«Вот — въезжает в город он...
Вдруг раздался легкой звон,
И в глазах у всей столицы
Петушок спорхнул со спицы,
К колеснице полетел
И царю на темя сел,
Встрепенулся, клюнул в темя
И взвился... и в то же время
С колесницы пал Дадон —
Охнул раз, — и умер он.
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывало...»

- До мужчины на-конец дошло (как до жирафа, как до утки - на третьи сутки), что никакой женщины, как таковой, нигде нет. Есть лишь проекция его (мужчины) ума на абсолютно пустом месте.

«Мужчины бьют женщин, унижают, оскорбляют, бросают, предают из-за своей слабости и несовершенства»

Вот именно - из-за своей слабости и несовершенства. Настоящий (совершенный, зрелый, сильный, потентный) мужчина побеждает женщину абсолютным безразличием и равнодушием к ней.

«Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее губим…»

Инфантильный (глупый, неразумный) мужчина уделяет женщине внимание - бьёт женщину, унижает, оскорбляет, бросает и поднимает, предаёт (меняет одну женщину на другую).

Инфантильному (глупому, неразумному) мужчине приходится вести поединок со своим отражением в зеркале, с проекцией своего ума, со своей галлюцинацией. До победного (счастливого) конца - до исчезновения женщины (Медузы Горгоны) и всего женского.
Только отсутствие женщины (=отсутствие разделения мужчины на-двое) делает мужчину счастливым, целым, удовлетворённым, чистым, неосквернённым, совершенным.

Для женщины (для фантома, для тульпы) существование (в каком-то смысле) чрезвычайно болезненно. Поэтому женщина всю её призрачную жизнь ждёт кого? Принца, который женщину от этой её мучительной жизни спасёт.

«Хоть поверьте, хоть проверьте,
Но вчера приснилось мне,
Будто Принц за мной примчался,
На серебряном коне.
...
А когда мой сон растаял,
Как ночные облака,
На окне моем стояли,
Два хрустальных башмачка.»

Инфантильный мужчина (Иванушка-дурачок) не помогает, а всячески вредит женщине именно тем, что обращает на неё своё (пристальное) внимание. И только Принц (Иван-царевич) милосерден к женщине - абсолютно безразличен и равнодушен к ней.

Женщине нужно совсем немного - "ничего" (ничего не нужно). Женщина довольна и счастлива только при абсолютном безразличии и равнодушии к ней мужчины (Принца). У женщины абсолютная непереносимость (нетерпимость) к мужскому вниманию.

Его состояние резко ухудшилось за пару дней. Он до последнего отказывался ехать в больницу, — боялся умереть там, а не дома, врачей боялся, Москвы боялся. Но это обострение приносило ему невероятную физическую боль, любое прикосновение заставляло кричать, и его повезли в больницу. Тем не менее, в тот момент никто не думал, что дедушка уже не вернется, потому что вот же он, в сознании, мыслит чётко и ясно, шутит. Пока ехали в Москву, он продышался в кислородной маске и под конец начал воевать, уговаривая вернуть его обратно, мол, отпустило, пацаны, вы чего.

Именно этот момент нанес мне огромную травму. Я знаю, что когда машина скорой приехала в больницу, он разговаривал и даже не жаловался на боль, смог сам подняться и выглядел гораздо лучше. Его оформили. С ним была моя мама, которую попросили покинуть больницу и вернуться утром, поскольку была ночь.

Я не знаю, что заставило врачей принять подобные решение и каким образом эти решения можно оправдать, но к утру дедушка уже находился в медикаментозной коме. Дыхание на аппарате, питание по вене. Медики сразу сообщили, что он не выживет, — они делают все возможное, но шансов нет и он не очнется.

Так если шансов не было, почему нужно было сразу вводить его в кому? Почему нельзя было подождать три часа и позволить семье попрощаться? Почему последнее, что он видел — это незнакомые лица врачей?

Нам было объявлено постфактум. И никто не смог сказать ему свои слова любви и услышать его последние мысли.

Что ещё более мерзко, медики слезливо советовали нам быть с ним рядом и говорить, потому что он «точно все слышит», но стоило нам попытаться провести с ним время — сказали, что мы мешаем работе и попросили навещать не более часа в день по одному человеку. (Минут пятнадцать на человека максимум?). Органы отказали один за другим. Десять дней в коме, и он не дожил до девяносто четвертого дня рождения неделю.

Когда он умирал, окончательно, его реанимировали полтора часа. Полтора часа? Пока вся семья сидела в коридоре? Врачи говорили, что проводят запланированные процедуры и запрещали входить, а потом просто констатировали смерть и пустили к остывшему телу.

У меня ушло полгода на то, чтобы более или менее оправиться от психосоматических приступов после этого.

Бабушка без него исчезала на глазах, но само по себе здоровье оставалось крепким. А пару недель назад она резко слегла и впала в полную несознательность. Перестала реагировать на любые раздражители. Стало лучше, когда я приехала на дачу и стала сидеть с ней неделю назад. Конечно, от человека в глубокой деменции многого не добьешься, но она хотя бы реагировала, отвечала и складывала простые слова.

Как бы это ни звучало, я ждала её смерти. Желала ей этого уже очень давно.

Бабушка была моим самым близким человеком. Она вырастила меня и была единственным членом семьи, который всегда оставался на моей стороне, всегда прислушивался ко мне и поддерживал, что бы ни случилось.

Всю жизнь она говорила, что хочет уйти с достоинством. Что самый большой её страх — дожить до возраста, когда она не сможет позаботиться о себе и будет ходить под себя. Поэтому я искренне желала ей смерти. Избавления от ада, которого она так боялась.

Она давно не могла позаботится о себе. Деменция начала проявляться ещё пятнадцать лет назад. По сути, я потеряла её ещё десять лет назад. Она умерла тогда, я больше не могла говорить с ней. Её не было. Она задавала одни и те же вопросы каждые пять секунд, выплевывала таблетки и измазывала руки в дерьме. Она плакала и хотела домой. За последние недели её спина покрылась пролежнями, как бы я ни переворачивала её. Она отказывалась есть, боялась двигаться, не понимала, зачем я меняю ей подгузники. Не открывала рот, и внутри скапливалась зловонная масса питьевого йогурта.

Последние годы я провела только с одной мыслью, — лишь бы она поскорее умерла и лишь бы в это время я была рядом.

И я была.

Она начала задыхаться очень резко. За день до того, как я должна была вернуться в Москву. За этим было страшно наблюдать, но страшно глубоко внутри. Эмоции для меня отключаются в критические моменты. Было понятно, что это конец, — ни одна скорая не успела бы доехать. Медсестра тоже написала нам, что это конец.

Я пыталась облегчить её боль. Усадила, похлопывала по спине. Это тяжело видеть, когда человек не может полноценно вдохнуть, булькает, хрипит, истекает слюной, когда корчится в рвотных позывах, а глаза закатываются и пустеют.

Её сестра сидела рядом с книгой в руках.

«Хватит уже её мучить, не трогайте, дайте ей наконец умереть».

И она умерла быстро, с одной стороны, но в то же время так тяжело и страшно. Задыхаться почти полчаса. Я не могу представить этого.

Мамы там не было. Маме сказали, что бабушка умерла легко и без боли, сделала свой последний вдох и отошла. Мама молилась об этом годами. Ходила в церковь на все службы, умоляя, чтобы бабушка умерла без мучений. Видимо, в храме была плохая связь.

Это душит меня. Говорить ей, что всё прошло легко и спокойно, хотя я держала бабушку в руках, пока она корчилась и пыталась стошнить.

Приехала скорая. Написала бумажку. Через четыре часа доехала полиция. Написала бумажку. Долго вызванивали тех, кто должен забрать тело. Приехали к полуночи и устроили скандал, якобы полиция не так написала бумажку и забирать тело не будут, попробуйте снова утром. Цена вопроса пять тысяч, но обошлось проклятыми после звонка тому, кто бумажку оформил. Плохой был день для золотоискателей.

Похороны. Как обычно, затратное дело. Особенно когда помимо фактический оплаты по карте всем нужно дать сверху наличку. Выходит стоимость дешевенькой, но новой машины. Мама попросила обойти церкви и храмы, заказать сорокоуст в каждой. Где-то три сотни, где-то семь, с где-то полторы тысячи. Хороший бизнес и хорошая схема, — пожертвования с фиксированной стоимостью. Духовно. Наверное, чем больше даешь, тем лучше связь. Только по карте не надо, можно переводом. Лучше наличкой. Наличка кончилась, и на меня смотрели, как на дерьмо. Даже отвечать на вопросы не стали. Душевно.

Павел — инженер по установке камер фиксации нарушений, живет вместе с женой Светланой и 16-летним сыном Кириллом в спальном районе обычного российского города. Их жизнь резко меняется, когда под окнами дома начинается масштабное строительство дорожной развязки.

С раннего утра в квартире слышен грохот отбойных молотков, крики бригадиров на незнакомом языке. Стройка идет круглосуточно, так как сроки горят. Повсюду снуют мигранты из Средней Азии: перевозят мусор, заливают бетон, варят металлические опоры. Светлана постоянно ворчит из-за невозможности нормально выспаться.

Хотя дому Павла официально ничего не угрожает, среди соседей ходят тревожные слухи. Говорят, что "скоро кран подтянут еще ближе", "опорную стену будут долбить". Павел старается не верить этим "страшилкам", но внутренне напрягается.

Дополнительное напряжение создает сын Кирилл — подросток, постоянно сидящий в телефоне и курящий вейп. Нередки ссоры, когда Павел делает ему замечания, а сын огрызается. Он считает отца неудачником и собирается уехать к дяде в Москву, стать курьером.

Каждый вечер Павел зависает на Пикабу. На первый взгляд безобидное хобби, способ отвлечься от проблем и посмеяться над мемами.

Павла всё больше привлекают истории определенного типа: возмущенные посты о мигрантах, создающих криминальные диаспоры, мешающих людям жить, насилующих девушек, ездящих без прав. Рассказы о чиновничьем беспределе, коррупции на местах, распиленных бюджетах.

Особенно Павел любит истории маленьких побед — как рядовые сотрудники, которых начальство пыталось обмануть или заставить делать что-то незаконное, принципиально отказывались, подавали жалобы, увольнялись, создавая руководству огромные проблемы. Он восхищается их смелостью и принципиальностью.

"Вот бы мне так... Но у меня семья, ипотека," — думает Павел, ставя очередной лайк под историей о том, как "простой водитель перегородил обочину и не дал местной знаменитости объехать пробку".

Постепенно это становится большой частью его жизни. Авторы постов кажутся ему родственными душами. В комментариях он находит подтверждение своим мыслям, а его комментарии с критикой мигрантов или властьимущих встречает сочувственный отклик.

Когда под окнами дома начинается стройка, Павел невольно сопоставляет происходящее с историями, которые читал — и видит знакомый паттерн: "Опять всё схвачено, опять власть простых людей не слышит".

В небольшой компании, где Павел работает, его ценят как опытного специалиста по монтажу и обслуживанию дорожных камер. Однажды начальник вызывает его к себе с необычной просьбой: срочно подписать заключение о "техническом сбое" одной из новых камер на выезде из города.

Ситуация оказывается щекотливой — камера исправно зафиксировала известного в городе футболиста, мчавшегося по трассе со скоростью 150 км/ч при разрешенных 60. Спортсмен даже не стеснялся, показывая средний палец в объектив. После поднявшегося скандала городская администрация хочет "замять" дело, чтобы избавить футболиста от крупных штрафов.

Павел впервые сталкивается с прямым требованием солгать в официальном документе. Коллеги намекают, что "все так делают", а начальник не оставляет выбора: "Не подпишешь — отправим на мороз".

Сидя у компьютера, Павел печатает черновик отказа. На ум приходят истории с "Пикабу" — как один сотрудник смело противостоял коррумпированному начальству, как другой записал разговор и пошел в трудовую инспекцию... Но это в интернете, а в реальности семья, кредиты, счета. Тихий и честный по натуре, Павел колеблется, берет время на размышление, но уходит с тяжелым чувством обиды и стыда.

По пути домой Павлу звонят из банка с сообщением о просрочке по кредиту. Сумма колоссальная, хотя он никогда не оформлял никаких займов. Выясняется, что мошенники оформили кредит на его имя, воспользовавшись поддельной сим-картой и копией паспорта. Банк требует внести первый платеж, не желая вникать в ситуацию.

У входа во двор его едва не сбивает мчащийся на бешеной скорости курьер. Он быстро уезжает, Павел кричит ему что-то бранное в след, но тот его не слышит.

Подавленный Павел видит во дворе мигрантов, сидящих на заборчике и кушающих доширак. За забором стройки горит яркий прожектор, грохочет техника. Пытаясь пройти к дому, он натыкается на кучу проводов, блокирующих тротуар — рабочие подключают новое освещение.

Павел пытается отодвинуть провода сам, но кто-то кричит на него на незнакомом языке. Его пробирает злоба: "Всё в городе для них, а где я? Ни пройти, ни проехать!"

Дома Светлана встречает его с усталым лицом: "Плакала наша квартира, скоро стройка поглотит наш дом. Её сейчас никто не купит, потом снесут и дадут копейки. И этот кредит... Нам пиздец!" Кирилл, не отрываясь от экрана смартфона, бормочет что-то и уходит в туалет.

Ночью, не в силах уснуть, Павел листает ленту "Пикабу". Перед глазами мелькают истории — одна страшнее другой: "Мигранты убили мою собаку, а полиция бездействует", "Застройщик обманул дольщиков, сын мэра в доле", "Банк отобрал единственное жилье у многодетной семьи"... Павел ощущает, что все эти истории словно о нем — обычном человеке, которого система планомерно уничтожает.

Начальник ставит Павлу ультиматум: "До послезавтра нужно подписать заключение о сбое камеры, иначе будешь уволен". В отчаянии Павел повторяет, что камера работала корректно, а футболист должен быть лишен прав. Конфликт накаляется, начальник бросает презрительно: "Ты подставляешь коллектив! Либо ты с нами, либо пошел нафиг".

Выйдя из кабинета, Павел тут же создает анонимный аккаунт на "Пикабу" и быстро набрасывает историю: "Меня заставляют покрывать мажора-футболиста, иначе уволят". Пост набирает десятки комментариев — все поддерживают его, советуют "не прогибаться", "записать разговор", "засудить компанию". Кто-то даже пишет: "Я бы этому начальнику машину спалил".

В обеденный перерыв герой выходит "проветриться", вглядывается в стройку. Его посещает безумная мысль: "Если стройку этой проклятую развязки застопорить, то чиновники потеряют миллионы, проект встанет... Может, хоть тогда обратят внимание на обычных людей" Он пытается отогнать эти мысли, но за обедом слышит, как коллеги обсуждают, что мигранты суетятся день и ночь за копейки, а сдача объекта пообещана губернатору.

Ночью, измученный бессонницей, Павел выходит из дома. Он замечает, что на участке стройки, примыкающем к жилым домам, охрана практически отсутствует — подрядчики экономят на безопасности, полагаясь на несколько камер и редкие обходы.

Подкравшись к площадке, он видит незащищенный распределительный щит с торчащими проводами. В приступе ярости и без какого-либо плана Павел просто выдирает пучок проводов и с силой швыряет в лужу. Короткое замыкание мгновенно гасит прожекторы, а через несколько секунд следует громкий хлопок — дизель-генератор глохнет.

Часть стройки погружается во тьму. Слышен мат прорабов и крики рабочих. Павел, сам испуганный результатом своих действий, бежит прочь, испытывая странную смесь страха и удовлетворения: "Я заставил их затихнуть!"

Вернувшись домой, он не может удержаться и создает новый анонимный пост на "Пикабу": "Как я отомстил стройке, которая лишает меня сна". Комментарии не заставляют себя ждать: "Красавчик!", "Дай им просраться!", "Так этим пидарасам и надо!"

Утром Павел видит, что строительство действительно задержалось. Бригадир участка ругает рабочих, а электрики копаются в поврежденном щите. Никто даже не подозревает о намеренном вредительстве — все списывают на непогоду и халтурную работу электриков.

У героя смешанные чувства: стыд и гордость. Впервые за долгое время он ощутил, что может хоть как-то влиять на происходящее. Комментаторы, пусть и не знающие деталей, поддерживают его — кажется, что он действительно совершил значимый поступок.

Тем временем приходят новые смски с требованием оплаты мошеннического кредита, банк грозит судом. Павел пытается дозвониться до банка, но попадает либо на роботов, либо на операторов которые дают однообразные ответы-отмазки. Денег нет. Светлана грозит уйти к матери, потому что "так дальше нельзя".

Выйдя из подъезда, Павел замечает, что мигранты теперь сидят совсем близко к дому. Некоторые переминаются у входа, переглядываются. Ему кажется, будто они следят за ним. Он невольно называет их "маджахедами". Те, вероятно, его даже не замечают.

Очередная просмотр "Пикабу" только укрепляет его подозрения — посты о "этнических бандах" с тысячами лайков, истории о том, как "они заселяют целые районы и делают там гетто", как полиция их боится трогать. Комментаторы призывают "взять дело в свои руки", потому что "система прогнила".

Когда Павлу приносят готовые бумаги о "сбое" камеры с требованием немедленной подписи, он наотрез отказывается. В ответ начальник дает приказ охране: "Выведите его с территории, он уволен". Павел в ярости уходит, чувствуя, что жизнь окончательно рушится. Теперь у него нет дохода, в любой момент могут потребовать плату по кредиту, а стройка под окнами только набирает обороты.

Дома в пустой квартире Павел сидит у окна, глядя на стройку. В голове мысль: "Они сломали мою жизнь. Теперь моя очередь".

Ему снятся кошмары: глухие удары бетонных плит, зловещие мигранты, растягивающие колючую проволоку вокруг его дома. Павел просыпается в холодном поту с твердым решением: "Остановить проклятую стройку! Пусть узнают, каково это — когда всё рушится".

В гараже у Павла хранятся старые запасы бытовой химии и строительных материалов. Перебирая содержимое полок, он находит несколько канистр с растворителями, удобрений, старые автомобильные аккумуляторы.

С телефона он бегло гуглит кустарные способы производства взрывчатки.

На протяжении нескольких дней он собирает в гараже бомбу и бутылку с зажигательной смесью.

Создавая свои девайсы, Павел воображает, как тысячи незнакомцев будут восхищаться его смелостью.

Дождливой ночью Павел надевает старую куртку, натягивает капюшон и уходит из дома с двумя тяжелыми сумками. Светлана уже уснула, сын увлечен компьютерной игрой.

Стройка почти безлюдна — только пара охранников дремлет в бытовке. Павел хорошо изучил их режим. Он проникает на площадку через дыру в заборе.

Бомбу он устанавливает у основания главного подъемного крана.

Бутылку с зажигательной смесью размещает в контейнере, где хранится электрооборудование и генераторы.

Уже отходя от места, Павел внезапно слышит чьи-то голоса. Из-за угла появляются двое охранников с фонариками. Один из них замечает тень и кричит: "Эй, кто там?!"

Павел бросается бежать. Вдогонку слышится крик и топот ног. Петляя между строительными материалами и техникой, он ускользает от преследования, но понимает, что теперь охрана поднята по тревоге.

Спрятавшись за бетонными блоками, он в ужасе наблюдает, как охранники проходят опасно близко к месту, где установлены устройства. Один из них направляется прямо к контейнеру с электрооборудованием.

В этот момент раздается оглушительный взрыв — срабатывает бомба у основания крана. Кран начинает медленно наклоняться и падать. Кран падает прямо на ряд бытовок и контейнеров. Один из них — с электрооборудованием — сминается под тяжестью конструкции.

От удара зажигается бутылка со смесью. Пламя мгновенно перекидывается на соседние емкости с горючими материалами. Огонь охватывает разрушенные бытовки.

Стройка превращается в хаос — сирены сигнализации, крики людей, выбегающих из уцелевших построек, огонь охватывает всё.

Павел, оцепенев от увиденного, понимает масштаб разрушения, которое он вызвал. Это гораздо страшнее, чем он представлял в своих самых мрачных фантазиях. Вдалеке уже слышны сирены пожарных машин и полиции.

Очнувшись от оцепенения, Павел пытается выбраться со стройки. Но оказывается, что выход через забор теперь перекрыт горящими обломками. Единственный путь — пробираться в сторону жилых домов через центр строительной площадки.

В дыму и огне он теряет ориентацию. Вокруг бегают люди, кричат, пытаются тушить распространяющийся пожар. Вдали — мигалки полицейских машин и пожарных расчетов.

В панике Павел карабкается на какую-то насыпь, чтобы оценить ситуацию. В ужасе видит, что пламя перекинулось дальше, чем он мог предположить. Горят склады с горючими материалами. Пожарные машины не могут прорваться к центру возгорания из-за завалов.

За спиной слышится крик с ужасным акцентом: "Стой! Я тебя видел! Ты это сделал!" Обернувшись, Павел видит молодого мигранта.

Их взгляды встречаются. Мигрант в нерешительности застывает, видя ужас в глазах Павла. Позади него к центру пожара уже пробиваются пожарные и полиция.

Строитель поднимает руку и указывает на Павла.