На высоте почти четыре километра он оказался выброшенным в катапультном кресле и видел, как неслись к земле горящие обломки его самолета. Раненый, ободранный, испытывавший мучительную жажду после преследования Руцкой провел первую ночь на естественном скальном карнизе, готовясь вести оборону. В ту же ночь рядом пролетали советские самолеты, при помощи светящихся бомб пытаясь обнаружить летчика. Несколько раз Руцкой выходил в эфир по своей радиостанции, но его не слышали из-за большого расстояния.

Выйдя к реке и утоляя жажду, Руцкой был обнаружен вражеским прожектором, со стороны которого по нему ударили автоматной очередью. Руцкой упал в воду и проплыл по течению несколько километров, после чего выбрался и поднялся на соседний хребет. Все это время его мучили незаживающие раны. Один раз ему удалось набрать в лесу неспелых гранатов, поедая которые, он утолял не только голод, но и жажду.

Спустя несколько дней искавшие летчика советские самолеты прекратили поиски, и он продолжал продвигаться к границе, ориентируясь по звездам. У одной из рек во время отдыха он был замечен группой моджахедов, которые открыли по нему огонь, ранив в руку. Летчик снова бросился в реку, проплыв около километра. Вспоминая свое состояние, Руцкой писал, что подумывал о самоубийстве, однако решил продолжить бороться за жизнь.

Вскоре мужчины из деревни догнали летчика и вырубили его ударом в затылок. Очнулся Руцкой связанным у моджахедов, переброшенным через седло лошади, место это было севернее базы Джавара, куда и доставили его через какое-то время — моджахедам хотелось показать ее обитателям того, кто устроил на ней пепелище. Несколько часов пленный висел на дыбе. Руцкой был уверен, что его казнят, однако вскоре его перевезли в другое место, передали пакистанским военным, чьи врачи стали обрабатывать раны.

Поначалу пакистанцы требовали от него информацию о составе войск, системе охраны аэродромов, порядке вывода сил из Афганистана. «Разумеется, я ничего этого не делал». Выяснив личность летчика, пакистанцы стали лучше его кормить, поселили в коттедж. «Но я не продавался и не продаюсь», — рассказывал Руцкой впоследствии в одном из автобиографических фильмов.

В ходе одного из допросов Руцкой увидел и пакистанца, сбившего его на F-16. Обращение с пленным улучшилось, врачи залечили его раны, ему была предоставлена чистая одежда. Вскоре Руцкого переправили в Исламабад, где сообщили, что по решению президента страны Уль-Хака его передадут советскому послу. «Много позже я узнал, чему обязан своим нежданным спасением: меня обменяли на полковника одной иностранной спецслужбы», — вспоминал Руцкой. 21 августа самолет «Аэрофлота» доставил его в Москву, где летчика встречали жена, друзья, руководство ВВС.

Источник публикации: паблик ВКонтакте История и Право

Марии Рящиковой посчастливилось вернуться из фашистского плена.


Помню, как каратели пришли к нам во двор и приказали собираться. Моя двоюродная сестренка Таня, которая жила вместе с нами, взяла с собой балалайку. Одного нациста это очень разозлило: он ударил Таню, выхватил балалайку и разбил ее об угол.
Нас вместе с другими пленными погрузили в теплушки для перевозки скота и куда-то повезли. Невозможно было ни присесть, ни прилечь. В вагоне толпа людей — словно селедок в бочке. В Бресте нас пересадили на «студебеккеры» и отправили в Германию. В сентябре 1943-го мы оказались в трудовом лагере «Дюшендорф» в городе Мелле.
Мама и бабушка работали на железной дороге, им помогала 9-летняя Таня. Жили в вагончиках. В каждом стояло несколько кроватей, стол, шкафчики. Убежать нельзя: за всем наблюдали немецкие охранники с собаками.
Однажды после обстрела железнодорожного состава в дом одного из немецких «бауэров» привезли раненых. Не знаю, «наших» или германцев. Истекающих кровью людей сгрузили на пол, а потом сортировали на живых и мертвых. До сих пор помню, как детей из трудового лагеря заставляли убирать за ними кровь…

Сегодня Мария Петровна живет в деревне Кривая Береза.


Кормили в лагере очень плохо. Давали пустой суп из брюквы или сои. Выжить помогла русская девушка Полина. Она работала неподалеку, у фермерши Пранды. Когда Полина узнала о нашей семье, она стала потихоньку нас подкармливать: оставляла еду в поле, а мама, когда охрана не могла видеть, ее забирала. То яблочко нам принесет, то кусочек хлеба.
Недалеко от лагеря был сад зажиточного немца. Вместе с другими ребятишками я помогала ему собирать груши и яблоки. Фермер обращался с нами очень грубо: обзывал свиньями, толкал в спину. Мы молчали: мама дала строгий наказ не открывать рта… И я не ожидала, что «бауэр» — так называли местных фермеров — разрешит взять с собой яблоки. Чтобы унести больше, я сняла свое пальтишко и сделала из него сумку: застегнула пуговицы, а горловину завязала косынкой. Туда положила яблоки и волоком потащила домой. Немец только удивлялся детской смекалке.
Нашу семью вместе с другими пленными освободили союзные войска. Американцы агитировали русских ехать в Аргентину рубить тростник. Мама с бабушкой отказалась. Осенью 1945-го мы вернулись на родину. В Бресте встретили родственника, который работал на таможне. Он знал, что ехать нам некуда, но сказать не решился.
Вернулись в родную деревню, а нашего дома нет. Сгорел. Уцелела только швейная машинка. Мама с бабушкой выкопали землянку, в ней мы прожили больше года. Помню постоянное чувство голода. Чтобы уснуть, клала в рот кусочек глины.

Потом приехал мамин брат и забрал нас к себе. А чуть позже с войны вернулся отец. Слабый, худой… Устроился шофером на спиртзавод в деревне Станиславово Дубровенского района.

На завод прислали нового инженера — Льва Тимофеевича. Он одолжил нам денег, на которые мы купили корову — черненькую Лыску. Бабушка ее как увидела — начала плакать: корова была вся серая от вшей. Мы нарвали полыни, наделали жгутов и вычесали телочку. Выпоили ее, выкормили и потом не могли ею нарадоваться: корова стала такой молочной, красивой. Со временем купили поросенка, посеяли огородик. Чтобы выжить, работали от зари до темна. Там же я вышла замуж, а в 1964 году переехала в Смолевический район. Теперь живу в деревне Кривая Береза. За свою жизнь не раз слышала, как молодое поколение сетует на судьбу. А я, вспоминая детство, думала: люди, не гневите Бога! Хорошо, что вам не довелось пережить то, что выпало на нашу долю…


Любовь Бута: «Карателям оставалось только бросить спичку»

В 1945-м Любовь Буту освободили из трудового рабства.


Во время войны мы вместе с односельчанами прятались на болоте. Однажды пришла женщина и стала звать нас вернуться в деревню. Она убеждала, что гитлеровцы никого не тронут. Поверили, отправились домой. Рядом с деревней нас и схватили фашисты.
И сегодня наворачиваются слезы, когда вспоминаю военное время. В 1944-м нашу семью вместе с другими жителями деревни Чисти-Товарищеские, что на Витебщине, схватили фашисты. Беспомощных людей согнали в сарай и заперли. Возле каждого угла снаружи сгрузили солому.

Карателям оставалось только бросить спичку.
Готовились к худшему, но приехал немецкий офицер и отдал другой приказ. Людей выпустили, выстроили в шеренгу, затем разделили на две группы. Одну загрузили в вагоны и отправили в Австрию. В мае 1944 года я, мама и брат с сестрой оказались в концентрационном лагере №299 в городе Грац. А оттуда нас вывезли на принудительные работы в хозяйство помещика вблизи города Вольсберг. Больная сестренка Вера осталась в родной деревне. Когда она умерла, ее похоронили соседи.
Мама, Софья Матвеевна, очень просила, чтобы нашу семью не разлучали. Удивительно, но нацисты вняли ее просьбе. Мы жили и работали у помещика Ганца. Кроме советских пленных в его доме работали девушка-украинка и парень-француз. Спали мы на лестничной площадке. Помню, как было холодно: плюнешь, а слюна замерзает.
День начинался с крика «ауфштейн!», что на немецком означало«вставать!». Я бежала кормить телят, а мама спешила на утреннюю дойку коров. Приходилось выполнять всю домашнюю работу. Брат Павлик сек ельник, а сестра Надюша помогала на кухне. Ее, как самую маленькую, жалели и иногда подкармливали. Остальным доставался салат из одуванчиков и фасоли, блинчики на постном масле. Три раза укусишь — и ничего нет.
У помещика мы жили недолго. В мае 1945-го нас освободили американские войска. Мне тогда исполнилось 15 лет. Помню, как кричала «ура!». Не представляете, какое это было счастье!

Люба с сестрой Надей.


В Минск приехали осенью. Страшное было время: нищета, воровство. Павел нес чемодан, а у мамы за плечами была небольшая котомка. К брату подошел мужчина и предложил свою помощь. Павел согласился, а тот схватил чемодан и убежал. Потом я увидела, как какой-то мальчишка пытается разрезать мамину сумку. Я стала кричать, и воришка убежал. Увидев это, прохожий мне шепнул: «Больше так не делай. Могла остаться без глаз».
Вернулись в деревню — а в нашем доме живут другие люди. Какое-то время делили с ними крышу над головой. Питались впроголодь. Не выжили бы, если бы не односельчане. То колбаски принесут, то картошки, то сала. Мама устроилась на ферму. Позже и я начала работать: пасла телят, трудилась в поле. Со временем мы завели собственное хозяйство — козочек, свиней, кур.
В конце 1950-х вышла замуж. У меня родилось трое детей, теперь уже есть и внуки.

После смерти старшего сына переехали в деревню Грива Смолевичского района, затем моего Николая Егоровича перевели на ферму в Драчково.  В этой деревне мы и остались. Богатая на события была жизнь, насыщенная. Многое, конечно, забывается, но войну, как ни старайся, из памяти не стереть.

Автор: Анна Халдеева
https://www.mlyn.by/2019/07/zastavlyali-vycherpyvat-krov-o-c...

То есть он на свободе и не ощущает никакого давления системы. Позвонил Кэпу, вот его фото кстати.

Спросил можно ли взять копию моего заявления и что случилось с ЛБ после вызова его в полицию. ЛБ не отправился в суд т.к. он пойдет туда только после рассмотрения моего заявления прокурором, а прокурору Кэп его отправит через месяц ( так как имеет право расследовать месяц). И что то мне подсказывает что прокурор тоже будет принимать решение месяц. Выходит что ЛБ поедет в суд платить залог не ранее чем через 2 месяца)).Вот он и борзеет. На мой вопрос почему я уже 2 раза поехал немедленно а ЛБ только через 2 месяца мне сказали что "это немного другой случай". Позвонил в турполицию еще раз, просто что бы изложить новости по делу (они же Пикабу не читают) просто что бы держать их в курсе и в конце разговора спросил: Скажите мне пожалуйста как сотрудник полиции. Почему я побывал в камере уже 2 раза и внес 2 залога?Что я сделал не так и как я должен был поступить что бы этих последствий не случилось? На что мне сказали что они не следователи а просто осуществляют прием обращений и перевод, посоветуйтесь с адвокатом и тд и тп. Иными словами мы НЕ ЗНАЕМ за что целая система долбит Вас, уважаемый турист, уже больше месяца, заставляет сидеть в камере, платить огромные залоги, шьет уголовку до 13 лет лишения свободы, мы НЕ ЗНАЕМ точно за что, но мы будем продолжать это делать..Кап-кун-ка. В прокуратуре сказали что такие дела даже между местными тянутся до 2х лет, получается что я тут теперь тайский пленник на 2 года и буду еще башлять адвокатам и уходить с каждого суда с седыми волосами. Слезно молить оборзевщего от безнаказанности ЛБ взять деньги и забрать заяву рискованно, так как скорей всего он попросит уже гораздо больше да и где гарантия что не попросит потом еще. И все равно нужно будет платить адвокату что бы он проследил за примирением. И после этого обычно ждут около 2х месяцев возвращения паспорта.

Ладно хватит обо мне, знакомьтесь - Рональд. Он попался(как я уже упомянул в одной из частей) на перевозке кокаина в желудке. Вину он признал так как сказали что это смягчит наказание и сократит сроки расследования. Да и глупо отрицать и говорить что я в кафе заказал куриные наггетсы а оказалось проглотил пакетики с коксом. Когда я узнал за что он сидит я сначала не поверил, потому что слишком много было бодрости и надежды в глазах этого 26 летнего Кенийца. Но потом выяснилось что попался он только 3 месяца назад.

Сначала я задавал вопросы очень осторожно, но он оказался чрезвычайно разговорчив и охотно делился подробностями своего дела. И так кокаин он проглотил в Эфиопии и полетел на Пхукет с пересадкой в Катаре. На рейсе Катар-Пхукет ему стало плохо, видимо плохо завернули контейнеры и один из них надорвался. Его начало бросать в пот, кружилась голова и постоянно бегал в туалет. Может он вызвал подозрение экипажа а может уже в аэропорту, но на иммиграционном контроле сотрудники предложили ему пройти с ними. Дальше рентген, изъятие груза, тюрьма. Я спросил провозил ли он раньше в себе и он ответил что 2 раза до этого провез успешно один раз это был почти 1кг, а на третий вот попался. Удивило что он шел на этот риск всего за 5 тысяч долларов.. В обще он произвел впечатление добродушного но глуповатого человека. Он сказал что выходит из камеры на прогулку всего на 30 мин в день, ему не дают звонить ни родственникам ни адвокату. Я сказал что возможно выйду сегодня и предложил отправить весточку семье. Странно что не от него поступило это предложение, да и вообще в углу за парашей тайцы во всю звонили с моего телефона а он даже не попробовал кому то набрать или выйти в интернет, единственное это мы нашли его брата в вотсапе но он был оффлайн. В общем он нацарапал на листочке пару коротеньких писем, с номером адвоката , который ему дал Джек(сиделец о котором я упоминал в ч.7 кажется).Также сфотографировали протокол, что бы родня могла проконсультироваться с адвокатом.

Кстати фото в начале поста это не Кэп а Джек. Вот он сидит на фото рядом с Рональдом узнаете? С трудом правда? Я это сделал потому что многие в комментариях смотря на фото побритых людей в кандалах и робе говорили: "даешь торчкам всяким звонить", а ведь я сам практически там оказался. Щас модно мобильное фото приложение "какой ты будешь в старости", я бы предложил сделать приложение "какой ты будешь в тайской тюрьме")).

В общем Рональд дал телефон брата, сестры и жены. (Сестры и жены в вотсапе не оказалось) а брат оказался мудаком, дальше будут скриншоты. Задавал глупые вопросы а потом вообще перестал писать.

Вообще идти на такое дело не заручившись поддержкой кого то на Пхукете кто, в случае неудачи, будет приносить передачки в тюрьму и искать адвоката это мягко говоря глупо.. Сказал еще что полиция в отчете указала только 290 грамм а не 390, видимо кто то отсыпал себе немного Эфиопского кокса.. Может и Кэпу перепало ахахх)) Надеюсь из бумаг моего дела он сделает нюхательные трубочки а потом под кайфом выбросит мое дело в помойку и забудет)))

Случайно наткнулся на подкаст Гоблина о Таиланде в целом и о проституции и трансах в том числе. Очень правдиво и доходчиво, советую послушать, на этом говорю до свидания.

Для введения возьмем протокол допроса А. Латфулина, рядового 385-го стрелкового полка 112-й стрелковой дивизии, в отделе контрразведки «Смерш» 65-й армии:
"Вопрос: Вас немцы допрашивали?

Ответ: Да, когда я был в центральном лагере в г. Алленштайн, то меня допрашивал немец. На этом допросе спрашивали, кто я, откуда, где служил, каких имею родственников в России и прочее. Когда я ответил, то все это записали и заставили [меня] поставить оттиск большого пальца на этой бумаге. Протокол [я] не подписывал.

Вопрос: Вы служили в РОА Власова1?

Ответ: Нет, в РОА я не служил. Правда, когда я работал у помещика, то неоднократно приезжал пропагандист и предлагал вступить в РОА, но я отказался."
31 марта 1945 г. А. Латфулин прошел госпроверку и был передан в распоряжение РВК, в январе 1947 г. прибыл к постоянному месту жительства в п. Керчево Чердынского р-на Молотовской обл. Награжден медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Протокол допроса А.Н. Усатова, младшего лейтенанта 546-го стрелкового полка 8-й армии, в оперативно-чекистском отделе Усть-Вымского ИТЛ МВД:
"Ответ: После пленения 15 сентября 1941 года меня немцы водворили в немецкий лагерь для военнопленных в Красное Село Ленинградской области, где и содержался до 10 октября 1941 года. А 10 октября 1941 года из лагеря Красного Села [я был] переброшен в дер. Волково. И по прибытию в дер. Волково меня взяли на работу в немецкую армию. [Я работал] при 158-м немецком полку, где был немцами использован на разных хозяйственных и окопных работах.

Вопрос: В каких городах этот 158-й немецкий полк дислоцировался и какие вы работы выполняли?

Ответ: Когда меня из лагеря взяли на работу, то этот полк находился в дер. Волково Ленинградской области, а потом он переброшивался1 с места на место в Ленинградской области. А когда части Красной Армии начали приближаться, то немцы отступили в гор. Великие Луки и там находились до 25 ноября 1942 года. А 25 ноября 1942 года часть [была] переброшена в г. Таллин и там все время находилась до 20 августа 1944 года. При этой части я выполнял разные работы: работал на конюшне по уборке лошадей, [выполнял] ремонт дорог и прочее. В августе 1944 года из г. Таллина [мы] переехали в Германию, в Восточную Пруссию, в г. Мемель. В г. Мемеле находились до 30 января 1945 года. С 30 января 1945 года до 26 апреля 1945 года [я] находился в гг. Фишхаузен и Пиллау. А 26 апреля 1945 года, когда части Красной Армии приближались к этим городам Восточной Пруссии, то эта часть, в которой я находился, стала переправляться на полуостров, названия его не знаю.

В то время я и еще, помню, 7 человек рабочих бежали от немцев, и в этом же г. Пиллау нас задержали части Красной Армии. После чего нас всех 7 человек, которые бежали от немцев, задержанных частями Красной Армии, направили в контрразведку. А оттуда [мы] были направлены на сборно-пересылочный пункт в Восточной Пруссии, города не помню, и там [я] находился до 9 мая 1945 года. А 9 мая 1945 года из Восточной Пруссии направили в гор. Подольск Московской обл. Из гор. Подольск [я был] направлен в Башкирскую АССР и 31 июля 1945 года прибыл на ст. Алкино-2. Из ст. Алкино-2 направили в Коми АССР, где 5 января 1946 года прибыл в Усть-Вымлаг МВД."
И тут бы в пору воскликнуть: "Попал в ГУЛаг заключенным!!!" Но...

Из постановления Управления Усть-Вымского ИТЛ МВД о направлении А.Н. Усатова из лагеря на работу по вольному найму с закреплением на предприятиях Усть-Вымского ИТЛ МВД:
"На основании изложенного и руководствуясь постановлением ГОКО № 9871-с от 18 авуста 1945 года и директивами МВД СССР № 215 от 23/XI-1945 г., № 2 от 4/I-1946 г. и № 97 от 20/IV-1946 года,

ПОСТАНОВИЛ:

УСАТОВА А.Н. из лагеря передать отделу кадров для оформления на работу по вольному найму с закреплением на предприятиях Усть-Вымлага МВД впредь до особого распоряжения."
То есть этот человек, несмотря на службу в немецких частях, в лагерях был не заключенным, а вольнонаемным, то есть работал по найму, за зарплату, без судимости.

Дальше больше: Из протокола допроса П.Д. Лазарева, рядового 112-го стрелкового полка, в оперативном отделе Северо-Печорского ИТЛ МВД СССР: 
"[…]Вопрос: Расскажите о своей трудовой деятельности в период с 1941 – 1945 гг.?

Ответ: В 1941 году был взят в Красную Армию, где и служил рядовым солдатом до сентября м-ца 1941 г. После чего попал в плен и был отправлен в лагерь в/пленных в гор. Полоцк, где и находился до сентября м-ца 1942 года, работая на общих работах. После чего вступил в армию в б-н «Двина», где и служил рядовым солдатом до марта м-ца 1945 года, а потом был переведен в  б-н 4 полка РОА, где и служил солдатом.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах вы поступили на службу в немецкую армию? Принимали ли присягу вы на верность службы немцам и как это оформлялось?

Ответ: В сентябре м-це 1942 года к нам в лагерь приехали агитаторы и стали звать нас на службу в немецкую армию, обещая нам хорошее питание и т. д. А у нас в лагере в это время условия жизни были очень плохие, и я согласился идти в армию. Присягу на верность службы немцам принимал в октябре м-це 1942 г. Порядок оформления был такой: нас выстроили в составе б-на, пришел немецкий офицер с переводчиком и стал читать текст присяги. Переводчик переводил, а мы стояли и слушали с поднятыми вверх правыми руками и по окончании текста кричали всем б-ном: «Хайль, Гитлер!»

Вопрос: Принимали ли вы участие в борьбе против частей Красной Армии и партизан? Где, когда, в составе какого немецкого формирования и чем вы были вооружены?

Ответ: Участия в борьбе против частей Красной Армии не принимал, а против партизан ходил в облавы в Витебской обл. Полоцком р-не с апреля по август 1943 года в составе б-на «Двина». Я был вооружен винтовкой. […]"
Затем. Из постановления начальника Северо-Печорского ИТЛ МВД СССР о переводе П.Д. Лазарева на положение спецпереселенца (из настоящего лютого лагеря на спецпоселение, как сейчас из колонии строго режима в колонию-поселение):
"На основании изложенного и руководствуясь постановлением ГОКО № 9871-с от 18 августа 1945 года и директивой МВД СССР № 97 от 20 апреля 1946 года,

ПОСТАНОВИЛ:

ЛАЗАРЕВА Петра Дмитриевича перевести на положение спецпереселенца сроком на ШЕСТЬ лет."
Стоит напомнить, что в 1952 г. большинство коллаборационистов-спецпереселенцев х было освобождено, причем в их анкетах не значилось никакой судимости, а время работы на спецпоселении было зачтено в трудовой стаж.
У В.Н. Земскова описан случай: "Летом 1944 г. при наступлении англо-американских войск во Франции к ним попадало в плен большое количество немецких солдат и офицеров, которых обычно направляли в лагеря на территории Англии. Вскоре выяснилось, что часть этих пленных не понимает по-немецки и что это, оказывается, бывшие советские военнослужащие, попавшие в немецкий плен и поступившие затем на службу в немецкую армию. По статье 193 тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР за переход военнослужащих на сторону противника в военное время предусматривалось только одно наказание - смертная казнь с конфискацией имущества. Англичане знали об этом, тем не менее поставили в известность Москву об этих лицах и попросили забрать их в СССР. 31 октября 1944 г. 9907 репатриантов на двух английских кораблях были направлены в Мурманск, куда они прибыли 6 ноября [IV]. Среди них высказывались предположения, что их расстреляют сразу/же на мурманской пристани. Однако официальные представители объяснили, что советское правительство их простило и что они не только не будут расстреляны, но и вообще освобождаются от привлечения к уголовной ответственности за измену Родине. Больше года эти люди проходили проверку в спецлагере НКВД, а затем были направлены на 6-летнее спецпоселение."

Протокол допроса В.П. Прохорова, ефрейтора 282-го стрелкового полка 93-й дважды Краснознаменной Харьковской гвардейской дивизии 57-й армии, в оперчекотделе Востоклага МВД:
"Вопрос: Какой период вы находились на оккупированной территории, где именно и чем занимались?

Ответ: Сразу после пленения нас привели в лагерь военнопленных в гор. Кировоград, где я работал на аэродроме по постройке капониров для немецких самолетов и копал траншеи в немецком тылу. Работал под охраной немецких солдат. Из Кировограда лагерь военнопленных был эвакуирован в Бессарабию, потому что приближалась линия фронта. В апреле 1944 года лагерь военнопленных прибыл в Кишинев, откуда опять под напором наступавшей Красной Армии нас перегнали в город Гуж (Румыния). Находясь в лагере военнопленных в гор. Гуж, я работал на укреплении немецкого тыла под охраной. В июле 1944 года из лагеря военнопленных в гор. Гуж 320 военнопленных были взяты в немецкий «фаршвадри» (транспортная колонна), в том числе был взят и я. В транспортной роте я чистил и пас коней. Когда Румыния вышла из войны, нас немцы перевезли в Курляндию в октябре 1944 года. 7 ноября 1944 года я в составе транспортной колонны 14-й танковой СС дивизии прибыл в район Риги, откуда отходили в Ригу и дальше прибыли в город Айзпуте, Латв.ССР. В Айзпуте мы всю зиму работали на подвозке продуктов питания к экипажам и ротам. В Курляндии я был прикомандирован к хозяйственной роте 36-го танкового полка 14-й танковой СС дивизии. Со мной вместе было прикомандировано 32 человека. Мы работали на подводах, заготовляли ямы для хранения картофеля на зиму, корм для лошадей, подвозили лесоматериалы для строительства бункеров и т.д. За неделю до капитуляции Германии 14-я танковая СС дивизия прибыла в гор. Гробин близ Либавы. Работая в 14-й танковой СС дивизии, я получал паек немецкого солдата, 58 германских марок в месяц, носил немецкую форму, [нам] давали погоны и заставляли их носить, но я избегал носить погоны. Я имел пропуск, дающий мне право на бесконвойное движение и работу. Когда другие принимали присягу, я не присутствовал при этом и присягу я не принял. Нас немцы называли добровольцами и считали своими солдатами. Оружия я не имел. Когда требовалось ехать на далекое расстояние, то [нас] обязательно сопровождал вооруженный немецкий солдат.

Вопрос: Когда, где и кем вы допрашивались в период вашего пребывания на оккупированной территории, сколько раз и по какому делу?

Ответ: В период пребывания на оккупированной территории я не допрашивался.

Вопрос: При каких обстоятельствах вы вернулись в СССР с территории, занятой немцами?

Ответ: 9 мая 1945 года, узнав о капитуляции Германии, я прибыл к частям Красной Армии, откуда меня отправили в город Кретинга, куда я прибыл с большой группой. В этой группе находился еще Кудинов Михаил, который со мной работал в 14-й танковой СС дивизии. В Кретинге я прошел фильтрацию и был направлен в Восточный ИТЛ, куда прибыл в июле 1945 года.

Вопрос: Подробно и правдиво расскажите о вашей преступной деятельности против Советского государства.

Ответ: Своей виной считаю то, что я сдался в плен живым и, находясь на оккупированной территории, работал по укреплению немецкого тыла и по обеспечению действий 14-й танковой СС дивизии, чем помогал фашистской Германии в борьбе против СССР. Но я работал не добровольно, а под силой оружия.

Вопрос: Кого вы знаете из не разоблаченных преступников, оставшихся на воле или содержащихся в Восточном ИТЛ?

Ответ: Знаю одного пропагандиста при 14-й танковой СС дивизии N1. Он проводил пропагандистскую работу среди русских, работавших в 14-й танковой СС дивизии, находился при дивизии и, разъезжая по командировкам, призывал к борьбе против «иудобольшевизма», носил немецкую форму, на рукаве имел эмблему «РОА», оружия не имел. Когда я прибыл в 14-ю танковую СС дивизию, он уже находился там, работал на общих работах. Я в 1945 году был взят на пропагандистскую работу. N 40-45 лет, украинец, среднего роста, волосы темные, губы грубые, нос нормальный, уши средние, глаза серые, ходит вразвалку. По рассказам, N до войны работал где-то на Донбассе областным кассиром, проживал он в основном в Каменец-Подольской области. Больше показать о N ничего не могу.

Вопрос: Кто может подтвердить ваши показания и о чем именно?

Ответ: Мои показания может подтвердить Кудинов Михаил, содержащийся в Восточном ИТЛ на 801-й колонне, работает на общих работах. Знает меня с ноября 1944 года по совместной работе в 14-й танковой СС дивизии. Больше никого здесь нет, кто может подтвердить мои показания.

Вопрос: Что вы хотите добавить к своим показаниям?

Ответ: Добавить к своим показаниям ничего не имею. Протокол с моих слов записан правильно и мною прочитан."

И дальнейшая судьба: 28 апреля 1946 г. В.П. Прохоров прошел госпроверку и был направлен в отдел кадров Восточного ИТЛ МВД на работу по вольному найму до особого распоряжения. В декабре 1946 г. убыл к месту жительства.
То есть для этого эсэсовца-коллаборациониста, пусть и поневоле, война закончилась возвращением домой.

Два 14 тд СС PzKpfw II в украинском селе, 21 июня 1942 года.

Из протокола допроса А.Л. Кузнецова, рядового 101-й танковой дивизии 20-й армии, в особом отделе НКВД 5-й армии:
"Я, следователь ОО НКВД 5-й арм. ст. лейтенант госбезопасности Алексеев, допросил

Кузнецова Анатолия Леонтьевича, 1921 года рождения, ур. Молотовской обл., Кизеловского р-на, рабочий поселок Всеволодо-Вильва; русский, гр-н СССР, беспартийный, грамотный, окончил 5 групп, из рабочих, рабочий, до призыва в Красную Армию работал шофером завода Химзавода, Всеволодо-Вильва, холост, в Красную Армию призван 3 марта 1941 г. Кизеловским РВК, служил шофером при штабе 101-й дивизии, не судим. […]

По существу дела показал:

С 13 марта по 22 июня 1941 года я служил в воинской части 101-й бронетанковой дивизии в г. Пятигорске. В первый же день начала войны нашу дивизию перебросили в Смоленскую обл. Вооружались мы на станции ж.-д. Алферово. Наша дивизия влилась в 20-ю армию и участвовала в боях в направлении г. Ярцево. Я служил бойцом-шофером при штабе дивизии, возил продукты питания.

В сентябре месяце 1941 года нашу дивизию отвели на отдых, стояли мы в лесу. На отдыхе мы простояли 12 дней, после чего нас начали перебрасывать под город Белый. Меня перевели с автомашиной в роту связи. По дороге у автомашины испортилась динамо: сгорела обмотка проводника; но на автомашине я все же доехал до дивизионного хлебозавода, где переставил динамо. Начальник хлебозавода, фамилию его я не знаю, приказал мне на автомашину погрузить муку и ехать с их колонной. Вечером в тот же день хлебозаводу было приказано передвигаться не под город Белый, а к городу Вязьма.

7 октября 1941 года по пути к городу Вязьма немецкая авиация бомбила большак, по которому двигалась наша колонна. Мою машину вывело из строя, я перешел на другую автомашину к шоферу автозавода. Когда мы заехали в лес, то начальник хлебозавода нас оставил в лесу, а сам поехал осматривать дорогу: можно ли двигаться дальше. После чего начальник хлебозавода к нам не возвратился; где он делся, я не знаю. Мы его дожидались всю ночь. Утром один из командиров, капитан, все машины, которые находились в лесу, построил в колонну и приказал выезжать на большак и двигаться к г. Вязьма; причем, он заявил, что к Вязьме можно проехать. Когда мы выбрались на большак Вязьма – Дорогобуж, то получилась пробка, собралось очень много автомашин. И эта колонна днем подверглась бомбардировке немецкой авиацией. Часть автомашин, в том числе и мы, заехали в лес, продвигаясь по лесу.

9 октября 1941 года лес был окружен немецкими войсками, а с правого фланга подошли 10 немецких танков. Видя такое положение, все начали сдаваться в плен, в том числе и я поднял руки вверх и сдался в плен к немцам. Свою винтовку я бросил в щель. Сдался в плен к немцам я без всякого сопротивления.

После того, как мы сдались в плен, немцы нас выстроили в колонну и направили в лагерь военнопленных в г. Вязьму. В лагере я пробыл 10 – 12 дней, после чего я с группой военнопленных был направлен в лагерь города Дорогобужа. По дороге из лагеря я задумал бежать. Шинель отдал товарищу, а в телогрейке вышел из строя якобы оправиться. Навстречу шли двое мужчин, я к ним присоединился и таким образом ушел из колонны. Когда я ушел из колонны, то направление взял на станцию ж. д. Алферово, так как там я уже знал одного рабочего, Подобедого Павла Семеновича, к которому я заезжал, когда разгружались первый раз на этой станции, и брал у него самовар для командира дивизии. В деревне Борисово я ночевал в блиндаже. Ребятишки мне принесли хлеба и супу.

Когда я шел по лесу, то по пути попался дом лесника, в который я зашел. В дому жило, как я узнал после, три семьи: Гончаренко Федор Леонтьевич, примерно лет 56, с семьей, Димитров Николай Михайлович, 32 года, с семьей и Трощенко с сыном. Я у них остановился. Военное обмундирование я отдал Гончаренко, а он мне дал гражданское. В доме лесника я остался жить. Гончаренко был старшим лесничим и охранял лес, чтобы не рубили крестьяне. У Гончаренко я попросился, чтобы он устроил меня на работу в лесничество.

В ноябре месяце того же года приехал заведующий лесничеством Руднев Василий Димитриевич, и Гончаренко ему предложил устроить меня на работу в лесничество. С Рудневым у меня состоялся разговор. У меня он спросил, откуда я, состоял ли в комсомоле, хорошо ли буду работать. После этого разговора Руднев дал согласие на прием меня в лесничество. Я написал заявление следующего содержания: «В лесничество Алферовской волости от Кузнецова Анатолия Леонтьевича лесничему Рудневу Василию Димитриевичу. Прошу принять меня на работу в качестве лесника, так как я желаю работать у Вас и с работой знаком. Возложенную на меня обязанность буду выполнять честно, в чем и прошу не отказать в моей просьбе». После чего я был принят на работу. Обязанности мои были следующие: охранять лес от самовольных порубов крестьянами, указывать место рубки леса по разрешению. За это я от Руднева получал 125 руб. совзнаками в месяц, а Гончаренко выдавал [мне] 12 килограммов муки на месяц. В лесничестве я проработал 3 месяца. В это время у меня было от Руднева получено удостоверение на немецком языке, действительно которое было по 3 марта 1942 года.

В феврале месяце 1942 года во время поездки в Вязьму Руднев пропал и в лесничество не возвратился. В феврале месяце 1942 года в Семлевском районе начали действовать партизаны. И в это время лесничество распустили, и немецкое командование в леса ходить запретило. После этого я поступил на работу на ж.-д. станцию Алферово рабочим. За работу первое время я получал 6 килограмм муки в месяц, после нам платили в месяц 22 немецкие марки, [выдавали] 5,6 килограмм муки, 100 грамм повидла, 100 грамм масла и 150 грамм сахару.

На работе [на] ж.-д. станции в августе месяце 1942 года я в конторе станции дал письменную присягу на верность служить немецкому командованию. В присяге было сказано: беречь инструмент, честно относиться к работе, не иметь связь с партизанами, при появлении партизан заявлять немецкому командованию, выдавать и сообщать про лиц, которые недовольны немцами2. Эта присяга была напечатана на немецком и русском языке. Присягу я давал немецкому офицеру через переводчицу-девушку, фамилию ее не знаю.

На ж. д. я работал до ноября месяца 1942 года. В ноябре месяце я не выходил на работу по случаю того, что не было обуви. После того, как я отремонтировал сапоги, я вышел на работу. За невыход на работу немецкий унтер-офицер избил [меня]. После чего я с работы убежал, пришел в дер. Высоцкое, зашел к одному крестьянину, он был портной. Ему я отремонтировал швейную машинку, за это он дал мне хлеба.

Когда я был у этого крестьянина, то к нему пришли полицейский дер. Высоцкое N3 и начальник полиции по имени N, фамилию его я не знаю, прозвище его N. N проверил у меня документы, отобрал их и меня арестовал и отвез меня в Алферовскую волость. После чего [он] меня повел в ж.-д. контору, сдал мои документы, откуда меня поездом направили в Издешково в немецкую жандармерию. Когда он меня привел в жандармерию, то его переводчик спросил, почему он меня привел. Он объяснил; тогда переводчик спросил, есть ли на меня дело. Он ответил, что нет. Тогда переводчик ответил: «Без материалов не привози». В жандармерии меня не приняли. По выходу из жандармерии N [вернул мне] паспорт и отпустил.

После этого в дер. Алферово я не пошел, а пошел в дер. Саньково Алферовского с/с Издешковского р-на, где и стал жить. Первое время я жил у Михайловой Степаниды, сделал ей ручную мельницу. В деревне Саньково я [жил] до 13 января 1943 года. Я жил, зарабатывая питание у крестьян, делал ручные мельницы.

13 января 1943 года я поступил в немецкую военную хлебопекарню в райцентр Издешково. В хлебопекарне я был записан в книгу, и мне был выдан пропуск на право хождения из дер. Саньково на пекарню [в] Издешково. Работал я дровоколом, за работу я получал паек, установленный для русских служащих в немецкой армии: 28 немецких марок в месяц, 150 грамм масла, 100 грамм сахару, 200 грамм соли, чай, 6 буханок хлеба, 4,6 килограмм муки и две кружки гречихи. На хлебопекарне я работал один месяц, с 13 января по 13 февраля 1943 года.

13 февраля с/г стало известно, что Красная Армия наступает, немцы население эвакуируют к себе в тыл. Я решил от немцев прятаться и дожидаться прихода Красной Армии. Прятался я в лесу, в сене. 14 марта с/г дер. Саньково была освобождена от немецких оккупантов. […]"

20 марта 1943 г. А.Л. Кузнецов был арестован по подозрению в измене Родине. 28 мая 1943 г. дело за недостаточностью улик было прекращено, и он был направлен в спецлагерь НКВД. 29 июня 1943 г. прошел госпроверку в Подольском спецлагере и Подольским РВК был направлен в 252-й полк конвойных войск.  В 1944 был награжден медалью "За боевые заслуги".  Его представление к награде вторая снизу.

Сразу стоит сказать, в 1946-1948 гг. из Красной (Советской) Армии были демобилизованы военнослужащие ряда возрастов, и соответственно их ровесники, ранее зачисленные в рабочие батальоны, пытались получить разрешение вернуться в места, где они жили до войны. И тут-то выяснилось, что с мечтами об освобождении от работ по достижении демобилизуемого возраста следует распрощаться. Политика в отношении этих людей была совсем иная, а именно: оставить их на постоянном жительстве в тех местах, куда они прибыли в свое время в составе рабочих батальонов. Для этого их склоняли к заключению долгосрочных трудовых договоров, агитировали перевозить свои семьи к себе. Часть репатриантов - бывших «арбайтбатальонников» именно так и поступила, но большинство их такое положение никак не устраивало. Широкий размах приняли самовольные уходы (побеги) с предприятий и строек. Беглецы, число которых исчислялось многими десятками тысяч, рисковали тем, что их могли привлечь к уголовной ответственности за самовольный уход с установленного места работы, но практически риск был не так уж велик, поскольку их не объявляли во всесоюзный розыск, а местный розыск результатов обычно не давал. В распространенный способ освобождения от этих работ вылилось невозвращение из отпусков (поскольку репатриантам - бывшим «арбайтбатальонникам» было объявлено, что они обладают всеми правами советских рабочих и служащих, то, следовательно, они имели право на ежегодный отпуск). Легальным образом возвратиться на свою родину можно было в основном только прибалтам и закавказцам. По решениям Совета Министров СССР от 13 апреля 1946 г., 2 октября 1946 г. и 12 июня 1947 г. на свою родину были возвращены зачисленные в рабочие батальоны репатрианты всех возрастов.

Уже к началу 1948 г. количество репатриантов, числившихся в постоянных кадрах промышленности, сократилось более чем в два раза. В письме заместителя председателя Госплана СССР Г. Косяченко от 9 марта 1948 г. на имя К.Е. Ворошилова отмечалось:

«В настоящее время, по данным министерств, работает на предприятиях и стройках из числа репатриантов в угольной промышленности западных районов около 47 тыс. человек, угольной промышленности восточных районов 69 тыс. человек, черной металлургии 47 тыс. человек, лесной промышленности 12 тыс. человек и в других министерствах в небольших количествах. Госплан СССР считает, что вопрос об освобождении от работы рабочих и служащих из числа репатриированных военнопленных и военнообязанных, переданных для постоянной работы в промышленность и строительство, должен решаться в каждом отдельном случае руководителями предприятий и строек в соответствии с законодательством о труде. Поэтому принимать решение Правительства об освобождении от работы всех бывших репатриантов нет необходимости, тем более, что многие из них заключили трудовые договоры на постоянную работу».
А вот и процесс фильтрации.

Отдельно стоит сказать о прибалтах. По постановлению Совета Министров СССР от 13 апреля 1946 г. репатриированные литовцы, латыши и эстонцы, служившие по мобилизации в немецкой армии, легионах и полиции в качестве рядовых и младшего командного состава, были освобождены от отправки на 6-летнее спецпоселение и из ПФЛ и ИТЛ подлежали возвращению в Прибалтику. 

"Карьера" эстонца: от немецкого солдата до советского бойца. 1943-1946.

Вспомним историю актера и режиссера Виктора Клавса Лоренца.
В годы Второй мировой войны был мобилизован в Латышский легион. После войны провёл некоторое время в фильтрационном лагере в Комсомольске-на-Амуре. Опыт тех лет лёг в основу его первого сценария к фильму режиссёра Роланда Калныньша «Я всё помню, Ричард».
В 1985 году сыграл  штурмбаннфюрера СС, командира карательного отряда в фильме "Иди и смотри".

Итак, советская власть действительно достаточно лояльно поступила с коллаборационистами. После войны страна нуждалась в рабочих руках, поэтому этих людей отправляли прежде всего на различные работы, а не на заключение в лагеря.

Как сегодня некоторые "прогрессивные" историки пишут.

Э. Бояджи "История шпионажа"/М.Олма-пресс 2003:

«Впоследствие все пленные, прошедшие ужас немецких лагерей и вернувшиеся на родину, были отправлены в лагеря ГУЛАГа».

В наиболее развернутом виде данный миф сформулировал Н.Д. Толстой-Милославский в книге «Жертвы Ялты»:

«Советское правительство не скрывало отношения к гражданам, попавшим в руки врага. Пресловутая статья 58–1 б УК СССР от 1934 года предусматривала для них соответствующее наказание. Во время войны Сталин самолично издал ряд приказов, угрожавших драконовскими мерами дезертирам и военнопленным, например, приказ №227, который был издан в 1942 году и зачитан во всех частях советской армии. Аналогичные приказы издавались в 1943 и 1944 годах, с некоторыми изменениями в связи с текущими военными задачами. Советским солдатам предписывалось при угрозе сдачи в плен кончать с собой».

Рассмотрим же все сказанное по пунктам.

Пленные и законодательство СССР.

Статья 58-1 в УК РСФСР от 1926 г. сформулирована так:

«58—1 «а». Измена Родине, т.е. действия, совершенные гражданами СССР в ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу, караются высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах — лишением свободы на срок десять лет с конфискацией всего имущества.

58—1 «б». Те же преступления, совершенные военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества.»

И речь здесь идет о измене. Совершенно нет утверждений, что плен считается изменой. Более того, плену посвящена отдельная статья 193 «Преступления воинские».

«Статья 193.14. Самовольное оставление поля сражения во время боя или преднамеренная, не вызывавшаяся боевой обстановкой, сдача в плен или отказ во время боя действовать оружием влечет за собой применение высшей меры социальной защиты».

Как можно видеть, не всякая сдача в плен считается преступлением, а только преднамеренная, не вызванная боевой обстановкой. Еще более конкретным является положение о воинских преступлениях от 1927 г. Статья 22 этого положения полностью копирует статью 193.14 УК РСФСР, и в комментариях к данному положению четко оговаривается:

»Сдача в плен. Каждый военнослужащий обязан выполнить свой воинский долг согласно данного им торжественного обещания (красная присяга) «не щадя своих сил, ни самой жизни».

Однако, в известных случаях обстановка на поле боя может сложиться так, что сопротивление по существу представляется невозможным, а уничтожение бойцов бесцельным. В этих случаях сдача в плен является актом допустимым и не могущим вызвать судебные преследования.

В силу сказанного, статья 22 предусматривает, как преступление, лишь такую сдачу в плен, которая не вызвана боевой обстановкой, т.е. сдачу в плен с целью избежать риска, связанного с нахождением в рядах бойцов (быть убитым, раненным и т.п.).3)

Как можно легко видеть, из сказанного, законодательство СССР не карало за плен не связанный с изменой воинскому долгу.

Судьба военнопленных.

В конце 1941г. приказом наркома обороны №0521 была создана система фильтрационных лагерей для проверки освобождённых из плена.

Туда, для проверки, направляются:

1-я — военнопленные и окруженцы;

2-я — рядовые полицейские, деревенские старосты и другие гражданские лица, подозреваемые в изменнической деятельности;

3-я — гражданские лица призывного возраста, проживавшие на территории, занятой противником.

Их судьба ясна из следующего документа:

«Справка о ходе проверки б/окруженцев и б/военнопленных по состоянию на 1 октября 1944 г.

1. Для проверки бывших военнослужащих Красной Армии, находящихся в плену или окружении противника, решением ГОКО №1069сс от 27.XII-41 г. созданы спецлагеря НКВД.

Проверка находящихся в спецлагерях военнослужащих Красной Армии проводится отделами контрразведки «Смерш» НКО при спецлагерях НКВД (в момент постановления это были Особые отделы).

Всего прошло через спецлагеря бывших военнослужащих Красной Армии, вышедших из окружения и освобождённых из плена, 354 592 чел., в том числе офицеров 50 441 чел.

2. Из этого числа проверено и передано:

а) в Красную Армию 249 416 чел. в том числе:

в воинские части через военкоматы 231 034 — « —

из них — офицеров 27042 — « —

на формирование штурмовых батальонов 18 382 — « —

из них — офицеров 16 163 — « —

б) в промышленность по постановлениям ГОКО 30 749 — « —

в том числе — офицеров 29 — « —

в) на формирование конвойных войск и охраны спецлагерей 5924 — « —

3. Арестовано органами «Смерш» 11 556 — « —

из них — агентов разведки и контрразведки противника 2083 — « —

из них — офицеров (по разным преступлениям) 1284 — « —

4. Убыло по разным причинам за всё время — в госпитали, лазареты и умерло 5347 — « —

5. Находятся в спецлагерях НКВД СССР в проверке 51 601 — « —

в том числе — офицеров 5657 — « —

Из числа оставшихся в лагерях НКВД СССР офицеров в октябре формируются 4 штурмовых батальона по 920 человек каждый».4)

Итак, судьбы бывших военнопленных, прошедших проверку до 1 октября 1944 г., распределяются следующим образом:

Поскольку в процитированном выше документе для большинства категорий указывается также и количество офицеров, подсчитаем данные отдельно для рядового и сержантского состава и отдельно для офицеров:

Таким образом, среди рядового и сержантского состава благополучно проходило проверку свыше 95% (или 19 из каждых 20) бывших военнопленных. Несколько иначе обстояло дело с побывавшими в плену офицерами. Арестовывалось из них меньше 3%, но зато с лета 1943 до осени 1944 года значительная доля направлялась в качестве рядовых и сержантов в штурмовые батальоны. И это вполне понятно и оправданно — с офицера спрос больше, чем с рядового.

Кроме того, надо учесть, что офицеры, попавшие в штрафбаты и искупившие свою вину, восстанавливались в звании. Например, 1-й и 2-й штурмовые батальоны, сформированные к 25 августа 1943 года, в течение двух месяцев боёв показали себя с отличной стороны и приказом НКВД были расформированы. Бойцов этих подразделений восстановили в правах, в том числе и офицеров, и затем отправили воевать далее в составе Красной Армии.

А в ноябре 1944 года ГКО принял постановление, согласно которому освобождённые военнопленные и советские граждане призывного возраста вплоть до конца войны направлялись непосредственно в запасные воинские части, минуя спецлагеря».5