Кинопересказы
71 пост
71 пост
8 постов
6 постов
15 постов
9 постов
Что здесь происходит, что за звездецкий список? В общем, некоторые из пикабушников знают, что я пишу шуточные пересказы фильмов, клипов и внезапно художников. Вот их я и собрал в один пост, чтобы вам долго не листать.
Пересказ — это такой странный жанр: не обзор, не рецензия, а скорее шарж. Многие читали — говорят, забавно. Если вы из них — я рад и спасибо, что прочли! Ваши комментарии греют мне сердце.
Звёздный разум (2021, Егор Корешков)
Кольская сверхглубокая (2020)
Мира (2023)
Непослушная (2023, Александр Петров)
Вызов (2023, Юлия Пересильд)
Повелитель ветра (2023, Фёдор Бондарчук)
Гардемарины 1787. Мир (2023)
Гардемарины 1787. Война (2023)
Пчеловод (Джейсон Стэйтем)
Девушка Миллера (Дженна Ортега, Мартин Фримен)
Международная космическая станция (Мария Машкова)
Мадам Паутина (Дакота Джонсон)
Манкимэн (Дев Патель)
Дева и дракон (Милли Бобби Браун)
Мысль о тебе (Энн Хэтэуэй)
Флэш (Эзра Миллер)
Крушение (Джерард Батлер)
Гипнотик (Бен Аффлек)
Экзорцист Папы (Рассел Кроу)
Солтбёрн (Барри Коеган, Розамунд Пайк)
Последний наёмник (Лиам Нисон)
Дворец (Роман Полански, Александр Петров)
Луна (Корея)
Последние из нас (Педро Паскаль, сериал)
Форсаж 10 (Вин Дизель)
Серый человек (Райан Гослинг)
Самаритянин (Сильвестр Сталлоне)
Икс (Миа Гот)
Ледяной драйв (Лиам Нисон)
Искушение (Пол Верховен)
Гренландия (Джерард Батлер)
Воздушный бой (Хлоя Морец)
Блуждающая Земля (Китай)
Солнцестояние (Флоренс Пью)
Падение Луны (Патрик Уилсон, Холли Берри)
Анна (Люк Бессон, Саша Лусс)
Вивариум (Джесси Айзенберг)
Небесный огонь (Китай)
Бессмертный (Финляндия)
Неоспоримый 4 (2017, Скотт Адкинс)
Костяной томагавк (2015, Курс Рассел, Патрик Уилсон)
Песок (2015)
Спуск (2005)
Земное ядро (2003, Аарон Экхарт)
Долгий поцелуй на ночь (1996, Джина Дэвис)
P.S. Если вы считаете, что всё это неплохо и даже местами прикольно, можете задонатить, черкнуть в комменты любимый пересказ, просто одобрительно хмыкнуть или вообще не делать ничего
До новых историй.
В детстве я очень любил костры. Ну потому что это же... чудо экзотермической реакции окисления, сопровождающейся излучением в видимом диапазоне. Ой, да что вам говорить, сами знаете. Тень неандертальца внутри маленького мальчика победно воздевала руку с палкой, обугленной на конце.
И вот я приехал к деду в деревню и там можно было жечь костры не под присмотром, а самому, отойдя подальше и скрывшись от взглядов взрослых. То есть, конечно, костры в погранзоне скорее запрещались, но печеная картошка пуще неволи.
И вот я стал разводить костёр. Лето было жарким, вокруг была сухая трава, а я был дисциплинированным и знал, что трава может загореться — и тогда ветер, искры, пожар, всё пропало. Поэтому нужно было как-то обезопасить костёр, отделить его чем-то от сухой травы.
И я развёл костер на листе шифера.
И сел рядом пропитываться детством.
Через десять минут костёр с треском разметало в радиусе шести метров. Горячие зазубренные осколки с вжиканьем срезали несколько стеблей крапивы. Со стороны всё немедленно напомнило сюжет «Враги сожгли родную хату» — вокруг тлели и дымили головешки, посередине сидел я, которого даже не задело. ...и словно комья застряли в горле у него.
Я успел всё потушить. Затоптать, зарыть, засыпать осколками кирпича, пописать сверху, на сколько хватило. И сбежать, не дожидаясь погранцов и накрепко запомнив, как именно работает шифер.
Прочитал книжку диалогов с фотографом Анри Картье-Брессоном. Ни разу не читал сборников интервью, а теперь хочется если и читать интервью, то именно вот так — пачкой. Когда прочитаешь подряд десять штук, про человека уже кое-что начинает вырисовываться. А тут ещё период между первым и последним интервью почти 50 лет — Картье-Брессон, к счастью, успел изрядно пожить.
Во-первых, интервью — это постоянные повторения, поэтому я по крайней мере успеваю хоть что-то запомнить. Ну, то есть, примерно треть книги — это одно и то же разными словами. Если о чем-то вдруг задумался и пропустил — вообще не страшно, прочтешь через десять страниц.
Во-вторых, самое интересное — как раз вот эти повторения, из них, на мой взгляд, и складывается человек. Видно, какие именно жизненные события он наиболее ярко запечатлел, потому что о них он раз за разом вспоминает даже в ответ на довольно, гм-гм, не связанные с этими событиями вопросы. Каких запоминает людей и какие фразы — и повторяет их, повторяет с некоторыми полухудожественными изменениями.
Возникает такое, знаете, ощущение если не родства, то долгого соседства. Типа как когда живешь с бабушкой, а она всё время повторяет определенный набор воспоминаний. Но в случае с бабушкой, когда ты уже в целом не можешь больше слушать про тот случай с утюгом в холодильнике, тут происходит могучее приближение. Вроде как человек настолько тебе доверяет, что не прочь и повториться.
Например, он много раз повторяет мысль, что девятнадцатый век в смысле своего неспешного течения жизни закончился только году к 1955, а дальше началось ускорение, переход к обществу потребления и теперь в части репортажа, да и фотографии в целом, все ищут совершенно другого. Знал бы он, конечно, как оно сейчас — мечтал бы вернуться в неподвижные восьмидесятые.
Или говорит про «решающий момент». Это понятие, которое прочно ассоциируют в Картье-Брессоном — речь, если упростить, о моменте, в который только и стоит нажать на спуск фотокамеры, моменте, который надо тонко почувствовать и который отличает внимательного фотографа. Популярность этого выражения началась с книги Картье-Брессона, которая так и называлась — «Решающий момент». И вот теперь его все спрашивают, почему он решил назвать книгу так, а он открещивается, мол, да я вообще не при делах: я взял цитату для эпиграфа с этими словами, а редактор предложил вынести их на обложку, я согласился, ну и потом все как взбеленились!..
В-третьих, можно почувствовать себя немного знаменитостью, потому что ты так или иначе идентифицируешь себя с объектом и он постоянен, а интервьюеры меняются и задают, в общем-то, довольно одинаковые вопросы. Поэтому ко второй половине книги некоторые вопросы воспринимаешь уже со снисходительной улыбкой, поскольку знаешь примерно, какой будет ответ. Какую именно историю из прошлого или цитату ты бы тут ввернул. Я/мы Картье-Брессон.
В-четвертых — и это, возможно, побочный эффект предыдущего пункта — кажется, что при движении от более ранних к более поздним интервью репортеры постепенно тупе... задают всё более короткие и точечные вопросы. Не столько самостоятельные вопросы даже, а такие гирлянды из крючков, которые один за другим позволяют выцепить из собеседника какие-то — к чёрту глубину! — детали попикантнее. Эдакое, сквозь года, движение от беседы к допросу.
Но особенно меня взволновала, пожалуй, вот какая деталь. В интервью 1989 года (а прожил он с 1908 по 2004) Картье-Брессон говорит, что занимается сейчас рисунком. «А улица меня больше не интересует!». Ну то есть знаменитого уличного и репортажного фотографа не интересует больше дело, которому он посвятил большую часть своей жизни, о котором говорил не как о деле скорее, а о способе существования. И это одновременно вызывает во мне горькую досаду, что ли, и одновременно примиряет с тем, что уж, видимо, таков и должен быть порядок вещей. Самое важное обязательно должно закончиться.
Посмотрел фильм «Любовь Советского союза» и думал было пересказать, но потом передумал, иначе всё это растянется до утра. Поэтому так, чисто сполохами. У нас тут «эпическая историческая мелодрама» про Ангелину Стречину, которая два с половиной часа ходит туда-сюда по экрану по колено в мужчинах.
Актриса Ангелина играет актрису Галину. Галина играет в театре и в кино, а потом приходит на скромную советскую вечеринку, на которой её видит героический лётчик Анатолий и сразу опрокидывает стопку. Потому что первым делом, первым делом выпить водки, ну и девушкой занюхаем потом. На следующий день летчик Анатолий везет Галину в загс, и женит на себе, потому что герой актрису не обидит.
Через год летчик Анатолий разбивается насмерть, не спросив разрешения у Галины. Лётчика Анатолия, как главного авиагероя, хоронят с почестями. Ворошилов плакал. Каганович плакал. А Сталин плакал? Нет, Сталин урну нёс.
Да, то и дело через сюжет по диагонали перебегает инфернально-иронический длинноносый Сталин. Он одобрительно шевелит усами на Галину и её актерский талант.
Героического летчика Анатолия сменяет молодой талантливый драматург Кирилл. Галина не любит Кирилла и держит во френдзоне, ей от него нужны только пьесы. По ночам Кирилл пишет пьесы на портрет Галины.
Пьесы успешны, поэтому после очередной премьеры сюжет снова перебегает Сталин и одним жестом своей трубки женит Галину и Кирилла.
И тут война. Кирилл уходит на фронт корреспондентом, а Галина провожает его на Витебском вокзале с надписью «Белорусский вокзал». Но Витебскому вокзалу уже всё равно, он привык, на нём актерские пробы ставить негде.
Галина холодно провожает Кирилла, потому что он не Анатолий, но в последний момент всё же соображает, что лучше Кирилл в руках, чем Анатолий в небе, и провожает как надо — до вагона.
Потом герои познают тяготы войны. Кирилл бегает по пшеничному полю под минометным обстрелом, Галина ходит в шали по подарочной сталинской квартире с тревожным лицом. В какой-то момент они встречаются для любви и опять немножко для Сталина.
Между всеми сценами герои перемещаются ровно одним способом — из чёрных машин выходят суровые люди и говорят стальными голосами: «Пройдёмте, товарищ» или «Вас вызывают» или «Следуйте за мной». Вопрос «Куда следовать?» не следует при этом задавать ни персонажам, ни зрителю.
Куда бы судьба ни бросала Галину, везде на неё смотрят мужчины глазами мужчин. Один раз после военно-полевого концерта ей даже приходится ударить одного там подполковника коленом в пах и разбить об него керосиновую лампу — так сказать, «бьётся в тесной землянке огонь». И только товарищ Сталин смотрит на Галину глазами Сталина.
Персонажи ещё час мотаются везде от Ташкента до Заполярья, думая друг о друга, декламируя стихи Симонова и воздевая брови горе. В общем, вечная история, банк Империал.
Так всё и закончилось — невнятными объятиями на снегу и в красном платье: Кирилл! Галя! Кирилл! Галя! Кирилл! И символически улетающим в отражении московских окон Анатолием.
Но в целом, конечно, не совсем понятно, зачем нужно было отвлекать стольких актеров от съемок в сериалах про вампиров, психологов и модных журналистов.
Посмотрел фильм «Ручная кладь» про рождественский авиатранспортный героизм и пересказываю, чтобы вам реально не пришлось смотреть его самостоятельно. Брюс Уиллис бы в аэропорту перевернулся, если бы это увидел.
Начинается всё с передачи груза. В безлюдные ночные парники где-то на окраине Лос-Анджелеса приезжает таинственный парень. Видно, что парень преступный и крепкий, ходит он в чёрной жилетке и кепке, сумка с деньгами в руке у него, больше не знаем о нём ничего.
В парниках его ждут русские преступники-садоводы. Толстый садовод Олег пересаживает фикус, тонкий садовой Юрий ничего не делает. Олег отдает парню в кепке ключи от машины с грузом, а тот отдает ему деньги. Олег с нежной жадностью трогает деньги рукой и через три секунды кашляет кровью, падает и умирает. Деньги отравлены.
Тонкому Юрию парень в кепке без затей стреляет в голову. Потом он поджигает парник и на фоне гибнущей флоры заглядывает в багажник машины. Там лежит зловещая ручная кладь на колёсиках.
Показывают главного героя. Это сотрудник службы безопасности аэропорта Итан. У Итана богатый внутренний мир и глубокая рефлексия по поводу вообще всего. Тонко чувствующий, без этой вульгарной уверенности в себе... идеальный супергерой двадцать первого века.
Он лежит в объятиях своей девушки, которая подарила Итану сердце и тест на беременность. В смысле, свой уже сделанный тест, а не для Итана, хотя с таким богатым внутренним миром я бы не удивился.
Итан переживает примерно обо всём. Что у них будет ребенок, а у него ещё не готова американская мечта, что на работе не повышают, хотя он сам стесняется попросить, что в полицейскую академию не взяли, хотя он вроде хотел, но как-то не очень сильно, и вообще кто мы, зачем мы здесь, кто в этом виноват, куда мы идём и что там будем делать. Вступительные страдания Итана занимают пятнадцать минут.
Его девушка Нора тоже работает в аэропорту, поэтому они одеваются и едут в аэропорт, чтобы работать там ещё один день этой прекрасной жизни.
Обычно работа Итана заключается в том, чтобы кричать «сле-едующий!», стоя перед рамкой металлоискателя, и делать так ручкой на себя — жых-жых, но сегодня всё изменилось! Он набрался храбрости и выбил у начальника смены повышение. Теперь Итан сидит на сканере багажа, а это уже больше похоже на погоню за американской мечтой. Такое кому ни попадя не доверяют.
Не успел Итан сполна прочувствовать мощный карьерный рост, как в лотке для вещей кто-то забыл беспроводной наушник. Ох! Только начал рваться на вершину и тут сразу... ситуация! Итан собрался слегка запаниковать под грузом непредвиденных обстоятельств, но вдруг ему пришло сообщение: «Надень наушник. Прям щас».
Итан надевает. Незнакомый голос говорит, что скоро через сканер багажа пройдёт человек со зловещей сумкой, и его надо обязательно пропустить. Иначе будут неприятности. Итан сначала хихикает, а потом сразу паникует. Голос говорит, чтобы он не паниковал. Но Итан всё равно паникует — у него срывается американская мечта и часто бьётся сердечко.
Нам показывают, что у незнакомого голоса есть два сообщника. Один сидит возле аэропорта в фургоне и неплохо пользуется интернетом — он быстро узнал всякое об Итане и попутно захватил аэропортовые камеры. А второй уже проникает к Итану в дом, чтобы лично найти его слабые места.
Самое слабое место Итана, помимо психики — это тест на беременность.
Итан на крючке. Незнакомый голос бравирует знанием подробностей жизни Итана, его девушки, родителей, коллег и начальства. Итан пытается как-то предупредить хоть кого-нибудь хоть о чем-нибудь. Незнакомый голос с помощью захвата камер легко раскусывает все его попытки.
Итан решается на очередной трюк. Имитировав рядовой досмотр пассажирской сумки, он подзывает офицера полиции аэропорта и тайно пишет ему на посадочном талоне невидимым фломастером послание. У Итана на посту есть невидимый фломастер, потому что он профессионал.
Офицер проверяет посадочный на подлинность специальным фонариком и видит невидимые чернила. Он идёт за помощью, но его типа случайно толкает плечом человек в кепке. Как вы можете догадаться, плечо отравлено. Офицер падает и умирает на месте от сердечного приступа. А нечего было рыпаться, Итан. Ты виноват! Ты!
Итан глубоко фрустрирован. Это видно по его бровям, а ещё у Итана на протяжении фильма стремительно вырастают мешки под глазами. Он почему-то бросает сюжетный сканер багажа и идёт в сторонку, немножко посидеть в зале ожидания. Напротив него кто-то садится. Итан поднимает глаза и мы понимаем, что незнакомый голос — это парень в кепке.
Незнакомый го... то есть парень в кепке рассказывает Итану, как тот неправ с этими своими штучками. Не надо так, Итан. А то я всех убью. Вообще всех. И Нору. Потому что у меня есть план, Итан, а у тебя нету. Всё, давай, сюжетная передышка окончена, иди сканируй.
Поскольку рассматривать сведенные судорогой брови Итана нам уже немного поднадоело, в фильме появляются новые персонажи. Вот они.
Показывают афроамериканскую детектива с постоянно возмущённым лицом. Она реально выглядит как женский Сэмюэль Джексон. Её зовут Елена.
Она приезжает к сгоревшим парникам и находит в наручных часах мёртвого толстого Олега жучок ФБР. Да, вы всё правильно поняли: афроамериканская Елена приехала обследовать трупы Олега и Юрия, и всё это происходит в Лос-Анджелесе.
Жучок пострадал, но к счастью у каждого американского детектива есть субтильный друг-хакер, который может всё. Друг-хакер извлекает из жучка несколько фраз. Слышно очень плохо, но с помощью своих полицейских ушей и интернета детектив расшифровывает запись. Там говорится: «Пшшш, пш-пш, новичок, пшшш...». Детектив гуглит, что означает слово «новичок». Это очень плохое слово.
Тем временем к сканеру Итана подходит человек со зловещей сумкой. Сумка въезжает в сканер, а там два увесистых цилиндра вдоль, а ещё короткий цилиндр поперёк, а снизу... ооо, снизу там трубки от длинных цилиндров к короткому. А внутри длинных цилиндров еще какие-то тонкие цилиндры с жидкостью. Неутешительная геометрия. Итану очень плохо.
Он пропускает зловещую ручную кладь — мрачный черный чемоданчик с тонкой красной ленточкой. А потом идёт тошнить в туалет.
Туда же к нему приходит парень в кепке. Он приходит, чтобы пописать и заодно рассказать Итану про бомбу с «новичком» в ручной клади и в красках описать, как она действует. Итан соотносит действие «новичка» с количеством пассажиров в самолёте и идёт ещё немного потошнить. Парень в кепке говорит, что отпустит Итана с Норой, как только самолёт взлетит. «Буэ-э-э» — отвечает ему Итан. Следующую пару часов ему нужно вести себя, как ни в чем не бывало.
Тем временем детектив Елена распространяет вокруг себя флюиды угрозы национальной безопасности и терроризма, хотя все говорят ей, чтобы она успокоилась и пошла домой. И только друг-хакер говорит, что утром кто-то звонил в 911 из аэропорта, но потом сбросил звонок. Это как раз был Итан и его жалкие попытки к сопротивлению. Елена кричит: «Ага-а-а!» и выезжает в аэропорт. С собой она берет свежеприбывшего по её звонку агента Министерства внутренней безопасности.
Дальше начинается кан-кан.
Елена по телефону командует перекрыть терминал аэропорта и устроить выборочную проверку пассажиров.
Парень в кепке спрашивает Итана: «Ты чево наделал?!». Итан говорит, что ничего и пучит глаза от ужаса за Нору, но сам подстраивает всё так, чтобы пассажир с бомбой попал в список проверки.
Елена мчится в аэропорт, но по дороге узнает, что агент Министерства внутренней безопасности, которые едет с ней — не настоящий агент, а сообщник парня в кепке, тот самый, который проникал в дом к Итану.
Они смешно дерутся в машине, устраивают массовую аварию на шоссе, переворачиваются и висят на ремнях вниз головой. Агент душит Елену руками за шею, а Елена выжидает немного, а потом стреляет агенту в голову, чтобы он как минимум перестал её душить.
Итан начинает бегать по аэропорту. Видимо, он смотрел фильмы «Миссия невыполнима» с Томом Крузом, которого в них тоже зовут Итан и он там всё время бегает. Ну и наш Итан тоже решил побегать.
Итан бежит за Норой, чтобы увести и спрятать её. Но тут вступает сообщник в фургоне, который помимо поиска в интернете неплохо управляется со снайперской винтовкой. Когда Итан находит Нору, у нее на лбу светится красная точка прицела. Да, сообщник снаружи аэропорта так подъехал на фургоне, чтобы найти Нору внутри аэропорта и взять её на прицел. Тоже профессионал — у него, небось, и невидимые чернила в фургоне имеются.
Итан медленно спиной вперёд уходит от Норы, которая вообще ничего не понимает: прибежал, убежал, дурак какой-то, а мне ему ещё рожать.
Итан снова идёт в туалет потошнить. К нему опять приходит парень в кепке, но теперь он уже не просто разговаривает, а бьёт Итана по голове рукой. И по животу ногой. И потом ещё раз по животу ногой. И потом душит Итана, душит!
Недодушенный Итан выхватывает у парня в кепке пистолет. Это специальный пистолет — он пластмассовый, чтобы его не увидели металлоискатели. Но стреляет как настоящий. Итан говорит парню в кепке, чтобы он скомандовал сообщникам отбой. Парень в кепке достает телефон, но не звонит сообщникам, а берёт и активирует бомбу. У него в телефоне есть специальное приложение для управления бомбами. На Андроиде.
В бомбе включается десятиминутный таймер. Итан говорит, чтобы парень в кепке отключил таймер обратно. Ну, нормальная в целом просьба. Логичная. А парень в кепке говорит, что он не для того тут в аэропорту, чтобы обезвреживать собственные бомбы, и чтобы Итан пошёл и сам её отключил, потому что тут приложение... оно... в общем, оно только на включение бомб работает. Итан бежит искать бомбу, а она как раз в комнате досмотра. Начальник Итана просит пассажира с бомбой сказать код от чемоданчика, а тот мнется. Тут врывается Итан с пластмассовым пистолетом.
Парень в кепке через наушник командует Итану убить начальника. Итан медлит, и тогда пассажир с бомбой сам убивает начальника Итана шариковой ручкой в шею. Выясняется, что пассажир с бомбой — его зовут Матео — он как Итан. То есть у него тоже наушник и парень в кепке тоже с ним разговаривает в те моменты, когда не разговаривает с Итаном. То есть не совсем понятно, когда, потому что с Итаном он треплется вообще весь фильм, не переставая. Парень в кепке взял в заложники мужа Матео. И муж томится в фургоне сообщника — он лежит там прикованный и с залепленным ртом.
Господи боже, как много деталей.
Парень в кепке рассказывает Итану, как обезвредить бомбу. Итан открывает чемоданчик и видит там колбы с «новичком». Он такого глубокого коричневого цвета, что кажется, будто это не «новичок», а коньячок.
Итан нажимает на неудобно расположенную кнопку обезвреживания бомбы. С одной стороны хорошо, что она там вообще есть, но нельзя было как-то поудобнее ее расположить? Непродуманный интерфейс терроризма.
Теперь Итану и Матео надо спрятать тело начальника, чтобы его не засекли до взлета самолета. Они прячут начальника в багажную тележку и идут в багажный ангар. Там шумно и безлюдно: вокруг гудят и мчатся многоуровневые ленты с чемоданами.
Тут парень в кепке командует Матео убить Итана, потому что нахрен он теперь кому нужен вообще. Матео гонится за Итаном, стреляет в него из пластмассового пистолета, они падают на дорожки для багажа, едут по ним, снова падают и снова едут. Наконец пластмассовый пистолет перегревается от постоянного использования и взрывается у Матео в руках, убивая его осколком в шею. Как говорится, не делай другим в шею того, чего не хочешь получить в шею сам.
Тут подоспевает парень в кепке с уже настоящим пистолетом. Он издалека стреляет в Итана и требует, чтобы тот вернул ручную кладь. Итан пригибается и получает ранение в плечо. Но это, как говорят настоящие герои, просто царапина. Итан выкатывает ему из-за угла чемоданчик с ленточкой, а сам прячется. Мы думаем, что чемоданчик Итан, конечно же, подменил. Но нет, бомба в чемоданчике.
Парень в кепке сам идёт с чемоданчиком в самолёт.
Тем временем на задворках сюжета по аэропорту бегает детектив Елена, первый сообщник парня в кепке, Нора и Итан. После десяти минут коротких перебежек на согнутых ногах сообщника убивает муж Матео из снайперской винтовки почти в упор. М-м-м-м-м не спрашивайте.
Елена пытается арестовать Итана, потому что она привыкла сначала арестовывать, а потом разбираться, но Итан отталкивает Елену и убегает от неё вдаль. На бегу он рассказывает ей весь предыдущий сюжет фильма, пока не скрывается за углом.
Попутно выясняются детали плана террористов: на самом деле, парню в кепке нужно было пронести чемоданчик на борт другого самолета. Там летит конгрессвумен, которая является лицо фонда в защиту демократии по всему миру, а если её убить «новичком», то все подумают на русских, а не на наёмников американских частных военных корпораций, и конгресс даст фонду много денег, а частные подрядчики получат много заказов на оружие.
Хочется обратно в те времена, когда нормальные злодеи планировали просто абстрактно поработить весь мир и зловеще хохотали от предвкушения в своих мрачных логовах.
Но вернемся в аэропорт. Итан с Норой знают, в какой именно самолёт сел парень в кепке, но останавливать его нельзя, иначе он взорвет бомбу прямо на земле. Сам парень в кепке тоже на борту, но у него есть противогаз и парашют. Хорошо им — можно с двумя местами ручной клади на рейс! Только есть загвоздка: парень в кепке пихает чемоданчик на полку для ручной клади, а тот не пихается. Всё-таки гадский Итан заменил ему чемоданчик — просто переложил бомбу в чемоданчик побольше. Стюардесса просит парня в кепке перестать пихать чемоданчик на полку, и уносит груз в багажное отделение. Самолёт готовится к взлету.
Итан сначала бежит за отъезжающим самолётом бегом, а потом стремительно мчится за ним на багажной тележке. На ходу он снаружи открывает в авиалайнере багажный люк, залезает в него и закрывает изнутри. Быстренько, чтобы пилоты не заметили. У Итана есть план: он уже тренировался в нажимании обезвреживающей кнопки на бомбе и намерен это повторить.
Самолёт взлетает, а парень в кепке, игнорируя просьбы экипажа отключить на время взлета все электронные устройства,
заходит в приложение и активирует таймер на бомбе. Но через некоторое время видит, что бомба перешла из автоматического в ручной режим. Так быть не должно. Парень в кепке тихонечко спускается в багажный отсек — а там Итан шурудит в его чемоданчике!
Парень в кепке стреляет Итану в ногу, потому что ну достал, ей-богу, и идёт к нему, чтобы добить. Итан прячем бомбу в холодильник. В багажном отделении стоит пара холодильников со стеклянными дверцами. Для скоропортящегося багажа, видимо.
Парень в кепке смотрит сначала на холодильник, потом смотрит на Итана, как на дурака, достает чемоданчик обратно и открывает, чтобы заново включить бомбу. Но в чемоданчике только одна колба с «новичком» из двух.
В этот момент Итан выхватывает из-за спины вторую колбу, толкает парня в кепке в холодильник, бросает ему под ноги «новичок», закрывает холодильник и держит дверь.
Парень в кепке наконец теряет кепку, бьётся в стенки холодильника, как нервный паралитик, и издыхает в оранжевом нервно-паралитическом облаке «новичка».
Самолёт аварийно сажают. Из багажного отсека героически выпадает Итан и кричит подбегающим полицейским йиппи-ка-йей... то есть, простите, чтобы его, пожалуйста, не трогали. Итана возят лицом по асфальту, и тут подоспевает вечно возмущённая, но благодарная Елена.
Елена отменяет скручивание Итана, а потом берёт его в полицейские, как он всегда и хотел.
Я понял салат. Точнее, как «понял» — мне жена объяснила. У меня, так сказать, сдвиг парадигмы, или как это... салатный инсайт, во.
Я всегда считал, что только то салат, что выглядит как равномерное крошево: оливье там, винегрет, мимоза. А то, что предлагают в ресторанах — это петушня из зеленых мезонинов. Когда вот из листвы торчит кусочек мяса, блестит соус на оливковом и почему-то орех.
Оказалось, есть жизнь после рукколы.
В общем, в салате должно быть много зелени, какой-нибудь белок, что-то хрустящее и ещё что-то с ярким вкусом, «вкусовая бомба». Если вы готовите сами — должно быть что-то такое, ради чего вы вообще готовы есть эти заросли. Я сразу подумал про мармеладных мишек, но тут есть варианты.
Ну, например. Салатные листья, в них курочка — белок, арахис — хрустящее, кукуруза — то, ради чего, ну и там пара ингредиентов ещё для вида и объема.
Теперь в каждом салате я ищу эти составляющие, а когда нахожу — хрумкаю и радуюсь своей пищевой сознательности. Со стороны выгляжу, наверное, как заяц, который отыскал и точит вкусную кору.
Но при равных условиях, скорее всего, всё равно пойду на майонез. Потому что он вкусовая бомба!
Когда я снова (как и в прошлый раз) устаю приносить человечеству пользу — я опять иду писать отзывы на Озоне.
В новом году мы опять всякого наговорим и наделаем. Поднимут бровь наши семьи, вздрогнут коллеги, отшатнутся случайные прохожие и пойдут пятнами подписчики в соцсетях. Сделать с ними ничего нельзя, только с собой можно. Попробовать, знаете, немного увеличить процент того, за что будет не очень стыдно сейчас и терпимо стыдно потом.
Сказать проще, чем сделать, конечно, но я бы пожелал нам в новом году сохранить некоторую прочность, а если повезёт, то и нарастить её.
Можно пожелать вам отрастить глухую броню. Но так нельзя, это должна быть такая, знаете, дышащая броня, мембранная, через которую легко просачиваются тонкие материи — сочувствие, доброжелательное внимание, легкий юмор, способность поддержать и успокоить. Но в которой застревает всякая крупнофракционная дрянь: безапелляционные заявления, многоголовые версии, попытки рассказать вам, что вы на самом деле думаете, ну и просто наглое враньё.
Можно пожелать реагировать не на всё. Есть вещи, по поводу которых мы можем не иметь мнения. Мир сейчас круглые сутки спрашивает нашего мнения про всё подряд, но прочность отчасти состоит в том, чтобы отвечать не на все вызовы.
Можно пожелать — я знаю это как редакторскую формулу, но она подходит и для остальной жизни — не пропускать говно. Пусть до вас сплошные палки, мёд, паштет и щебень, но за вами сплошь порядочек и то, в чем можно разобраться нормальному человеку.
Можно пожелать некоторого упорства, если не сказать упрямства, и его я уже желал, но давайте ещё раз. Чем больше смотришь новости, читаешь интернет и разговариваешь со знакомыми, тем сильнее чувствуешь, как в тебя забивают клинья. Как в деревянную колоду — вбивают и ждут, когда ты наконец расколешься. Но есть такие колоды, их называют «свилеватыми», изогнутые и переплетенные. Такое бывает, когда за время роста на дерево многое влияло. И вот чем свилеватее колода, тем сложнее ее расколоть. При вбивании очередного клина она начинает упираться каким-нибудь внутренним изгибом сама в себя, отчего становится только прочней, издевательски скрипит и выдавливает другие клинья. Что сказать — желаю вам быть свилеватыми колодами и пусть они заебутся в вас что-то вбивать.
Можно пожелать почаще находить правильные слова. Свои собственные слова. Перейти порог первого желания ответить готовой формулой, перетерпеть ее, и сформулировать то, что вы на самом деле думаете. И при этом не слишком требовать этого от других — не хочу подрывать устои интернетов, но мы привыкли максимально враждебно трактовать то, что можно трактовать по-разному. Бывает, что вы просто не поняли, и надо переспросить.
Ну и можно пожелать, чтобы нам всем поменьше приходилось раздваиваться и сохранять хорошую персональную мину при плохой общей игре.
Когда я учился в школе, на новогодние каникулы меня отправляли к деду в деревню. И я всегда туда очень хотел, потому что туда нужно было долго ехать на автобусе одному — настоящее путешествие!
Помешать очередному путешествию могло только одно — плохие четвертные оценки, которые накануне каникул вклеивались маленьким листочком в дневник. Чтобы оценки не помешали, было принято отчаянное решение — сделать вид, что их... не существует! Я аккуратно, насколько это было возможно, отклеил листочек с оценками, и спрятал его в дальний ящик на самое дно.
И вот прямо перед поездкой всё вскрылось — ненавижу мир за это, почему он всегда так делает?
Маме позвонила классная руководительница, мама сказала папе, папа пришёл откусывать мне голову. Не очень разборчиво — все-таки во рту целая сыновья голова — он спросил, куда я спрятал свой позор. Я объяснил. Папа на минуту выпустил голову, нашёл листочек, посмотрел на него и вернулся. Листочек оказал потрясающее воздействие — теперь моя голова помещалась в папиной пасти вообще без проблем.
Мысли мои спутались и остановились, осталась почему-то только одна мстительная: «Ты ещё скажи спасибо, что я не курю!».
Но в деревню меня всё-таки отправили: посадили в вечерний автобус и тот медленно отчалил, погружая маленького меня в этот желанный междугородний лимб. Кажется, в тот раз это был лимб в прямом значении этого слова: я чувствовал одновременно, что рая мне не видать, но и ада моя душа никак не заслуживает.
Не знаю, знакомо ли вам это тягучее ощущение зимнего ночного автобуса, когда буквально через час пути ты устаёшь и начинаешь маяться — становится одновременно жарко и тесно, ноет копчик и полупопия, зад приобретает текстуру штанов, по телу внутри как будто медленно перекатываются два шара — горячий и холодный. Кроме того, от желания и одновременно невозможности заснуть ты начинаешь чувствовать кожу у себя на лице.
Все перечисленные симптомы резко проходят на восьмом часу, ровно за полчаса до прибытия, когда тебе становится идеально удобно и тепло. Никуда уже не хочется из автобуса выходить, хочется просто продолжать ехать так, ехать...
Но ты выпадаешь в морозную ночь, и на площадке автовокзала находишь глазами силуэт дедушкиной «Волги». Она тихонько светит габаритами и по-осиному зудит двигателем — дз-дз-дз-дз. Ещё час вы едете по зимней дороге в совершенной окружающей темноте. Светится только желтый полукруг от фар перед машиной и приятным ядовито-зеленым светом горят деления на приборной доске.
Потом дед сворачивает к дому, глушит двигатель и наступает почти абсолютная тишина — только тихо дзынькает что-то под капотом, остывая. Тишину разрезает звук шагов — снег не просто скрипит под ногами, звук такой острый, будто кто-то давит шарики для пинг-понга или колет топором дровяные угли.
Через двадцать минут дед достает с печки чугунную сковородку, на которой шкворчит яичница с салом, ставит её на стол, и мы начинаем прямо со сковороды ковырять яичницу вилками, закусывая хлебом и запивая чаем с лимоном. Вилки у деда старые, ленинградские, с истончившимися от времени зубчиками. Один зубчик на моей вилке износился больше остальных — он короткий, чуть изогнутый и потемневший, как подагрический палец.
Школа, оценки и родители теперь кажутся чем-то далеким, будто они просто приснились в автобусе, когда я в очередной раз проваливался в короткий маятный сон.
Как раз перед тем, как начинает светать, я, сытый, ложусь наконец в постель — она немного влажная, как всегда бывает в избе зимой. Печное тепло греет спину, а дорожный лимб начинает понемногу таять вместе с сознанием. Через несколько часов я проснусь — и это будет уже другая, деревенская жизнь.