Рак молочной железы — это самое распространенное онкологическое заболевание среди женщин в России и мире, хотя в общей структуре онкозаболеваний он занимает второе место после рака кожи. Ежегодно в России регистрируется более 65 000 новых случаев, большая часть которых обнаруживается на ранних стадиях, что увеличивает шансы на полное выздоровление. Заболевание чаще всего диагностируется у женщин в возрасте от 40 до 60 лет и старше, но в последнее время отмечается тенденция к омоложению болезни.

Аспирант кафедры биологической химии Педиатрического университета Джейн Реммель занимается изучением рака молочной железы сравнительно недавно, но ей уже есть, что рассказать обо всех аспектах этой напасти. Заодно мы расспросили Джейн о ее пути в медицину.

- Необычное у вас имя и фамилия.

- Фамилия эстонская, потому что муж эстонец. А имя дали мама и папа. В начале 90-х во всем мире прогремел фильм «Джейн Эйр» по мотивам романа английской писательницы Шарлотты Бронте. Родители очень прониклись историей этой девушки, Джейн Эйр. Папа настоял, чтобы меня назвали Джейн, говорил, что за границей это имя будет восприниматься как у нас Маша. Он очень хотел, чтобы я жила за границей, потому что в России тогда ситуация была очень непростая. Он даже покупал мне учебники и тесты на английском, пока я училась в Педиатрическом, чтобы я получала практику на этом языке. Еще мы очень много путешествовали, всю Европу объездили, часть Африки, Азии. Но жить и работать я все равно хочу в России.

- А почему вы выбрали медицину?

- Я с детства хотела быть врачом, даже и не играла в куклы особо. А если я брала какие-то игрушки, то с ними не в дочки-матери играла, а лечила их. Надевала огромный папин медицинский халат и шла в ванную, там лечить было удобнее. Потом, к 17 годам, когда я начала размышлять, кем быть, я поняла, что ничего делать, кроме как лечить, я не умею и не хочу. Готовлю я невкусно, шить я не умею, считать я не умею, то есть я точно буду не экономист и тем более не инженер. Когда я это поняла, мое будущее стало мне абсолютно ясно.

- И поступили легко?

- Нет, прошла на бюджет, но далеко не первой была в рейтинге. Причем, родители предупредили, чтоб только на бюджет нацеливалась, никаких платных мест. Чтобы я не расслаблялась. Ну, я и не расслаблялась.

- А почему Педиатрический?

- Мне еще в детстве здесь лечили сломанную лучевую кость, аденоиды здесь же удаляли. Я хорошо знаю это место, живу в Выборгском районе. Парк тут прекрасный, атмосфера чудесная. Знаете, бывает так: посмотришь на человека и сразу поймешь, что это за человек, что я с ним легко смогу разговаривать, и вообще всю жизнь прожить с ним смогу. Так и с нашим университетом – я сразу поняла, что это мое.

- Работали, пока учились?

- Как получила аккредитацию, с четвертого курса пошла во Вторую городскую больницу, выбрала пульмонологию. В том отделении были онкологические больные, рак легких. Я застала COVID в этой больнице, видела, как умирали онкологические пациенты. Нарастание клинической симптоматики было просто молниеносным, несколько дней или даже часов, и отек легких. Это было тяжёлое время, но я тогда определилась в том, что лечение онкологии – это и будет мой путь в медицине. А выбрала диагностику, потому что поговорила в свое время с заведующим кафедрой общей и молекулярной медицинской генетики профессором Евгением Наумовичем Имянитовым. Он меня тогда настолько обнял этой своей научной аурой, рассказал, какими интересными исследованиями они занимаются. Речь шла о мутациях генов при онкологических заболеваниях, разработке таргетной терапии. Он и убедил идти в аспирантуру по лабораторной диагностике. А сейчас я аспирант кафедры биологической химии, работаю под руководством доктора медицинских наук Вадима Анатольевича Кашуро.

- Вы делали недавно в Минске доклад на научной конференции.

- Работа, о которой я делала доклад в Минске, называется «Изучение гематологических параметров у женщин детородного возраста с раком молочной железы». Суть – мы на кафедре нашли взаимосвязь между снижением уровня ферментов антиоксидантного статуса и возникновением анемии, т.е. падением уровня гемоглобина в крови. Мы видим признаки анемии раньше, чем это показывает типичный анализ крови на гемоглобин, а значит, можем предотвратить прерывание лечения больной. Ведь химиотерапию прерывают при анемии, так положено согласно клиническим рекомендациям.

- Были интересные обсуждения на конференции?

- Конечно. Мы делились опытом, обсуждали проблемы. Например, рак молочной железы предполагает гормонотерапию, это помимо химиотерапии. Гормоны не позволяют женщине забеременеть. А у всех ведь по-разному, кто-то год на такой терапии находится, а кто-то пять лет. Мы там с гинекологами обсуждали вопрос сохранения яйцеклеток, в какой момент их разумно забрать. До химиотерапии, после, во время гормонотерапии? И это только один из множества нерешенных междисциплинарных вопросов.

- Наверное, ваша цель в жизни – победить рак молочной железы?

- В структуре заболеваемости злокачественными новообразованиями женского населения России рак молочной железы занимает первое место, более двадцати процентов. Я понимаю, что мы не искореним эту проблему полностью. Но мы можем изначально снизить риск развития этого заболевания и последующих осложнений, устранив факторы риска: позднее наступление беременности или вообще ее отсутствие, аборты, алкоголь и курение. Я уверена, что задача резко снизить риски развития рака – реальная и осуществимая.

Полная версия фильма: Курение. Взгляд изнутри