Как молодёжь зомбировали выходить на митинг в царской России
Наверное, и вы давно заметили, как зеленная молодежь под воздействием гипнотической пропаганды, околдованная волшебными чарами агитации взрослых дядек и темных личностей, послушно выходит на массовые митинги.
В связи с этими молодежными митингами, частенько вспоминаю события давно минувших дней, более, чем 100-ей давности. Точнее документальный очерк, когда-то давно прочитанный о настроениях наивной молодежи в учебных заведениях. Впрочем не только зеленой молодежи, но опьяненных либеральными идеями взрослых дядек и тёток.
О чём речь? Приведу воспоминания из мемуара Сергея Трубецкого о настроениях российской молодежи и российского общества в 1905 году в Российской Империи. Поразительно в местах точно схожим с нашем временем:
Осенью 1905-го — пятнадцати лет — я поступил в 6-й класс Киевской Первой гимназии. 1905 год! — год так называемой «Первой русской революции». Можно спорить, конечно, произошла ли или нет тогда в России «революция», но совершенно несомненно, что настроения широких народных масс были тогда весьма революционные.
И вот в эту эпоху общественного брожения я попал в гимназию. Там все кипело, как в котле, и мои товарищи-шестиклассники — шестнадцатилетние юноши, считали себя призванными принимать самое деятельное участие в политической жизни страны. Можно сказать, что для того, чтобы научиться плавать, я был брошен не в тихую воду, а в бурлящий океан!
В нашей семье, или точнее, в наших семьях, общественно-политический интерес был всегда очень значителен, но он никогда не имел того доминирующего, совершенно исключительного значения, какое ему придавалось, особенно в это время, в среде интеллигенции.
В гимназии я столкнулся именно с таким настроением: для огромного большинства моих наиболее способных товарищей казалось, кроме политики на свете вообще ничего не было и все сводилось к ней одной. Те, кто в моем классе не интересовался исключительно политикой, вообще ничем не интересовались, кроме чисто личных дел. Кажется, единственное исключение представлял собой В. Н. Ильин, который тогда только и думал, что о паровозах и мечтал сделаться инженером... (После долгих лет перерыва в знакомстве я встретил его в Париже... профессором богословия!)
Нет человека, на которого не действовала бы «массовая психология», но степень этого действия весьма различна. На опыте оказалось, что я принадлежу к числу людей, сравнительно трудно поддающихся массовому гипнозу, и часто даже массовое увлечение действует на меня отталкивающе, вызывая сопротивление. Это ясно сказалось в 1905 году в моей тогдашней гимназической «общественной жизни».
Не только по сравнению с моими товарищами по гимназии, но даже с очень многими людьми старшего поколения, я остался как-то мало затронут политическим опьянением, охватившим тогда столь многих и, в особенности, молодежь.
При несомненном интересе к политике я, насколько помню, сохранил большую трезвость в суждениях. Сколько я видел тогда и юношей и людей уже зрелых лет, которые были буквально «влюблены» в те или иные политические программные требования. «Влюбленный» в глазах невлюбленного представляется несколько наивным. Это чувство, как это ни странно, я не раз мальчиком испытывал тогда по отношению к людям с проседью в бороде...
Я помню, например, одного профессора-политехника (проф. Рузский), который совершенно экстатически говорил о «четыреххвостке» (всеобщее, тайное, равное и прямое избирательное право). Тогда, пятнадцатилетним юношей, я был поражен странным опьянением от такого безалкогольного напитка! Только позднее я понял, что это было просто влюбление, влюбление... в отвлеченную формулу... Таких людей, как этот профессор Рузский, было тогда немало среди людей всякого возраста. Субъективно, такие «влюбленные политики» могут быть симпатичны, но они, в лучшем случае, пустоцветы, а в худшем — их наивный идеализм открывает путь самым темным силам...
Если такое политическое опьянение было в 1905 году даже у взрослых, то что же говорить о гимназистах? В моем классе было несколько (немного) «черносотенцев», но среди них не было ни одного мало-мальски культурного. Наш киевский класс был ненормально велик — 54 человека. Среди них огромное большинство интересовавшихся политикой — были либо эсерами, либо эсдеками. Было не лишено комизма наблюдать горевших несомненным идеализмом юношей, влюбленных в учение, так отрицательно относящееся ко всякому идеализму,— «исторический материализм» Маркса. Понятно, весь комизм этого я понял уже позже, но в достаточной мере ощущал его уже и тогда, и даже — помню — в лицо подсмеивался над иными молодыми эсдеками и их увлечениями.
Мое положение в классе было не совсем обычное. К «черносотенцам» я Примкнуть не мог по двум основным причинам. С одной стороны, они были примитивно и грубо некультурны, а с другой — «черносотенство» не соответствовало ни моим начинавшим тогда слагаться убеждениям, ни самой моей природе. Я родился с несомненными задатками консерватора, но был с детства проникнут атмосферой умеренного либерализма. Поэтому моя консервативная природа включила либерализм в число тех принципов, которые надо охранять, тем более, что эти либеральные принципы уже вошли в плоть и кровь русской жизни, особенно со времени «эпохи великих реформ». Вообще, «черносотенство» являлось в России отнюдь не здоровым консервативным направлением, а вредно-реакционным и притом демагогическим, как и направление его крайне левых противников. Так или иначе, я не мог примкнуть к нашим гимназическим черносотенцам, которых, однако, в те времена (позже было иначе!) нельзя было не уважать, так как в гимназии они плыли против течения, что требовало с их стороны немало мужества. Среди «левых» я тоже никак не мог быть своим человеком, да и не стремился к этому. Среди них было, конечно, куда больше мысли и образования, чем среди «черносотенцев». Наш класс был по способностям и развитию значительно выше среднего.
Социалистических и революционных увлечений «левых» я совершенно не разделял. Маркс был кумиром многих в нашем классе, причем, конечно, многие его и не пробовали читать...
Я помню, какой эффект произвела среди наших эсдеков моя критика материалистического объяснения крестовых походов. Это было для них почти кощунство, но, с другой стороны, они оценили такую мою «дерзость» в отношении Маркса и не уклонялись от споров. Эти разговоры имели вообще большое значение для моего положения в классе.
Из трех лет гимназического обучения всего больше я получил от первого — в Киевской гимназии, в 1905/06, и дало мне больше всего общение с товарищами. Особенно полемика с нашими «марксистами» побудила меня к усиленному изучению аргументов против них и дала мне, кроме того, умение спорить. Споры на «марксистские» темы из стен гимназии перешли в гимназический кружок, собиравшийся по праздникам. Среди членов этого кружка только двое — сын известного киевского адвоката А. Гольденвейзер и я, были антисоциалистами. Все остальные были либо с.-р., либо с.-д. Но против «марксистов» нам с Гольденвейзером удавалось иногда получать союзников из среды эсеров. Среди последних был будущий министр иностранных дел петлюровского правительства, будущий «щирый» украинец — А. Шульгин.
Когда в 1906 году мы всей семьей переехали в Москву, я перешел в тамошнюю Седьмую гимназию.
В Киевской гимназии мне пришлось выступить со своей первой публичной речью. Забастовочное движение по всей России разрасталось и захватило даже средние учебные заведения. Во время уроков три или даже четыре старших класса гимназии созвали сходку, на которой «единогласно» решили объявить забастовку. О таком «единогласном» решении объявил наш председатель — восьмиклассник с еле пробивающимися усиками, которыми он, по-видимому, гордился не менее чем своим «марксизмом».
Между тем при голосовании я поднял руку против забастовки (я знал, что на сходке я был далеко не единственный противник забастовки, но кроме меня никто руки не поднял). Я громко запротестовал: «Нет, не единогласно: я голосовал против!» Вся толпа гимназистов закричала, меня подхватили на руки и поставили на стол, откуда говорили ораторы, чтобы я «объяснил свое голосование». Наши «левые» говорили очень бойко, я никак не мог состязаться с ними в этом искусстве. Совсем не в митинговом тоне я стал излагать мои мысли: Сходка не слушала меня и только перебивала. Председатель добросовестно пытался дать мне возможность говорить, но и он ничего не мог поделать. Моя речь, конечно, никакого значения не имела и иметь не могла, даже если бы я обладал большим ораторским талантом, а этого таланта у меня нет совсем. Мыслить и связно высказывать свои мысли, или быть оратором — вещи совершенно разные.
Как раз среди моей речи на сходку пришел директор с требованием немедленно разойтись по классам... Толпа, конечно, ответила на эти слова только дикими выкриками. Директор видел, что я стою рядом с председателем сходки и ораторствую... Я заметил изумление в его глазах. При директоре, который скоро ушел, я прервал свою речь, так как при начальстве говорить против забастовки я, понятно, не хотел. Я знаю, что потом некоторые «левые» это оценили.
Несмотря на мой протест, сходка все же решила, что забастовка в нашей гимназии решена «единогласно», и я понял, что наши «черносотенцы», с которыми в вопросе забастовки я был единомышленником, поступили мудрее меня, вовсе не пойдя на сходку...
Больше на сходки ни в гимназии, ни в Университете я никогда не ходил: с меня было довольно и этого опыта! Разумная аргументация на таких собраниях совершенно невозможна, а сами сходки производили на меня отталкивающее впечатление. Я помню чувство почти физической тошноты при истерических выкриках какой-то курсистки на сходке в Университете. Я слышал эти выкрики, проходя по коридору мимо аудитории, где происходила сходка...
Несмотря на революционное брожение, забастовку и даже «химическую обструкцию» (в классах, чтобы помешать урокам, разливали какую-то невероятно вонючую жидкость; делалось это, конечно, «с политической целью»), 1905/06 учебный год все же прошел не совсем бесплодно для учения.
В области политики я как-то избежал увлечения отвлеченными формулами, чем в 1905 году и позже столь многие пленялись в России и к которым была так особенно падка молодежь того времени.
Я уверен, что память меня не обманывает и правильно рисует мне мои тогдашние настроения. Отвлеченное доктринерство 1-й Государственной Думы, где собрался «цвет русской интеллигенции», меня чрезвычайно раздражало.
В память у меня с того времени врезались прекрасные слова Н. Н. Львова, произнесенные им с думской трибуны:
«Бойтесь, господа, самого худшего деспотизма — деспотизма голых формул и отвлеченных построений!». Это были слова «вопиющего в пустыне»! Мне чрезвычайно понравилась тогда прекрасная речь Н. Н. Львова, он выразил то, что я смутно чувствовал.
Какой же вывод сделал Сергей Трубецкой, современник трех революций России?
Трубецкой пишет:
Напротив, представители «прогрессивной русской общественности» не поняли, что благо России требует от них работать рука об руку с этими представителями власти. Они не поняли, что сложный государственный механизм должен быть осторожно перестроен, но отнюдь не сломан...
Современный технологический механизм современной пропаганды быстрей задурманивает молодые, неопытные и горячие головы. Быстрей обрабатывает и запускает массовые мероприятия под разными формулами и лозунгами в российских городах.
Но оно вам надо быть слепыми куклами в руках теневого закулисного кукловода?
Мы уже это когда-то проходили, и знаём к чему это привело в Российской Империи, и в Советском союзе.
Учитесь на уроках истории, будьте осмотрительны, чтобы повторно не наступить на одни и те же грабли.
Источник:
Как молодёжь зомбировали выходить на митинг в царской России
Гимназия - класс первый
Собрались мы учёбы за неделю,
спеша узнать: попали дети в класс какой.
И встречу провели недалеко от входа -
гимназии ступеньках не вдали.
Заранее все на "ремонты школы" сдали,
всё закупили ( даже то, что не должны).
В гимназию - "Элитную!"-ж попали,
пройдя различных испытаний, трат)) круги.
И волновались, и узнать желали:
какой учитель выйдет к нам тогда -
в добре и честности детей научит,
азам, премудростям всем школьным,
не спеша.
Родителей делили четко- на три группы,
по списку направляя всех туда,
где именно их классу всё объявят
начальных классов их учителя.
А на минуте этак на тридцатой,
нас попросили принтер коллективно приобресть,
на - видимо, нехватку школьных средств пеняя, -
"Всё добровольно... если вдруг желание есть"...
И даже с маркою,
проблем чтоб не возникло,
конкретную пообещали сообщить.
(Такую же как дома у классрука))
"Уж очень уж хорошая модель..."
А тот, что в классе есть,
печатает ну ооочень плохо и как нам быть
теперь с таким - не знаем, ну совсем....
Такое вот знакомство получилось))
"Но брать иль нет решать конечно Всем" ))
Стою и думаю: что будет дальше,
куда ребенка своего веду?!
К каким наставникам, с какой природой
его сейчас я добровольно отдаю...?
Чему научит, тот -"кто понимает,
но сделать ничего не может вопреки"?
Как - воспитает тот, кто собирает,
и делится в системе этой ( за вершки)?
Я понимаю всё, конечно, понимаю:
законы действуют лишь там, где - на виду.
Осознаю- давно все видят всё,
но выполняют - указы устные
от тех, что наверху...
И так гниет, гниет наша селедка.
Слоями и конечно - с головы -
уже плавник в труху, и блёкло пузо.
Её же всё опять суют в уху )
И будет так всё в мире тошнотворно,
Пока не перестанем каждый раз пенять,
что выбор наш - "не наш" совсем,
а обусловлен кем-то,
банально прикрывая щуплый зад.
Опять))
Учебный корпус на 600 мест открылся в гимназии №1 г. Грозный
В гимназии № 1 им. Первого Президента ЧР А-Х. Кадырова открылся новый корпус, рассчитанный на 600 детей.
Школа является одним из первых образовательных учреждений, которое было восстановлено в столице региона.
Это важный шаг по ликвидации трехсменного обучения во всей республике.
Учебный корпус к гимназии № 1 построен чуть больше, чем за полгода. Он находится в центральной части города, которая активно застраивается новыми жилыми зданиями.
https://chechnyatoday.com/news/338601В церемонии торжественного открытия корпуса приняли участие министр образования и науки Чеченской Республики Идрис Байсултанов, мэр г. Грозного Иса Хаджимурадов и другие официальные лица.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Я вообще тут случайно
Учился в своё время в "элитном" местечковом лицее. Очень пафосное место, как оказалось.
Пришел туда воодушевленный, с большими надеждами на нескучное образование и адекватное отношение, ха-ха. На деле, меня туда затолкали родители, шантажируя пинком под зад в 15 лет.
Мои впечатления: учителя очень наглые и могли позволить себе всё что угодно в адрес учеников.
От "свалили-ка из кабинета, утырки" до "ты что, бедный? денег на одежду нет?"
Также давили, что не сдадим экзамены. На парах по нужным предметам (типа математики, русского языка) невозможно было выпросить объяснить ещё раз, если упустил что-то.
Я не ботан, иногда туплю и не всё схватываю сразу.
Учителка литературы - вообще крышеснос!
Шикарная девушка около 30 лет. Длинноногая, красивая, моложе всех в этом месте.
Это первое впечатление.
А на её парах... Она наливала себе кружку кофе, включала презентацию из тырнета и уползала в коридор. Иногда сидела за столом, чуть не храпя.
Вспомнил сейчас фильм "Плохая училка"! Вот с неё писали сценарий!)
Однажды я её спросил: "Вам нравится преподавать?" Она мне бросила: "Я вообще тут случайно! Могу вообще пойти хоть завтра в журналисты!"
Сейчас бы добавил: "Хоть травку толкать!"
Но всем её пары нравились. Особенно, парням. Я сам смотрел на неё как волчара слюнявый ;)
Это я всё к чему. Не стоит засовывать своих чад в модные гимназии и лицеи, это просто бизнес, не всегда там учат тому, что необходимо;)