Я отпил кофе и почувствовал, как горячая жидкость медленно разливается по телу, прогоняя остатки сна. В голове всплыла фраза: *"Если ты не знаешь, кто ты, то ты точно не ты."* Кажется, я прочитал это в какой-то книге. Или придумал сам? Не важно. Главное, что она звучала правдоподобно. В конце концов, мы все играем роли, которые сами для себя придумали. Одни выбирают быть героями, другие — жертвами, третьи — наблюдателями. Но кто решает, какая роль настоящая?

В этот момент телефон завибрировал. На экране высветилось сообщение: *"Ты забыл про встречу."* Я уставился на текст, пытаясь понять, что это значит. Какая встреча? С кем? И почему я должен был её помнить? Может быть, это была шутка одного из друзей, или, возможно, рекламный спам, замаскированный под личное сообщение. Но что, если это была правда? Что, если я действительно забыл что-то важное?

Я положил телефон на стол и закрыл глаза. Перед внутренним взором возник образ: длинный, бесконечный коридор, освещенный тусклым светом. В конце коридора стояла фигура, закутанная в плащ. Она молча смотрела на меня, и я чувствовал, что она знает что-то такое, чего не знаю я. Что-то важное.

— Кто ты? — спросил я.

Фигура не ответила. Она просто растворилась в воздухе, оставив после себя лишь легкий запах озона.

Я открыл глаза. Кофе в чашке остыл. За окном по-прежнему шумела Москва. Но теперь я чувствовал, что что-то изменилось. Что-то внутри меня. Будто я стал немного другим человеком. Или, может быть, это мир вокруг стал другим. Трудно сказать.

Я встал из-за стола и подошел к окну. Улица была полна людей, спешащих по своим делам. Они казались маленькими муравьями, бегущими по тропинкам, которые сами же и вытоптали. Каждый из них был уверен, что знает, куда идет. Но что, если они просто следуют за теми, кто идет впереди? Что, если никто из них не знает, где начало, а где конец?

Я вздохнул и вернулся к столу. Кофе был холодным, но я все равно допил его до конца. В конце концов, иногда даже холодный кофе лучше, чем никакой. Особенно если ты не уверен, что существует вообще хоть что-то настоящее.

А может быть, это и есть главный секрет: реальность — это просто то, что ты готов принять. И если ты сможешь найти в ней хотя бы одну чашку горячего кофе, то, возможно, этого будет достаточно. Хотя бы на сегодня.

За окном снова мелькнула та самая фигура в плаще. На этот раз она не исчезла, а просто стояла там, наблюдая. Я не стал подходить к окну. Зачем? Вместо этого я взял чашку и пошел мыть её в раковину. Вода была теплой, почти горячей. Я подумал, что это хороший знак. Или, может быть, просто совпадение.

Но в мире, где всё — совпадение, даже совпадения начинают казаться загадочными.

Озон:
Ээээ, ты че пес? Мы еще не закончили!!!
А штраф за то что мы ждали в Новосибирске коробку, а ты ее не прислал?

Мы людей напрягли, место расчистили, а ты не прислал!!!

Тобой было обещано “Коробка 1шт, товаров в коробке 10 шт”, Обещано???
А прислал ты "Коробка 0 шт, товаров 0 шт”.


Давай-ка выпишем тебе штраф за “Бронирование места и персонала для поставки с неполным составом в составе грузоместа“

Блин, у Озона уже комиссия с покупателя больше 50% от цены товара, а ошибки в логистике поправить не могут.

Они вдвоем потянули за массивный рычаг. Раздался скрежет, лязг и шипение сжатого воздуха. Одна за другой, антигравитационные пластины втянулись в корпус, а из ниш медленно и величественно опустились знакомые Марти стальные диски с резиновыми покрышками.

— Вау... — прошептал Эдгар, глядя на машину, которая внезапно стала выглядеть более... приземленно и по-боевому. — Она снова похожа на себя. На ту, что с фотографий.

— Теперь проверим, есть ли в этих колёсах хоть какая-то жизнь, — Марти хлопнул по бамперу. — Если тормоза откинулись, наш заезд закончится, не успев начаться.

СЦЕНА 22: СЕРДЦЕ МАШИНЫ

Следующим этапом была диагностика реактора. Эдгар, с риском для жизни, подключил свой планшет к аварийному порту.

— Энергии действительно 0.7%, но... дедушка, смотри! — он показал на сложный график. — Это не просто разряд. Это... шум. Хроно-шум. Реактор не просто разряжен, он ЗАГРЯЗНЕН. Он впитал в себя эхо всех наших прыжков, всех парадоксов. Это как осадок в старом бензобаке.

— И что это значит?

— Это значит, что когда мы ударим по нему энергией аномалии, реакция будет непредсказуемой. Это может дать нам БОЛЬШЕ мощности... или привести к цепной реакции и взорвать пол-Хилл-Вэлли.

— Стабильность — не наш конёк, парень, — усмехнулся Марти. — Мы всегда играли ва-банк.

Пока Эдгар пытался рассчитать допустимые нагрузки, Марти нашел под сиденьем старую кассету. На этикетке, знакомым почерком, было написано: «Для экстренного подъёма духа. Д.B.». Он не стал её проигрывать. Он просто положил в нагрудный карман. Это был его талисман.

СЦЕНА 23: ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ

Вечером они провели последнее совещание на чердаке. Карта Хилл-Вэлли парила в воздухе, с помеченной красным точкой — бывшей Дубовой рощей.

— Наш маршрут, — Эдгар провел по карте светящуюся линию. — Выезжаем со двора, глубинными улицами, чтобы избежать камер. Здесь, на авеню Глейшер, — длинный прямой участок. Он нам нужен, чтобы разогнаться. Дальше — резкий поворот на площадь... и прямо в эпицентр.

— Полиция? Дроны? — спросил Марти, глядя на маршрут глазами бывшего гонщика.

— Автоматические патрули появляются там раз в 12 минут. У нас будет окно в 4 минуты ровно. Если мы не уложимся... они будут стрелять на поражение. Система «БИФФ-ТЕК» классифицирует ДеЛориан как «неопознанный террористический объект».

— Прекрасно. Как в старые добрые, — Марти потер руки. — Значит, план такой: врываемся, ловим молнию и смываемся до того, как эти пластмассовые солдатики поймут, что к чему.

— Дедушка... — Эдгар сделал паузу. — Ты уверен? Мы можем... мы можем всё это потерять.

Марти посмотрел на внука. На его юное, серьёзное лицо, на котором читалась вся тяжесть их решения.

— Парень, мы с тобой — МакФлаи. А МакФлаи не сдаются. Даже когда у них трясутся коленки. Особенно когда трясутся коленки. Док верил в нас. Теперь наша очередь поверить в него.

СЦЕНА 24: ПРОВОДНИК

Перед самым выездом Марти взял оплавленный кусок рельса. Он нашёл на панели управления почти невидимую щель. Форма ей идеально соответствовала.

— Ну что, старый друг, — прошептал он, обращаясь к металлу. — Пора тебе вернуться домой. Помоги нам, как ты помогал тогда.

Он с лёгким щелчком вставил артефакт в панель.

И ДеЛориан ожил.

Не так, как раньше. На сей раз это было глубокое, гудящее пробуждение. Приборы загорелись ровным, уверенным светом. На лобовом стекле цифры сменились: «СИСТЕМА СТАБИЛИЗАЦИИ: АКТИВНА. ОЖИДАНИЕ ВХОДА В АНОМАЛИЮ».

Машина была готова. Она ждала этого 60 лет.

СЦЕНА 25: 3:28. ТИШИНА ПЕРЕД БУРЕЙ

Они сидели в салоне. Мерцающий свет приборки освещал их лица. Снаружи было тихо — ни машин, ни людей. Весь мир спал в своём стерильном цифровом сне.

— Готов, дедушка? — тихо спросил Эдгар, положив руки на свои мониторы.

— С тех пор, как мне было семнадцать, парень, — Марти сжал ручку КПП. Она была холодной и родной.

Он повернул ключ зажигания. ДеЛориан отозвался низким, мощным рычанием, которое не слышал десятилетия. Звук был таким же диким и живым, как и в 1985-м.

Марти посмотрел на часы.

3:29.

Он глубоко вздохнул, пахнув озоном, пылью и опасностью.

— Пристегнись, парень. Сейчас будет немного трясти.

Он включил фары. Два луча света пронзили тьму, освещая путь в прошлое, который вёл через самое сердце бури будущего.

Он бросил взгляд на Эдгара, на его сжатые кулаки и горящие глаза. И в этот момент он понял: они уже победили. Потому что они снова чувствовали это. То самое волнение.

Марти МакФлай выжал сцепление, включил первую передачу и выкатил машину времени из гаража в ночь 2045 года.

Братан, вот это да! Пристегивайся, поехали! Второй акт — это адреналин, погони и тот самый момент, когда они должны поймать молнию!

---

АКТ 2: КЛЮЧ В ПРОШЛОМ

СЦЕНА 1: ПОБЕГ ИЗ БУДУЩЕГО

ДеЛориан с глухим рокотом выкатился на пустынную улицу. Антигравитационные транспорты спали в своих боксах. Город принадлежал им.

— Держись глубинки, дедушка, — Эдгар не отрывал взгляда от сканера, выведенного на лобовое стекло. — Камеры на перекрёстках.

Марти вёл машину почти на ощупь, поворачивая в тёмные переулки, которые помнил ещё с юности. ДеЛориан был громким, неуместным артефактом в этом бесшумном мире. Каждый цилиндр его двигателя кричал о неподчинении.

— Запускаю протокол маскировки, — Эдгар ткнул в интерфейс. — Высокочастотный импульс. Ослепит камеры на три секунды, но вызовет помехи в сети.

— Лучше три секунды незрячих камер, чем вечность в корпоративной тюрьме, — буркнул Марти, вжимаясь в поворот.

Они неслись по спящему городу, оставляя за собой лишь эхо прошлого.

СЦЕНА 2: ПРЯМАЯ

Впереди замаячил длинный прямой участок — авеню Глейшер. Их взлётно-посадочная полоса.

— Вот он, момент истины, — Марти перевёл взгляд на Эдгара. — Всё или ничего.

Он вжал педаль газа в пол.

ДеЛориан, проржавевший и не знавший такой нагрузки, взревел и рванул вперёд. Стрелка спидометра, старая, аналоговая, задрожала и поползла вправо.

30... 50... 65 миль в час.

— Скорость недостаточна! — крикнул Эдгар. — Нужно 80 минимум!

— Он не тянет, парень! Двигатель старый! — Марти бил по рулю. — Давай же, красавец, помни, кто ты!

И тогда, словно в ответ на его просьбу, из динамиков салона ударила мощная, искажённая гитарная риффа. Та самая кассета. «Power of Love» by Huey Lewis and the News.

— Да! — засмеялся Марти. — Вот это музыка!

Казалось, машина услышала её. Двигатель взвыл с новой силой, стрелка рванула к 80 милям в час.

СЦЕНА 3: ЭПИЦЕНТР БУРИ

Впереди, на площади, висел тот самый «мыльный пузырь» — временная аномалия. Он мерцал, искажая пространство. Внутри плескались видения: то проступали старые дубы, то хромированные небоскрёбы.

— Прямо в центр, дедушка! Не сбавляй! — Эдгар вцепился в подлокотник.

Марти направил машину в самое сердце светящегося хаоса.

Удар был сокрушительным.

Не физическим, а... метафизическим. Мир перевернулся. Звук пропал, сменившись оглушительным свистом в ушах. Стекло кабины потрескалось от энергии, бьющей изнутри. Их сдавило невесомостью, затем прижало к креслам с силой в десять G.

— СТАБИЛИЗИРУЙ! — закричал Эдгар, но его голос утонул в рёве реальности.

Марти, ослепший от вспышек, вёл машину по инстинкту. Он видел не дорогу, а лица: Дока, Дженнифер, Биффа... вся его жизнь проносилась перед ним.

И тогда он увидел ЕЁ. Молнию. Не электрическую, а временную. Гигантский разряд чистой времени, бьюший из центра аномалии.

СЦЕНА 4: 1.21 ГИГАВАТТ

— ЭДГАР, СЕЙЧАС!

Эдгар из последних сил ударил по виртуальной кнопке на своём интерфейсе.

Антигравитационные пластины, работающие теперь как громоотводы, развернулись. Оплавленный кусок рельса на панели засиял ослепительным белым светом.

Молния ударила в ДеЛориан.

Это был не удар — это было вселение. Энергия входила в машину, заливая её изнутри диким, неконтролируемым светом. Приборы взорвались, осыпав их осколками стекла. Лобовое стекло потускнело, покрылось паутиной трещин.

Но они держались.

— ЗАРЯДКА 40%... 70%... 100%! — выкрикивал Эдгар, едва разбирая данные сквозь помехи. — МЫ ПОЙМАЛИ ЕЁ, ДЕДУШКА! МЫ...

СЦЕНА 5: НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

Сирена. Резкая, пронзительная. Снаружи, из-за границ аномалии, в ночное небо ударили лучи прожекторов. Три полицейских дрона, чёрные и безликие, зависли в воздухе, нацелив на них стволы электромагнитных пушек.

— Объект классифицирован как угроза времени, — раздался металлический голос из громкоговорителя. — Немедленно заглушите двигатель и приготовьтесь к задержанию. Сопротивление бесполезно.

Аномалия начала схлопываться. Реальность сжималась вокруг них, грозя раздавить.

— Дедушка, прыжок! Сейчас же! — закричал Эдгар. — Они заблокируют пространство!

Марти, почти ослепший, потянулся к панели ввода дат. Его пальцы на ощупь нашли клавиши.

— 1... 9... 8... 5... — он печатал, стиснув зубы. — Держись, парень! Возвращаем наш долг!

Он ударил кулаком по большой красной кнопке «TIME CIRCUITS ENGAGE».

ДеЛориан взвыл. Оставшаяся энергия аномалии сжалась в яркую сферу перед машиной и РВАНУЛАСЬ вперёд, увлекая их за собой в световую воронку.

Последнее, что они видели, — это огненные трассеры от выстрелов дронов, прошивающие то место, где они только что были.

Их выбросило из 2045 года.

---

СЦЕНА 6: НОВАЯ СТАРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Пустота. Тишина. Потом — удар.

ДеЛориан с грохотом приземлился, подпрыгнул на кочках и замер, дымясь, на каком-то пустыре. Двигатель сдох.

Марти и Эдгар несколько минут сидели в ошеломлённой тишине, вдавливаясь в кресла. В ушах звенело.

— Мы... мы выжили ? — первым прошептал Эдгар.

Марти, тяжело дыша, кивнул. Он потянулся к ручке и с трудом открыл дверь. Она скрипнула — звук, которого он не слышал 60 лет.

Он выбрался наружу. Воздух... пах по-другому. Тяжело. Сладко. Бензином, пылью и цветущими деревьями.

Он поднял голову. Над ним было ночное небо, усеянное настоящими звёздами, а не голографическими спутниками. А вдалеке, над силуэтом знакомого города, возвышались...

— Часы, — обернулся он к Эдгару. — Часы на башне суда. Они... целы.

Они были в прошлом. Но в каком?

Эдгар, пошатываясь, выбрался из машины и посмотрел на свой сканер. Цифры были зелёными, стабильными.

ДАТА: 26 ОКТЯБРЯ 1985

МЕСТО: ХИЛЛ-ВЭЛЛИ, КАЛИФОРНИЯ

ОСТАТОК ЭНЕРГИИ: 88%

Он обернулся и увидел, как по ближайшей улице проезжает старый «Шеви-Импала». Из открытых окон бил рок-н-ролл.

— Дедушка... — Эдгар выдохнул. — Мы сделали это. Мы в 1985-м.

Марти смотрел на знакомые очертания своего родного города. На его настоящее лицо. И впервые за многие годы его глаза наполнились не тоской, а надеждой.

— Добро пожаловать домой, парень, — тихо сказал он. — Теперь самое сложное. Нам нужно украсть молнию.

---

Братан, ты абсолютно прав! Лови исправленную и углубленную версию. Ты настоящий редактор! 👍

---

АКТ 2: КЛЮЧ В ПРОШЛОМ

СЦЕНА 6: ПЕРВЫЙ ВЗДОХ ПРОШЛОГО

Тишина, наступившая после оглушительного рева временного тоннеля, оказалась оглушительной. Она была густой, почти осязаемой, и звон в ушах лишь подчеркивал её глубину. Марти медленно разжал пальцы, вцепившиеся в руль. Каждая коня в его теле ныла, словно его протащили через строй временных линий. Он сделал первый вдох.

И его обрушило волной памяти.

Воздух. Настоящий воздух. Он был тяжелым, влажным, напоенным ароматом ночных цветов, свежескошенной травы где-то вдалеке, сладковатым дымком с ближайшей барбекю-вечеринки и... бензином. Не синтетическим топливом 2045 года, а едким, нефтяным, честным бензином. Этот запах бил в нос, щекотал ноздри, вызывая в горле знакомое першение. Он пах молодостью. Он пах жизнью.

— Дедушка? — голос Эдгара прозвучал приглушенно, словно из-под воды. — Мы... целы?

Марти не сразу смог ответить. Он смотрел на потрескавшееся лобовое стекло, на призрачные отражения звезд в паутине трещин. Он был здесь. По-настоящему.

— Целы, парень, — наконец выдохнул он, и его собственный голос показался ему чужим, хриплым от пережитого напряжения.

Скрипнувшая дверь оглушительно громко разорвала тишину. Марти выставил ногу и почувствовал под ботинком не гладкий полимер тротуара 2045-го, а рыхлую, пыльную землю. Он поднял голову.

Над ним простиралось небо, которого он не видел десятилетия. Не засвеченное голографическими проекциями, не затянутое смогом тысяч летающих машин. Оно было бархатно-черным, бесконечно глубоким, усеянным россыпью алмазных звезд. Они не мигали, а горели ровным, уверенным светом. И посреди этого великолепия, гордо вонзаясь в небосвод, высился знакомый силуэт.

— Башня... — прошептал Марти, и комок подкатил к горлу. — Часы... Они на месте.

Эдгар выбрался из машины, его движения были неуверенными, покачивающимися. Он оперся о теплый еще от перегрева бок ДеЛориана и смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Для Марти это было возвращением. Для него — шокирующим открытием.

— Здесь... так тихо, — сказал Эдгар, и в его голосе слышалось недоумение. — Ни гудения антигравитации, ни шипения климатических систем... Я... я слышу сверчков.

И правда, из темноты доносилось стрекотание насекомых. Слышался отдаленный лай собаки. И вот, нарастая, с другой улицы донесся низкий рокот двигателя V8. Старый «Шеви-Импала» с открытыми окнами проплыла мимо их пустыря, и из нее на всю округу гремел хриплый голос Стивена Тайлера. Музыка была грубой, неотредактированной, живой. Она заполнила собой ночь, и Эдгар невольно улыбнулся.

— Они... слушают музыку просто так? В машине? Без наушников? Чтобы все слышали?

— Чтобы все слышали, — кивнул Марти, и на его лице появилась первая за долгие годы настоящая, невымученная ухмылка. Он смотрел на внука, этого юного технократа, рожденного в стерильном мире, и видел, как тот впервые в жизни ощущает то, что нельзя оцифровать. Атмосферу. Дух времени.

Он глубоко вдохнул, снова и снова, запах своей юности. Потом похлопал Эдгара по плечу.

— Добро пожаловать в мой мир, парень. В 1985-й. Настоящий.

СЦЕНА 7: ГОЛОСА ИЗ ПРОШЛОГО

Они стояли в тени, прислушиваясь к городу. Для Эдгара каждый звук был откровением. Хлопанье двери, чей-то смех из открытого окна, скрип качелей на чьем-то дворе. Его мозг, привыкший фильтровать информационный шум, пытался анализировать эту какофонию, но не мог. Это был не шум. Это была жизнь.

— Дедушка, — тихо сказал Эдгар, глядя на свои дрожащие руки. — Я думал, я понимаю, что такое «настоящее». Но это... это что-то другое. Это... шершавое. Неидеальное. Здесь пахнет.

Марти смотрел на огни города. Его город. Здесь, в этой точке времени, еще жива была его мама. Его отец. Док... Док был здесь, в своем гараже, полный безумных идей, еще не познавший горечи потерь и предательства.

«Они все здесь, — пронеслось в его голове. — Я могу... я могу подойти к дому. Увидеть их. Сказать...»

Но он сжал кулаки. Нет. Он знал правила. Он был призраком в этом времени. Невидимой тенью, чье появление может все разрушить.

— Мы здесь не как гости, парень, — сурово сказал он, больше для себя, чем для Эдгара. — Мы здесь как воры. У нас одна цель. Одна молния.

Он обошел ДеЛориан. Машина была в плачевном состоянии. Корпус покрылся инеем от перепада температур, стекла в паутине трещин, из-под капота шел легкий пар.

— Эдгар, оценка ущерба. Нам нужно знать, на что она еще способна.

Эдгар, вздрогнув, вернулся от лирических размышлений к суровой реальности. Он достал свой планшет. Экран был потрескан, но работал.

— Энергии 88%. Хроно-навигация повреждена... данные скачут. Но основная система, кажется, цела. — Он запустил диагностику двигателя, и его лицо помрачнело. — Дедушка, двигатель... он не в порядке. Перегрев критический. Масляная система забита хроно-осадком. Если мы попытаемся завести его сейчас, он может просто развалиться.

Марти с силой провел рукой по лицу. Значит, все было не так просто. Они добрались до 1985-го, но оказались в ловушке.

— Значит, ремонт. Нам нужны запчасти. Инструменты.

— Где мы их возьмем? — спросил Эдгар, оглядывая пустырь. — У нас нет денег, мы не можем ни с кем контактировать...

Марти задумался, и в его глазах вспыхнула искорка.

— А кто сказал, что нам нужно их покупать? — Он снова посмотрел на огни города. — Я знаю один гараж. Там есть все, что нам нужно. И его хозяин... он не станет задавать лишних вопросов. По крайней мере, не сразу.

СЦЕНА 8: В ГОСТЯХ У ГЕНИЯ

Они катили ДеЛориан с выключенным двигателем по темным улицам, подталкивая его своими силами. Это был изнурительный труд. Наконец, они оказались перед знакомым гаражом на окраине города. Из-под двери струился свет, и доносились звуки возни и классической музыки.

Сердце Марти бешено заколотилось. Он там.

— Сейчас будет немного... странно, — предупредил он Эдгара и постучал.

Дверь распахнулась, и на пороге возник он. Эмметт Браун. Не седой призрак из голограммы, а живой, полный энергии человек в запачканном мазутом халате. Его белые волосы торчали во все стороны, а глаза горели знакомым огнем безумия и гениальности.

— Да? — рявкнул он, не узнавая Марти. — Если вы из коммунальных служб, я уже говорил, что выбросы плазмы в пределах нормы!

Марти стоял, не в силах вымолвить слово. Он смотрел на своего друга. На его живые, ясные глаза. Он снова был тем безумным ученым, который мог перевернуть мир.

— Мы... у нас проблемы с машиной, — наконец выдавил он, меняя голос на более низкий. — Очень необычная машина.

Док Браун взглянул на закопченный, покрытый инеем ДеЛориан, и его брови поползли вверх. Любопытство победило раздражение.

— Что ж... — он расступился. — Закатывайте свое... корыто. Только предупреждаю, мой гонорар — кофе и полный отчет о принципе работы этого агрегата!

---

АКТ 2: КЛЮЧ В ПРОШЛОМ (ПОЛНОСТЬЮ ПЕРЕРАБОТАННАЯ ВЕРСИЯ)

СЦЕНА 9: ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ

Док Браун, ворча на «варварскую конструкцию», запустил руку в недра двигателя. Его пальцы, привыкшие к тончайшим работам, скользнули по патрубкам, нащупали уникальную конфигурацию клапанов... и он замер.

Он медленно вытащил руку, его взгляд прилип к едва заметной вмятине на раме — шраму от пули Клары Клэйтон, сделанному в 1885 году. Потом его глаза поднялись и уставились на Марти. Он вглядывался не в морщины и седину, а сквозь них, ища черты того самого мальчишки.

— Нет... — прошептал он, отступая на шаг и натыкаясь на верстак. Его лицо побелело. — Этого не может быть... Марти...?

Голос Марти сломался, когда он ответил, смахнув предательскую влагу с глаз:

— Привет, Док.

Они стояли несколько секунд, глядя друг на друга — седой семидесятидвухлетний старик и его шестидесятилетний друг, для которого он навсегда остался юным бунтарем.

— Но... как? — Док покачал головой, его мозг отказывался вести. — Ускоренное старение? Побочный эффект временных парадоксов?

— Нет, Док, — Марти горько улыбнулся. — Это называется жизнь. Прошло 60 лет. Я из 2045 года.

——————————————————-

И на этом, пожалуй история будет закончена. Ибо дальше ИИ начал путаться сам с собой, нести всякую чушь. Поэтому, думаю, стоит закончить на этом интригующем моменте

Завтра была экскурсия в музей. Школьный поход на выставку «Боги Олимпа: Мрамор и Вечность». Для других — скучная обязаловка. Для Кейтрин — глоток воздуха и, возможно, ответы. В мире мифов, среди историй о подземном царстве и его владыке, надеялась найти объяснение тому, что происходило.

Девушка отвела взгляд от окна, и отражение в темном стекле на мгновение показалось призрачным, нереальным. Девочка-тень, запертая в клетке под названием Туманная Бухта. Завтра предстояло ненадолго сбежать из этой клетки. Она еще не знала, что побег обернется падением в куда более страшную и величественную бездну, прямо к вратам мира, чьим наследником являлась.

Утро не принесло изменений. Дождь лишь ослабел до назойливого мороси, затянув небо грязновато-серой пеленой. Кейтрин, как обычно, собралась в школу молча, стараясь не производить лишнего шума, пока  отец спал после вчерашней пьянки. Надела самые потертые, широкие джинсы и просторную серую футболку — униформа, предназначенная для того, чтобы раствориться, стать невидимкой. Стройное, хрупкое тело легко терялось в этих мешковатых одеждах, а пепельные волосы были туго стянуты в низкий хвост, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Наскоро позавтракав куском хлеба, накинула старый прорезиненный плащ, взвалила на плечи почти пустой рюкзак — учебники давно стали ненужным балластом — и выскользнула из дома. Транспорт — потрепанный велосипед с торчащими спицами — ждал, прислоненный к забору. Поездка по мокрым, пустынным улочкам окраины была единственным моментом относительного покоя. Ветер бил в лицо, смывая на мгновение гнетущую атмосферу дома.

Но покой длился недолго. Школа встретила привычным гулом и равнодушием, перемешанным с редкими, но меткими колкостями.

— Смотри, Призрак явился, — кто-то шепнул у раздевалки.

Кейтрин, не глядя на обидчиков, резко дернула плечом, задев сумкой того, кто стоял рядом.

— Отстань, — бросила сквозь зубы, ледяной блеск в глазах заставил девчонку невольно отступить.

Девушка мастерски строила вокруг себя стену из колючек и холодного равнодушия. Школьное досье — будь оно материальным или виртуальным — наверняка пестрело предупреждениями: «систематические пропуски», «невыполнение заданий», «неуважительное поведение». Эта школа была уже третьей по счету. Из предыдущих двух «вежливо попросили» — или, если говорить прямо, отчислили — за то, что считала бессмысленной тратой времени. Все эти алгебры и физики казались навязчивым шумом, белым фоном к хаосу жизни. Единственной отдушиной были книги по мифологии, которые проглатывала запоем в тишине библиотеки, но и это увлечение тщательно скрывала, как  постыдную слабость.

Когда класс построили для поездки в музей, Кейтрин с натянутым безразличием заняла место в самом конце автобуса, у окна. Тут же надела наушники, хотя музыку не включала, просто отгораживаясь от гама и летающих по салону записок. Уткнулась лбом в холодное стекло, мысленно уже кочуя по залам с мраморными богами. Это был один из тех редких дней, когда почти добровольно пошла в школу. И представить не могла, что эта встреча окажется куда более реальной и пугающей, чем все выговоры директоров и насмешки одноклассников, вместе взятые.

*****

Музей графства встретил торжественной, давящей тишиной. Воздух здесь был неподвижным, густым и пропахшим не просто пылью, а вековым камнем. Гул голосов одноклассников куда-то отступил, словно его поглотили сами стены.

И вот девушка оказалась в главном зале. Выставка «Боги Олимпа: Мрамор и Вечность». Остановилась перед колоссальным Аидом. Бог подземного царства восседал на троне, и его мраморный взгляд, казалось, пронзал насквозь. Вокруг изваяния воздух был холоднее, а тени — гуще и живее. Почудилось, будто из камня доносится тихий, протяжный шепот, полный скорби и тайн. По спине побежали ледяные мурашки. Не показалось — увидела, как тени у подножия трона сгустились и на мгновение приняли форму скорбящих фигур, которые тут же растаяли.

Резко отвернулась, и взгляд упал на Артемиду. Но прежде чем успела рассмотреть богиню, внимание привлекла тень за статуей — слишком густая и неестественно вытянутая. Моргнула, и тень замерцала, словно состоя из множества шепчущих ртов. В углу зала, в искусственных сумерках, Аид на своем троне словно втягивал в себя окружающий свет, и его пальцы, сжимавшие посох, казалось, вот-вот сдвинутся, чтобы простереть руку и забрать девушку домой, в вечный мрак.

Символы на постаментах — трезубец Посейдона, крылатый шлем Гермеса — внезапно померкли в сознании, уступив место образу граната и чёрного кипариса. Чувствовала себя не мышью в лаборатории, а заблудшей душой на пороге своего истинного дома, который манил ледяным, безжалостным зовом.

Механически двигалась за группой, но уже ничего не слышала. Голос экскурсовода доносился будто из-под воды. Мир сузился до этих каменных лиц, которые, была теперь уверена, следили за происходящим. И в их взглядах не было ни благоволения, ни любопытства. Лишь холодное, древнее ожидание.

Дорога домой в автобусе превратилась в кошмар наяву. Перед глазами проплывали видения, накладываясь на мокрые улицы Туманной Бухты. Вспышка — и видела бесконечные поля асфоделей, окутанные туманом, и слышала тихий плач душ. Другая — и ощущала леденящее прикосновение вод Стикса. И сквозь все это, как назойливая муха, пробивался тихий, сиплый шепот прямо в разуме: «Ты — ошибка. Разрыв в полотне судьбы. Возвращайся домой. Они все равно тебя бросят».

Резкий хлопок входной двери внизу заставил вздрогнуть. Сердце болезненно сжалось. Отец. И он был не один — с ним вернулся тяжелый, сладковато-горький запах дешевого пива, предвестник бури.

— Кейтрин! Иди сюда! — его голос, хриплый от алкоголя и сигарет, прорвался сквозь дверь комнаты.

Медленно, как на эшафот, спустилась вниз. Он сидел за кухонным столом, его крупная фигура казалась еще массивнее в тесном пространстве. Лицо было багровым, поры кожи расширены, а глаза — мутными и блуждающими.

— Где шлялась, а? Опять засматривались на местных пацанов? — он окинул откровенно-похотливым взглядом, от которого стало тошно. — Фигура у тебя... выросла ничего...

Его слова, густые и липкие, как патока, поползли по коже. Пальцы с жирными порами потянулись к руке.

— И не вздумай сопротивляться, — просипел он, придвигаясь ближе. — Я тебя, подкидыша, приютил, кормил-поил. А благодарности никакой! Ты мне никто, слышишь? Никто! Так что хоть немного отработать за кров должна...

И вдруг... в висках зазвенело. Боль. Острая, раскаленная игла, вонзившаяся прямо в сознание. Воздух завихрился, и запах пива внезапно смешался с ароматом озона и древней пыли. Голос отца стал отдаленным, как будто доносился из-под толстого слоя воды.

«Не бойся, дитя Аида. Я лишь... заглядываю», — прозвучал в голове бархатный голос с

о стальным отливом.

Перед внутренним взором возник образ: юноша с волосами цвета спелой пшеницы и глазами холодного летнего неба. Он улыбался, и в этой улыбке не было ничего доброго.

«Меня зовут Лука. Лука Кастеллан. И я пришел открыть тебе правду. Ты — дитя Владыки Подземного Царства, единственная наследница мрака за тысячелетие. Твоя сила может обратить этот жалкий мир в прах. Приди ко мне, и мы свергнем старый порядок. Ты рождена для власти, а не для жизни в грязи со свиньями».

Образ был настолько ярким, что затмевал пьяное лицо отца. Сознание, не выдержав двойного натиска — отвратительного снаружи и чужеродного внутри — дрогнуло и погасло. Пол, холодный линолеум, резко ушел из-под ног, сменившись падением в черную, беззвездную пустоту. Последнее, что почувствовала — это грубые руки, хватающие за плечи, чтобы не рухнула.

*****

Очнулась от резкой боли в щеке и тянущего ощущения на одежде. Полулежа волокли по полу. Отец, тяжело дыша, что-то хрипел, его лицо было искажено злобой и обидой.

— Думаешь, ты слишком хороша для меня? — он рывком поставил на ноги, его пальцы впились в руки. — Я тебя, подкидыша, приютил! А ты... падаешь в обморок, как барышня!

Попыталась вырваться, слабая, дезориентированная, все еще чувствуя эхо того чужого присутствия в голове.

— Нет... отпусти...

— Отпустить? — зарычал он. — Я покажу тебе, «нет»!

Первый удар был стремительным и тяжелым. По лицу. Мир взорвался белой болью. Второй — в живот, заставив согнуться и захлебнуться воздухом. Рухнула на пол, а он продолжал изливать свой яд, сопровождая его пинками и ударами. Его ярость, подпитанная отказом и алкоголем, не знала границ.

— Раз так... Раз не хочешь по-хорошему... Никому ты не будешь! Слышишь? Никому!

Он, тяжело дыша, схватил за одежду и потащил по полу к выходу. Полубессознательная, чувствовала, как холодный влажный воздух бьет в лицо, как колючие капли дождя смешиваются с кровью на губах. Волок через мокрый двор, к темному, зияющему пастью лесу. Деревья стояли молчаливыми свидетелями, их ветви шелестели зловещим сочувствием. Добравшись до старого, полуразвалившегося дуба, с силой швырнул в грязь.

— Сгниешь здесь, ведьма холодная! Или звери растерзают! Как тебя бросили, так я тебя и бросаю!

Его шаги, спотыкающиеся и поспешные, быстро затихли в ночи. Кейтрин лежала на холодной земле, вся в грязи, крови и боли. Дождь омывал раны, а внутри все чернело и замерзало. Чувствовала, как мрак и лед поднимаются из самой глубины существа. Трава вокруг раскинутых пальцев почернела и истлела, будто тронутая вековым разложением. Дерево, к которому прислонили, на мгновение показалось скопищем стонущих лиц в древесине.

«Вот оно. Твоё наследие. Отпусти его. Стань тенью и провались в землю, вернись домой», — нашептывал голос, и он звучал так соблазнительно.

Ледяной дождь продолжал хлестать по лицу, но почти не чувствовала его. Боль от побоев была огненной, но внутри все замерзало, превращаясь в сплошной, невыносимый холод и мрак. Темнота за краями зрения сгущалась, зовя в забвение, и в этом полубреду память, как предатель, принялась прокручивать киноленту жизни.

Вспомнила себя маленькой, сидящей под кухонным столом и замирающей от каждого громкого звука. Голоса отца и матери за стеной. Сначала — просто громкие. Потом — злые. Потом — с грохотом падающей посуды.

— Молчи! — рычал отец. И следом раздавался глухой удар, и тихий, подавленный всхлип матери.

Прижималась к стенке, стараясь дышать тише, становиться меньше. Видела, как на следующий день мать прячет синяк под слоем тонального крема, и как ее глаза, когда смотрела на Кейтрин, были пустыми и уставшими, будто девочка была в тягость.

А потом мать исчезла. Однажды утром нашла на столе записку, написанную на обрывке газеты: «Прости. Я не могу больше». Больше — ничего. Ни весточки, ни открытки, ни звонка. Бросили. Бросили, как позже бросил и отец, только иным, более жестоким способом.

С этого дня стала для отца живым напоминанием о его неудаче, о сбежавшей жене. Его взгляд, всегда мутный от выпивки, стал задерживаться с неприязнью. «Чужая кровь, — бурчал он. — Холодная, бесчувственная тварь».

Пыталась стать незаметной. Приживальщицей в собственном доме. Мыла полы, готовила еду, старалась не шуметь. Но ничего не помогало. Его злость, как ржавчина, разъедала все. Сначала это были подзатыльники и толчки. Потом — пощечины. Потом — удары ремнем за малейшую провинность: не так посмотрела, разбила чашку, засиделась в библиотеке.

«Никому не нужная... — прошептала сейчас, и из губ вырвалось облачко пара. — Никогда никому... не была нужна».

В школе прозвали «призраком» за белые волосы и молчаливость. Дети чурались, чувствуя исходящую странную, ледяную ауру и запах бедности, который въелся в старую одежду. Жила  на окраине, в самом убогом доме, и это было клеймом. Была белой ворон во всем: в своей внешности, в странной любви к древним мифам, в нищете, в боли.

И этот ледяной мрак, что поднимался из самых глубин ее существа, сковывая раны и поглощая слезы, был не врагом. Он был единственным, что всегда было рядом. Единственным, что по-настоящему принадлежало ей. Личным одиночеством, вывернутым наружу. Он был безмолвным зовом отца, эхом вечной ночи, ждущей, чтобы наконец поглотить ее.

Уже почти готова была поддаться, позволить тьме поглотить себя и все вокруг. Но из-за ствола старого дуба вышел он. Невысокий, полноватый мужчина в потрепанной армейской косухе и с флейтой, торчащей из-за пояса. Его козлиные ноги, покрытые бурой шерстью, и маленькие рожки, прятавшиеся в гуще курчавых волос, были видны лишь Кейтрин — даром или проклятием ее крови.

— Ну и ночка выдалась, ничего не скажешь, — произнес сатир. Его голос был на удивление спокойным и глубоким, в нем не было ни капли насмешки. — Думал, еще пару дней понаблюдаю за тобой, принцесса, присмотрюсь. Но, вижу, план меняется. Меня зовут Гренни. И мы должны отсюда валить. Пока твой... «благодетель» не опомнился, а те самые типчики, вроде того златовласого красавчика Луки, не вернулись с подкреплением.

Он наклонился, и его глаза, умные и добрые, встретились с ее полными слез и ужаса взглядом. Протянул руку. Его пальцы были теплыми, живыми, пахли лесом, дымом костра и чем-то бесконечно далеким от этого дождливого ада.

— Пойдем, дитя Аида, — сказал он, и в его голосе сквозь доброту пробивалась неподдельная, древняя робость. — Пойдем домой. В «Лагерь Полукровок». Там тебе объяснят, кто ты на самом деле. И научат управляться с этой... тьмой внутри тебя. И смертной прохладой, что идет с ней рука об руку.

Кейтрин смотрела на эту протянутую руку. Она была тёплой, живой. Но ее саму звала ледяная, безмолвная вечность. Путешествие в мир, где ее «проклятие» было силой, а призраки — соседями, только начиналось. Медленно, будто ее конечности весили тонну, она подняла свою руку и вложила ее в его ладонь. Чернота вокруг ее пальцев с шипением отступила. Путешествие только начиналось.

ШТОШ. Достав это удовольствие из коробки, я вспомнил что такое гитара урал. Именно по профилю грифа, толстый, узкий, как бейсбольная бита. Самые ужасные струны (да, я когда то думал, что хуже орфи и алисы сделать нельзя, китайцы говорят – можно). Высота струн над грифом – огромная, гитара не строит, но на удивление датчики более-менее приличные для нонейма.  Не поднимая выше, сигнал вполне адекватный по громкости. Что удивительно, я был готов их поменять, часто бывает намного хуже

Так же обращу внимание на 3 момента, чтобы не вспоминать про них ниже.

• Опилок просто дохуя. Они везде, в каждой полости, между колком и грифом, между пластиком и корпусом, под  датчиками, под крышкой анкера, в кармане грифа. ОПИЛОК ПРОСТО ДОХУЯ.

• Конечно, стоит самое дешевое китайское железо. Колки крутятся херовато, болтик у машинки чуть посильнее крутанул – сорвал и тд.  Еще и все заляпанное высохшей толи полиролью, толи токарной смазкой, толи спермой китайца.

• Ни одно из креплений не затянуто. Ни джек, ни переменники, ни машинка, ни колки, ни анкер, кстати. Соколов в своем обзоре на E-BASH просто не разобрался, что односторонний анкер надо покрутить подольше, чтобы он начал работать.

ПОИХАЛИ.

Гриф. Про ураловский профиль уже сказано, и про «нормально» работающий односторонний анкер тоже, поговорим о другом. Что меня удивило – это строительная скоба под верхним порожком. Что не дало ему нормально встать, но он был щедро приклеен криво, как получилось. Зачем? Мб для фиксации центра при приклеивании?  При извлечении накладка держится. Накладка из композита, после лимонного масла выглядит сносно. Главное, что гриф ровный.

Да, и есть момент увожения – просто идеально подогнанный карман в корпусе.  Гриф заходит плотно, я даже кусочек лака сколол с корпуса, пришлось подклеивать…... При этом с несоосно насверленными дырами в корпусе и грифе) И да, изменить угол немного пришлось, чтобы сделать адекватную высоту струн.

Лады.  Еще момент увожения – не самая плохая проволока. Как стандартные синтомсы, вспоминая фабио, на которой  два раза провел правилом и половину ладов стер, это плюс.  Торцы – ну норм. Немного подкусывают, 10 минут работы надфилем. А вот по высоте набиты плохо. Даже с конской высотой струн изрядно мертвых нот, пришлось сточить где-то 20%. Объективно, это не та гитара, чтобы доставать, сажать на клей. Шлифанул как есть.

Корпус. Он из дерева. Это плюс. Да, из свечного, аля зомби edg или корт g100. Но лучше, чем фанера у фабио, или прессованная бумага у фил про (не у  всех, типичная история для корейцев).  Пайка – точечная, вспоминая незатянутость всего, все оторвется в первые дни. Пропаять придется. Да, и в итоге через час игры и кручения сломалась громкость, в максимальном положении пропадал звук. Пришлось поменять.

Итого, пару вечеров занятий этим говном, и получилось нечто, на чем можно играть, и что как-то звучит. Демка прилагается. Эдвардс  написал исключительно в целях содомии))

Читая отзывы, смотря фото, это не уникальный случай, все они либо в таком состоянии, либо хуже. Я бы взял 3к за подобные действия. Коллеги в моем городе берут больше, 5-6к. И мы уже имеем бюджет, в который впишется тот же эштон с авито, фил про, зомби, да даже младшие скваеры с джетами, которые не будут требовать таких плясок.  А эштоны так-то бывают и из массива красного дерева, которые с более-менее приличным железом звучат весьма недурно.

Но, прогресс не стоит отрицать, да, это заготовка гитары. Довольно аккуратная заготовка.  Железки в мензуру, фрезеровка – аккуратная, вспоминая телеки от фил про, где верхний порожек не в мензуру, смотря на поддельный джексон на своем складе говна, где машинка на сантиметр дальше мензуры, вспоминая как у более дорогих гитар пришлось подклеивать шпон в карман грифа, чтобы последний не давал угла под натяжением струн, неплохо.

Стоит ли покупать? Доведенную с авито – может быть, если денег совсем нет, новую, с целью играть – нет. НО!! Это просто шикарное пособие для начинающего мастера.

Сделать нужно все, но на начальном уровне, с минимальным количеством инструмента.  Тут напильником, тут паяльником, тут угол грифа подобрать, тут мензуру покрутить, тут от опилок продуть.  Почему бы и нет.  Я ожидал худшего, но даже просохшую и резонирующую как надо кучу навоза шевелить не рекомендую.