Начало истории тут
Когда отчаянье полностью затопило разум, он увидел впереди малюсенькую искорку. Кинулся туда, споткнулся и чуть не потерял правый ботинок. Сзади дыхнуло «Сыыыыыть!» – оборачиваться сразу расхотелось.
Путеводная искорка разгоралась, расширялась. К моменту, когда между деревьями повисла ярко-бледная луна, стало понятно, что это направленный свет от фары. Раздумывать о меньшем зле было некогда, и Миха торопливо выскочил на дорогу перед самым автобусом. Позади скрипело, ухало, трещал валежник.
Возле распахнутой дверцы стоял Пиритов, подпирая «пазик» спиной. Демонический гид прямо таки лучился счастьем.
– Возвращение блудного Котова. Я так и знал, что это не ваше место. Вам тут не рады. Пока что.
– Я заметил. Там это… там он.
– Полезайте в салон, сейчас будем разбираться.
Пиритов бодро зашагал навстречу лешему. Вспомнилась фраза про жабу и гадюку, но озвучивать ее он не стал. Вместо этого послушно забрался в автобус и прильнул к стеклу – кто кого? Хорошо, если бы они друг друга и порешили. А с немым водителем уж как-нибудь можно договорится.
– Хозяин-батюшка, покрутись да в лес свой воротись! – крикнул Пиритов, направив рожок мороженого к деревьям.
– Сыыыыть! – заревело в прогалинах.
– Дорога вне твоей десницы! Сыщи себе другую забаву!
– Ответишь… Пиритов… ответишь… – зашелестело и застонало в кронах. Но вскоре все смолкло, лес затих.
– Отвечу? Возможно. Как? Посмотрим, – гид забытых дорог с задумчивым видом вернулся в автобус и махнул рукой: – Поехали дальше.
Теперь, когда лес со своими ужасами остался снаружи, Миха понял, что вернулся к тому, с чего и начинал – обдумыванию плана побега. Он посмотрел на потирающего ладони Пиритова – победила гадюка. Ну, или жаба, если смотреть с определенного ракурса.
– Ты знал, что я вернусь, не так ли? – парень облокотился об поручень.
– Больше, чем знал. Дорога-то не оплачена. Котов, Котов, какой же вы все-таки суетливый человек. Мамин бродяга, папин суетяга, так, кажется, любят сейчас говорить?
– От симпатяг жены не гуляют, – наставительно сказал Пиритов. И эти его слова вызвали в душе искреннее возмущение и, почему-то, страх.
– Ты мою жену не трожь, демон!
– Куда уж мне, ее трогают иные и по-иному.
Пиритов осклабился, в зубных рядах блеснули желтые коронки. Повыбивать бы их.
Автобус остановился. Михе хватило одного взгляда в окно, чтобы поумерить пыл: среди развалин домов к дороге и автобусу выстроилась целая очередь. Мужчины и женщины разного возраста, в основном, средних лет. Сквозь каждого из них в районе груди был протянут толстый канат – выглядело это так, будто людей нанизали на нитку, словно бусины.
Очередь двигалась змейкой, и лидер строя уже входил в салон.
– Гнусная погодка, – сказал он, проходя мимо. – Гнуснее не придумаешь. Небесная слякоть.
Миха посмотрел на небо, но ничего там не увидел. Сплошная серая завеса, переходящая в туман.
– Отвратительная морда, – глянув на него, обронила следовавшая за лидером тетка с перекошенным от презрения лицом. – Уродливее не бывает.
Вереница недовольных и брюзжащих людей втягивалась в автобус, как сюрреалистичная спагетина. Она была уже почти «проглочена», когда Пиритов дал отмашку, и водитель захлопнул дверь – веревку отрезало, и оставшийся последним плюгавенький паренек повалился на землю. Но он не расстроился, нет. Было видно, как в его глазах промелькнуло облегчение. Паренек развернулся и побрел к развалинам домов. Кто это? Почему его отрезали от остальных? Наказание это или награда? Миха не знал, а спрашивать не хотелось.
Так они и ехали. Все молчали. Даже словоохотливый Пиритов не делал никаких замечаний. Потом была остановка, и вся человеческая змейка потянулась в обратном порядке на выход. Парень проводил их взглядом – тропинка вела к черному провалу в скалах. Один за другим люди входили в пещеру, пока тьма не поглотила последнего.
– Может, тут хотите выйти, господин Котов? В окрестностях есть шахтерский поселок Вагонетки-9. – Заговорил Пиритов. – Миленькое местечко. По-своему, – добавил он хищно.
– Да, многоножки – не ваш профиль.
Пиритов почесал свои прилизанные волосы:
– Скажите сами, Котов. Атлас ждет, когда вы определитесь. Только давайте по-честному. Вы не выбирали Круговерть осознанно, вы сжульничали. Потому что хотели сбежать. А сбежать нельзя – все, поздно, автобус уехал с вами вместе.
– Сволочь, ты меня сюда посадил!
– Кажется, мы это уже проходили. Не заставляйте меня думать, что я ошибся с Круговертью.
– Ах, даже жалко, что вы не спросили «а что потом?». Тогда бы я ответил, что суп с котом, и это было бы весело. Вы же веселый котик? Какой вы породы? Объясните потенциальному любителю кошачьих.
Миха матерно объяснил, отвернулся и побрел в конец автобуса. Там он уселся на задний ряд и нахохлился, как воробей под дождем. Он никуда не выйдет из автобуса и доедет до конечной. А там будь что будет.
Автобус сделал еще несколько остановок, но внутрь никто не заходил. Снаружи шумел лес, как перед грозой, и выглядывали из рябиновых дебрей полусгнившие бревенчатые избы. И все это в серой дымке.
Время словно бы замерло – даже часы в телефоне застыли, прикованные страхом. По ощущениям, уже хорошо перевалило за полдень, но ничего не менялось. Дорога, автобус, Пиритов, разглядывающий свою карту чистилища. Так можно было ехать часами, днями, месяцами и даже годами. Или целую вечность.
Спустя половину вечности автобус остановился, и Пиритов грустно покачивая головой, сказал:
– Досиделись вы, Котов. А теперь уже Немь, вылезайте. Автобус дальше не поедет.
И действительно – водитель положил кепку на приборную панель и вышел наружу. А там – ни тумана, ни серости! Сплошная идиллия. Зелено, солнце светит, опрятные деревенские домики с крашеными заборчиками. Ну вот же, не зря Пиритов отговаривал его дождаться конечной – знал, собака такая, что есть выход из мглы!
– Выкуси, тварь! – взял и сказал парень, осторожно придерживая открытую дверь, будто та могла взять и отсечь его от хорошей жизни.
– Если я тварь, то кто же тогда вы? – вздохнув, спросил Пиритов, но было уже все равно, о чем он там вздыхает.
Погожий летний день растворял в себе и дарил невысказанное облегчение. Все закончилось.
Миха пристроился на расстоянии за водителем – для большей безопасности. Тот, не оглядываясь, шел по тихой улочке, и местные жители приветливо махали ему со своих участков. Замечая его, люди тоже приветствовали и улыбались – по-доброму, искренне. Он стал махать рукой и кивать в ответ – мол, все путем, все хорошо. Водитель свернул к дому с красной крышей. Из ворот выглянула красивая девушка с длинными светлыми волосами. Заметив мужчину, она бросилась к нему и нежно обняла. Дочка, наверное.
– Я тоже тут сошел, – виновато улыбнулся он, будто оправдывался. – Красиво у вас.
Девушка настороженно посмотрела, потом кивнула, подошла и взяла его за руку. И было в этом что-то такое интимное, родное. Вспомнилась жена, первое свидание с ней. Ах, Регина…
Миха позволил девушке завести себя в дом – широкий и просторный, опрятный, разве что, застывший в позапрошлом веке. Большой деревянный стол, шифоньер, стулья с витыми спинками. Ни телевизора, ни даже радиоприемника. На стенах картины-вышивки с пейзажами – лес, речка, море. Последняя картина опять отозвалась в памяти – на морской набережной он впервые увидел Регину. На языке опять заиграл вкус арбуза – разве он давно не выплюнул ту жвачку?
Не успел Миха осмотреться, а его уже сажают за накрытый стол (и когда успели?), а в доме полным-полно народу. И все улыбаются, мужчины пожимают руки, а женщины важно кланяются.
Правда, никто и словом не обмолвится. В тишине откупориваются бутыли, звенит хрусталь, стукаются тарелки, скрипят стулья.
Да, странно, но, может, это дань уважения к немому хозяину. После поездки на автобусе № 69 и всего увиденного, это казалось незначительной мелочью. Здесь нечего боятся, не от чего заслоняться. Пастораль и домашний уют, как в деревне у бабушки.
Миха важно сидел во главе стола, как посаженный генерал, и только в середине застолья понял, что рядом сидит и дочь водителя, на голове ее венок из полевых цветов и белая рубаха. Да и сам он уже в рубашке и пиджаке.
«Да это же свадьба! – пришло озарение. – А я на ней жених!» Он хочет возразить, что-то сказать, но мысли путаются, слова застревают в горле, как и забытая жвачка. Все вязнет. Одолевает усталость, сменяющаяся мягким переходом в сон.
Миха проснулся ночью и сразу понял, что руки и ноги не слушаются. Один поворот головы убедил, что дело не в параличе, а крепких веревках. Под спиной чувствовалась ровная твердая поверхность – он лежал на столе, за которым совсем недавно пил и ел. В комнате горели свечи, а вокруг стола, плотно обступив, стояли вчерашние добрые селяне. Только вот доброты в их лицах больше не наблюдалось. Застывшие маски равнодушия, пустые глаза – они стояли истуканами и лишь тихонько мычали.
Решено было сразу сыграть в дипломатию:
– Вы чего? Хорошо же все было. Отпустите, я ничего не сделал.
Сказанное «не сделал» сработало триггером – люди дернулись, задрожали. В руках у каждого мелькнул нож.
Миха заметался, когда увидел, что вперед вышла девушка с длинными волосами, дочка водителя. У этой был даже не нож – серп!
Но селяне не спешили набрасываться на него в стиле расправы над Цезарем. Вместо этого они раскрыли рты и полезли туда пальцами. Сначала показалось, что каждый хочет выплюнуть по камню, но потом… Это были не камни. Поддевая пальцами и помогая себе ножами, безумцы ловкими движениями – будто каждый день такое практикуют – вытащили свои языки. Языки! Извивающиеся обрубки полетели на Миху, словно его посыпали тертым сыром и собирались подать к обеду.
Освободившись от тисков человеческих ртов, языки поползли к лицу, оставляя кровавые дорожки на его белой рубахе.
– Вспомни! – зашептали обрубки, встав на груди, как луговые собачки. – Вспомни все! – шептали они, раскачиваясь.
Девушка-невеста нависала неотвратимым наказанием; длинный язык сползал по лезвию серпа ему на губы.
Ужас полностью накрыл Миху. Он зажмурился, чтобы не видеть склизкие обглодки, ползающие по всему телу. Он хотел бы закрыть уши, чтобы не слышать шепот, но веревки крепко держали его на столе, как проколотую булавками бабочку.
А потом ведьма раскрыла ему рот, и два или три языка вползли в него – жуткие, скользкие, как огромные слизни. Он сопротивлялся, он хотел сжать челюсти, но чужие языки не давали, и когда кончик серпа полоснул уже по его родному орудию речи, он понял, что это метаться поздно. Вместо вкуса крови был вкус арбузной жвачки. Он заполнял собой все.
Конференция оказалась пустой и неуютной. Хорошо, что хоть угощали щучьей икрой. Не черная, конечно, но под дешевое шампанское сойдет.
Он замер перед дверью, раздумывая – нажать на кнопку звонка или открыть ключом? Он специально не звонил по телефону в пути, хотя в автобусе было нечем заняться. Именно там, в автобусе, он решил устроить Регине сюрприз. Ведь он прибудет домой на день раньше, чем предупреждал. То-то жена удивится, а он скажет – «Ку-ку! Не ожидала?» Да, для большего эффекта нужно открыть дверь ключом, тихо, не бряцая брелком о край двери, а потом также тихо пройти внутрь. Уже вечер, Регина наверняка возиться на кухне.
Затаив дыхание, Миха осторожно провернул ключ. Вот он и дома. Правда, свет на кухне не горит, странно. Зато из спальни доносится смех и разговоры. Неужели Регина решила устроить себе просмотр комедий без него? Ай-яй-яй.
Миха влетел в комнату с возгласом «Ку-ку!». Спросить «не ожидала?» язык не повернулся. Конечно, она не ожидала.
Вцепившись руками в простынку, испуганным зверьком на мужа смотрела его любимая жена. Обхватив ее грудь здоровыми волосатыми лапищами, на нежданного гостя ошалело смотрел незнакомый мужик с темно-бурой бородой.
– Да я… Да ты… – слова падали, не доводя мысль до завершения. – Да я. Он…
На спинке стула, обычно служившей Михе вешалкой, висели чужие грязные джинсы.
– Ну а что ты думал, Котов? Что ты весь такой незаменимый?! – придя в себя, начала орать Регина. – Думаешь, я что, дура? Шляешься постоянно по своим командировкам, форумам! А там бабы. Небось, парочку уже завел себе!
Незнакомый мужик потянулся за джинсами, но парень уже перекрывал путь к заветной одежде, поэтому как есть, в спущенных трусах, тот перекатился через кровать и бросился из комнаты.
Миха хотел последовать за ним, но на него налетела Регина. Своими кулачками жена била его в грудь и кричала:
– Замолчи! Замолчи! Замолчи!
Будто это не она, а он сейчас бился в истерике, обвинял ее и материл последними словами. Не он, а она. Вот в чем весь ужас иронии.
Снаружи хлопнула дверь – любовник благополучно бежал с поля боя. Его нужно было догнать. И поговорить по душам. Молчать нельзя, нет.
Миха попытался отстранить жену, но та заслоняла собой дверь. И тогда он отбросил ее, как отбрасывают ненужную вещь или навязчивую помеху с дороги. Регина упала, дернулась и затихла.
Угол комода был окрашен красной краской. Давно ли он запачкался? Парень подошел и потер пальцами. Это была не краска.
На комоде лежала Регинина косметичка, накренившаяся и растерявшая помаду, наушники и пачку жвачки. «Со вкусом арбуза, ее любимая жвачка», – отстраненно подумал Миха, достал подушечку и забросил в рот. Он больше любил дыню, но дыни не было. Только арбуз, только кровь.
– Это все он виноват! – Удар кулаком по деревяшке заставил поморщиться от боли. Нет, нужно догнать. Нужно догнать. И наказать…
И вот он перепрыгивает через несколько ступенек, бежит – то ли от чего-то, то ли за кем-то. Позади осталась Регина с проломленной головой, а впереди злодей, убийца. Это любовник убил ее. Убил любовь, разрушил семью. Какой-то неизвестный мужик, даже неясно, кто он и откуда взялся.
Миха выбежал из подъезда и сразу увидел свою намеченную жертву. Урод успел перебраться через дорогу, пока горел зеленый свет, и теперь удалялся в сторону центра. Медлить нельзя.
Он выскочил на дорогу, успел добежать до середины, как из-за черного внедорожника вылетел автобус. Большой, белый. На табличке мелькнуло «№ 69», а потом все мысли поглотила боль и тьма.
Кто-то говорил слова, они шелестели монотонно, как листопад или радио. Таким голосом можно усыплять. Но спать нельзя. Он только проснулся.
– Людям нравится бояться. Хорошо, когда можно заслониться руками в самом страшном месте фильма, и все экранные страсти пройдут мимо. Хорошо, когда можно заткнуть уши и не слушать байку возле костра в детском лагере. Фильм закончится, закончится ночь. Вернется прежняя жизнь, в которой все страхи и ужасы скрываются под скучными личинами, вроде болезней или аварий, – продолжал бубнить голос. – Это не скрип саспенса, не «бу!» из сериальной темноты. Выдуманные ужастики щекочут нервы, но люди знают, что все это где-то там – в фильме, книге, рассказанной сказке. Это понарошку. А значит, можно сидеть и подсматривать в щелочку между пальцами, можно слушать и вздрагивать…
Миха пошевелился и вскрикнул от боли. Голос прервался.
– О, вы очнулись, Михаил! Отлично! А вас тут ждут.
Пару минут глаза отказывались открываться. Но вот пелена тумана рассеялась, и он увидел мужчину в белом халате. Да и все вокруг было белым – стены, потолок. Разве что лампа была другой – красной, как мякоть арбуза. Миху пронзила боль, он застонал.
– Ну, ну, господин Котов. Без резких движений. Это чудо, что вы выжили. Столкновение с автобусом – это сильно. Признаться, на вас тут даже делали ставки. Но! – мужчина поднял вверх указательный палец. – Наша славная городская больница № 69 лучше всякого казино. Здесь и не таких приводили в чувства.
– Кто… – язык плохо слушался, будто его отрезали, а потом наспех пришили обратно. – Кто… ждет…
– Стражи закона. Полиция. Один караулит тут под дверью. Покушение на убийство – это вам не шуточки. Вам повезло, что ваша жертва выжила. Тут еще есть шансы отделаться легким испугом. Состояние аффекта в помощь. Хороший адвокат и с того света вытащит.
– Вам нужен доктор? Если кивнете, я метнусь, позову.
Мужчина приосанился, пригладил волосы, напоминающие парик.
Накатила волна страха. Перед глазами все плыло, но он ясно видел, что в руках у адвоката рожок с мороженым – красным, как лампа.
– Ммм, вишневое. Со вкусом страсти. – Желтые коронки окрасились алым.
Миха хотел закричать, позвать на помощь, но страх затопил все берега, и он выдавил из себя лишь два слова, как попытку зацепиться за нормальную реальность.
– Есть, скажу я вам, неравнодушные. Готовые всегда помочь поспешившим с неверным решением. Мы, поспешившие, должны держаться вместе, не так ли? Знаете, я вот тут подумал, пока вы валялись без чувств… Врачи говорят, что вы повредили челюсть и язык. А что, если вам сказаться немым. Так будет проще и легче. И на допросах, да и защиту легче строить.
– Я бы мог помочь. Вам всего-то нужно приоткрыть рот и немного подождать. Немому могут поверить, немой вызывает жалость. Да и, простите за каламбур, ему и нечего сказать.
– Сыыыыть… – Миха хотел сказать «сгинь», но слово не поддавалось, оплавлялось, как таявшее мороженое.
– Да, вы правы. Полностью онеметь вы всегда успеете. А пока приходите в себя, поправляйтесь. Мы еще поработаем. Кстати, адвокат я недешевый, мастер своего дела, уж простите за нескромность. Поэтому, чтобы в дальнейшем не возникло недопонимания – вы ведь оплатите мне дорогу?
Пиритов лукаво ухмыльнулся:
– Дорога пока не оплачена.
Он лизнул мороженое. И подмигнул.
