульптуре ту самую заметную выпуклость ниже пояса.
В 1970-х годах возникла легенда о том, что, потирая промежность и целуя статую в губы, женщины улучшат рождаемость и блаженную сексуальную жизнь. Легенда распространялась, как пожар.
В 2004 году вокруг статуи Нуара был установлен забор, чтобы предотвратить непристойное прикосновение статуи. Но это взволновало так много женщин, что забор снесли
Страшно. Красиво
Вчера под Ростовом горело. Пишут, что контролируемый пал сухостоя.
Было несколько пожарных машин.
На мой взгляд - лучше так, чем оно потом само начнётся и спалит парочку близлежащих населенных пунктов..
Фотографии мои, тег "моё")
Травма головы на кладбище
На кладбище нас раньше не вызывали. Диспетчер точно ничего не перепутал? Проверяем. Действительно. Дама 45 лет травма головы на кладбище. Сразу возникает вопрос: как?! Убегала от зомби? Подскользнулась головой об могильную плиту? Ладно, на месте разберёмся... Если опоздаем, тут же прекопаем!
Едем.
Издалека машут руками бомжи. Это не к добру. Бомжи всегда не к добру. Заранее надеваю перчатки.
— Люююду убили!
— Кто? Где она?
— Да вон же!
Показывает на могилу. Ну, неееет. Туда мы точно не полезем! Не в жизни!
Слышу рычание и бормотание. Это либо зомби или Люда. Лезет из свежевскопанной могилы. Надеюсь, что все же зомби: его лечить не надо.
У Люды закрытая чепепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, кровь на затылке. Проще говоря — ее ударили лопатой. Пришли родственники умершего на могилку, а она их конфеты ест. Разозлились, стукнули и в соседнюю свежую яму сбросили.
А нам теперь возиться.
Другие истории в моем телеграм канале: https://t.me/smpstory
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Вьюга
Первая попытка в прозу. По отзывам, получилась скомканная калька с «Семьи вурдалаков» Толстого. Однако, к своему огромному стыду, сей рассказ прошел мимо меня. Поэтому произведения отдаю на ваш суд.
Зима пришла не одна. Неспешно собирая свою жатву, в затерянную среди лесов и полей деревушку, вместе со снегом пришла смерть.
Пришла незаметно. Никто не понял, когда это произошло. Лишь посудачили на утро, с чего это во всех дворах псы, как один, взвыли среди ночи, да все свежее молоко в крынках прокисло. Потом поговорили о более насущных вещах: мол, кости, что то у стариков ломит — не к добру, да воробьи в солому прячутся – точно к морозу, птица домашняя вся нахохлилась – снегопад будет… Посудачили да и разошлись. Дел много у деревенского люда, а дни зимние коротки.
Ненастье разыгралось быстро – меньше чем за час, все небо, до горизонта, оказалось скованным свинцовыми тучами. Хлёсткий стылый ветер принес с собой первые хлопья снега, а мороз заставил разойтись по домам даже неугомонную ребятню. Люди закрывали ставни, растапливали печи и словно по наитию, сами того не осознавая старались держаться ближе к огню, и не выходить лишний раз на улицу. Им было не привыкать к непогоде, суровым зимам, непроглядному ночному мраку. Но эта ночь отличалась от остальных. Этой ночью балом правила смерть, и люди это чувствовали.
— Митяй, открывай! – Иван, кутая лицо в ворот, снова постучал в дверь – Десять минут меня уже на холоде держишь! Сколько спать то можно!
Но кузнец, со старинным именем Митрофан, не открывал. Да и не мог, даже если бы и хотел. В этот самый момент он лежал на кухне перед остывшей печкой, с остекленевшими глазами, сжимая в руках старенькое ружьё. Чуть поодаль, с неестественно вывернутой шеей, лежала его жена, Наталья. Она обнимала, словно стараясь защитить, свою тринадцатилетнюю дочь, Свету, неестественно бледную, с длинной рваной раной на шее. Полугодовалый младенец, названный Антоном, лежал в резной колыбели. Он тоже был мертв.
Много ли надо времени, даже в непогоду, чтобы поднять на ноги крошечную, домов на сорок, деревушку. Меньше чем через пол часа, все жители, кроме совсем древних стариков, которые и с постели то подняться не могли, собрались в старой часовне. Легкий гул разговоров да пересуд, поднимался к крыше вместе с выдыхаемым паром. Печь еще не разгорелась. Люди были напряжены. Еще бы. Не случалось еще такого, чтоб четверо человек разом преставились. Да и отнюдь не по естественным причинам. Обстоятельства смерти шепотом передавались из одного угла в другой, обрастая самыми немыслимыми подробностями. «А Светка то, Светка…. Зазноба то какая гарная росла…. Ведь даже не снасильничали, придатки выдрали, да требуху по хате расшвыряли…. Ох, что делается, что делается…» — доносились от входа. «Да как земля то, таких иродов носит, дело ли, младенца на кочергу насадить, да в стену воткнуть, аки чучело….» — вторили у иконостаса.
Дверь распахнулась. Все тотчас же замолкли, и с немым вопросом уставились на вошедших. Иван, обнаруживший тела, сжимал в одной руке ружье, второй поддерживал изрядно подвыпившего сельского фельдшера Сергея. Сопровождал их бывший районный оперативник, уволенный из органов за крутой нрав и неподкупную честность – Борисыч. В воздухе физически ощущалось сгущающееся напряжение. Фельдшер обвел всех мутным взглядом, и достав сигарету, молча подкурил. «Ну, Сереженька, не томи, что там…?» Фраза нарушившая тишину словно разбила оковы молчания. Вопросы посыпались отовсюду. Сергей неспеша затянулся, и опять обведя всех взглядом, нехотя выдавил из себя: «Убиты… И жестоко…» — надсадно закашляв, он продолжил – «Наталье голову свернули. Света…. Светланке разорвали горло… Даже Антошку не пожалели… Суки…» Его речь опять прервал кашель.
Люди в ужасе переглядывались. На лицах был написан только один вопрос – кто?
Борисыч хрипло прорычал – «По домам расходитесь. Двери на засовы. Никому не открывать. С темнотой ни шагу на улицу!» Люди послушали. Пользовался Борисыч неподдельным уважением среди жителей. Через пару минут в часовне остались только он, Иван и Сергей.
— Вы тоже давайте не задерживайтесь… До темноты хотя бы детей похоронить надо.
— Постой, Борисыч. – фельдшер выглядел абсолютно трезвым, словно и не приходилось его Ивану поддерживать – Не все я рассказал….
— Да я уж подметил, — усмехнулся Борисыч – недаром тридцать пять лет в органах проработал.
Иван непонимающе смотрел на них.
— Кровь?
— Кровь.
-Да что не так то с кровью? Серега, Борисыч, растолкуйте уже!
-Да что-что… — Сергей опять закурил – Нет у них крови… Даже в Антошке нет…
Долгая выдалась эта ночь.
Долгая для Ивана, ворочающегося с боку на бок, и обдумывающего то что узнал.
Долгая для Сергея, которого даже самогон в эту ночь не брал.
Долгая для Борисыча, впервые за все время работы в органах столкнувшегося с подобным.
Долгой выдалась эта ночь практически для всех жителей.
И вечной для Андрюхи, которого пророчили всей деревней покойной Светке в женихи.
Вечной эта ночь оказалась и для Андрюхиных родителей, которые хоть и тревожно спали, но не слышали, как их сын в соседней комнате воскликнул: «Светка!? Я так и знал, что ты жива! Ты ж замерзнешь! Погоди минуту!»
Вечной она оказалась и для Андрюхиной парализованной бабушки, которая все слышала, но не могла ничего поделать, лишь безмолвно плакать, слушая как Андрей топает к входной двери, как отодвигается засов, как скрипят несмазанные петли, и раздается голос – «Входи же быстрей!»…
Долгая выдалась эта ночь…
Метель не утихла и в этот день.
Все кто был в состоянии удержать инструмент, в полной тишине остервенело долбили ломами промерзшую землю. До темноты им нужно было выдолбить шесть могил. Работая под пронизывающим ветром, они не замечали, что у двух свежих могил, выдолбленных вчера, просели нанесенные снежные сугробы. Словно в них не хватало чего то. Чего внизу. Под мерзлой землей и завалами снега.
Уже не получалось скрывать, что и у этих жертв не было в телах крови. Люди ходили мрачные, оглядывались на каждый шорох, а среди стариков, все чаще, стало слышится произносимое хриплым шепотом вкупе с крестным знамением – «Вурдалак…»
Сергей, каждый раз услышав что то подобное, зло смеялся, и ничего не говоря, уходил. От Борисыча, в этот день, вообще никто не услышал и слова, а Иван же, вывесив на дверь распятие и увешав весь дом чесноком, заперся в сарае и остервенело что то строгал.
Сумерки окутали деревню неожиданно быстро. На погосте уставшие мужики еще более рьяно взялись за ломы. Оставалось выдолбить еще одну могилу.
Управились уже с темнотой. Не сговариваясь, сбились в кучу, и так быстро, насколько позволяла тьма и занесенная дорога, направились к деревне. Во тьме, сквозь снежную крупу, им чудились бледные фигуры, танцующие на снегу вокруг них. Трое отважились отойти с тропы, что бы посмотреть, что это было, но вернулись ни с чем. Увидев впереди огоньки окошек, они еще более ускорили шаг. Радостные, что добрались до хат, они так и не заметили, что из двадцати двух человек их вернулось девятнадцать.
На утро, три дома оказались пустыми. Пропали две сестры-бобылихи, жившие особняком, и чье исчезновение было замечено по чистой случайности. Кто то увидел, что дверь в дом открыта нараспашку и поднял тревогу. Благодаря чему и обнаружили еще два пустующих дома. Дом одинокого пастуха, схоронившего по тому году жену и дочь, да полуразвалившаяся изба, спившейся, от мала до велика, семьи из пяти человек. Тел не было.
Но не было и людей.
Меж тем, жены не вернувшихся домой мужиков, учинили форменный допрос всем, кто был прошлым днем на кладбище. Но никто ничего не знал, и не видел.
И опять пришла ночь.
Аглая проснулась внезапно, словно от толчка. Полежав немного с закрытыми глазами и поняв что не уснет, она зажгла светильник.
Мрачные мысли одолевали Аглаю. Её муж был одним из трех, что не вернулись с кладбища. Умом она понимала, что вряд ли он еще раз обнимет её, еще раз поцелует их ненаглядную дочь перед сном… Умом она это осознавала. Но не сердцем.
Что это за звук? Словно кто то царапает стекло? Аглая подошла к окну. Ничего не видно, надо погасить светильник. Щёлкнув выключателем, она стала всматриваться во тьму, и…
— О Боже! Миша! Мишенька! Вернулся родимый!
Да, за окном стоял её муж. Что то говорило ей – не вздумай, не открывай дверь – но что такое голос разума, когда сердце радостно бьётся от восторга, что её муж, её Мишенька — живой и здоровый!
Накинув халат, она подбежала к двери и смущенно бормоча какую то нелепицу, откинула щеколду.
— Ну же! Заходи, дорогой! Где ты пропадал!?
Михаил секунду помедлив, переступил порог.
— Господи, бледный то какой! Что случилось?
На мертвенно бледном лице не было и капли эмоций. Оно было сродни восковой маске. Но вот глаза… Глаза были живыми. Блестя в свете ночника, они смотрели с какой то нечеловеческой тоской. Тоской и голодом.
— Холодно. Там холодно.
— Конечно холодно, что ты такое говори…
В ужасе Аглая отступила назад.
Она поняла.
В эту ночь пропавшие мужчины воссоединились со своими семьями.
Они сидели в молчании. Сергей, не закусывая, пил стакан за стаканом и постоянно курил. Иван нервно перебирал четки с распятием. Борисыч не моргая смотрел в окно.
Из сорока трех жилых деревенских домов, опустели уже двадцать пять.
— Хватит! – Борисыч первым нарушил тишину – Пойду в соседнюю деревню. Приведу помощь.
— Не дойдешь. – Сергей подкурил еще одну сигарету – Сгинешь.
— Я на лыжах с пяти лет стою. Дойду. Должен…
Вместо ответа, Сергей налил в стаканы самогон – Ну что, вздрогнем на дорожку…
Иван же не сказал ничего, лишь еще крепче сжал четки.
Когда фигура Борисыча на лыжах исчезла в белой мгле, Сергей и Иван разошлись по домам. Ивана ждала жена с ребенком, а Сергей с фатализмом в глазах отрицательно покачал головой в ответ на приглашение.
Придя домой, Сергей, матерясь, принялся что то ожесточенно искать. Найдя необходимый предмет, он горько усмехнулся и, насвистывая незатейливый мотив, начал что то собирать.
С наступлением тьмы, в деревне воцарилась смерть.
В каждый дом стучались и просили их впустить, пропавшие и мертвые родственники, соседи, друзья. Каждый, кто поддавался на уговоры или не выдерживал чудовищного напряжения и приглашал нежить в дом – обрекал и себя, и всю свою семью.
С теми, кто не открывал, вурдалаки не церемонились. Появляясь, словно ниоткуда, огромные волки разбивали в щепы двери и окна, врывались в хаты и, разрывая клыками тела, вытаскивали кричащих людей на улицу, где мертвые продолжали кровавую вакханалию.
Иван, перед тем как волк перекусил ему горло, успел избавить от страшной участи жену и ребенка, выстрелив им в головы. Чеснок и колья его не спасли.
Сергей, услышав царапание в окно, даже не встал из кресла, а просто крикнул – Заходите уже, открыто… — и закурил последнюю сигарету. Когда упыри вошли в дом, он криво ухмыльнулся и, взяв нож, чиркнул по бечевке, привязанной к подлокотнику кресла. После того как ведро, подвешенное под потолком, окатило жутких гостей керосином, Сергей, сделав несколько учащенных затяжек, швырнул окурок. Пламя, охватившее мертвецов, быстро объяло прихожую, а потом и кухню. Вскоре пылал весь дом.
Ветер услужливо разносил искры, не гаснущие даже под снегопадом, по всей деревне. Вскоре не осталось ни одного не объятого огнем дома. Огненные отблески, отбрасываемые на окровавленный снег, знаменовали собой победу демонов.
До рассвета было еще далеко.
https://t.me/exempla_calamum