Авторский рассказ + Подростки

Был поздний вечер. Высоко в небе висела полная луна. В ее свете тысячами огоньков искрился свежевыпавший снег. Довольствуясь покоем, блестели ледяные фигуры на пришкольном участке. За оградой палисадника притихли дома частного сектора. Придавленные белыми шапками, они походили на синнабоны на подносе пекаря или пасхальные куличи. А некоторые и вовсе можно было принять за сугробы.

В этот час только в одном кабинете школы горел свет. Из лишенной окон глухой комнаты через приоткрытую дверь падало сияние лампочки и узкой дорожкой бежало по лакированному полу волейбольной площадки. В этом небольшом квадратном помещении, кармашком пристроенном к спортзалу, находился кабинет учителя физкультуры.

Внутри за шахматным столом сидели двое, и со стороны могло показаться, что они играют партию. Кучерявый физрук откинулся в кресле с потертыми подлокотниками, будто давно сделал свой ход и теперь ждал ответных действий. Седоусый ночной сторож, сложив локти на столешнице и глядя на доску, вытянулся на стуле, как если бы обдумывал замысел соперника. Но эти двое не играли.

Между ними на столе, окруженная массивными резными пешками, слонами, конями и башнями, возвышалась фигура, ростом своим и содержанием куда более значительная, – бутылка водки, на треть уже распитая.

– Похож, – пробормотал сторож и поднес фотографию ближе к глазам, при этом чуть откинул голову назад и влево.

На снимке был изображен крепкий курчавый юноша лет семнадцати. Красный, с надутыми от натуги щеками, он сидел под штангой придавленный ею к помосту. От вспышки глаза тяжелоатлета горели, как у Терминатора или вампира.

– Сколько здесь веса?

– Сто семьдесят.

Сторож крякнул и перевернул фотографию. На обратной стороне кривым почерком было написано: “Чемпионат Европы, Афины”. Ниже стояла дата.

– Это сколько лет прошло… Больше тридцати уже?

– Да, Толя, было дело, – улыбнулся физрук.

– А почему бросил? Борис Николаич?

– Кто знает. Сам сказал: треть века прошло, считай, полжизни. А для кого-то и целая жизнь. Сейчас и не вспомнить, от чего конкретно. Думаю, от всего сразу. Наверное, мне казалось, пока я днями напролет торчу в спортзале, юность проходит мимо, и я каждую минуту пропускаю что-то интересное, чего больше никогда не повторится. Я, знаешь, ни разу особо и не задумывался над причинами, и виноватых не искал. Хотя мог бы. Но зачем? Что было, то было. Разлей-ка, будь добр.

Анатолий Саныч послушно наполнил рюмки. Собутыльники тихонько чокнулись и выпили залпом. Закусили ржаным хлебом с колбасой и солеными огурцами.

Сторож вновь принялся перебирать и рассматривать фотографии, стопкой лежащие на столе. Остановился на одной.

– А это кто? – спросил, протягивая снимок.

Борис Николаич, облизнув губы, всмотрелся в улыбчивые юные лица – свое и чужое. Задумался на секунду.

– Костя. Он был моим другом и вечным соперником.

– Почему?

– В одной весовой категории выступали. То я его выигрывал, то он меня. Но он, конечно, чаще.

– Местный?

– Нет, южанин. Точно не помню откуда.

– А сейчас он где? Общаетесь?

– Нет.

– Жизнь разметала, ясное дело, – со значением заметил сторож и вновь налил в рюмки. – А вы это, в интернете не пробовали искать? Моя вон всех подруг своих школьных в “Одноклассниках” нашла. Сидит теперь целыми днями, от экрана не отогнать…

– Да че искать. Знаю я, где нынче Костя. Он там уже… Ну, получается, больше тридцати лет лежит. Выходит так.

Анатолий Саныч замер на секунду, поднял стопку и выдохнул:

– Помянем.

Выпили не чокаясь.

– Костя умер примерно через полгода с того дня, – Борис Николаич указал пальцем на фотографию, снял очки. Те, связанные толстым шнурком за заушники дужек, повисли на груди. Физрук устало протер глаза.

– Жалко, – покачал головой Анатолий Саныч. – Пацан совсем.

– Да.

– А как это произошло? Несчастный случай?

Борис Николаич ответил не сразу.

– Можно и так сказать.

Он достал сигарету из пачки – пачка лежала на тумбочке рядом с позолоченным кубком, чаша которого служила пепельницей, – и закурил. Глубоко затянувшись, выпустил облако дыма под потолок, в сторону висящих на стене медалей и пыльных трофеев, как попало расставленных на шифоньере.

– Дело было в Алмате, – начал Борис Николаич рассказ. – Мы той весной готовились к чемпионату Европы среди юниоров в Афинах. Сборы подходили к концу, и нам уже было известно, кто полетит, а кто нет. В общем, тренера решили взять Костю. А раз мы с ним выступали в одной категории, то я оказался в пролете.

– Так это же… – перебил сторож, показывая пальцем на кипу снимков. – Которое вот…

– Да, да. Короче, лететь должен был Костя. И заслуженно. Помню, как он радовался. Места себе не мог найти. Ляжет, сядет, встанет, снова ляжет и все болтает без умолку. Говорит: открытку тебе куплю, Боря, фоток наделаю. Я сидел и улыбался, а у самого на душе тоскливо. Думал, почему не я. Я же пашу не меньше. Не пью, не гуляю. Чуть ли не ночую в спортзале. Но все равно проигрываю. А Костя, он не такой был. Он режим не любил. Ему нравились танцы, девчонки, пиво с водкой. У него получалось усидеть на двух стульях сразу – и чемпионаты брать, и успевать жить при этом. Я ему завидовал, одним словом. А кто бы нет?

Борис Николаич кивнул на рюмки. Выпили. И тишина. Сторож заговорил первым.

– Ну так и что с ним случилось-то?

– До соревнований оставалось еще пару месяцев, поэтому тренера разрешили Косте поехать домой на недельку. Он хотел своих повидать, друзей, родителей, девушку. Заскучал на сборах. А мы с ним на спортбазе в одном номере жили. В общем-то, всегда так было. Я ведь, по сути, только с Костей и общался. Мы с ним с детства друг друга знали, лет с десяти на чемпионатах бодались.

В тот самый день у него был поезд, после обеда отправление. Он с утра суетился, собирал вещи в сумку. Я лежал с простудой, смотрел телек, но ничего не видел и не слышал. Перед глазами все расплывалось. Не из-за болезни, правда. Не знаю, из-за обиды, наверное. Из-за мыслей. И на всей базе в тот час, кроме нас с Костей, никого не было. Все остальные пахали на тренировке.

И вот лежу я, пялюсь в ящик. Костя там где-то с краю мельтешит. Болтает надоедливый, как комар, мол, за границей ни разу еще не был. Всю жизнь хотел, говорит, выбраться на волю, мир посмотреть. А я слушаю и в его мечтах узнаю свои собственные. Да и у кого из нас не было таких желаний? Что мы видели? Темные подъезды и грязный снег. Серость повсюду как заразная плесень. Выйдешь на улицу и сам покрываешься ею. А с годами на тебе уже корка нарастает, будто панцирь или ракушка. Ты тащишь ее за собой всю жизнь, и ни на что больше сил не хватает…

В общем, Костя все болтал о своем счастье, а мне и без того тошно. Думаю, заткнулся бы ты уже, уехал бы поскорее. Потом он в туалет ушел, и пару минут его не было. А когда вернулся, у меня, помню, в голове мысль такая появилась, что если по малой нужде ходил, то слишком много времени прошло, а если по-большому – наоборот, мало. Сам не знаю, почему так подумал.

Костя продолжил собирать вещи. Сел на корточки перед сумкой, хотел что-то положить в боковой карман и вдруг застыл. А затем упал на задницу. Ногой дернул, как от судороги. Я привстал, смотрю: у Кости лицо бледное, взгляд потерянный. “Ты в порядке?” – спрашиваю. Он в ответ рукой махнул, поднялся на корточки. Но не прошло и пары секунд, как опять упал, только теперь на спину, и вытянулся во весь рост.

Я вскочил с кровати, схватил с тумбочки ложку. Решил, у него припадок, и наклонился, чтобы вставить ее между зубов. Но челюсть Кости не была сведена, как у эпилептиков, и рот не исходил пеной. Он просто лежал, вытянувшись в струнку, будто его растягивали на дыбе, и быстро бледнел. Пальцы Кости скрючило, он хватал ими воздух, ноги елозили по полу, оставляя на линолеуме черные полосы. Я еще подумал не к случаю, что техничка увидит, ругаться будет.

Костя тихонько мычал и со свистом втягивал воздух, а затем застыл с открытым ртом. Губы посинели, глаза закатились. По вискам текли слезы. Я выбежал в коридор, спустился по лестнице на первый этаж, выскочил на улицу. До спортзала было метров сто, не больше. Но на полпути я замедлил шаг и остановился. Мое сердце стучало так сильно, что я подумал, как бы мне самому не свалиться с приступом. Кто бы тогда полетел на чемпионат?

Вернувшись на базу, я заперся в туалете на первом этаже и закурил. Я много думал, но не запомнил ни одной мысли. Забыл о них почти сразу же, будто они были дымом. А когда сигарета истлела, я поднялся на второй этаж, встал у двери комнаты и прислушался. Но ничего не услышал.

Прошло пару минут, наверное, может, больше, и я отправился за врачом. На этот раз по-настоящему. Мы вошли в комнату вместе: я, он и старший тренер. Костя уже не двигался и не дышал. Он обмяк на полу с открытыми глазами, белый, как магнезия. Пока вызывали скорую, доктор принялся откачивать Костю. Честно говоря, я немного испугался, что у него получится. Но для этого было уже слишком поздно.

Сторож сидел неподвижно, и физрук сам налил водку только себе одному. Свою рюмку Анатолий Саныч накрыл ладонью.

– Я рассказал врачу все как было. Ну, почти все. Он засучил рукав спортивки на левом предплечье Кости. Над веной кровила свежая ранка. Отвел меня в туалет, порылся в мусорном ведре и нашел какую-то ампулу. Спрятал в карман и велел никому не говорить о том, что здесь случилось. Потом приехала скорая.

На следующий день меня отвезли в больницу на медосмотр, но по сути это было больше похоже на допрос. Проверили вены везде, где можно, брали кровь и мочу на анализы. Спрашивали, с кем Костя общался, куда ходил, о чем говорил. Я сказал, что ничего не знаю, и это была правда. От меня отстали. Костю отправили домой и там похоронили. А летом я полетел вместо него в Афины на чемпионат Европы.

На улице поднялась вьюга. Вой ветра был слышен через школьные стены, и порывы хлестали в высокие окна спортзала, как тетрис собранные из голубых стеклоблоков. Тихонько посвистывали сквозняки.

– Знаешь, Толя, я тебе соврал. Я, на самом деле, хорошо помню, почему завязал со штангой. Но не скажу.

Борис Николаич поднял рюмку и выпил.

Автор: Максим Ишаев
Оригинальная публикация ВК

Каждое утро Алёна ходила на работу через маленький парк у стадиона. Летом на нём проходили местные соревнования по футболу и студенческие мероприятия, зимой огромную территорию заливали под каток.

Каждое утро какой-то странный патлатый подросток стоял в одиночестве посреди стадиона. Прямо на льду, без коньков. Алёна шла вдоль железного забора, разделяющего парк и стадион, и каждый раз наблюдала этого паренька. На вид ему было лет шестнадцать. На нём всегда была чёрная толстая куртка и чёрные широкие джинсы. Вот уже месяц.

Январь, семь утра, большинство людей ещё только собираются на работу, но Алёнина аптека открывалась в семь тридцать. Поэтому девушка проходила через парк так рано.

Иногда Алёна останавливалась ненадолго, чтобы понаблюдать за чудоковатым парнем на стадионе. Обычно он глядел в небо. Как-то неделю назад, когда Алёна опаздывала на работу и проходила свой обычный маршрут на десять минут позже, она увидела, как странный парень лежит на льду, раскинувшись звёздочкой.

Бывало, что ранние посетители стадиона катались вокруг парнишки на коньках. Открытие только в девять, но подростки перелезают на лёд через забор в парке, чтобы пройти на каток бесплатно или в неположенный час.

Алёне всё больше хотелось узнать, зачем Чудик – так она прозвала паренька – приходит на стадион каждое утро. В очередной день она вышла на работу, намереваясь поговорить с подростком, но именно этим утром стадион пустовал. Алёна даже задержалась у забора на сколько смогла, чтобы не опоздать на работу, но парнишка так и не появился. Его не было ни на следующий день, ни через день.

На выходных Лёля, младшая сестра Алёны, попросила понянчить её малого, пока она сходит в парикмахерскую. Алёна смотрела в голубые глазки малыша, когда держала его на руках, и радовалась, что этот кроха наконец-то привык к ней и уже не плачет на чужих руках. Было приятно играть с ним в гляделки или петь ему песенки.

А потом продолжились будни в белых стенах аптеки. Стадион пустовал. За неделю Алёна свыклась с мыслью, что Чудик больше не появится. На руках у неё уже были билеты на самолёт, она планировала улететь в отпуск, так что было жаль, что момент упущен и знакомство не состоялось. Она винила себя, что медлила и теперь так и не узнает, зачем приходил парнишка.

Она думала об этом следующим утром, когда шла на работу. Но тут её взгляд ухватил в центре стадиона сутулый силуэт Чудика. Он вернулся! На этот раз Алёна не стала упускать возможность. Прильнула к холодному металлу забора, отделяющего стадион, и Чудик заметил её. Он помедлил с минуту и направился в её сторону.

— Извините, можно спросить у вас сигарету? — он картавил.
— А с чего вы решили, что я курю?
— Не знаю, — Чудик пожал плечами.
В его мягких чертах лица была детская наивность, но тёмно-карие глаза казались по-взрослому осознанными.
Алёна сняла вязаную перчатку, достала из кармана пачку сигарет, подцепила одну и протянула парню.
Он сжал фильтр обветренными губами и поднёс к лицу зажигалку.
— Спасибо, — дым устремился высоко в небо.
Чудик закашлял.
— Ты раньше-то курил? — Алёна сама не поняла, почему перешла с ним на “ты”.
— Да.
— Тебя давно не было видно.
— Я болел. Неделю провалялся с температурой.

“Конечно, стоять на льду каждый день, а иногда и лежать — неудивительно, — подумала Алёна. — А с виду обычный парень, если бы не знала о его странности. Неопрятный немного. Подросток как подросток”.

— А здесь ты что делаешь? Я больше месяца тебя на этом стадионе вижу, когда иду на работу. Ты не катаешься.
После вопроса его лицо сделалось задумчивым.
— Хочу вспомнить маму. Я детдомовский. Уже выпустился. С пяти лет там жил. В декабре я прошёл мимо этого стадиона, и в памяти мелькнуло её лицо. Как мы катались тут, когда я был мелким. Всего на секунду, и образ такой расплывчатый, но я уверен, это было мамино лицо.
— Так может, надо покататься, чтобы оживить воспоминания?
Чудик хмыкнул и отбросил сигарету щелчком пальца.
— Не думал об этом.
Он посмотрел Алёне под ноги.
— Маленькая нога. И ты сама маленькая. Сколько тебе лет?
— Маленькой меня точно не назовёшь, — Алёна посмеялась. — В этом году сорок один исполняется. А что с ногами моими не так?
— Всё хорошо. У мамы тоже были маленькие ноги. Я вспомнил, пока бывал здесь. Она брала коньки тридцать пятого размера.
— И у меня такой же.
— Я так и подумал.
Алёна посмотрела на часы на руке.
— Мне пора на работу.
— Заходи ещё! — Чудик помахал ей вслед.

Рабочий день пролетел быстро. Настроение Алёны было приподнятым. Была какая-то магия в этом странном знакомстве. Чудик вызывал тёплые, даже материнские чувства. Возможно, потому, что двадцать лет назад Алёна потеряла не успевшего родиться ребёнка. Сейчас ему было бы чуть больше, чем Чудику.

После этой трагедии жизнь Алёны так и не задалась. По молодости её звали замуж, но она отказалась. А позже крепкого союза так ни с кем и не сложилось. Она была одиночкой. И в целом одиночество её устраивало. Только в последние годы стало чего-то не хватать. Она пыталась ухватиться за это чувство, но пальцы проходили насквозь, как через пустоту.

На следующий день Алёна пошла на работу на полчаса раньше обычного, ей хотелось подольше поговорить с Чудиком. Она застала его катающимся на коньках. Он подъехал к забору и затормозил, подняв лезвиями волну снега. За его спиной был тряпочный чёрный рюкзак. Он достал из него белые коньки.
— Я и для тебя стащил. Покатаемся?
— Откуда?
— Из гардеробной стадиона.
— Лучше бы я этого не знала.
— Я потом верну на место. Никто и не заметит.
До работы было ещё сорок минут. Алёна пожала плечами.
— Ладно.
Она осмотрелась — людей в парке не было, и полезла через забор.
Чудик поймал её на той стороне.

— Ты вспомнил о маме? — спросила она, когда они остановились поговорить после трёх кругов по стадиону.
— Да. Много чего. Только не её лицо, — он нахмурился, шмыгнул забитым носом. — Помню, она уходила на работу почти каждый вечер и возвращалась, когда за окном была ночь. Я оставался дома один и не мог уснуть без неё. Почему-то боялся, что однажды она не вернётся. Но мама всегда приходила и ложилась спать рядом со мной. Она забиралась под одеяло и грелась, обнимая меня. От нее пахло улицей, сигаретами и спиртом. Я утыкался носом в её рёбра и так спокойно становилось, что я сразу засыпал. Иногда она уходила и утром. Не знаю куда. Я оставался один. Смотрел мультики. Каждый день повторялся, как прошлый. Но одним утром мама взяла меня на каток.
— Тебе понравилось?
— Да. Мы так редко были вместе, а тут она провела со мной много-много часов, я не помню, сколько, но кажется, что долго. Мне было как раз четыре или пять лет. Я впервые встал на лёд. Она научила меня, — Чудик заглянул Алёне в глаза. — Представляешь, я помню такие мелочи, а её лицо нет.
— Ты обязательно вспомнишь.
— Надеюсь. — Он медленно покатился дальше. Алёна скользила за ним.
— Как тебя зовут? — она поняла, что до сих пор не знает его имени.
— Ян.
— Алёна. Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
Они подъехали к забору, Алёна взглянула на часы.
— Мне пора на работу.
— Заходи ко мне в гости вечером. Я сейчас напишу адрес.
Он полез в свой рюкзак, не дождавшись ответа. Достал потёртый блокнот и ручку. Вывел на чистой странице адрес слегка корявым почерком и вырвал лист.

У Алёны в голове не было ни страха, ни сомнений. Она не боялась прийти в гости к Чудику, посмотреть, как он живёт. Или ей просто не за что было держаться. А этот паренёк вызывал неподдельный интерес. Он был одинок, как и она. Возможно, он видел в ней образ матери или друга, и это вызывало в Алёне симпатию.

…В его квартире не было ремонта: голые стены разрисованы краской, на полу расстелены газеты, из мебели только односпальная кровать, стул и кухня. Оказалось, что Чудик совсем не приспособлен к жизни. Он не знал элементарных вещей: какие продукты хранить в холодильнике, а какие в шкафу; как делать уборку или зашить одежду и как платить за коммунальные услуги.

— На что ты живёшь? — спросила Алёна.
Он протянул свой телефон.
— Делаешь ставки? Это не лучший вариант заработка.
— Я не могу заниматься обычной работой. Пробовал устроиться кладовщиком. Но не получается ни на чём сосредоточиться. Любое занятие быстро надоедает.
— Значит, пробовал не то. Можно охранником устроиться или продавцом на первое время. А потом, если захочешь, выучиться на что-нибудь, что тебе интересно. Начнёшь крутую карьеру, станешь профи своего дела, воплотишь все мечты в жизнь.
— Знаешь, я не верю, что мечты могут сбываться. Я тринадцать лет жил в детском доме и до последнего надеялся, что меня захотят взять в семью.
В его голосе звучала такая грусть, что сердце Алёны сжималось от боли. И эта грусть распространилась вокруг, дополняемая унылой обстановкой квартиры. Алёне стало так горько. Хотелось помочь Чудику, но разве можно вылечить человека от ран прошлого?

Она только сейчас вгляделась в его лицо в домашней обстановке, когда щёки и нос не красные от мороза. Чудик казался болезненно бледным. Он всё ещё кашлял.
— Я улетаю в отпуск в Египет на две недели. Навещу тебя, когда вернусь.
— Там должно быть хорошо. Запасись солнышком, чтобы было не так холодно возвращаться.
— Обязательно.
— А ты сможешь позвонить мне оттуда по видео? Так хочется посмотреть на пирамиды вживую! — с энтузиазмом попросил он.
— Но это не вживую будет.
— А я представлю через тебя. Расскажешь мне всё, что чувствуешь. Какая там температура, чем пахнут пирамиды, как звучат.
— Чем пахнут? — усмехнулась Алёна.
— А кто их знает? Вот и расскажешь!
— Хорошо. Может, и сам съездишь как-нибудь, если захочешь.
Чудик хмыкнул. Почесал затылок.
— А правда! Хочу! Надо только денег заработать, — он не на шутку воодушевился.
Алёна улыбнулась.
— Только не на ставках.
Парень закивал.

…На следующее утро Алёна принесла Чудику лекарства.
— Тебе нужно залечить простуду. Принимай их по инструкции. Если будет хуже, вызывай скорую. И не ходи на лёд, пока не поправишься.
— Ты такая заботливая, — Чудик с благодарностью принял лекарства.

И Алёна улетела. Путешествовала она тоже одна. Но именно в этот раз поймала себя на мысли, что хотела бы отдохнуть в компании. С Лёлькой и племянником, или хоть даже с Чудиком. Может, ему в самом деле удастся устроиться на нормальную работу и накопить на поездку к следующему году. А если немного не хватит, она поможет.

Алёна не позвонила ему, когда поехала на экскурсию к пирамидам. Связи не было. Но отправила видео по возвращению в отель. Рассказала на кадрах о всех своих впечатлениях. Горячий воздух, плывущий пейзаж, яркое солнце. А пирамиды пахли отходами верблюдов и лошадей.

Она отправила ролик ему в соцсетях. Чудик принял информацию с восторгом и ответил, что пирамиды — это самое величественное, что он видел в жизни.

Через неделю он прислал рисунок. Лицо девушки, нарисованное ручкой на клетчатом листе. И приписка в сообщении: это мама, я вспомнил.
Это был очень красивый, детальный рисунок, у Яна определённо были способности.

Оставшийся отпуск Алёна чаще думала о возвращении домой, чем о море и экскурсиях. Она решила, что поможет Яну устроиться в художественный колледж, если он захочет. Может, там он найдёт себя. А если нет, придумают что-нибудь другое. Идея помочь Чудику загорелась в её сознании и никак не отпускала.

…В аэропорту встречала сестра с племянником. Они давно не виделись, и сейчас Алёна подумала, что хочет чаще проводить с ними время. Внутри девушки будто образовался комочек тепла. Может, это было то самое египетское солнце, которое согреет холодной зимой, или нечто большее…

На следующий день, выспавшись и отдохнув после долгого перелёта, Алёна отправилась навестить Чудика. Она так спешила увидеться, чтобы вручить ему сувениры и сладости из поездки и рассказать про свою идею с художественным колледжем, что даже не стала звонить. Подумала, если его не будет дома, она отправится в торговый центр, нужно было закупиться домой, а с Яном встретится позже.

Алёна несколько раз постучала, но никто не открыл. Позвонила по телефону, но Чудик не отвечал. Написала в соцсетях, но он неделю как не был онлайн. Она и сама редко заходила, поэтому даже не заметила. Тогда она постучалась к соседям.

Дверь открыла пожилая женщина с палочкой. Алёна поздоровалась, представилась.
— Вы не знаете, где ваш сосед, Ян Крылов?
— Нет, — покачала головой женщина. — Неделю назад к нему приезжала скорая, я в глазок видела. Наверное, он в больнице.
— А что с ним случилось? Вы не знаете?
— Нет. Мы и не общались никогда. Знала, что он живёт тут один, да и всё.

В сердце Алёны зародилась тревога. Что могло случиться с Чудиком? Она вернулась домой и стала прозванивать больницы. Каждый раз ничего. А сердце всё сильнее сжимало в тиски страха. Следом пришлось прозвонить и морги. К глубочайшему несчастью Алёны, Ян Крылов оказался в списке одного из них. Пневмония и отёк лёгких.

“Он продолжал ходить на дурацкий лёд, чтобы вспомнить лицо мамы. Чтобы хоть одна его мечта сбылась! — думала Алёна. — Он наверняка пил лекарства, но что толку, если не соблюдаешь элементарные правила”.

Где-то в подсознании играло чувство вины, что бросила Чудика, неприспособленного к жизни, хотя видела, что он всё ещё болен. Но Алёна отбросила эту мысль. Она не могла знать, что такое случится.

Сестра поддержала, когда Алёна рассказала ей о новом знакомом. Отвезла на кладбище, была рядом в мучительно тяжёлый момент.
— Спасибо, что поехала со мной, Лёль, — Алёна потупила взгляд, стоя у свежей могилы.
Так странно. Именно сейчас, в этом царстве мёртвых, Алёна поняла, что после знакомства с Яном у неё появился интерес к жизни. Она наконец-то нащупала, чего ей так не хватало.
Сейчас ей было невыносимо до тошноты, до лопнувших сосудов в глазах от бесконечных слёз, до режущей боли в груди, такой острой, что казалось, кто-то выцарапывал сердце когтями. Больно из-за того, что парнишки не стало. Но некое тёплое чувство, что родилось после встречи с Чудиком, всё ещё оставалось в груди.
— Для чего ещё есть близкие, если не для поддержки в трудную минуту? — ответила сестра, стоя с ребёнком на руках.
Вопрос риторический. Алёна вздохнула. На кладбище было холодно, а с ними племянник. Нужно было возвращаться в машину.

На обратной дороге, она решила озвучить мысль, которая давно крутилась в подсознании, но Алёна боялась её выпустить.
— Лёльк, а как ты думаешь, я смогла бы стать хорошей мамой?
Сестра тепло улыбнулась.
— Я в этом уверена.
Слова Оли успокаивали. Алёна подумала, что, может быть, ей удастся сделать так, что хотя бы один осиротевший ребёнок сможет поверить в мечту.

Автор: Таня Вильгельм
Оригинальная публикация ВК

Случилось это примерно месяц назад. В гости приехала дочка с внучкой и мы, как водится, истопили гостям баню. Машка убежала париться первой. Минут через десять доча отправилась следом, но через минуту вернулась и сообщила, что ребёнка там нет. Поискали по дому и мелкую не нашли. Во дворе тоже никого не оказалось. Жена и дочь начали слегка беспокоиться. Паники пока не случилось, но было немного тревожно.

Потеряться было в принципе негде. Участок окружён прочным и высоким забором, а территорию охраняет слаженный собачий "спецназ". Внучка, конечно не ниндзя, но продвинута в рукопашке. Поскольку сам учил, по причине того, что времена нынче тревожные и всякое может случиться. Она бывала со мной на охоте, хорошо владеет холодным оружием и может постоять за себя, значит без борьбы и шума не слилась бы. Явных врагов я не имею, да и кто в здравом уме полезет во двор, охраняемый "рабочими" собаками. А случись такое, то........, да нет, это в принципе невозможно.

Не придумав ничего более толкового, я решил обратиться к высоким технологиям и пошёл смотреть записи с камер наблюдения. Итак, что тут у нас? Ага, попалась голубушка! Вот внуча идёт к бане..... примерно тридцать метров. Открывает дверь. Зашла.......

Я включил ускоренную перемотку и досмотрел запись до конца, убедившись, что из бани кровиночка не выходила. Вывод напрашивался один, она там спряталась. Вопрос только где? Ну да ладно, ты видимо ещё плохо меня знаешь и не поняла с кем связалась: "Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать...".

Баня это вам не лес с партизанами и где заныкалась наша Маша стало ясно уже через секунду. В мойке стоит бочка с холодной водой на 250 литров, и спрятаться десятилетнему тинейджеру больше было в принципе некуда.

Я тихонько подошёл и заглянул в "таинственный сосуд". Ага! Сидит красавица. Растопырилась, чтобы не всплыть. Над поверхностью воды торчит обрез трубки для подводного плавания. Судя по всему, решила маму потроллить. Только не допёрла, что под водой не услышать, когда надо выпрыгнуть и напугать родительницу.

Какое коварное и целеустремлённое дитя, подумал я. Видимо, в меня пошла.

Надо было чадо примерно наказать, дабы что бы впредь..... Я взял ковшик и, зачерпнув воды, залил в отверстие трубки для дыхания пару литров. Через мгновение несостоявшийся "пластун" выскочил из засады, нахлебавшись вволю. А я, выписав подрастающему поколению профилактический поджопник, пошёл довольный собой домой.

После "разбора полётов" выяснилось, что "поколение next" набрело в интернете на Гойку Митича и его индейцев. Решило проверить на практике их методы маскировки, отработав их на близких и родных. Вот только не учла "недоросль" простых вещей. Деда тоже смотрел эти фильмы и был ещё тем "индейцем". В своё время, разумеется.

Сейчас я с тихим ужасом жду, что этим летом наш тинейджер начнёт осваивать копьё, лук и томагавк. Остаётся только надеяться, что у подрастающего поколения хватит ума попросить научить всему этому. Поскольку я всё помню и запросто смогу.

В отличие от внучи, понимая - главное в этом деле, чтобы не дошло до снимания скальпов. Враги, конечно, гады, но всегда надобно проявлять милость к павшим. Ну и чтить уголовный кодекс.

А ещё важно никогда не забывать, что:

"Настоящему индейцу надо только одного,

Да и этого не много, да почти что ничего.

Если ты, чувак, индеец, ты найдёшь себе оттяг,

Настоящему индейцу завсегда везде ништяк.....".

Попались мне на днях две заявки.

Словно дополнения одного пазла.

В первый раз встретил меня у подъезда парень лет 30.

Я ему руку протянул, а он, как-то стесняясь, сунул мне свою мокрую и мягкую ладошку.

На вид здоровый серьезный мужчина, а по повадкам сразу видно, что толком не социализирован.

Глаза прячет, отвечая на вопросы, бубнит себе под нос.

Поднимаемся на этаж, а там нас ждет его бабушка.

И с первых ее слов понимаю, почему он такой.

Бабушка "включилась", как только внука увидела, и видимо продолжила прерванный разговор:

- В кого ты такой безрукий? Вот отцу расскажу. Насрать бы тебе в руки. Вымахал лоб, а мозгов, как у курицы..

А там замок старше парня. Задаю бабушке вопросы.

Оказывается, замок уже давно барахлил, и вот теперь внук косорукий до него добрался, и он сломался.

Стараюсь объянить, что дело не во внуке.

Что механизмы имеют такое свойство - ломаться от длительного срока службы.

Но бабушка непоколебима:

- Что я, не знаю, что ли? - спрашивает она меня, - у него постоянго так, ничего сделать сам не может.

- Да ну, - шуточно возражаю я, - и не работает еще, что ли?

- Работает, - машет она рукой, - если, конечно, это можно назвать работой.

Открываю им двери.

- Я, - говорит внук, - пойду замок куплю и поменяю.

- Что ты поменяешь? - ворчит бабка, - отец сделает. А то ты наменяешь...

Парень молча кушает бабушкины "угощения".

Не знаю, конечно, чем он занимается.

Но было бы странно, что при таком лютом унижении от родного и близкого человека, парень был успешным.

Хотя, может быть, повезет, встретит кого-то кто его перезагрузит и избавит от этой ублюдочной самооценки, которую ему прописала любимая бабушка.

А может и не только бабушка.

А вторая заявка настолько за пределами моего понимания, что она словно выбивается из возможных картин развития нашего общества.

Внутри ребенок, уже несколько часов не открывает.

Мчусь.

Приехал, у двери женщина с дочкой.

У дверей уже МЧСники с ломами.

- Мы, - говорят, - сейчас ее сломаем и все.

- Дайте, – говорю, – мне несколько минут, я попробую аккуратно открыть, если не получится, то ломайте.

Быстро открываю железную дверь, а там еще деревяшка закрыта.

Хозяйка говорит:

- Ломайте.

МЧСники выносят двери.

Женщина с дочкой забегают, рыщут по квартире.

А там никого.

8 этаж, двери закрыты изнутри, а в квартире пусто.

Понятно, на балкон, из окон выглядывают.

МЧСкин вдруг командует:

- Тихо!

Через несколько секунд мамаша смогла остановить свой безконечный поток слов.

Где-то всхлипывание.

Девочка подходит к шкафу, открывает и находит там плачущего брата.

- Ах ты поганец… - набрасывается на него мать и орет, что ей такой сын не нужен вовсе, что он наказание ее и так далее.

Да еще и матом на бедного мальчугана, который и так захлебывается слезами.

Уши вянут.

Высовывается сосед, оглядывает нас:

- И вот так всегда, – сообщает он, и закрывает двери.

МЧСники пожав плечами ретируются, а я жду когда дамочка успокоится и рассчитается со мной.

Непонятно откуда у нее столько энергии.

Ребенок плачет навзрыд, а она продолжает изощряться в оскорблениях и орет все громче, иногда проскакивают звуки шлепков.

- Девушка, – вмешиваюсь я, – чего вы так переживаете? Хорошо же, что все хорошо закончилось?

- Что тут хорошего? Эти дети на мою голову, – начинает она уже мне рассказывать о своей нелегкой судьбе.

- Девушка, – прерываю я ее, – меня в другом месте ждут, рассчитайтесь, и я поехал.

- Сейчас, – вроде немного успокаивается она.

Берет телефон, кому-то звонит и снова заводит ту же песню.

Теперь она, похоже, уже мужу рассказываяет, какие у него непутевые дети.

Да и его самого успевает сделать виноватым.

Я начинаю прибираться в рюкзаке и жду развязку этой драмы.

Муж, видимо, под стать ей и тоже умеет зубоскалить.

Она все добавляет и добавляет громкость, и в конце кричит что-то нецензурное.

Потом снова переключается на сына, который за это время успокоился и опять выводит его на плач своими оскорблениями.

Я снова вмешиваюсь.

- Сейчас, сейчас, – отвечает она и… снова кого-то набирает.

И я опять слышу, как она рассказывает про своего сына, добавляя уже и про мужа.

Через пару минут снова напоминаю о себе.

- Так я и ищу деньги, чтобы вам заплатить! – Орет дамочка.

Видимо, девушка на том конце провода соглашается ей помочь, диктую свой номер и она переводит мне деньги.

А дамочка снова начинает орать на ребенка.

- А вы узнали почему он не открывал? - вмешиваюсь я.

Женщина несколько секунд продолжает кричать.

Потом мой вопрос пробивается в её мозг.

- Говорит, что испугался, что кто-то двери ломает, - отвечает она и снова заводится, - свалился на мою голову ...

А дальше снова обидные слова.

- Может, он и правда испугался? - спрашиваю я.

Она притормаживает:

- Вам еще что-то нужно? - с некой агрессией спрашивает она.

- Нет, - отвечаю я, - мне то что? Ваш же сын, вы и воспитываете. Научите. Вырастет, и также вас воспитывать будет.

- Чего!? - вопит дамочка.

- Ничего. До свидания, - говорю я и сбегаю оттуда.

Чем там поможешь?

Самому бы со своим разобраться.

Важно понимать, что наши детки - это наше отражение.

И менять, если что-то не устраивает в детях, в перую очередь, нужно самих себя.

А не меняясь самостоятельно, но пытаясь изменить своих детей, мы сами разрушаем наше и их будущее.