Ответ на пост «И не поспоришь»
Ничего не вырезано, ничего не добавлено, кроме одного единственного звука, который оказался словно на своём месте
Ничего не вырезано, ничего не добавлено, кроме одного единственного звука, который оказался словно на своём месте
Если вырезать из любой рекламы духов последние 3 секунды, то никто никогда не узнает, что это реклама духов.
На секунду воцарилась тишина. Ясаона побледнела, прижала ладонь к губам. Юси неподвижно застыл, Саяку коротко вскрикнула.
– Точно когтями? – выдохнул Фуго.
– Да, – подтвердил Токэн. – Так же как… так же как с теми убийствами, о которых я говорил.
Одна и та же мысль пронеслась в головах гостей.
У «Тихого снега» появился темный дух. И, утолив жажду жизни лошадью, он перейдет к более приятной пище – к людям.
– Но этого не может быть! – Фуго сумел взять себя в руки. – Господин Коданси, у вас ведь начертаны охранные знаки на стенах вокруг дома?
– Как и в любой гостинице, – подтвердил хозяин. – Разве что… Разве что снегопад их как-то повредил…
– Но тогда он может и внутрь пройти! – побледнела Саяку. – Храни нас Драконы Небесной Горы!
– Надо проверить, – решительно заявил Коданси. – Андзинь, неси факелы. Досточтимые гости, соберите теплую одежду, мы поглядим вместе.
– Вы с ума сошли! – Токэн шагнул между хозяином и Ясаоной. – Если он снаружи, то он может сразу напасть.
– Но он не напал на вас, а проверить необходимо, – возразил Коданси. – А разделяться дольше чем на минуту нельзя, иначе темный дух может перебить нас поодиночке.
– Господин Коданси, не говорите так! – Саяку вздрогнула всем телом.
– Нам нельзя выходить, – твердо заявил Токэн, но на его руку легла ладонь Ясаоны.
– Сэнси, – сказала она. – Мне страшно, но проверить надо. Господин Коданси прав, нам нужно знать, разбиты ли защитные знаки.
– Госпожа Юи… – начал воин, но женщина покачала головой, и телохранитель, насупившись, кивнул.
Вернулась Андзинь, и раздала всем факелы, быстро зажгла каждый из них. Теплая одежда хранилась у входа, и уже через десяток минут постояльцы, хозяин и служанка оказались на улице.
Снег по-прежнему падал с темного неба, но уже поредел, и снежинки легко таяли в пламени факелов. Огонь разрывал ночь, тени метались по стенам дома и створкам ворот.
Коданси решительно шагал впереди, поднося факел к стенам, квадратом окружавшим гостиницу. На каждой из них должно было быть начертано по пять охранных знаков, как принято в таких домах. Все знали: темным духам куда проще войти туда, где постоянно бывает много разных людей, для того и нужна защита.
Знаки у ворот были нетронуты. Припорошены снегом, но целы. Хозяин поднес факел к каждому, убеждаясь в этом и показывая остальным.
Знаки на западной стене тоже оказались в порядке. Фуго было дернулся, увидев, что в одном месте линия нарушена – но это оказалась неудачно упавшая тень.
На северной стене было всего четыре знака. Люди испуганно заозирались, при этом на миг испытав облегчение: брешь была найдена. Но Юси молча указал наверх – последний знак просто был начерчен выше других.
Восточная стена по-прежнему несла на себе пять защитных символов, целых и невредимых. Все замерли рядом с ней, поднимая факелы, вглядываясь в обереги и убеждаясь – да, все в порядке.
– Значит, – выдохнула Ясаона, – дом по-прежнему защищен? Но как же тогда…
– Если обереги действуют, то темный дух не может и шагу ступить в пределы гостиницы, – нерешительно сказал Юси.
– Нет, – Коданси повернулся, пламя факела высветило его лицо, пляшущие тени превратили черты в причудливую маску. – Может. Вы помните, как?
Саяку судорожно втянула воздух. Ясаона сжалась, Фуго охнул, Токэн потянулся к мечу. Лицо Юси застыло, Андзинь замерла безмолвной тенью.
Они действительно вспомнили. Темный дух мог преодолеть обычные охранные знаки, если занял тело человека: плотская оболочка защищала пришельца из царства гибели. Так же, как в истории Юси.
– Это же значит… – пробормотал Фуго. Взгляд его заметался по чужим лицам, и в каждом взгляде светились осознание и ужас.
Кроме них, больше людей в гостинице не было.
– Вернемся в зал, – нарушил молчание Коданси. – Здесь нам точно нечего делать.
Шестеро людей медленно двинулись к гостинице. Где-то в стороне раздался крик ночной птицы, и Ясаона вздрогнула, остальные тревожно заозирались, Юси снова словно закостенел, а Саяку забормотала молитвы.
В доме они сели за разные столы; по залу заметались недоверчивые, тревожные взгляды. Гости и хозяева перебирали в памяти весь день; все они на какое-то время отходили друг от друга, не видели, что кто делает. Да, четверо поднялись на второй этаж – но это человеку трудно будет выпрыгнуть из окна, убить лошадь и вернуться наверх же, не проходя через зал. Темному духу такое совершить несложно.
– Но неужели кто-то может… – начал Фуго. – Ну, есть же способы определить… Я могу попытаться вспомнить, что там предки умели, как выявляли…
– Это если вы сами не дух, господин Фуго, – холодно сказал Токэн. Купец оскорбленно вскинулся, но тут же поник, понимая, что опровергнуть нечем.
Ясаона огляделась. Историю никого из них нельзя было проверить. Включая их с Токэном – говорят, что темному духу не нужно много времени, чтобы занять чужое тело. По пути к гостинице они не раз отходили друг от друга.
Женщина незаметно отодвинулась от воина, и тут же увидела, что он делает так же и не убирает руки с меча. Отчего-то от этого стало легче: если Токэн – человек, то он не потерял ни соображения, ни чутья.
– Плохо, что снег, – негромко сказала Саяку, ее голос потерял обычную живость. – Ночью не уйдешь, если он начнет охоту.
– Тогда почему не начал? – дернулась Ясаона. – Чего ждет, если он тут?
– Потому что страх тоже питает темных, – проронил Коданси. – Чем больше вы будете бояться – тем сильнее он станет еще до того, как возьмет ваши жизни.
Его слова обдали гостей холодом. Сам хозяин тоже утратил прежнюю жизнерадостность; он сидел за самым близким к стойке столом, сгорбившись и лишь потирая кончиками пальцев пояс.
– Но мы же должны как-то почувствовать его присутствие, – жалобно сказал Фуго. – Их сила чужда миру! Она должна… ощущаться.
– Темному духу не обязательно проявлять свою силу открыто, – сказал Коданси. – Он может тревожить людей и иначе. Шорохами. Резкими звуками. Или, скажем, стуком – особо рассчитанным, таким, что незаметен, но заставляет нервничать.
Хозяин гостиницы помедлил и небрежно добавил:
– Вот как господин Юси Табито делает сейчас.
Все застыли на миг. Потом взгляды разом метнулись к студенту, положившему на стол обе руки, и только что негромко постукивавшему по нему кончиками пальцев.
– Господин Коданси, – нервно сказала Ясаона. – Вы же не серьезно…
– Даже если не серьезно, то попал в цель.
Сначала Ясаона даже не узнала голос студента. Неуверенность из него пропала полностью, каждую ноту наполняли сила и насмешливое спокойствие.
Через миг она поняла, что было сказано, ахнула и отшатнулась.
Юси Табито выпрямился во весь рост, снял очки и небрежно отбросил их в сторону; стекла со звоном разбились о стену. Растерянная улыбка исчезла с лица, зубы обнажились – куда больше, чем возможно для человека.
– Я слишком увлекся, – произнес он, и низкий, рычащий голос, ничем не напоминающий тихую речь студента, наполнил зал. – Но это сейчас уже безразлично, не правда ли? Вам некуда бежать, люди.
Ясаона охнула, отпрянув к стене. Токэн мгновенно заслонил ее, выхватив из ножен меч; но Юси лишь бросил взгляд в его сторону, и воина вздернуло в воздух, дважды припечатало о стену. Он бессильно сполз на пол.
– Сэнси! – испуганно вскрикнула Ясаона, бросившись к потерявшему сознание бойцу.
Фуго вжался в стену, выставив перед собой руки. По его лицу катился пот; кровь магов в семье сказалась – сейчас купец остро ощущал, как от лже-студента веет холодной, темной и злобной силой.
– Драконы Небесной Горы и все предки, защитите от зла… – забормотала Саяку, и тут же поперхнулась словами, когда Юси лениво повернул голову к ней.
Спокойным оставался только Коданси за своим столиком. За его спиной у лестницы замерла Андзинь.
– Я не думал, что меня можно легко выявить, – лже-студент медленно поднял руку. Угольно-черные когти прорвали подушечки пальцев, выходя наружу и маслянисто поблескивая. – Но странное дело, меня словно тянуло раскрыть себя.
– Истории, – спокойно сказал Коданси. – Твое племя тянет к ужасу. Как только начали рассказывать – ты оказался в плену этих сказок, тебя потянуло воплотить их, даже ту, что рассказал сам. Кто-то из ваших князей смог бы сопротивляться зову – но ты же не князь, верно? Тебя особенно потянуло, когда господин Фуго поведал свою, о призраке-охотнике?
Юси кинул быстрый взгляд на купца. Тот побледнел как бумага.
– И освещение, – продолжил Коданси. – Прорези на бумаге каждого фонаря здесь отбрасывают свой узор, который манит тебя, гасит желание уйти. Ты бы легко прошел сквозь снег – но тебе не хотелось покидать гостиницу. А с каждой вспышкой страха ты становился все спокойнее, все довольнее. Сведущему нетрудно это заметить.
Юси поднял голову к потолку, посмотрел на светильники. Сквозь его кожу проступали очертания костей, мерцающих черным сиянием.
– Ловушка, – тихо сказал он.
– Ловушка, – согласился Коданси. – С того момента, как я узнал о появлении темного духа в округе, я готовил такой обряд. И теперь я знаю, кто ты. Ши-джинг, пожиратель-притворщик. Надевающий тела людей и меняющий их… как собирался и сейчас поступить, правда?
– И теперь я знаю, кто ты, лже-трактирщик, – прошипел темный дух. Его глаза залили скользящие тени, узор костей под кожей складывался в нечеловеческий скелет; волосы вытягивались, превращаясь в острые иглы. – Или ты будешь отрицать свое имя, Кай Джалин?
Коданси засмеялся, вставая со стула.
– Отрицать? Встретив свою добычу? Никогда.
Он демонстративно извлек из-под рубашки серебряный медальон мага; в центре безупречно выгравированного знака «пять» багрово мерцал альмандин.
На краткий миг повисла тишина. Гости не смели даже дернуться, и не могли отвести взгляда от заклинателя и духа, замерших друг напротив друга.
А потом Юси клокочуще расхохотался; кожа на его руках пошла трещинами, выпуская острую щетину.
– Ты действительно кровный маг? О, Убийца Духов, а я на миг усомнился в своей победе!
Он торжествующе вскинул руки, сверкнув черными когтями в свете ламп.
– Твоя сила же будет бессильна против меня – неужели ты думаешь, что я дам хотя бы капле твоей крови меня коснуться? Или, может, интереснее закрыться от нее чужой…
Юси выразительно обвел взглядом всех гостей. Те застыли, скованные ужасом и тяжелой, давящей силой, исходившей от ши-джинга.
– Твое искусство заклинателя тем более бессильно, – продолжил дух. – Я слишком быстр, чтобы дать тебе шанс начертить печати и произнести слова. Единственным спасением для тебя было бы начертить их заранее – но я бы почуял любой знак, выписанный более часа назад!
– Это так, – сказал Кай Джалин. – Твое племя – искусные обманщики, и не менее искусные бойцы.
Юси шагнул к нему, широко раскрывая рот. Вместо языка из него показался сгусток дергающейся тьмы с тысячью шипов на конце.
– Но люди тоже могут лгать, – закончил заклинатель. – Хан.
Нестерпимым, ярким светом полыхнули знаки на полу, на стенах, на потолке. Начертанные краской одного цвета с поверхностью, они были невидимы до сих пор – и теперь же засияли, озарив все вокруг холодным свечением.
Этот свет заключил Юси в эфемерную клетку, что была прочнее стали, сковал его, и темный дух испустил вопль ярости и изумления, отдавшийся в сердцах и душах всех, кто был рядом.
– Печатей не было! – взвыл ши-джинг. – Как? Когда ты успел?!
Кай Джалин не ответил ничего. Он просто коснулся своего медальона, и отбросил в сторону кусочек камня – выдолбленный альмандин, прикрывавший настоящий знак.
В этот самый миг дух, притворявшийся Юси Табито, понял, как ошибался. В серебро на груди заклинателя был оправлен аметист, камень совсем иного Искусства.
Кай Джалин не был кровным магом. Он овладел Потоком, волшебством времени. И каждый раз, как лже-Юси отводил от него взгляд – срывался с места и вычерчивал новый знак, а потом возвращался, укладываясь в единый миг для всех, не владевших той же магией. И даже духи не могли уловить такого движения, если не знали о нем.
Пальцы заклинателя замелькали, складываясь в замысловатые знаки. Ровным, монотонным голосом Кай Джалин начал читать слова уничтожения.
Для всех глаз фигура Юси размылась, обратившись в беспрерывно подрагивающий силуэт. Темный дух ускорился сам, стараясь располосовать пленивший его свет и одновременно уходя от заклинания – чтобы оно сработало, его должен был четко слышать не только заклинатель, но и сам дух.
Это не помогло. Долей секунды спустя речь Кай Джалина превратилась для людей в невнятную скороговорку: он снова призвал собственную магию, многократно ускорив себя, оказавшись в одном временном потоке с духом и позволяя ему слышать губительные слова.
Фигура, потерявшая всякое сходство с человеком, дергалась в плену знаков, ускоряясь и замедляясь, пытаясь спастись от жгущих саму его суть слов. Не помогало, не выходило: Кай Джалин ни на долю мгновения не отставал.
Безумный вой хлестнул по стенам гостиницы; Ясаона ощутила, как по ее лицу течет кровь, Фуго охнул и схватился за живот, согнувшись от боли.
Плоть Табито разлетелась клочьями, Саяку поспешно отвернулась, не вынеся взгляда на корчащееся, невозможное существо. Темный дух полностью сбросил человеческую оболочку, открывая себя притяжению родного царства, стараясь уйти туда раньше, чем слова заклинания испепелят его.
Знаки держали крепко. Андзинь, не шевелясь, смотрела на духа.
Кай Джалин повысил голос, произнося последние слова. Печати разгорелись еще ярче, свет переплелся с воем – и на миг внезапно настала абсолютная тишина, в которой утонул каждый звук.
И эту тишину разрезал голос заклинателя.
– Син. Хао. Шисен. Познай погибель.
Ровное белое пламя вырвалось из тела духа, обратив его в пылающий столб, растворяя в себе черную изменчивую не-плоть, обращая ее в пепел, а пепел – в мельчайшую пыль.
Последний вопль погибающего ши-дженга был неслышен, но пронизал всех вокруг иглами ужаса и боли.
Затем знаки погасли. Темного духа больше не было.
– Вы задумали все это с самого начала, мастер Кай? – тихо спросила Ясаона.
Токэн пришел в себя еще ночью, и Саяку заверила, что с ним будет все в порядке, если обработать мазями. Телохранитель все равно выглядел мрачно и корил себя за то, что не смог сделать ничего.
Светало. Солнечные лучи пробивались сквозь окно, и Андзинь ходила по залу, меняя свечи в лампах. Гости едва успели отдохнуть, и их ночные сны были полны корчащихся теней и холодного страха.
– Я не думал, что здесь будет столько гостей, – сказал заклинатель, – но вы правы. Я говорил правду: только услышав о духе, и прикинув, кем он может быть, я нашел эту гостиницу, убедил хозяина временно уступить мне место за особую плату, и все подготовил.
– Андзинь – ваша помощница?
Служанка бросила короткий взгляд в сторону собеседников, но, как всегда, промолчала.
– Она в самом деле тут служит, – ответил Кай Джалин, – но вызвалась мне помочь. У Андзинь родственник погиб от рук темного духа, и у нее с ними свои счеты.
Он рассмеялся.
– Пожалуй, без нее я бы не смог убедительно сыграть хозяина. Так что я позаботился о ее защите: у нее под одеждой немало моих талисманов, которые бы ненадолго отразили нападение духа и подали мне знак.
– А если бы Ю… темный дух проявил себя позже? – спросила Ясаона. – Если бы успел убить кого-то из нас?
– Один подозреваемый бы выбыл, – холодно улыбнулся заклинатель.
– И все?
– Госпожа Ясаона, – Кай Джалин посмотрел ей прямо в глаза. – Я посвятил свою жизнь охоте на темных духов и их уничтожению. Я занимаюсь тем, что убиваю бессмертных. К миру людей я тоже отношусь… иначе.
Ясаона содрогнулась и отвела взгляд. Заклинатель сейчас выглядел расслабленным и довольным, но она не могла отделаться от мысли, что точно так же выглядит тигр после хорошей охоты и сытной еды.
Во дворе Фуго спешно седлал лошадь. Купец не желал оставаться в гостинице ни минуты; Ясаона бы последовала его примеру, если бы Токэн мог ехать.
– Днем приедет настоящий хозяин, – Кай Джалин поднялся, подхватил собранную сумку. – А мне пора. А, да, я уже попросил господина Фуго – попрошу и вас с госпожой Дзаи. Не описывайте мою внешность и мои умения, хорошо?
– Ложные, или истинные? – негромко спросила Ясаона.
Заклинатель улыбнулся и подкинул на ладони выдолбленный альмандин. Скрывать свое Искусство было незаконно, но Ясаона была уверена, что никто не жаловался на Кай Джалина.
– Любые, – сказал он, направляясь к выходу. – Тайне легче бороться с тайнами.
– Но есть ли тогда разница между тайнами? – невольно спросила Ясаона.
Вопрос застиг заклинателя на пороге. Тот оглянулся – без улыбки, холодно.
– Есть, – сказал он. – Мои тайны убивают не людей.
Он вышел. Ясаона глубоко вздохнула, бросила взгляд на молчаливо прибирающуюся Андзинь, потом – на потолок, где на втором этаже Саяку смазывала ушибы Токэна. И подумала, что исполнить просьбу Кай Джалина будет несложно.
Одна мысль об историях про духов и заклинателей уже вызывала у нее тошноту.
– Заходите, заходите! – радушно приветствовал гостей хозяин. – Быстрее, уважаемые господа, пока снегом совсем не завалило!
С неба падали крупные хлопья; снегопад этим вечером выдался сильный, и тропа, по которой оба путника добрались до гостиницы, уже практически исчезла. Вечер еще только близился, но небо полностью закрыли тучи, преграждая дорогу солнечным лучам и погружая землю в сумерки.
– Позвольте, я ваших лошадей заведу, – хозяин, поправляя наброшенную на плечи меховую накидку, засуетился вокруг коней, уводя их к конюшне. Путники поспешили к дому.
Только внутри, оказавшись в тепле, они позволили себе перевести дух, сбросить капюшоны и оглядеться.
Гостиница с подходившим погоде названием «Тихий снег» мало чем отличалась от сотен таких же заведений по всей империи. Прямоугольный зал с входной дверью на юг, лестницей на второй этаж у восточной стены и выходом на кухню – у западной. Десяток круглых столов и широкая изогнутая стойка для хозяина у северного конца зала. Ровно десять покрытых резьбой деревянных колонн поддерживали потолок, с крюков свисали бумажные фонари, и свет, проходя сквозь замысловатые прорези в бумаге, создавал из теней удивительный узор.
– Позвольте вашу одежду, господа, – приблизилась невысокая девушка в скромном сером платье служанки. Немногочисленные гости с интересом оглянулись на новоприбывших.
– Да, конечно, – невысокая изящная женщина сбросила дорожную одежду, с досадой посмотрев на оставшиеся на полу лужицы. В свете ламп сверкнула изумрудная ткань дорогого халата, украшенного золотистой вышивкой.
Ее спутник тоже освободился от верхней одежды, поправил меч на поясе. Толстая рубашка и прочный жилет, крепкие мускулы и пара шрамов на щеке не оставляли сомнений – воин, телохранитель.
Служанка скользнула в сторону, гости же прошли к столикам.
– Кошмарная погода, госпожа, не правда ли? – заговорил полноватый мужчина с ухоженной бородкой, облаченный в темно-синий халат.
– Здесь же север, бывает и хуже, – сверкнула улыбкой дама. – Но, видимо, мы здесь надолго задержимся.
Воин пробурчал что-то неразборчивое.
– Наш хозяин говорит, что снегопад к утру прекратится, – нерешительно заметил молодой человек в круглых очках и с книгой в руках. Студент, судя по фиолетовому халату. – Я не знаю, я так далеко на север не забирался…
– О, бывает, бывает, – закивала головой пожилая женщина в коричневом платье, машинально похлопывая по стоявшей рядом пухлой сумке. – Снег валит сильно, но будет недолго.
– Милостью предков, так и выйдет, – дама плавно опустилась за свободный столик. – Но будет непочтительно мне не представиться. Имя моего рода – Ясаона, мое имя – Юи, моего спутника зовут Токэн Сэнси.
Воин молча кивнул, садясь рядом с хозяйкой.
– Имя моей семьи – Фуго, собственное – Фон, – наклонил голову бородач. – Я купец, торгую тканями и мехами.
– Юси Табито, – пробормотал юноша. – О, простите… имя моей семьи – Юси, собственное же – Табито. Я студент, учусь в Самакаве…
– Дзаи Саяку, – охотно представилась женщина с сумкой. – Я целительница, вот между этими деревнями хожу. Сюда впервые забралась, тут, говорят, травы редкие растут, вот в моих деревнях все здоровы пока, так я себе такую учебу устроила.
О происхождении Ясаоны никто не спросил. Поведение, одежда и внешность безошибочно выдавали в ней знатную даму, слова «имя моего рода» – тем более.
– Мое скромное имя Коданси, госпожа Ясаона, – послышался голос от входа. Хозяин вернулся в дом, отряхнувшись от снега за порогом. – А это Андзинь.
Служанка тенью проскользнула по залу, учтиво поклонившись.
– Кони устроены как следует, вместе с другими, – продолжил хозяин, проходя к своей стойке. – Обед сейчас будет готов, прошу почтенных гостей подождать немного.
– О, жду с нетерпением! – оживился Фуго. – Если в такую погоду еще и не поесть – то совсем можно считать, что духи рассердились!
Он рассмеялся собственной шутке, Ясаона лишь слегка улыбнулась.
– Вижу, только я путешествую не одна? – заметила она.
– Увы, – горестно вздохнул Фуго. – Помилуй предки, я с большим удовольствием странствовал бы в подходящем экипаже, или остался дома. Но так уж совпало, что мне срочно нужно в Силинь, иначе дело там совсем встанет. Местные дороги я хорошо знаю, но снегопад оказался очень некстати. Днем бы я сквозь него пробрался, но близится ночь…
– А вы, господин Юси? – как только купец сделал паузу, Ясаона обратилась к студенту. Фуго недовольно насупился.
Молодой человек смущенно отвел взгляд.
– Я… преуспел в каллиграфии, и учителя посчитали, что мне нужно посетить одного знаменитого мастера, поучиться у него особым приемам письма… А он живет далеко на севере, вот я и…
Под взглядом искрящихся глаз женщины он смутился еще больше и попытался укрыться за книгой.
– А я вот редко с кем-то хожу, – вмешалась Саяку. – А зачем? Тропы знаю, где травы всякие искать – так это мне провожатый не подскажет, сама соберу. Разбойники меня не тронут, знают, что взять толком нечего, да и знают – целителя оберешь, а потом тебя лечить некому будет.
– Я этого не слышал, госпожа Дзаи! – откликнулся из кухни Коданси. Целительница захихикала.
Гости успели переброситься еще несколькими фразами, исключая по-прежнему молчаливого Токэна. Пусть семейства и занятия у них были совершенно разными – но в дороге часть границ стиралась, дозволяя то, что непредставимо в привычном обществе. Такой закон не значился в книгах, но был ведом и понятен каждому жителю империи.
– Почтенные гости, – объявил Коданси, появляясь из кухни, – прошу вас. Никто не скажет, что в «Тихом снегу» дурно кормят.
Андзинь принялась безмолвно выносить еду для гостей. Ясаона с интересом пригляделась к хозяину: на вид ему было лет сорок, худощавый, не очень высокий, лицо приятное, но незапоминающееся. Темно-зеленый халат, тяжелый пояс со множеством карманов: обычное дело для человека, который привык много работать по дому и держать инструменты под рукой.
– Отлично, – воодушевился Фуго, когда перед ним поставили тарелку. – А если сюда добавить немного приправы тикё?
– Андзинь, у нас она есть? – оглянулся на служанку Коданси.
– Да, – тихо подтвердила та. – На кухне, вторая полка сверху.
Хозяин кивнул, и через минуту вернулся с изящным сосудом.
На какое-то время все занялись едой, подкрепляя силы после дороги и наслаждаясь разливающимся по всему телу теплом. Коданси занял место за стойкой, с улыбкой наблюдая за гостями и переводя взгляд с одного на другого. Фуго мимоходом осведомился о плате, услышал разумные цены и удовлетворенно кивнул.
Подходил вечер. За окнами по-прежнему валил снег, лампы расчерчивали зал причудливыми узорами. Ясаона подумывала даже их зарисовать, а Юси с интересом рассматривал игру теней.
В «Тихом снегу» всем было хорошо.
После обеда обнаружилось, что отдыхать никого не тянет. Трое гостей успели отдохнуть с дороги, а Ясаона призналась, что привыкла ложиться поздно, и бросила лукавый взгляд на Токэна. Воин остался невозмутим, Юси же смутился и уткнулся в книгу.
– Извините, достопочтенные гости, я никаких развлечений предложить не могу, – с сожалением развел руками Коданси. – Просто не умею ни петь, ни играть… вот разве что Андзинь умеет.
Он вопросительно поглядел на служанку. Тихая девушка покачала головой и негромко ответила:
– Нет.
– Но тогда ничего не остается, – Юси поднял взгляд от книги и поправил очки. – Я мог бы почитать, но у меня все про… ну вы знаете, науки…
– А доски для го нету, – вздохнула Саяку. – А я бы с радостью сыграла, когда вот у больного сидишь, делать нечего, только следить, так разум размять, как первыми государями завещано.
– Что сожалеть, – резонно сказала Ясаона, – если ее нет?
Гости переглянулись. Один лишь Фуго ничего не предлагал, лишь удовлетворенно сложил руки на животе.
– Досточтимые гости, – снова вмешался Коданси, – знаете, в такие вот снежные вечера люди, сидя дома, часто начинают рассказывать истории. Возможно, у нас есть чем поделиться?
– Часто страшные рассказывают, – негромко добавила Андзинь, поправлявшая светильник.
– А хорошая идея! – оживилась Саяку. – Всегда послушать интересно, что другие слышали, что знают, и что где такое было! А в тепле да после обеда капелька страха кровь горячит, я вам как лекарь говорю. Потому в деревнях и рассказывают.
Остальные гости одобрительно закивали. Сказания любили послушать по всей империи.
– Только вот кто начнет… – задумался Коданси.
– А жребий давайте, – предложила неугомонная целительница. – Господин Коданси, найдутся у вас лучинки разные?
– Ну еще бы, – усмехнулся хозяин. – Андзинь, где там они у нас?
– Я принесу, – сказала служанка.
Лучины нашлись быстро, и очередь распределилась мигом: сперва Юси, потом удивившийся этому Токэн, потом – Фуго, Ясаона, Саяку и Коданси. Андзинь от жеребьевки отказалась, тихо заверив, что не знает историй.
– Итак, господин Юси, вам рассказывать первому, – мягко улыбнулась Ясаона, и студент покраснел.
– Не беспокойтесь, – хихикнула Саяку. – Это же не экзамен.
– Лучше бы экзамен… – пробормотал Юси, вызвав смех у слушателей. – Но давайте я попробую…
Он откашлялся.
– Давным-давно, еще до Войны Духов, ну, вы знаете…
– Когда темных духов изгнали со всех земель империи и ввергли в их царство, – кивнул Фуго. – Все знают, продолжайте, пожалуйста, господин Юси.
– Да, конечно… – студент замялся. – Тогда темные духи свободно бродили по земле, и с ними сражались как могли. Волшебных Искусств еще не было, так что людям оставалось лишь заклинательство, знаки, слова и предметы, что складывались в оружие и защиту.
Голос Юси стал крепче, он ступил на знакомую почву и приобрел уверенность.
– Был тогда могучий дух-охотник, который преследовал людей, разрывал их и поедал души. И был заклинатель, который поклялся покончить с ним, найти и навеки запечатать. Он знал повадки духов, он знал слабые места пожирателей и умел с ними бороться. Заклинатель отправился в путь, взял след от места первой жертвы. Нашел себе проводника, девушку, у которой этот дух погубил почти всю родню.
Проходившая мимо Андзинь на миг остановилась, посмотрев на студента с непонятным выражением. Тот не обратил внимания и продолжил:
– Так шли они по следу несколько дней, и наконец остановились в долине, где заклинатель распознал явные признаки присутствия духа. Он был уверен, что тот здесь появится, и подготовил ловушку – очертил круг, нарисовал десятки знаков пленения и заточения, вспомнил все нужные слова, и сел посреди защитной фигуры со своей помощницей.
– И дух пришел? – мигом спросила Саяку. – Угодил в ловушку?
– Да нет, – печально покачал головой Юси. – Настала ночь. Заклинатель был готов столкнуться с духом. Но чего он не ждал – что черные когти ударят ему в спину.
– Как? – хором изумились целительница и Ясаона.
– Заклинатель ошибся, – сказал студент. – Дух, за которым он охотился, был не просто пожирателем, а пожирателем-притворщиком; он знал, что за ним идет охота, и вместо того, чтобы уйти в ночи, занял человеческое тело, убив истинного хозяина.
– Девушка-проводник! – охнула Саяку.
Юси кивнул.
– Она была рядом с заклинателем, в человеческом теле прошла мимо его знаков, не заметивших ее. И ударила, когда он отвлекся. Так заклинатель погиб, пал жертвой духа и своей же самоуверенности.
Повисло тяжелое молчание. Обычно рассказчики все же старались вывести такие истории к хорошему концу, но студент, похоже, пересказывал прочитанную книгу, где автор поступил иначе.
– Невесело у вас вышло, господин Юси, – сказала наконец Ясаона.
Юси смущенно развел руками.
– Вы извините… это первое, что пришло на ум… если бы я не был первым, вспомнил бы еще что.
– Но теперь время для новой истории, – Саяку повернулась к Токэну. – Ваша очередь!
– Я не умею рассказывать, о древностях особенно, – сухо сказал Токэн. – Если хотите послушать о нынешнем – могу.
– Давайте, – предложил Фуго. – Господин Юси человек ученый, и поведал о деяниях старых времен – вы же человек военный, так что кому как не вам, говорить о настоящем.
Воин бросил взгляд на Ясаону, та с улыбкой кивнула.
– Хорошо, – проронил Токэн. – У меня история краткая и невыдуманная. В провинции Као, с пару месяцев назад начали погибать люди. Разные, от бродячих воинов до знатных, и даже магов. Общего у них только одно – они все были в пути, погибли ночью.
Токэн обвел взглядом слушателей.
– И у каждого горло было вспорото когтями, а на лице застыл безмерный ужас. Так и ясно, что это не человек убивал, даже не безумец. Темный дух, неведомо какой, но вынырнувший из своего царства и вышедший на охоту. Маги и заклинатели, говорят, уже в провинции его ищут, но пока не нашли.
– Не нашли? – нахмурилась Саяку. – Но в чем тогда история?
– А ни в чем, – мрачно сказал воин. – Я же говорил – не умею рассказывать. Только о том, что слышал.
– Я не слышала, – удивилась Ясаона.
– Я говорил с другими воинами в Самакаве, пока вы спали, госпожа Юи, – уточнил Токэн. – Потом не хотел вас беспокоить.
Женщина мимолетно улыбнулась телохранителю. Он всегда старался оберегать ее не только от прямого вреда.
– Погодите, – поднял руку Юси. – Но провинция Као… это же рядом. В дне пути.
– А и точно, – дернулся Фуго. – Вы правы, господин Юси… Так что же, дух и сюда перебраться может?!
Гости и хозяин вздрогнули. В империи любили рассказывать о темных духах, но никто не желал с ними столкнуться. А то, что Токэн даже не попытался плавно вести рассказ, а изложил его словно докладывал, почему-то вызывало еще больший страх.
– Да нет, – попыталась приободрить всех Ясаона. – В конце концов, за порядком везде следят, и такие убийства расследуют.
– А если где буйствуют темные духи – так туда придут священники или заклинатели! – Саяку стукнула по столу сухим кулаком. – Может, даже сам Кай Джалин!
Прозвучавшее имя словно холодным ветром пронеслось по залу.
Кай Джалин слыл легендой среди заклинателей. Он безустанно охотился на темных духов, но не изгонял и не пленял – уничтожал. Почему – никто не осмелился спросить, да и сама фигура Убийцы Духов была овеяна тайной. Говорили, что его имя знают даже темные князья, и ненавидят его, а то и боятся.
– Но я слышал, что он не мужчина, – робко сказал Юси. – Что на самом деле говорить надо «Кай Джалинь», это женщина.
– Я то же самое слышала, – подтвердила Ясаона и бросила на студента мягкий взгляд. – Как совпало, господин Юси.
Студент покраснел и опустил взгляд.
– Ну как же так, – возразил Фуго. – Вряд ли в таких вопросах может быть неясность.
– Если женщина в мужской одежде, в какой ходить по глухомани удобно, так можно и не различить, – сказала Саяку. – Я-то знаю, всякое у меня бывало.
Остальные гости с удивлением взглянули на целительницу. Та развела руками:
– В молодости, в молодости. Но будь то Кай Джалин или Джалинь – никак не простой заклинатель, не одними знаками обходится.
– Верно, – Юси поправил очки. – Он еще и маг, владеет каким-то Чистым Искусством.
– Именованием или кровной магией, – твердо заявил Фуго. – Как раз с их помощью заклинателю-магу легче всего справиться с духом. Уж поверьте мне.
– Вы же сами не маг, господин Фуго, – упрекнула его Саяку. – Точно ли знаете?
– Точно, – заявил купец. – И подтверждением тому послужит моя история.
– О, конечно, ваша очередь, – вспомнила Ясаона. – Прошу вас тогда, простите, что перебили.
– Пять Чистых Искусств сотворено предками, – начал Фуго. – Именование, что правит именами, кровная магия, основанная на связях через кровь, искусство Пяти Князей, что призывает стихии, Воплощение, что творит нечто из ничего, и Поток, чей удел – вре…
Купец смущенно кашлянул, поняв, что на нем скрестились пять взглядов. Чистые Искусства мог перечислить каждый ребенок в империи.
– Так вот, – после краткого замешательства продолжил он, – семья Фуго была славна торговлей, но многие мои предки были магами, и все Искусства встречались у нас в роду. Послушайте же, что случилось с Фуго Сансиро, моим прапрапрадедом и могучим Именователем…
Купец сложил руки на животе.
– Когда Сансиро был молод, но уже овладел своей магией, он отправился на юг, в Ланьтао, по делам семьи. Столь умен был Сансиро, что быстро справился со всеми делами, отправил весть домой, и пожелал немного пожить в Ланьтао, ибо была весна, а южные города прекрасны в это время. Гуляя вечерами по улицам города, он встретил прекрасную девушку с опечаленным лицом. Она пришлась ему по сердцу, но Сансиро удивился тому, что с ней не видно провожатых. Встретив ее еще раз, он решил заговорить с ней, и она ответила.
Фуго выдержал краткую паузу.
– Девушку звали Аои из семьи Амаку – богатого, старого рода. Сила Именования подсказала Сансиро, что она говорит правду, что имя и впрямь принадлежит ей; в разговоре понял он, что девушка нравится ему не только за прекрасный лик, и он задумался. Он собирался жениться, но хотел и интересы семьи соблюсти, и взять жену, что ему понравится. Может, предки вознаградили его за почтение к ним? Но Сансиро не давало покоя то, что она ходит по улицам одна. Он посмел спросить, и услышал в ответ печальную историю.
– Она что, незаконная была? – живо спросила Саяку.
– Помилуй предки! – возмутился Фуго. – Нет. Аои рассказала, что ее родители умерли, а ветвь семьи преследуют неудачи. Только ее они не касаются, но семья подозревает, что на ней лежит проклятие, что приносит несчастье другим, и потому никто не смеет сопровождать ее. Странное дело, но Сансиро в глубине души обрадовался, ибо что благороднее для мага, чем бороться с проклятиями? И потому он показал девушке свой знак волшебства, серебряный браслет с алмазом, рассказал о том, что владеет магией, и предложил выяснить, есть ли на ней проклятье.
– Прямо на улице? – несмело спросил Юси.
– Нет, – улыбнулся Фуго. – Аои пригласила его в опустевший дом ее семьи близ Ланьтао, и на следующий вечер Сансиро пришел туда. Молодая хозяйка хорошо приняла его, провела во внутренние покои, и тогда…
Он сделал паузу. На этот раз никто не стал перебивать.
– И тогда, – продолжил Фуго, – Сансиро заметил удивительное. На дворе была весна, и на юге в такое время года неизменно тепло. Но в доме было прохладно, а его волосы трепал холодный ветерок…
– Ох! – внезапно подскочила Саяку. – А я сижу тут, сижу, а травы-то мне нормально на холод надо положить, там из многих дурные примеси мороз вытягивает. Господин Коданси, можно в моей комнате наверху окно открыть? Не бойтесь, не замерзну, я крепкая.
– Да, пожалуйста, ваша в конце коридора, – кивнул хозяин.
– Мне тоже неплохо бы положить наши вещи, – вспомнила Ясаона. – Сэнси?
Токэн молча подхватил сумки.
– Да, я тоже хотел бы книги… – смущенно начал Юси.
– Господа! – воззвал Фуго. – Вы не дослушали.
– Одну минуту, – улыбнулся Коданси. – Простите, господин Фуго. Я тоже ненадолго отлучусь, мне на завтра еду надо сделать. Пойдем, Андзинь.
Купец недовольно засопел, но спорить не стал.
На какое-то время зал опустел, остался один Фуго. Минут через пятнадцать, однако, все вернулись, и снова заняли места за столиками. Купец обвел всех сердитым взглядом, услышал горячие извинения, смилостивился и продолжил:
– Когда Сансиро ощутил холод, то острые чувства мага подсказали ему, что дело неладно. Подошел он к стене, на которой висела дивная картина, коснулся ее и попытался познать ее Имя. И понял Сансиро, что странно это, что Имя того, что он видит, не соответствует тому, чего он касается.
– Морок! – с восторгом охнула Саяку.
Фуго кивнул.
– Воззвал тогда Сансиро к своей силе, и все вокруг исчезло. Был дом – но полуразвалившийся, прогнивший и увядший. А вместо прекрасной хозяйки колебалась тень с бездонно-черными глазами и в лохмотьях вместо чудесной одежды. Понял призрак, что его разоблачили, кинулся на Сансиро, но тот сумел оборониться, потому что знал некоторые знаки заклинателей, и укрепил их своей магией. Бежав из старого дома, Сансиро наутро же явился к семье Амаку, и узнал, что и впрямь была в их роду такая девушка – но умерла сотню лет назад от проклятия, и к дому с тех пор никто не подходил. Тогда Сансиро нашел сведущего священника, пришел в тот дом и сумел позвать призрака своей силой, ее именем и молитвами служителя богов. Вместе успокоили они душу Аои, отправили ее к предкам, и более не появлялась она в Ланьтао. А Сансиро же вернулся домой, и с тех пор был осторожен в поисках жены.
– Хорошая история, господин Фуго, – заявила Саяку, – но вам бы подробностей прибавить. Как бросалась, как зубы скалила…
– Я рассказываю так, как поведал Сансиро семье, – возмутился купец. – Да и плохо умею говорить не о делах. Но, полагаю, вы искуснее меня в рассказах, госпожа Ясаона?
Все заинтересованно повернулись к женщине.
– Я думаю, я последую примеру господина Фуго, – Ясаона улыбнулась купцу, тот довольно выпрямился, – и поведаю историю о своих предках. Все началось с того, что сыну основателя нашего рода подарили яшмовую статуэтку…
Она задумалась на миг.
– Я даже могу ее показать. Ее изображение, вернее.
– Книга в седельной сумке? – уточнил Токэн.
– Да, – кивнула Ясаона. – Ты не мог бы?..
Воин кивнул, плавно поднялся и вышел.
– Видите ли, – объяснила женщина, – я хотела бы ее показать, потому что иначе трудно будет представить, как обличье статуэтки связано с историей. А описывать ее долго.
– О да, – слегка оживился Юси. – Всегда лучше самому узнать, чем слушать пересказ.
– Я надеюсь, вы не о моем пересказе нашей истории, господин Юси? – улыбнулась Ясаона.
Студент смутился и съежился. Остальные гости рассмеялись.
– И, кроме того… – продолжила Ясаона и осеклась. – Что такое, Сэнси?
Воин ворвался в зал, распахнув дверь; впервые его лицо утратило маску невозмутимого спокойствия.
– Одна из лошадей мертва, – хрипло сказал он. – Разорвано горло, кровь выпущена. Рвали когтями. А остальные храпят от ужаса.
Окончание через час...
Одна из глав книги Ричарда Докинза «Перерастая Бога» посвящена перечислению примеров поразительного, великолепного устройства живых организмов, рассматривая которые невозможно отделаться от впечатления, что за ними стоит разумный замысел. Биология – это предмет, который Докинз, в отличие от философии, истории или теологии, знает и любит, и, когда он пишет, например, о гепарде и африканской газели, желчный и язвительный атеист в нем уступает место увлечённому биологу. Мы, на какое-то время, встречаем другого Докинза – искренне поражённого и восхищённого красотой творения.
Он пишет о том, что живые организмы демонстрируют «...вызывающую трепет сложность. Это выглядит так, как будто за ней стоит разумный Создатель. И мы покажем, что это не так. Это не простая задача – и цель этой главы показать, насколько это трудно».
Живые организмы постоянно наводят на мысль о том, что за их созданием стоит некий разум, и Докинз, признавая силу это впечатления, говорит о нём как о «соблазне» для преодоления которого нужны напряженные интеллектуальные усилия.
Обратим внимание на внутреннее противоречие этой позиции: с одной стороны, Докинз пишет (в своей книге «Река, выходящая из Эдема») о том, что во Вселенной «нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла», с другой – признаёт, что избавиться от ощущения разумного замысла в живой природе очень нелегко.
Далее Докинз объясняет, что, несмотря на ошеломляющее впечатление, что за сложностью живых организмов стоит творящий Разум, в Нём нет необходимости – всё можно объяснить в рамках эволюционного процесса, когда долгие миллионы лет организмы изменялись в результате случайных мутаций. Там, где мутации оказывались вредными, организмы умирали и выбывали из эволюционной гонки, но там, где они помогали организму приспособиться, выжить и, главное, оставить потомство, изменения накапливались и приводили к появлению новых видов.
До Дарвина верующие могли прибегать к аргументу «от замысла» – как это формулировал Уильям Пэйли, «Если вы нашли часы, вы предположите существование часовщика, который собрал этот сложный механизм». Но теперь – говорит нам Докинз – мы открыли природный механизм, который может производить такие часы. Но опровергает ли это сам аргумент от замысла?
Не являясь биологом, я не могу внести никакого вклада в споры вокруг самой теории биологической эволюции. Но хочется отметить, что в любом случае эта теория не решает той задачи, которую на неё пытается возложить Докинз.
Как признает он сам, «мы все еще не знаем в точности, как процесс эволюции начался». В самом деле, чтобы процесс развития жизни начался, необходима первая ДНК, вернее, первая живая клетка, потому что сама ДНК не может функционировать вне её. Эта молекула отличается крайней сложностью и её случайное возникновение невероятно. Она никак не может быть результатом эволюции, потому является её предварительным условием.
Сложность ДНК была одной из причин, побудивших известного атеистического философа Энтоню Флю признать реальность Создателя. Но ДНК – далеко не единственное необходимое условие.
Процесс эволюции требует ряда условий, которые сами по себе никак не могут быть его результатом. Он требует, в частности, тонкой настройки Вселенной. Сам Докинз признает факт такой настройки в книге «Бог как иллюзия»: «Само наше существование подтверждает факт «удобства» наших физических законов для возникновения жизни. Не случайно, глядя в ночное небо, мы видим звезды – они являются непременным условием существования большинства химических элементов, без которых не было бы жизни. Согласно расчетам физиков, окажись физические законы и константы лишь слегка другими, Вселенная развивалась бы так, что жизнь в ней была бы абсолютно невозможна... В книге «Просто шесть цифр» Мартин Риз перечисляет шесть основных постоянных, которые, по мнению ученых, сохраняют свою величину в любой точке Вселенной. Каждая из этих шести величин «точно настроена» в том смысле, что, будь она лишь немного другой, Вселенная значительно отличалась бы от нынешней и, возможно, была бы непригодна для жизни».
Вспоминает он об этом факте и в книге «Перерастая Бога», приводя в пример гравитационную постоянную G. Докинз пишет: «Если бы G было чуть меньше, гравитация была бы слишком слабой, чтобы собрать материю в сгустки. Не было бы ни галактик, ни звезд, ни химии, ни планет, ни эволюции, ни жизни. Если бы G было чуть больше, звезд, которые мы знаем, и которые вели бы себя известным нам образом, не существовало бы. Они бы все сжимались под своей собственной тяжестью и, вероятно, превращались бы в черные дыры. Ни звезд, ни планет, ни эволюции, ни жизни».
Таким образом, для того чтобы во Вселенной могла существовать жизнь, мироздание должно быть «тонко настроенным». Отметим, что ни Докинз, ни другие атеистические авторы самой тонкой настройки не отрицают. Это хорошо установленный факт о мироздании, в котором мы живем.
Какое же объяснение Докинз предлагает этому факту? Он высказывает три соображения.
Первое относится к так называемому «антропному принципу». Если бы Вселенная имела другие характеристики, в ней бы просто не было наблюдателей, чтобы отметить этот факт. Поэтому Вселенная, в которой есть разумные наблюдатели, с необходимостью будет обладать именно такими параметрами, которые допускают развитие разумной жизни. Мы же не удивляемся тому, что на Земле есть пригодная для дыхания атмосфера – если бы ее не было, не было бы и нас.
Но это соображение совершенно не отвечает на вопрос: «Почему Вселенная тонко настроена именно таким образом, чтобы поддерживать наше существование?».
Приведу популярный пример: допустим, человека расстреливает взвод солдат. Гремит залп, и приговоренный обнаруживает, что он жив и здоров. Он, естественно, задается вопросом – как он остался в живых?
Если мы скажем: «Ну, конечно, ты остался в живых! Иначе бы ты не ставил этого вопроса!» – мы просто констатируем очевидный факт и никак не ответим на его радостное недоумение. Факт того, что он остался в живых, требует какого-то объяснения – друзья приговоренного подкупили солдат, солдаты получили приказ стрелять мимо и т.д. «Они все случайно промахнулись», пожалуй, не будет хорошим объяснением.
Так и сказать: «Если бы Вселенная не была тонко настроена, нас бы не было, и мы бы не удивлялись её тонкой настройке» – никак не значит ответить на вопрос о причинах этого. Мы существуем, потому что Вселенная тонко настроена, а не Вселенная тонко настроена, потому что мы существуем. Мы не можем объяснять причину через следствие.
Второе соображение, которое предлагает Докинз, состоит в предположении, что существует огромное – или даже бесконечное – число вселенных, где мировые константы варьируются произвольным образом. В некоторых из этих вселенных они – чисто случайно – оказались благоприятными для жизни.
Но проблема с этим предположением в том, что его принятие является чистым актом веры. Мы не видели – и никогда не удивим – этих «других вселенных», получение данных из них невозможно, и вера в них является – в самом чистом виде – той самой «верой без доказательств», на которую Докинз так язвительно нападает.
Очевидно, догадываясь о слабости этих объяснений, Докинз выдвигает свой основной аргумент. Как он пишет в главе «Шаги к невероятному» в своей книге «Перерастая Бога», «Что-то достаточно умное – и достаточно сложное – чтобы конструировать вещи, может сформироваться во Вселенной только поздно, в результате долгого процесса восхождения от первоначальной простоты». Иначе говоря, Бог, способный тонко настроить Вселенную, был бы слишком сложным и поэтому невероятным объяснением.
Вот как Докинз развивает эту мысль в главе «Черпая смелость в науке»: «Есть искушение подумать, что творческий разум – какого-то рода Бог, божественный настройщик, позаботился о тонкой настройке. Этому искушению надо твердо противостоять. По причине, которую мы рассматривали в предыдущих главах. Тонкая настройка всех этих параметров может выглядеть невероятной, учитывая множество вариантов, которые они могли бы иметь. Но, какой бы невероятной ни выглядела точность настройки, любой Бог, способный настроить Вселенную с такой точностью, должен быть, по меньшей мере, столь же невероятен. Как иначе Он был бы в состоянии это сделать? Введение Бога в наше рассуждение не решает проблему. Оно просто отодвигает её на ступень назад. Это, с сокрушительной очевидностью, не объяснение». Это главный аргумент Докинза, и его стоит рассмотреть подробнее.
Собственно, Докинз повторяет в совершенно неизменном виде аргумент, который выдвинул в книге 2006 года «Бог как иллюзия»: «Любой творческий разум, достаточно сложный, чтобы что-либо замыслить, может появиться только в результате длительного процесса постепенной эволюции... Бога-творца использовать для объяснения сложно организованной Вселенной нельзя, потому что любой бог, способный что-либо сотворить, сам должен быть достаточно сложным; и тогда возникает аналогичный вопрос о его появлении... Бог же, как и любой мыслящий, принимающий решения и рассчитывающий их последствия сложный субъект, – исключительно невероятен – в том же самом статистическом смысле, как и те объекты, которые он призван объяснить».
Иначе говоря, бессмысленно привлекать для объяснения сложности в природе ещё более сложного Бога – к тому же, по мнению Докинза, это немедленно вызывает вопрос: «Кто создал Бога»?
За время, прошедшее с выхода «Бога как иллюзии» (2006) и до появления книги «Перерастая Бога» (2019), этот аргумент подвергся уничтожающей критике, которой Докинз явно объявил беспощадный, не допускающий никаких исключений игнор. Просто поразительно, как Докинзу удается совершенно игнорировать любые возражения. Но рассмотрим главные из их доводов.
Во-первых, чтобы объяснение было принято, оно не обязательно должно само иметь объяснение. Иначе наука просто не могла бы существовать и расширять границы нашего познания, за которыми всегда остается что-то необъясненное. Если археологи находят, скажем, ракушки, явно искусственно обработанные с целью превратить их в украшения, они будут правы, предположив, что это сделали какие-то древние люди, – при этом они могут не знать, и не догадываться, и не быть в состоянии объяснить, что это были за люди и откуда они появились. Объяснение «эту болезнь вызывает болезнетворный микроорганизм» может быть верным и совершенно приемлемым, даже если ученый пока ничего не может нам сказать о происхождении этого микроорганизма.
Вопрос «кто создал Бога» просто говорит о том, что Докинз не понимает христианской концепции Бога – Который не создан и пребывает всегда. Но, в любом случае, этот вопрос не имеет отношения к делу. Объяснение феномена через указание на его причину может быть вполне состоятельным и без объяснения причины самой этой причины.
Во-вторых, предполагаемая сложность причины еще не дает нам оснований отвергать её в качестве объяснения. Философ Альвин Плантинга приводит такой пример. Допустим, мы обнаруживаем на Луне какие-то сложные механизмы. Мы предположим, что их создала какая-то внеземная цивилизация. Но – мог бы нам возразить поклонник Докинза – предполагаемая цивилизация должна быть чем-то гораздо более сложным, чем сами механизмы. Поэтому мы должны искать каких угодно объяснений, кроме этого. Сочтем ли мы этот довод убедительным? Едва ли.
В-третьих, Бог христианского теизма вовсе не является «сложным». Он, напротив, прост. Очевидно, Докинз представляет себе разум, создавший Вселенную, как что-то вроде суперкомпьютера или супермозга. Мозг – весьма сложная структура, а представить себе сознание вне материального мозга Докинз не в состоянии. Но Бог не состоит из множества элементов, соединенных в определенном порядке, как мозг или компьютер. Он не требует себе материального носителя, тем более сложного. Он – чистый Дух.
Даже наше сознание, «я», не является сложным, не разбирается на части. Мы можем иметь сложные переживания, мыслить сложные идеи, представлять сложные картины, управлять сложными процессами, но само наше «я» при этом остается простым. Бог может создать чрезвычайно сложную Вселенную и управлять ею, но это никак не предполагает Его сложности.
Таким образом, главный аргумент, который Докинз выдвигает против веры в Бога, оказывается очевидно несостоятельным по целому ряду причин, и мы оказываемся перед тонко настроенной Вселенной, оставляющей, как и признает сам Докинз, ошеломляющее впечатление стоящего за ней творящего Разума.
Продолжение следует...
P.S.
✒️ Я не отвечаю здесь на комментарии к своим постам. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Семья и дети
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
В переводе с арабского «уд» значит «дерево». Но на самом деле это не древесина, не листья и не корни. Все сложнее. В тропиках Юго-Восточной Азии растет агаровое дерево (еще его называют аквилария). Иногда оно заражается определенной бактерией (phialophora parasitica). Чтобы бороться с инфекцией, больная аквилария вырабатывает смолу, которая пропитывает древесину. Вот эта пропитанная смолой деревяшка и есть уд.
Аквилария растет исключительно в джунглях. Уд стоит дорого, поэтому люди становятся охотниками за этими деревьями.
Агаровое дерево
Отыскать и опознать нужный агар сложно. Инфекция распространяется в сердцевине ствола, и по внешнему дерева не ясно — здоровое оно или нет. Древесина, пропитанная смолой, приобретает темный цвет и приобретает уникальный, насыщенный аромат.
Чтобы понять, нужное ли это дерево, забивают в ствол тонкую трубочку — если течет смола, значит, нам крупно повезло.
Агаровое дерево живет лет 80-100. Заразиться оно может в любой момент. Но чем дольше болеет дерево, тем больше пропитывается смолой, и тем ценнее становится.
Бывает, что охотники встречают дерево, которое заболело только что, и в нем еще мало смолы. Чтобы получить хороший уд, нужно подождать. Примерно лет 15-20.
Из одного дерева получают всего несколько граммов уда. Сколько именно — зависит от того, как долго оно болело, и каким способом потом получили масло. Причем, поскольку смола образуется только в сердцевине, нельзя срубить часть дерева: аквиларию спиливают полностью.
Все эти заморочки с поиском, выдержкой и обработкой сделали уд дороже золота. Самый драгоценный — тот, что найден в диком лесу. Некоторые древние редкие экземпляры стоят больше двухсот тысяч евро за килограмм.
Но сейчас люди научились заражать деревья искусственным путем. Засаживают целые плантации агара и подсаживают к ним бактерию. Такой уд дешевле, хотя это все равно гигантские деньги. Не самый дорогой — стоит 20 000 евро за килограмм.
Кроме того, растительное сырье дает весьма небольшой выход сырья. При производстве удового масла используется древесина, содержание смолы в которой является довольно низким. Так, для получения 12 мл нужно переработать как минимум 20 кг древесины.
Нереальная дороговизна уда стала причиной перехода многих игроков парфюмерного рынка на синтетическое сырье. Для арабской парфюмерии уд — главный ингредиент. Арабам нравится, когда он доминирует.
Для европейского носа такие композиции не годятся. Но уд — прекрасный бустер для других ингредиентов, он подчеркивает и раскрывает их грани.
В числе лучших ароматов, содержащих ноты уда, можно назвать следующие:
1.Oud Wood от Tom Ford (кардамон, перец, палисандр, сандал, удовая древесина, ветивер, ваниль, сандал, амбра, бобы тонка);
Oud Wood от Tom Ford
2.Royal Oud от Creed (сицилийский бергамот, калабрийский лимон, корень дягиля, розовые ягоды, удовая древесина, сандал, гальбанум, кедр, тонкинский мускус);
Royal Oud от Greed
3.Pure Oud от By Kilian (уд, шафран, бальзамCopahu, амбра, масло Cypriol, анималистические ноты, ладан, мирра);
Pure Oud от By Kilian
4.Leather Oud от Christian Dior (индонезийская удовая древесина, кожа, гваяковая древесина, цибетин, ладан, пчелиный воск, пачули, кардамон, кедр, сандал, береза, амирис, ветивер, гвоздика, амбра);
Leather Oud от Christian Dior
5.Dark Aoud от Montale (оттенки кожи, черный перец, индийский сандал, тиковая древесина, ветивер, удовая древесина, шафран, серая амбра);
Dark Aoud от Montale
Во многих странах уду приписывают разные слегка магические свойства. В Индии, Японии и арабских странах считают, что он полезен для здоровья, его едят, пьют и используют как благовоние.
tg: Научный Абсурд
Эта статья – начало серии статей, в которых мы рассмотрим полемические труды британского биолога и публициста Ричарда Докинза. Этот популярный, в том числе у нас, атеистический автор может считаться если не основателем, то, по крайней мере, наиболее ярким представителем определенного подвида атеизма, который я бы так и назвал – докинзианством.
В английском языке есть выражение «проповедовать хору», то есть людям и так уже давно разделяющим убеждения проповедника. Цель такой проповеди – не сообщить аудитории что-то новое или привлечь неверующих. Она должна ободрить и воодушевить тех, кто уже полностью согласен. Это выражение хорошо описывает книги Ричарда Докинза – со стороны они выглядят поразительно слабыми, в то время как у хора взывают восторг. Трудно избежать аналогии с каким-нибудь фундаменталистским проповедником, непоколебимо уверенные речи которого кажутся вершиной мудрости его пастве, но со стороны воспринимаются скептически.
В 2019 году вышла книга Докинза Outgrowing God: A Beginner's Guide («Перерастая Бога: пособие для начинающих»). В основном, говоря о воззрениях Докинза, я буду обращаться к ней – приводя цитаты в моем собственном переводе. Мне это кажется уместным по нескольким причинам: во-первых, учитывая популярность автора, русского перевода ждать недолго, во-вторых, мне хотелось бы опираться на самую свежую версию аргументов оппонента, в-третьих, чего-то радикально нового в книге нет, и человек, знакомый с предыдущими трудами Докинза, безо всяких затруднений поймет, о чем идет речь.
Но перед тем как обратиться к конкретным аргументам автора, сделаем несколько общих наблюдений о самом феномене докинзианского атеизма.
Как это сразу бросается в глаза, автор не приводит каких-то новых аргументов, а только упорно повторяет старые. Если вы ожидали какого-то развития темы, нового поворота дискуссии, вы его не найдете. С момента выхода его бестселлера «Бог как иллюзия» прошло уже 14 лет, вышли десятки книг и сотни статей и рецензий, в которых доводы Докинза подвергались критике, причем как со стороны христиан, так и со стороны атеистов.
Такие известные христианские авторы, как биохимик и богослов Алистер Макграт, оксфордский профессор математики Джон Леннокс, философ Альвин Плантинга, философ Уильям Лэйн Крейг и многие другие весьма тщательно рассмотрели (и опровергли) доводы Докинза. Более того, Докинзу сильно досталось от тех, кто, казалось бы, должен был его поддержать – от агностиков и атеистов.
Известный философ Майкл Рьюз (сам атеист), например, писал: «В отличие от „новых атеистов“ я считаю нужным изучать предмет – и книга „Бог как иллюзия“ Докинза заставляет меня стыдиться того, что я тоже атеист. Докинз просто не дает себе труда разобраться в христианских аргументах, которые он заносчиво высмеивает».
Эта волна критики могла бы вызвать, по крайне мере, какую-то коррекцию в аргументах, но, похоже, прошла совершенно незамеченной. Такое впечатление, что Докинз предпочитает просто игнорировать любые доводы и критику и пишет так, как будто этих 14 лет просто не было.
Это игнорирование само по себе является интересным феноменом, который представляется не столько личной особенностью Докинза, сколько качеством всей субкультуры «нового атеизма». Как сказал сам Докинз, когда его упрекнули в безграмотности в вопросах христианского богословия, «Необходимо ли разбираться в лепреконологии, чтобы перестать верить в лепреконов?»
Разумеется, не обязательно разбираться в каких-то верованиях, чтобы их не принимать, но вот для того чтобы содержательно критиковать их, надо понимать, о чем идет речь. Я не разделяю, например, буддизма, но если бы я решил писать объемистые книги, критикующие буддизм, я должен был бы потратить хотя бы некоторое время на то, чтобы разобраться с тем, во что верят буддисты и понять их логику.
Если бы я сделал себе имя (и достаток) на нападках на буддизм, заявляя при этом, что не собираюсь сколько-нибудь вникать в учение, на которое обрушиваюсь, или знакомиться с ответами, которые сами буддисты (и грамотные религиоведы) дадут на мои нападки, я бы выставил себя чрезвычайно самоуверенным и невежественным человеком, недостойным высокой оценки ни с интеллектуальной, ни с этической точки зрения.
Но аналогичные по качеству нападки на христианство вознесли Докинза в ранг «ведущего публичного интеллектуала». Как это срабатывает? Американский христианский философ Уильям Лэйн Крейг говорит о том, что «новый атеизм» – это не феномен интеллектуальной жизни; это феномен массовой культуры.
Беседы между действительно высокообразованными философами о теизме и атеизме проходят на уровне, проникновение на который требует усилий. Книги об этом не расходятся огромными тиражами – обычно покупатели хотят чего-то попроще, хлесткой публицистики с элементами стеба, которая в то же время позволяла бы им ощутить себя причастными к интеллектуальной жизни. Это не трудные книги, которые заставляют вас признать ваши познания недостаточными и тащат вас на более высокий интеллектуальный уровень; это легкие книги, которые уверяют вас, что с вашим уровнем уже все в порядке.
Они внушают вам, что если вы не верите в Бога, это уже делает вас намного умнее блаженного Августина, Декарта, Паскаля, Ньютона, Бойля и большей части человеческого рода вообще – и разве это не здорово? Не слишком толстая и совсем не трудная книжка Докинза дает вам возможность прочувствовать, какой вы молодец, и с завоеванной интеллектуальной вершины бросить гордый взгляд на копошащихся внизу приверженцев нелепых суеверий. Для этой цели книга не может и не должна быть утомительной и предполагать глубокое проникновение в материал. Как сказано в «Письмах Баламута» у К. С. Льюиса, «Самоуверенная тарабарщина, а не аргументы, поможет тебе удержать пациента вдали от церкви. Не трать времени на то, чтобы убедить его в истинности материализма: лучше внуши ему, что материализм силен или смел, что это философия будущего».
Впрочем, Докинз и не скрывает того, что его последняя книга написана для подростков, которым его предыдущий Magnum Opus, «Бог как иллюзия» показался слишком трудным. Это может показаться странным – что же трудного и недоступного подростку в «Боге как иллюзии»? Трудно найти более подростковую книгу! Кто в пятнадцать лет не считал себя умнее всех? Сочетание дремучего невежества с непробиваемой самоуверенностью может быть утомительным, но что же в нем непонятного? Но перейдем к рассмотрению доводов Докинза.
Но книги Докинза интересны с другой точки зрения – как энциклопедия типовых нападок на веру в Бога, которые повторяются раз за разом и самыми разными людьми. Это, скорее лозунги, чем аргументы. Аргумент является частью дискуссии, он живет и меняется, встречая и рассматривая возражения. Лозунги, например, такие как «Религия – причина всех войн!», «Религия – психиатрическое расстройство!», «Нет ни малейших доказательств реальности Бога!» – провозглашаются годами и столетиями, не переживая ни малейших модификаций. Конечно, у лозунгов есть свой смысл и предназначение – опознавать своих, поддерживать чувство причастности к группе, обеспечивать преемственность, но они не являются частью нашей интеллектуальной жизни. Принимать их за аргументы – тем более аргументы решающие – было бы ошибкой.
Лозунг мог когда-то быть аргументом; но когда на него давно ответили, и он отказался реагировать, как-то модифицироваться или просто признать поражение и сойти со сцены, он окончательно перестал, если воспользоваться близким Докинзу биологическим языком, эволюционировать и превратился в живое ископаемое.
Тем не менее, эти лозунги стоит рассмотреть, потому что нам стоит быть готовыми объяснить, что если лозунг когда-то и был аргументом в споре, ответы на него уже давно даны. И только принципиальное невежество, характерное для этого вида атеизма, упорное нежелание знать хоть что-то о реальных взглядах оппонента позволяет принимать их за живые аргументы.
Сделав такое длинное предисловие, перейдем к рассмотрению конкретных лозунгов.
На вопрос: «Верите ли вы в Бога?», Докинз иронически уточняет: «В какого именно?» «Люди по всему миру на протяжении истории поклонялись тысячам различным богов», – пишет он и перечисляет различных языческих божеств, в разных мифологиях ответственных за разные области жизни.
Этот вопрос был бы понятен в устах советского – или китайского – школьника, который был просто лишен каких-либо знаний о религии, а видел только антирелигиозные карикатуры, в которых Бог Библии изображался в одном ряду с африканскими идолами и бабой-ягой. Но Докинз пишет книги и статьи о религии, причем уже годами и десятилетиями. Как ему удалось не нахвататься за это время хотя бы самых базовых религиоведческих знаний – непонятно.
Очевидно, в европейской культуре вопрос о «вере в Бога» предполагает христианского Бога, шире – Бога этического монотеизма. Ставить этого Бога в один ряд с Одином, Тором, Афродитой или Бахусом, значит, проявлять не неверие, а невежество.
Вы можете полагать и языческих богов, и Бога монотеизма чисто умозрительными концепциями, которым ничего не соответствует в реальности, но вам стоит знать, что это фундаментально разные концепции.
Языческие боги находятся внутри мира, они являются его частью, они, безусловно, более могущественны, чем люди, но не всемогущи. Они напоминают человеческую аристократию, оказывающую покровительство в обмен на подати и изъявления почтения. Между ними постоянно возникают конфликты, и они могут занимать разные стороны в человеческих войнах. Боги могут терпеть поражения друг от друга. Они не обладают ничем похожим на всеблагость, и никак нельзя сказать, что они любят людей вообще. У них могут быть любимцы, – как у аристократов могут быть фавориты, – но никакой всеохватной или, тем более, жертвенной, любви к человеческому роду они не питают. Они едва ли нравственны – Зевс, например, неистово блудлив и изменяет своей жене Гере (бедная богиня!) с кем ни попадя. Впрочем, у него самого было тяжелое детство – его пытался убить родной отец, Кронос.
Бог этического монотеизма находится вне мира и является Его Создателем: как художник находится вне картины, или композитор – вне симфонии. У Него нет конкурентов, с которыми бы Он боролся за власть. У Него нет страстей, которые гнали бы Его к сомнительным приключениям. Он обладает всемогуществом и нравственной благостью.
Понимание того, что Бог Библии – не Зевс, и не Тор, и не Бахус с Афродитой, – это не вопрос веры. Это вопрос минимальной религиоведческой грамотности, которой, увы, Докинз не проявляет. И этот Бог не является «одним из тысяч», что делает довод Докинза просто не относящимся к делу.
Докинз пишет: «Я не верую в богов древнего Египта, вроде Озириса, Тота, Нута Анубиса или Хора, его брата, который, как Иисус и множество других богов, как о них говорят, родился от девы».
Многие уже вспомнили знаменитую цитату из «Мастера и Маргариты»: «Нет ни одной восточной религии, − говорил Берлиоз, − в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор».
Аргумент, как видим, успел хорошенько окаменеть уже задолго до Докинза. Но как дело на самом деле обстоит с «множеством богов, рожденных от девы»? Обратимся к другому атеисту, но более грамотному. Специалисту по Новому Завету Барту Эрману, которого Докинз с одобрением упоминает, но, видимо, не читал.
В своей книге «А был ли Иисус» Эрман находит для нас вероятный первоисточник тезиса о “языческих девах, рождающих спасителей”. Это вышедшая в 1875 году книга Керси Грейвса «Шестнадцать распятых спасителей: христианство до Христа» (1875). Грейвс пишет:
“Изучение истории Востока показывает удивительный факт: рассказы о воплощенных богах, напоминающих чудесный персонаж Иисуса Христа, существовали у большинства (или даже у всех) языческих народов древности. Рассказы о некоторых из этих боговоплощений столь разительно схожи с рассказами о христианском Спасителе, – не только в общих чертах, но иногда и в самых мелких частностях (от легенды о непорочном зачатии до легенды о распятии и последующем вознесении на небеса), – что их можно едва ли не перепутать”.
Грейвс приводит ряд примеров, которые потом разошлись по множеству атеистических книг и статей. У него возникает только одна проблема, на которую обращает внимание Эрман:
“Можно спросить: откуда все это взято? Грейвс никак не документирует свои утверждения. Читатель обязан верить ему на слово. Если кто-то захочет проверить, действительно ли с Буддой, Митрой или Кадмом происходило нечто подобное, он не будет знать, куда смотреть. Грейвс не сообщает источники своей информации.
Впрочем, разве он в этом одинок? С тех пор прошло 140 лет, а подобные голословные утверждения кочуют из одной мифологистской книжки в другую”.
Эрман особенно обращает внимание на то, что античный мир не знает никаких “рождений от девы”. У язычников было немало мифов о телесной связи между богами и земными женщинами, но эти женщины, естественно, не были никакими девами, а их полубожественные дети рождались обычным порядком – от близости между мужчиной и женщиной, даже если в роли мужчины выступал языческий бог.
Докинз просто пересказывает старые атеистические фейки даже не пытаясь навести справки и выяснить, на чем основаны представления, которые он предлагает читателю. Глубоко ироничная ситуация, когда люди, язвительно высмеивающие легковерие и всему требующие доказательств, тиражируют явные фейки, возникает в Интернете постоянно – и сам Докинз является одним из наиболее ярких примеров.
Докинз пишет: «Одна из причин, по которым я оставил веру, состоит в том, что когда мне было лет девять, я уже понимал, что если бы я родился в семье викингов, я бы твердо верил в Одина и Тора. Родись я в древней Греции, я бы поклонялся Зевсу и Афродите. В наше время, если бы я был рожден в Пакистане или Египте, я бы верил, что Иисус – не больше чем Пророк, а не Сын Божий, как учат христианские священники... Люди, которые выросли в разных странах, копируют своих родителей и верят в бога – или богов – своей страны. Эти верования противоречат друг другу, и не могут все быть истинными».
Это тезис, который Докинз повторяет годами: «Если вы верите в Бога, то потому, что вы бездумно копируете ваших родителей», – особенно удивительно звучит здесь, в России. В самом деле, перечисляя возможные варианты рождения, Докинз совершенно исключает «если бы вы родились в СССР, или в Китае». Но я как раз родился в СССР, и был воспитан в «научном атеизме». То светлое царство разума и науки, которое западные атеисты еще только мечтают увидеть в будущем, я уже видел в своем прошлом.
Если Докинз призывает меня отвергнуть представления, навязанные мне в детстве, когда я еще не думал своей головой – что же, я именно это и сделал. Но на чем основан сам довод – «в мире существует множество противоречащих друг другу религий, следовательно, ты должен быть атеистом»? Очевидно, на той скрытой предпосылке, что атеизм предполагается позицией по умолчанию. Это не просто одно из мировоззрений, наряду с другими, но стартовая позиция, с которой мы должны рассматривать все остальные взгляды на мир.
Но на чем основаны притязания атеизма на то, чтобы быть такой стартовой позицией? Как нам объяснят сами атеисты, на таком понятии, как бремя доказательства. Чтобы поверить во что-то, например, в летающие тарелки, нужны доказательства. А вот чтобы остаться в неверии, никаких доказательств не нужно. Вы не обязаны доказывать, что летающих тарелок не существует, да и как бы вы могли это сделать?
Точно так же и с верой в Бога – это верующие должны предъявлять доказательства, а неверие никаких доказательств не требует, это позиция по умолчанию. Как это формулирует Докинз: «Когда люди говорят о том, что они атеисты, они не имеют в виду, что они могут доказать, что никаких богов не существует. Строго говоря, невозможно доказать, что чего-либо не существует. Мы не можем определенно знать, что богов нет – точно так же, как мы не можем доказать, что не существует фей, пикси или эльфов, или хохгоблинов, или лепреконов, или розовых единорогов; как мы не можем доказать, что Санта Клаус или Пасхальный Кролик, или Зубная Фея не существуют ... но мы в них не верим».
В чем ошибка такой аргументации? Их несколько, но мы пока рассмотрим две.
Конечно, атеисты не обязаны доказывать, что Бога нет. Но, отрицая Бога, они неизбежно выдвигают свои объяснения реальности – и вот их-то они доказывать обязаны. Если я, рассматривая картину, отрицаю существование художника, я не могу просто сказать: «Вы верите в художника, вы и доказывайте его реальность». Я должен ответить на вопрос – откуда же, по моему мнению, взялась картина? Если нет Создателя, то почему существует мироздание? Если нет души, то почему существует сознание, воля, нравственное чувство?
Поэтому атеизм не может оставаться – и не остается – чистым отрицанием. Он предлагает свои объяснения реальности, в частности, реальности человеческого сознания. Рассмотрим, например, декларацию в защиту клонирования, подписанную ведущими атеистическими интеллектуалами мира, и, в частности, самим Докинзом. Вот что в ней говорится:
«Некоторые религии учат, что человеческие существа фундаментально отличны от других млекопитающих, что божество наделило людей бессмертными душами, придав им ценность, не сравнимую с ценностью других живых существ. Утверждается, что природа человека уникальна и священна. Научные достижения, которые могут изменить эту «природу», встречают гневный протест.
Как бы ни были глубоки догматические корни таких идей, мы спрашиваем, должны ли они учитываться при решении вопроса о том, будет ли позволено людям пользоваться благами новой биотехнологии. Насколько может судить научная мысль, вид Homo sapiens принадлежит к царству животных. Способности человека, как представляется, только по степени, а не качественно отличаются от способностей высших животных. Богатство мыслей, чувств, упований и надежд человечества возникает, по всей видимости, из электрохимических процессов в мозге, а не из нематериальной души, способы действия которой не может обнаружить ни один прибор».
Это вполне определенные утверждения о реальности, которые, несомненно, нуждаются в обоснованиях. У нас нет абсолютно никаких причин принимать их по умолчанию. То, что «богатство мыслей, чувств, упований и надежд человечества возникает, по всей видимости, из электрохимических процессов в мозге», – не только не очевидно, но и порождает огромные философские проблемы. Попросту говоря, это мировоззрение абсурдно. Например, если материализм верен, у нас нет свободной воли (что Докинз и другие материалисты прямо признают), поскольку «электрохимические процессы в мозге» полностью подчинены законам природы. Тем не менее, Докинз пишет книги и статьи, пытаясь переубедить людей – так, как будто они, в противность его собственному мировоззрению, обладают свободной волей и могут принять решение рассмотреть его аргументы и изменить свои взгляды.
У нас нет никаких оснований принимать атеизм по умолчанию. Более того, как только мы начинаем задумываться о содержании этого мировоззрения, мы наталкиваемся на непреодолимые противоречия.
Они настолько неосновательны, что, складывается впечатление, мы имеем дело с троллингом – «люди, которые всерьез верят в фей и гоблинов, леших и домовых, глупы и невежественны, и вы, христиане, такие же дураки, ха-ха!». Но примем, что Докинз и те, кто его повторяет, действительно не улавливают разницы и ее нужно объяснить.
Персонажи низшей мифологии предполагаются частью этого мира. Феи и эльфы не всемогущи – и, значит, мы можем застать их врасплох, подвергнуть их наблюдению, знать что-то, чего не знают они. Они нуждаются в пространстве для обитания, в каких-то жилищах, они должны чем-то питаться, следовательно, иметь что-то вроде экономики и сельского хозяйства. У нас должны быть вполне предсказуемые способы их обнаружить – если бы они существовали.
Бог библейского теизма – не часть этого мира. Он Его Создатель. Попробуем привести грубую аналогию. Пространство компьютерной игры может быть населено множеством персонажей – людей, животных, сказочных существ. Но среди них вы едва ли найдете создателя всего этого игрового мира. Вы можете исходить созданный им виртуальный мир из конца в конец и так его и не встретить, хотя, по здравом рассуждении, вы предполагаете, что создатель (или, скорее, раз мы говорим об игре, коллектив создателей) у игры есть – не сама же себя она написала. Вопрос о том, «существуют ли среди персонажей данной компьютерной игры эльфы» отличается от вопроса «есть ли у нее создатель».
Если некоторые игроки пустили слух, что где-то в игре есть секретный уровень с эльфами, а все множество игроков, заходящих на сервера игры по всему миру, его так и не обнаружили, мы можем заключить, что, скорее всего, никаких эльфов там нет, и тратить время на их поиски бессмысленно.
Но это никак не сделает более правдоподобным предположение, что игру никто не создавал и она возникла в результате случайных глюков операционной системы, которую, кстати, тоже никто не создавал.
Подобно этому в сотворенном мире вы не можете набрести на Бога так, как если бы Он был одним из его элементов, или застать Его врасплох, как если бы Его знание или могущество были ограничены.
В том, что я пишу, нет ничего нового – это было известно за столетия до выхода книги «Бог как иллюзия», а после выхода этой книги множество авторов постарались разъяснить это Докинзу, но, увы, его твердый отказ вникать в «лепреконологию» надежно защищает его от исправления ошибок и интеллектуального роста.
Другие утверждения Докинза – тоже достаточно характерные – мы рассмотрим в следующих статьях.
Продолжение следует...
P.S.
✒️ Я перестал читать комментарии к своим постам и соответственно не отвечаю на них здесь. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.