«Я всегда писал для небольшого круга близких друзей. Я хотел их потешить и немножко опечалить». Венедикт Ерофеев.

Сразу говорю, я ни разу не читал «Москва-Петушки». Как так? А вот так. Читать ее-преступно. Эту книгу нужно слушать, и не в ужасном, плоском, бездушном и пошлом исполнении Шнурова, а исключительно в исполнении автора. Первый раз я ее прослушал перед сном лет пять назад, ну есть у меня такая дикая привычка: засыпать под аудиокниги. Слушал, и было довольно любопытно, а главное-смешно. Вернее, потешно, Венечка, потешно. Ну а чего, с юмором послушать про времена, когда идеология уже подванивала нафталином, а полуслепые от блеска кремлевских звезд глаза с удивлением разглядывали на горизонте странный туман, который через пару десятков лет разорвет страну в ошметки.

А потом, почему-то, через пару дней включил снова…и снова…

Потому что эта книга-как ящик Пандоры. Ее нельзя открывать, а хочется. И каждый раз она показывает тебе новые, странные миры. Пугающие, печальные, одинокие, но главное – цельные. И на втором или третьем прочтении ты уже не ржешь конем над рецептами коктейлей, потому как понимаешь, что поэма «Москва-Петушки»-это не книжка про еблю и пьянку, а исповедь и путешествие души от страха рождения к страху смерти. И юмор там-лишь одеяльце, которым хочется укрыться от этого страха.

Вся поэма разбита на цельные отрезки, и вот среди этих отрезков скрыты символы. Которые, порой, отыскать труднее, чем подосиновики зимой. Но все символы – это дрова для топки поезда, который везет Веню в Петушки. В Петушки, которых нет, и никогда не могло быть. Ни в той стране лозунгов и распития очищенной политуры, ни в этой с пустым Малаховым по федеральному каналу и кредитными «Солярисами». Но в Петушки рвется душа, потому как именно там исток трех главных добродетелей: веры, надежды и любви. А главное, избавление от самого страшного вида одиночества. Одиночества в толпе.

В этой книге Ерофеев предсказал свою смерть, и умер он действительно очень рано. Не успел расписаться, раскочегариться, встать на одну ступень с Булгаковым (хотя, на мой взгляд, в разы переплюнул мою любимую «Дьяволиаду») или Пушкиным. Ему бы еще чуть-чуть времени…

Когда Ерофеев улыбался, то его глаза всегда оставались грустными. Там всегда светилась боль, недосказанность и недосчастье. Здесь мы с ним похожи, и наверное, именно поэтому я буду в сотый раз слушать и про херес в ресторане, и про председателя Лоэнгрина, и про младенца, который знает букву «ю».

«Кому из вас в три года была знакома буква „ю“? Никому; вы и теперь-то ее толком не знаете» (с) Москва-Петушки.

Спасибо, что прочитали! И помните, что после Вашего лайка в мире рождается одна маленькая панда! А после подписки сразу восемь...

Ладно, раз заметка про литературу зашла, то продолжим.

Если сложить все книги, что я прочитал, то из них можно построить несколько домиков Кума Тыквы, да еще останется на небоскреб Утюг.

Кто-то из писателей, вроде Вуди Аллена, заставлял смеяться, кто-то, вроде Стивена Кинга, выстроил в душе целые миры, глубокие и бездонные. Кто-то даже слезу умудрялся вызывать. Кто, например? «Если у вас будет возможность положите пожалуйста немного цветов на могилку Элджернона которая на заднем дворе…».

Но Юлиан Семенов впечатался в сердце на первое место, надеюсь, что навсегда.

Изначально, я, как и все нормальные люди, знал о Штирлице (персонаже книг Семенова) только по анекдотам. Ну и по фильму Лиозновой, над которым долгие детские и прыщавоюношеские годы благополучно засыпал, ибо не заснуть про гипнотический голос Копеляна довольно трудно.

А потом, как-то посмотрел фильм раз, потом другой….потом купил «Бриллианты для диктатуры пролетариата»…ну и понеслось.

Почему Штирлиц? Ну, так уж получилось, что в моей жизни одиночества столько, что я его могу продавать или дарить куда и кому угодно, хоть китайцам, хоть лунатикам, хоть Шуб-Ниггурату и Ктулху. И при этом ни в одной книге я не встретил персонажа, который был бы настолько одинок, что мое одиночество-лишь песня под поросячью фарандолу.

Но просто одиночество-это плюшево, с нытьем и банально. Всеволод Владимиров, он же Максим Максимович Исаев, он же Фон Штирлиц Макс Отто, он же Бользен, он же Брунн…он же…ГЕРОЙ. Настоящих героев в советской литературе довольно мало, потому как они все сильно замазаны идеологией, а идеология часто сводит на нет простые человеческие и моральные ценности, вроде честности, справедливости, доброты и любви к миру. Семенову гениально удалось не просто протиснуться в дырку этой идеологии, он магией своего таланта охмурил всех, включая Андропова, который, посмотрев 17 мгновений весны, выдвинул лишь одну просьбу-чтобы показали Тельмана. Семенова любили КГБшники и простые люди, и для СССР это была дикая фантасмагория, с учетом того, что Семенов писал , как в оттепель, так и в разгар диссидентства.

За что его любили КГБшники? Ну, собственно, он показывал их обычными людьми,горящими идеями, умеющими любить, как страну, так и личные идеалы. За что его любил народ? Во-первых, просто феноменальное и поразительное знание истории. Сам Семенов говорил, что у писателя должен быть железный зад, чтобы просиживать дни в архивах. В итоге, на его страницах есть все, от Ксеркса и Цезаря, до Лаки Лучано и Шамбалы. Попадание по образам было настолько точным, что приходили письма от родственников Шелленберга, которые благодарили, что благодаря Табакову увидели любимого дядю. А Карл Вольф лично подарил бутылку коньяка, к сожалению, не помню, то ли Лановому, то ли Семенову.

Но сухая документалистика скучна, как пустая бутылка из –под вина. У Семенова любая книга-это еще и мегазакрученный сюжет, с потрясающими персонажами, живыми, умными, умеющими донести что-то важное ИМЕННО ТЕБЕ.

Ну и разумеется, Штирлиц. Разрезает самую страшную эпоху человечества. От гражданской войны до Второй Мировой. Выживает, борется, максимально сохраняя в себе светлого человека. И если любому другому герою я не прощу его идеальности, просто потому, что это пошло-делать героя книги святым, то Исаеву прощу все, что угодно.

Потому что МНЕ нужен такой герой, чтобы когда трудно, я мог достать любой том романов о Штирлице, открыть любую страницу и понять, как нужно себя вести, чтобы оставаться человеком, а не быть свиньей.

Спустя 20 лет еще один писатель повторит образ настоящего героя и повторит так же гениально. Разумеется, это Акунин и его Фандорин. Но о них потом….

Ну и напоследок немного меня, сидящего в кресле Юлиана Семенова в его доме)

Спасибо, что прочитали! И помните, что после Вашего лайка в мире рождается одна маленькая панда. А после подписки сразу восемь.