Война войной, а обед по расписанию
Автор: Михаил Ломако.
4 декабря 1930 года в Берлине состоялась премьера фильма «На западном фронте без перемен», снятого по одноимённому роману, описывавшему Первую мировую войну от лица простого немецкого солдата. Это было одно из главных событий культурной жизни Германии. Вся столичная богема была приглашена на демонстрацию картины. Картину ждал успех, но уже на следующий день показ превратился в побоище.
На вечерний показ 5 декабря зрителям пришлось прорываться сквозь толпу «коричневорубашечников», чтобы попасть в здание кинотеатра. Стоило первым кадрам картины появиться на экране, как со своих мест повскакивали штурмовики. Они кричали «Евреи, вон!» и нападали на тех, кто, по их мнению, имел неарийскую внешность. С балконов в зрителей полетели дымовые бомбы. В зале распылили чихательный порошок. Один из штурмовиков выпустил из мешка несколько десятков белых мышей, которые стали беспорядочно шнырять по креслам.
Ещё раньше активное противодействие консервативных кругов встретил вышедший в 1916 году роман Анри Барбюса «Огонь», в котором тот описал фронтовые будни французских солдат. Книга, получившая горячее одобрение многих фронтовиков и Гонкуровскую премию от литературного сообщества, показалась многим просто неприемлемой из-за того, что её автор, как и Ремарк, показал войну глазами простого солдата. Вместо героического романа читатель увидел череду серых будней, где сытный обед и тёплый ночлег становятся гораздо важнее, чем любые благородные мотивы кого-то убить во имя Родины.
Фронтовые будни
Это для нас война — квадратики на карте и разноцветные стрелочки, а для солдата это многомесячное выживание зачастую на открытом воздухе, под дождём и снегом. Любой, кто сходит в осенний поход по грязи, поймёт, что уже через несколько дней главной мечтой станет оказаться дома, а горячий обед и сухая тёплая постель будут пределом мечтаний.
«Война — это не атака, похожая на парад, не сражение с развевающимися знаменами, даже не рукопашная схватка, в которой неистовствуют и кричат; война — это чудовищная, сверхъестественная усталость, вода по пояс, и грязь, и вши, и мерзость. Это заплесневелые лица, изодранные в клочья тела и трупы, всплывающие над прожорливой землей и даже не похожие больше на трупы. Да, война – это бесконечное однообразие бед, прерываемое потрясающими драмами, а не штык, сверкающий, как серебро, не петушиная песня рожка на солнце!» (А. Барбюс)
Читая солдатские письма, написанные непосредственно с фронта, всегда заметно, что описание бытовых условий, качества еды и прочее снабжение всегда занимает важное место любого текста, вытесняя часто даже битвы с неприятелем. Особенно это актуально для бойцов, понюхавших пороху. Пули и снаряды становятся такой же рутиной, как проверки со стороны командования, и порой воспринимаются как что-то менее неприятное.
К примеру, читая немецкие письма Первой мировой, доводилось встречать такой лайфхак — уставшие от постоянных проверок солдаты протягивали лески к сигнальной линии, растянутой перед британскими окопами. Она представляла собой ряды проволоки с консервными банками, которые должны издавать шум при попытке проползти под ней. Стоило командованию начать очередную инспекцию, как солдаты приводили механизм в действие (дёргаешь леску — банки гремят) и взбудораженные англичане открывали артиллерийский огонь по вражеским окопам и нейтральной полосе. Мало ли что враги задумали — наверняка атаку готовят. Проверка быстро удалялась восвояси, а фронтовики пережидали обстрел, рискуя быть заваленными в блиндаже особо неудачным попаданием тяжёлого снаряда, но подальше от своих же офицеров.
В других письмах встречаются описания того, как солдаты собирают шёлковые парашютики от французских сигнальных ракет, чтобы было, что невесте с фронта привезти; налёты на врага ради трофейных консервов, табака и коньяка, обмены с местным населением и мухлёж при получении снабжения от своих. Даже охота на крыс и всякого рода народные ремёсла в десятках метрах от передовой. Борьба с окопными вшами иной раз беспокоила солдат больше, чем французы.
Почитаешь и подумаешь, что люди чем угодно готовы были заниматься, только бы не воевать, хотя по факту они и воевать иногда прекращали.
Тыловой бардак
Всем известно «Рождественское перемирие» 1914 года, но мало кто знает, что и после него у солдат на отдельных участках фронта ещё почти 2 месяца сохранялась традиция предупреждать друг друга об артобстрелах, чтобы получить такую же любезность в ответ. Также до самого конца войны сохранялся обычай отказываться от тех видов индивидуального оружия, которые считались солдатами особенно негуманным.
«Штыки мы осматриваем сами. Дело в том, что у некоторых штыков на спинке лезвия есть зубья, как у пилы. Если кто-нибудь из наших попадется на той стороне с такой штуковиной, ему не миновать расправы...» (Э.М. Ремарк).
Далее следует красочное описание того, что солдаты Антанты делали с теми пленными немцами, кого ловили с "пилящим" штыком.
Лучше снабжаемые англичане и американцы про трудности быта в своих письмах упоминали гораздо реже, а их менее везучие коллеги не только жаловались на быт, но порой и активно боролись за его улучшение. Так, весной 1917 года французскую армию охватили мятежи, затронувшие 54 дивизии. Десятки тысяч солдат дезертировали, и целые части приходилось окружать и расстреливать артиллерией, чтобы бунт не перекинулся на остальную армию. Летом 1918 года немецкие части отказывались продолжать наступление, грабя захваченные склады противника. И всё это кажется мелкими эпизодами по сравнению с той эпидемией дезертирства и солдатского неповиновения, охватившей огромную и некогда покорную русскую армию в 1917 году.
Англичане готовят суп в солдатской каске
Так что помните, котятки — на войне тушёнка иной раз важнее снарядов. Можно человеку сколько угодно забивать голову патриотическими речами, но если солдата не покормить, то для своего командования он может стать опаснее, чем для врага!
Автор: Михаил Ломако (@lomakus).
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_276260
Сражение при Доггер-банке
Морское соперничество между Англией и Германией
К началу Первой мировой войны соперничество между британским Гранд флитом и германским Хохзеефлотте достигло своего предела. Итог противостояния должно было решить генеральное сражение. Число боеготовых линейных кораблей обеих стран было примерно равным — семнадцать немецких дредноутов против восемнадцати английских. Обе стороны понимали, что противник обладает реальной силой, с которой приходилось считаться. Никто не хотел рисковать своими линейными кораблями, понимая, что в одночасье может потерять весь свой флот.
В начале войны тактика германского флота была оборонительной. Линейные корабли не покидали пределов Гельголандской бухты. Упор делался на минную войну и атаки подводных лодок. Англичане также не горели желанием навязать немцам генеральное сражение. Они понимали, что небольшой перевес по числу дредноутов не даёт им решающего перевеса.
22 сентября 1914 года немецкая подводная лодка U-9 выследила и потопила три английских крейсера — Hoque, Cressy и Aboukir. За один час англичане потеряли три корабля и 1469 человек. 27 октября у небольшого островка Тори к северу от Ирландии на германской морской мине подорвался британский линкор Audacious. Корабль был спущен на воду два года назад. В этот день он должен был выполнять артиллерийские стрельбы. Для британского Адмиралтейства потеря дредноута была настоящей катастрофой, и этот факт был засекречен до ноября 1918 года. Но попытка оказалась неудачной. Месяц спустя в Германии уже знали, что Audacious потерян британским флотом. В результате главные силы Гранд флита были эвакуированы из базы в Скапа-Флоу и временно базировались на фьорде Лох-Суилли в северной части Ирландии.
Экипаж дредноута HMS Audacious покидает свой корабль, тонущий у северного побережья Ирландии
Упущенные возможности
К концу 1914 года большая часть английских кораблей вернулась из дальних походов. Основным театром военных действий стало Северное море. Стратегическая инициатива перешла к Германии. И она решила закрепить успех. Германское командование перешло к тактике набегов. Её целью было разбить английский флот по частям. Немцы хотели выманить противника в море, используя эскадру линейных крейсеров как приманку. А в море англичан уже ждали дредноуты Хохзеефлотте.
К операции, кроме лёгких кораблей, привлекалась 1-я разведывательная группа контр-адмирала Франца фон Хиппера. В её состав входили линейные и лёгкие крейсеры, а также эсминцы сопровождения. Первым этапом стал обстрел Ярмута 2-4 ноября 1914 года. Сильный туман помешал прицельной стрельбе с линейных кораблей. В то же время лёгкий крейсер Stralzund произвёл скрытую минную постановку между Ярмутом и Английским каналом. 3 ноября на минах подорвалась английская подлодка D - 5, вышедшая из Ярмута для атаки немецких кораблей.
Британская общественность была в ярости. От флота потребовали решительных действий. Для предотвращения подобных набегов британское Адмиралтейство перебазировало линейные крейсеры адмирала Дэвида Битти в Кромарти. В дополнение к ним в Розайт была переброшена 3-я эскадра линкоров.
Точный доклад разведки
Следующую операцию немцы наметили на 16 декабря. Планировалось обстрелять побережье Йоркшира — города Скарборо, Хартпул и Уитби. Линейные крейсеры Хиппера поддерживали дредноуты Хохзеефлотте. О планах немцев вскоре стало известно британцам.
Британская разведка расшифровывала радиограммы немцев, о чем те и не подозревали. Англичане знали, что Хиппер намерен выйти из Яде. Они знали, куда он направляется, и когда он повернёт к родным берегам. Радиограммы перехватывались и обрабатывались в сороковой комнате здания британского Адмиралтейства на Уайтхолле. О выходе крейсеров Хиппера британские специалисты сообщили верно. Но то, что они будут поддержаны дредноутами, известно не было. Поэтому для перехвата немецких линейных крейсеров, кроме кораблей Битти, была выделена 2-я дивизия линкоров вице-адмирала Уорендера — шесть дредноутов и лёгкие силы.
Немцы имели реальную возможность атаковать часть британского Гранд флита и реализовать свой план. Но в условиях плохой видимости противники разошлись буквально в 10 милях друг от друга.
Немецкие линейные крейсеры идут к Доггер-банке. Справо налево SMS Seydlitz, SMS Moltke и SMS Derfflinger
23 января из сороковой комнаты доложили о скором выходе немецкой эскадры — немцы под командованием Хиппера прибудут в указанное место в 30 милях севернее Доггер-банки 24 января в 7:00 утра.
Хиппер снялся с якоря примерно в 17:45, держа курс на север от Доггер-банки. В поход вышли линейные крейсеры Seydlitz, Derfflinger, Moltke и броненосный крейсер Blücher. Эскадру сопровождали лёгкие крейсеры Kolberg, Graudenz, Stralsund, Rostock и 18 эсминцев. Через несколько минут Битти вышел из Росайта. Английские корабли были поделены на две эскадры: 1-ая под командованием Битти (линейные крейсеры Lion, Princess Royal, Tiger) и 2-ая под командованием контр-адмирала Арчибальда Мура (крейсеры New Zealand и Indomitable). Из Гарвича вышли корабли поддержки: 3 лёгких крейсера и 35 эсминцев.
Доггер-банка — гигантская отмель в южной части Северного моря. Наименьшая глубина здесь — не более 13 метров. По словам моряков, при особо сильном шторме и очень высокой волне дно обнажается. Судно может оказаться на морском песке — вдали от ближайшего берега. Глубина здесь в среднем на 20 метров меньше, чем на соседних участках Северного моря.
Сражение начинается
Обе стороны прибыли на встречу вовремя. В 7:15 крейсер из Гарвичского отряда, Aurora, обнаружил силуэт трёхтрубного корабля. Это был Kolberg, находящийся в дозоре у Хиппера. На запрос световым телеграфом трёхтрубник открыл огонь, положив начало битвы у Доггер-банки.
Немцы увидели многочисленные дымы английских кораблей. Хиппер начал отворачивать на юго-восток. Встреча с английской эскадрой не входила в его планы. Скорость хода пришлось ограничить 23 узлами — Blücher не успевал за линейными крейсерами. Битти начал преследовать противника. Лёгким крейсерам поручалось держать противника в зоне видимости, пока линейные крейсеры нагоняли противника.
Битти приказал своим кораблям развить скорость до 29 узлов. Его флагман Lion и крейсеры Tiger и Princess Royal разогнались до 27 узлов. За ними шли New Zealand и Indomitable. В 9:00, с расстояния 12 миль до противника, Битти отдал команду об открытии огня. Английские корабли построились пеленгом, чтобы задействовать в бою кормовые башни. Огонь был сосредоточен по замыкающему кораблю немецкой колонны, крейсеру Blücher.
Англичане пристреливались, и в 9:15 Blücher получил первое попадание. В это же время немцы открыли ответный огонь по английскому флагману. В 9:28 280-мм снаряд пробил ватерлинию крейсера и разорвался в угольной яме. Около 9:30 на дистанцию выстрела по Blücher подошёл крейсер New Zealand. Lion перенёс огонь на Derfflinger. Другие два крейсера продолжали стрелять по Blücher. Немецкий крейсер начал получать повреждения: один снаряд попал в район ватерлинии, другой разрушил кормовые надстройки. Большой урон нанёс снаряд, пробивший броневую палубу и взорвавшийся в коридоре подачи боеприпасов в носовые бортовые башни.
В 9:45 флагман фон Хиппера, Seydlitz, получил серьёзные повреждения, оказавшие влияние на весь ход боя. 343-мм снаряд попал в барбет кормовой башни D и вызвал пожар. Под угрозой взрыва оказались 6 тонн артиллерийского пороха. Экстренное затопление погреба помогло предотвратить взрыв. В машинное отделение проникли пороховые газы, рабочий персонал был эвакуирован на 1,5 часа.
Немцы начали пристреливаться по Lion. В 9:45 снаряд с крейсера Moltke пробивает носовую часть борта, уничтожает распределительный электрощит. В 9:54 снаряд с Blücher заклинил башню А и ненадолго вывел её из строя. В 10:15 Lion получил сразу два попадания от Moltke и Seydlitz, которые привели к затоплению торпедного отсека и нескольких угольных бункеров. Были выведены из строя кормовые приборы управления огнём. К 10:51 Lion получил девять попаданий. Через повреждённый паропровод забортная вода стала поступать в котлы. Скорость крейсера снизилась до 24 узлов. Вскоре турбина с правого борта была застопорена, что привело к окончательному выходу флагмана из боя.
Гибель Блюхера
Около 10:30 343-мм снаряд пробил бронепалубу и повредил снарядный элеватор. Картузы с порохом взорвались, начался сильный пожар, который уничтожил основные коммуникации корабля и повредил рулевой привод. Крейсер стал быстро терять ход, став легкой мишенью для английских кораблей. Хиппер не мог рисковать тремя линейными крейсерами ради слабой надежды спасти Blücher. Англичане превосходили немцев числом. Основные силы Хохзеефлотте не успевали принять участие в сражении.
В начале двенадцатого линейные крейсеры немцев еще оказывали поддержку огнём Blücher. Хиппер приказал эсминцам произвести торпедную атаку, а линейным крейсерам повернуть на юг. Расстояние между противниками увеличилось, и снаряды немцев перестали долетать до англичан. На Blücher заканчивались снаряды. К 11:16 три оставшихся немецких крейсера прекратили стрельбу и вышли из боя.
SMS Blücher тонет
В этот момент англичанам нужно было преследовать и добивать оставшиеся корабли Хиппера. С помощью сигналов Битти приказал своим крейсерам идти на сближение с противником. Но контр-адмирал Арчибальд Мур истолковал приказ неверно и отправил свои корабли добивать Blücher. Расстрел немецкого корабля продолжался около часа. К боевой работе подключились эсминцы и лёгкие крейсеры. Немецкий крейсер продолжал отстреливаться. Попадание 210-мм снаряда вывело из строя эсминец Meteor. Лёгкий крейсер Arethusa выпустил две торпеды в объятый пламенем Blücher. Обе попали в цель. В 12:10 Blücher лёг на борт и через три минуты затонул. Англичане вытащили из воды 281 моряка.
Адмирал Дэвид Битти, видя, что его приказы исполняются неверно, пересел на эсминец сопровождения и на всех парах помчался к Princess Royal. Оказавшись на её борту, он по радио отдаёт приказ о преследовании немецкой эскадры. Но время было упущено — немецкие корабли получили часовую фору и оказались вне досягаемости англичан. Флагман Битти, Lion, окончательно потерял ход, и его пришлось взять на буксир, чтобы отвести в Росайт.
Итоги
Немцы потеряли броненосный крейсер Blücher и 1116 моряков. Флагманский крейсер фон Хиппера, Seydlitz, был тяжело повреждён. Англичане могли одержать решительную победу. Но выведенный из строя флагман и неразбериха с сигналами помешали адмиралу Битти разгромить немецкую эскадру. Обеим сторонам было над чем призадуматься. Британцам о малой результативности стрельбы с больших дистанций. Их 343-мм орудия Mark V могли стрелять на дистанцию более 21 километра, но эффективность огня оставляла желать лучшего . Крейсер Tiger выпустил за бой 355 снарядов, не добившись ни одного подтверждённого попадания. Впечатление произвела непотопляемость немецких кораблей. Blücher пошёл ко дну только после попаданий от 70 до 100 снарядов и нескольких торпед.
Башенные установки орудий Мark V на дредноуте HMS Ajax
Для немцев встал вопрос об использовании разнотипных кораблей в одном тактическом подразделении. Осмотр повреждений Seydlitza заставил немцев модернизировать механизмы подачи боеприпасов в башни главного калибра. Шахты снарядного и пороховых элеваторов на всех немецких кораблях оснастили огнеупорными дверями. Это позволило повысить живучесть линейных кораблей в бою при попадании снарядов в башни главного калибра.
Материал подготовлен волонтёрской редакцией WoWS .
Техногенные катастрофы #79. Крупнейшая ж/д катастрофа ХХ века
Автор: Павел Заикин.
Ну чё, котаны, техногенка?
Но начнём мы, как и положено, издалека. Авраам родил Исаака…
Впрочем, нет, не настолько издалека.
В общем, представьте. Первая и, что характерно, Мировая. Это там, где траншеи, морфий, газ, колючая проволока, кавалерия, тиф, Большая, мать её, Берта… Первая Мировая.
Итальянцы долго колебались, к которой стороне примкнуть – к умным или к красивым. В итоге выступили на стороне Антанты. И потянулись одна за другой бесконечные битвы при Изонцо.
12-я битва при Изонцо, австрийцы у гаубицы
К осени 1917 года было выпущено столько километров кишок, что в них можно было бы набить колбас для всех голодающих детей Африки на десятилетия вперёд. Но шоу ведь должно продолжаться! Тем более, что австрияки, которых макаронники знатно попячили тем же летом, жаждали реванша и Тольмино (город такой, ныне – Толмин в Словении).
К ним на помощь стремительным домкратом вылетела оперативная группа прерывания запоев на дому в составе семи германских дивизий.
Кроме того, подданные Карла I, III и IV (ну, так получилось. Именно столько номеров было у тогдашнего австрийского императора. А Франц-Иосиф к тому моменту окончательно не был) стянули для решающего удара почти всю наличную артиллерию, что дало возможность насытить ею фронт до плотности в 200 с лишним стволов на погонный километр. Невиданная доселе огневая мощь!
Итальянцы, прознав про это, запаслись попкорном и стали ждать. А надо было запасаться снарядами или, хотя бы, средствами эвакуации. Ибо уже в первые же часы австро-германского наступления наследники Цезаря кинулись бежать, роняя обгаженные подштанники и отбирая подводы у стариков, детей и прочих беженцев, отчего-то доселе уверенных в непобедимости Regio Esercito Italiano.
Отступающие итальянские солдаты отдыхают в Удине
От полного и окончательного факапа макаронников спасли союзники. Французы быстро-решительно перебросили на итальянский фронт шесть дивизий, да ещё пять вскоре прибыло из Англии. К концу ноября, по морозцу, фронт таки был стабилизирован. Впрочем, в мощь итальянской армии, потерявшей четверть миллиона бойцов только пленными, больше никто не верил.
Короче, немчура выдохлась. А тут Рождество на носу. Опять же, многочисленные Жанны и Клементины сохнут, непаханные. Союзники заторопились домой.
Быстрее всего добраться во Францию в ту пору можно было поездом. Особенно если ты путешествуешь не один, а в компании десятка тысяч товарищей. И вот, состав за составом потянулись на запад.
Эшелон №612 ничем не выделялся на фоне остальных. Паршивые итальянские вагоны-скотовозы с натугой тащили два не менее выдающихся паровозика. Нужно понимать, - Италию и Францию разделяют горы. Профиль пути там и ныне суровый, а в эпоху натуралов был и вовсе.
Тем не менее, с помощью матюков и Парижской богоматери границу удалось пересечь. Состав выполз из тоннеля Фрежюс (кстати, это первый из железнодорожных тоннелей под Альпами) и остановился на запасном пути станции Модан.
Здесь один из двух паровозов отцепили. Нужно было срочно доставить несколько вагонов снарядов назад, под Изонцо. А то вдруг вояки кайзера-визволителя очнутся посреди исторического процесса и продолжат банкет?
Здесь же, в Модане, к составу подцепили ещё два вагона со всяким барахлом – всё равно ведь по пути. Видя такое дело, многие офицеры и некоторые нижние чины решили, что с них хватит приключений, потратились на плацкарту и с комфортом, пусть и относительным, двинулись дальше своим ходом. Остальные тихонечко попивали в скотовозках и ждали, когда же, наконец, освободятся пути.
Ожидание затягивалось. Машинист, аджюдан Жирар, отказывался дальше вести состав. «Это самоубийство! Отсюда начинается спуск в долину. Одного паровоза слишком мало!», снова и снова повторял он станционному руководству. Вот только аджюдан – это звание, примерно соответствующее то ли старшему сержанту, то ли младшему лейтенанту. И когда перед ним предстал неизвестно откуда взявшийся капитан Файоль, который пригрозил строптивцу трибуналом и, в честь военного времени, расстрелом, выбирать уже не приходилось. Всё одно – тапки…
Ближе к полуночи перегруженный состав покинул станцию Модан.
Отступление итальянцев. У моста видно то, что осталось от штабного автомобиля. На лошадках сподручнее
По 14-ти не оснащённым пневматическими тормозами вагонам разместили семь тормозильщиков – по одному на каждые два вагона. По гудку паровоза они должны были вращать штурвалы ручных тормозов. В качестве «прибора обратной связи» использовалась верёвка, протянутая по крышам вагонов через весь состав и тендер прямо в кабину машиниста.
И это ещё роскошь, ведь обычно полагалось по пять кондукторов-тормозильщиков на состав. Что касается верёвки, то ей редко пользовались, т.к. всё равно её заклинивало чаще, чем кондуктора успевали материться на склонах.
А поматериться пришлось. В т.ч. дежурному по станции Пра, который с неописуемым восторгом наблюдал, как мимо его будки со скоростью свыше сотни км/ч, скрипя тормозными колодками и разбрасывая весёлые искры из-под заблокированных тормозами колёс проносится поезд, машинист которого не реагирует на требование снизить скорость.
Конечно, не реагирует! Аджюдан Жирар в это время потел и надрывал пупок в тщетных попытках совладать с тормозами хотя бы локомотива и первых трёх вагонов (где были автоматические). Да куда там…
Уклон увеличивался, росла и скорость. Стрелка скоростемера с большой неохотой отползала от крайнего положения (135 км/ч), то и дело норовя уткнуться в стенку прибора. Даже автоторможение, срабатывающее при значительном превышении установленной скорости, помогало примерно никак.
Поезд катился с Альп, как детские санки с горки. Основательно сбросить скорость машинисту удалось буквально в последний момент, там, где пути выровнялись, фактически за несколько сотен метров до станции Сен-Мишель-де-Морьен, где стояли эшелоны союзников-британцев.
И вот – наконец-то! Паровоз, пыхтя и отдуваясь, как гигантский Громозека, вполз на станцию. Машинист стряхнул капли пота с бровей, обернулся и увидел залитый лунным светом прекрасный альпийский пейзаж. Было видно горы, перевалы, засыпанный снегом лес…
А вот вагонов видно не было.
На подъезде к Сен-Мишель-де-Морьен дорога делала достаточно крутой поворот. Машинист как кошка в пылесос втянулся в работу по остановке взбесившейся техники и не заметил, что произошло. В два с лишним раза превысив положенную скорость, паровоз просто оторвался от состава, и его с километр тянуло практически юзом. А деревянные вагоны-скотовозы один за другим соскакивали на повороте с рельс, бились о скальную стенку (Альпы же!), крошили и перемалывали друг дружку, а заодно и пассажиров.
В фарш.
Меньше всего пострадали последние три вагона, включая два, прицепленных в Модане и вообще никаких тормозов не несущих. Зато они надёжно заблокировали выход из узкой щели в скалах, через которую шёл путь на станцию. Или, если угодно, со станции.
Итак, выжившие и не утратившие возможность ориентироваться в пространстве были вынуждены выбираться либо через завал из раскрошенных в хлам вагонов (к Сен-Мишель-де-Морьен), либо каким-то образом в сторону гор, минуя оставшиеся вагоны. Ой, что это? Пожар?!
Зимой 1917 года солдатские вагоны освещались свечами и/или керосиновыми лампами. Да ещё многие пассажиры в нарушение всех инструкций везли с собой заряженное оружие, а то и гранаты...
Стоит отдать должное аджюдану Жирару. Он увидел, что эшелон где-то потерялся, и кинулся к ближайшему поезду на станции. Там дремали шотландские солдаты, основательно утомившиеся при Изонцо. Растолкав нескольких из них и сообщив о случившемся на станцию, Жирар кинулся на выручку тем, кого можно было спасти.
А таковых, если не считать смертельно раненых и обгоревших, оказалось 183 человека.
Так уж вышло, что документы, по которым можно было бы точно сказать, сколько в поезде расположилось народу, сгорели вместе с ним. Кроме того, десятки солдат, почуяв неладное (ещё бы! Когда твой поезд прёт 130 вместо положенных 40) выпрыгивали из вагонов на радость волкам.
Считается, что под утро 13 декабря 1917 года у станции Сен-Мишель-де-Морьен погибло «около 700 человек». Это крупнейшая железнодорожная катастрофа ХХ века.
И вот, что интересно – никто наказания не понёс...
Автор: Павел Заикин.
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_281980
Подпишись, чтобы не пропустить следующую техногенку!
Все остальные техногенки здесь: pikabu.ru/@Cat.Cat/saved/1426045
Брестский мир и 23 февраля 1918 года
В этот замечательный день стоит вспомнить о том, какие события 1918-го предшествовали декрету "Социалистическое отечество в опасности!". Не случайно в советской историографии создание вооруженных сил связывалось с этим декретом, который, если верить БСЭ, был выпущен 23 февраля.
8 марта (по новому стилю) 1917 года в Петрограде начались революционные события. 14 марта свет увидел Приказ № 1, разработанный под руководством члена социал-демократической партии Н. Соколова. Трудно сказать, было ли его распространение за пределами Петроградского гарнизона ошибкой или спланированной акцией. Однако документ дополнительно повлиял на мораль солдат и привел к окончательному разложению армии. Военный и морской министр А.И. Гучков не смог остановить дезертирство с фронтов Первой Мировой войны.
Проблема анархии в армии была актуальна и после прихода к власти большевиков. Первым декретом Советской власти был "Декрет о мире" от 8 ноября 1917 года, разработанные Лениным. СНК 10 ноября принял декрет «О постепенном сокращении численности армии».
Кстати, Ставка Верховного главнокомандующего в Могилёве отреагировала на переворот так:
..Под влиянием агитации большевиков большая часть Петроградского гарнизона… примкнула к большевикам.. Священный долг перед Родиной требует от армии сохранения полного спокойствия, самообладания и прочного положения на позициях, тем самым оказывая содействие правительству и Совету Республики.
Генерал Н. Н. Духонин был настроен антибольшевистски и искал силы и союзников для подавления антиправительственных выступлений. 22 ноября большевики потребовали от Духонина вступить в мирные переговоры с командованием противника, но получили отказ. На должность главы Ставки был назначен Николай Крыленко. 3 декабря, прямо перед отправлением в Петроград, Духонин был убит толпой разъярённых матросов.
27 ноября Германия уведомила о согласии начать мирные переговоры с советским правительством. Людендорф и Гофман выбирают местом переговоров Брест-Литовск, оккупированный немцами. Немецкую делегацию возглавил Рихард фон Кюльман. От Австро-Венгрии выступал Оттокар Чернин, который также известен участием в заключении сепаратных договоров с Румынией и УНР.
От Советской стороны был прислан Адольф Абрамович Иoффe, революционер, бывший меньшевик и выходец из семьи богатого крымского купца. Советская верхушка требовала перемирие со сроком в полгода. Немцы и австрийцы согласились на перемирие до 12 января 1918 года. 22 декабря 1917-го, после заключения перемирия, стороны сели обсуждать насущные вопросы. Делегация РСФСР требовала отказа от контрибуций. С одной стороны Людендорф желал скорее решить вопрос на востоке, чтобы сконцентрироваться на западных направлениях. С другой стороны - немцы не хотели спешить с выводом войск из Польши и Прибалтики. Вторую делегацию возглавил уже Лев Троцкий.
При этом в немецких и австро-венгерских города в января-февраля 1918 года проходят стихийные забастовки, выступления и бунты.
Второй этап переговоров начинается 9 января. Немцы полны решительности и не собираются затягивать переговоры, а также продлевать перемирие. Троцкий уезжает, чтобы лично посоветоваться с Лениным. 24 января заседание ЦК партии обсуждает ситуацию.
6 февраля Германия и Австро-Венгрия подписывают сепаратный мир с Центральной радой УНР, который в теории должен обеспечить их продовольствием.
Из-за большевистской агитации и провокаций среди солдат император Вильгельм II требует предъявить советской делегации ультиматум.
Сегодня большевистское правительство напрямую обратилось к моим войскам с открытым радиообращением, призывающим к восстанию и неповиновению своим высшим командирам. Ни я, ни фельдмаршал фон Гинденбург больше не можем терпеть такое положение вещей.
Делегация РСФСР отказалась подписывать договор, но при этом заявила о выходе из войны и демобилизации армии (формула "ни мира, ни войны). После этого советская делегация демонстративно покинула заседание, мотивировав это необходимостью вернуться в Петроград для получения дополнительных инструкций.
13 февраля Вильгельм II, канцлера Гертлинг, Кюльман, Гинденбург решили прервать перемирие и начать наступление на Восточном фронте. 18 февраля 47 пехотных и 5 кавалерийских дивизий начали наступление по всей линии фронта. Войск на 200-250 км, заняли Киев, Минск, Двинск (Даувгапилс), Ревель. Над Петроградом нависла угроза.
Операция "Фаустшлаг" закончилась успехом Центральных держав. Никакого серьёзного сопротивления советской стороной не оказывалось. Вот что писал Макс Гофман о 20-х числах февраля.
Мне ещё не доводилось видеть такой нелепой войны. Мы вели её практически на поездах и автомобилях. Сажаешь на поезд горстку пехоты с пулеметами и одной пушкой и едешь до следующей станции. Берешь вокзал, арестовываешь большевиков, сажаешь на поезд ещё солдат и едешь дальше. Этот процесс доставляет, во всяком случае, очарование новизны.
В условиях полного поражения позиция внутри ЦК начались споры. Ленин желал принять новые требования немцев. Бухарин выступал за "революционную войну" с немцами, к его позиции склонялись Коллонтай и Куйбышев. Троцкий и его соратники в последний момент поддержали Ленина.
Совнарком направил в Брест-Литовск новую делегацию во главе с Григорием Сокольниковым (Гиршем Бриллиантом).1 марта она прибыла в города, а 3 марта 1918 года "похабный мир" был подписан. От бывшей Российской империи отторгались огромные территории с ресурсами и населением в 45-55 млн человек.
Отечество было защищено, но ценой огромных потерь. Дипломатией, а не военными методами.
В августе началась Амьенская операция Антанты. Мёз-Аргонское наступление (26 сентября -11 ноября 1918) не было успешным, но тем не менее Центральные державы уже были измотаны и согласились на мир, а точнее - на признание своего поражения. Брестский мир был аннулирован. Две империи распались, а Веймарскую республику в 1919 ждал Версальский договор.
Отряд Балтийского флота при Кавказской туземной конной дивизии
С началом Первой мировой войны наместник Кавказа и главнокомандующий войсками Кавказского военного округа граф И.И. Воронцов-Дашков обратился 26 июля 1914 г. к Николаю II с предложением создать новую дивизию из «воинственных кавказских народов». Уже 23 августа Николай II официально объявил о создании Кавказской Туземной конной дивизии и назначил ее командующим своего младшего брата великого князя Михаила Александровича.
В октябре 1914 года во 2-м Балтийском флотском экипаже в г. Петрограде под командованием капитана 2-го ранга Б.А.Страдецкого начато формирование Конного подрывного отряда Кавказской туземной конной дивизии.
Офицеры и матросы поступали в отряд добровольно. Вскоре задачу отряда расширили с целью снабдить дивизию опытной пулеметной командой.
Всего по штату отряд насчитывал 12 офицеров и 216 нижних чинов. Предполагалось содержать в отряде пулеметную батарею из 8-ми пулеметов (4 конных пулеметных взвода по 2 пулемета в каждом), с имуществом по табелям конно-пулеметной команды кавалерийской дивизии.
Для обеспечения отряда обозной командой Приказом Штаба Верховного Главнокомандующего от 4.11.1914 № 139 его численность была увеличена на 8 старших и 12 младших унтер-офицеров, 1 ветеринарного фельдшера, 3 кузнецов и 59 рядовых.
В октябре полки были переброшены на Украину. В районе Жмеринки дивизия доукомплектовывалась техническими службами, обозами и проходила боевую подготовку. Правда, с последней приходилось тяжело, поскольку большинство горцев не знало русского языка и цифр.
В связи с этим было принято решение сформировать для дивизии специальный конно-пулеметно-подрывной отряд из добровольцев-моряков.
Для единообразия балтийские офицеры и матросы переоделись в горскую одежду и «впервые с тех пор, как существует русская военная форма, можно было видеть на кавказских черкесках «морские» погоны».
В марте 1915 г. Конно-подрывной отряд переименован в Отряд Балтийского флота при Кавказской туземной конной дивизии, а также в нем была сформирована 2-я пулеметная батарея из 8-ми пулеметов, после чего штатный состав Отряда стал насчитывать 14 офицеров, 1 врача, 1 военного чиновника, 278 строевых и 9 нестроевых нижних чинов. Шесть взводов Отряда придавались шести конным полкам дивизии, а два взвода состояли в дивизионном резерве.
Постер ПМВ «День Румынии»
Описание под картинкой
На этом плакате времен Первой мировой войны, опубликованном в Лондоне Центральным комитетом национальных патриотических организаций, изображены кайзер Германии Вильгельм II и король Румынии Фердинанд I спорят, рассматривая карту.
Подпись гласит:
«Две силы.
Кайзер: "Значит, вы тоже против меня! Помните, Гинденбург сражается на моей стороне".
Король Румынии: "Да, но свобода и справедливость борются за меня".
Румыния сначала была нейтральной, не воюющей стороной, но 27 августа 1916 года она объявила войну главному союзнику Германии, Австро-Венгрии. Согласно секретному договору, подписанному ранее в том же месяце с союзниками (Великобританией, Францией и Россией), Румынии в обмен на присоединение к войне была обещана территория Трансильвании, которая в то время была частью Венгрии, но населенная миллионами этнических румын. 28 августа кайзер сменил Эриха фон Фалькенхайна на Пауля фон Гинденбурга в качестве начальника германского генерального штаба, отсюда и ссылка на Гинденбурга на этом плакате. Война пошла плохо для Румынии, которая была захвачена австрийскими и немецкими армиями и вынуждена была сдаться Центральным державам в мае 1917 года. Однако в Трианонском договоре 1920 года между победившими союзниками и Венгрией румыны были вознаграждены передачей им давно желанной территории Трансильвании.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Шесть орденов сотника Орешкина
Как всегда, все начинается с малого. Я бы сказал - с малого и скучного.
Эта история началась со скучного наследия бюрократов - протокола заседания Правления Московской горной академии в июне 1924 года:
«Параграф 25. Слушали: Заявление топографов геодезистов С. Лобик, В. Федорова, Румянцева, Орешкина о зачислении их на службу в состав топогр. геодезич. партии Комитета по Грозненским разведкам при М.Г.А. Постановили: Зачислить».
Скучный документ валялся в столь же скучном архивном деле топографа Федорова Василия Андреевича. Мало того, что скучном, так еще и худом как велосипед - всего 18 листочков. Пролистать я его решил исключительно из чувства долга и ничего интересного не ожидал.
Заявление о приеме на работу, уведомление о приеме, дежурные справки о праве работников ВТУЗов на дополнительную жилплощадь в 20 квадратных аршин и запрещении «уплотнения», командировочное в Чечню...
Что это?
25 июня 1924 года начальник административно-хозяйственного управления Мирон Чередниченко отправляет телеграмму Губкину в Грозный: «ФЕДОРОВ БЫВШИЙ ОФИЦЕР БЕЛОЙ АРМИИ НЕОБХОДИМО ПОРУЧИТЕЛЬСТВО Я ЕГО НЕ ЗНАЮ ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ».
Губкин молниеносно отправляет из Грозного ответ: ФЕДОРОВУ ПОРУЧИТЕЛЬСТВО ДАНО БЫТЬ НЕ МОЖЕТ ПРИШЛИТЕ НЕМЕДЛЕННО ДРУГОГО ТОПОГРАФА ГУБКИН».
Реакция Губкина неудивительна - 1924 год, Гражданская война только-только закончилась, какие могут быть белые офицеры в первом советском техническом вузе?
Но из оставшихся в деле документов становится понятно, что из МГА «недобитое офицерье» почему-то не выгнали. Он еще несколько лет работал в академии, ежегодно отправляясь в Чечню на топографические съемки, а уволился только в 1928 году «в виду прекращения топографических работ в Комитете». В написанной Губкиным справке значилось: «В.А. Федоров проработал в Комитете МГА в качестве геодезиста и топографа четыре года (1924-28) и высказал себя знающим свое дело и весьма добросовестным работником».
Вечный для историка сюжет - рассыпанная мозаика, из которой кто-то украл половину пазлов, сунул в карман и ушел с концами. Если попавший тебе в руки обломок чьей-то жизни тебя заинтересовал, принцип старый - раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.
Поиск человека с фамилией Федоров и по имени Василий Андреевич редко увенчивается успехом - слишком уж много таких Василиев на Руси. Но мне повезло - на одном из военных форумов кто-то выложил вот эту фотографию и попросил помощи в установлении личности офицера.
На обороте - полустертая надпись карандашом «Надя и B...я». Снимок сделан в Виленской губернии в ателье фотографа Александра Штраусcа. Больше не знают о нем ничего, как писал Маршак.
Но военные историки - народ азартный. Примерно два месяца они просеивали всех Вань, Вась и Валей, которые могли оказаться в нужном месте в нужное время. И методом исключения вычислили все-таки военного топографа Федорова Василия Андреевича, капитана, производителя работ.
Кандидатура подходила идеально, но прямых доказательств не было. И тут кто-то из людей с хорошей зрительной памятью вспомнил, что видел похожее фото на одном из сайтов, где продают старые фотографии.
На обороте была надпись: «Дорогой и милой Надечке от Васи. Рига, 15 февраля 1903 года».
Пасьянс сложился. Имея всю эту информацию, биографию «Васи» вытащить было не трудно.
Кадровый офицер, «военная косточка» - это, впрочем, и по фотографиям видно. Родился в Смоленске в 1866 году, закончил Военно-топографическое училище, много лет работал на съемке Северо-Западного пограничного пространства, в 1906 году был командирован на 3-ю Маньчжурскую съемку. С 1912 года прикомандирован к Военно-топографическому управлению Главного штаба. Дальше так и служил в Генштабе - до 1918 года.
После революции в 1921 году ненадолго обнаруживается в Иркутске, но потом вновь возвращается в Генштаб, но уже РККА. Последняя должность - старший топограф для поручений при главном инспекторе работ Управления картографии и военной топографии.
Полковник русской армии (6.12.1915 г.), кавалер орденов Св. Станислава III степени, Св. Анны III степени, Св. Равноапостольного Князя Владимира IV-й степени.
Справка завершалась фразой «Уволен со службы 1 декабря 1923 года, дальнейшая судьба неизвестна». Теперь уже немного известна.
Именно дата увольнения и позволяет понять - что же произошло и почему в Московской горной академии появились четыре топографа, особо не афиширующих прошлое.
Дело в том, что именно 1923 год считается началом масштабной чистки Рабоче-Крестьянской Красной армии от подозрительных «военспецов-золотопогонников». А началось все именно с Корпуса военных топографов.
Офицеры Корпуса военных топографов.
Еще весной 1923 года были отданы под суд начальник корпуса военных топографов бывший полковник Дитц, его помощник Иванищев, начальник аэрофотографического отряда Животовский и комиссар Цветков. Еще несколько офицеров выгнали из РККА.
Но это была только присказка, сказка пришлась на конец 1923 года, когда по настоянию нового комиссара А.И. Артамонова в Корпусе произошел натуральный погром и в отставку отправили практически все руководство в полном составе. Как жаловались современники, после всех этой чистки в Военно-топографическом корпусе осталось лишь четверо профессионалов, в свое время окончивших геодезическое отделение Академии Генштаба: новый начальник корпуса бывший полковник А.Д. Тарановский, его зам, начальник геодезического отдела подполковник П. П. Аксенов и руководители отдела научных работ генералы Н. О. Щеткин и Я. И. Алексеев.
Фамилию Аксенова запомните - пригодится.
Подполковник Порфирий Петрович Аксёнов, 1883-1930.
А выгнанные оказались в отчаянном положении - в стране разруха, голод, у всех семьи, а найти работу бывшему «золотопогоннику», да еще со скандалом уволенному из Красной армии, практически невозможно.
И вот тут-то Губкин, которому всегда было позволено несколько больше других, и воспользовался ситуацией. Как я уже говорил, незадолго до этого МГА совместно с «Грознефтью» запустили большой проект под названием «Комитет по грозненским разведкам МГА», в задачу которого входили широкие поисковые и детальные разведочные работы в Чечне и на Кубани. Масштабные исследования в Чечне и Азербайджане объединенного «Комитета по нефтяным разведкам МГА» продлятся четыре года и закончатся только в 1928-м.
Знающие топографы и геодезисты нужны были позарез, а тут - такая удача. А что военные - так это даже лучше. Чечня - регион неспокойный, в этом «краю абреков» всегда пошаливали, а уж после Гражданской войны - тем более. В общем, ситуация разрешилась ко всеобщей пользе. Офицеры-генштабисты получили работу, а Академия - блестяще образованных специалистов, цвет русской военной геодезической науки. Конечно же, выпускникам Академии Генштаба было уже не по чинам и не по возрасту бегать по горам рядовыми топографами, но выбора им судьба не оставила.
Особенно тяжело, наверное, приходилось полковнику Федорову, который был старшим из этой четверки. Ему в 20-е давно перевалило за пятьдесят, и проводить по полгода в полевых экспедициях в Чечне было, думается, уже тяжеловато.
Впрочем, старшим Федоров был только по возрасту, но не по должности. Самую впечатляющую карьеру в этой четверке сделал Сергей Павлович Лобик, который перед увольнением (9.11.1923 г.) занимал должность начальника Управления Корпуса военных топографов.
Это был человек другого поколения - на 20 лет младше Федорова, 1887 года рождения. Родился в Шлиссельбурге, происхождением «из простых» - сын народного учителя. Блестяще закончил все то же Военно-топографическое - с изучением дополнительного геодезического класса - и после выпуска был занесен на Доску почета училища.
Выпустился за несколько лет до Первой мировой войны, успел поработать на съемках в Санкт-Петербургской губернии и Финляндии. С началом войны прикомандирован к лейб-гвардии Павловскому полку. В полку прикомандированный неожиданно прославился безоглядной даже с точки зрения гвардейцев храбростью, вылившейся в целое созвездие орденов.
С ноября 1914 года по июнь 1916-го Лобик получил шесть орденов - Станислава, Анны и Владимира разных степеней. За бой 12 октября 1914 года представляли к Георгиевскому оружию, но «Георгия» зажали, заменив орденом Св. Равноапостольного Князя Владимира IV-й степени с мечами и бантом. Несмотря на ранение, а, может, и благодаря ему - было время на подготовку - исполнил, наконец, давнюю месту. Поступил в Академию Генштаба, которую закончил ускоренным выпуском в 1917 году.
Заполняя анкету сотрудника МГА, бывший капитан Лобик этот период своей жизни описал предельно лаконично: «Отбывал строевой ценз для Академии в пехотном полку». Дело в том, что Академию нельзя было попасть, не прослужив несколько лет «на земле», с личным составом, ротным или полковым командиром. Но обычно «строевой ценз» будущие генштабисты все-таки выслуживали, скажем так, в менее экстремальных условиях.
В деле Лобика, кстати, нашелся конец истории с белогвардейцем Федоровым. Как выяснилось, была еще и третья телеграмма: ГРОЗНЫЙ, ГРОЗНЕФТЬ, ГУБКИНУ. ТОПОГРАФ ЛОБИК ВЫЕЗЖАЕТ СУББОТУ СКОРЫМ ПОЕЗДОМ ФЕДОРОВ ВЫЕЗЖАЕТ ВТОРНИК ПОРУЧИТЕЛИ ЕСТЬ ЯЗЫКОВ.
Лобик и Федоров ушли из МГА они одновременно, в середине 1928 года. Лобик, как и его старший коллега, также получил справку-рекомендацию от Губкина о том, что «добросовестно исполнял все возлагаемые на него служебные поручения и специальные работы. Выдано на предмет представления к месту новой службы». Что это было за место новой службы и было ли оно - истории пока неведомо.
А все, что осталось от их четырехлетней работы на износ, ночевок в горах, триангуляций, пьянящего воздуха на перевале, баек у вечернего костра, цокота подков по камням, маревного летнего зноя, жужжания надоедливого овода и карабина, перекинутого через седло - это одна строчка в книге. В мало кем читаном сборнике трудов Московского нефтяного института им. Губкина издания 1969 года.
Одним из тех студентов, которых они водили по Чечне, был Михаил Чарыгин.
Студент МГА Михаил Чарыгин. 1923 г.
Крестьянский сын, недоучившийся студент Питерского горного, после революции он то боролся с холерой в Петрограде, то учительствовал в Саратовской губернии, пока не осел на геологическом факультете Московской горной академии. Там-то он и стал одним из любимых учеников Губкина.
Так вот, этот самый Миша Чарыгин, давно уже ставший профессором Михаилом Михайловичем, ректором Московского нефтяного института имени Учителя и основателем кафедры геологии этого института, уже на излете жизни напишет статью о нефтяных разведках МГА, которую его ученики, «внуки» Губкина, опубликуют после его смерти, в 1969 году.
В той самой статье будет одна строчка, звучащая памятью о тревожной молодости двадцатых: «К работе Комитета были привлечены бывшие военные топографы В.П. Румянцев, В.А. Федоров, Г.П. Орешкин, С.П. Лобик»...
Михаил Михайлович Чарыгин, выпускник Московской горной академии, профессор, ректор Московского нефтяного института им. И. М. Губкина в 1939-42 гг.
Уволившись из Московской горной академии, Федоров и Лобик исчезают в темноте. Я не знаю их дальнейшей судьбы и, отвоевав у безвестности четыре года, вынужден повторить за военными коллегами бессильное: «дальнейшая судьба неизвестна». Возможно, кто-нибудь из других исследователей однажды вытащит их из безвестности, я же могу только надеяться, что полковнику и капитану пригодились рекомендации академика.
Впрочем, уволились тогда не все. Владимир Петрович Румянцев остался.
Опять кадровый офицер, опять топограф, опять работник Генштаба. Как и Федоров - из «довоенного» поколения. Уроженец села Большие Березняки Симбирской губернии, 1879 года рождения. Помладше Федорова, но много старше Лобика, поэтому на фронт не попал - знающих топографов с хорошим опытом берегли, и в мясорубку без нужды старались не отправлять.
Вместе с Федоровым работал на съемке Северо-Западной границы, потом вместе в Маньчжурии, затем Киевская съемка - судя по всему, они дружили много лет. С 1914 года и вплоть до революции - преподаватель в alma mater, Военно-топографическом училище.
В.П. Румянцев с братьями и сестрой
После революции работал начальником теодолитного отделения астрономо-геодезического отряда Корпуса топографов, по итогам чистки уволен в октябре 1923-го, принят Губкиным в Горную академию, вместе с сослуживцами несколько лет мотался по Чечне, Кубани и Азербайджану.
Не знаю, в чем было дело, возможно многолетний педагогический опыт Владимира Петровича повлиял на решение ректора Губкина, но Румянцева единственного после прекращения деятельности Комитета не сократили, а перевели на должность штатного топографа Московской горной академии.
Как выяснилось - на беду.
Потому что чистки Красной армии в целом и бывшего Корпуса военных топографов в частности отнюдь не закончились. В октябре 1929 г. в конфликтную комиссию Политического управления РККА поступила жалоба от бывшего военного комиссара Военно-аэротопографического отдела Л. Ф. Гайдукевича на начальника военно-топографического отдела ГУ РККА А. И. Артанова. По результатам проверки в военно-топографическом управлении Генштаба чекистами был раскрыт заговор, возглавляемый бывшим подполковником Порфирием Петровичем Асеновым - одним из четырех оставшихся после предыдущего погрома специалистов.
По «делу военных топографов» пошли несколько десятков человек, десять человек было расстреляно, остальные получили различные сроки лагерей. Среди приговоренных к «высшей мере социальной защиты»:
Аксенов Порфирий Петрович, русский, б/п, обр. высшее, пом.нач. Военно-топографического управления Красной Армии.
Мельников Георгий Петрович, русский, б/п, обр. среднее, нач.архива Военно-топографического управления Красной Армии.
Карпекин Николай Алексеевич, русский, б/п, обр. высшее, нач. Военно-топографического отдела Красной Армии в г. Ташкенте.
Ершов Дмитрий Сергеевич, русский, б/п, обр. высшее, профессор, зам. зав. фотогеодезич. отд. Московского геодезического ин-та, нач. Военно-аэрофототопографического отдела Военно-топографич. управления Красной Армии.
Румянцев Владимир Петрович, русский, б/п, обр. высшее, топограф Моск. горной академии и нач. топографических работ «Грознефти» Сулакского р-на...
Бывший подполковник был признан виновным во вредительстве, подготовке вооруженного восстания и участии в контрреволюционной организации. Вот его последняя фотография, сделанная для следственного дела, незадолго до расстрела.
Приговор приведен в исполнение 30 сентября 1930 года, место захоронения - Москва, Ваганьковское кладбище. Реабилитирован 16 января 1989 года.
Остался последний - Орешкин Григорий Петрович, самый младший в этой четверке, 1889 года рождения, на момент поступления в МГА ему было 35 лет.
Орешкин несколько выпадал из этой компании. В отличие от своих сотоварищей он не заканчивал Военно-топографическое училище, и вообще к топографии обратился довольно поздно.
Григорий Петрович был потомственный казак, родившийся в станице Урюпинской Хоперского округа области Войска Донского. Поэтому стезя казачьего офицера была написана ему на роду.
Он закончил Военно-училищные курсы Новочеркасского казачьего юнкерского училища, и 6 августа 1910 года был выпущен «из портупей-юнкеров» в хорунжие в Первый Донской казачий полк.
Казармы 1-го Донского казачьего полка
Уже на службе в полку заинтересовался топографией и с 1912 по 1914 год обучался в геодезическом отделении Николаевской военной академии. Но тут начинается война и сразу же после выпуска сотник Орешкин уходит на фронт, в «родной» 18-й Донской казачий полк, формировавшийся из казаков станицы Урюпинской и соседних поселений .
Как и Лобик, всю войну прошел на переднем крае. Воевал не менее геройски, и по количеству орденов Орешкин если и уступал товарищу, то незначительно: Станислав III и II степени, Анна IV (Аннинское оружие «за храбрость») и III степени, орден Святого Равноапостольного Князя Владимира IV-й степени с мечами и бантом. В 1915 году был ранен, лечился в Киеве и в Москве, газеты зафиксировали: «Больные и раненые офицеры, прибывшие в Москву: сотник Орешкин Григорий Петрович в 12-й эвакуационный госпиталь...» (Газета «Русское слово» Пятница, 17-го апреля 1915 г. N 87.)
Списки награжденных.
С 1916 года подъесаул Орешкин служит в Генеральном штабе, в 1917 году накануне революции - старший адъютант по службе Генерального штаба 47-го армейского корпуса 6-й армии Румынского фронта.
После революции принял сторону красных, в 1921 году - слушатель геодезического отделения Академии ГШ РККА и в Пулковской обсерватории. Последняя должность перед увольнением - начальник 1-го отделения знаменитого астрономо-радиотелеграфного отряда. Уволен со службы 5 декабря 1923 г. согласно постановления все той же «особой комиссии по пересмотру личного состава военных топографов».
Дальше - как у всех: предложение Губкина, МГА, экспедиции, студенты, сокращение в 1928 году.
Но в отличие от друзей Орешкин не исчезает бесследно.
Его фамилия вновь появляется в документах времен Великой Отечественной войны. Причем в личном деле фигурирует примечательная фраза: «1889 года рождения. В РККА с 1941 года. Место призыва: Бауманский райвоенкомат, Московская обл., г. Москва, Бауманский р-н».
Проблема в том, что 1889 год рождения в Великую Отечественную войну не призывался. Никогда.
С началом войны, 23 июня 1941 года была объявлена мобилизация военнообязанных 14 возрастов, с 1905 по 1918 года рождения. После страшных поражений первых дней войны 10 августа Государственный комитет обороны издал постановление о мобилизации военнообязанных 1904—1890 годов рождения и призывников 1922—1923 годов рождения на территории Кировоградской, Николаевской, Днепропетровской областей и районов западнее Людиново — Брянск — Севск Орловской области. Позже это положение было распространено и на другие территории, в том числе 16 октября — на Москву и Московскую область.
Но и здесь, как мы видим, верхняя граница - 1890 год. Как же Орешкин оказался в армии?
Единственный возможный вариант - московское ополчение. Туда в те отчаянные дни, когда немцы бронированным катком катились к столице, разрешили набирать добровольцев в возрасте до 55 лет.
Туда и ушел в тот страшный июль 1941 года 52-летний Григорий Орешкин.
Ушел делать свою работу — защищать Родину.
Ополченцы Москвы. 1941 г.
Позднее предположение об ополчении подтвердилось. Когда я раскопал список советских наград Орешкина, среди прочих там значилась и медаль «За оборону Москвы».
И еще стало понятно, что бывший сотник Орешкин был очень везучим человеком. От 7-й дивизии народного ополчения Бауманского района под Вязьмой уцелело менее 10% личного состава – почти все легли в землю, защищая столицу.
Не надо фраз про доблесть и отвагу.
Слова — всего лишь навсего слова.
Мы здесь стояли. И назад — ни шагу.
Мы здесь лежим. Зато стоит Москва.
По окончании битвы под Москвой, конечно, пожилых людей (а по меркам того времени 52-летний — это практически старик) демобилизовали из армии по расформированию ополчений. Из Московского ополчения в действующую армию перевели только ополченцев не старше 1902 года рождения.
Но, как мы видим, были и исключения. У Григория Орешкина оказалась слишком дефицитная военная специальность — хорошие топографы были в войну на вес золота. А он был очень хорошим топографом.
И попал наш Григорий Орешкин из огня — да в полымя. Из-под Москвы — в Сталинград.
Наверное, мы уже никогда не узнаем, во что ему обошлась та война – его вторая мировая война - и что ему выпало в этой самой страшной бойне в истории человеческой цивилизации.
Но, как или иначе, а первый документ, который я раскопал - это представление к медали «За оборону Сталинграда».
Как он выжил в том волжском аду - не могу даже предположить. Но факт остается фактом - вот его фамилия среди других бойцов, находившихся на службе в управлении и частях 156 укрепрайона МЗО. Воинское звание – инженер-капитан. Должность - начальник топогруппы.
Дорога, начавшаяся в Бауманском военкомате, оказалась долгой. Бывший казачий сотник, ставший геодезистом и астрономом, прошел всю войну. От начала и до конца, с 1941-го по 1945-й.
Приказом командующего артиллерией Центральной группы войск от 6 сентября 1945 года «за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество» преподаватель топографии курсов младших лейтенантов артиллерии Центральной группы войск, инженер-капитан Орешкин Григорий Петрович награжден орденом Красной Звезды.
В представлении отмечалось: «Работая преподавателем топографии на протяжении двух выпусков с обязанностями справлялся хорошо, курсанты его взводов по топографии подготовлены хорошо. Сам исполнителен и трудолюбив. Имеет большой практический опыт, в результате чего курсанты легко и доступно воспринимали материал на его уроках. Лично дисциплинирован, заслуженно пользуется авторитетом среди курсантов».
И курсантов, знаете ли, можно понять. Получившего свой шестой орден бывшего подъесаула, а ныне инженер-капитана Григория Петровича Орешкина действительно было за что уважать.
Сильный был человек и офицер настоящий.
Вот он. Фотография из личного дела военных лет.
(в очерке использованы стихи Владимира Карпенко)
___________
Это глава из моей книги "Люди со старой фотографии". Книга, кстати, бесплатная, поскольку пишу я ее в первую очередь для себя. Но если есть желание - можете полюбопытствовать - https://author.today/work/99947
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
Моя группа в Фейсбук - https://www.facebook.com/BolsaaIgra/
Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741