Заканчиваем знакомиться с книгой Хелен Томпсон "Беспорядок".
Все части сложены здесь.
Коротко для ЛЛ: демократия может выродиться в аристократию или популизм. В данное время мы ближе к аристократии. Энергопереход будет стоить нам денег. Удастся ли сохранить демократию - вот вопрос.
Демократия – особая форма правления. Главный вызов её существованию – изменения геополитики и экономики. Ход времени может породить нестабильность, и чтобы сохраниться, необходимо всегда что-то менять. Эта необходимость перемен назрела и сегодня на Западе.
Чтобы разобраться в ситуации, автор пытается установить связь между демократией и государственностью. Что определяет нацию как основу государства? Язык? Культура? Совсем необязательно. Однако правило принадлежности необходимо. Оно кодируется в законах о гражданстве. Но наличия паспорта недостаточно, чтобы заставить людей осознавать себе одним народом. Им начинают рассказывать об общей судьбе, применяют силу, добиваются единства языка и религии и подавляют несогласных. В двадцатом веке государственность стала языком демократической политики. Она помогала в мирной передаче власти в процессе выборов, но и порождала несогласие между гражданами.
В процессе истории любая демократия может дать дорогу злоупотреблениям либо со стороны элит, либо со стороны толпы. Так считал ещё древний грек Полибий. Аристократический уклон – обычное дело. Власть можно узурпировать. Законодательная и исполнительная власти могут быть захвачены доминантным экономическим классом. Конституционный суд может заняться вопросами, ранее бывшими в ведении политиков. Выборы можно купить.
Но демократия – это и равноправие. Каждый гражданин имеет право голоса. Законы могут запретить злоупотребления. Случается, что правительства конфискуют собственность, объявляют дефолты и уничтожают привилегии элит. В погоне за электоратом партии скатываются до невыполнимых обещаний и демагогии. Исторически главной причиной популистского уклона был долг. Со временем он нарастал и приводил к растворению демократии. Потому было необходимо время от времени его списывать, а имущество элит – распределять между обделёнными.
Вот и в Соединённых Штатах с начала создания страны существовали опасения, что новая Конституция может привести к созданию «правительства в руках немногих в целях грабежа многих». Индустриализация создала новую экономическую аристократию, которая доминировала в политике Американской республики, покупала политическое влияние и защищала монополию на свою власть (хотя вряд ли дело обстояло иначе и до индустриализации). Депрессия конца девятнадцатого года вызвала появление Популистской партии. Популисты упирали на единство нации и выступали за введение серебряных денег. Разъясняю: если деньги привязать, помимо золота, ещё и к серебру, то их можно выпустить много больше. И раздать их должникам. Век двадцатый стал свидетелем откалывания от республиканцев Прогрессивной партии. Прогрессисты хотели добиться «нового национализма» - общего экономического благосостояния в противовес частному корпоративному влиянию.
В начале века старая нью-йоркская аристократия объединилась на пути к финансовой власти. Они нарядились в тогу технократов и создали ФРС. В целях предотвращения финансовой паники и расчистки пути для международного обращения доллара, конечно. Но и в структуре этой организации нашёл место баланс между аристократическим и популистским уклоном с собранием губернаторов и частными банками, входящими в Систему.
Первая мировая привела к концу европейских империй и появлению национальных демократий. Однако новая нарезка континента на государства не совпадала с картой этносов. Некоторые страны попытались вернуться к концепции экономической государственности, которую впервые стал реализовать ещё Бисмарк. Ну то есть все получают плюшки от государства взамен на лояльность. Общность судьбы создаёт единый народ. Но в экономике были такие кранты, что было не до жиру. Появились призывы к ограничению гражданства для инородцев и прочих меньшинств. Конгресс США стал ограничивать иммиграцию из Южной и Восточной Европы. В стране разгорелись дебаты, кто должен платить налоги в условиях всеобщего избирательного права. Имущий класс опасался конфискации своих доходов и богатств. Уход от налогов стал настолько эффективен, что Конгрессу пришлось снижать их в надежде обратить процесс.
Избрание Рузвельта в разгар Великой Депрессии возвестило эру Нового Курса. Трудящиеся вместе с менеджментом стали основой нового экономического общества. Реформы финансировались новыми налогами на богатейший класс. Были установлены федеральные агентства, которые регулировали частный сектор, в первую очередь банки. Однако эта государственность общей демократической экономической судьбы входила в конфликт со старыми порядками, прежде всего сегрегацией по расовому признаку. Хоть путь к перераспределению и начался, однако полноценной демократией Штаты не стали. Этому помешала суверенность богатых энергией штатов, нефтяной бизнес которых имел огромное влияние.
Если мы посмотрим на Европу, то увидим там никаких этнических европейцев. Есть немцы, поляки, французы. Когда каждая страна отдельно ведёт хозяйство и взимает налоги, этого и следовало ожидать. Власть в отдельных странах устроена по-своему. Хоть они все и демократии. В Германии, например, Конституционный Суд имеет неслыханную власть. При этом все европейцы упирают на экономическую государственность. Во имя нации государство отвечает за занятость, сдерживает инфляцию, поддерживает сельское хозяйство и обеспечивает социальное страхование. Опять-таки, реализовал это каждый по-своему. Франция, начиная с де Голля, фокусируется на самодостаточность, не пустив американский капитал и ядерное оружие на свою территорию. Легитимность немецкой демократии неразличима от национального экономического успеха. Британия стремится к продовольственной безопасности. А Италия остаётся страной контрастов и конфликтов между богатыми и бедными регионами, между правыми и левыми.
В ходе послевоенного восстановления зарплаты оставались низкими, движения капитала были под контролем, долги списывались или по крайней мере не росли. Всё шло хорошо пока не наступили семидесятые со стагфляцией. Тогдашние авторы хором указывали перстом на расточительную демократию как причину всех бед. Хотя на самом деле это далеко не очевидно. Весьма вероятно, что нефтяной шок привнёс свою лепту в несчатья того десятилетия. Подешевела нефть – и инфляция упала, и экономика пошла на поправку. Ключевым изменением в американской политике стала зависимость страны от нефтяного импорта и неспособность Техасской железнодорожной комиссии контролировать цены.
Восьмидесятые ознаменовались снятием последних ограничений на движения капитала. И пошло-поехало. Международная долларовая система достигла расцвета. Рынки капитала позволили демократическим правительствам финансировать политические партии. А также проводить международную политику без оглядки на законодателей и избирателей. А также обогащаться отдельным политикам и их дружкам-товарищам из бизнеса. Ещё одной угрозой для демократии была глубокая вовлечённость спецслужб и военки в правительственные дела. Холодная война питала «имперское президентство» в Соединённых Штатах. А в Европе институт ЕЭС вообще имел слабые демократические основы.
Не удивляет, что при всём при этом сила простого человека пошла на убыль. Чем больше становился дефицит госбюджета, тем более правительство зависело в своих решениях не от него, а от рынков капитала. Которые в отсутствие регулирования обеспечили сверхбогатым широкие возможности по уходу от налогов. Возникли условия, при которых правительства оказались в ситуации конкуренции друг с другом: кто обеспечит более благоприятный налоговый режим для транснациональных корпораций. Финансовое лобби росло и жирело, подминая под себя одно правительство за другим, в то время как профсоюзы ушли на задний план.
Следствием этого стал аристократический уклон и упадок экономической государственности. Интересы граждан разделились. Национальный корпоративизм многих стран ушёл в небытиё. Теперь уже не всё то, что было хорошо для Дженерал Моторс, было хорошо для Америки. Общий рынок в Европе снял границы между локальными рынками труда и ещё ухудшил ситуацию для трудящихся в плане борьбы за высокие зарплаты. Этот же общий рынок создал прекрасную транснациональную среду для лоббирования интересов крупного бизнеса. Если Бундесбанк был подвержен демократическому контролю, Европейский Центральный банк независим от стран-членов ЕС.
Теперь уже люди не могут сказать «мы, народ», имея в виду страну как свой общий дом, своё общее хозяйство. Когда хозяйство разваливается, остаётся лишь прибегнуть к старым историческим рассказам националистов. У которых хватает скелетов в шкафу.
Обратившись к сегодняшней ситуации, мы видим, что попытки реформирования на Западе пока не слишком успешны. Всё меньше людей имеет основания называть Европу своим общим домом. Немецкий Конституционный Суд не упускает момента, чтобы не упомянуть приоритет Основного Закона Германии. Правление технократов в Италии приводит к росту радикальных настроений в стране. Евроскептики набирают силу. Народы Франции и Нидерландов отвергли Евроконституцию в референдумах. Евробюрократы не сдались и перепаковали это дело под видом Лиссабонских договоров. И даже это было отвергнуто ирландцами. С тех пор Европу интегрируют договорами, которые подписывают не все страны-члены ЕС. В целом можно сказать, что Евросоюз служил не объединяющей, а разделяющей силой в политике отдельных стран.
Разногласия между членами ЕС усилились после кризиса евро, когда восточноевропейские страны вынуждены были спасать греков своими деньгами, хотя сами живут не лучше, и уж явно экономнее их. На нежелании спасать «ленивых» южан взросла и оперилась немецкая партия «Альтернатива для Германии», получающая двузначный процент практически на каждых выборах в ФРГ. Хотя во Франции Жёлтые жилеты не позволили Макрону развернуться по-полной, общая европейская валюта и рынки капитала не позволяют избавиться от аристократического уклона. Валютный союз ограничивает европейские демократии. Даже до его введения в странах-членах не было политического согласия ставить над собой могущественный ЕЦБ а ля Бундесбанк.
Говоря про Штаты, Хелен указывает на серьёзные попытки ремонта государственности, начиная с Клинтона. Обосновывает это она облегчением ипотеки для малоимущих. Но позвольте: ипотеку надо выплачивать с доходов, а в этом смысле положение не улучшилось, скорее наоборот. В любом случае, если они даже и хотели сделать, как лучше, вышло, как всегда. В результате кризисов неравенство только выросло. При этом администрациям не удалось поставить под контоль нелегальную миграцию. Хотя обещали. Обама подарил надежду на перемены, но дальше надежды дело далеко не зашло. Зависимость политики от больших денег не уменьшилась. Сам Обама финансировал свою предвыборную борьбу деньгами Уолл-Стрит.
Неудачи в Ираке побудили американцев снова искать способы увеличения своей добычи нефти. Начиная с 2005 года, было ослаблено регулирование отрасли. У них получилось. На волне высоких цен наступил сланцевый бум. Демократическая политика в стране стала ещё больше зависеть от углеводородов. Даже перед лицом изменения климата, обыватель не готов сокращать энергопотребление.
Трамп стал упирать на этническое понимание государственности. Он умело воспользовался недовольство рядовых американских граждан аристократическим уклоном. Риторика его была груба и открыта. Это вряд ли добавило ему легитимности в глазах тех, кто и так считали его избрание несовместимым с демократией. Проблема этнического подхода в том, что он слишком многих оставляет за бортом, включая чернокожих. Америка не смогла до сих пор сформулировать свою историю в объединительном ключе для всех граждан. В таких условиях не только выборы, но даже сама Конституция и права получения гражданства становятся предметом споров.
Автор явно не симпатизирует Трампу. Она склонна винить его в том, что не способствовал согласию в обществе, что не объявил локдаун, что «культивировал эмоции» во время BLM-протестов. Ну и, конечно, не обошлось без описания ужасов захвата Капитолия незадолго до инаугурации Байдена. Но про действия его оппонентов, впервые не сплотившихся после проигранных выборов вокруг президента, не говорится практически ничего. Хотя они по мере сил старались весь срок правления Трампа ставить палки ему в колёса, объявить импичмент и заткнуть ему рот, блокируя в Твиттере и других СМИ.
В Европе ответ на пандемию устойчиво работал на уровне отдельных государств. Участие Евросоюза ограничилось созданием Фонда Восстановления в июле 2020 года. Но к единому европейскому налогу не было сделано ни шага: общеевропейской идентичности как не было, так нет. ЕС остаётся в политическом тупике. Только те правительства, кто в хороших отношениях с ЕЦБ, могут стабильно править дальше. Это видно на пертурбациях в Италии, где сегодня правит Марио Драги, очередной технократ, сам бывший глава ЕЦБ.
В заключении автор снова окинула взором то, что было рассказано выше. Это рост цены барреля в нулевых, провал Конституции ЕС, продолжение экспортного угара Германии и строительство Северных Потоков, появление ФРС как силы, на которой держатся все мировые финансы, нескончаемый ремонт Еврозоны, Сирия, Турция, свалившаяся в рецессию без помощи ФРС, Брекзит, американо-китайское соперничество и раздрай в Евросоюзе, им провоцируемый.
Будущее принесёт нам энергетический переход. Если господство Британии и США базировалось на угле и нефти, то будущей энергетической сверхдержавой суждено стать Китаю с его металлами и минералами, если Штаты не сделают свой стратегический поворот. ЕС в свою очередь надеется на зелёную энергию. Как по мне – зря надеется. Во всяком случае сохранить текущее потребление не удастся. Но Хелен настроена оптимистично. Она даже говорит о каких-то перспективах увеличения зарплат в процессе «зелёного роста». Далее, пророчится некая новая версия экономической государственности, то есть социального государства. В подтверждение приводятся суммы, ассигнуемые Байденом и европейцами на зелёный переход.
Дальнейший рост Китая не оставит никого в мире в стороне от его соперничества с США. Китайцам есть смысл бояться военной мощи США, способной оставить их без нефти. Германия будет вынуждена полагаться на российский газ: АЭС закрывают, а ветер и солнце далеко не всегда в наличии. Немцы и с Китаем достаточно глубоко ввязались. Их политика добавляет противоречий внутри ЕС и НАТО.
Дорогая энергия будет почти неизбежно вызывать инфляцию во всём мире. Смогут ли с справиться мировые финансовые финансовые институты – покажет время. Не факт, что мы сможем потреблять энергию в том же темпе, что и сейчас, если декарбонизация и переход на электроэнергию продолжатся. Собственный авто может снова стать роскошью. Вообще, Хелен не видит зелёную энергию панацеей для решения текущих проблем. Далеко не факт, что безработица уменьшится. Энергопереход на малые плотности энергии – серьёзный вызов для сегодняшних технологий. Потому быстрого перехода не получится. Как демократии справятся с нарастающими разногласиями по поводу климата и энергии и справятся ли вообще – главный вопрос грядущего десятилетия.
---------------------
Видит Бог, я старался. Повествование было хоть и интересным, но чрезвычайно запутанным. Пару абзацев я так и не понял, несмотря на многократное чтение. Предложения в четыре строчки, запутанный стиль, попытки не называть вещи своими именами – здесь правило, а не исключение. Жаль. Такой хороший материал, а рассчитан не на массового читателя.
Книга была закончена прошлой осенью, и того, что сегодня творится на Украине и в мире, Хелен явно не предполагала. Но где она оказалась права – это в том, что всем правят энергия и деньги. А уж как с этим справляются демократии, и вообще, устоят они – остаётся большим вопросом. Я думаю, нас ждут большие перемены политического плана. Будут падать правления, создаваться новые системы. Старые границы стираться, новые проводиться. Страны с запасом прочности – устоят. У кого его нет – окажутся в списке вассалов или вообще исчезнут с карты. Поживём – увидим.