Что здесь происходит, что за звездецкий список? В общем, некоторые из пикабушников знают, что я пишу шуточные пересказы фильмов, клипов и внезапно художников. Вот их я и собрал в один пост, чтобы вам долго не листать.
Пересказ — это такой странный жанр: не обзор, не рецензия, а скорее шарж. Многие читали — говорят, забавно. Если вы из них — я рад и спасибо, что прочли! Ваши комментарии греют мне сердце.
P.S. Если вы считаете, что всё это неплохо и даже местами прикольно, можете задонатить, черкнуть в комменты любимый пересказ, просто одобрительно хмыкнуть или вообще не делать ничего
Про город с собственными историями и фотографиями.
Точка отсчета
Поначалу в Петербурге было лето круглый год. Всегда тепло, солнечно, никому было не душно и не дуло. Но потом на город обрушилась большая литература.
Достоевский придумал дождь, Гоголь — зиму, Бродский — слякоть и желание покурить. Блок решил, что половину времени будет ночь, Андрей Белый сторговался, что из неё часть будет белой.
Пушкин везде расставил чугунные памятники и мосты, а Грин сделал так, что мосты понадобилось разводить. Когда мосты сводились, по ним то и дело скакал Хармс верхом на жирафе.
Понаехавший из Москвы через Оренбург Крылов завез обжорство, снобизм и привычку иносказательно обзывать всех обезьянами.
Ахматова начиталась Достоевского и придумала простуду. Зощенко пришлось придумать Сестрорецк, чтобы было где прятаться от Достоевского, Гоголя и Ахматовой.
Чуковский придумал детей, Гумилёв — семейные обязательства, а Виктор Цой — поребрики и шляться.
И только Стругацкие придумали космос, чтобы у жителей Петербурга была хоть какая-то альтернатива.
Вечерняя дымка на улице Куйбышева
Январские облака над Весёлым посёлком
Весна в Удельном парке
Вид на Большеохтинский мост
***
Лето в Петербурге всегда выглядит ненастоящим и живёшь в нём вроде как понарошку. Словно ты арендовал это солнце, жару и возможность выходить на улицу в сандалиях. Ноги в них болтаются и кажется, что весь ты болтаешься тоже, а голова вообще плывёт отдельно. И непонятно когда, но скоро уже придут за рентой.
А вот в сентябре начинается настоящая жизнь. Всё встает на свои места. Меняется свет, меняется текстура. Осень добавляет шершавости всему вокруг — не только пальцы, даже взгляд не скользит теперь, а цепляется и ощупывает всё в мельчайших деталях.
Пристальный наблюдатель около Финляндского ж/д моста
Измайловский проспект впереди и позади
Пылевая буря на Октябрьской набережной
***
Петербург только и делает, что ищет способ наказать жильца и обмануть туриста. Способ использует самый подлый — солнце.
Вывешивает его несколько дней кряду, спекулирует, дразнит: «Посмотри, эй ты, какое солнце. Повесь жилетку обратно в шкаф, не бери, спаришься. И шапку положи. Я понимаю, что это майская шапка, лёгкая, но там правда жара».
А там не жара. Ну, когда ждёшь. А когда не ждёшь — тогда, конечно, жара.
Помню, кто-то мне рассказывал, как у него знакомые из Москвы в первый раз приехали в Питер гостить. Очень хотели на кораблике покататься. И вот они едут, а кораблик старается держаться поперек волны, а знакомые стараются держаться синими руками друг за друга. Всё-таки июнь.
И им посреди этой мёртвой зыби предлагают глинтвейн. Они до глинтвейна страшно охочи, практически ценители, поэтому соглашаются и ждут, пока им сварят свежий, пряный, горячий напиток из фруктов и вина. А им берут прах глинтвейна, насыпают в пластиковый стаканчик, заливают холодной водой — и в микроволновке греют, значит, для пущей свежести и пряности. Готов глинтвейн.
Они ещё жаловались потом, мол, погода в приезд была не очень — пасмурная. Ничего не понимают. «Не очень» — это вот как последние дни было, с солнцами.
А когда в Петербурге нормальная погода, то есть ветер несёт слепых от дождя чаек хвостом вперёд и тучи пролетают под мостами, как лётчик Чкалов, — на прогулочных пароходиках помощник капитана открывает специальный трапик. Для желающих утопиться от избытка чувств с видом на прославленный невский гранит, чугунных оград узор его разбери.
О чем говорят мужчины. Морской вокзал
Освещение и освящение
В музее Анны Ахматовой на Литейном проспекте, уличная экспозиция
Аллея зонтиков в Соляном переулке
«Тихо, сейчас припев будет!». Оркестр в летнем Летнем саду
Фонарь притягивает снег на Малой Конюшенной
***
Однажды в Петербурге наступила зима и со мной случилась почти рождественская история.
Под самый конец декабря позвонила подруга Марина — не та Марина, которая сейчас успокаивает Артём Глебыча, который написал на пол, поскользнулся и упал, другая — и, трогательно сокрушаясь, попросила помощи. Марина — инициатор и мать проекта «Жёлтое пианино». Если вы из Питера, то можете его знать — жёлтый инструмент время от времени появлялся в городе и любой желающий мог на нём поиграть.
Марина, женщина невероятной целеустремленности, пианистка и педагог, отличается буйной фантазией на перформансы и крайней невосприимчивостью ко всякого рода препонам — это важно для истории.
Для стороннего наблюдателя пианино появлялось как бы по волшебству. В этот раз требовалось, чтобы пианино как по волшебству появилось посреди Московского вокзала. И это первая отсылка к целеустремленности Марины — как вы насчет договориться поставить что-то забесплатно на главном городском вокзале? Вот то-то же.
По легенде нужно было встретить Газель с грузчиками, помочь им загрузить пианино, а потом выгрузить и докатить его в центр вокзала.
«Окей!» — сказал я, потому что стойко принимаю подарки судьбы. Чтобы было нескучно и чтобы не умереть под инструментом, я позвонил другу Игорю и спросил, готов ли он прикоснуться к искусству и прямо сейчас перенести на себе пианино незнакомой женщины. В полночь на канале Грибоедова, выезжать нужно сейчас.
Любой другой притворился бы, что очень занят или что у него сел телефон. «М, почему нет!» — Игорь думал полторы секунды. Я даже не успел сказать, что в награду нас, возможно, обнимет красивая женщина, а если повезет, то и каждого по отдельности, а не обоих вместе.
Когда мы приехали прикасаться к искусству, выяснилось, что искусство стоит в неудобном тёмном подъезде на гулкой лестничной площадке второго этажа. А вместо Газели приехал микроавтобусик, и он, конечно же, без грузчиков. И водитель заявил, что он просто водитель, а не грузчик, и вежливо попросил нас отвалить.
По счастью, в подъезде оказался какой-то притон. Его, как это называется у притонов... администратор высунулся на шум и мы тут же попросили его пособить. Он представился Артёмом, но мы почему-то запомнили, что его зовут Руслан. Хотя довольно важно запоминать, благодаря кому вас не размазало инструментом по стене зассаного подъезда на канале Грибоедова. Когда после первого лестничного пролёта он спросил, почему мы называем его Русланом, хотя он Артём, мы сказали, что он, ну... похож на Руслана. И идиотски заржали.
Кряхтя от натуги и слабея руками в приступах хохота, мы наконец спустили пианино к выходу. Водитель сдал задом к дверям и мы водрузили, всунули, впихнули несчастный фортепиано в кузов. Двое толкали, один тянул, все трое хрипели, ы-ыкали, заходили то правее, то левее, подставляли локти, плечи, колени... Со стороны выглядело так, будто кто-то насилует микроавтобус.
Водитель захлопнул кузов. Артём-Руслан махнул нам оттянутой до земли рукой, мы признательно махнули в ответ и он скрылся в подъезде.
По дороге на вокзал в машине стояло напряженное молчание — каждый продумывал механику извлечения. Артём-Руслан остался в притоне, как мы без него? Возможно, стоило спросить его, вдруг на вокзале есть какой-нибудь филиал притона и там есть свой администратор. Олег-Рамиль там. Или Андрей-Арсен.
Когда в полвторого ночи мы заехали на территорию вокзала и водитель распахнул кузов, началась метель. Метель была умеренная, поэтому не мешала, наоборот, придавала всему процессу праздничности. Игорь обошел машину сзади и задумчиво посмотрел на пианино. Марина тоже обошла машину, задумчиво посмотрела по сторонам и увидела на платформе наряд полиции. Если вы еще помните про маринину целеустремленность, то не удивитесь, что через три минуты двое полицейских уже принимали у микроавтобуса роды пианином.
Ну и потом она попросила их сфоткать нас на айпад на фоне выгруженного инструмента. Так мы и попали, можно сказать, в полицейские хроники.
Самое яркое пятно на Союзном проспекте
Тупик Гродненского переулка ночью
***
Увидел в интернете фотографию, на которой Адам Сэндлер идёт в пальто по улице и кушает из банки консервированные огурчики. И сразу скинул это фото подруге. Потому что она помнит.
Как-то мы зашли выпить по бокальчику сидра, потому что просто давно не виделись.
Потом мы вспомнили, что в соседнем баре бывают классные фирменные настойки.
И мы решили их попробовать.
А настоек оказалось десять видов.
И мы решили попробовать их все.
Потом мы вспомнили, что есть бар «Угрюмочная» и у него очень смешное название.
Ну то есть настолько смешное, что надо туда зайти.
Потом стало очевидно, что ходить по барам в Петербурге и не побывать на улице Думской — это преступление против, ик, наказания.
Выйти с улицы Думской своими ногами после этого — уже под силу не каждому.
Мы смогли только потому, что вспомнили про бар «Лаборатория» на углу Гороховой и канала Грибоедова. Откуда-то слышали, что там алкоголь подают в химических колбочках.
А это же круто!
Надо глянуть.
Там действительно были колбочки и между трехсот и пятисотмиллилитровой мы почему-то даже не выбирали. Пять-сот. На каждого.
Потом мы вышли в промозглый ноябрь и тут нам захотелось корнишонов. Консервированных. В четыре утра.
Обычно мои желания не исполняются, но через 200 метров был маленький магазин 24 часа и там были корнишоны в стеклянной банке.
Мы шли, качаясь, в сторону ТЮЗа, хрустели корнишонами и даже, кажется, предлагали их каким-то встречным алкашам.
На углу с Загородным проспектом силы покинули нас и мы упали в шавермочную.
В которой, прикиньте, подавали коктейли.
Мы попросили сделать нам коктейль, и бармен спросил, какой, и мы сказали: «Да какой-нибудь!». Он дал нам меню и там в списке коктейлей был коктейль «Какой-нибудь».
Мы заорали и сказали: «Даааа! Сделайте нам вот его!!!». И ночь постепенно перешла в утро.
В общем, это ещё один повод любить не только театр, но и друзей, Петербург, корнишоны, встречных алкашей, Адама Сэндлера и вообще жизнь.
Котики улицы Шаумяна
Ледоход на канале Грибоедова, у Могилёвского моста
Ничего лишнего на Транспортном переулке угол Лиговского
***
Когда-то я работал логистом и расстраивался, что работа скучная и нечего рассказать. Спустя годы понимаю, что логистическая работа была просто огонь. Драйв и истерика. Всё время всё шло не так.
Утро, день погрузки у важного клиента. Машина не пришла, клиент в телефоне переходит на ультразвук. А бригадир транспортной компании Максим как раз стоит у нас посреди офиса — он принёс счета и хочет денежку.
Максим смотрится чужеродно среди столов и бумаг, потому что похож на уголовника: ёжик на голове, глубокие морщины на лице, маленькие хитрые ярко-голубые глазки и хриплый пропитый голос. Сорокалетний дворовый пацан.
Когда я сказал, что его водителя нет на погрузке, Максим сначала сделал движение губами, будто перекинул окурок из одного угла рта в другой, а потом — как будто разжевал этот окурок и проглотил.
И позвонил водителю сам, отойдя в уголок офиса и отвернувшись. О чем говорили, было не слышно, пока Максим вдруг не заорал в трубку: «Что-о-о-о?! Бабу ты свою катал?!!»
Закончив внушение словами «Быстрее, бть!», Максим растерянно повернулся. Одновременно с ним весь офис развернулся к компьютерам и сделал вид, будто работает.
Оказалось, вечером накануне погрузки водитель встретил свою любовь. Любите, девушки, простых романтиков — он усадил её в кабину фуры с полуприцепом и катал всю ночь по центру Петербурга. Проносился длинным силуэтом по Дворцовой набережной, торжественно замирал на Стрелке Васильевского острова. Ну а потом, понятное дело, проспал.
Вообще движение грузовиков по центру запрещено и мы бы остались без машины, но дуракам везёт и его никто даже не остановил.
Солнце для победителя. Свечной переулок
Зеленая арка. Гороховая, 19
29 мая 2024 года. Прошла её пора
Радуги целятся в проспект Большевиков и Ледовый дворец
Я недавно писал, что турки не любят, когда их фотографируют, но немножко стрит-фото я всё-таки наснимал. Пронумеровал снимки, поэтому если вы захотите помочь мне посмотреть на свои фото со стороны — напишите, какая фотка понравилась.
Неожиданно нашел успокоение души на турецком рынке в базарный день. Пошел с авоськой за продуктами и вдруг понял, что не хочется уходить. Народу битком, все снуют и варятся и абсолютно никому нет до тебя дела. Можно на всё смотреть и ни в чем не участвовать — идеально.
Ещё периодически под потолком срабатывает система орошения и водяная пыль сначала повисает над толпой, как благословение, и тут же закручивается вентиляторными вихрями. Бродил бы и бродил, ей-богу, трогал бы грушу, щупал бы помидор, пробовал специи с мизинчика до полного вкусового оглушения.
Потом я вернулся туда с камерой, но ближе к концу дня — основной народ схлынул, на прилавках лежат остатки, покупатели уже не спешат, а торговцы и вовсе впадают в задумчивость.
Жена Марина тут вышла на битву с тьмой. В прямом смысле. У нас во дворе есть детская площадка и вечером на ней совершенно темно. Вокруг есть пара фонарей, но они не относятся к площадке — направлены в другую сторону и просто освещают условный «двор».
Марина написала на Госуслуги запрос на установку освещения для детской площадки. «Ваше обращение зарегистрировано», — ответили Госуслуги, что на языке джунглей означает: «Мы принимаем бой!». Это было 29 июля.
Дальше мы наблюдали пьесу в почтовых уведомлениях.
30 июля обращение перенаправили из Местной администрации муниципального округа в Администрацию губернатора и пообещали рассмотреть до 9 августа.
В этот же день из Администрации губернатора обращение перенаправили в Комитет по энергетике и инженерному обеспечению. А Комитет по энергетике перенаправил его в довольно логичный для такого случая Ленсвет.
9 августа Ленсвет перенаправил обращение обратно в Комитет по энергетике. Комитет по энергетике понял, что быстро не справится и перенес срок рассмотрения на 6 сентября. А потом понял, что вероятно не справится вообще, и перенаправил обращение почему-то в Водоканал. Как говорится, делай добро и бросай его в воду.
Водоканал молча — как воды в рот набрал — неделю смотрел на это обращение и 14 августа вернул его в Комитет по энергетике. Комитет опять перенаправил его в Ленсвет.
21 августа Ленсвет, видимо, признал, что фонари — это их тема, и взялся за работу. Начал с того, что перенес срок ответа на 19 сентября. Фонарь — дело важное, спешить нельзя.
19 сентября, не откладывая в долгий ящик, Ленсвет приступил к исполнению. И прислал ответ: «Уважаемая Марина Анатольевна, ваше сообщение от 29.07 рассмотрено. Для освещения детской площадки будет установлено дополнительное светотехническое оборудование. Монтажные работы будут выполнены после закупки необходимого оборудования и материалов».
Вот это да.
Вчера во дворе закипела работа. Под дождём сновали несколько рабочих в оранжевых плащах (не все герои носят плащи, но гвардия Ленсвета носит) и автовышка. На двух ближайших к площадке фонарях они установили по дополнительной лампе, подобрали полы плащей, сели в автовышку и уехали.
Вечером я выглянул во двор. Свет от новых ламп до площадки не достает.
Регулярно ловлю себя на мысли, что у жены Марины недостаточно одежды и нужно срочно ей что-нибудь купить. Не понимаю, как она этого добилась. Особенно учитывая, что вся моя одежда укладывается на две полочки, а ей мы недавно купили новый шкаф. Я его после установки ни разу даже не открывал, потому что а зачем? Всё равно там всё её.
Это, наверное, ужасно тяжело, когда открываешь шкаф, а там всё заполнено и всё твоё. Я даже когда думаю об этом — у меня уже стресс. Стоит только представить себе эту картину и в голове сразу: «Нечего надеть!».
Видимо, проблема в том, что когда в шкафах много одежды — все предметы сливаются в один. Я тоже её испытываю, правда, чаще в кондитерской — тут тебе и круассан, и пекан, и ватрушка, и это только прилавок с выпечкой, а есть же ещё пирожные, ну как тут выбрать? Был бы вот только эклер и всё — я бы чувствовал себя хозяином положения.
Поэтому каждый раз, когда Марина говорит мне: «Пойду, куплю себе чего-нибудь из одежды», — я воспринимаю её инициативу с радостью и даже немного с облегчением: наконец-то женщина решила позаботиться о себе, а то всё семья, семья, ни блузочки свободной нет.
Про себя я называю это приемами нейротрикотажного программирования. Этот сугубо научный подход заключается в том, что у Марины есть несколько очень характерных предметов гардероба, которые оттягивают на себя моё внимание и создают ощущение, что она ходит всегда в одном и том же и редко надевает что-то новое.
Что это за предметы? Во-первых, домашняя футболка с надписью I want to believe, старая настолько, что сам агент Малдер не различил бы на ней изображение летающей тарелки. Футболка притупляет восприятие нового и создает эффект неизменности домашней обстановки. А мужчине же что важно? Чтобы дома всё менялось только дважды в жизни: когда въезжаешь в квартиру и когда протягиваешь интернет-кабель потолще. А иначе сразу нервы, широкие шаги по коридору, «куда ты положила мою вот эту самую!»... Я у знакомой тут читал, как её муж лёг днём подремать, а она за это время в порыве рядового послеобеденного вдохновения покрасила фасады комнатного гарнитура в синий цвет. Красиво, но человек проснулся в чужой квартире. Нужно, говорит, было видеть его глаза.
Второй предмет гардероба — это черная худи, купленная на байкерском фестивале, на ней вышиты цепи, поршни и оскаленные черепа. Я когда увидел, что Марина всерьёз её купила, глазам не поверил. Надевается демоническая худи редко, но расчетливо — никакие десять пар обуви и платьев не способны перевесить в моём сознании такой противоречивый предмет. Худи даёт карт-бланш на покупки любой одежды.
Ну, и в-третьих, штаны камуфляжной расцветки. И я понимаю, что это в чистом виде реверанс в мою сторону — знаете, как взрослые люди на детском празднике вместе с детьми носят смешные колпачки и раскрашивают лицо аквагримом: да, Глеб, смотри, я тоже в камуфляжных штанах, как и ты. Но всё равно умиляюсь каждый раз — родная душа, думает обо мне, снижает гардеробную тревожность.
Однажды я увидел её в этих футболке, худи и штанах одновременно — эффект, конечно, оглушительный. Еле поборол желание тут же отнести Марину на руках в магазин и купить платьев, состоящих целиком из дизайнерских излишеств, и чтобы они были цвета лососевого бедра испуганного персика.
И маленький Артём Глебыч, как ни крути, тоже наносит тяжёлый удар по гардеробу. Он заставляет женщину говорить, например: «Какая красивая футболка — совершенно не пачкается!» и другие пугающие фразы. Красота вдруг начинает измеряться в износостойкости и в «возьму вот эту пёструю, на ней не видно пятен».
Словно почувствовав моё внимание, Марина решает перебрать шкаф. Некоторое время она перекладывает стопки кофточек, перевешивает плечики с блузками, и наконец со вздохом говорит: «У меня всё-таки столько вещей — просто ужас!..».
Когда я был маленьким, папа спрашивал меня, кто я — цурипопик или блямблямчик. Было не очень понятно, зачем ему это знать. Вероятно, он готовил меня ко взрослой жизни, которая ставит перед нами неочевидные вопросы и требует немедленного и аргументированного ответа в условиях критического недостатка информации.
На работе тоже периодически хочется прервать коллегу вопросом, цурипопик ли он, и если нет, то почему мы вообще продолжаем этот разговор.
Времена изменились, и сейчас этот вопрос звучал бы как «идентифицирую ли я себя как цурипопик» или «принадлежу ли я к сообществу блямблямчиков». Ну только названия должны быть всё-таки другие, потому что всем очевидно, что блямблямчик звучит просто оскорбительно, а цурипопик — неполиткорректно и там явно что-то про Израиль.
Сейчас-то проще сделать выбор — хоббихорсеры на палочках, квадроберы на мягких лапках. Те, кто даже в этих условиях не может определиться, могут попробовать себя в хоббиквадрохорсинге. Остаётся только решить вопрос, как держать палку с лошадью, если все четыре конечности уже заняты.
Я при этом совершенно не иронизирую. Ну то есть, мы в детстве тоже принадлежали к разным движениям и субкультурам, только интернета тогда не было. Потому что бить палкой крапиву тоже можно не просто так, а максимально эффективно и на результат. Ударить так, чтобы сразу срубить крапивину! И чтобы упала она не на тебя, а в другую сторону, иначе жюри снимет балл.
Или после дождя строить ручейки и плотины между лужами. У кого плотину быстро размывает и кто не умеет делать шлюз из полых стеблей зонтиков, тот лох и не будет допущен к главному лужевому каскаду деревни.
Может быть, тот самый человек, который сейчас насмехается над хоббихорсерами, сам был увлечённым крапивником. Или ручейником.
В общем, к чему это всё. Папа, я понял — я блямблямчик.
Веду репортаж из самолёта. Спереди ребенок. Справа ребенок. Сзади ребенок. Да что там, у меня тоже ребенок! Вокруг люди и мы все их бесим. Слева иллюминатор, и только там тишина и прохлада. Они, если честно, манят — хочется вырваться туда и полететь, развеваясь брылями на ветру.
Ребенок справа очень мал, поэтому он орал вполне легитимно, пока не заснул тряпочкой. Ребенок сзади лет четырех и ему реально плохо — он то ли плачет, то ли задыхается, иногда визжит на ультразвуке и бьётся в спинки наших кресел, как издыхающий гигантский червь из фильма «Дрожь земли». Его мать что-то делает, но это не помогает, бедная женщина.
Марина на соседнем сиденье скрючилась в три погибели, изобразив одновременно подушку, люльку и гамак. Маленький Артем Глебыч в Марине то спит, то не спит, то спит, то не спит, раз на раз не приходится.
Боинг звучит, как будто едешь на дизеле, и трясется — надо же, какой комковатый воздух нам попался. Перед этим мы просидели семь часов в аэропорту, потому что в колл-центре авиалиний работает женщина-гондон.
И что меня больше всего впечатляет — это-то как раз и есть нормальная жизнь.
Я тут пел по заявкам наших самых маленьких слушателей песню про трактор, а потом снова и ещё много раз на бис. А потом меня подвели за руку к игрушечному троллейбусу и сказали: «Петь! Таебуш!»
Песню про троллейбус? Так… эээ…
«Замер троллейбус в троллейбусном парке Перепутал механик провода по запарке Выключив лампочки в сорок электросвечей…»
С языка сорвалось, еле остановился. Но это проблема вообще — песен про троллейбус всего четыре. Цой, Сплин, бит-квартет Секрет, ну и четвертая… эта…
«Он бежал, и сильные рога Задевали тучи-облака».
А может, я просто не все помню, поэтому пришлось сесть и повспоминать. И вы знаете, оказалось, есть еще — вам тоже многие из них знакомы.
Надежды маленький троллейбус Под напряжением любви.
*** Я не забуду тебя никогда. Колёса, поручни, рога, улыбки, слёзы. А за окном всё так же стонут провода. Троллейбус мчит меня в сибирские морозы.
*** Со мною вот что происходит Ко мне троллейбус не приходит Приходят в странной суете Маршрутки, только всё не те.
*** Там, где легко найти страннику приют, Где кондуктора помнят и ждут. День за днём, то теряя, то путая след, Я всё жду тот троллейбус, которого нет…
*** Здесь вам не троллейбус Здесь транспорт иной И волны бегут От винта за кормой.
