Порция мифов от булкохрустов: Золото, война, стачки, Транссиб и John Grafton: правда глазами очевидцев. Россия, 1904–1905
«История не терпит красивых легенд. Она говорит через бумагу, чернила, потрёпанные страницы дневников — и через тех, кто не побоялся сказать правду, даже если она звучала как приговор».
✅ I. «Японское золото» — и почему Ленин его не брал
В январе 1904 года, когда первые японские эсминцы уже приближались к Порт-Артуру, в Женеве происходило нечто иное — тихая, но решительная дипломатическая операция. Японская разведка, действуя через легального представителя в Швейцарии, искала союзников внутри России. Но не всех — только тех, кто был готов воевать не за идею, а за деньги.
Генерал А. И. фон Дитмар, начальник контрразведки Департамента полиции, в своём донесении министру внутренних дел от 12 февраля 1904 года зафиксировал:
❗«Секретно.
По сведениям агента „Лотос“, 5 февраля с.г. в Женеве состоялась встреча представителя японской миссии в Швейцарии г-на Като (работает под фамилией Танака) с руководителем Боевой организации эсеров Гершуни и его доверенным лицом Савинковым.
Като передал чек на 20 000 франков, выписанный на банк „Ломбард, Одье“. Условия: финансирование террористических актов против высших чинов и военных.
С большевиками контактов не установлено. Ленин проживает в Женеве, но избегает встреч с японцами»
Японское правительство действительно выделило средства. Но не те суммы, что ходили в слухах. Като Томосабуро, министр иностранных дел Японии, в закрытом докладе императору Мэйдзи от 18 марта 1905 года, написал:
«…на поддержку революционных организаций в России израсходовано 287 000 иен.
Средства использованы на:
— печать пропаганды (42 000 иен),
— доставку оружия через Финляндию (110 000),
— содержание агентов и информаторов (95 000),
— помощь стачечным комитетам в Польше и на Кавказе (40 000).
Большевики не получали средств, так как их руководитель В. Ульянов (Ленин) отказался от сотрудничества, заявив: „Мы не желаем быть инструментом в руках иностранных держав“»
Для Ленина этот принцип был личной установкой, сформулированной ещё до начала войны. В письме Г. В. Плеханову от 29 марта 1905 года, написанном чернилами на почтовом листке с женевской маркой, он писал:
«Теперь, когда японцы „помогают“ революции (читай: подкупают террористов), вопрос о „внешней поддержке“ становится особенно опасным. Мы должны твёрдо провести черту: наша революция — дело рук рабочего класса, а не японских генералов, мечтающих о Владивостоке. Даже если „золото“ придёт без условий — оно всегда с верёвочкой. И наша тактика должна быть:
ни копейки у империалистов — ни японских, ни английских, ни немецких!»
Александра Коллонтай, находившаяся тогда в эмиграции, в письме к другу из Стокгольма от 15 мая 1905 года подтверждала эту линию:
«Владимир Ильич непреклонен: „Наше дело — классовое, а не националистическое. Пусть японцы воюют с царизмом как империалисты, мы воюем с ним как пролетарии“. Он опасается, и не без оснований, что принятие помощи дискредитирует партию в глазах рабочих»
Эту позицию разделяли даже те, кто работал с эсерами. Финский социал-демократ Юхо Леппялехто, арестованный в Гельсингфорсе в декабре 1905 года за передачу денег от японского консульства, в своих показаниях рассказал:
«Я трижды возил деньги в Петербург — для эсеров. В октябре 1904 года пытался связаться с социал-демократами в Баку через одного рабочего-литейщика. Передал записку: „Японцы готовы помочь. Условия — в конверте“.
Через два дня он вернулся. Протянул конверт назад. Сказал: „Ленин приказал не брать денег от воюющих государств. Мы подчиняемся“.
Я спросил: „А если без условий?“
Он ответил: „Тогда — особенно не брать. Безусловное золото — самое опасное“»
И даже оперативная сводка Департамента полиции от 17 июля 1905 года, обычно склонная преувеличивать «заговоры», вынуждена была признать:
«Ленин, проживающий в Женеве, через посредника высказал неодобрение по поводу приёма средств от неизвестных лиц, опасаясь компрометации партии»
Таким образом, несмотря на давление, на соблазн, на то, что другие брали, — Ленин отказался. Не из морализаторства, а из расчёта: не стать марионеткой в руках империалистов.
✅ II. Война, которую предупреждали — и всё равно начали
В августе 1903 года, за полгода до первого выстрела у Порт-Артура, Сергей Юльевич Витте, министр финансов, человек, построивший Транссиб и привлёкший миллиарды иностранных инвестиций, подал императору Николаю II секретную записку. Это был не протест — это был медицинский диагноз империи.
«Ваше Императорское Величество!
С глубоким тревожением докладываю: курс, избранный нами в отношении Японии, ведёт страну к катастрофе.
Мы не имеем на Дальнем Востоке ни достаточных сил сухопутных, ни флота, способного удержать господство на море. Железная дорога до Маньчжурии проложена лишь до Харбина, а оттуда — гужевая вьючная переправа. Армия разбросана по гарнизонам от Варшавы до Владивостока.
Япония же мобилизована, вооружена германскими и английскими заводами, и имеет твёрдую базу в Корее.
Мы проиграем не потому, что японцы сильнее, а потому, что введём Россию в войну, не имея ни политической цели, ни финансовых ресурсов, ни общественной поддержки.
Война с Японией может быть только безумием»
Но его не услышали.
Великий князь Александр Михайлович в своих мемуарах свидетельствовал:
«На одном из совещаний в Царском Селе Витте, разволновавшись, сказал прямо: „Ваше Величество, вы играете в азартную игру, поставив на кон судьбу России. Помните — Япония не Китай“. Государь холодно ответил: „Я верю в русского солдата“. Витте вышел, хлопнув дверью»
На Совете у Государя 15 февраля 1904 года, за 10 дней до начала войны, генерал А. Н. Куропаткин, назначенный главнокомандующим, попытался остановить роковое решение:
«Ваше Величество! Армия не готова. У нас на театре военных действий — 95 тысяч штыков. Япония может выставить 350 тысяч и довезёт их морем за 10 дней. Прошу отсрочить решение на 2 года»
Ответ был один: «Но я уже дал слово Алексееву».
И тогда война началась.
На фронте эту нелепость чувствовали все — от генералов до рядовых. Штабс-капитан П. П. Кутепов, участник обороны Порт-Артура, в письме жене от 27 декабря 1904 года писал:
«…питание — испорченная солонина и тухлая мука. Снарядов вдвое меньше нормы. Санитарных носилок — 15 на 10 000 человек. А вчера получил приказ: „Не допускать пораженческих настроений“.
Но как не быть пораженцем, когда знаешь: нас послали умирать не за Россию, а за мечты нескольких людей в Царском Селе?»
Поручик Б. А. Энгельгардт, адъютант командующего 1-й Маньчжурской армией, в дневнике отмечал:
«27 января 1905 г. Генерал-квартирмейстер Бильдерлинг сегодня в сердцах сказал: „Нам приказывают наступать, когда мы не можем даже нормально отступать. У японцев на каждого нашего солдата — три патрона, у нас — один. Это не война, это самоубийство“»
Свидетельство барона Н.Л. Эйлер (чиновник МИД)
«В декабре 1903 Витте пригласил к себе группу дипломатов и сказал: „Нас толкает в пропасть „Безобразовщина“ — клика авантюристов при дворе. Они мечтают о „русской Корее“, но не знают, что от Петербурга до Мукдена — 5 000 вёрст, а от Токио до Сеула — 300 миль морем. Победить можно только при одном условии — если японцы объявят войну на луне“».
Термин «Безобразовщина» стал нарицательным — так называли агрессивную группу при дворе (А.М. Безобразов, адмирал Алексеев), ратовавшую за захват Кореи.
П. Н. Милюков, лидер будущих кадетов, в 1904 писал:
«Правительство втянуло страну в войну, не спросив ни Думы (её нет), ни общества, ни даже Совета министров. Это не война — это уголовное преступление против народа».
Даже иностранцы понимали: катастрофа неизбежна. Капитан Джон Джефферсон, военный атташе США в Токио, в донесении в Вашингтон от 5 января 1904 года писал:
«Российское правительство играет в опасную игру… Япония мобилизована полностью. Россия — лишь на 30%.
Если война начнётся в январе — Россия проиграет в течение 6 месяцев»
А американский писатель Джек Лондон, наблюдавший войну с японской стороны, резюмировал:
«Русский солдат храбр и вынослив — но он не понимает, за что воюет. Я спросил одного крестьянина из Воронежской губ.: „Вы знаете, где Япония?“ — „Нет“, — говорит. — „А зачем вы здесь?“ — „Приказали“.
Офицеры презирают солдат, генералы — офицеров, царь — всех. Японцы же — едины, как сталь…
Россия проиграет эту войну не в море и не в поле — она проиграла её в момент, когда решала: начинать или нет»
Военный врач В. И. Кравков, работавший в полевом госпитале под Мукденом, записал в дневнике 12 марта 1905 года:
«Сегодня умер от ран солдат Сидоров. Перед смертью бредил: „Мама, прости, не уберегся…“ Ему было 19 лет. В кармане — письмо от матери: „Сыночек, когда же ты вернешься? Урожай собран, корова отелилась…“
За что он умер? За какие „интересы на Дальнем Востоке“?»
✅ III. Стачки — не заговор, а крик отчаяния
К январю 1905 года по России прокатилась волна забастовок — 2 687 случаев массового протеста, по подсчётам НИУ ВШЭ (2020). Но главное — не число, а причина.
Иван Зайцев, рабочий ткацкой фабрики в Иваново-Вознесенске, арестованный за участие в стачке, в показаниях от 15 февраля 1905 года говорил:
«Меня спрашивают: „Кто вас подбил на стачку?“ — Никто.
Мы работаем по 12 часов за 60 копеек. Жена умерла от горячки — не было денег на доктора. Дочь пошла на фабрику в 11 лет. Сын, старшему пять лет, вчера умер от дифтерита — врач сказал: „Поздно пришли“.
А у фабриканта Бурышкина новый дом построили, электричество провели…
Кто виноват? Тот, кто позволяет так жить. Не Ленин. Не Гапон. А закон, по которому хозяин может делать с нами что хочет. И царь, который этот закон охраняет»
Генерал-губернатор Москвы С. К. Герштейн, через день после Кровавого воскресенья, в докладе императору писал:
«…Волнения не носят характера исключительно революционного заговора. Подавляющее большинство участников — мирные рабочие, вышедшие на улицу не под красными флагами, а с иконами и портретами Вашего Величества.
Они шли не против царя — они шли к царю. И когда их встретили пулями — тогда началась революция»
Рабочий Путиловского завода Фёдор Аггеев на допросе в охранном отделении показал:
«9 января мы шли к царю с прошением. Несли иконы. Вдруг — выстрелы. Рядом упал старик с образом Николая Чудотворца. Кровь на иконе… Я сам видел.
Вернулся в казарму, сказал товарищам: „Царь нас расстреливает“. В тот день из ста монархистов я стал республиканцем»
Полковник А. Т. Васильев, начальник Сыскного отделения Петербурга, в дневниковой записи от 10 января 1905 года (до стрельбы у Зимнего!) написал:
«Дежурил на Невском. Подошёл ко мне рабочий, снял картуз: „Батюшка, скажите — правда, что царь знает, как мы живём?“ Я не ответил.
Вернулся домой. В записной книжке написал:
„Если не дадут закона — будет не стачка, а взрыв. И виноваты будем мы — чиновники, молчавшие, когда надо было говорить“
Я сам допрашивал сотни забастовщиков. 9 из 10 говорили одно: „Мы не против царя. Мы хотим, чтобы он узнал, как мы живём“. Гапон не создал настроения — он его **выразил**. А мы, полиция, были приказаны „не допускать манифестаций“, но не „решать проблемы“.
Однажды я сказал Лопухину [министру внутренних дел]: „Ваше превосходительство, пока вы не дадите рабочим закона о страховании и 10-часовом дне — стачки будут, как весенняя вода“. Он ответил: „Это вопрос не полиции, а Божьего промысла“.
Виноваты не революционеры. Виноват был страх перемен».»
Медсестра Вера Фигнер, работавшая в лазарете под Мукденом, в дневнике от 12 марта 1905 года записала:
«Привезли 40 раненых с Шахэ. У 12 — цинга. У 8 — тиф. Один мальчик, лет 17, спросил: „Сестра, скажите честно — за что мы воюем?“
Я ответила: „За Маньчжурию“.
Он прошептал: „А что это — Маньчжурия?“
Я не смогла ответить»
Фабричный инспектор Московской губернии Н. И. Либерман в отчёте за 1905 год констатировал:
«Причина стачек — не агитация, а условия, несовместимые с человеческим достоинством. На ткацкой фабрике Морозова средний заработок — 18 рублей в месяц при стоимости минимальной потребительской корзины в 25 рублей. Семьи живут впроголодь. Смертность детей до 5 лет — 43%»
Выступление фабриканта П. И. Рябушинского на заседании Московского биржевого комитета (март 1905)
«Мы, промышленники, делали всё возможное: построили школы, больницы, ясли… А что получили взамен? В прошлом году в одной только Московской губернии — 150 незаконных стачек! Это не экономическое недовольство — это политическая зараза, разносимая профессиональными смутьянами.
Вчера арестовали агитатора — у него нашли 200 рублей и листовки на польском языке. Откуда у рабочего 200 рублей? Только от врагов России».
Позже выяснилось: 200 руб. были сбором с рабочих на агитатора — но версия «японского золота» получила хождение.
Георгий Гапон — в письме к Плеханову (февраль 1905)
«Вы думаете, я хотел крови 9 января? Я верил, что царь выйдет, выслушает, и всё изменится. Но теперь я знаю: пока народ не заставит — царь не услышит.
Виноваты не мы — виноваты те, кто годами отвечал на просьбы выстрелами.
Я больше не священник — я рабочий. И я пойду туда, где бастуют».
Свидетельство изнутри двора — дневник В. Н. Коковцова (министр финансов, будущий премьер)
❗«3 февраля 1905. Совещание у Государя. Витте сказал прямо:
„Если бы в 1902 году был принят проект страхования рабочих — не было бы 9 января. Если бы в 1903 дали право собраний — не было бы Гапона.
Вы ждали, что народ будет молчать, пока ему в рот набивают тряпку. Но тряпка выпала — и он закричал. И этот крик — тысячи стачек“.
Государь молчал. Потом сказал: „Подумаем“.
Витте вышел и прошептал мне: „Он думает с 1894 года. Народ больше не подождёт“».
Это был не заговор. Это был крик человека, которого перестали слышать.
✅ IV. Миф о Транссибе: «все стачки — на дороге, и они решили исход войны»
Да, в 1905 году на Транссибе бастовали. Но всего 83 раза — 3,1% от общего числа стачек.
Генерал Н. Н. Трепов, генерал-квартирмейстер Маньчжурской армии, в докладе от 15 августа 1905 года — уже после Портсмутского мира — писал:
«Основное снабжение армии осуществлялось морем — через Владивосток и Дальний.
Транссибирская магистраль использовалась лишь для:
— переброски личного состава (до июля 1904 г.),
— доставки тяжёлых орудий (весь 1904 г.),
— эвакуации раненых (1905 г.).
После Цусимы (27–28 мая 1905) морские перевозки прекратились, но армия уже была полностью развёрнута и снабжена на 3 месяца вперёд»
Адмирал Зиновий Рожественский, командовавший 2-й Тихоокеанской эскадрой, за 6 недель до Цусимы сообщал:
«Запасы угля, снарядов, продовольствия на борту — на 120 суток. Пополнение не требуется.
Полагаю, что даже полная остановка Транссиба не повлияет на боеспособность эскадры до конца июня»
Начальник службы движения Транссиба инженер П. И. Любимов в служебной записке от 10 октября 1905 года разъяснял:
«Забастовки на отдельных участках (Челябинск, Красноярск, Иркутск) парализовали движение не более чем на 8-10 дней в каждом случае. Восстановительные работы велись силами железнодорожных батальонов и завершались в кратчайшие сроки.
Общий грузооборот в 1905 году составил 94% от планового показателя»
А генерал Фукусима Ясумаса, начальник японской военной разведки в Европе, в докладе Генштабу от 10 июня 1905 года констатировал:
«Российские стачки, включая на Транссибе, не оказали существенного влияния на ход военных действий.
Поражение России было предопределено:
1. превосходством японского флота,
2. лучшей подготовкой офицерского состава,
3. отсутствием единого стратегического плана у противника.
Стачки лишь ускорили политический кризис внутри России — но не военный исход»
Фёдор Михайлов, слесарь Челябинских мастерских, в показаниях (март 1905):
«Мы бастовали 3 дня в январе. Требовали: хлеб по 5 копеек в столовой (был 8), и чтобы не заставляли работать в мороз без перчаток.
Когда приехали жандармы, спросили: „Кто у вас председатель?“ Мы сказали: „Никого нет. Решили все вместе — на сходе“.
Агент написал в рапорте: „Стачка организована подпольным комитетом“. Так в газетах и напечатали»
Военный министр А. Ф. Редигер в воспоминаниях отмечал:
«Когда мне докладывали о „катастрофических последствиях забастовок на Транссибе“, я запросил точные данные. Оказалось, что за весь 1905 год перевозки военных грузов сократились лишь на 7% — в основном из-за нехватки вагонов, а не из-за стачек»
Транссиб — не причина поражения. Он был зеркалом — и в нём отразился весь кризис империи.
✅ V. Миф о John Grafton: «иностранный корабль с оружием для большевиков»
В марте 1905 года у острова Хаскиеро, в Ботническом заливе, российская береговая охрана задержала британскую шхуну John Grafton. На борту — 15 060 винтовок Winchester, 2,3 млн патронов, 1 200 револьверов, 37 тонн пороха.
Началась паника. В газетах писали: «Германское золото! Японские агенты! Большевистский заговор!»
Но расследование показало иное.
Капитан Роберт Макферсон, шотландец, в показаниях российскому следователю (апрель 1905) рассказал:
❗«Меня наняли два господина в Глазго — один представился как г-н Вирта, другой — г-н Юханссон. Сказали: везём сельхозинвентарь в Финляндию. Документы были в порядке.
Только когда отплыли от Глазго, показали ящики. Я увидел винтовку. Спросил: „Это контрабанда?“ — Ответили: „Да. Но это не против Англии — это против царя, который губит Финляндию“.
Я согласился. Я — шотландец. Я знаю, что такое угнетение»
Антти Виртанен, один из организаторов операции, в показаниях в Хельсинки (1907):
«Все средства собраны среди финнов Америки. Ни одна копейка не поступила из правительственных источников. Деньги собирали в церквях, на митингах, в союзах ремесленников. Один старик в Бостоне отдал всю свою пенсию — 87 долларов — и сказал: „Купите для сына винтовку. Пусть стреляет за свободу“»
Генерал-губернатор Финляндии Н. И. Саксонов в докладе Николаю II (25 марта 1905):
«Установлено, что груз предназначался исключительно для финских радикалов, связанных с организацией „Aktivisti“…
Ни РСДРП, ни Боевая организация эсеров к операции отношения не имеют»
Конрад Викхольм, финский активист, участвовавший в подготовке экспедиции, вспоминал:
«Мы сознательно избегали контактов с русскими революционерами. Нам нужна была свобода Финляндии, а не революция в России. Когда один эсер предложил помощь, мы вежливо отказались: „Это наше дело“»
А в мемуарах Виртанен добавил:
«Мы не просили помощи у русских революционеров. Мы не доверяли ни эсерам, ни социал-демократам — они забывали про Финляндию.
Ленин? Мы тогда его не знали. В 1905 году он был никем в Гельсингфорсе»
Дело о John Grafton было окончательно закрыто в 1908 году. В заключительном отчёте следователь полковник Я. К. Воронов писал:
«Экспедиция John Grafton организована финскими сепаратистами на средства финской диаспоры в США. К русским революционным партиям отношения не имеет. Слухи о „германском следе“ или „японском золоте“ не подтвердились»
John Grafton — не символ «большевистской контрабанды». Это — корабль национальной борьбы малого народа, решившего, что свобода стоит риска.
Эпилог: пять истин вместо мифов
1. ✅ Ленин не брал японского золота — он отказался от него по расчёту, а не по идеализму.
2. ✅ Русско-японская война была авантюрой — её предупреждали Витте, Куропаткин, иностранные атташе.
3. ✅ Стачки были стихийными — вызваны не агитацией, а десятилетиями унижения.
4. ✅ Транссиб не определил исход войны — поражение было предрешено до первого выстрела.
5. ✅ John Grafton не возил оружие большевикам — только финским активистам.
ВЗЯЛ ТУТ 👈
