ИСКУССТВО УМИРАТЬ (из книги "Простые истины Дедушки Тао")
Однажды мы — Дедушка Тао и я — тихим поздним вечером сидели в саду за нашим домом. Уже окончательно стемнело. Над нами засияли звезды.
— Деда, а ты боишься смерти? — спросил я Старика.
— Да нет, — ответил он. — А чего ее бояться-то?
— Ну как же? — смутился я. — Лично мне все таки как-то трудно вообразить, что вот я есть и вдруг… и вдруг меня нет. Весь мир вокруг остается, а я… уже не существую. Знаешь, я тут как-то читал у Гурджиева о том, как он однажды своих учеников попросил представить себе, что им осталось всего два часа жизни, так у меня аж мурашки по коже побежали от ужаса того, что и я когда-то умру.
— Хм, — усмехнулся Дед. — Ну хорошо, Саша. Вот скажи мне, а ты засыпать не боишься?
— Засыпать? Нет, конечно, — рассмеялся я. — Наоборот, сон — это так приятно. А почему ты, собственно, спрашиваешь о сне?
— Смерть, Саша, это как засыпание перед пробуждением. Только пробуждаешься уже без своего тела. Оно остается здесь, а ты дальше продолжаешь существовать, но тебя уже ничто не ограничивает. Ты свободен. Впрочем, эта свобода тоже относительна, но сейчас не об этом.
— Ну знаешь! — усмехнулся я. — Смерть как засыпание, конечно, хорошо звучит, но это всего лишь домыслы. Оттуда ведь никто не возвращался, чтобы нам рассказать, как все это там происходит в действительности.
— Саша, так-то оно так, но допустим, что кто-то оттуда вернулся и тебе рассказал, как там. Ты ему поверишь?
— Хм, наверное, все же нет, — усмехнулся я.
— Вот видишь?! Впрочем, что там ты? В последнее время о так называемом посмертном опыте уже появилась масса книг, написанных медиками-скептиками, которые сами хотели проверить то, о чем писал в свое время Моуди в известной книге «Жизнь после смерти» и которые записывали откровения пациентов, реанимированных после клинической смерти. Эти воспоминания в большинстве своем очень похожи. Так вот, другие ученые-скептики им тоже не верят. А вообще-то дело даже не в них, а в том, что мы перестали ощущать самих себя как души. Мы и в других видим лишь внешнюю оболочку. И живую природу мы перестали воспринимать как нечто одухотворенное. И в этом-то вся наша беда, Саша! А ведь заметь, что каждое живое создание, будь то животное или травинка, это прежде всего отдельная душа. Да что там животное или травинка? Каждая клетка организма — это тоже определенная душа. А душа, Саша, не умирает. Она вечна. Организм умирает. Это да. Но сам по себе организм — это всего лишь определенное уложение молекул, которые в свою очередь создают энергетический ресурс для того, чтобы душа, воплощенная в нем, могла расти и развиваться. Мы — люди — об этом забыли и потому боимся смерти. А вообще у нас за плечами не тысячи, а сотни тысяч воплощений. И впереди целая вечность. Если ты это понимаешь, то какой же может быть страх?
— Хм! — улыбнулся я, представив себе вечность. — То есть, по-твоему, животные не боятся смерти? — чуть погодя спросил я.
— Видишь ли, Саша, для них смерть и рождение — это как для нас засыпание и пробуждение, потому они и не знают, что такое смерть. Мы своих предыдущих воплощений не помним, а многие животные помнят, потому они и воспринимают свою настоящую жизнь всего лишь как продолжение предыдущей. Мы живем, помня лишь о предыдущих днях нашей актуальной жизни, а они, в отличие от нас, также помнят и прошлый опыт из предыдущих жизней. Во многом на этом, кстати, основывается феномен так называемых поведенческих паттернов, когда поведение животного обусловлено якобы врожденными программами. Программы, конечно, имеются, но они часто основаны на активной памяти об опыте из предыдущих воплощений, которых может быть тысячи в том же самом облике.
— Почему же тогда потенциальная жертва убегает от хищника, раз она не боится смерти? — удивился я.
— Вообще-то, следует учитывать, что потенциальная жертва прежде всего боится не самой смерти, а боли, связанной с насильственной смертью. Есть разница. А поскольку в дикой природе мало кто умирает своей смертью, то такое «засыпание» у них ассоциируется прежде всего с переживанием боли. Вот они и стараются ее избегать. Кстати, многие наши предки в стародавние времена, когда приходила старость и они начинали ощущать приближение смерти, просто уходили умирать в лес. Во многих архаических культурах, которые еще сохранились, это практикуется до сих пор. Для нас сейчас уже странно то, что, почувствовав приближение смерти, можно попрощаться со всеми домочадцами, потом лечь и уснуть, как мы говорим, навсегда.
— Да уж, вообще-то было бы, конечно, круто, когда состаришься, вот так лечь и отойти в мир иной без боли и страха. А кроме того, не создавать проблем своим близким, если уж ты становишься немощным и обузой для них, — сказал я, глядя в звездное небо.
— Да, Саша, раньше это было обычное дело. А сейчас тебе уже не дадут спокойно умереть. Существует общепринятое мнение, что пациента необходимо спасать любой ценой — и скорая помощь приедет, и в реанимации будут тебя откачивать, и так далее и тому подобное. Это, конечно, гуманный подход, но… но благими намерениями, как известно, часто дорожка в ад стелется, как для самого умирающего, так и для его близких. Во всяком случае сейчас, если уж кто-то и хотел бы умереть спокойно, так ведь не дадут. Впрочем, большинству людей до поры до времени, наверное, лучше и не знать о том, что смерти нет. Хотя вообще-то они и так не поверят в то, о чем я тебе говорю.
Дед на какое-то время замолчал, а потом повернулся ко мне и спросил:
— Ты-то хоть мне веришь?
— Верю, Деда, — кивнул я. — Конечно, то, что ты говоришь, не совсем обычно, но я тебе верю.
— Ну и хорошо, — сказал он, а чуть погодя добавил: — А вообще, Саша, когда я буду умирать, то ты, пожалуйста, не звони в скорую помощь. Дай мне спокойно умереть. Ладно?
— Ладно, Деда.
— Обещаешь?
— Обещаю, — проговорил я, все же не сумев скрыть своего сожаления.
— А ты что так насупился-то? Я же не завтра собираюсь умирать, — улыбнулся он.
— Да, знаешь, — попытался я объяснить ему то, что вызвало у меня сожаление, — вот вроде бы я понимаю то, что ты говоришь, и верю, что смерти нет и все такое, но все равно как-то грустно.
— Что ж, я тебя понимаю, Саша. Да ты, вообще-то, так не переживай. Мы там опять встретимся. Там все родственные души встречаются. Веришь мне?
— Верю, — усмехнулся я, взглянув в улыбающиеся глаза Дедушки Тао. — Но мне все равно нужно к этому привыкнуть. Все это как-то необычно.
— Ну, привыкай, Саша, привыкай! К новому необычному всегда трудно привыкать.
— Ты-то хоть перед этим со мной попрощаешься? — спросил я, серьезно посмотрев на Деда.
— Конечно. Обязательно попрощаюсь, — усмехнулся он в ответ и прижал меня к себе, теребя по плечу своей мягкой, но вместе с тем еще такой крепкой и горячей ладонью.
Фильм "Чистилище"
Что ждёт тебя после смерти? Готов ли ты расплатиться за свои грехи после смерти? Марийка над этим никогда не раздумывала, но вот пробил час, когда пришла пора платить за всё... Она попала в чистилище.
Легендарная кинолента, созданная за 9 месяцев с бюджетом в 800 рублей.
Курьер
Глава 1.
Основано на реальных событиях, произошедших несколько лет назад.
Осень 2117-го года. Я, как это довольно часто случается, нахожусь в поисках работы или легкого заработка. Перебирая тысячи вакансий, натыкаюсь на объявление о том, что некой фирме требуются курьер по городам России. Зарплата по факту выполненного заказа, оплата билетов на самолет/поезд/автобус/телепортацию, возможность попутешествовать по городам России. Звучит словно сказка... Отправил резюме и через некоторое время меня пригласили на собеседование, которое я довольно быстро прошёл. Мне выдали несколько инструкций, осталось только дождаться результатов проверки на полиграфе и первого задания, о котором меня предварительно оповестит менеджер.
Через несколько дней мне позвонили и сообщили о том, что моя кандидатура одобрена и готово первое задание, согласно которому мне необходимо отправиться в небольшую командировку на самолёте.
Я согласился и на следующий день с воодушевлением поехал в Шереметьево. В целом, если опустить некоторые детали путешествия, о которых вы узнаете позднее, всё прошло достаточно успешно, за исключением момента оплаты – деньги мне вручили наличными – дедовским способом, который берёт свои корни из двадцатого века.
По пути домой, для снятия стресса была куплена бутылочка французского коньяка. Неспешно попивая алкоголь, я просматривал новостную ленту и обдумывал всё произошедшее. И вдруг моё внимание привлекла одна необычная новость. Ё-моё... а из этого вышла бы отличная история...
«Нет, даже не думай, забудь, у тебя всё равно ничего не получится» – произнёс мой внутренний трусливый и зашуганный голос.
В ответ на это я решил призвать на помощь пятую власть, а именно – во чтобы то не стало, обратиться к журналистам.
«Но ведь не произошло ничего сверхъестественного – нет конфликта, нет драмы, есть лишь лишь домыслы и догадки, какие к чёрту журналисты?» – возразите вы.
Правильно, откуда же всему этому взяться, если я неудачник, возомнивший себя писателем.
Народу нужно больше хлеба и зрелищ, продуманный и интересный сюжет, а не эта скучная писанина.
И тут на сцене появляется молодая и перспективная журналистка одного из сетевых изданий. По заданию шефредактора (именно к нему мне удалось достучаться ) раскручивает меня на интервью. На которое я, поразмыслив некоторое время, соглашаюсь. Интерес к профессии, и ситуации как таковой, победил природную неразговорчивость и возникшую к тому времени нешуточную паранойю.
Встреча должна была произойти в одной из многочисленных московских кофеен недалеко от метро. За час до встречи дабы успокоиться и немного развязать себе язык, я выпил бутылочку пива. По пути к назначенному месту встречи, я вкратце набросал всё, что со мной происходило.
Текст был следующим :
При трудоустройстве никаких трудовых договоров и соглашений я не подписывал. Билет на самолёт на моё имя был куплен заранее. Была дана чёткая инструкция, которую я должен был соблюдать и отчитываться обо всех своих перемещениях посредством электронной почты. Вылетел я поздно ночью, и рано утром прибыл Екатеринбург. Проведя несколько часов в аэропорту Кольцово, я, наконец, дождался местного курьера, в виде странной помятой женщины, расписался в накладной ведомости и забрал у неё хозяйственную сумку. Содержимое состояло из опечатанной пластиковой коробочки с канистрой из углепластика, в котором, если верить наклейке, была запаяна чья-то Душа. Следующим рейсом, согласно регламенту, я улетел обратно в Шереметьево, где передал пакет с накладными и коробочкой уже другому сотруднику. Затем, судя по документам, которые я успел внимательно изучить в полёте, груз должен был улететь в Америку...
"Россияне продают Душу американцам " – этими заголовками той осенью некоторое время, пестрели все средства массовой информации. И я конечно, боялся подставы, ибо в этом контейнере могло быть всё, что угодно.
Встреча с будущей звездой расследовательской журналистики мне не дала ровным счётом ничего. А ячейки моей кристаллической памяти в тот момент дали сбой. Потому я напишу лишь несколько слов, а смысловую связь между ними, как я надеюсь, построит уважаемый читатель: Милая блондинка, розовый айфон, стакан кока колы, зажигалка и отсутствие сигарет.
Мой рассказ она записала на диктофон, задала несколько вопросов и наши дороги разошлись. Через несколько дней она написала мне, что отказывается от сотрудничества, так как интересных подробностей о фирме ей раскопать не удалось.
В итоге автору, то есть мне пришлось действовать самому. Я нанял частного детектива, которому удалось выяснить, что фирма сотрудничает с несколькими российским больницами и американскими медицинскими лабораториями.
Кот проводник в радугу
Моя сестра долгое время работала в реанимации небольшого города. Навидалась всякого. Как бывает обычно у медиков у них были свои приметы. Один особенно меня зацепил. Это кот. Его появление в отделении всегда сопровождалась смертью. Вроде все стабильные и идут на поправку, но появляется кот и в этот день кто то умрет. Откуда он пришел никто не знал. Кота выгоняли, закрывали все входы-выходы, но он все равно забирался в отделение. Причем в остальное время кота не было видно на улице. Не то чтобы в отсутствии кота никто не умирал, но появление кота в большинстве случаев сопровождалась смертью.
Палач молчания
Рассказ по мартовской теме "Загадочные послания"
Шестое чувство, вещий сон, внутреннее зрение, интуиция. Называйте, как хотите. Есть страждущие передать, есть те, кто передаёт. А ещё есть тот, кто карает нарушивших молчание, ибо молчание не грех, а необходимость, сохраняющая равновесие.
Проход не открылся. Юрка шарил глазами по сырым обшарпанным стенам, опускался на четвереньки, ощупывая в полутьме скользкие холодные ступеньки. Опять вставал, шёл вперёд, выставив руки перед собой, но всякий раз пальцы натыкались на твердынь в виде всё той же шершавой стены. Сердце набирало обороты, казалось, только рёбра мешали ему выскочить из груди. К горлу подкатилась волна пожирающего страха. Такого раньше не было!
Парень сполз по ступенькам вниз и оглянулся. Всё тот же мрачный серый пейзаж: коробки кирпичных зданий, узкие улочки, разбегающиеся в разные стороны мимо странных коробок и лёгкие светлые тени, несколько минут назад обступавшие его со всех сторон. Не люди, а тени, или полупрозрачные оболочки, сохранившие очертания человеческих тел. Совсем недавно они тянулись к нему, протягивая клочки бумаги, на которых были выведены имена, адреса и… предупреждения.
Один, только один клочок он мог вынести и доставить по назначению, а потом оставить адресата наедине со своей судьбой. Сегодня он даже не рассмотрел, чьё послание легло ему в ладонь. Юрка давно старался не смотреть в безжизненные лица и не слушать шёпот, сливавшийся в единый умоляющий ропот. Они всегда провожали его почти до ступенек, ведущих к выходу, и останавливались только у незримой черты, переступить которую имел право только он, Юрка. Сейчас тени испуганно сбились в одну бледную массу и медленно отплывали назад, уступая дорогу тем, кого парень никогда здесь не видел. Из каждого тёмного угла, из каждой трещины на кирпичной кладке стен слышался шорох, нарастающая возня, скрежет и тяжёлые сиплые стоны, леденящие кровь.
Из-за угла появилась шестилапая тварь. Длинные человеческие руки, согнутые в локтях, росли прямо из плоского тела, которое они ловко несли, семеня наподобие гигантского паука. Две сросшиеся головы с десятком маленьких глаз поминутно щёлкали человеческими зубами, насаженными на вытянутые челюсти. Юрка задохнулся от ужаса, попятился и застыл, поняв, что со всех сторон его окружают десятки тварей, созданных самой преисподней. Первая пара рук паукообразного существа оттолкнулась от земли, поднимая бугристое тело и выставляя брюхо. Его середина разошлась, и несколько рядов загнутых когтей выросло из мясистой щели. Когти втягивались и вытягивались, словно готовились втянуть свою добычу в паучье чрево.
Совсем рядом что-то дробно застучало, и Юрка увидел, как по ступенькам вниз скатываются несколько круглых предметов, похожих на мячи. Вырезанные, как на Хэллоуин, тыквенные головы остановились около парня, парализованного ужасом. Внутри загорелся огонь, вырываясь из пустых глазниц и ощерившихся в ухмылке ртов. Раздирая жёлтую корку, наружу полезли длинные тонкие языки, покрытые ядовито зелёными присосками. Они вытягивались, извивались и сплетались вместе, истекая чёрной жидкостью, выплёвываемой присосками.
Парень закрыл глаза, моля о том, чтобы душа покинула тело раньше, чем твари разорвут его и попробуют на вкус. Но ни языки, ни когти, ни другие, таящиеся в темноте, не подступали ближе и не трогали парня, будто чего-то ожидая. Всё насторожилось, смолки все звуки, даже Юркино сердце, казалось, остановилось, забыв вытолкнуть кровь в напряжённое тело. Среди наступившей тишины раздались шаги, твёрдые, неспешные, человеческие шаги.
***
Юрка проснулся от боли, разливавшейся над бровью под пластырем. Маленький несчастный случай на работе. Обработка, пара швов, плюс ко всему обещание, что шрам будет еле заметен. Да и не болело сразу так, а сейчас, будто раскалённую спицу над бровью загнали. Поморщившись, Юрка приподнялся на локте, на подушке увидел маленькие тёмные пятнышки. «Во сне задел, наверное», - подумал, осторожно выбираясь из-под одеяла, чтобы не разбудить жену. Прошлёпал в ванную, уставился на себя в зеркало. Да, видок неважный: веко припухло, бинт под пластырем разбух, налился сукровицей, под глазами набрякли мешки, а в голове работало сверло пожирающей боли. Обезболивающее прокатилось по пищеводу, оставляя горький противный привкус. Перед глазами пронеслись события вчерашнего дня.
***
- А мне что делать прикажешь? В доме уже два часа воды нет, а у меня, кроме тебя один сантехник, и тот на вызове. Устранишь протечку в квартире и всё.
Юрка, второй месяц работающий сантехником в местном ТСЖ, пожал плечами, соображая, что раз течет, то значит на полу, возле локации протечки, имеется лужа. А по ней уже можно определить, где именно течет. Дальше уже дело техники: хомут на место протечки и все в порядке.
- Ну, надо, так надо, – утвердительно кивнул он головой.
Дверь квартиры открыла немолодая взъерошенная женщина.
- Ну, наконец-то! Вот, соседи на работу позвонили.
На Юрку пахнуло сыростью и старостью. Такой запашок обычно стоял в квартирах одиноких пенсионеров, но женщина, явно не относилась к этой категории.
- Квартира бабушкина. Месяц, как схоронили. Хотела сдать, а вот теперь ещё и ремонт. Так вы посмотрите? – женщина раздражённо показала в сторону ванной комнаты.
Тусклый свет лампочки выхватил потрескавшуюся плитку, ванну, покрытую грязным налётом, мятый алюминиевый таз с протухшим тряпьём, мутное заляпанное зеркало и лужу воды на полу. Лужа натекла из-под ванны, значит, течь именно здесь. Юрка присел и сунул руку в темноту, морщась от едкой вони. Всё в липкой грязи и ржавчине. Пальцы нащупали влажный участок трубы. По идее, менять здесь надо всё, а хомут – это так, временная залипуха. Где-то у пола должен быть вентиль, перекрывающий подачу холодной воды. Перекрыть, и поставить хозяйку в известность, что мелким ремонтом здесь не обойдёшься. Вентиль почти поддался, когда в трубах что-то застонало, забулькало, зашипело, и в лицо Юрке ударил плевок бурой жижи. От неожиданности он дёрнулся, отпрянул назад, взмахнул руками, поскользнувшись на полу. Пальцы попытались за что-нибудь ухватиться. Это что-нибудь оказалось грязным полотенцем, болтавшимся на крючке около зеркала. Раздался треск рвущейся ткани, на Юрку посыпалось содержимое стаканчика, стоявшего на полочке. В довершение всего, зеркало не выдержало внезапного натиска и грохнулось на распластавшегося парня, чиркнув острым краем над бровью. Грохот и звон осколков заставил хозяйку влететь в ванную. Юрка сидел, привалившись к стене, и прикрывал ладонью глаз, сквозь пальцы текли кровавые струйки, заливая спецовку и капая в ржавую лужу на полу.
Порез, в общем-то, оказался небольшим, хотя и глубоким. В поликлинике, куда его довезла сама хозяйка квартиры, дело сделали быстро, не забыв отметить, что могло быть и хуже. Юрка позвонил на работу, вкратце сообщил о случившемся, сказав, что работа так и не была доведена до конца. Представил вытянувшееся лицо начальника и дяди Бори, второго сантехника, которому придётся всё доделывать самому. Домой решил сразу не ехать, не хотелось слышать дотошные вопросы жены. Поехал к родителям, которые жили в частном секторе на окраине города, поехал, потому что на душе скребли кошки от какого-то мрачного предчувствия. Вроде, ничего особенного не произошло, на работе всякое бывает, а вот плохо как-то на душе и всё.
Мать по своему обыкновению всплеснула руками, заохала со словами: «Как же тебя так угораздило!» Кинулась в кухню, загремела посудой, а вот отец сразу осунулся и странно побледнел. На скулах заиграли желваки, кончики пальцев нервно задрожали.
- Ну, чего вы так расстроились? Живой, здоровый, а это всё заживёт, - отшучивался Юрка, сидя уже за столом.
- Как заживёт, так и посмотрим, - мрачно ответил отец, катая шарики из хлебного мякиша.
- Болит? – сочувственно спросила мама.
- Не особо, - ответил Юрка, уминая домашние оладьи с мёдом.
Тогда не болело, сейчас всю голову разрывало и крутило до тошноты, под пластырем пульсировало и жгло, а в ушах стоял шум, похожий на невнятный приглушённый лепет. «Ничего, сейчас таблетка подействует и отпустит», - утешил Юрка сам себя, опускаясь на краешек ванны.
***
Звонок в квартире среди ночи удивил и напугал Юрку. Прошло больше недели, о досадном случае он уже не вспоминал. Дом, семья, работа, закрутило по самую макушку, а тут.
- Юра? Извини. Знаю, что разбудил. Ты приезжай сейчас, поговорить надо, понимаешь?
Отец пил редко. Даже под действием алкоголя всегда был сдержан и несловоохотлив, всегда будто прятался за ширмой, не распахивая душу, не пуская в свой мирок ни родных, ни чужих. Сейчас он плаксиво тянул слова и шумно дышал в трубку.
- Что-то случилось? Мама? У вас всё в порядке?
- У нас всё в порядке. Приезжай, поговорить нужно, сынок, очень нужно.
Во-первых, отец никогда не называл его «сынок», во-вторых, не говорил «по душам» под хмельком, в-третьих… Да что там в-третьих, отец вообще никогда так не говорил, это больше всего настораживало и пугало Юрку.
***
На столе стояла полупустая бутылка водки и нехитрая закуска, пальцы отца перебирали ворох старых, пожелтевших от времени фотографий.
- Приехал?
- Приехал. Мама где?
- Где, где, на смене, где ей ещё быть.
- А это по какому поводу? – Юрка показал на заваленный стол.
- А это, Юра, по поводу нашего с тобой разговора. Думал, тебя стороной обойдёт, а не хрена не обошло.
Отец в сердцах хлопнул по столу кулаком и ткнул Юрке под нос одну из фотографий.
- Вот это дед твой, царство небесное. Внимательно посмотри.
Деда Юрка не помнил. Сейчас с фотокарточки на него смотрело суровое лицо старика, морщинистый лоб которого пересекал шрам, напоминавший перевёрнутую единицу.
- Посмотрел? А это прадед. Карточка послевоенная, плохонькая, а всё равно видно.
Мужчина в стареньком пиджачке, увешанном орденами и медалями, щурил добродушные глаза и улыбался с фотографии странной улыбкой. Один краешек губы поднялся вверх, а другой неподвижно застыл, от его края до самой щеки тянулся шрам, похожий на ту самую перевёрнутую единицу.
- Всю войну прошёл, и ранения были, и контузии, а эта отметина – памятная. В аккурат, перед войной получил, что-то на заводе у них там случилось, вроде, стружка металлическая отлетела. Думаешь, случайность?
Мельком посмотрев на фотографию, Юрка пожал плечами, не понимая, куда клонит отец.
- А вот это я, родитель твой собственной персоной.
Курносая улыбающаяся рожица десятилетнего мальчишки, обритого наголо, весело пялилась на Юрку. На правой стороне этой лысины красовался внушительный шрам, напоминавший злосчастную цифру.
- Не замечал никогда? Ну да, под сединой не видно. А на себя давно в зеркало глядел? Так глянь, может, заметишь закономерность.
Глядеть на своё отражение Юрка не собирался. Розоватый, легко зудящий шрам над бровью он видел по несколько раз на день. Но только сейчас до него дошло, что же напоминает этот заживший порез.
- Готов правду выслушать, сынок?
- А надо?
Парень не понимал, какую правду может рассказать отец посреди глубокой ночи, да ещё и после изрядной порции водки.
- Правда в том, что ты письмоносец в седьмом поколении, - шумно выдохнул отец. – Молчи, не перебивай, а слушай. Разговор на эту тему у нас первый и последний. Объясню, как смогу. Ты в шестое чувство веришь? А в вещие сны? Нет, конечно, такая дребедень тебе в голову, скорее всего не приходила. Я тоже не верил до поры до времени, а письмоносцем стал в десять лет с хвостиком. Каково сопливому мальчишке узнать, что ему неизвестно сколько, с той стороны письма живым носить!
- Письма с той стороны живым носить? – пришла очередь шумно выдохнуть Юрке.
- Послания, вести, записки, письма, называй как хочешь. Смысл один – мёртвые просят передать живым, чаще всего родственникам, предупреждение. Мол, так и так, в такое-то время туда не ходи, в этом месте дорогу не перебегай, в эту машину не садись, с этим человеком не общайся, на эту работу не устраивайся, в общем, много всего. Точнее сказать не могу, я этих посланий не читал. Тебе бумажку сунут с именем и адресом, твоё дело – передать по назначению. Указанное лицо прочитать с той бумажки ничего не сможет, да и про тебя сразу забудет. Знать, что там написано – твоя привилегия, это, в случае, если сам прочитаешь.
Человек, конечно, что-то почувствует, сон увидит, остерегающий голос услышит, может, видением накроет. Там, сынок, совсем другие силы в игру вступают. Верить или не верить, и вообще право выбора только за этим человеком. В том случае, если письмецо ты прочтёшь, то знать будешь наверняка, о чём предупреждение. Только, вмешиваться нельзя! Слышишь, нельзя! Ты – письмоносец, не ангел-хранитель, не медиум в трансе и не спасатель! На тебе теперь печать, позволяющая входить на другую сторону и выходить оттуда живым. Она как охранный документ и спасает, и обязывает.
- От кого спасает? – машинально спросил Юрка.
- Совсем дурак? Думаешь, на той стороне одни мёртвые? От того, что там обитает, у меня волосы дыбом вставали. Там свои стражи и свои законы. Берёшь, передаёшь, и уходишь.
А теперь, сынок, мой совет послушай. Ты эти письма не читай, нечего тебе в чужую судьбу заглядывать. Изменить ты её при всём своём желании не сможешь, а в дерьмо вляпаться - это вот запросто. Впрочем, весь наш род по мужской линии в этом дерьме давно крепко сидит. Запомни, тебе придётся научиться не только письма носить, но и молчать. В нашем деле молчание - это главное. Я тебе уже сказал, что на той стороне свои законы, нарушишь, жестоко поплатишься. Мой отец, твой дед мне о черном человеке с той стороны рассказывал. Сам я его никогда не видел, но знаю, что среди нас, его называют палачом молчания. Вроде, как языка у него нет.
От слова «палач» Юрку всего передернуло.
- Казнит он что ли?
- Не знаю, встречаться не приходилось и тебе, сынок, не советую. Вот ещё что. Отец с сыном на эту тему один раз говорит, и только после того, как метка появится. Значит, время твоё пришло, а моё закончилось.
- А что, сила предупреждения всегда срабатывает?
Отец задумчиво покачал головой.
- Думаю, два-три раза из десяти, сам знаешь, людям некогда верить и прислушиваться. А если бы не срабатывала, за каким хреном мы бы тогда с той стороны послания носили?
- Ну и как на ту сторону попасть?
- Да просто, она сама запускает и выпускает по своим правилам. Главное, эти правила не нарушать.
- Мама знает, кем ты на той стороне подрабатываешь?
- Об этом должны знать только мужчины рода. Ещё вопросы есть?
Вопросов не было, так же, как и веры во всё услышанное. Червяк сомнения возился внутри и рвался наружу. Приехать на другой конец города среди ночи, чтобы выслушать бред о случайном шраме и тайном жизненном предназначении – это уже слишком.
***
После того разговора прошло около месяца. Отца Юрка видел за это время пару раз. Тот по своему обыкновению был молчалив, странной темы больше не касался. А вот у парня язык чесался. Пропустив через себя несколько раз тот ночной разговор, Юрка понял, что вопросы есть. Хотел вывести отца на продолжение, но вспомнил резкие, как отрезанные слова: «Разговор на эту тему у нас первый и последний». В жизни ничего особенного не происходило, но как оказалось, не всё так просто.
***
Он захлёбывался в собственном крике. Его, минуту назад устанавливавшего никелированный смеситель воды в маленькой кухне стандартной однушки, подбросило вверх, как пробку от шампанского. Мелкая сетка трещин на стене налилась багровым свечением и разошлась, затягивая Юрку в образовавшийся провал. Лицо обдало сырым сквозняком, а через минуту он уже стоял на ступеньках, выходящих из мрачного здания в полутьму узких пустынных улочек. Нет, пустынными они не были. То тут, то там, замелькали белые тени. На Юрку смотрели, его ощупывали, белые полупрозрачные руки протягивали сложенные, смятые, скомканные бумажки. «Сынок, дочке передай», - проник в сознание еле слышный шёпот. – Друг у меня там… Мужу! Сыну! Брату! Жене!» Шёпот буравил мозг, голова закружилась, листочки замелькали перед глазами белыми мотыльками. Повинуясь какому-то непонятному порыву, Юрка схватил первый попавшийся бумажный листок и бросился назад к ступенькам, над которыми уже расходились багровые трещины. Опять хлопок, дуновение сквозняка и та же кухня в однушке, в которой ждала его незаконченная работа. Хозяин квартиры его отсутствия даже не заметил, зашёл в кухню, что-то пробубнил и вышел, прикрыв за собой дверь. Дрожащими руками сантехник развернул послание.
«Улица Заводская, дом номер 6, квартира 11. Зимакову Илье».
На обратной стороне листка стали проступать крупные буквы. Читать их он уже не стал. Сейчас всё это для него было новым, непонятным и пугающим.
Молодой человек ещё долго топтался у подъезда указанного дома, размышляя, положить ли в почтовый ящик, оставить у двери или позвонить и отдать лично в руки.
Дверь открыл полноватый лысеющий мужчина.
- Зимаков Илья?
-Гм. Точнее, Илья Петрович, - мужчина насмешливо оглядел рабочую спецовку и сумку с инструментами. - А вот службу спасения от потопа сверху мы не вызывали.
Юрка растерянно замялся, протянув обитателю квартиры сложенный бумажный листок.
- Это вам, - сказал он, не глядя незнакомцу в глаза.
Он не знал, что будет дальше, просто повернулся и пошел прочь. За спиной раздался звук закрывающейся двери и щелчок замка.
***
Его всегда затягивало на другую сторону, когда он был чужой квартире. Обычно, это случалось один раз в неделю. Хлопок, сквозняк и мрачные улицы, где не было ни солнца, ни луны, ни фонарей, ни света в окнах кирпичных коробок. Вечные сумерки и сотни страждущих передать послания. Были здесь и другие. Юрка их никогда не видел, но каждой клеточкой тела ощущал чужое присутствие. Иногда ему казалось, что прямо со стен на него пялятся холодные фосфоресцирующие глаза, а бетон под ногами колышется бурой живой массой, превращаясь в водянистую хлябь. Под ногами начинало чавкать, а в навязчивый шёпот врезались мучительные стоны и вопли потусторонних тварей. Только спасительная твердынь знакомых ступенек отгоняла страх и вселяла уверенность, что сегодня его отпустят, и он доставит послание по указанному адресу.
Посланий этих Юрка никогда не читал. То же шестое чувство подсказывало, что знать их содержание ему не нужно, его работа только доставить и уйти, не думая, не вспоминая не вмешиваясь. Неизвестно сколько бы продолжалась эта молчаливая доставка, если бы…
«Улица Западная, дом номер 4 квартира 8. Сусловой Ане».
В этот раз на обратной стороне листка стали проступать не буквы, а очертания незатейливого детского рисунка. Смешные машинки, разбросанные по полоске дороги, и светофор с аккуратно выведенным зелёным глазом. Глядя на этот рисунок, Юрка вспомнил своего трёхлетнего сынишку, ловко орудующего цветными карандашами.
Звонок в квартире прозвучал долгой заливистый трелью. Дверь открылась, и на Юрку посмотрели большие голубые глаза девчушки лет десяти.
- Здравствуйте.
- Привет, егоза. Мне нужна Суслова Аня. Это, наверное, твоя мама. Она дома? Ты можешь её позвать?
Девочка смутилась и после минутной паузы серьёзно сказала:
- Мама умерла два года назад. Папа сейчас на работе, а бабушка отдыхает. А Суслова Аня - это я.
От подступившего волнения спина Юрки покрылась липким потом: «Чёрт! Это предупреждение для неё. Что она может увидеть, вещий сон, услышать голос матери? Она же совсем ребёнок, как она может понять его смысл!» Дрожащими пальцами он протянул листок девочке:
- Ну, кроха, значит это тебе.
Ватные ноги еле вынесли Юрку из подъезда. В груди бушевал огонь чувств: «Какой выбор может сделать десятилетний ребёнок, что она может услышать? Почему предупреждение пришло именно ей, а не отцу, не бабушке? И почему он, Юрка должен молчать, когда может дать хоть какой-то намёк родственникам девочки! Так, на листке нарисована дорога, машины, и светофор. Значит, возможно, ребёнок попадет в аварию. Именно об этом её хотят предупредить. Чёрт, знать бы когда это должно произойти. Но ведь он только доставлял, с получателем потом никогда не виделся, дальнейшей судьбой не интересовался, вообще ни во что не вмешивался. Вернуться? Поговорить с бабушкой, или лучше встретиться с отцом. Всё-таки лучше с бабушкой она всегда рядом с внучкой, тем более, пожилой человек. Должна же она, в конце концов, понять!»
Со смутным чувством надежды Юрка повернул назад, потоптался немного у двери и решительно нажал на кнопку звонка. Пожилым человеком, который должен всё понять, оказалась худая женщина в ярком старомодном платье и копной густо окрашенных волос, аккуратно уложенных в прическу. Тонкие губы, подведенные помадой морковного цвета, и надменный властный вид не предвещали ничего хорошего.
- Ну, - выжидающе спросила она, оглядывая Юрку.
- Понимаете…
- Не понимаю! Что вам нужно? Я не вызывала мастера. Соседей снизу мы не заливали, у нас нигде не капает и не течёт.
- Да нет, дело не в этом. Понимаете Анечке, вашей внучке, грозит опасность. Думаю, всё связано с дорогой, с машинами. Не спрашивайте, откуда я это знаю, просто…
Брови женщины удивлённо полезли вверх.
- Теперь понимаю, выпить не на что! Решил на чувствах сыграть!
- Да нет же, - попытался оправдаться Юрка
- А ну пошёл вон отсюда, пока я полицию не вызвала! В душу мне решил залезть, думал, если я дочку потеряла, так теперь мне можно внучкой по сердцу резать! Нажрутся всякой дряни, а потом людям жить мешают.
Голос женщины стал пронзительным и визгливым.
- Пошёл вон, я тебе сказала!
Вслед Юрке ещё долго неслась ругань разбушевавшейся грынзы. Из подъезда выполз озлобленный и опустошенный. «Оплевали – обтекай», - ругал он себя за импульсивный порыв к необдуманному разговору.
***
«Слышал, сегодня девочку на улице сбили, на пересечении Горького и Западной. Она дорогу со своей бабушкой переходила, на зелёный свет, между прочим. У нас на работе целый день только об этом и говорили. Бабушка у неё ещё такая модная. Говорили, какой-то придурок на зелёный свет выскочил. Ребёнка ударом далеко на обочину отбросило, а бабке этой хоть бы хны», - жена нервно помешивала зажарку на сковородке.
Мужчина тяжело опустился на стул. Нет, на работе он об этом не слышал.
«Зря, всё зря», - проскрипел Юрка зубами, вспоминая ясное лучистые глаза десятилетней девочки.
Устранять очередную протечку в одной из квартир, молодого сантехника сегодня направили ближе к вечеру. В последнее время чувствовал себя он неважно, надеялся, что сегодня придёт домой пораньше и отдохнёт. А нет, унитазы и краны требуют внимания к их персонам.
На удивление, лифт в этом подъезде работал. Нажав на кнопку с цифрой пять, Юрка устало привалился к стене и закрыл глаза. Из оцепенения его и вывел громкий хлопок и знакомый сырой сквозняк. Пол кабинки покрылся трещинами, и парня, будто насильно впихнули в вязкий промозглый туман.
***
Высокая фигура в чёрном балахоне проследовала мимо шестилапого существа и, пнув языкастую голову, оказавшуюся на её пути, остановилась около Юрки. Складки капюшона скрывали лицо, но в том, что это человек, не было никакого сомнения. Обыкновенные руки, покрытые морщинами, держали ручку нелепого потёртого жёлтого чемодана.
Клочок бумаги, который парень до сих пор сжимал в кулаке, внезапно вспыхнул, опалив ладонь, и заставил Юрку вскрикнуть от боли. Тлеющие искры бумажного клочка поднялись вверх и впились раскалёнными иглами в шрам над бровью, похожий на перевёрнутую единицу. Кожа сморщилась, лопнула и расплылась по лбу лоскутом глубокого ожога, освобождая владельца от проклятой метки. Боль вперемешку с ужасом захлестнула, но эта боль была ничем, по сравнению с той, что обрушилась на Юрку второй волной. Незнакомец что-то извлёк из распахнутого зева чемодана. По виду это что-то напоминало предмет средневековых пыток – зубчатые щипцы, предназначение которых, оставлять человека без органа речи.
«Я просто помочь хотел! – закричал Юрка, пятясь назад. - Они же не понимают суть этих посланий!»
Человек откинул капюшон, и на парня посмотрели бездушные глаза, в которых ничего не отражалось. На подбородке красовался рубец стянутой кожи, отчего уголки губ опустились вниз, превратив лицо в маску вечной печали. Незнакомец покачал головой и медленно раскрыл рот, являя на обозрение жалкий обрубок на месте языка. Потом поднял вверх палец, приложил его к губам, показывая жест молчания, и вплотную подошёл к своей жертве, держа наготове страшный предмет.
Глаза палача вперились в лицо Юрке, рука со щипцами поднялась и застыла, ожидая удобного момента. Трясясь от панического ужаса, плохо соображая, парень сделал попытку к бегству из зоны предстоящей пытки. Он резко отпрыгнул в сторону и бросился туда, где мутным светлым облаком сгрудились оболочки тех, кому он недавно пытался помочь. Тщетно. Шестилапая тварь опять поднялась, выставляя когтистое брюхо, и из раззявленного чрева вырвался плевок мутной слизи. Слизь окатила парня, мгновенно застывая, превращаясь в крепкие оковы и лишая возможности попытки к бегству или сопротивлению. Палач несколько раз прищёлкнул в воздухе ржавыми щипцами, потом резко выбросил вперёд руку и со всей силы сжал пальцами Юркины щёки. Щипцы бесцеремонно ухватили кончик вывалившегося языка, который мгновенно стал багровым. Мучитель аккуратно потянул эластичный орган речи на себя, не обращая внимания на яростные подёргивания и мычание несчастного. В воздухе что-то блеснуло и щёлкнуло. Кровавый кусок, не долетев до земли, исчез в пасти твари, жалобно поскуливавшей у ног своего хозяина. Парень больше не кричал, не бился. Безумными глазами он смотрел на растворяющиеся светлые тени, раскрыв рот, из которого пузырилась кровь вперемешку с густой слюной.
Палач уходил той же твёрдой неспешной походкой. За ним, как преданный пёс, семенила шестилапая тварь, оставляя следы человеческих ладоней с длинными растопыренными пальцами. Тыквенные головы ещё долго вертелись около распростёртого парня, слизывая с земли не успевшую впитаться бурую жидкость. Живым клубком, отталкивая друг друга, языки метались у лица человека, отыскивая очередное пятно. Они исчезли за углом серой коробки здания только тогда, когда трещины на стене разошлись, пропуская свет с другой стороны.
***
Полоумного немого Юрку можно часто встретить на улочках частного сектора, затерявшегося на окраине города. Местные давно привыкли к этому растрёпанному мужику с улыбкой идиота. Ползая на коленях в траве под заборами домов, он с увлечением ловит мелких пауков и сажает пленников в смятую замусоленную коробку из-под хозяйственных спичек. Набрав с десяток, он подбегает к прохожим и трясёт коробкой перед носом, несвязно мыча и пуская пузыри, как младенец. Иногда, на него находит: завидя почтальона, прикреплённого к данному району, он бросается к нему, машет руками и мотает головой, поминутно прикладывая палец к губам. Жилы на шее вздуваются, а застарелый шрам от ожога, сожравшего бровь и половину лба, наливается багрово-синюшным. В такие минуты всегда появляется отец Юрки – молчаливый сгорбленный старик, взваливший заботу о сыне после трагических событий.
Двенадцать лет назад Юрку нашли в подвале одной из пятиэтажек, густо разбросанных по микрорайону в северной части города. Оказалось, сюда он был направлен своим начальником, исполнительным директором ТСЖ для устранения очередной протечки в квартире. До квартиры сантехник так и не дошёл, как оказался в закрытом подвале, тоже никто объяснить не смог. У сотрудника полиции, прибывшего по вызову жильцов, в нервном тике задёргалось веко. Парень лежал на бетонном полу сырого подвала и издавал гортанные мычащие звуки широко открытым ртом. Всё тело опутывала грязная липкая паутина, от которой шёл отвратительный гнилостный запашок. Волосы, спадающие на лоб, твёрдой коркой слились с глубокой раной от ожога неизвестного происхождения. Лицо Юрки отекло, исказив черты до неузнаваемости. Самое страшное, у парня до корня был отрезан язык. Распухший обрубок слабо кровоточил, а вот крови на полу почти не было. Складывалось такое впечатление, что страшная пытка происходила в другом месте, но никак не здесь, не в подвале.
Расследование никаких результатов не дало. После длительного лечения из полной прострации парень так и не вышел. Тонкие струны его души где-то внутри лопнули, превратив человека в полупустую оболочку, живущую в своём мире. Жена ушла, забрав сына, так и не смирившись с горькой действительностью. Произошедшее сильно подкосило здоровье матери, и она тихо угасла, оставив сына и мужа одних. Теперь это была боль отца. Её истоки он знал, знал причины и знал, что это ещё не конец.
- Дедушка, как вы тут? – долговязый подросток с едва начавшим пробиваться пушком над верхней губой, залетел в комнату и плюхнулся на диван рядом с пожилым человеком. – Телевизор смотришь, и что говорят?
- Говорят, в Москве кур доят, а по телевизору показывают. Проведать нас зашёл?
- Ага. Отец всё так же? Видел, во дворе опять своих пауков ловит, – подросток кивнул в сторону окна.
- Так же. Плохого не делает, пускай ловит. Чай будешь? – старик с любовью посмотрел на внука и тут же осёкся. – Чего это? Это как так?
- Да ничего серьёзного, дед. Памятная отметина от встречи с дверью соседского гаража, по причине стоявшего на пути и не замеченного мной домкрата, – отчеканил подросток, потирая скулу. – Ерунда, чуть-чуть рассёк, уже зажило почти.
«Мммммм,» - на пороге комнаты показался Юрка. В его глазах промелькнуло удивление, настороженность и страх. Из упавшей на пол коробки, во все стороны бросились врассыпную мелкие пленники. Сам Юрка засеменил мелкими шажками к сыну, почёсывая изувеченный лоб и с умоляющим видом прикладывая палец к губам.
На левой скуле мальчишки в центре сходящего зеленоватого синяка, красовался небольшой шрам, напоминающий перевёрнутую единицу.
Перерождение души
Полдень чистое голубое небо солнце согревало все повсюду и неприметный парень думал о своей жизни на берегу моря.
Он смотрел на бескрайний горизонт.
Легкий теплый ветерок обволакивал его тело будто сама природа пыталась унять его боль.
Проведя руку по приятному на ощупь песку он сжал песок и краем глаза заметил силуэт человека. -- Повернув голову.
Горсть песка в руке сыпалась сквозь пальцы, он сидел и смотрел в ее глаза, она смотрела ему в глаза. -- Несколько мгновений спустя он задал вопрос.
Кто ты?
Я твоя судьба та кого ты ждал всю свою жизнь, тебе необходимо было изменить свою жизнь но уже поздно и ничего не изменить, все чего ты достиг это ничто в масштабах всего мира, необходимо было прекратить вести себя так эгоистично, нельзя было проживать жизнь так.
Он закрыл на миг глаза и она исчезла, лишь тихий шепот последних слов был слышен - в новой жизни не ошибись, и легкий ветерок продолжал обволакивать его тело.
Как я тут оказался?
Это мой ад?
Сказка о пустоте. Часть третья
Глава 8
Когда Дилан проснулся и увидел перед собой девушку с цветами в волосах, держащую в руках пробирки со странной жидкостью, он подумал, что попал в рай. Но когда он рассказал ей о том, что пережил, пока был без сознания, а она ушла и вернулась с двумя птицами с разбитыми лицами, Дилан засомневался насчёт рая. Ещё некоторое время ему понадобилось на осознание того, что он в родном Черномире. В Черномире, захваченным Пустотой, из которой он только что выбрался.
— Всё в порядке? — как-то по-матерински спросила знахарка, сев на диване у него в ногах.
Если, конечно, может быть в порядке человек, который окунулся в самые жуткие кошмары и проиграл собственным демонам.
Дилан неуверенно кивнул, а после перевёл взгляд на птиц.
— Эти двое спасли тебя, — улыбнувшись, сказала Нэйра, показав на них рукой.
— С-с-спасибо, — пролепетал Дилан. — А где Юн? Юн спасли?
— Юн? — переспросила знахарка.
— Девушка твоя? — подал голос один из парней с крыльями за спиной.
— Да, она пропала…
— Мы вытащили из Пустоты десятки тел, — добавила вторая птица.
— Скоро я их всех приведу в чувство, — подхватила знахарка. — Не переживай. Отдыхай. Но если можешь, подробнее расскажи о Пустоте.
В голове Дилана болью отдались все воспоминания о том месте. Кошмары, чудовища, демоны, Юн и насекомые, вылетающие из её рта, голоса, что изводили его, убеждали в том, что он не герой. А ведь он, если верить словам целительницы, даже дна не успел достигнуть. Его поймали в полёте. Дилан содрогнулся от этих мыслей.
— Это было ужасно, — только и сказал Дилан. — Я думал, мне никогда не выбраться оттуда. Это… непередаваемые ощущения. Но точно могу сказать — это куда хуже смерти.
Птицы согласно закивали. Дилану было их жаль, но он был безмерно им благодарен.
— Я думаю, Пустота не сможет забрать всех, — продолжил Дилан, пытаясь разобраться больше с собственной головой, чем донести что-то до этих существ. — Туда попадают те, у кого вместо души — бездна.
После этих слов одна из птиц странно посмотрела на другую.
— Я шёл туда в полнейшем отчаянии. Я был зол, потерян, разбит, раздавлен морально. И потому Пустоте было проще поглотить меня. Каждого, кто туда попадал, уверен, поглощала не какая-то абстрактная пустота, а их собственные демоны. Всё, в чём они когда-то согрешили, выползало наружу и давило на самые больные точки.
— Мы были там. Кто-то установил внизу прозрачный шар. В нём были заключены сотни душ. И, видимо, только из-за него в городе пропала магия.
— Я думаю, его установил не человек. Он сам образовался под действием окружающих факторов, физических особенностей и пустоты внутри людей, накопленных годами. Этот шар под землей впитывал в себя всё плохое, что происходило в Черномире.
Все трое как-то странно переглянулись.
— Что? — испуганно спросил Дилан.
— Может, в этом и есть смысл, — тихо сказала Нэйра.
— Шар всё ещё там?
— Я разбила его, — сказала девушка. — Все души должны вернуться к своим владельцам.
— Отлично, — сказал Дилан, вставая с дивана, — мне нужно найти Юн.
Знахарка и птицы промолчали. Нэйра встала с дивана, помогая Дилану подняться. Прихрамывая, он дошёл до двери этой избушки и открыл её. Он ожидал, что увидит густой лес и светлое небо, но по ту сторону была лишь темнота. Словно они находились не в доме, а на межзвёздном корабле, и за окном был лишь бесконечный космос. И в этой темноте нельзя было ничего разглядеть. Только где-то вдалеке маячил слабый лучик света. Если Дилану не померещилось, то из темноты снова раздалось рычание и шёпот уже знакомых голосов.
В ужасе он захлопнул дверь и повернулся к собравшимся.
— Что за…?! Где мы?!
Нэйра попятилась назад, птицы стояли с опущенными взглядами.
— Стоп! — сказал Дилан, схватившись за готовую взорваться голову. — Стоп!
Он зажмурился и в его голове начали проигрываться варианты развития событий. Что если эти трое — маньяки, похитившие и запершие его здесь?! Что если весь Черномир — нереален?! Что если и не было никакого прыжка в Пустоту?! Или, самое худшее — что он до сих пор там, внизу.
— Почему… почему, если мы находимся в Черномире, то я пока не встретил ни одного существа, кроме вас?! Почему вы засомневались в моих словах про Пустоту?! И я не уверен, что шар можно было так просто разбить!
Девушка, сложив перед собой руки, наконец посмотрела на лучника.
— Ты начал задавать правильные вопросы, — на её лице появилась едва заметная улыбка. — Значит, мы всё делаем правильно.
— Что?! — закричал Дилан.
— Ты правильно сказал, что Пустота не снаружи, а внутри. Что она захватывает человека полностью. Но ты не прав в том, что туда попадают только слабые и беспомощные. Туда может попасть каждый. Вопрос только в том, справится ли он. И в этом людям помогаем мы, — она развела руками, птицы согласно закивали. — Одному не справиться с собственными кошмарами, демонами, голосами, что раз за разом повторяют, что ты ничтожество. Но тебе помогли не только мы. Был ещё один голос, что звал тебя за собой.
«Юн, — подумал Дилан. — Это был голос Юн, что верила в меня и звала за собой».
— Да, голос той девушки, — подтвердила знахарка, словно прочитав всё по его лицу. — Но я думаю, тебе уже достаточно информации. Ты спасён.
Его ноги предательски подрагивали, но Дилан промолчал.
— Иди, — она кивнула в сторону двери. — Тебя ждут.
Дилан открыл дверь, за которой всё ещё виднелся слабый луч света, и последний раз повернулся к жителям Черномира.
«Паршиво осознавать, что всё, что ты считал своим миром — лишь декорация. — думал он. — Искусственные стены, люди, играющие свои роли, и ты в качестве главного актёра. Твоя жизнь — всего лишь чья-то глупая шутка. Сцена в театре жизни, где правила устанавливаешь не ты».
И, как бы ему не хотелось здесь остаться и выведать у этих людей все секреты Черномира, он повернулся к двери и сделал шаг в пустоту. Снова.
Только в этот раз не провалился в бездну, боясь разбиться о землю, а твёрдо стоял на ногах. Шёпот и рычание затихли, и где-то вдалеке слышался тёплый голос Юн.
— Дилан, прошу, пойдём. Я верю, ты справишься.
И он уверенно пошёл по направлению к свету.
Эпилог
Мы с Юн сидели на крыше заброшенной четырёхэтажки и разговаривали о смерти. Нас окружал густой лес и десятки заброшенных зданий. Раньше здесь был завод, от которого теперь остались лишь руины. Возможно, не об этом должны разговаривать влюблённые друг в друга и скрывающие свои чувства люди, но атмосфера располагала к депрессивным темам. К тому же, уже вечерело, и с серого неба на нас вот-вот готов был обрушиться дождь.
— Я не верю, что после смерти что-то есть, — сказал я, аккуратно переставляя ноги и ходя из стороны в сторону по краю крыши.
— Это было бы слишком скучно, — слегка улыбнувшись, ответила Юн, сидя в позе лотоса на деревянной балке. — Я всё же надеюсь, что по ту сторону нас ждёт нечто интересное. Если не рай и ад, так хотя бы какой-нибудь из всевозможных миров.
— И в какой бы ты хотела? Наверняка, в какой-нибудь из своих любимых книг?
Юн всем сердцем любила чтение, налетала на книжные магазины в поисках новинок фантастики или детективов, и хранила десятки книг на полках дома.
— Не обязательно, но было бы интересно побывать в мирах Макса Фрая или Нила Геймана, к примеру.
— У Геймана всё слишком мрачно как-то. Тебя бы там могли убить.
— Мрачные сказки мои любимые. И как меня бы убили, если я уже мертва? — она подняла на меня добрый взгляд.
На ней была белая блузка и голубая юбка, на ногах были босоножки, не предназначенные для лазания по крышам, роскошные кудри выпрямлялись от начинающего моросить дождя.
Наверное, следовало бы мне уже признаться в своих чувствах, а не водить её по заброшкам, считая это романтичным. Сейчас было самое время для того, чтобы пригласить её к себе и согреться кофе или горячим шоколадом, почитать с ней сказки и сказать, что я в неё влюблён. С каждым шагом мои ноги подрагивали всё сильнее, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ну же! Сейчас!
— Кстати, — сказала Юн, взяв свой рюкзак и начав копошиться в нём, — я тут книжку новую нашла. Хочешь, покажу?
— Да, — ответил я.
— И слезь ты уже оттуда! — шутливо сказала она, делая вид, что ей безразлична моя судьба. — Называется «Сказка о пустоте», — Юн протянула мне книгу в суперобложке.
Я взял её, продолжив ходить по мокрым кирпичам. Обложка была выполнена в тёмно-зелёных, каких-то мрачных тонах. На ней были изображены пафосные мужчины с крыльями, лес, полная луна и дома на горизонте. На задней стороне было написано что-то про Черномир, чародеев и отсутствие магии.
Я пролистал книгу, тяжело вздохнул и протянул книгу обратно. «Дешёвая фантастика» хотел было сказать я, но поскользнулся на кирпичах. Я выронил книгу и попытался удержать равновесие, но понял, что падение неизбежно. В глазах Юн, также, как и в моих, отразился страх. У неё — страх за меня. У меня — страх того, что я так и не успел признаться ей в любви, так и не пригласил её на кофе. Меня потянуло назад, и я не успел схватиться за край. Последнее, что я запомнил — как лечу вниз и понимаю, что это конец.
***
Я шёл к слабому лучу света из темноты. Когда я подошёл ближе, я растворился в нём, стал с ним одним целым. Темнота исчезла и теперь меня обволакивал тёплый, белый свет. Вскоре в нём появились очертания. Мир вокруг стал наполняться звуками, запахами, картинками. И первое, что я услышал — противный писк.
Пип. Пип. Пип.
Потом увидел чьё-то лицо, склонившееся надо мной. Лицо было в медицинской маске, на голове человека была шапка врача. Всё происходило словно в замедленной съёмке. Оно отдалилось. Шум становился всё отчётливее. Помимо писка, добавились голоса людей. Плач. Возгласы. Выкрики.
Пип. Пип. Пип.
На переносицу мне давила кислородная маска, в вену на руке была воткнута игла. Я проследил за трубочкой и увидел рядом с собой капельницу. Рядом с ней увидел девушку. Она улыбнулась мне и подалась вперёд. Я почувствовал тепло её объятий. Её нежные ладони легли мне на лицо. Я смотрел в эти родные глаза и хотел сказать то, что не сказал… тут я понял, что меня начал интересовать вопрос времени. Сколько я тут лежу? Несколько дней? Месяц? Год? Но сказать я всё равно ничего не мог. Не мог даже пошевелиться, чтобы ответить на её объятия.
Пип. Пип. Пип.
Но знакомый голос Юн перебил этот писк.
— Дилан, господи, Дилан! — Юн не переставала меня обнимать. С её глаз потекли слёзы, оставляя мокрые следы на щеках.
В палату вошла женщина. Я услышал её строгий голос.
— Так, девушка, разрешите мне…
Юн отстранилась, и на её месте появилась женщина в халате. Она подняла мне веки и ослепила меня светом фонарика. Твою мать. Убери это от меня!
— Невероятно, — сказала женщина, сдерживая улыбку.
На халате у неё висел бейджик с надписью «Нэйра Коулман. Врач-реаниматолог».
Пип. Пип. Пип.
— С ним всё будет в порядке, — успокоила женщина Юн. — Теперь будет. Не зря вы столько сидели с ним.
Мои глаза тоже наполнились слезами от переизбытка эмоций. От того, что Юн не бросила меня, сидела со мной, звала за собой, спасая от темноты. Я бы никогда не выбрался из пустоты, если бы не Юн. И я был ей безмерно благодарен.
— Спасибо вам, — ответила Юн, вытирая слёзы. — Большое спасибо.
Женщина улыбнулась и покинула нас. Наверняка скоро вернётся с кучей препаратов.
— Дилан! — воскликнула Юн, хлюпая носом и слегка ударив меня по ноге. — Как можно так пугать меня?! Больше я никогда не буду лазать с тобой по крышам!
Я хотел извиниться за своё идиотское поведение, за то, что вообще привёл её туда, за то, что втянул во всё это. Мне жаль. Мне было искренне её жаль.
Пип. Пип. Пип.
А ещё мне хотелось рассказать ей, что она права. Что после смерти можно попасть в любой мир. И только мне так повезло, что я попал в мир дешевой фантастики, увиденной мной за мгновенье до падения. Я повернул голову и увидел на тумбочке ту самую книгу. «Сказка о пустоте» — было написано на корешке. Мысли о Черномире и тот факт, что Юн наверняка читала мне эту сказку, пока я был в коме, способствовали тому, что я побывал в этом мире, будучи на границе между жизнью и смертью. Хотелось рассказать Юн, что отважные птицы с обложки и знахарка, которая в этой реальности оказалась моим лечащим врачом, спасли меня. Также, как и Юн.
— Я люблю тебя, Дилан, — сказала Юн и снова упала ко мне в объятия.
Я тоже тебя люблю, Юн. Я тоже.
«И дабы не пропасть и там не сгинуть
Я хватаю, как за нить, за платье белую богиню
Висящей луны вдалеке, чтоб не сесть на мель
И если карты нет — я ориентируюсь по ней» (с) Pyrokinesis