Мальчик брел вдоль проезжей части, глотая злые слезы пополам с шепотом. Снег, плавно захватывающий Москву целый день, к ночи разошелся не на шутку, бросая в лицо целые пригоршни крупных колких восьмигранных звездочек. Мальчик не пытался вытирать лицо или укрыться от ветра - это было бесполезно, да и не то занимало его голову.
Полчаса назад он выскочил из дома, на ходу натягивая куртку, со злобным "да пошел ты!" в адрес вновь напившегося отца, решившего в который раз поучить сына уму-разуму при помощи ремня и громогласных монологов. Мать оставила семью несколько лет назад, сделав свой выбор в пользу хоть и не молодого, но преуспевающего программиста - и мальчик не смел ее винить. А вот отец измены и ухода не простил, и с тех пор срывал свою злость и обиду на оставшемся в доме сыне.
К тринадцати годам тот научился не только огрызаться, но и бить в ответ. И все чаще и чаще - просто уходить. Мальчик не хотел выяснять отношения, опять драться, пытаться перекричать пьяную тоску и злобу. Он предпочитал исчезать и желал никогда не возвращаться.
Итак, полчаса назад он выскочил из дома, с трудом удержавшись от желания ударить напоследок своего сильно постаревшего, сдавшего за эти годы отца. Выскочил, и, на ходу натягивая куртку, метнулся прочь, в сторону Введенского кладбища, подальше от людей и света. Чудом увернувшись от истошно голосящего трамвая, он в запале проскочил большой перекресток и завернул в сторону сквера. Миновав его - сегодняшним вечером он был слишком светел и многолюден для его настроения - мальчик устремился вдоль стены Введенского. Вот уж где его никто не побеспокоит.
Он шел, зло расшвыривая ногами едва опустившийся снег, и бормотал себе под нос тот самый несостоявшийся диалог с отцом.
-....и если ты еще раз посмеешь хотя бы на меня замахнуться....
Мальчик запнулся, глядя на боковую калитку у ворот кладбища. Она была открыта. Что за черт? В это время года Введенское закрывалось в пять часов вечера. Он неоднократно перелезал через стену, но после пяти легально попасть на территорию было невозможно. Сейчас же время близилось к восьми.
Мальчик неуверенно подошел к открытой калитке. Зайти? Погонят...с другой стороны, если открыто, значит, можно?
- Эй! Пссс, парень! - Окликнули его сдавленным полушепотом слева. Мальчик дернулся, повернул голову и столкнулся взглядом со своим ровесником. Только тот на кой-то прятался за одной из могильных плит. Поняв, что его заметили, прячущийся заговорщически подмигнул и поманил мальчика.
Помедлив, тот сделал несколько шагов, оказавшись на территории кладбища.
- Чего тебе? - Нарочито грубовато спросил он, пытаясь заглушить некоторую растерянность.
- Хочешь увидеть мертвых? - Тихо проговорил вечерний гуляка по кладбищу. Мальчик, раскрыв рот, уставился на него.
- Ты что, собрался раскапывать могилы? - Наконец обрел голос он.
- Тю! - Снисходительно присвистнул тот. - Они сами придут, зачем копать! Пойдем. Или трусишь?
Тринадцатилетнего мальчика никто и никогда до этого не называл трусом. Возмутившись, тот в три шага преодолел расстояние до своего нового знакомца.
- Вот еще, трусить! Пойдем, покажешь своих мертвых! - Фыркнул он, начисто забыв про все свои горести.
- Ну пойдем, - лукаво усмехнулся новый знакомый. – Только, чур, не убегать.
- Ты сам-то впереди меня не драпани, - буркнул мальчик, распрямляя плечи. Собеседник радостно засмеялся, будто мальчик вовсе не попытался его задеть.
- Ладно, нам туда, - махнул он рукой, указывая в сторону маленькой местной церкви.
На кладбище было тихо. Свежий снег запорошил все немногочисленные следы, и нехоженые дорожки прекрасно гармонировали с занесенными по середину могильными плитами и крестами.
Подростки подошли почти вплотную к церкви.
- Теперь нам надо ждать полуночи и страшного воя мертвецов? – Поинтересовался мальчик не без сарказма.
- Зачем им выть? – Уставился на него новый знакомый. Мальчик почему-то почувствовал себя дураком.
- Нууу…так обычно в сказках бывает. Мертвецы воют, нападают…
- И едят тебя, ага. – Выяснилось, что знатоку кладбища тоже не чужда ирония. – Так и живут, считай, от прохожего до прохожего, а в иные дни на диете строгой. Ну сам подумай, на кой ты мертвому сдался? Живые-то понятно, те злые бывают. А тем, кто по эту сторону ограды обретается, твои муки без надобности. Да и невкусный ты, наверняка, в конце-то концов! Если люди, живыми будучи, себе подобных не едят, с чего бы, померев, привычки менять столь радикально?
Подозрение в том, что попытка сарказма обернулась глупостью, не проходило. Однако мальчик не сдавался.
- Я хочу заметить, - ехидно прокомментировал он, кивая в сторону центральной дорожки, - что твои мертвые, если и гуляют тут сегодня, то по воздуху. Следов-то нет.
- О Господи, - собеседник закатил глаза, - ты всегда такой нетерпеливый? Куда спешить-то? Дома все равно не ждут.
Реплика хлестнула кнутом.
- Ты откуда знаешь? – Яростно прошипел мальчик, борясь с желанием ударить нового знакомого.
- Не шуми, - тот поднял обе ладони вверх. – Если ребенок гуляет по кладбищу поздним вечером, значит, скорее всего, дома его никто не ждет.
Странное, глубокое сочувствие, звучавшее в его голосе, остудило мальчику голову.
- Сам ты ребенок, - буркнул он, разжимая кулаки. – И где, наконец…
- Тссс!
Парнишка схватил мальчика за локоть и потянул в сторону, с дороги. Опешив, тот не стал сопротивляться. Правда, едва не врезался в засыпанный снегом памятник, но под чутким руководством неожиданно сильной руки мальчику удалось обогнуть препятствие.
- Пригнись, - прошептал ответственный за сегодняшнее приключение. – Так, чтобы от дорожки тебя не было видно. И тихо!
- Ты же говоришь, они не опасн…
- Тихо!
Мальчик счел за лучшее замолчать. Оба они затаились. Темнота уже стала по-ночному глубокой и спокойной. Свет фонарей уютно отражался от сугробов и падающих снежинок, внезапно придавая кладбищу некоторые черты дома. Не того, из которого мальчик стремглав выбежал час назад, а настоящего – родного, где и вправду ждут. Мальчик закусил губу, ощутив укол тоски. И тут его новый знакомый вытянул руку вперед, безмолвно указывая на одну из тропинок.
По тропинке шла пара. Мужчина бережно поддерживал под руку женщину, чтобы та не поскользнулась. Он был явно моложе ее – скрытая уверенность походки выдавала возраст не больше тридцати лет. Она же была стара, глубоко стара. Рука ее доверчиво обнимала локоть молодого человека.
- Мать и сын, - едва слышно проговорил парнишка с кладбища. – Она ушла позже него на сорок лет. Родители не должны переживать своих детей, но кому-то забыли об этом рассказать. Например, раковой опухоли…
Пара приблизилась и завернула к церкви. Снег усиливался, но мальчик пока мог разглядеть лица. Ни книжной бледности, ни страшного разложения, так пугающего его в детских ужастиках. Просто старая женщина с морщинистым, как старый пергамент, лицом. И мужчина, рядом с ней казавшийся недочитанной книгой.
Мальчик раскрыл рот, но его спутник предостерегающе поднял палец.
- Я знаю, что ты хочешь сказать.
- Почему ты называешь их мертвыми? – Сдавленно прошептал мальчик. – Что в них мертвого?
- А тебе подавай зловонные трупы? Скелеты, увенчанные говорящими черепами? Может быть, могильных червей из глазниц, гнезда кладбищенских птиц в слипшихся от сырой земли волосах? – Услужливо поинтересовался собеседник. От красочных картин мальчика слегка затошнило.
- Вот и хорошо, - явно удовлетворился реакцией тот. – Тогда смотри дальше.
Мужчина с женщиной уже поднимались по ступенькам ко входу в церковь, когда на тропинке возник еще один человек. Он шел торопливо, приподняв воротник от ветра и снега. Но снег, надо полагать, легко проникал за шиворот, отчего человек периодически ежился и ускорял шаг.
- Привычка спешить привела его на кладбище раньше, чем стоило бы, - проговорил парнишка. – Но даже после смерти он не перестал торопиться. Здесь нет таких крутых лестниц, чтобы столь нелепо ломать себе шею. Однако, гляди…
Мужчина подошел к церкви и остановился. Постоял, склонив голову, перед лестницей. И медленно пошел по ступеням вверх.
- …он до сих пор боится их. Странно, правда? Этот страх уже не нужен, но есть, - задумчиво проговорил подросток, притащивший в сугроб за памятником своего сверстника.
- Не страннее того, чем мы тут занимаемся, - мальчик счел своим долгом напомнить о несколько необычной ситуации, в которой он оказался волею странного паренька.
- Ты же сам пришел, - будто прочитал мысли тот. Замечание было справедливым.
- Погоди! – Спохватился мальчик. – А почему они, если они мертвые, заходят в церковь?!
- А почему нет? – Удивился паренек.
- Но…но… - запнулся мальчик, - …они же мертвые!
- Так.
- Мертвецы!
- Так.
Аргументы кончились, мальчик взмахнул руками, силясь пояснить, но не в состоянии совладать с нахлынувшими воспоминаниями и знаниями о покойниках и том, как им положено себя вести. Выждав несколько секунд, собеседник сжалился.
- В церковь идут за спокойствием, за облегчением души, - подросток вытянул шею, выглядывая, не появилось ли на дорожке новых людей. – Что, если человек умер, ему не нужен покой? Мне кажется, самое время отдохнуть душой…
- Но…
- Человеку нужен Бог не только в жизни. Возможно, в смерти он нужен ему даже больше. Кто знает?
Снег усиливался.
- Я, например, не знаю, - помолчав, признался мальчик. – Я не особо верю в Бога.
- Это неважно, - проговорил парнишка. Он повернул голову на движение с другой стороны кладбища, и мальчик машинально повернулся за ним.
Двое совсем маленьких детей, взявшись за руки, шли по боковой дорожке. Они, укутанные по самую макушку, были похожи на медвежат, косолапящих в сторону церкви.
- Близнецы, - прокомментировал их появление откуда-то знающий все паренек. – И давай, пожалуй, я не буду рассказывать, почему они сегодня здесь.
Мальчик сглотнул, стирая с лица снег. Дети, помогая друг другу, вскарабкались по лестнице и исчезли за дверью. Интуиция подсказывала мальчику, что не все вопросы сегодня нужно задавать. Но любопытство оказалось сильнее.
- Откуда ты всех их знаешь? – Не выдержал он. – Ты разговаривал с ними?
- Бывало и такое, - спокойно согласился новый знакомый. – Я вижу их не первый раз. Сегодня они собираются на Рождественскую службу…
Он кивнул в сторону дорожек. Люди начали появляться чаще и с разных направлений. Из глубины кладбища прошла молодая девушка, слишком легко одетая для такой погоды, но, видимо, не чувствующая холода. От надгробий у ворот шел, прихрамывая, мужчина лет сорока. Его щегольская шляпа закрывала лицо, а пальто беспрепятственно заносило метелью, но даже сквозь пелену снега было видно, что элегантность предпочла его компанию и после смерти. Крепко держась за руки, практически пробежали мимо парень и девушка. Следом за ними торопливо прошла грузная женщина, ведущая за руку мальчика лет семи.
Все они стекались к лестнице церкви. Некоторые медлили, некоторые поднимались сразу. Один человек остановился на половине ступенек, и легко одетая девушка, идущая следом, мягко взяла его под руку, увлекая за собой к дверям. Подростки, затаившиеся у надгробного памятника, были достаточно далеко от входа, но каждый раз, когда открывалась дверь, мальчику казалось, что он чувствует тепло. Несколько раз он даже подавался вперед, в сторону светящегося дверного проема. Но двери закрывались, и мальчик оставался на месте.
- Ты хочешь внутрь? – Поинтересовался его спутник. – Я ведь наблюдаю за тобой, вижу…
- А…можно? – Неожиданно робко, стряхнув весь свой ершистый задор, спросил мальчик.
- Туда можно всем, - собеседник тряхнул головой, избавляясь от выросшей шапки из снега. – А еще там тепло и светло. Я там тоже бывал. Пойдем?
- Ну…можно… - не до конца уверенно согласился мальчик. Ему не казалась однозначно хорошей идея оказаться в Рождественскую (равно и в любую другую) ночь в кладбищенской церкви, битком набитой мертвыми людьми. Но было поздно – его спутник уже поднимался, отряхиваясь более основательно.
- И тебе советую сделать то же самое, - назидательно произнес он, постукивая ботинками друг о друга.
Мальчик старательно сбил с подошв снег. Его новый знакомец неожиданно заботливо - мальчик аж поежился от непривычки - стряхнул с его плеч белую крошку, разом приведя уличного бродягу в пристойный для церкви вид.
- Пойдем? - Улыбнулся подросток и, не дожидаясь ответа, потянул дверь на себя. Мальчик робко потянулся следом.
В церкви было светло и тепло. Свечи, стоявшие вдоль окон, придавали ей особый, праздничный уют. Она казалось близкой и родной как дом, и мальчик в ту же секунду забыл, что за покрытыми изморозью окнами высятся кресты и надгробные плиты, а все сегодняшние прихожане - неведомо как ожившие мертвецы.
- Они не ожившие, - шепнул мальчику его провожатый. - Никакая сила не может оживить мертвых. Они просто...пришли на Рождественскую службу.
- Ты откуда знаешь, о чем я думаю? - Не выдержал мальчик. Но ответом ему был лишь прижатый к губам палец. Почти все пришедшие уже чинно сидели на скамейках, и спутник мальчика дернул его за руку, утаскивая в угол, где еще оставалась пара свободных мест. Они оба приземлились на теплое дерево, и мальчик шумно выдохнул, только сейчас осознав, насколько же он замерз и промок. Тепло, струящееся от свечей, не могло высушить одежду, но каким-то образом мальчику становилось теплее и уютнее с каждой минутой. Может быть, это волшебные свечи?
Зазвенел колокольчик, и все встали. Все - мальчик увидел, как, тяжело опираясь на спинку лавочки перед ней, поднялась пожилая леди, виденная им ранее; как вскочили на ноги близнецы-медвежата; как, немного скособочившись, встал хромой мужчина с сильно обожженным, как теперь было видно, лицом. Его спутник тоже поднялся. Здесь, в тепле, он расстегнул свою курточку, обнажив горло. И мальчик с ужасом увидел, что вдоль него тянется большой широкий шрам. Заметив взгляд мальчика, его новый знакомец подмигнул.
- Мне не больно, - едва слышно шепнул он. - Смотри, сейчас будут петь!
По проходу пошло три человека. Впереди - пастор в белом одеянии. За ним, отставая на пару шагов, двигались его помощники, неся что-то блестящее и непонятное мальчику - он не шибко разбирался в религиозных обрядах. Пастор дошел до первых лавок и развернулся лицом к прихожанам.
И они запели.
Мальчик словно задохнулся. В пении слышалось что-то странное, давно забытое, но до боли родное. В пении слышалась мама, настоящая, родная мама. И теплый, смеющийся отец. В пении слышалось счастье. Он бежал как можно дальше от живых, чтобы найти его среди мертвых, сам не зная того. Мальчик вытянулся в струнку, глотая набежавшие слезы. Пение поднималось к самому потолку, укутывая его теплом родного, настоящего дома…
***
- С Рождеством вас, пастор!
- С Рождеством!
Последние прихожане покидали церковь, и пастор прошел вдоль окон, по одной поднимая и задувая свечи. Церковь медленно погружалась в темноту.
- Пастор, - окликнул его детский голос. Тот обернулся. Около последней скамейки стоял тот самый подросток, проводивший мальчика на службу. Сам мальчик, свернувшись калачиком, безмятежно спал на той же лавке. Он светло улыбался во сне и казался от этого много моложе, чем есть на самом деле.
Пастор грустно улыбнулся, глядя на спящего мальчика.
- Сам пришел? - Мягко спросил он у подростка со шрамом на горле.
- Частично, - ответил тот. - пришел, но не знает, что умер.
- Пусть поспит, - проговорил пастор тихо, не желая тревожить сон мальчика. - Расскажешь ему, когда проснется.
Мальчик, зарезанный пятнадцать лет назад, молча кивнул. Он сочувствовал своему новому другу, так нелепо попавшему под трамвай этим вечером. Но, возможно, здесь ему понравится больше, чем там.
