Полный трэш и одной фобией в моей жизни больше
Ровно 2 года назад мужчина вышел из комы и не мог ни ходить, ни писАть, ни говорить. Утверждает, что он "усвоил урок, а жизнь повернулась на 180 градусов".
Немного сокращенный перевод его откровений:
"Мой рост 2 метра 1 см, весил 181 кг, носил бороду и был "устрашающего вида". 17 мая 2015 года после драки со своей невестой и запоя я решил, что мне нужно в центр реабилитации для алкоголиков. В течение часа я ждал скорую, они положили меня в машину, и последнее, что я помню – как дышал в кислородной маске и заснул. Понятия не имею, зачем они решили ввести меня в медикаментозную кому. Анестезиолог переборщил с дозировкой и я заснул намного глубже, чем предполагалось.
В своих снах я обсирался. Видел всякие БДСМ-кошмары, каким-то образом вплетенные в мою жизнь. Это было ужасно.
Потом я карабкался по мачте корабля, а когда добрался до самого верха, упал. Было больно. Т.е. в коме вы можете чувствовать боль. Мне кажется, в этот самый момент меня уронили. Думаю, меня уронили при транспортировке в отделение реанимации Риверсайда.
Повезли меня туда, потому что медики ничего не могли поделать. Пришлось интубировать легкие, почки стали отказывать, из-за проблем с печенью я пожелтел как Симпсон. Короче, я помирал по полной программе, единственное, что продолжало функционировать – мозг и сердце. Было еще и заражение крови. Подошва ступни почернела. В этой части своей комы я был в полной темной отключке. У меня были видения из реальной жизни и бредятина. Так я провел две с половиной недели.
Мне сбрили бороду и собирались делать трахеотомию. Также медики убеждали мою семью отключить аппаратуру жизнеобеспечения. Говорили родственникам, что мой мозг умер, а я вряд ли выкарабкаюсь.
Когда мне брили бороду, я начал выбираться из темной зоны. Очнулся, когда мне вставляли какое-то приспособление для испражнения. Три дня я то приходил в себя, то отключался, не чувствуя ничего, кроме дикой боли, полной растерянности и страха, какого не испытывал никогда в жизни. Я мало что помню.
Только через несколько дней я начал осознавать действительность: где я был, что случилось. Я не мог пошевелить ни руками, ни ногами, и после того, как в течение 4 дней мое состояние оставалось стабильным, меня отправили в клинику восстановления здоровья в Норфолке на один месяц. Когда я смог преодолевать расстояние в 30 метров с помощью ходунков, мне указали на дверь".
ИСПОВЕДЬ
вселенная не даст тебе сил
да и какие силы могут понадобиться?
дома забирают своё
ничего.
ничего не останется.
ты забываешь слова
-каждый из нас устает
голова идет колесом
-может, ты сходишь домой?
а дом?
-а что с ним?
пора бы поспать
-твоя тень спрашивает,
почему ты все еще жив,
когда балюстрада огнеглавых столбов
зовет тебя прочь
из ойкумены никому не нужных
и всем не додаденных
слов.
а дом
а что с ним?
ты уйдешь
будешь светел в их памяти
будешь прекрасен
будешь красив
но
ведь ты опять
стоишь на краю -
у горизонта
открытий
а дом
а что с ним?
говори с теми кто хочет
вздернуться в туалетах студенческих общаг
на отходосах
от снов плохих новостей
и "нет, никаких прогулок"
предлагай десятирублевый чай
халву
и разумеется куски козинака
не бойся хтонических тварей
пусть ворчат и ползут
по стенам рядом торчащих зданий
они становятся рядом
окна становятся адом
весны
2013-го года
где каждый подростковый эней
разбивается в судьбе асфальтового похода
дома тогда были важны
а важных не было дома
говори
(и зашторивай окна,
их соблазнительный, доступный вид
на дом вдалеке)
умирать - это хорошо
но лучше
завтра
а сейчас сходим гулять?
и твари боятся
ворчат
рычат
скулят
хрипят
отражаются в побережьях дорог
криком
огнем
...когда-нибудь мы все устаем...
...когда-нибудь все мы умрем...
...зачем бороться, все мы умрем...
...вспоминаешь про дом..
про дом
и что с ним.
пошатываясь люди идут
в объятиях многозвучного ветра
пьяные недосыпами
убитые переснами
(глаза слипаются
дома толкаются)
верят что завтра - наступит
надеются что его
никогда уж не будет
и да
таких кошмаров больше не будет
я обещаю
я знаю
точно!
ты ведешь их в путешествие
не из пункта а до точки б
а в саму суть движения
от точки
а
дом давно не играет никакого значения.
Исповедь недоГопника или "Свой среди чужих, чужой среди своих".
На волне постов про гопников и я расскажу свою историю жизни недоГопника.
Всё началось когда я пошёл в нашу замечательную школу. Там к классу так 3 я и понял кто такие гпники и как надо атрофировать свой мозг чтобы общаться по "понятиям". Школа была мягко говоря самым реалистичным учебником по выживанию. В общем куча историй от, безобидного курения всего что только можно прямо на урока не стесняясь и без проблем, до диких понажовщин разных возрастов прямо в школе. Там творился такой трешак, что если б знал хоть кто-то, не из учителей и работников школы, то сделал бы из этого тюрьму. Сразу оговорюсь школа обычная как и все остальные, не закрытая или ещё какая-нибудь.
Там я сначало сопротевлясь пытался переть против системы, но увы. Хочешь не хочешь а общаться по понятиям приходилось. И главное правильно, чтобы не получить по голове. Так я и втинулся в мир гопстопа. Сначало мелки драки, потом стрелял по мелочи. Потом доходило до жёстких избиениях толпой кого-то кто не дал кому-то денег и т.д. Так и стал своим среди гопоты. Я этим совсем не горжусь, и меня досихпор мучает сильнейшее чувство вины перед моими жертвами. Но оговорюсь я был можно сказать добрым гопником. Я не брал очень большие суммы, не бил совсем маленьких или ну очень слабых. (Почему узнаете ниже.) За что на меня гопота смотрела очень косо. Это мои поступки конечно же не оправдывает. Это была одна моя жизнь. А вот другая, вне школы.
В 5 лет пошёл в музыкальную школу на ВНИМАНИЕ скрипку!! Вы хоть раз видели гопника скрипача). Продолжаем. Усердно занимался скрипкой, и по сей день занимаюсь. Ходил в музыкальную школу и был очень опрятным в костюмчике маленьким милым мальчиком с зализанными волосами. Родители были не богатые да и не бедные, в деньгах мне не отказывали, но воспитывали как настоящего джентльмена что на мне вне школы очень сильно было видно. Всегда уступал места пожилым, был приятен в общении, не грубил, не хамил взрослым. Да, бывали дикие срывы. Но о них если что потом расскажу. Вообще вы надеюсь поняли мой образ вне школы. Но стоило придти домой и готовится на завтра к школе...всё... Одевал спортики, боты айдеда, олимпийку и сигу в зубы. Курил также с 3-4 класса. Ведь надо было быть крутым.
На этом пока всё. За запятые сильно не ругайте. Спасибо за внимание. Если кому будет интересно запилю ещё пост.
Исповедь бывшей монахини
Когда мне было лет 12−13, мама ударилась в православие и стала воспитывать меня в религиозном духе. Годам к 16−17 у меня в башке, кроме церкви, вообще ничего не было. Меня не интересовали ни сверстники, ни музыка, ни тусовки, у меня была одна дорожка — в храм и из храма.
Обошла все церкви в Москве, читала отксеренные книги: в 80-х религиозная литература не продавалась, каждая книжка была на вес золота.
В 1990 году я закончила полиграфический техникум вместе со своей сестрой Мариной. Осенью нужно было выходить на работу. И тут один известный священник, к которому мы с сестрой ходили, говорит: «Поезжайте в такой-то монастырь, помолитесь, потрудитесь, там цветочки красивые и такая матушка хорошая». Поехали на недельку — и мне так понравилось! Как будто дома оказалась. Игумения молодая, умная, красивая, веселая, добрая. Сестры все как родные. Матушка нас упрашивает: «Оставайтесь, девчонки, в монастыре, мы вам черные платьица сошьем». И все сестры вокруг: «Оставайтесь, оставайтесь». Маринка сразу отказалась: «Нет, это не для меня». А я такая: «Да, я хочу остаться, я приеду».
Дома меня никто как-то особо и отговаривать-то не стал. Мама сказала: «Ну, воля Божья, раз ты этого хочешь». Она была уверена, что я там немножко потусуюсь и домой вернусь. Я была домашняя, послушная, если бы мне кулаком по столу хлопнули: «С ума сошла? Тебе на работу выходить, ты образование получила, какой монастырь?» — может, ничего бы этого не было.
Сейчас я понимаю, почему нас так настойчиво звали. Монастырь тогда только-только открылся: в 1989-м он заработал, в 1990-м я пришла. Там было всего человек 30, все молодые. В кельях жили по четверо-пятеро, по корпусам бегали крысы, туалет на улице. Предстояло много тяжелой работы по восстановлению. Нужно было больше молодежи. Батюшка, в общем-то, действовал в интересах монастыря, поставляя туда московских сестер с образованием. Не думаю, что он искренне заботился о том, как у меня сложится жизнь.
С ее приходом все начало меняться. Ольга была ровесницей матушки, обеим было чуть за 30. Остальным сестрам — по 18−20 лет. Подруг у матушки не было, она всех держала на расстоянии. Называла себя «мы», никогда не говорила «я». Но, видимо, она все-таки нуждалась в подруге. Матушка у нас очень эмоциональная, душевная, практической жилки не имела, в материальных вещах, той же стройке, разбиралась плохо, рабочие ее все время обманывали. Ольга сразу взяла все в свои руки, стала наводить порядок.
Матушка любила общение, к ней ездили священники, монахи из Рязани — всегда полный двор гостей, в основном из церковной среды. Так вот, Ольга со всеми рассорилась. Она внушала матушке: «Зачем тебе весь этот сброд? С кем ты дружишь? Надо с правильными людьми дружить, которые могут чем-то помочь». Матушка всегда выходила с нами на послушания (послушание — работа, которую дает монаху настоятель; обет послушания приносят все православные монахи вместе с обетами нестяжания и безбрачия. — Прим. ред.), ела со всеми в общей трапезной — как положено, как святые отцы заповедовали. Ольга все это прекратила. У матушки появилась своя кухня, она перестала с нами работать.
Сестры высказали матушке, что у нас теряется монашеская общность (тогда еще можно было высказывать). Как-то поздно вечером она созывает собрание, показывает на Ольгу свою и говорит: «Кто против нее, тот против меня. Кто ее не принимает — уходите. Это моя самая близкая сестра, а вы все завистники. Поднимите руки, кто против нее».
Руку никто не поднял: матушку-то все любили. Это был переломный момент.
Ольга была действительно очень способная в плане добычи денег и управления. Она выгнала всех ненадежных рабочих, завела различные мастерские, издательское дело. Появились богатые спонсоры. Приезжали бесконечные гости, перед ними надо было петь, выступать, показывать спектакли. Жизнь была заточена на то, чтобы доказать всем вокруг: вот какие мы хорошие, вот как мы процветаем! Мастерские: керамическая, вышивальная, иконописная! Книги издаем! Собак разводим! Медицинский центр открыли! Детей взяли на воспитание!
Один бизнесмен подарил матушке четырехэтажный загородный дом в 20 минутах езды от монастыря — с бассейном, сауной и собственной фермой. В основном она жила там, а в монастырь приезжала по делам и на праздники.
Церковь, как МВД, организована по принципу пирамиды. Каждый храм и монастырь отдает епархиальному начальству дань из пожертвований и денег, заработанных на свечках, записках о поминании. У нашего — обычного — монастыря доход был и так небольшой, не то что у Матронушки (в Покровском монастыре, где хранятся мощи святой Матроны Московской. — Прим. ред.) или в Лавре, а тут еще и митрополит с поборами.
Ольга тайком от епархии организовала подпольную деятельность: купила огромную японскую вышивальную машину, спрятала в подвале, привела человека, который научил нескольких сестер на ней работать. Машина ночи напролет штамповала церковные облачения, которые потом сдавали перекупщикам. Храмов много, священников много, поэтому доход от облачений был хороший. Собачий питомник тоже приносил неплохие деньги: приезжали богатенькие люди, покупали щенков по тысяче долларов. Мастерские делали на продажу керамику, золотые и серебряные украшения. Еще монастырь издавал книги от лица несуществующих издательств. Помню, по ночам привозили на КАМАЗе огромные бумажные ролики и по ночам же выгружали книги.
По праздникам, когда митрополит приезжал, источники дохода прятали, собак увозили на подворье. «Владыка, у нас весь доход — записки да свечки, все, что едим, выращиваем сами, храм обшарпанный, ремонтировать не на что». Скрывать от епархии деньги считалось за добродетель: митрополит — это же враг номер один, который хочет обокрасть нас, забрать последние крошки хлеба. Нам говорили: все же для вас, вы кушаете, мы вам чулочки покупаем, носочки, шампуни.
Собственных денег у сестер, естественно, не было, а документы — паспорта, дипломы — хранились в сейфе. Одежду и обувь нам жертвовали миряне. Потом монастырь завел дружбу с одной обувной фабрикой — там делали ужасную обувь, от которой сразу начинался ревматизм. Ее покупали по дешевке и раздавали сестрам. У кого были родители с деньгами, те носили нормальную обувь — я не говорю, красивую, а просто из натуральной кожи. А у меня мама сама бедствовала, привозила мне рублей 500 на полгода. Сама я ничего у нее не просила, максимум гигиенические средства или шоколадку.
А еще нас запугивали: «Если вы уйдете, вас бес накажет, лаять будете, хрюкать. Вас изнасилуют, вы попадете под машину, переломаете ноги, родные будут болеть. Одна ушла — так она даже до дома не успела дойти, сняла на вокзале юбку, стала за всеми мужиками бегать и ширинки им расстегивать».
Тем не менее первое время сестры постоянно приходили и уходили, их даже считать не успевали. А в последние годы стали уходить те, кто пробыл в монастыре дольше 15 лет. Первым таким ударом был уход одной из старших сестер. Они имели в подчинении других монахинь и считались надежными. Незадолго до ухода она стала замкнутой, раздражительной, начала куда-то пропадать: поедет по делам в Москву, и нет ее два-три дня. Стала срываться, отдаляться от сестер. У нее стали находить коньячок, закусочку. В один прекрасный день нас созывают на собрание. Матушка говорит, что такая-то ушла, оставила записку: «Пришла к выводу, что я не монахиня. Хочу жить в миру. Простите, не поминайте лихом». С тех пор каждый год уходит как минимум одна сестра из числа тех, кто жил в монастыре с самого начала. Слухи-то из мира доносятся: такая-то ушла — и все с ней нормально, не заболела, ноги не переломала, никто не изнасиловал, замуж вышла, родила.
Меня сделали старшей сестрой по стройке, отдали учиться на шофера. Я получила права и стала выезжать в город на фургоне. А когда человек начинает постоянно бывать за воротами, он меняется. Я стала покупать спиртное, но деньги-то быстро заканчивались, а в привычку уже вошло, — стала потаскивать из монастырских закромов вместе с подружками. Там была хорошая водка, коньяк, вино.
Мы пришли к такой жизни, потому что смотрели на начальство, на матушку, ее подругу и их ближний круг. У них без конца были гости: менты с мигалками, бритоголовые мужики, артистки, клоуны. С посиделок они высыпали пьяные, от матушки разило водкой. Потом всей толпой уезжали в ее загородный дом — там с утра до ночи горел телевизор, играла музыка.
Матушка стала следить за фигурой, носить украшения: браслеты, броши. В общем, стала вести себя как женщина. Смотришь на них и думаешь: «Раз вы вот так спасаетесь, значит, и мне можно». Раньше-то как было? «Матушка, я согрешила: съела в пост конфетку „Клубника со сливками"». — «Да кто ж тебе сливки туда положит, сама-то подумай». — «Ну конечно, ну спасибо». А потом уже стало на все это насрать.
Мы привыкли к монастырю, как привыкают к зоне. Бывшие зэки говорят: «Зона — мой дом родной. Мне там лучше, я там все знаю, у меня там все схвачено». Вот и я: в миру у меня ни образования, ни жизненного опыта, ни трудовой книжки. Куда я пойду? К маме на шею? Были сестры, уходившие с конкретной целью — выйти замуж, родить ребенка. Меня никогда не тянуло ни детей рожать, ни замуж выходить.
Матушка на многое закрывала глаза. Кто-то доложил, что я выпиваю. Матушка вызвала: «Где берешь эту выпивку-то?» — «Да вот, на складе, у вас все двери открыты. У меня денег нет, ваших я не беру, если мне мать дает деньги, я на них только „Три семерки" могу купить. А у вас там на складе „Русский стандарт", коньяк армянский». А она говорит: «Если хочешь выпить, приходи к нам — мы тебе нальем, не проблема. Только не надо воровать со склада, к нам ездит эконом от митрополита, у него все на учете». Никаких моралей уже не читали. Это 16-летним парили мозги, а от нас требовалась только работа, ну, и рамки какие-то соблюдать.
В первый раз меня выгнали после откровенного разговора с Ольгой. Она всегда хотела сделать меня своим духовным чадом, последователем, почитателем. Некоторых она сумела очень сильно к себе привязать, влюбить в себя. Вкрадчивая всегда такая, говорит шепотом. Мы ехали в машине в матушкин загородный дом: меня послали туда на строительные работы. Едем молча, и вдруг она говорит: «Знаешь, я ко всему к этому, церковному, никакого отношения не имею, мне даже слова эти претят: благословение, послушание, — я воспитана по-другому. Я думаю, ты такая же, как я. Вот девчонки ходят ко мне, и ты ходи ко мне». Меня как обухом по голове ударили. «Я, — отвечаю, — вообще-то воспитана в вере, и церковное мне не чуждо».
Словом, она передо мной раскрыла карты, как разведчик из «Варианта „Омега"», а я ее оттолкнула. После этого, естественно, она стала всячески пытаться от меня избавиться. Спустя какое-то время матушка меня вызывает и говорит: «Ты нам не родная. Ты не исправляешься. Мы тебя зовем к себе, а ты вечно дружишь с отбросами. Ты все равно будешь делать то, что хочешь. Из тебя не выйдет ничего путного, а работать и обезьяна может. Поезжай домой».
В Москве я с большим трудом нашла работу по специальности: муж сестры устроил меня корректором в издательство Московской патриархии. Стресс был жуткий. Я не могла адаптироваться, скучала по монастырю. Даже ездила к нашему духовнику. «Батюшка, так и так, меня выгнали». «Ну и не надо туда больше ехать. Ты с кем живешь, с мамой? Мама в храм ходит? Ну вот и ладно. У тебя есть высшее образование? Нет? Вот и получай». И все это говорит батюшка, который всегда нас запугивал, предостерегал от ухода. Я успокоилась: вроде как получила благословение у старца.
Приезжаю — все волками смотрят, никто по мне там не скучает. Наверное, подумали, что слишком хорошо мне стало в Москве, вот и вернули. Не до конца еще наиздевались.
Во второй раз меня выгнали за романтические отношения с одной сестрой. Никакого секса не было, но к этому все шло. Мы полностью доверяли друг другу, обсуждали нашу поганую жизнь. Разумеется, другие стали замечать, что мы сидим в одной келье до полуночи.
На самом деле меня бы и так выгнали, это был только предлог. У других и не такое было. Некоторые крутили с детьми из монастырского приюта. Батюшка еще удивлялся: «Почему вы мальчиков-то завели? Девочек заводите!» Их до самой армии держали, кабанов здоровых. Так вот, одна воспитательница воспитывала-воспитывала — и довоспитывалась. Ее журили, конечно, но не выгнали же! Она потом сама ушла, они с тем парнем до сих пор вместе.
Вместе со мной выгнали еще пятерых. Устроили собрание, сказали, что мы им чужие, не исправляемся, все портим, всех соблазняем. И мы поехали. После этого у меня и в мыслях не было вернуться ни туда, ни в другой монастырь. Эту жизнь как ножом отрезало.
Первое время после монастыря я продолжала ходить в храм каждое воскресенье, а потом постепенно бросила. Разве что на большие праздники захожу помолиться и свечку поставить. Но я считаю себя верующей, православной и церковь признаю. Дружу с несколькими бывшими сестрами. Почти все повыходили замуж, нарожали детей или просто с кем-то встречаются.
Когда я вернулась домой, так радовалась, что теперь не надо работать на стройке! В монастыре мы работали по 13 часов, до самой ночи. Иногда к этому прибавлялись и ночные работы. В Москве я поработала курьером, а потом опять занялась ремонтом — деньги-то нужны. Чему в монастыре научили, тем и зарабатываю. Выбила у них трудовую книжку, мне записали стаж 15 лет. Но это копейки, на пенсию вообще не катит. Иногда думаю: не будь монастыря, я бы замуж вышла, родила. А это что такое за жизнь?
Иногда думаю: не будь монастыря, я бы замуж вышла, родила. А это что такое за жизнь?
Кто-то из бывших монахов говорит: «Монастыри надо закрыть». Но я не согласна. Находятся же люди, которые хотят быть монахами, молиться, помогать другим — чего в этом плохого? Я против больших монастырей: там только разврат, деньги, показуха. Другое дело — скиты в глубинках, подальше от Москвы, где жизнь попроще, где так не умеют добывать деньги.
На самом деле все зависит от игумена, потому что он обладает ничем не ограниченной властью. Сейчас еще можно найти настоятеля с опытом монашеской жизни, а в 90-е их негде было взять: монастыри только начали открываться. Матушка закончила МГУ, потерлась в церковных кругах — и ее назначили игуменией. Как можно было доверить ей монастырь, если она сама не прошла ни смирения, ни послушания? Это какая нужна духовная мощь, чтобы не развратиться?
Я была плохой монахиней. Роптала, не смирялась, считала себя правой. Могла сказать: «Матушка, я так думаю». — «Это у тебя помыслы». — «Это не помыслы, — говорю, — у меня, это мысли! Мысли! Я так думаю!» — «За тебя бес думает, дьявол! Ты нас слушайся, с нами Бог разговаривает, мы тебе скажем, как надо думать». — «Спасибо, как-нибудь сама разберусь». Такие, как я, там не нужны.
Исповедь извращенца.
Здарова народ, с вами снова жирный не удачник, кассиро-кондуктор. По поводу ошибок, напомню что я дислексик.
Внимание мат!
По традицию отвечу всем. Не факт что выдам инфу, но отвечу!
Я бы не решился написать историю, не будь она такой приставучей. Кучу раз посылал ее нахуй и она все равно мне пишет
Сегодня я хочу рассказать, о том какое я мудло. Ну так про меня думает одна пикабушница. Она обещала пост в ответ запилить, так что я все таки решился.
В том году, когда я написал первый пост о кондукторстве, в комментах мне написала одна девушка. Я взял ее номер и мы начали общаться. Я постоянно настаивал на встрече, она тянула время и рассказывала как ей нравится одной гулят по кладбищам. Другой бы на моем месте наверное уже тогда насторожился, но я же ебанько. Короче когда она решила все таки встретится, мне уже надоело ждать и добрые науськивания товарищей о том что меня тролят или там какой-нить изврат, плюс моя природная трусость. Привели к тому что я послал ее.
3 месяца мы не общались и мне было стыдно за мое поведение. Я решил написать ей, блин ребята я реально идиот, не стоило этого делать. Мы снова начали общаться, но теперь она была девушкой у которой есть мч. Наше общение была на весьма похабные тему и это привело к вирту. Да я грязный извращенец. Время летело и я, и не заметил как у меня собралась большая коллекция с ее полуголыми фото, а потом и вовсе голыми. Потом у девочки все наладилось с ее мужиком, секс появился, а она наигралась со мной. Потому просто перестала со мной общаться, но не надолго. Как только ей становится хуже, она снова пишет. Я посылал ее нахуй, поливал дерьмом с головы до ног. Нес полнейшую хрень и выставлял себя отбросом этой жизни. Но, проходит неделя и она опять мне пишет. Но искренне удивляется что я ей вру, после всего, очень много вру. Сегодня она да же написала моему брату в ВК. А еще она сказала, что вы меня за такой пост отправите в минуса. Мне честно на рейтинг наплевать. Просто надоело и надоела. Потому решил написать сюда, ведь она прочтет сие.
Если этот пост каким-то невероятным способом появится в лучшем, я сделаю клубничный пост с ней. А если она не прекратит страдать фигней, то я солью ее ник, номер телефона и все что о ней знаю. Честно, я чувствую себя паскудно пока пишу пост. Но выбора мне не оставили. К тому же называть меня шантажистом, неудачником, вруном, жирным ублюдком и много еще кем, не очень красиво. Да и не делают так.
Разные люди.
Зашла однажды в круглосуточную аптеку. Единственную поблизости (городок небольшой).
После найденных лекарств, аптекарша взяла мою карточку, унесла и откуда -то издалека предложила сообщить пин-код от нее. (а за мной небольшая очередь еще...)
Я отказалась. Все норм говорила, вежливо попросила вернуть карту...
Получила в ответ предложение "включить мозги и подумать головой". И еще что-то вроде: "тебе же на телефон смска приходит, что я сделаю?". Дальше уже особо в речи аптекарши не вникала.. но осадочек неприятный остался.
Я может чего-то не понимаю?
Спасибо, тем кто такую ерунду читает. Просто хочется человеческой поддержки и понимания.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Из звезд в терпилы
Я училась в обычной школе, в самом обычном классе, но было одно "НО", программу 1-3 класса я изучила в частной школе дошкольного образования, просто потому что какой-то психолог решил, что я ребёнок индиго и мной надо заниматься. Пока все родственники кричали "губите ребенку детство", мне понравилось учиться и в принципе давалась мне учеба не так тяжело.
Училась я в школе по месту прописки на окраине моего городишки, а жила в 30мин езды на маршрутке. Родители же никогда и ничего не жалели для меня( за что им отдельное спасибо и до конца своей жизни буду стараться оправдать их надежды), поэтому у меня было по возможности всё.
Все вышеперечисленные моменты делали меня звездой класса. Хочу оговориться, что я не была задирой, терпил мне было жалко, но заступаться за них не позволял статус, дружила и помогала многим в учебе, в подростковом возрасте успевала быть активисткой школы, отличницей, а на выходных могла пить пивасик на падике с одноклассниками.
И всё было радужно до 9го класса, а точней до истории, в которую втащила меня, как я тогда думала, моя подруга Н.
Н тоже была звездой, но не класса, а школы, красивая моделька, которая крутила всеми как хотела. Сейчас уже я понимаю, что дружила она со мной так как у меня водились деньги и я ей оооочень помогала по учебе, но тогда наша дружба мне казалась самым главным. В один из не очень прекрасных дней Н прогуливала школу со своей ещё одной подружкой, что-то употребила с ней дома и пошли они пить Рево (что-то типа Яги) на крыльцо соседней школы, где Н стало очень плохо, подружка её дотащила до медпункта в школу, где они бухали и почуяв, что сейчас будут разбирательства, свалила, предварительно позвонив мне и попросив, забрать Н с той школы, типа "придумай что-нибудь и забери".
"Друзей же надо выручать"-подумала я и пошла, так как уроки уже закончились.
Пришла представилась её старшей сестрой пыталась забрать, но тут появилась завуч этой школы и сказала, что к ним идут представители нашей школы. Тут я поняла, что дело пахнет керосином, но чтопаделать.
Пришли наша классная, директор и завуч по работе с учащимися (он ещё мою маму учил и перед ним было больше всего стыдно).
Конечно же разборы полетов, на меня указали как на "ту вторую что пила с ней", но меня спасло, то что я никогда не прогуливала уроки и все учителя стали на мою защиту. Я не могла толком объяснить зачем пришла за Н в ту школу, кроме как "ну, она же моя подруга". Педсовет покачал головами и отпустил меня домой. Мне ничего не было, в отличие от Н и её подружки ( её быстро вычислили сами учителя).
Через 3дня Н почему-то стукнуло в голову, что раз мне ничего не было, значит я всех заложила и вообще я с собой притащила директора и компанию, после чего я стала терпилой.
Были дни молчания, которые понравились только на контрольные, были тычки, плевки, забивание стрелок, смешки и издевки.
В один момент я из звёзды стала изгоем.
Я тяжело всё это переживала,к тому же мама в те дни была постоянно в командировках и мне не с кем было посоветоваться. Проскакивали мысли о суициде, родители понимали, что со мной что-то не так, а я не хотела их расстраивать.
Излечило меня несколько моментов:
1. После 9 класса родители сделали мне подарок и я съездила на языковую практику в Англию (кстати, там я была ещё большим изгоем, возможно расскажу позже)
2. Переход в параллельный класс
Второе звучит не убедительно, правда? Так оно и есть до своего выпускного я была изгоем, но стало в разы легче, ибо в новом классе у меня появились подруги, они поверили моей версии, ибо знали и Н, и ту вторую, они ходили со мной на стрелки, они защищали меня, а я снова дружила от чистого сердца.
Кстати с новым классом я все же сдружилась, но уже во втором полугодии 11класса, но и за это короткое время мы много хорошего начудили.
До сих пор я с ужасом вспоминаю 9 класс и всячески игнорирую тему школы.
Но черт возьми, как же приятно, когда те одноклассники, что шпинали меня тогда, находят меня в сети и начинают петь мне деферамбы.
Спасибо всем кто прочитал мою маленькую исповедь.