1 май 1990, Ленинград
Дворцовый мост.
Источник: скан негатива из личного собрания, автор неизвестен.
Дворцовый мост.
Источник: скан негатива из личного собрания, автор неизвестен.
В Ленинграде плюс 17-19 дождь
Ленинградские мосты
Когда мы были молоды, бродили мы по городу,
Встречали мы с подружками рассвет.
Свиданья назначали мы, и все тогда считали мы,
Что лучше моста места встречи нет.
В те дни неповторимые один встречал любимую
Почти всегда на Каменном мосту.
Другой, придя заранее на первое свидание,
На Троицком стоял, как на посту.
У фонарей Дворцового встречалась Вера с Вовою,
А Коля - тот бежал на Биржевой,
Летел для встречи с Катею. У всех была симпатия,
У каждого был мост любимый свой.
Весною незабвенною и я встречался с Леною,
И наш маршрут был трогательно прост:
Купив букет подснежников, влюбленные и нежные,
Мы шли всегда на Поцелуев мост.
Стареем неизбежно мы, но с Леной мы по-прежнему
Друг в друга влюблены. А в чем секрет?
А в том, признать приходится, что все мосты разводятся,
А Поцелуев - извините, нет!
* * *
В песенке "Ленинградские мосты" Леонид Утёсов упоминает 5 мостов: Дворцовый, Троицкий, Биржевой, Каменный и Поцелуев мосты. Шестой мост - мой любимый, Красногвардейский мост.
Пройдёмся по этим мостам.
1. Дворцовый мост через Неву. Здесь встречались Вера с Вовою
Дворцовый мост перекинут через Большую Неву между Дворцовой площадью и стрелкой Васильевского острова. Он пятипролетный. Мост разводится с помощью современной гидравлической системы.
Дворцовый мост освещают 28 фонарей, закрепленные на 16 столбах. Решетка состоит из 156 секций, каждая из них весит 280 килограммов.
Дворцовый мост считается одним из самых сложных сооружений не только в России, но и за рубежом.
Разведённый Дворцовый мост (Из Интернета)
2. Биржевой мост (Из Интернета). Здесь встречались Коля с Катею
Биржевой мост через Малую Неву соединяет Васильевский остров с Петроградской стороной.
Это пятипролетный металлический мост откатно-раскрывающейся системы с разводным пролетом посередине.
Разводной механизм Биржевого моста не имеет аналогов в мире: в начале разводки мост открывается на 15 сантиметров, и крылья откатываются друг от друга. Центр тяжести крыла изменяется, что значительно облегчает разводку.
Устои моста массивные железобетонные на свайном основании, облицованы розовым гранитом.
На чугунных решетках перильного ограждения изображены трезубцы древнеримского бога Нептуна. Они подчеркивают статус Санкт-Петербурга как морской столицы России.
Трезубцы Биржевого моста
3. Поцелуев мост через Мойку. Здесь встречались автор с Леною
Поцелуев мост перекинут через реку Мойку в створе улицы Глинки и улицы Труда, он соединяет Казанский и 2-й Адмиралтейский острова. Это однопролетная металлическая конструкция длиной 35,8 метров и шириной 23,5 метра. Устои моста — массивные каменные на свайном основании, облицованы гранитом. Мост не разводной.
Перила моста повторяют рисунок ограждения реки Мойки. На устоях моста расположены 4 гранитных обелиска.
Памятник чугунного мостостроения начала XIX века, Поцелуев мост сохранил свой архитектурный облик с 1816 года почти неизменным.
4. Троицкий мост (Из Интернета). Тоже место для свиданий
Троицкий мост через Большую Неву соединяет Марсово поле в Центральном районе с Троицкой площадью на Петроградской стороне. Это 10-пролетное сооружение раскрывающейся системы с однокрылым разводным пролетом у левого берега.
На постоянных пролетах установлено чугунное перильное ограждение художественного литья, на разводном пролёте — металлические решетки.
Мост украшают гранитные обелиски, украшенные двуглавыми орлами и бронзовыми рострами — носовыми фигурами кораблей. Пьедесталы колонн выполнены из розового гранита, обелиски — из красного полированного гранита.
Для освещения на мосту установлено 16 больших канделябров с тремя плафонами и 24 малых канделябра с одним плафоном.
Украшения Троицкого моста
5. Каменный мост через канал Грибоедова (Из Интернета), И Каменный мост тоже место для свиданий!
Каменный мост перекинут через канал Грибоедова по оси Гороховой улицы и соединяет Казанский и Спасский острова, по мосту проходит граница между Адмиралтейским и Центральным районами Санкт-Петербурга.
Каменный мост — это однопролетное арочное сооружение длиной 19,7 метров и шириной 15,08 метров.
Свод моста выложен из гранита, устои — из бутовой плиты. Облицовку Каменного моста составили гладкие гранитные блоки, чередующиеся с блоками в форме четырехгранных пирамид — так называемый "бриллиантовый руст".
Рисунок перила моста повторяет узор перил набережной канала — чугунные балясины с массивными гранитными тумбами и металлическим поручнем. Покрытие на мосту асфальтобетонное. Тротуар отделен от проезжей части гранитным ограждением парапетного типа.
Мост является одним из немногих подобных старейших строений в Санкт-Петербурге, которые не подверглись кардинальной реконструкции. Благодаря этому, в конструкции Каменного моста можно увидеть сохранившуюся характерную технологическую особенность мостостроения XVIII века – довольно крутой изгиб строения, часто встречающийся в арочных каменных сооружениях того времени.
6. Бонус: А это мой любимый Красногвардейский мост в Новый год! (Фотография моей дочери)
Красногвардейский пешеходный мост перекинут через канал Грибоедова в месте его пересечения с Крюковым каналом. Он расположен на левом берегу Крюкова канала вблизи Никольского Морского собора и соединяет Казанский и Спасский острова в Адмиралтейском районе. Длина переправы 18,6 метров, ширина — 5 метров. Мост перекинут через канал Грибоедова симметрично Пикалову мосту.
Красногвардейский мост однопролетный железобетонный балочно-разрезной системы. Устои железобетонные на свайных основаниях, облицованы гранитом и выдвинуты в канал на 3,3 метра. Пролетное строение представляет собой железобетонную раму. Покрытие – песчаный асфальт. На мосту установлено перильное ограждение в виде металлических решеток по типу реки Фонтанки.
Мост освещают шестигранные призматические фонари на четырех гранитных четырехгранных обелисках-торшерах, увенчанных чугунными шишками. Перильное ограждение металлическое, рисунок решеток напоминает ограду канала Грибоедова и реки Фонтанки. Входы выполнены в виде гранитных лестниц по 7 ступеней с ограждением из гранитного парапета.
Красногвардейский мост. Фотография из Интернета
Коломна. Вид на Крюков канал и колокольню Никольского собора
Друзья, привет! В начале марта легендарный и многими любимый первый скоростной поезд ЭР200 отметил 40-летие со дня запуска в постоянную эксплуатацию.
Выход на линию этого революционного поезда действительно изменил ход развития железных дорог в стране.
К этой дате Музей железных дорог России подготовил интересный экскурс в историю скоростного железнодорожного движения в нашей стране.
Ну и не стесняйтесь поздравлять с юбилеем великолепный ЭР200 в комментариях!
Санкт-Петербург изначально был открытым и дружелюбным для иностранцев городом. Кроме того, с течением времени столицу в принципе стало привлекать всё иностранное, поэтому путешественников из других стран здесь всегда встречали гостеприимно. В XIX веке даже пожить или поесть они могли бесплатно. Впрочем, гости оценивали город на болотах не всегда восторженно и однозначно.
В XVIII веке, в годы правления Анны Иоанновны, Петербург посетил с дипломатической миссией шведский исследователь Карл Рейнхольд Берк. Его заметки и большой доклад «Описание Петербурга» стали ценными историческими документами, благодаря которым мы и сегодня можем вернуться в столицу империи прошлого.
Берк описал и торгово-промышленное развитие Петербурга, и архитектуру города, и обычаи, и жизнь при дворе. Он обратил внимание на хорошую работу горных предприятий, похвалил качество продукции оружейного завода в Сестрорецке, оценил петербургские амбары, откуда вывозили на экспорт ткани, кожу, смолу, икру, тюлений жир, табак и многое другое.
Иностранец смело писал об особенностях города. Например, такие факты он привёл о Васильевском острове: «Вообще о Петербурге известно, что весьма немногие русские поселились в нём по доброй воле, и особенно это относится к Васильевскому острову. Бояре получили приказ строить каменные дома соответственно их состоянию и по выданному чертежу. Им пришлось повиноваться, но поскольку без охоты, то они под любым предлогом — поездок по делам в другие местности и так далее — старались уклоняться от завершения строительства или тянуть время до тех пор, пока у государя не пройдёт первый пыл, и потом с радостью оставляли начатые дома. Посему на этом острове много с размахом заложенных дворцов без окон, дверей и полов, они с каждым днём всё больше разрушаются».
Другим иностранцем, который оставил большой рукописный труд о Санкт-Петербурге XVIII столетия, был Джон Кук. Этот шотландец-медик приехал в столицу в 1736-м и решил остаться в надежде поправить здоровье в другом климате. Поправил или нет — история умалчивает, но заметки его почитать интересно и сегодня.
Кук назвал Петербург лучшим местом для ценителей прекрасного, его приводили в восторг увеселительные заведения, обстановка в центре города и, конечно, роскошные покои Анны Иоанновны.
Медик, возможно, первым заметил, что петербуржцы всегда готовы прийти на помощь иностранцам (это будут подтверждать на протяжении столетий и другие путешественники).
Однажды Куку надо было быстро перебраться на другой берег Невы, и он попытался добавить перевозчику монет за скорость, но тот взял деньги ровно по тарифу. Подтверждением об искренней заботе стала и другая история: в морозный день к иностранцу подбежал русский и стал тереть снегом его щёку, что-то приговаривая. Кук языка не знал и убежал в ужасе. Только дома соседи ему объяснили, что таким образом незнакомец спасал его от обморожения.
Необычно отозвался о Петербурге Джакомо Казанова. Да, тот самый известный авантюрист и автор мемуаров побывал в городе в 1765-м, и жил он на Миллионной улице.
Казанова писал: «Только гений великого мужа, коему в радость обуздывать природу, мог замыслить возвести город, будущую столицу обширнейшей империи, в столь неблагодарном месте, где сами почвы противятся усилиям тех, кто тщится воздвигать на них каменные дворцы, кои строятся повсеместно с непомерными расходами...Я предвижу, что и век спустя Петербург будет великолепен, но поднимется по меньшей мере на две сажени и потому огромные дворцы не рухнут за недостатком свай».
Богатая архитектура города, выросшего на бесплодных болотах, конечно, поражала иностранцев, но не меньше удивлял их и нрав жителей Северной столицы. Например, французский дипломат Филипп де Сегюр увидел такие контрасты: «Петербург представляет уму двойственное зрелище. Здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу». Сегодня так и хочется добавить: с тех пор почти ничего не изменилось.
Каким же увидели Петербург творческие люди, мастера слова? Уж на них-то он должен был произвести особое впечатление и наверняка вдохновить на новые шедевры!
В 1843-м Петербург посетил писатель Оноре де Бальзак. Он тоже поселился на Миллионной, и прогулки по Дворцовой набережной стали его излюбленным занятием. «Угрюмый Берлин несравним с пышным Петербургом...Но на первый взгляд Берлин кажется более заселённым, ибо я видел несколько прохожих на улицах, чего вы часто не увидите в Петербурге! Пространства застроены с расчётом выделить красоты города, и этой хитрости, вероятно, Берлин обязан впечатлением большей насёленности, чем Петербург», — такой Бальзак увидел столицу.
Есть версия, что Петропавловская крепость и памятники, которые видел писатель, а также история о превращении прачки Марты в императрицу Екатерину I легли в основу одного художественного замысла Бальзака. Увы, он так и остался замыслом.
Норвежский писатель Кнут Гамсун в 1899 году отправился на Кавказ через российские города. Отзыв о Петербурге в его книге «В сказочной стране» кажется исчерпывающим:
Кнут Гамсун, «В сказочной стране»: «Город самым причудливым образом разорван на несколько кусков. В нём смешаны самые разнообразные стили: громадные, роскошные здания в западноевропейском стиле чередуются с византийскими куполами и очаровательными особняками. Тут и там стоят тяжёлые здания музеев и картинных галерей, но громадные частные дома также выделяются на солнце и гордо высятся на видных местах. Поднимался разговор о том, чтобы перенести город на более сухое место, но это было бы то же самое, если бы предложили перенести на другое место всю Россию».
Пожалуй, самые красочные и яркие описания города на Неве можно прочитать у Александра Дюма. Знаменитый писатель побывал в Петербурге в самое прекрасное и загадочное время — в период белых ночей. Разумеется, они произвели на него неизгладимое впечатление, и Дюма не пожалел эпитетов и метафор, описывая летнюю столицу.
«Ничто на свете, дорогие мои читатели, не поможет вам представить себе июньскую ночь в Санкт-Петербурге — ни перо, ни кисть. Это какое-то наваждение. И если предположить, что Елисейские поля в самом деле существуют и что над ними разлит серебристый свет, то вот у здешнего света тот же самый оттенок, какой должен быть при хорошей погоде в царстве мёртвых. Вообразите себе, что всё вокруг вас жемчужное, переливается опаловыми отсветами, но не так, как бывает на рассвете или в сумерках: свет бледный, и всё же в нём нет ничего болезненного, он озаряет предметы сразу со всех сторон. И ни один предмет не отбрасывает тени».
В первой половине XX столетия настроения зарубежных писателей изменились, и они увидели и другую сторону великолепного города. Впрочем, дело было после революции.
Например, Герберт Уэллс во время поездки в Петроград в 1920 году обратил внимание на запущенный вид городских магазинов: «Краска облупилась, витрины треснули, одни совсем заколочены досками, в других сохранились ещё засиженные мухами остатки товара; некоторые заклеены декретами; стёкла витрин потускнели, всё покрыто двухлетним слоем пыли. Это мёртвые магазины. Они никогда не откроются вновь. Прогуливаться по улицам при закрытых магазинах кажется совершенно нелепым занятием. Здесь никто больше не „прогуливается“».
Неоднозначны были и отзывы Памелы Трэверс, автора детских книг о Мэри Поппинс. Её первые впечатления — красота и изысканность домов и дворцов, но затем описания становятся мрачноватыми: «Скорей бы уже уехать из Ленинграда! Несмотря на красоту, здесь какая-то мертвящая атмосфера. Великолепие восемнадцатого века представляется странным, неуместным наростом, возведённым на болоте». О впечатлениях писательницы от Москвы мы рассказывали в нашем другом материале.
С 1970-х в город на Неве начали приезжать иностранные студенты, в том числе и из США по программе обмена. Некоторые описывали пребывание в Ленинграде как полёт на другую планету. Здесь было холодно и тихо по сравнению с суетливыми американскими улицами. Кого-то шокировали такие привычные нам явления как неработающий лифт или отсутствие отопления в учебных классах. Другим вспоминаются очереди, в которые надо было обязательно вставать вне зависимости от того, что продавали. И всё же большинство теперь уже взрослых людей говорят о том, что русские стали их настоящими друзьями.
Современные студенты из разных стран тоже часто говорят, что Питер заставляет взглянуть на всё вокруг совершенно иначе. Еда кажется им забавной (особенно греча), хотя и нравится большинству (пышки точно стоит попробовать!). Иностранцы любят красоту города, Невский проспект и при этом ценят тихие уголки, где можно побыть с собой. Единственное, что бывает сложно пережить — месяцы без солнечного света.
К слову, у некоторых иностранных туристов до сих пор остаются странные представления о холоде в России. Так, по рассказам петербургских гидов, они убеждены, что из-за холода люди не выходят из домов, а еду им развозят. Иногда от таких приезжих можно услышать совсем уж дикие высказывания о том, что в Петербурге всюду криминал, а водку жители пьют прямо из самоваров. Но всё же большинство туристов из-за рубежа прекрасно знают историю и культуру города.
Магическое и неизгладимое впечатление произвёл Петербург на зарубежных знаменитостей, которые посещали Северную столицу уже в XXI веке.
«В Петербурге ночь никак не наступает, и только в шесть утра небо становится немного лиловым. Вы стоите на берегу Невы с незнакомыми людьми. Вдруг кто-то начинает петь, и вы тоже поете, не понимая слов. Возникает ощущение чего-то вечного, которое испытываешь только в России», — так сказал о городе писатель Фредерик Бегбедер.
Мэрил Стрип сравнила цвета города с итальянскими, а Сильвестр Сталлоне назвал Петербург драгоценным камнем. Британский актёр Иэн Маккеллен подчеркнул, что этот город создан для великих пьес и кино — настолько высока концентрация культуры. Актёр Киану Ривз, кстати, в 2017-м снимал фильм в городе на Неве. Его тронуло, что горожане робко просили автограф на улицах, стараясь не беспокоить и не прерывать процесс съёмки.
А вот отзыв Сары Джессики Паркер коснулся не только великолепной архитектуры, но и горячо любимой многими шавермы, которую она попробовала в Петербурге. «Знаете, она прекрасна, такая вкусная. Мне она очень понравилась», — резюмировала актриса.
Самым же, пожалуй, лаконичным среди всех иностранцев, которые когда-либо бывали в Северной столице, оказался футболист и тренер Зинедин Зидан. Его отзыв был таким: «Мариинский театр. Величественно».
ВИР обладал огромным фондом ценных зерновых культур и картофеля. Чтобы сохранить ценный материал, который помог восстановить сельское хозяйство после войны, селекционеры, работающие в институте, не съели ни единого зернышка, ни одного картофельного клубня. А сами умирали от истощения, как и остальные жители блокадного Ленинграда.
Образцы пшеницы из Вавиловской коллекции.
Выдающийся ученый-генетик Николай Иванович Вавилов собирал уникальную коллекцию генетических образцов растений на протяжении двадцати с лишним лет. Он бывал в разных уголках мира и отовсюду привозил самые редкие и необычные культуры. Сейчас коллекция из сотен тысяч образцов зерновых, масличных, корнеплодов и ягод оценивается в триллионы долларов. Этот фонд остался нетронутым до конца войны, благодаря подвигу сотрудников ВИРа.
До сих пор неизвестно точное количество человек, работавших в то время в институте. Как и остальным служащим, им ежедневно выдавали по 125 граммов хлеба.
Ослабленные холодом и голодом ученые до последнего оберегали бесценный семенной фонд от воров и крыс. Грызуны пробирались на полки и сбрасывали оттуда жестяные банки с зернами, от удара они открывались. Сотрудники института стали соединять несколько банок между собой с помощью веревок — сбросить или открыть их стало невозможно.
Чтобы семена не испортились, нужно было сохранять температуру в помещениях хотя бы на нулевой отметке и топить самодельные печи.
Блокаду не пережили только теплолюбивые растения — бананы, корица и инжир. Две трети зерна, которое хранится в институте сегодня, — это потомки тех семян, которые удалось сберечь в блокаду.
Здание Всероссийского института растениеводства на Исаакиевской площади.
После отъезда в эвакуацию первой группы ученых ВИРа главным хранителем семенного фонда был назначен Рудольф Янович Кордон, отвечавший за плодово-ягодные культуры. Он создал строгий распорядок посещения хранилища. Все двери в помещения с научным материалом были заперты на два замка и опечатаны сургучом, заходить туда можно было только в случае крайней необходимости.
О стойкости главного хранителя ходили легенды. В группе самообороны института (МПВО) постоянно менялись люди — они болели, уставали и погибали от голода. Всех неизменно подменял Кордон. Рудольф Янович оставался в институте до самого освобождения Ленинграда. После войны он продолжил свое дело. Садоводы хорошо знакомы с его сортом груши «Кордоновка», который выживает даже во влажном ленинградском климате.
А.Г. Щукин, хранитель масличных культур.
Коллекция в хранилище института содержала семена почти 200000 сортов растений, из которых почти четверть были съедобными: рис, пшеница, кукуруза, бобы и орехи. Запасов было достаточно, чтобы помочь селекционерам пережить голодные годы блокады. Но никто из них не воспользовался этой возможностью. Коллекция заполняла 16 комнат, в которых никогда не оставался кто-то один.
Когда осада затянулась, один за другим стали погибать сотрудники ВИРа. В ноябре 1941 года прямо за рабочим столом умер от голода Александр Щукин, исследовавший масличные культуры. В руке у него нашли пакетик с образцом миндаля.
В январе 1941 года не стало хранителя риса Дмитрия Сергеевича Иванова. Его кабинет был заставлен коробками с кукурузой, гречихой, просом и другими культурами. Хранительница овса Лидия Родина и еще 9 работников ВИР тоже скончалась от дистрофии в первые два года блокады.
О.А. Воскресенская и В.С. Лехнович.
Весной 1941 года в Павловске сотрудники ВИР посадили картофель из коллекции — 1200 образцов из Европы и Южной Америки, в том числе уникальных сортов, каких не было нигде в мире. А в июне 1941 года, когда немецкие войска уже был рядом с Павловском, ценную коллекцию нужно было срочно спасать.
В первые месяцы войны агроном-селекционер Абрам Камераз все свободное время проводил на Павловской станции: раздвигал и задвигал шторы, имитируя ночное время суток для южноамериканского картофеля.
Европейские клубни приходилось собирать с поля уже под обстрелом и увозить на склад совхоза «Лесное» («Дача Бенуа»). Ударной волной Камераза сбило с ног, но он не прекращал работать. В сентябре Абрам Яковлевич ушел на фронт, а свои обязанности передал семейной паре ученых — Ольге Александровне Воскресенской и Вадиму Степановичу Лехновичу.
Каждый день ослабленные и изможденные супруги приходили в институт, чтобы проверить пломбы и протопить помещение — от температуры в подвале зависела сохранность уникального научного материала. Зима была суровая, и, чтобы отопить подвал, нужно было постоянно искать дрова. Лехнович по всему Ленинграду собирал тряпье и ветошь, чтобы закрыть дыры в помещении и не дать образцам погибнуть. Из питания были те же 125 граммов хлеба, жмых и дуранда. Ни одного клубня картошки они не взяли, несмотря на слабость и истощение.
Весной 1942 года пришло время высаживать спасенный материал в грунт. Участки земли для посадки искали в парках и скверах. К работе присоединились совхозы и местные жители. Всю весну супруги обучали горожан, как быстро получить урожай в сложных условиях, сами обходили огороды возле Марсова поля и помогали ленинградцам, работавшим на грядках. Цель была достигнута — в сентябре 1942 года местные жители собрали картофельный урожай. Ученые оставили себе несколько важных образцов для научных целей, а остальные были переданы в городские столовые.
Ольга Воскресенская умерла 3 марта 1949 года. Вадим Лехнович продолжил работать в ВИР и написал нескольких книг по садоводству, скончался в 1989 году. В одном интервью он сказал: «А не съесть коллекцию — трудно не было. Нисколько! Потому что съесть ее было невозможно. Дело своей жизни, дело жизни своих товарищей…».
В 1994 году в здании ВИР установили памятную доску — подарок американских ученых, восхищенных поступком советских коллег, которые пожертвовали жизнью, чтобы сберечь уникальную Вавиловскую коллекцию ради будущих поколений.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509