На злобу дня
Ранок, пять бабушек впереди за молочкой.
Я, достаю смартфон и громко так.
- Пять палок колбасы, голова сыра все взяла! Да, на углу возле рынка бесплатно с машины раздают, говорят кризис будет.
Профит! - Бабушек, как ветром сдуло))
Ранок, пять бабушек впереди за молочкой.
Я, достаю смартфон и громко так.
- Пять палок колбасы, голова сыра все взяла! Да, на углу возле рынка бесплатно с машины раздают, говорят кризис будет.
Профит! - Бабушек, как ветром сдуло))
Все мы рано или поздно начинаем интересоваться историей своей семьи. Кого-то на это подталкивают рассказы бабушек и дедушек о былых временах. Кто-то натыкается на интересную фотография из старинного альбома.
Вот и я, в очередной раз рассматривая вещи на комоде в доме у своей бабушке наткнулся на вот такую фотографию.
На ней изображены крестьяне псковской области (мои предки). Место действия - остров Колпино деревня Шартово, что на Псковском озере.
Крайний слева - мой прапрапрадед Петр Скулин, женщина в центре - моя прапрабабушка Эпилогея Бибикова, а прямо за ней - мой прадед Иван Бибиков. Остальные - дядя и тетя, двоюродные братья и сестры моего прадеда. За каждым человеком стоит своя история и своя прожитая жизнь.
Петр родился в 1875 году, Эпилогея в 1900, а Иван в 1922.
Жили они за счет своего дела - продажи малосольных огурцов в Санкт - Петербурге, которые они переправляли с острова в Псков , а оттуда в Питер. Также они занимались рыбной ловлей. Жили богато.
За свои жизни они прошли через многое: в Петра била молния, Эпилогея вышла за бедняка и ушла из дома, а Иван прошел 2 мировую войну и немецкий плен.
Как много судеб может рассказать эта фотография.На ней запечетлена живая история, живые люди, без которых не было бы и меня.
В заключении хотелось бы сказать что нужно беречь не фотографии, а в первую очередь память, память, которую можно передавть своим детям. А дети передавали бы своим детям. Таким образом можно сохранить семейную историю, и самому не быть забытым своими внуками.
Бабушка рассказывает:
...Вышла я за твоего деда замуж – к свекровке в избу. Ты же помнишь бабы Машин дом? Вот, в одной горнице мать, Нинка и мы с дедом. Еще и квартирант у свекровки там жил.
А изба была уплотнённая – на двух хозяев ее поделили, дверь между горницами заколотили и отдельные выходы сделали. У соседей в улицу, а у свекровки двери в огород смотрели.
Соседями у нас были Иван Гаврилович с Анной Ивановной и семеро ихних робят. Как они все в одной горнице помещались, ума не приложу. Ну там старшие уже учиться поехали в город, но все равно шибко много народа.
Оба они из нашей местности, только Иван был кадровым военным и служил на границе перед войной. Ну и Анна с робятами с ним на заставе жили. В 1941 году у них было уже четверо – от восьми до года, и Анна пятым беременная.
Как ночью-то засверкало и забахало, Иван с постели соскочил, фуражку с гвоздика сдернул и до 45 года они его не видали.
А Анна детей сохватала, вещи, документы, какие могла и бежать. А как бежать-то с такой оравой? Ну Валю-годовичку себе на руки, две старшие сами побегут, а Тольшу-двухлетку добудиться не смогла. От взрывов уж окна повыбивало, а он все спит-посапывает. Двоих детей Анне было не унести, Толя толстый и тяжелущий, а девчонкам старшим годовичку не утащить далеко.
Оставила Анна Тольшу спящего в кроватке и побежала с девчонками в лес. Бежит и ревет, за спиной бомбы рвутся. Добежала до леса, оставила там девчонок с другими гражданскими, развернулась и к заставе. А там у домов уже и крыш нет, двери повыносило. Глянула в кроватку - Тольша так и спит, все ему ни по чем. Схватила его на руки, бежит, ревет и думает – а девки-то у нее живы ли в лесу? Добежала, нашла их там. Мужчина, который за девчонками приглядывал, помог до ближайшей деревни дойти всем и на подводы погрузиться. Добрались до станции, там на поезд сели. Несколько месяцев они на перекладных до Урала добирались.
Добрались, жилье в колхозе Анне выделили, а есть-то что? Вот и нанималась Анна всей деревне картошку копать, по ведру брала за работу. Так и обеспечила семью на зиму. Весной уже свой огород посадила. Девочка родилась у нее здесь, но не прожила долго, слабенькая оказалась. Анна ни от какой работы не бегала, все могла и девок тянула. Там уж к концу войны и Тольша подрос немного, его припрягать по хозяйству стали.
А Иван вернулся в сорок пятом в отпуск, изладил ей Валерку, фуражечку надел и в Германию обратно уехал – комендантом в какой-то городок. В сорок шестом демобилизовался и домой вернулся, на должность на хорошую в финотдел. Орёл был, грудь в орденах и медалях – за Варшаву и за Берлин. Еще двоих парней послевоенных родили.
Говорят, до войны Иван Гаврилович не пил, но я-то его уже другим помню. Придет с работы вдрабадан и ну жену костерить: «Уматимать, такая-растакая, жрать давай, голодом мужика моришь!». И так весь вечер, а нам через стеночку-то слышно все.
Свекровка ей говорит как-то: «Анна, ну покорми ты его уже, наестся и замолкнет, тебе не слушать». А она только руками схлопала: «Мария, я сучок из двери сегодня вытащу, сами посмотрите как я его не кормлю».
Приходит Иван вечером и давай материться. Мы в дырочку в двери подсматриваем по очереди – свекровь, Нинка и я. Иван за стол, Анна – в печь, вытаскивает чугунок с горячей похлебкой, хлеба кусок. Иван похлебку съедает и снова матом на жену. Она ему снова чугунок – с картохой – в блюдо вываливает. Съел Иван блюдо картохи – и снова Анну на все корки материт. Нинка у нас ржет в подушку, по стенке сползла – как в дядю Ивана столько поместилось, а он все голоден, мы со свекровкой хихикаем. Тут Анна достает большую крынку с простаквашей и Ивану в блюдо выливает. Ну уж простакваши-то он нахлебался и затих – уснул прямо за столом.
Так и изжили они, робят выучили, на ноги поставили. Анна Ивановна до девяноста дожила, правнуков застала. Не война бы, так может по другому сложилось, а так что было, то было.
Бабушка рассказывает:
"... А вот вышел по телевизору фильм "Судьба человека" - помнишь такой? У нас вся деревня вздрогнула тогда, обсуждали - такой силы кино.
Пришел как-то наш сват Иван в больницу на прием за лекарствами какими-то - а я как увижу его, всегда из своего кабинета выйду, с уважением к нему большим относилась. Он молчун был, вся порода их такая, зять у меня тоже слова лишнего не скажет.
Я вышла, говорю: "Садись, сват, у меня на кушетку тут".
Зашел, сел.
"Смотрел," - говорю, - "сват, кино вчера?"
"Смотрел," - кивает.
"А что, сват, правду там показывали или нет?"
"А что не правда-то, всё, сватья, правда..."
Попал он в плен к немцам в 1941 году, после котла. Привезли в концлагерь, крепконьких определили в спортроту. А он что - с 20 года, молодой парень, колхозник.
"Приказали немцы бежать по кругу - мы побежали. Бежим, бежим, я пристал шибко - падать начал. А был среди нас, бегущих, мужик постарше, похоже из командиров. Он мне подзатыльник дал и говорит: "Беги, Ванька, беги - выживешь". Не знаю, куда девался он потом, добежал ли. А я вот добежал."
Их, добежавших, разобрали по фермам - на работу. Питанье было - бураки в основном, и все, что на ферме растет. "А черемуху-то я там увидел, сватья - кинулся к ней, рву да ем, рву да ем. А немцы надо мной хохочут. У них эта ягода несъедобная."
Сват-то был тогда уже и тракторист, и комбайнер, и скотник, и все что хошь - в двадцать-то один год уже к всякой колхозной работе приучен. Его там загоднили как работника, вот и выжил.
"А освободили вас, сват, кто? Американцы или англичане?"
"Нет, сватья, наши нас освободили."
Погнали их в место, типа тюрьмы, и разбирались долго - кто, откуда и как. И пришел он домой не в сорок пятом году, а позже других мужиков, году в сорок шестом, наверно. А потом каждый месяц в район ездил - на какую-то отметку, в военкомат. И ездил долго, пока их не оправдали совсем.
А так что, жил, в колхозе работал, детей растил. Не хуже других людей жизнь прожил, не стыднее. Не пил почти. Только курил много - пока ноги сильно не заболели. В районе ему хирург сказал - а ты если курить не бросишь, я тебе сначала эту ногу до колена отрежу, а потом ту. А потом и выше, если не помрешь. Пошел сват домой, вышел за город, там встал на мосту, закурил. Выкинул пачку в реку и дальше пошел. И с того момента не курил больше до самой смерти. Вот так."
Не совсем про песни, но про вечера у бабушки и дедушки.
Конец 90х-начало 00-х. Я периодически гощу у дедушки с бабушкой, по вечерам делать нечего, детские книги всё зачитал до дыр, интернета не было в принципе, остаётся телевизор. Каналами мне рулить не давали. Смотрели мы Криминальную Россию и криминальные же сериалы.
В один момент был сериал, где охотничьи собаки бандоса загрызают кролика девушки, а её саму и её любовника заливают живых бетоном(вроде так было).
На следующий день меня забирает мама, выходим на улицу, я вспоминаю сериал и начинаю маме рассказывать. Мама помолчала, сказала что вернёмся ещё к бабушке с дедушкой, чай не попили.
Отправили меня играть в конструктор, а сами долго беседовали на кухне.
Что там было не знаю, но сериалы и Криминальную Россию мне больше не показывали, или отправляли по вечерам в другую комнату играть или включали что-то детское. А я скучал по маньякам и бандитам(
Страшно люблю ехать в машине и это со мной давно. Когда я был маленький, у деда был чешский фургончик Avia A21. Это, ребята, был детствообразующий автомобиль! Синяя жужелица мечты!
Такой однообъемный бескапотный грузовой фургон, почти квадратный, если смотреть сверху. Железный кузов синего цвета, распашные двери сзади и сдвижная, вечно неработающая дверь сбоку. И только крыша грузовой части у него была прогрессивная — из белого просвечивающего пластика, чтобы в кузове было достаточно света для комфортной погрузки пожитков.
Он, конечно, казался маленькому мне очень большим, высоченным. Грузовик!
В кабине широкое сиденье на троих, а за ним небольшая полка-спальник за занавесочкой. Когда мы ехали куда-нибудь далеко, и я начинал клевать носом, меня перекладывали на эту полку и закрывали занавесочкой. Я клал голову на оранжевую надувную подушку и она уносила меня на своих маленьких надувных волнах.
Но спать я не любил, потому что пока спишь — теряются драгоценные моменты езды.
Поколение детских автокресел, многоточечных ремней и всяких ABS — да что вы знаете о безопасности движения? Я вообще там ездил стоя.
Пол в кабине был ровный, а вдоль торпедо от руля до правой двери шёл прорезиненный поручень. Буквально помню его под пальцами: прямоугольное сечение со скруглёнными углами, несколько тонких резиновых рёбрышек вдоль широкой стороны.
Я стоял, держался обеими руками за этот поручень и смотрел вперёд. Слева рулил дед, справа сидела бабушка и уговаривала меня что-нибудь поесть, а потом пойти на полочку поспать. Навстречу с жужжанием неслось лето в деревне и в целом жизнь.
Жужжание я тоже помню отлично. Даже не жужжание — двигатель издавал звук... вы должны меня понять — звук мохнатой газонокосилки. Звук пятитонного синего шмеля.
А ещё Авиа безжалостно козлила на неровностях. Короткая база и высокий кузов — стоило только заехать на ухабы, и пассажиры начинали отрываться от сидений, а я крепче держался за поручень, чтобы не улететь к потолку. Понятно, что поездки по ухабам я всегда ждал.
Авиа красовалась на миллионе моих рисунков, ничего в жизни я не рисовал так тщательно. Особенно, конечно, фары. Фары — главная деталь любого автомобиля. Когда фары перестают быть главной деталью, считайте, что вы уже взрослый.
И ещё комары. Стараясь добиться фотографического сходства, я рисовал комаров, расплющившихся о решетку радиатора. На хороший крупный рисунок помещалось до двадцати комаров.
Авиа вообще казалась мне похожей на деда, как хозяева становятся со временем похожи на своих собак. Было в ней что-то бесконечно надёжное, хотя взрослые, кажется, со мной не согласились бы.
А потом однажды вместо Авиа появилась Волга, которая, конечно, тоже жужжала, но уже не так. И наступила новая эпоха.
Было это больше 20 лет тому назад. Вышла я из декрета на работу и начали меня посылать раз в 1-2 месяца в командировки. Ночевать с маленьким сыном и с утра отводить в сад добровольцем вызвался мой папа – вполне себе молодой еще , спортивный мужчина 50+ лет.
Вечер. Я собираюсь уезжать, дед с внуком осваиваются. Папа спрашивает:
- А где у тебя будильник?
- У меня его нет. Зато есть программируемый музцентр, который включает музыку в нужное время,- ответила я, объяснила папе, как им пользоваться, показала на коллекцию CD-дисков и кассет. Сказав, что пусть сам выберет.
…Вернулась я поздно вечером следующего дня. «Ребенка сдал, ребенка принял» - папа пошел домой, а мы с сыном покушали и легли спать.
.. Я чуть не уписялась от жуткого воя – в 7 утра мощно лупила в уши «Лакримоза». Сила звука из динамиков музцентра была такой, что явно пару этажей соседей обосрались от испуга точно не опоздали на работу в этот день!
Вечером спрашиваю отца:
- Пап, у меня же столько музыки – почему ты выбрал самую страшную?
(это, кстати была, «Dich zu toten fiel mir schwer», https://www.youtube.com/watch?v=g4cD-nErwdg )
- Понравилась.
- А зачем такой чудовищный уровень громкости поставил?
- А чтобы не проспать ребенка в садик – я ж ответственный!
… Записала я кассету «Лакримозы» папе. Представляю, как маман с ума сходила, когда папа дома «это» слушал.))
(«Лакримоза» - группа, исполняющая готик-металл на немецком))
Мне сейчас 50 лет. Внуков еще нет, но я точно буду их будить в сад НЕ под Киркорова))
Ха. У нас в городе благооборазная бабулька продавала "свеженький чеснок только с грядки" в мае. В нашем регионе в это время чеснок еще небольшими хвостиками торчит в земле. А прошлогодний чеснок становится нехорошим. Видать, фазенда бабкина расположена на заграничных югах. Хотя хз откуда нам в мае чеснок привозят. Но самое интересное люди ведутся и покупают товар втридорога, ведь он трудовыми руками и непиздящими глазами выращен.
История номер два. Домашние яички продает несчастный паренек на вид с признаками отставания в развитии. Благодаря трагическому выражению лица яйца раскурались на ура. Только из десятка яиц домашними была только пара, остальные добыты на местной птицефабрике. Цвет желтка говорит об этом. А подтвердила догадки недостертая печать на одном яйце. Завидев этого персонажа на рынке, я промолчала, но мой муж не стерпел и, подойдя к нему, заявил, что, если увидит, что тот опять впаривает людям магазинные яйца под видом домашних, отрежет пацану его собственные. После этого паренька не видели на прежнем месте. Может совпадение.
P:S: Любим мы пожалеть сирых да убогих. Те в свою очередь не всегда кого-то жалеют.