Дрожь в пальцах. Кофеин и никотин бьются в висках, как два пьяных ангела в тесной клетке. Новости вползают в зрачки ядовитым неоновым газом: государственный мессенджер, священный Грааль цифрового суверенитета, теперь под защитой нового эдикта. Критикуешь – значит, пляшешь под дудку заокеанского дьявола, значит, в тебе сидит чужой, паразит, вражеский код. Твой язык – оружие против них. Твоя мысль – террористический акт.
И кто рождает эти законы, эти скрижали нового завета? Кто эти демиурги, ваяющие нашу реальность из серого пластилина и страха? Я смотрю на их лица в кристалле экрана, и кристалл трескается от когнитивного диссонанса. Вчерашние лицедеи, гладиаторы ледовых арен, люди, чья профессия – быть не собой, а симулякром, отражением чужих ожиданий. Их лица – маски, приросшие к черепам. Их речь – набор заученных реплик. Они годами тренировали тела и мимику, чтобы вызывать у толпы простые, базовые рефлексы: восторг, гордость, сострадание к проигравшему. И вот теперь эти рефлексы, эти натренированные мускулы души, они применяют к телу страны. Закон – это просто новый сценарий. Голосование – овации в конце спектакля.
Они – идеальные сосуды. Пустота, заполненная волей невидимого режиссера. Они не пишут законы, они их исполняют. Как роль. Вживаются в образ государственного мужа, натягивают на себя этот плохо сшитый костюм, и даже верят в него на мгновение, пока софиты бьют в глаза. Но стоит свету погаснуть, и ты видишь лишь уставшего статиста, который мечтает сбросить грим и выпить чего-то крепкого.
Но ад, как известно, многослоен. Это был лишь предбанник, легкая галлюцинация перед настоящим трипом. Потому что за спинами этих титанов сцены и стадионов вырастает новая поросль. Их дети. Их копии. Их бледные, улучшенные, генетически-модифицированные тени. И вот здесь реальность окончательно съезжает с катушек, превращаясь в дурной сон, написанный аргентинским слепцом.
Это что, генетическая предрасположенность к законотворчеству? Хромосома престолонаследия, передающаяся вместе с цветом глаз и фамильным серебром? Они что, с пеленок изучали римское право, пока их сверстники гоняли мяч во дворе? Нет. Нихуя. Это не талант. Это не совпадение. Это метастаза. Это вирус, передающийся по крови. Система, пожирающая сама себя и отрыгивающая собственных клонов.
Это даже не кумовство в его вульгарном, сицилийском понимании. Это нечто более страшное. Это создание новой касты, новой аристократии, где титул – это не клочок земли и герб, а медийная узнаваемость, доступ к кормушке, ген лояльности, вшитый в ДНК. Заслуги отца становятся индульгенцией для сына, пропуском в этот театр абсурда, где не нужно ничего уметь, кроме как носить фамилию. Они – живое доказательство того, что система замкнулась. Змея вцепилась в собственный хвост и начала с упоением его переваривать.
Они сидят там, в этих креслах, как в фамильных склепах. Их лица – идеальная гладь, не тронутая ни одной сложной мыслью. Они не продукт эволюции, они продукт селекции. Их не выбирали. Их назначили по праву рождения. И это – самый страшный вердикт всей этой ёбаной конструкции. Она больше не притворяется. Она больше не имитирует выбор и справедливость. Она открыто заявляет: есть мы, и есть вы. Мы – династия. Вы – корм. Мы – жрецы, а вы – биомасса для наших ритуалов.
И вот этот мессенджер... этот цифровой идол... это не просто программа. Это символ. Символ их мира. Закрытого, стерильного, кастового. Где любое слово извне – зараза. Любая критика – ересь. Они защищают не мессенджер. Они защищают границы своего уютного, наследственного мирка, этого зиккурата из папье-маше и застывшего страха. А мы стоим снаружи, под кислотным дождем реальности, и единственный месседж, который мы можем им послать, они никогда не прочтут. Потому что в их системе для такого сообщения нет ни протокола, ни адресата. Есть только пустота, отражающая их собственные пустые лица. И бесконечный, сука, повтор.
