Мистика + Самиздат

Снова загрохотали. Может, затопил соседей? Выйти и проверить? Всё равно сбегутся на такой шум, и будет только хуже, когда вернётся отец, а я тут сижу.

Я подождал ещё пару минут и аккуратно положил артефакт на кровать, под одеяло. Дождись меня. Медленно, стараясь не бежать, я вышел в коридор под аккомпанемент стуков и звонков. За дверью ворочались и переговаривались люди. Я включил свет в прихожей. Бубнеж за дверью оживился.

— Он там! Свет включил! Вижу!

В дверь заколотили с удвоенной силой.

— Открывай, я вижу, что ты дома!

Я замер с протянутой к двери рукой. На миг стало не по себе. Что-то они слишком агрессивные… Может, взять ножку от табурета с собой?

— Полиция! Открывай, или вышибем дверь!

А вот это уже другой разговор. Плохой знак, но хоть что-то прояснилось.

— Кто там? — крикнул я, изображая сонного, и открыл дверь.

— Открывает! — только и успел услышать.

Дверь распахнулась, впуская трёх крепких парней в форме. "Не сопротивляйся", подумал я, когда меня сбили с ног. "Не сопротивляйся", когда перевернули на живот и стянули запястья за спиной. "Не провоцируй", — мелькало в голове, когда рывком поставили на колени, дали подзатыльник и подняли на ноги. "Не кричи", — потому что они злятся и делают больнее, чтобы услышать крик ещё раз.

Завозный устало смотрел на меня. Черные, как тучи, мешки под глазами — товарищ-коп явно не в лучшей форме.

— Не звонишь, смс не скидываешь. Мы всем участком ждать устали. Вот и решили сами прийти.

Я промолчал. Препираться, как в голливудских боевиках, не собираюсь, хотя словарный запас у меня богаче, да и больше двух слов могу связать, но их больше, и мяч на их стороне.

— Вы что-то спросить хотели? — говорю как можно вежливее, и тут же получаю удар в ухо. Минус десять хитпоинтов, как пишут в глупых книжках.

Завозный, или как я его мысленно зову — «Залупный», устало машет рукой.

— В участок его, там пообщаемся без лишних глаз.

По спине пробежал холодок. Прямо как в тех книжках, где предчувствие чего-то плохого накатывает на героя.

— Дайте хоть дверь закрыть.

Но меня никто не слушает. Во дворе стоит машина, водитель поспешно выкидывает недокуренную сигарету. Закричать, что ли? Может, хотя бы соседи расскажут отцу, куда меня забрали.

Сажусь на заднее сиденье и провожаю взглядом родной двор. Вот там я впервые подрался, тут ещё стоял деревянный домик, в котором я выкурил свою первую сигарету, прямо под окнами родителей. И первого «особенного» я встретил тоже здесь, у подъезда. Маленький дедушка, почти карлик, стоял на ящике из-под пива и, задрав голову, разглядывал списки жильцов, что-то бормоча себе под нос. Меня тогда послали за хлебом, но при виде этого странного типа с бородой до колен, словно из мультика, я так испугался, что бросился к другу на другой конец города. Вечером папа забрал меня оттуда. Сам бы я точно не вернулся.

Тем временем мы подъехали к зданию, в которое я заходил лишь для продления документов раз в пару лет. А теперь — вот как зашёл, почти с криминальной стороны. Наручники с меня сняли, но рядом всё равно шли двое, один из них похлопывал меня по плечу и улыбался.

За стойкой сидел зевающий дежурный. Он даже не встал, только хрюкнул что-то под нос, протянул руку начальнику и мельком глянул на меня.

— Это он?

— Да. Дверь не открывал. Пришлось пошуметь. Мы в "разговорную".

Меня повели дальше по коридору, потом вниз по ступенькам, а затем снова по длинному коридору с одинаковыми, как во сне, дверями. Вскоре меня запихнули в одну из комнат и оставили наедине с простым столом и двумя стульями. Дежавю. Приходилось бывать в допросных и пострашнее.

Только я сел, как зашёл «Залупный» — один, что примечательно, оборотень в погонах.

— Садись, — сказал он мрачно, усаживаясь напротив, — подвёл ты меня, солдатик, очень подвёл.

****

— Странно, — говорю я, — вроде бы я вам ничего и не обещал.

Он отмахнулся и полез в нагрудный карман за сигаретами.

— Закуришь, боец?

Я отказался, хотя курить хотелось.

— Ну давай, закурим, товарищ, по одной.

Хочется страшно, но руки слегка дрожат. Не хочу, чтобы он это заметил — у этого деда взгляд цепкий, работа у него такая.

— Откажусь. На дорожку можете дать одну.

— На дорожку, — хмыкнул он, — ишь ты.

— Я задержан?

— Да просто поговорить тебя позвали, не петушись, боец. Или как у вас там правильно… курьер?

— Военно-полевая почта, — уточнил я. — Говорил же, в штабе отсиделся, писарем.

— Ну да, ну да.

Завозный закурил, пытаясь пускать дымные кольца, но выходило плохо. Был у меня знакомый, тот мог кольцо из дыма на шею гоблина посадить и не задеть при этом его кривой нос.

— Не всем с вурдалаками в штыковую да с серебряными кинжалами, — задумчиво протянул он.

Тишина. Он тянул паузу, задумчиво смотрел на меня, явно вызывал на эмоции, пытался заставить нервничать.

— Знаешь, что случилось в городе?

— Дети пропали, знаю.

— Откуда знаешь? — сразу оживился мент. — Не ты ли причастен?

— Отец сказал. Да и весь город знает, интернет гудит. Зачем меня в наручники затянули, из дома забрали? Хотите предъявить что-то? Не тяните. Я весь день на работе был, куча свидетелей, камеры работали.

— Как же вы мне все дороги… — Завозный раздавил папиросу о стол и скривился, глядя на результат. — Храбрые поначалу. Молодые, горячие. Полицию не уважаете.

Я ждал, что он сейчас прыгнет, ударит или схватит за шею. Или что по сигналу ворвутся его коллеги и начнут избивать. Но ничего не происходило. Такие допросы могут тянуться часами, выматывая подозреваемого. Но в каком статусе я здесь? Хотелось бы понять. Завозный грустно смотрел на сигарету. Жалко её, что ли?

— Знаешь, где дети?

— Откуда мне знать? Повторяю ещё раз, я был на работе целый день.

— Там ребята сейчас осматривают твоё жильё. Поверь, пароль на компьютере не поможет. Если хоть намёк найдут, что ты связан с этим, поселишься здесь надолго.

— Значит, ждём? — спросил я. — Тогда, может, стоит закурить?

Полицейский долго смотрел на меня, пока я не отвёл взгляд. Удовлетворённо, он полез в телефон и следующие полчаса сидел в нём, пока я маялся, не зная, куда деть руки.

— Ладно, — наконец сказал он, убирая гаджет. — Поговорили с твоим отцом, осмотрели комнату. Если ты и замешан, то хорошо скрываешь это.

— Я могу идти?

— Не спеши. Ещё одно. Помнишь наш давешний разговор? От этого теперь отвертеться не получится, парень.

— Шпионить?

— Помогать следствию. Пропало пятеро детей. Твоих сограждан. Понимаешь? И замешаны в этом, скорее всего, нечистые. Кто ещё мог так сделать — похитить детей, и чтобы никто не заметил? Люди говорят, что шизофреник с кладбища, но я в это не верю, между нами говоря. Мы, конечно, найдём сторожа и того, кто его скрывает, накажем, но не он это. Не та порода — слишком пугливый чмошник. Ты ведь знаешь, какой силой обладают эти существа. Ты же воевал.

— Но ведь вроде были какие-то соглашения, кодекс о неприменении… — попытался я вспомнить, но полицейский сразу меня оборвал.

— Да какая разница! Политики подписывают бумаги, а дела решаются на месте. Ты и правда веришь в честность «особенных»? Тех, кто явился из ниоткуда, занял наши земли, поселился в наших городах, убивал наших ребят, и даже после войны не раскрывает свои секреты? Ты уверен, что им не нужны наши дети для экспериментов или для добычи какого-то экстракта?

— Но раньше они в таком замечены не были…

— Какая разница, что было раньше, чудак! Это особенные, нечистые, пришедшие — как их ни назови. Ожидать, что они думают, как мы, что у них такие же понятия о чести и жизни, глупо. Ты ведь сам там был, участвовал. Почему ты их прикрываешь?

— Никого я не прикрываю, достали уже! Я просто работаю там. Работа у меня такая! Я работаю на шефа, он мне платит зарплату!

— А теперь ты работаешь на Город! — Завозный вдруг грохнул кулаком по столу. Окурок, вдавленный в столешницу, согнулся и развалился, словно мёртвый червячок. «Теперь точно будут прессовать», — подумал я, но никто не вошёл. Полицейский полез в карман, достал таблетки, проглотил одну без воды. Он тяжело дышал, покраснел, но не сдох у меня на глазах. И на том спасибо.

— Значит так, Игорь. Ты сейчас уйдёшь домой. А завтра выйдешь на работу совсем другим человеком. Нашим человеком, а не ихним. Нам нужна твоя помощь. Детям нужна наша помощь, а нам — твоя. Подумай, чью сторону ты выбираешь.

«С ума все посходили», — подумал я, но промолчал, как всегда.

— Иди, — сказал он, махнув рукой. Ну, для меня он дед, а так, наверное, мужику пятидесяти нет. Просто нервный. Работа такая. — Иди и подумай, с кем ты. Вспомни, что было с предателями, когда война начиналась.

— Хорош, — не выдержал я и встал. — Можно идти?

— Иди. Завтра отчёт на стол. Можешь по мессенджеру, я напишу куда. Мы ведь не пещерные, как эти.

— Ещё раз? — переспросил я.

Он вздохнул, раздавил большим пальцем давно потухший окурок, отлетел только фильтр.

— Всё по нечистым в пункте выдачи. Кто приходил. Что забирал. От чего отказался. Что говорят? Как смотрят? Как дышат? Все подозрения, всё, что в голову придёт, в отчёт и мне смской. Иначе всякое может быть. Я не прикрою, если попросишь.

— Шефу это не понравится, — попытался я привести последний аргумент. — Шпионить в его точке за спиной я не буду.

— Он в курсе, — махнул рукой коп. — Иди-иди. Мне тоже нужно отдыхать хоть иногда. Городу я должен всегда, а вот мне никто не должен. Справедливо?

Я уже подошёл к двери, а он зевая набирал номер, чтобы кто-то открыл с той стороны.

— Меня кто-то отвезёт домой? Ночь на дворе.

— Пешком пройдёшься, — махнул рукой Завозный. — Некому тебя возить по ночам, да и бензин жалко. Заодно обдумаешь всё. Как правильно поступить, на чьей ты стороне, и так далее.

Он ещё что-то бубнил, когда я ушёл.

Дежурный ничего не сказал, лишь зевнул, когда я прошёл мимо. Телефон вернули ещё раньше. Вот так я оказался на улице, практически в полночь. Домой шагать почти час, а завтра с утра на работу. Ну что поделаешь — день определённо не задался.

Я включил телефон, чтобы проверить пропущенные, и зашагал себе спокойно, никого не трогая. Ночные улочки освещались лишь звёздами да редкими фонарями. На уличном освещении, как всегда, экономили. Думать было лень, и я просто тупил, прислушиваясь к шагам. Раз-два, раз-два. А если встать на четыре — раз, два, три, четыре, раз, два, три, четыре. Улыбнулся, вспоминая детство. Кажется, это было из мультика или новогоднего спектакля. Мы в детском саду так вставали на карачки и всей толпой вышагивали. Воспитательница нервничала и смеялась одновременно.

Погружённый в воспоминания, я не заметил подъезжающий бус. На дороге никого не было, а фары они включили, когда уже подъехали. Я даже испугаться не успел, настолько был не здесь. Дверь распахнулась, и меня втянули внутрь, словно жаба языком еду. Я продолжал улыбаться, ещё не осознав происходящее.

— О, Касьян, как дела? Вы и по ночам работаете? — спросил я, пытаясь сохранить спокойствие. Он сидел на переднем сидении и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Двое с крестами на лицах сидели рядом, а возле меня еще один.

— Не спится, коллега? Значит, прокатаемся раз так, — ответил Касьян с холодной усмешкой.

— Серьёзно? — я выдавил из себя смешок, хотя уже начинал нервничать. — Я уже жалею, что познакомился с вашей братией. Мы, простые люди, по ночам обычно спим.

В этот момент здоровяк рядом с силой ударил меня кулаком по коленке, так что я скрутился от боли, сжав зубы, чтобы не закричать.

— Ты чего! — попытался я возмутиться, оглядываясь на Касьяна. — Скажи ему!

— Каково живётся, таково и спится, — безразлично ответил чей-то голос.

В автобусе был ещё кто-то. В темноте его не было видно — лишь силуэт у окна. Высокий, наверное, худой. Говорил он мягким, завораживающим голосом. Он почти сливался с фоном, и я бы его не заметил до конца поездки, если бы не его слова.

— Что, простите?

— Морфеус, — представился незнакомец. — Как в «Матрице». Руку не подам, прости. Не люблю человеческих прикосновений.

— Касьян… — снова позвал я, чувствуя, что что-то идёт совсем не так, но тот лишь отвернулся.

— Не хочет он с тобой говорить, — с лёгким смешком добавил Морфей. — Беспечальному сон сладок, а Касьян Расстроенный — опечален твоим проступком.

— Хорошо, что не Разозлённый, — ответил я, пытаясь держаться. — И за что обида?

— Под голову кулак, а под бок и так, — тихо проворковал силуэт. Вдруг он наклонился ко мне, его пальцы коснулись моего лба, и лёгкий толчок заставил меня провалиться в забытьё.

Последняя мысль, прежде чем я потерял сознание, была: «Чёртова нечисть…»

***

Я сидел на неудобном деревянном стульчике, а вокруг меня тянулись ржавые трубы с изоляцией, из которых капала горячая вода. Лужа под ногами выглядела желтой и липкой, а тусклая лампочка под потолком едва освещала проходы, уходящие влево и вправо. Спина горела от жара, но вставать и двигаться не хотелось. Я боялся.

Тень за дверью шевелилась, и как только это осознание дошло до меня, ледяной страх сковал всё тело. Я вцепился в табуретку так, словно мог на ней уехать подальше. Тень тем временем протекла под дверью, увеличиваясь, и дверь медленно заскрипела, приоткрываясь.

На пороге стояла Майя. Та самая девочка с остановки. Петля на её шее почти затянулась, а веревка, свисающая со спины, ползла вдаль, исчезая в темноте. Её глаза были пусты, лишены жизни, и этот взгляд впился в меня как острые когти.

— Почему ты предал меня? — прошептала она, холодный голос разлетелся эхом по коридору.

— Я не предавал, — прохрипел я, с трудом заставив себя говорить.

Она шагнула внутрь, оставив мокрый след на полу. Вода стекала с её одежды ручьями, и мне на секунду захотелось сказать, что она простудится, если будет ходить так по ночам. Но челюсть свело, и слова застряли в горле.

— Почему ты отдал меня ему? — её голос стал резче.

— Что? — выдохнул я, не понимая, о чём она говорит.

Вдруг веревка натянулась, петля схлопнулась на её шее, и Майя захрипела. Её рывком унесло назад, вверх, в темноту. Я закричал, и дверь захлопнулась с такой силой, что пыль поднялась в воздух, заполняя глаза и лёгкие.

— Почему ты предал меня?

Обтирая лицо от пыли, слез и страха, я обернулся. По коридору шла Майя. Но теперь она горела. Одежда вспыхнула, длинные волосы опадали клочьями, падая на пол, а её лицо, несмотря на пламя, было видно отчётливо. На нём читалась боль.

— Да что с вами, чёрт возьми?! — закричал я в отчаянии.

— Почему я горю, друг?! — её голос звучал как предсмертный крик.

Майя вспыхнула, как яростный вулкан, и осыпалась пеплом на пол, оставив за собой лишь кучку пыли и горстку разума в моей голове. Но это был ещё не конец. Шорох слева заставил меня обернуться.

— Зачем ты пришел работать туда? — прошелестел голос. Майя лежала в паре метров, истекая кровью. Лужа медленно растекалась по полу, начинаясь от горла, кровавый след уходил вдаль. Её тело дергалось, как сломанная кукла, а глаза искали меня, цепляясь за жизнь. Вопрос снова прозвучал, как обвинение.

— Зачем ты работаешь на посылках? Ты — паук.

— Сама ты паук, — прошептал я, пытаясь встать, но будто прирос к стулу. Штаны затрещали, разрываясь на гвозде. — Ну вот, сел на гвоздь из-за вас.

Майя взвыла диким криком, вскакивая на ноги, разбрызгивая кровь, как ленты.

— Шшш! — зашипело справа. Я обернулся, и увидел серый силуэт, собранный из пепла, с горящими синими глазами. Он тянул ко мне руки.

В этот момент дверь с грохотом разлетелась на щепки. Призрак девочки, которую только что задушила невидимая петля, лез через пролом.

— Хватит! — закричал кто-то, голос был визгливым, женским. Но это был не я. Я проваливался в темноту, так и не поднявшись со стула.

Черное ночное небо нависло надо мной, звездное и тихое. Никаких больше тусклых лампочек или душного коридора. Я моргнул, и надо мной появилось лицо Касьяна, недовольное и злое, как всегда. Кто-то стоял рядом с ним, разглядывая меня, словно я был подопытной крыской. Второго человека я не узнал. Узкое лицо, раскосые глаза, длинные волосы. Он смотрел на меня пристально, словно пытаясь разгадать загадку.

— Ну что? — спросил Касьян, обращаясь к незнакомцу.

Тот покачал головой и пожал плечами.

— Беспечальному сон сладок. Видишь, спит как мертвый.

— Не понимаю, — пробормотал Касьян и исчез, оставив меня с тем, кто теперь смотрел на меня, как на нечто бесполезное.

Мощные руки подхватили меня и потащили куда-то. Я сопротивлялся слабо, лишь послушно погружаясь в сон.

***
Спасибо всем, кто читает..

Каждый раз, когда Советник хотел снова встретиться с Акой, он ловил себя на мысли, что избегал появления на людях, будто стыдясь показаться в компании далеко не знатной девушки. Во время всех выходов в город он укрывался капюшоном, надевая самый неприметный плащ серого цвета, каких было полно. Раз за разом, когда он заглядывал на рынок, он быстро проходил по рядам в надежде увидеть Аку, но, как он и думал, она больше не возвращалась в палатку отца Руведира. Может, она и была рядом, и первая увидела Люберта, если бы не его наряд…

Упустив свою единственную возможность, Советник корил себя за это до сих пор. Он снова вернулся в бордель, забыв о Тодате, но былого удовольствия он уже не получал, думая только о рыжеволосой красавице.

Так и в этот раз, надевая рубаху, он не хотел оборачиваться, боясь разочароваться. Позади лежала вполне соблазнительная девица с роскошными формами и дикой натурой. Она не скрывала своих эмоций, когда порывы страсти захлёстывали её отрабатывая каждую монету, но при всех её достоинствах, у неё был единственный недостаток… она не была Акой.

- Уже с нетерпением жду тебя снова, - промурлыкала она, не обращая внимания на растерянный вид своего частого клиента.

Искусительница была уверена, что сделала всё, чтобы он был доволен, и его отрешённое состояние никак не связано с разочарованием в утехах.

Люберт ничего не ответил, выйдя из комнаты. Спустившись по лестнице, он не стал останавливаться возле стойки, как он обычно делал, перекидываясь парой слов с хозяином борделя, и что-то отвлекло его, не дав набросить капюшон. Он даже не подумал о нём, и только хотел оттолкнуть дверь, как она открылась раньше, и перед собой он увидел Аку. Она невольно подняла глаза, застыв в удивлении. Если бы Люберт успел укрыться, этой встречи бы не произошло, а теперь волна смущения затопила его сознание. Он хотел что-то сказать в оправдание своего визита в публичный дом, но что можно было придумать, и стоило ли? Может, ему следовало признаться в своих похождениях, в которых, в общем-то, не было ничего ужасного?

Но вместо осуждающего взгляда, он и сам увидел, как Ака опустила глаза, стыдясь своего появления. Пытаясь найти хоть какие-то слова, Советник даже не задумывался, с какой целью сюда пришла она.

Ака вышла, выпуская Люберта, и встала у крыльца в ожидании неудобных вопросов, но и он не знал, как быть в этой ситуации. Выискивая её каждый день на улицах города, он, наконец, встретился с ней, и как и в первый раз, выглядел беспомощно.

- Здравствуй, - произнесла она робко, первой начав разговор, - Не так я представляла нашу встречу.

Люберт был полностью согласен с Акой.

- Я не та, что ты подумал. Моя мать работает тут, я иду к ней...

Только сейчас Люберт отвлёкся от себя, полностью переключив внимание на Аку. Если он был здесь посетителем, то она, должно быть… он бы подумал именно так, если бы она не объяснила. Но её признание сильно подпортило планы Люберта. Мог ли он полюбить дочь шлюхи? Вполне. Но смог бы он жить с вечным осуждением, из которого он выбрался с трудом, и вновь рисковал в него вернуться? Лучше бы он ничего не знал, продолжая мечтать об Аке. Огорчение и печаль, вот, что он чувствовал, когда его желание осуществилось.

- Наверное, ты не хочешь меня видеть после моих слов…

Она посмотрела ему в глаза, смирившись с разочарованием, с которым она и так прожила всю свою жизнь. Люберт не отвечал, не находя слов. Его разрывали на части желание забыть только что услышанную правду и чувство страха того позора, который он мог бы испытать.

Поняв Люберта, Ака обошла его и, потянув дверь, хотела поскорее оказаться внутри, чтобы он не заметил её слёз, которые вот-вот должны были хлынуть по её щекам.

- Ака.

Остановившись, она недоверчиво посмотрела на Люберта, ожидая услышать колкое слово.

Но ведь она не была виновата в грехах матери.

Никто бы не стал и слушать этих оправданий. Дочь шлюхи не могла быть спутницей Советника. Это было жестокое правило, соблюдавшееся всеми без исключения. Без укора любой имел право развлекаться с распутными девками, не переходя разрешённые грани. Любому Советнику, Исполнителю или Правителю, нарушившему негласный закон, было не место во дворце… Но Люберт решил поиграть с огнём.

- Пойдём со мной, - неуверенно сказал он, боясь, что его слова услышат посторонние, хотя вокруг никого не было.

Аке оказалось сложно поверить Люберту, после того, как он узнал о её матери. Она даже не думала, что у неё появится возможность перешагнуть ту пропасть, что разделяла их, но такой шанс выпал и, скорее всего, второго не будет, если она откажется, испугавшись жестокой правды.

Не раздумывая, она согласилась, забыв причину, что привела её в бордель.

Несколько часов назад стало темно. Ака стояла на балконе в башне Люберта, не замечая, как холодный ветер продувал её одежду. Она была поражена видом, открывшимся ей с этой высоты, не в силах оторвать глаз. Люберт ждал её в комнате, наполнив бокалы вином и, растопив камин. Он сотни раз стоял на этом балконе, уже не замечая чего-то необычного. Ночной Ансандор был красив не меньше, чем днём, но эта красота не могла сравниться с той, что пришла сюда вместе с Любертом

Ака вернулась к нему, распахнув шторы.

- Невероятно, что всё это принадлежит тебе, - сказала она, вспоминая несколько залов, в которых они уже успели побывать, столовую и эту высоченную башню.

Ей удавалось вести себя так, как нравилось Люберту. Довольно быстро изучив его характер за ужином, Ака решительно была настроена на продолжение вечера. Люберт был ей симпатичен, даже более, и раз уж она оказалась в его дворце на пороге темноты, её цель была проста, провести эту ночь с ним.

Люберт гордо улыбнулся, заметив на лице Аки неподдельный восторг. Она взяла предложенный бокал, поднеся его к губам.

- Это, словно сон, милая Ака. Сейчас мы с тобой находимся выше Ангелов.

Он заметил, как соблазнительно она отпила вина, поставив бокал на стол. На её губах блестели капли терпкого напитка. Ака подошла ближе к Люберту, не отрываясь от его взгляда, утонувшего в её глазах.

- Тогда я никогда не хотела бы просыпаться…

Горячими пухлыми губами, она прикоснулась к губам Люберта. Её руки обвили его шею, и он почувствовал, как она прижалась своим телом к нему. В жарком поцелуе, Люберт сделал шаг, поставив бокал на стол и, освободив свои руки, прижал Аку ещё сильнее. Ему казалось, что он сходил с ума. Дыхание учащалось, он принялся целовать шею Аки, её лицо, продолжая держать её в объятиях и, чувствуя, как глубоко дышала она. Остановив Люберта, Ака играючи оттолкнула его от себя, чтобы добраться до завязок на груди своего платья. Советник замер, глядя, как его гостья медленно одну за другой освобождала петельки от стягивающего их шнурка и, раскрывая своё тело всё больше и больше. Когда оба конца шнурка выпали из её рук, Люберт был уже на пике возбуждения, желая увидеть манящие формы гостьи. Не выдержав ожидания, он кинулся к ней, скинув платье с её плеч. Его тело дрожало от неимоверного желания завладеть Акой. Схватив её, он снова примкнул к её губам, жадно водя руками по всем частям её тела, словно исследуя их. Ему хотелось целовать каждый дюйм её тела и он, подняв её, донёс до стоявшей у стены кровати. Оставив её в ожидании, он буквально сорвал с себя рубаху, скинул сапоги, штаны, и набросился на свою желанную жертву.

- Ну зачем так прямолинейно, я могу сотворить много в твоей жизни.

- А по факту - не успокаивался Вяче.

- Печать лузера - ответил Успех-Гордыныч.

- Печать лузера предлагаешь?

- Ну да - грустно сказал Успех-Гордыныч.

- А ты помнишь что Воскресший был воином?

От таких слов Успех-Гордыныча аж передернуло. Он помнил. Тогда его скинули со скалы. Это болью отразилось в его сознании. Вся внешняя машина пробовала взять под контроль Рожденного. Предпоследняя попытка сделать это была дана ему ,Успех-Гордынычу . Они стояли на скале. Он предложил власть над всеми людьми мира и показывал город с высоты. Это была одна из коронных фишек лжи, продавать то чем не владеешь. Фраза Рожденного "Пошел вон" снесла тогда Успех-Гордыныча со скалы мироздания к подножию, разбив его самолюбие на кусочки. Он долго собирал эти части по всему миру, стремясь восстановить свою силу. Воскресший был воином, это запомнил Успех-Гордыныч навсегда.

- Ты помнишь (подставь левую щеку получив по правой или тот кто хочет с тобой судится один раз судись с ним два раза) - спросил Вяче.

- Помню смутно. Это все для лузеров - солгал Успех-Гордыныч.

- Нет это для воинов. Для тех кто забирает силы у своих противников и становится сильнее в два раза. Для тех кто делает выводы и не бежит по кругу, а создает спираль осознания дел в мироздании.

- Это для лузеров и я чувствую гордыню в твоих словах. Ты уже мой - ответил Успех-Гордыныч.

- Давай свою печать лузера. Я подставлю щеку под удар и пойду с тобой судится. Ты всегда рядом со мною, но обретя качества война ты услышишь от меня ( Пошел вон).

Вяче продолжил свои поиски в мире. Он искал музыканта. Первым делом, купил синтезатор и решил начать, хотя-бы с основ понимания музыки. Это было делом будущего обучения, а сейчас были выходные и он пошел в парк гулять. Музыканты в последнее время часто любили выступать на природе. Погода стояла отличная и было лето. В северных землях, где зима была девять месяцев в году, хорошие деньки всегда радовали население. На физическом уровне жителям северных земель всегда не хватало солнечного света. Витаминов и заряда бодрости. Внешняя машина часто загоняла их в здания и под искусственный свет. Лишая их развития. Так незаметно она высасывала творческие силы для своих нужд.

Музыкант играл в парке. Конечно его не кто не слушал. Он все равно играл. Вяче узнал его сразу. Лимитник. Так их называл Профессор Мор. Это т люди которые встречались с Воскресшим. Музыкант не только пел он и сочинял песни отражающие опыт этой встречи. Даря внутренний свет людям. Конечно люди этого не замечали и проходили мимо, бросая деньги в поставленную коробку. Музыкант все равно играл и пел.

Вяче слушал музыканта уже час. Он слушал не только человека ин слушал того кто человека послал. Постепенно его сердце наполнялось покоем. Люди ходили вокруг по своим делам. Музыкант играл для одного Вяче, он вспотел и устал, но играл дальше свои песни. Ему не нужны были деньги. Он отдавал, то что ему подарили в этом мире. В этот момент и в этом месте Власть Всадника на Вороном коне заканчивалась.

Сам Всадник бегал рядом и искал новую жертву. Вяче пришел в парк не один. Он пришел с семьёй. Маленький ребенок играл с игрушками на скамейке и был доволен , а вот маме стало завидно, мужчина отвлекся. Этого нельзя позволять. Эту новую жертву и нашел Всадник на Вороном коне. Начался классический семейный скандал ради скандала.

- Дай деньги ребенку на батут, жадина - начала женщина.

Конечно деньги у ниё были свои и даже это не была проблемой. Вяче мог её вернуть деньги позже за батут. Сходить на батут они могли и самостоятельно. Батут находился в тридцати метрах от музыканта. Проблема была в том что женщину зацепил Всадник на Вороном коне и она должна была устроить скандал. Мужчина не должен быть в состоянии покоя. Скандал она устраивала часто и в этот раз приложила все усилия чтобы свести на нет вновь образовавшийся душевный покой. Она вытащила Вяче на батут и расстроила нервы.

Музыкант устал за день и собрался домой. Вяче пошел разбираться со своими семейными проблемами. Теперь он четко знал, если каждый продолжит свой путь Музыкант и Вяче встретились на вечно.

Отрывок. Книга Кровь и вечность

Автор.

Книга Контролер. Великий философ зоны отчуждения.

Книга Скрытый талант.

Начало 2 части Сталкер.Контролер. Великий философ зоны.Часть 2. 18+

Если честно то мотоцикл выглядел круто только снаружи, а вот в самой коляске колени уперлись в железо, места маловато для моей не такой уж и широкой задницы, а кресло твердое и после длительной поездки булочки превратятся в два грецких ореха. Ну и запах этой новенькой резины, как будто только с завода, представляю как она на жаре нагревается и воняет — фу.

— Надень шлем, он должен быть где-то внизу.

Он уже достал свой и шлем был тоже крутой. Черт, как же он был крут. Черный с красными точками глазами и длинной узкой пастью торчащей вверх. Я нырнул за своим и достал белую волчью голову с косичками веревочками по бокам.

— Это шлем сестры. Можешь пользоваться пока её нет.

Я и не собирался отказываться. Не нужно чтобы лишние глаза видели, как я сижу в коляске оборотня. Неправильно поймут и передадут отцу, да и вообще лишних врагов не нужно приманивать, сами придут, сами невзлюбят.

— Погнали, — сказал я и натянул шлем. Обдало холодом, будто голову в ледяную прорубь сунул при крещении, но только собрался сдирать головной убор, как уже к нему привык.

Парень тем временем облачился тоже и повернул ключ. Двигатель заработал, сиденье подо мной завибрировало. Где-том он уже медленно выжимал педаль сцепления и крутил ручку газа.

— Куда едем?

— Сначала домой.

***

Мне ехать на кладбище не нужно. Не то что я трушу, боюсь на глаза отцу попасться или столкнуться с озверевшими нечистыми, но ведь смысл был забрать с кладбища Крюкова, а коляска одна и на колени я его не посажу. Поэтому оставалось только руководить операцией на расстоянии. Хорошо, что тарелку не забыл и сейчас чувствовал ее на коленях вместе с перекатывающимся яблочком.

— Скинешь меня не заезжая во двор, дальше пойду пешим! — кричал я на ходу, перекрикивая встречный ветер и шум мотора. — Так нужно для конфиденциальности, парень, сам понимаешь! А ты лети в сторону кладбища, только не по центральной, а по окружной. Там дорога хреновая, но движения почти нет и наши точно там не идут. Проскочишь, обгонишь и минут на десять форы будет! Забирай этого придурка и уезжайте, чтобы никто вас не видел! Я буду на связи с артефактом! Помогу чем смогу!

Пацан только плечами пожал, молодец, всё слышит, но от дороги не отвлекается.

— Может он испугается тебя сначала! Прояви сдержанность! Он глупый, ты вроде ничего, пацан. Понял? Увези его чтобы не достался ни нашим, ни вашим, а там будем разбираться! И не вздумай его сам допрашивать!

Вроде бы кивнул, вроде как понял. А вот и мой поворот. Мотоцикл остановился, я откинул полог и выскочил на землю оглянувшись. Вокруг никого. На дороге пусто. В окнах почти не светится. Такое чувство, что весь город попер на кладбище. Нет, так быть не может. Все равно кто-то из-за занавесок сейчас украдкой выглядывает.

Я снял шлем, кинул его на сидение и еще дрожа от мотоциклетной скачки подошел к волчьей пасти у руля.

— Удачи, парень. Одно тебя попрошу. Ты слышишь?

Тот кивнул, слышал, значит.

— Если что брось его. Не вздумай с людьми воевать, не надо крови. Пусть забирают — вытащим. И со своими не ссорься, слышишь? Не успеешь, то фиг с ним. Важнее Майю найти, а без тебя я не справлюсь.

Он кивнул и наклонившись вперёд похлопал меня по плечу.

— Всё будет хорошо, дядя. Я его заберу. Беги домой — крути яблочко.

— Ах да, — вспомнил я и пакет из коляски забрал. Похлопал мотоцикл по железному боку прощаясь и побежал домой, не оборачиваясь.

***

Наш дом тоже опустел. Неудивительно, вечер и окна светятся, но процентов на двадцать. Остальные как темные дырки в теле пятиэтажки. Я бегом пересек двор, перепрыгнул через скамейку, пробежался по газону и был уже в подъезде, когда зазвонил телефон. Отец вспомнил про меня, пришлось отвечать, что поделаешь.

— Ты где, Игорь? Я тебя не видел на митинге.

— Слушай, па… Я на работе задержался. Жрать хочу как штангист после тренировки…

— Ясно, — в голосе его явно прозвучало разочарование. Кто-то хрюкнул на фоне, доброжелатели, как без них, — Ну, ничего. Мы всё равно уже в центре. Не нравится мне этот марш. Нужно было в пару машин сесть и уже бы наш был гад, если он там. Но тут же все хотят выделиться.

— Ладно, папа, позвонишь как новости будут! — перебил я его, открывая двери в квартиру, — и в криминал не впутайся. Яйцо курицу не должно учить, да? Эмоции подальше. Вспомни про презумпцию невиновности. И про статью о самосуде и казнях. Странно, что вас до сих пор Завозный с товарищами не остановил. Или он там с вами шагает?

— Ладно-ладно тебе… Яйцо. Как-нибудь разберусь. Кстати о яйцах. Там куриный супчик в холодильнике — разогреешь.

И всё равно чувствую обиду в голосе. Не может старый её скрыть.

— Пап… Я ведь без выходных работаю. Ещё и по новому всё. Сил нет в Зарницу играть.

— Ладно, не плачь. В моё время о выходных и не мечтали, страну строили. Ладно, ешь суп и отдыхай! Какой-то идиот на мотоцикле летит, как бы не не сбил кого, пойду разгоню зевак, давай!

Что там ещё за мотоцикл ночью мчится по городу? Дай угадаю. Какое-то глупое маленькое животное. Говорил же ему по объездной ехать. Надеюсь проскочит, дурак, а я просто кофею хочу напиться. Сначала напиток богов, а потом всё остальное.

Я ворвался в свою же хату, как мародер в торговый центр: разбросал обувь, оставил на табуретке пакет с артефактом и ринулся на кухню. Передумал и вернувшись закрыл входные двери. Ушел, опять вернулся и забрал пакет. Очень уж я боялся потерять свой подарок. Мало ли что. Второй раз не доверят.

И только после этого нагрузил турку кофе, поджег газ, который заплясал над конфоркой приятным синим огоньком. Убрал со стола всё лишнее и разложил свой странный передатчик. Нужно было поспешить. Время деньги. Время жизни. И даже жизнь такого дурачка как Федя Крюков или волосатика-волка Яцека важна — многие понимают это слишком поздно, а кто-то никогда. Надеюсь у отца хватит ума не опозорить меня и не посадить моих новых знакомых на вилы, или как там сейчас казнят маньяков.

— Кручу-верчу, посмотреть хочу. Катись, наливное яблочко, по серебряному блюдечку, и покажи мне мальчика оборотня, тот что мотоциклист.

Яблочко когда хотело ловило на лету и я сразу увидел Яцека. Он стоял у знакомой бытовки и лупил ногой в дверь. Красавец-мотоцикл урчал рядом, пуская дым из выхлопной трубы, железный злюка.

— Открывай! Открывай, придурок!

Зашипел кофе, проливаясь и я на секунду буквально убежал, чтобы налить его в кружку, а когда вернулся Яцек уже смотрел на меня.

— Ты здесь, обычка? Алё?

— Что с ним?

— Наконец-то, — выдохнул пацан, — подумал, что ты тоже закрылся. Не открывает он, смотри, а ваши уже рядом!

Он хлопнул в ладони и изображение повернулось. На горизонте по дороге медленно продвигались огни, много огней. А еще сигналили машины.

— И туда смотри!

С другой стороны. Намного дальше, но все-таки приближался еще один лес огней. Там отблески светились не только внизу, но и вверху.

— Ваши? — хотелось выругаться, но я только отпил кипяток и чуть не откусил кусок чашки. — Сейчас.

И хлопнул в ладоши.

— Кручу-верчу, посмотреть хочу. Катись, наливное яблочко, по серебряному блюдечку, и покажи мне Федора Крюкова, мать его так.

Мне показало не маму Феди, а обычного дрожащего Крюкова, который прислушивался к затихшей двери.

— Таак! — протянул я, — а что я тебе говорил?

Он задрожал как под напряжением и глазки на меня нацелил, но уже без страха, а скорее с надеждой.

— Там. Там этот приехал. За мной!

— Так я тебе о чем говорил! Он тебя спасает, а ты заперся Федя. Быстро открывай, враги уже близко!

Он с сомнением посмотрел на меня, прищурился разглядывая.

— Ладно, мы умываем руки. Едрить твою налево, делай что хочешь, мудила. Родители пропавших деток уже почти доехали. Будешь сам с ними разговаривать. Надеюсь тут еще есть свободное место, хотя вряд ли они будут напрягаться и тебе могилу рыть. Сбросят в колодец и до свидания.

— Стой!

Насмерть перепуганный парень замахал руками, как перед камерой.

— Не уходи! Я ббоюсь, дядя!

— Дверь открой, если хочешь жить. И делай всё, что тебе скажет оборотень.

Я убедился в том, что он слушается и оборвал связь. Поставил кружку, подул на обожженые пальцы, уже успел разлить на себя, но даже не почувствовал и затараторил заклинание снова.

— Кручу-верчу, посмотреть хочу. Катись, наливное яблочко, по серебряному блюдечку, и покажи мне отца.

Батя шел по дороге. Слева медленно ехал старенький Икарус, торчали лица в окнах. В одной руке папаша нес палку, утыканную гвоздями, а в другой пачку черных мешков для мусора.

— Папа, зачем тебе мешки для мусора? — спросил кто-то подозрительным голосом. Стоп, да это же я сказал. Так громко?

Отец вдруг начал поворачиваться и я хлопнул в ладоши, так что они покраснели. Не знаю успел или нет.

***

Черные мешки? Зачем? Что они собираются с ними делать? У меня уже мороз по коже выбивал немецкие марши . Ну, папа, ну молодец. Какой пример для юного поколения. Вы в тылу похоже развлекались на всю катушку.

Кручу-верчу, посмотреть хочу. Катись, наливное яблочко, по серебряному блюдечку, и покажи мне мелкого оборотня.

Будто ветер ударил в лицо, рев двигателя прорвался сквозь ноосферу и наполнил комнату, завывая.

— Прорвались? — крикнул я погромче и попросил чуть выше подняться. Коляска и правда летела сквозь тьму, рассекая черноту фарами. Выскакивали навстречу статуи детей с крыльями, могильные плиты, деревья, оградки, кресты огромные как мертвецы в кино.

— Почти! — крикнул малой не оглядываясь, — Если нигде не застрянем и не перевернемся то уйдем. Я от охотника ушел и от снайпера ушел.

— Не видели вас?

— Видели. Только пыль в лицо и пролетели. Не знаю я, дядька, не отвлекай!

Они вырулили на старую просеку, метнулись по ней и выскочили через старенькие готичного вида воротца, Крюкову пришлось выскакивать из коляски и самому их открывать, а потом закрывать. Я вроде бы и местный, а не был здесь. И понятия не имею где это находится. Поэтому молчал и висел над ними молча как спутник луны.

Оборотень сам про меня вспомнил.

— Вы еще тут?

— На месте. Не гони так, а то перевернетесь. Куда ты так летишь?

— По объездной и в город вернемся. Пока придурки на кладбище будут тусоваться мы уже своего придурка спрячем. Кстати куда ехать?

И тут я понял, что сглупил. И правда, куда я спрячу человечка которого весь город ищет?

— Что? — оглянулся пацан и съехав на обочину заглушил мотор. Устроился поудобнее и теперь они вдвоем с Федей Крюковым смотрели на мое изображение.

Я замялся не зная что ответить. В голове безумно крутились не менее дикие варианты. Пусть ко мне привезет? Спрятать у себя в комнате? А отец?

Пусть спит под кроватью? Ладно, а днём? И что будет если отец найдет маньяка-педофила у себя дома, под кроватью сына. Страшно представить.

На работу? В принципе я могу отключить сигнализацию и устроить его там на ночь, но охрана может обратить внимание на нестандартное поведение и не поленятся приехать. А даже если не заметят, то оставлять чужого человека, практически незнакомца, на складе за который я вообще то материально ответственный это как минимум глупо.

Спасительной трелью запищал мобильник и я пообещав вернуться взял трубку.

— Привет, батя. Как успехи на ниве поимки маньяка?

— Плохо, сын. Ушел гад. Прямо из-под носа.

— Как так? — сделал я вид, что удивился.

— Да тут черт знает что творится. Голоса какие-то слышатся. Люди круги видели над головами, вспышки. Сам бы не слышал голос из ниоткуда не поверил бы. А пока мы до места добрались и ворота открывать начали, как мотоцикл завыл и вглубь кладбища унесся. Я сразу понял, что упустили и первый побежал. Только толку уже. Вагончик, где этот хрен живет, нараспашку, внутри все раскидано, собирался в спешке. Мы только дым от мотоцикла понюхали. Гоняться с ним по кладбищу смысла нет, с нашими навыками. Здесь ведь одно бабье и пенсионеры. Куда нам угнаться за молодыми. Короче ушел он. И знаешь, что самое интересное? С другой стороны дорогу перекрыли нечистые. Большая толпа явилась. С факелами. Все злые как собаки и на нас гавкают. Чуть драка не началась, но обошлось. Они тоже за ним пришли. Получается, что у них тоже молодежь пропала. И он тоже с их детьми играл. Представляешь, какой хитрый член?

Я буркнул что-то невыразительное, чтобы просто не молчать, а отец продолжал рассказывать.

— Мы чуть не подрались, думали они его прикрывают нас пускать не хотят. А они вместе с нашими поехали искать, пока остальные домик этого урода обыскивали. Ничего толком не нашли. Пара детских книжек-раскрасок. Букварь разрисованный. И много конфетных оберток в мусорном пакете. Нужно было взять на экспертизу отдать, вдруг они там наркотиками пропитанные, а мы психанули и большой костер у колодца разожгли. Люди сначала хотели его дом сжечь дотла, но вовремя остановились. Это как минимум уничтожение муниципального имущества. Да и рядом с усопшими творить такое как-то некрасиво. Но вещи его сожгли. Всё, что нашли.

— Однако, — сказал я, — народные волнения. Хорошо, что подозреваемого не схватили. А то даже не представляю чтобы вы с ним сделали.

Отец наверное тоже когда остыл об этом успел подумать поэтому не возражал и только вздохнул.

— Возвращайся домой, батя, или вы еще на дискотеку неместных пиздить? Завтра тебе в ночь.

Он только хмыкнул и отключился. А я уже профессионально крутил яблоком.

Кручу-верчу, посмотреть хочу. Катись, наливное яблочко, по серебряному блюдечку, и покажи мне оборотня с Федей Крюковым

Они уже заехали в какой-то лесок, свернув с дороги и ждали только моего появления. Оборотень выбросил дымящийся огонек, Федя выскочил из коляски и ко мне тянулся как оборотень к луне тянется.

Я кратко описал ситуацию и сознался, что понятия не имею куда Федьку девать. А Яцеку рядом с ним находиться тоже долго нельзя.

— Как у тебя с выживанием в лесу?

По его реакции я понял что никак. Не выйдет из Феди Крюкова партизана-выживальщика. Беда.

— Может тогда тебе лучше добровольно сдаться? Посадят пока за решетку, там никто не тронет, а мы поищем детей и доказательства твоей невиновности.

Его так затрясло, будто ток пустили от земли.

— Пожалуйста, не отдавайте Федю. Федя боится очень. Милиция страшная, бьют больно и без следов. Завозный улыбается и свистит когда пинает.

— Ладно! — выкрикнул оборотень, — хватит! Есть у меня один знакомый из наших. Попрошу его спрятать сторожа на недельку.

— Не сдаст?

— Этот нет. Он сам по себе, никого не любит. Не наших, не ваших. Только я должен слово дать, что это не тот, кого мы ищем. Если потом окажется, что мы обманули дядя Гарри очень обидится и вспылить может.

— Какое знакомое имя. Где-то я его уже слышал.

— Так приезжайте познакомитесь. В нашу котельную, он там истопником работает.

— Завтра после работы, почему бы и нет. Вам лучше уже выдвигаться, чтобы не встретить никого.

.— Ладно. Дядька, скажи «пока» своему спасителю и погнали.

Федя угрюмо молчал, наверное не понял, что к нему обращаются.

— Счастливо, — сказал я, — Звони если что. Но лучше не надо.

А он все-таки позвонил.

***
Авторство моё. Ошибки тоже.