Вы же объявление давали? Нет? А ваш муж/сын? Там нарушение инсулинорезистентности по высоковольтной линии от инжекторного карбюратора дрожжами присыпать надо только содой негашёной уксусом..

Ну и состояние ваше, когда вы с температурой сходили на работу (сутки через трое, но ещё и коллега попросил выйти за него, но не замуж, потому что она та ещё лесбиянка, хоть и мужик), у вас дома трое детей в гостинке, надо ещё как-то мужу на вахту отослать порно-видео, коллекторы говном дверь измазали не вам а соседям и соседи вам по вентиляции кричат прокуренным кальяном. А вы просто хотите нормально поспать - не на своём дырявом диване, где пружины в жопу впиваются и коты хотят обнимаешк, но слишком сильно впивают когти от экстаза, что вы наконец их покормили хоть и протухшим но борщом, а не борщём..

P.s. Я тоже стараюсь когда сильно болею отлежаться дома (но не всегда получается - ведь, надо ходить в магазин) и в таком болезненном состоянии вся брутальность куда-то улетучивается, сразу налетают алкаши/бомжи/дети и прочие, отшить которых в таком состоянии уже не так просто - сам как алкаш выглядишь и ощущаешь себя. Или когда у тебя больная папа в другом конце страны и ты ждёшь весточки от них, ибо дозвониться вечером не смог. И обычно звонят или соседи или сиделки или соц. работники, которые постоянно меняются. И все они постоянно с разных телефонов. А по поводу поступления в ВУЗ в другом городе должны позвонить насчёт оплаты экзаменов инструктору по парашютному спорту Константинша Алёшиськинана Итрагимовична (или как-то так - я не разобрал, но у них и связь плохая и мягкий знак в наречиях она всегда их чётким японским "ъЭ" заменяет так что разобрать ни одной цифры нельзя)?

Я до самого конца не верила, что меня развели. Начинать «трезветь» начала, когда закинула в банкомат всю сумму. Тогда я позвонила в банк, они заблочили остальные карты и посоветовали обратиться в полицию. Обрабатывали меня весь день, с утра и до вечера. А в полиции я провела уже до 4 утра. Это был мой первый визит в полицию в жизни, потому я буду путаться в правильных названиях, должностях. Это не методичка, это то, как я помню тот день.

Сначала берешь бланк-заявление дежурному:

— Причина обращения?
— Я, кажется, перевела деньги мошенникам…
— Зачем?
— …

Всё расписываешь — принимают, ждёшь. Отсиживаешь очередь. Первый следователь (?).. Потом второй. Раз за разом рассказываешь всю историю. Фиксируют. Расписываешься. И в состоянии это всё таком… коматозном, с придурью («Да меня просто разыгрывают!»). Второй следователь была женщина лет 45, она тоже сухо спрашивала, но, видя, как меня колдоебит, предложила чай, от которого я разревелась. Я не ела весь день, я которые сутки не могла нормально спать, а тут чай с печеньками в виде слов: «Мы ничем не сможем вам помочь», которые меня добили и невероятно злили (я ж налоги плачу, всё такое, а мне не могут помочь). Потому мы разговорились:

— Вы знаете, мне не в первый раз звонили мошенники, но я их обычно троллила. Не могу поверить, что это случилось со мной. Но их голоса были такими убедительными, они не запинались. Знаете, рядом в очереди сидел мужчина, и ему тоже позвонил мошенник, но, видимо, начинающий — у него голос так дрожал, это было слышно, на что мужик посмеялся над ним и бросил трубку. Так думать плохо, но я подумала в этот момент, но почему вот такой же не позвонил мне, чтобы я его так же отправила восвояси? Почему я?

— Это «говоруны». У них поставленные голос и речь. Если вас это утешит, мы не смогли отговорить своего сотрудника от перевода средств, а это был зрелый мужчина с погонами. Но нам тоже попался профи — он мог запоминать длинные тексты, на ходу что-то придумывал и запоминал новые аргументы, которые убеждали сотрудника перевести средства. Кстати, вам они наверняка позже позвонят, чтобы додоить. Они будут ссылаться на какие-нибудь документы. Попросите говоруна прочитать первый абзац, потом о чём-нибудь поговорите, и снова попросите зачитать первый абзац. Если он профи — он точь-в-точь повторит. Потому что по данным у него только ваше ФИО, а пугают они словами, сказанными в юридическом сухом ключе, чем убедительнее будут - тем выше успех. Не расстраивайтесь! Вы просто очень подходящая жертва — живёте одна, родственников рядом нет и они угрожают вам тем, что сообщать никому не надо, плюс вы сами сказали, что в запаре на работе из-за финансового вопроса — идеальная жертва.

Я снова чё-то там вякнула о том, что я за помощью пришла, а вы не можете их искать и прочее. Но это скорее были плаки-плаки в пустоту. На вопрос «Что же мне теперь делать?» мне ответили: «Выплачивать кредит, жить дальше». А жить не хотелось вовсе. Но об этом - во второй части.

Я приперлась домой со второго раза. Почему со второго? Потому что, пройдя полчаса до дома ночью по заснеженной дороге, я поняла, что не взяла у дежурного квиток-посещения или как там его, а он наверняка мне пригодится. Вернулась, усатый дежурный снова спросил «Зачем?», в смысле зачем вернулись сейчас — могли подождать до утра. У меня так же не было ответа. Просто понимание того, что теперь нельзя доверять никому. Т.е. дома я была где-то в 5 утра. С чёткой убеждённостью, что это просто один из моих ночных кошмаров. МЕНЯ так обмануть не могли. СО МНОЙ так нельзя поступать. ЭТО просто СОН.

Но наступило 8 утра. Проснулась от вибраций мобильного, но не будильника. Мне звонил уже знакомый номер «МВД по моей области». И как только я увидела этот номер, тогда я окончательно «проснулась» и поняла, что этот кошмар происходит наяву. Ответила. Знакомый внушительный голос на трубке «бла-бла, ФИО, снова какая-то хрень, нужно спасаться…». А я слушаю и думаю со своей придурустью: «Интересно, а у меня профи, о котором говорила следак, или меня развел просто удачливый мудак?». И он как раз говорит:

— На моём столе такой-то документ…
— Можете зачитать первый абзац?
— Что?
— Зачитайте первый абзац, пожалуйста…
И…
— ФИО, вы понимаете критичность ситуации?! Вы бла-бла…
А мне так смешно и стыдно стало, что меня развели не те сказочные профи, а так… Хороший середнячок… Он что-то там угрожающе и зловеще орал, на что я ему только и смогла процедить:

— Чтобы ты смотрел на смерть своих детей, они просили о помощи, но ты ничем не мог им помочь, только смотреть и мучаться от осознания своей беспомощности, и чтобы ты знал, ЗА ЧТО тебе это…

Из меня так и лились проклятья. Он сначала замолчал, потом пытался снова перебивать угрозами, а в конце концов бросил трубку со словами: «Не смей угрожать моим детям, шлюха!». На сим наш разговор закончился.

А дальше был самый тяжёлый этап. Искать решение проблемы и идти с повинной о своей глупости к родителям и друзьям за поддержкой, чтобы не вскрыться. И её я получила. Жаль, что не от родителей, которые вывалили на меня такой шквал критики, что я правда думала все это "закончить". Но не могла - пока не решу все вопросы и созданную мной проблему.

"Ну мы лично, не видели расстрелов ссылок и репрессий, у нас все хорошо было, никого из наших не трогали"

Но это не говорит о том, что всего этого не было

Использую спизженную фразу

"Это тоже самое что стоять, пока вас ебут в жопу, а вы такие глаза закрываете и говорите всем, что этого нет"

Если ты не видишь, не значит что этого нет, не значит, что по ту сторону боты сидят, не значит, что это тебя не коснется

Это касается вообще всего, просто бесит

И да, аноним хуже пидораса, понимаемо, панамка открыта

Мы мало разговаривали. Не умели, наверное. Или времени не было. Или казалось, что успеем ещё.

Потом у меня появились отношения. Девушка, потом жена, потом дети. Стало совсем не до отца. К моему глубочайшему сожалению — сейчас я это понимаю. Тогда казалось нормальным. Своя семья, свои заботы, свои проблемы.

Папа всегда радовался, когда мы приезжали с внучками. Прямо светлел весь. Доставал конфеты, какие-то игрушки, которые непонятно где брал. Девочки его любили. А я смотрел и думал — надо бы почаще приезжать. И не приезжал.

А потом он заболел.

Рак.

Папа позвонил сам. Попросил приехать.

А я не находил времени. Работа, семья, дела. Всё время что-то мешало. «На следующей неделе», «после праздников», «вот разберусь с проектом и приеду». Знакомо, да?

Когда наконец приехал — увидел, насколько всё плохо.

Следующие месяцы я помню урывками. Как плёнка, которая местами засвечена.

Помню запах больничного коридора — хлорка и что-то ещё, сладковатое. Помню, как папа после химии лежал серый, с закрытыми глазами, и я не знал — спит он или просто не хочет разговаривать. Помню медсестру, которая называла его «молодой человек», хотя ему было пятьдесят с лишним.

Помню, как вёз его на процедуру, и он вдруг начал рассказывать про армию. Я эту историю слышал раз десять, но почему-то в тот момент слушал так, будто первый раз. Как они с друзьями в самоволку ходили. Как его чуть не поймали. Он смеялся, и на секунду был похож на себя прежнего — на того папу, который привозил мне пряники и колбасу.

А потом мы приехали, и он опять стал серым.

В какой-то момент стало понятно — ремиссии не будет. Метастазы пошли в кости. Врачи ничего не говорили напрямую. «Продолжаем лечение, посмотрим динамику». Но я видел их глаза.

Папа не понимал. Или не хотел понимать. Сначала строил планы — говорил, что надо бы съездить в Крым, к брату. Давно не виделись, созванивались только. А потом как-то резко сдал и начал говорить другое — что он обуза, что перелёт не перенесёт, что не хочет никого напрягать.

Вот этот момент, когда человек перестаёт строить планы и начинает извиняться за то, что ещё жив — это страшно. Я не знал, что говорить. Мямлил что-то про «всё будет хорошо», а сам понимал, что вру.

Я подумал тогда: пусть хотя бы запишет голосовые. Просто надиктует что-нибудь. Что угодно. Про жизнь, про себя, про меня. Хоть что-то останется.

У папы был какой-то недосмартфон — с крупными кнопками, для пожилых. Не то чтобы он был сильно старый, просто не хотел разбираться в новых технологиях. Диктофона там не было.

Я написал ему приложение. На Java, представляете. Простенький диктофон, большая красная кнопка «запись». Установил, показал, как пользоваться.

Он записал несколько сообщений. Не знаю сколько — может, пять, может, десять. Я их тогда не слушал. Думал — потом, успею.

Февраль. Питер завален снегом. Папу перевели в хоспис — так это, наверное, называется, я тогда не разбирался в терминах.

Мы приехали к нему вечером. Он спал. Медсестра сказала — приходите завтра с утра. Мы поехали домой.

Ночь, трасса, снег валит так, что дворники еле справляются. И вдруг вижу — на обочине стоит машина. Огни выключены. Двое людей рядом, смотрят вверх.

Первая мысль — что за идиоты, это же опасно. Ночь, снег, их не видно.

Проехали ещё пару километров. И тут я понял.

Северное сияние.

Первый раз в жизни я его видел. Зелёное, с розовыми всполохами, переливается, как будто живое. Мы остановились, вышли из машины. Холодно было — градусов минус пятнадцать. Но мы стояли и смотрели.

И знаете, какая мысль пришла? Странная, нелогичная, но пришла: может, вот так и выглядит душа. Вот это свечение, которое переливается, движется, живёт своей жизнью. Я не религиозный человек, но в тот момент почему-то подумал именно об этом.

И ещё подумал: если папа уйдёт сегодня, он уйдёт красиво.

Утром позвонили из хосписа.

Похороны, поминки, документы. Ты как будто замораживаешься. Делаешь что надо, говоришь что положено, принимаешь соболезнования. Внутри — пусто.

Потом жизнь идёт дальше. Работа, семья, дети. Обычная жизнь.

И вот проходит несколько месяцев. И тебя накрывает.

У меня это случилось на кухне. Обычный вечер, я что-то разогревал в микроволновке. На работе был тяжёлый день, какой-то конфликт с партнёром, уже не помню деталей. И я поймал себя на мысли: хочу позвонить папе.

Просто позвонить и рассказать. Не пожаловаться даже — просто выговориться. Услышать его «угу», «понятно», «а ты что?». Может, совет какой-то. Может, просто «держись, сын».

И тут накатило.

Некому звонить. Теперь я старший. Того, к кому можно было прийти — даже если приходил редко — больше нет. И уже не извиниться за те звонки, на которые не находил времени.

И ещё одно накрыло — мы же так и не поговорили. За все эти годы — редкие встречи, пакеты с деталями, пряники в военном институте — ни разу по-настоящему. Я не знаю, о чём он жалел. Не знаю, чем гордился. Не знаю, что бы он хотел мне сказать.

Я стоял на кухне и плакал. Отворачивался, чтобы никто не видел, и не мог остановиться. Слёзы просто текли. Микроволновка давно пищала, что готово.

Тогда я вспомнил про те записи. Папин голос на том древнем телефоне.

Нашёл. Послушал.

Странное чувство. Голос знакомый, но какой-то... отдельный. Как будто папа говорит из другого места. Рассказывает что-то бытовое. И ты слушаешь и понимаешь — это всё, что осталось. Эти несколько минут — всё.

И я подумал: а что если можно как-то... продолжить?

Это были годы до ChatGPT. Нейросети уже существовали, но клонирование голоса было фантастикой. Я покопался, поизучал — технологии не было. Идея легла в долгий ящик.

Но не отпускала.

Примерно через год умерла мама моей жены.

Тёща. Хотя слово не очень подходит — мы нормально общались. Добрая была женщина. Маша её очень любила.

После похорон Маша как-то вечером подошла ко мне. Глаза красные.

«Слушай, — говорит, — ты же рассказывал про идею. Что можно голос сохранить, поговорить. Где она? Ты сделал?»

Я говорю — нет, не сделал, технологий нет.

«А голосовые? У мамы есть голосовые?»

Мы начали искать. WhatsApp, Telegram, Viber. Она обзвонила всех родственников — может, кто-то сохранил.

Ничего.

Её мама не отправляла голосовых. Вообще. Ни одного. Всегда писала текстом или звонила.

Маша села на диван и заплакала. Не от горя — от этого. От того, что голоса не осталось. Человек жил шестьдесят с лишним лет, а от него не осталось даже голоса.

Вот тогда я понял, что это надо делать.

Два года я вынашивал эту идею.

Разговаривал с людьми, которые потеряли близких. Спрашивал: чего не хватает? что бы вы хотели? Слушал истории. Некоторые до сих пор помню.

Женщина, которая каждый год в день рождения мамы включает старую запись с автоответчика. Тридцать секунд — «привет, это я, перезвони». Слушает и плачет.

Мужик, который хранит видео с телефона — там его сын, ему три года, бегает по комнате и смеётся. Сын погиб в аварии в девятнадцать. Это видео — единственное, где слышен его детский голос.

Бабушка, которая записывает сказки для внуков на диктофон. Говорит — когда меня не станет, пусть слушают. Пусть помнят, как бабушка им читала.

Технологии тем временем дозревали. Появились нейросети, которые могут клонировать голос. Сначала нужна была минута записи. Потом тридцать секунд. Сейчас нам хватает пятнадцати.

Мы сделали Somazone.

Как это работает: вы подключаете Telegram, выбираете чат с нужным человеком. Система сама находит голосовые сообщения, вытаскивает их, склеивает. Обучает модель.

Но голос — это полдела.

Мы анализируем ещё и текстовые сообщения. Минимум сто штук. Смотрим, как человек формулирует мысли. Какие слова использует. Какие у него любимые выражения.

Потому что я понял одну вещь: люди реагируют не на голос. Люди реагируют на манеру.

Когда модель говорит не просто голосом бабушки, а использует её фразы — «ну что ты, внученька», «кушай давай», «я тебя люблю, маленькая» — эффект в десять раз сильнее. Это уже не просто похожий голос. Это она.

Недавно к нам пришла женщина. Лет пятьдесят, может чуть больше. Строгая, собранная. Бизнес-леди, видно сразу.

У неё погиб сын.

Мы при ней создали агента. Она смотрела на экран, ждала.

Потом заговорила.

«Привет, сынок».

И услышала ответ. Его голосом. С его интонациями.

Она плакала минут двадцать. Не навзрыд — тихо, слёзы просто текли. Говорила с ним, он отвечал. Она говорила — «я скучаю», он говорил — «мам, всё хорошо, не переживай».

Потом успокоилась. Вытерла глаза. Посмотрела на меня и сказала:

«Спасибо. Вы не представляете, что вы для меня сделали».

Меня спрашивают: это не некромантия?

Нет. Это память.

Фотоальбом — это некромантия? Видеозапись со дня рождения — это некромантия? Голосовое сообщение в WhatsApp, которое ты переслушиваешь — это некромантия?

Мы просто сделали следующий шаг. Интерактивная память. Можно не только слушать — можно говорить.

Человек не возвращается. Мы не обещаем воскрешения. Модель не знает, что происходило после смерти. Она не принимает решений. Это цифровой след — голос, манера речи, характерные фразы.

Но иногда этого достаточно. Чтобы услышать знакомое «привет». Чтобы стало чуть легче.

Другой вопрос: а это не вредно? Не мешает проживать горе?

Мы думаем об этом каждый день.

Поэтому работаем с психологами-танатологами. Сделали программу «цифровой терапии горя» — пять этапов, от отрицания к принятию.

У нас есть софт-лимиты — ограничения на время общения. Не потому что жадничаем, а потому что так правильно.

Скоро запустим «режим отдаления». Система постепенно помогает завершить зависимость. Разговоры становятся реже, ответы — короче. Плавно, как терапия.

Мы не эксплуатируем горе. Мы даём инструмент для его проживания.

Самая странная реакция была на похоронной выставке в Москве. Да, есть такие выставки. Гробы, памятники, катафалки, ритуальные услуги.

Я стоял со стендом, рассказывал про Somazone.

Подходят люди, которые каждый день работают со смертью. Буквально — каждый день. Видели всё. Казалось бы, их ничем не удивишь.

У них мурашки по коже.

«Это что, — говорит один, — теперь так можно?»

Можно. Теперь — можно.

Мы сейчас запускаем ещё один проект. «Библиотека памяти».

Я помню папу в последние месяцы. Как он лежал и смотрел в потолок. О чём думал — не знаю. Но могу представить.

Самое страшное для умирающего — понимание, что от тебя ничего не останется. Что завтра — буквально завтра — тебя не будет. И всё. Как будто не жил.

Мы договорились с хосписами. Предлагаем паллиативным пациентам озвучивать книги. Человек читает вслух, мы записываем. Потом модель дообучается и дочитывает его голосом.

Библиотека Маяковского помогает с правами. Похоронный дом Гладилина — партнёр.

Представьте: вы слушаете аудиокнигу. Голос приятный, живой. В какой-то момент вам говорят — человек, который начинал читать, умер. Дальше читает ИИ. Голос тот же.

Мурашки?

Человек отвлекается от болезни. Занимается делом. И знает, что после него что-то останется.

Если у вас есть записи голоса близкого человека — не удаляйте. Голосовые в мессенджерах, видео на телефоне, старые записи. Не удаляйте.

Вы не представляете, насколько это может быть ценно.

А если хотите попробовать — somazone.ru.

Если есть вопросы — спрашивайте. Я здесь.

#AI #Смерть #Somazone.ru