Я не верил в происходящее. Это и был его план – заманить меня сюда, а потом удрать. Вот ублюдок. Мне хотелось его разорвать. Я тянул прутья, крича, и в этот момент началось превращение.
Став зверем, я получил демонические силы и с новой мощью вцепился в решётку. С диким рёвом я тратил силу на борьбу с преградой, ожидая, что смогу сломать её... и она поддалась. Прутья медленно начали расходиться в стороны под моими усилиями раздвинуть их, а потом один из них треснул и разломился. Тут-то и сработал датчик.
Петяй не знал об этом, ведь он не мог к ней даже притронуться. Сигнал орал на весь отсек, терзая мой слух. Я выбрался из клетки, но чувствовал огромную усталость от шума. Лапы подкашивались, и я завалился на пол, обернувшись обратно.
Наверное, демон знал, что произойдёт, и спас меня, превратив в человека. Почти сразу же в трюм ворвались стражники с оружием. Один остался рядом со мной, держа меня на прицеле, другие осматривали помещение в поисках беглеца, а последний крутился у датчика. Вскоре сигнал замолчал.
К этому моменту они уже поняли, что вампир сбежал, и бросились на его поиски. Я не чувствовал до этого, что судно замедлялось, или вовсе остановилось, так что мы ещё посреди воды, и упырь никуда не денется.
Меня вели по лестницам и коридорам, сначала в пункт осмотра, чтобы убедиться, что Петя не причинил мне вреда. После меня сопроводили до моей каюты и попросили остаться внутри. Снаружи остались два стражника, думая, что на мне наложены чары кровососа и я всё равно захочу к нему вернуться.
Но нет, я-то знал, что со мной всё в порядке. Хотя, так просто попавшись на его уловку, не стал бы полностью исключать, что мой разум был испорчен.
Довольно быстро я ощутил недостатки своего положения, ведь у меня не было иллюминатора. Не знаю, сколько прошло времени, но вскоре корабль стал останавливаться, пока полностью не прекратил ход. Лёгким касанием судно встало к причалу. Хитрец не обманул. Сейчас действительно была остановка, вот только я не мог найти себе места, желая, чтобы его изловили, но не знал, произойдёт это событие или нет. Он говорил, что ему будет очень плохо. Как бы я хотел, чтобы это произошло.
А вместо этого со мной тоже произошло не самое лучшее событие. Теперь и я был пленником в своей каюте. Меня никуда не отпускали, только в туалет, да и то в сопровождении охранника. Еду я получал прямо в номер.
Какие тут могли быть развлечения, кроме как думать о чём-то своём? Так можно и сойти с ума.
Позже мы снова плыли куда-то. Я мог понимать сколько сейчас времени только по кормёшке, которую мне приносили трижды в день. Она, кстати, была хороша, но не утоляла моего голода, что начинал о себе напоминать короткими помутнениями разума. Там снаружи, за дверью стояли два стражника. Мог бы я незаметно уничтожить их и съесть? Такая мысль крутилась у меня в мозгах, но осторожность и кольцо на пальце спасали от этой авантюры.
Прошла ещё одна ночь, а утром, когда мне снова постучали, я думал, что пришло время завтракать, но никто не вошёл.
- Собирайся! – раздался чей-то крик из коридора.
Кажется, ещё никогда я не был так быстр, и буквально через минуту показался из-за двери. В сопровождении личной охраны меня вывели на палубу, откуда я смог рассмотреть красоту солнечного света. Глаза отвыкли от этого чуда, но вскоре зрение позволило мне смотреть без козырька из собственной руки.
Корабль еле двигался вперёд, сбросив скорость, а впереди нас ждал порт, расположенный на огромном скальном острове, окружённом неизвестным мне морем, или океаном.
Заворожённый я разглядывал возвышавшиеся впереди вершины, соединённые проходами, лестницами, мостами. В башнях современного вида горел свет, на каменных стенах мелкими точками бродили дозорные. Я будто оказался в городе мифического народа, живущего в столь удалённом от большой земли месте. Не удивлюсь, если этого порта не было ни на одной из карт, уж очень тут всё попахивало загадочностью.
Пока я глазел вперёд, так бы и не заметил, что происходило почти у меня под носом. Пассажиры, словно тараканы, выползали из кают, скапливаясь на палубе. Даже не думал, что их здесь так много. А чуть дальше за толпой я разглядел высокую железную клетку, ту самую, что видел в трюме. Ноги понесли меня к ней, интерес переполнял, я хотел увидеть, кто в ней пленился. К моему счастью, мои два сопроводителя уже бросили затею - бегать за мной хвостом. Лишь один из них не выпускал меня из виду, но больше никто не советовал оставаться на месте.
Клетка была заперта, стражники стояли вокруг, а внутри, связанный магическими цепями, в наморднике стоял Петя, злобно глядя вперёд. Какое же облегчение я почувствовал, когда увидел его таким. И я бы даже не знал, что это только малая часть того наслаждения, которое я мог ощутить... и ощутил.
Упырь вдруг повернул голову, то ли почуяв меня, то ли просто смотрел по сторонам. И вот наши взгляды сошлись, передав ему моё торжество, а мне в ответ лавину гнева, что заполнила весь его разум. Наверное сейчас он хотел кинуть на меня, уже без предупреждения вырвав артерии, но ничего не мог поделать. Отличное завершение этого путешествия.
(Все имена и события – вымышленные. Любые совпадения случайны.)
- А это Павел Юрьевич Кузнецов, познакомьтесь, пожалуйста.
-Александр! – Я протянул руку ветхому старичку, сидевшему на крылечке такой же ветхой избенки. Стояла она на берегу Уфтюги, над самым обрывом. Неподалеку, в зарослях, стояло довольно громоздкое, хоть и уже порядком ушедшее в землю строение, в котором, как объяснил мне Дмитрий Николаевич, в советское время располагался детский сад, где дед Кузнецов работал когда-то сторожем.
В руках старик держал вершу, которую как видно чинил при помощи источенного перочинного ножа и странного, крючковатого шила.
- А? А! Здравствуйте, здравствуйте! –оглядел он нас поверх перемотанных на переносице пластырем очков, потом по-стариковски, застенчиво улыбнулся и протянул мне потемневшую, покореженную артритом руку. Хромцов присел рядом и стал неторопливо, обстоятельно расспрашивать старика о здоровье, о планах насчет рыбалки, и погоде на ближайшие дни, по приметам известным только деду. Наконец очередь дошла и до меня.
- Это, дядь Паша студент, собирает в нашем углу сказки разные, эмм… страшилки, – это такие истории, что обычно к ночи не рассказывают ха-ха-ха… - закончил он со смехом.
Старик посмотрел на меня, внимательно, опять же поверх очков, потом, пожевав губами, вежливо поинтересовался, а за какой собственно надобностью собираю я подобную непотребщину.
- Книгу хочу написать, – ответил я, - Сам из местных почти,- Устьянский. А мои бабушка с дедом, так и вовсе из этих мест. Дедушка с Кислякова, а бабуша из Залесья. Вот и хочется написать про родину. Мне бабушка в детстве часто рассказывала местные поверья. Вот и запало в душу, что места здесь необычные.
-Что уж тут!- Протянул Кузнецов - Не отнять этого у здешних лесов да болот. Раньше всякое бывало.… Да и сейчас иной раз случается.
-Ну так! Я же и говорю, места здесь такие! Ученые выяснили, что количество паранормального в данной местности значительно превышает количество в остальных регионах России! Вот я и интересуюсь, записываю, структурирую, делаю теоретические выкладки, - я «оседлал любимого конька» и меня несло.
- Из того, что ты Саша сказал, я не понял и половины,- проговорил старик, - но могу сказать, что больше всего подобного выведать можно в Ерино. Там до революции еще жили одни ведьмы да колдовки с колдунами. А где-то далеко в болотах даже целое поселение было, ими построенное еще тысячу лет назад. Мне дед рассказывал, а ему его дед, про город серокаменный, что стоял на месте Кривоногого болота. Якобы еще в царские времена стоял он там, только потом что-то приключилось, и утонул он в болоте. А Кривоногим оно стало из-за идола, что стоял посреди города. Так и тот сгинул куда-то . Но часть его жителей уцелела, и вроде как смешавшись с местным населением, однажды заложили деревню Ерино. Я не помню всего, о чем говорили. Да и вроде как это тоже были байки еще из детства. Время, понимаешь, такое было. Рассказывали еще про Болотную Книгу, и про медвежьи головы... Всего и не упомнишь.
Он кряхтя распрямился, и отложил вершу. Мы с дядей Митей молча покуривали глядя на него. Хромцов украдкой улыбался: «Мол, во -дает старик!». А я с интересом слушал, делая пометки в блокноте.
- Я слышал, Павел Юрьевич, что на том берегу интересные люди и места, да все никак не соберусь переправиться туда. Но вот завтра думаю с утра все-таки сходить, посмотреть как там и что.
- От как? Посмотреть значит, что да как… - старик задумчиво покачал головой.
-Так столько разговоров о тамошних местах, и ведьмы там, и колдуны… Да и все равно на тот берег вроде как собирался, а то живу у вас уж вторую неделю, в том краю так и не бывал.
- Так смотреть-от там особо и нечего вроде как… Десяток, два полураскатившихся изб, да огороды заросшие. А вот жители да, интересные. Осталось там их человек от силы тридцать... – Кузнецов помолчал, по-стариковски пожевал губами. – Только ты это, осторожней с ними. Про нечисть, да про всякое такое – не спрашивай. Захотят – сами расскажут. И про ведьм с колдунами забудь! Не любят они этого. Вон, Митрий подтвердит. У него вроде как тетка из ентих мест.
- Так мы к ней его отправить и собираемся, дядь Паш. С гостинцами. Самому, вишь, некогда навестить родню, вот гонца и снаряжаю ха-ха-ха… а он под это дело может и узнает чего.
-Павел Юрьевич, вот вы говорите осторожнее, а чего бояться? - Вопрос мой, может и прозвучал бестактно, но, как я понял, подвел старика к желанию поделиться какими то воспоминаниями. Он крякнул, прочищая горло, и глядя вдаль, произнес: «Было дело…». После этого полностью погрузился в воспоминания.
- Было это лет шестьдесят назад. Понимаю, что давно, однако увидев что-то подобное, запоминаешь обычно на всю жизнь. Мелкими мы были совсем. Мне кажись лет десять, или двенадцать было. Время тогда такое было… Невеселое. Послевоенные года, что уж тут говорить. Жрать хотелось постоянно. А мы, детишки, что с нас взять – могли и в огород чужой залезть, и яблоню обтрясти. Нет, ты не подумай, и рыбачили, и по грибы ходили, да все в дом, тоже пользу старались приносить, пока родители на работе. И все равно не хватало. Как сейчас говорят, - витамины были нужны, подрастающим организмам. Только что нам витамины, когда пузо с голодухи подводит? Вот и собирали кислицу заячью по лесам, щавель там разный, но не брезговали и в огород чужой заглянуть, что тот козел из поговорки.
И вот как-то решили в компании (нас тогда была ватага, человек семь - восемь), что, мол, хватит озоровать в Богородском. Многие односельчане, уже знакомые с нашими шалостями были так сказать начеку, и могли, невзирая на возраст, без обиняков угостить незваных гостей добрым пинком, подзатыльником, а то и зарядом крупной соли (что, в силу ее дефицита было явлением нечастым) пониже спины. Или прийти с претензией к отцу, и тогда встреча с широким солдатским ремнем дарила много неприятных ощущений и воспоминаний.
И пришла кому-то идея отправиться на тот берег, где за лесом стояла деревенька Ерино. В Тороповскую по понятным причинам мы соваться не стали, - соседи как-никак, и по горячим следам нас вычислили бы быстро, а Ерино было самый раз, – за рекой, за перелеском. Хоть в партизан играй. Конечно, ходили про него разговоры, мол, нечисто там, но дальше туманных слухов дело не шло. А что нам? Поверь, Саня, когда кушать очень сильно хочешь, хоть у черта из зубов краюху выдернешь. К тому же, в силу тогдашнего нашего детского возраста, такого плана слухи только добавляли остроты намечаемому предприятию. Так-то! А тут, еще, кто-то из старших ребят возьми, да скажи, - мол, у бабки Тани в саду яблоки аж «с кулак» размером! Более того, сам сад находится как бы на отшибе, ближе к лесу. Это только повышало стратегическую важность для нас. Ага… В случае «неожиданного отступления», - через небольшое польцо на задворках, потом в перелесок, и поминай, как звали!
В общем, вечером, как смерклось, перебрались мы бродом на другой берег, и углубились в лесовину. Удочки с собой взяли, чтоб вопросов в деревне не возникло, куда на ночь глядя ватага мальчишек отправилась. Впрочем, удочки тут же были схоронены под крутым берегом.
Ночь была – просто загляденье. Звезды крупные! Серпик месяца пусть и был тонким, но светил что твой фонарь! Даже в лесу не стояла кромешная темень. Пройдя перелесок вышли мы к намеченному саду. Что и говорить, боязно все-таки было самую малость – все же к ведьме идем. И чем ближе мы подходили, тем реже были шутки, а поле пересекали мы и вовсе в мертвой тишине. Вот и деревня. Окна не горели – шутка ли, полночь уж минула! Вот и изба бабы Тани, крытая гонтом, и окруженная приличных размеров садом. Даже в свете звезд видно, как согнулись деревья под тяжестью прямо-таки гигантских плодов., и это подстегнуло наши вечно голодные организмы к самым решительным действиям. Стараясь не шуметь понемногу подталкивали мы деревья, и слыша, как яблоки с глухим тумканьем падают в траву, быстро набивали ими карманы, пазухи и подолы. Продолжалось это минут наверное пятнадцать.
И вот, когда казалось уже, что все «емкости» уже были заполнены, один из ребят, - Витькой его звали, сказал что видит с десяток прямо-таки гигантских яблок ближе к вершине. Витину фамилию я не помню, помню, только что кличка у него была «Москвич». Почему «Москвич» от? Был у витии, в отличие от всех нас очень явный «акающий» говор. Вот и дразнили его «Москвичом». Отвлекся! Так вот, Витка, сказав что хочет дотянуться до самых крупных и спелых плодов, стал в почти кромешной тьме взбираться по скрюченным, узловатым ветвям на вершину. Мы молча следили за ним, когда в тишине раздался голос.
- Что ребятки, яблочек захотели?- голос был тихий, какой то сладкий, с присвистом. Оторопев от неожиданности мы, повернув головы, увидели высокую старуху, одетую в какие-то невообразимые лохмотья. Она стояла в двух шагах от нас и внимательно разглядывала всю нашу притихшую компанию. Или мне это показалось, что она разглядывала нас, так как лицо было видно очень плохо, как бы размыто, а на месте глаз, зияли глубокие черные провалы. Мне и сейчас кажется, что это была всего лишь игра теней в неверном свете, но в тот момент эта женщина казалась такой жуткой, что волосы начали шевелиться на голове. Если бы таким образом к нам подкрался какой-нибудь здоровенный мужик, и с криком «ах вы сукины дети!» стал гонять нас по саду, я уверен, что испуг наш и то был бы в сто раз менее силен. Это был реальный кошмар. Огромного роста, с длинными костистыи руками, и бледным неподвижным лицом, в черных лохмотьях бабка выглядела как сама смерть. Я не удивился после, когда кто-то из мелких сказал, что напустил в штаны.
- Мне не жалко, - прошамкала меж тем старуха. – только что же вы днем не пришли, не попросили по-хорошему, а?
Мы стояли, как приклеенные к месту, придерживая топырившиеся рубашки, и сползавшие под тяжестью набитых яблоками карманов штаны. И молчали.
- Понимаю, - продолжала она. – Постеснялись.
Казалось, бабка Таня прекрасно видит нас всех. Я да и остальные потом признавались, что чувствовали на себе ее взгляд. Недобрый, изучающий. А она стояла и разговаривала, ласковым, чуть свистящим голосом.
Внезапно, вверху раздался отчетливый щелчок и размеренный, как стон, треск. Старуха резко подняла голову и отпрянула от дерева с прытью до того невероятной, что через мгновение стояла уже за нашими спинами. Кто-то вскрикнул. Сверху раздался хруст ломаемых веток, шелест листьев, треск разрываемой материи, и на землю, в том месте, где только что стояла бабка Таня, тяжелым кулем, с громким воем прямо-таки обрушился Витя Москвич. Не успев отойти от испуга, вызванного стремительными перемещениями старухи, мы во все глаза уставились на Витьку. Он медленно поднимался, держась руками за кривой, словно изведенный ствол и за нижние, извивающиеся ветви дерева с которого только что упал. Вид у Москвича был самый, что ни на есть безумный. Он неотрывно смотрел на страшную хозяйку сада.
- А вот дерево обижать нельзя. Оно может обидеться. Отомстить. Навредить! – монотонно бормотала бабка. Мы, так и не сдвинувшись с места, молча внимали ее словам.
И вдруг Витька завизжал! Казалось бы, рослый парень, а визжал на весь сад, что твой поросенок! Тут уж, забыв про старуху кинулись мы к нему, и от увиденного заорали все. И было от чего, ведь картина открылась просто кошмарная! Витькины руки, только что державшие нижние ветви, сейчас как бы врастали в них! От локтей предплечья Москвича переходили во что то заскорузлое, перевитое, шершавое, сросшееся с яблоней.
Москвич стоял перед деревом на коленях и отчаянно вопя, тряс руками, пытаясь оторвать их от дерева, но они стали как бы продолжением ствола и веток, как если бы Витька на манер яблока сам рос из дерева. Визг его меж тем стал членораздельным.
- Ребята, помогите! ПОМОГИТЕ!!! – на одной ноте орал он, пританцовывая и пытаясь вырвать руки. Услышав сзади шорох, я обернулся и увидел, что жуткая старуха снова стоит за нашими спинами. На этот раз в скрюченных, стариковских пальцах сжимала она огромный ржавый топор-колун. Побросав добычу, прыснули мы врассыпную. Убегая, краем глаз успел я заметить, как старуха с колуном приближается к корчащемуся Москвичу, и через пару секунд до нас донесся нечеловеческий, протяжный вопль вперемешку с глухими рубящими ударами...
Треск сломанной изгороди дал понять, что кто-то уже вырвался из сада. Ориентируясь на звук, я прибавил ходу, и вскоре уже мчался через поле в сторону темневших вдали деревьев. Рядом неслись размытые силуэты других ребят. Только под сенью сосен перелеска слегка перевели мы дух, и принялись так сказать пересчитывать «потери личного состава». Оказалось, не хватало только Витьки.
- Хана Москве… - жалобно выдохнул кто-то. Остальные молчали. Слишком уж диким и не реальным казалось нам тогда все это, но обменяться мнениями мы так и не успели. Откуда-то с опушки, со стороны Ерино раздался приглушенный протяжный стон.
- Ребята! – Витька брел, шатаясь, выставив перед собой руки, вернее то, что когда-то было таковыми. Внезапно он сел прямо на землю и заревел в голос, а мы, обступив его, старались разглядеть, что же такое с ним произошло. Эта картина навсегда осталась в моей памяти! Даже в неярком свете луны, едва пробивавшемся через пушистые кроны, было видно, что вместо рук у Москвича были какие-то толи обрубки, толи корневища. Что-то громоздкое, даже отдаленно не напоминавшее человеческие кисти. Скорее это были заскорузлые, перевитые ветви дерева, которые были отрублены от самого дерева и прямо таки искромсаны неоднократными ударами какого-то тяжелого, но невероятно тупого предмета.
Мы в немом ужасе разглядывали эти отвратительные обрубки, а Витя встряхивал ими, как будто пытаясь отогнать что-то, снова и снова повторял: «Ребята, миленькие, как так то? Как это? Как?»
- Больно?- тихо спросил кто то. Москвич поднял на нас лицо, бледное, как полотно, глаз в черных впадинах было не видно, и помотал головой.
- И что теперь с ним делать?- опять раздался голос одного из мальчишек.
«Домой вести нужно…» Подумалось мне. «Здесь точно ничего не высидим!»
- Сань, мне кажется, что тебе как будто не интересно?- Старик снова посмотрел на меня поверх очков, обрезая крючковатым ножом нитки, торчавшие из починенной верши.
- Да вы что, Павел Юрьевич! Записывать не успеваю! – с жаром воскликнул я. – Так что же было дальше?
- Что было то? Выпороли нас всех поголовно. Ага… Не знаю, как узнали в Богородском, но меня лично отец у калитки с ремнем встретил. Угостил, так угостил. Месяц я потом на животе спал, да сесть не мог. И остальные, судя по разговорам, тоже отхватили по мягким местам.
- А с Виктором-то, с Виктором что стало?
-А Витьку мы с той поры не видели больше. Родители дома его держали, взаперти. Фельдшера нашего приглашали, чтоб его осмотрел. Потом какое- то медицинское светило из Вологды приезжало, Москвича осматривать. Без толку. Доктора лишь разводили руками. После уж Витин отец в Ерино ходил, бабке Тане в ноги, говорят, кланялся. Да только тоже напрасно. Мне мати говаривала как-то, мол, Витькин отец, по пьяной лавочке проговорился, как сказала ему старуха Порохова, что если бы она Москвичу руки не поотрубала, он сам стал бы яблоней. Или ушел бы в дерево. Или что-то вроде этого. Я уж всего не помню.
А потом Витька пропал. Аккурат недели через три после той ночи. Мать его на всю деревню блажила. А отец сразу почти крепко запил. Один Витя у них оставался. Старшие-от еще в войну поумирали, кто от голода, кто на фронте.
Вооот! Что с Витей стало, куда он делся, – неизвестно. Люди перешептывались, мол с ума он сошел, да пробежав через Поскотину, бросился в Бабишин омут. Другие клялись, что дрянь с его рук облепила все тело, и он стал деревом. Некоторые штукари утверждали даже, что видели в чаще скрюченное дерево, с выделяющимся на корявом стволе, ясно различимым детским лицом с распахнутым в крике ртом. Председатель наш, не верящий ни в бога, ни в черта, не раз на поиски мужиков поднимал, да реку баграми шерстил. Без толку. Как сквозь землю провалился наш Москвич.
В общем, в Ерино я больше не бывал ни разу. Страшно Саня! Вот ей-богу, до сих пор страшно!
Перед тем, как войти в дом, Илья, наученный уже горьким опытом, задержался на пороге. И правильно сделал – паутина оказалась на том же самом месте, где и в прошлые два раза. Огромный паук сидел в самом ее центре и деловито потирал друг о друга лапками. Было в нем что-то… Неправильное, настораживающее? Парень не стал долго разбираться, смахнул подальше насекомое, с накатившим остервенением смел паутину. Развелось всякой гадости! Ничего, он вычистит этот дом до блеска да так, что ни одного паука или таракана в нем не останется. Только сперва разложит покупки и перекусит.
Наскоро перекусив, он принялся за работу. А ее хватало: Илья мыл окна, скоблил пол, выносил мусор, выбрасывал без жалости всякий хлам. Неподалеку от низенького заборчика постепенно вырастала куча ненужных вещей и мусора, которую по окончании уборки он собирался утилизировать. Ну и, конечно же, паутина. Он залезал в каждый уголок, в каждую щель, смахивая оттуда белесые нити. Липким слоем оказалась покрыта и почерневшая старинная икона в углу. Он так и не разобрал, кто на ней изображен, настолько сильно ее потрепало время. Ему даже почудилось, что с иконы на него мрачно взирают фасеточные глаза на получеловеческом лице, но такого быть, конечно, не могло. Нет, он в принципе слышал, что существует какая-та очень редкая икона, на которой нарисован святой с песьей головой, но у бабушки точно такого не водилось.
Зато пауков за годы отсутствия человека развелось прилично. И не только их. В дальней комнате в каждом из четырех углов Илья выгреб по пригоршне дохлых тараканов. Создавалось впечатление, будто их специально здесь рассыпали, потому что больше он их нигде не заметил. Поразмыслив, он решил, что это глупое предположение: при жизни бабушка всегда блюла чистоту, а после ее смерти дом все время был заперт. Да и кому сюда ходить-то, если разобраться.
К вечеру он совсем вымотался, но был доволен проделанной работой. Больше всего радовало то, что высушенное и прожаренное на солнце постельное белье казалось почти свежим. Это значило, что можно не спать в одежде вторую ночь кряду. Оставалось только доделать последнее на сегодня дело.
Куча мусора разгоралась неспешно, нехотя. Крохотные язычки пламени несмело лизали отсыревшие за годы вещи. Илья подкинул несколько клочков бумаги. Огонь с благодарностью набросился на них, жадно поглощая, обретая силу и уверенность. Всего пара минут – и пламя жарко пылает, уничтожая остатки воспоминаний. Сквозь оранжевую пелену парень видел, как корчатся мертвые насекомые. Казалось, что вот-вот – и они выскочат из огня, разбегутся в стороны маленькими горящими факелами.
На плечо Илье легла чья-то тяжелая рука. Он вздрогнул от неожиданности, скосил глаза. Высохшая сморщенная кисть с длинными пальцами, заканчивающимися желтыми с черными пятнами ногтями.
- Зачем ты это сделал, внучок?
Медленно, как будто в трансе, он развернулся. Перед ним стояла бабушка в галошах на босу ногу и изорванном в лоскуты некогда цветастом платье, сквозь прорехи которого местами проглядывала синевато-черная кожа.
- Зачем ты сжег мои вещи?! – и снова вместо дорогого лица и теплых глаз на парня дышала холодной гнилью оскаленная чужая морда, сочащаяся струпьями и язвами. Рука сдавила плечо Ильи, и с каждой секундой давление только усиливалось. Он закричал от боли, споткнулся, сделав шаг назад, забалансировал, чтобы не упасть. Спину обдало жаром. Он повернул голову и понял, что еще один неверный шаг – и гореть ему вместе с мусором. В тот же миг жесткая хватка ослабла. Илья отпрыгнул от костра, ошарашенно завертел головой по сторонам. Не было ни бабушки, ни кого-то другого. В воздухе висела вечерняя тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра.
Он дотронулся до плеча, где должна была оставить свой отпечаток чужая рука. Все оказалось в порядке: плечо не болело, синяки и прочие отметины отсутствовали. Вот что значит, напахался за день! Теперь мерещится всякое. Он постоял еще какое-то время, наблюдая, как постепенно умирает пламя, выкурил сигарету. Чтобы не дай бог ничего не загорелось, полил землю вокруг кострища водой. Вот и все, пожалуй, на сегодня хватит. С чистой совестью и чувством выполненного долга можно спокойно отойти ко сну.
Длинный каменный коридор вился змеей, то и дело петляя. Илья несмело передвигал ногами, продвигаясь вперед. С потолка капала вода, на стенах висели чадящие факелы, но их света едва хватало, чтобы осветить путь. Как он сюда попал? Он точно помнил, что ложился спать в теплую постель, а, открыв глаза, очутился здесь. За спиной находилась крепкая каменная стена, постепенно надвигающаяся на него, поэтому о том, чтобы стоять на месте, и речи быть не могло. Стена неуклонно выдавливала его куда-то вперед, и ему приходилось идти. В глубине души сидело прочное чувство, что он шагает на эшафот.
Под ногами то и дело сновали мокрицы размером с мышь. Один их вид вызывал глубочайшее омерзение. Илья шагал, стараясь не наступать на отвратительных насекомых. Откуда их тут столько? Хотя, здесь было достаточно сыро и холодно для того, чтобы завестись могли не только мокрицы, но и еще что-нибудь похуже. Казалось, они двигаются без всякой системы, но, присмотревшись, парень понял, что все они бегут туда же, куда шел и он.
Среди серых хитиновых панцирей промелькнули рыжие пятна. Илью передернуло – тараканы. Причем намного крупнее мокриц. Это чем же надо питаться, чтобы достичь таких размеров? Позади раздался странный не то скрип, не то скрежет. Парень обернулся на звук: пола не было видно из-за огромного количества насекомых. Покрытые хитином тела терлись друг о друга, издавая тот самый звук, что и привлек внимание Ильи. И вся эта орда насекомых двигалась вслед за ним. Или же на него. Он не стал ждать, когда они бросятся вперед, и побежал сам по коридору.
Один поворот, второй, третий. Вскоре он потерял счет бесконечным изгибам. И все время позади его преследовал шум и скрежет, издаваемый жесткими телами насекомых. Казалось, эта стремительная безумная гонка продолжается бесконечно долгое время. Илья чувствовал, как силы постепенно покидают его, мышцы все больше и больше ноют, а дыхание становится тяжелым и отрывистым. Он понимал, что еще немного – и омерзительная кишащая масса захлестнет его, накроет собой, не давая ни единого шанса на спасение.
Когда он уже почти готов был сдаться, коридор резко оборвался, раздался в стороны, перейдя в большую просторную комнату. Полчище насекомых остановилось на границе этой комнаты и коридора, будто боясь переступить некую невидимую границу. Или же ожидая чьего-то приказа.
Парень тяжело дышал и все никак не мог отдышаться. Легкие горели огнем и готовы были разорваться, биение сердце отдавалось в ушах тревожным колоколом. Мозг пытался сообразить, что делать дальше. Вообще, для начала хорошо бы осмотреться, а уж потом что-то предпринимать. Осмотр получился не очень утешительным, и надежда на благополучный исход стремительно таяла.
Стены комнаты были бревенчатыми, пол сделан из широких дубовых неошкуренных досок. Помещение казалось пустым. Лишь в центре размещалась каменная площадка, на которой возвышался истукан, похожий на что-то среднее между человеком, тараканом и муравьем. Перед статуей стоял низенький длинный стол, на котором лежал лицом вверх старик, весь покрытый… Сперва Илья подумал, что тело человека утыкано медицинскими банкам, но, приблизившись на несколько шагов, он увидел, что очень сильно ошибся в своем предположении.
В старческое тело впилась целая куча клещей. Черные лапки неспешно и противно шевелились, головы погружены глубоко под кожу. Темно-коричневые тельца непомерно раздуты от выпитой крови. Ни один нормальный клещ просто не мог раздуться до таких размеров, чтобы его можно было спутать с медицинской банкой! И они продолжали расти, выкачивая из старика все больше и больше крови. Тот неожиданно застонал, повернул к Илье голову. Парень буквально завопил от ужаса – старик оказался его давно почившим дедушкой. В мутных глазах старика мелькнула искра сознания – он узнал внука. Но в то же мгновение его лицо исказила гримаса боли, из горла вырвался нечеловеческий крик, которым он практически захлебнулся.
Илья бросился вперед, желая помочь дедушке, но лишь усугубил положение. Стоило только ему, кривясь от омерзения, схватится за одного клеща, как все тело старика выгнулось судорогой, боль моментально усилилась стократ. Парень отдернул руки, осознавая, что своим желанием помочь лишь быстрее убьет дедушку. Про то, что дедушка уже мертв бог знает сколько времени, он как-то не подумал. На глаза навернулись предательские слезы. Он просто стоял и смотрел, не зная, что он может сделать в сложившейся ситуации.
- Не тревожь дедушку, внучок, - непонятно откуда рядом появилась и бабушка, с какой-то тоской погладила старика по седым волосам. А вот взгляд, направленный на внука, оказался полон злости и негодования.
- Ты… Ты… Ты же умерла, - едва выдохнул парень, но бабушка его услышала.
- А ты сам-то, внучок, можно подумать больно живой, - проскрипела она. – На ножки-то свои глянь. Пока есть на что смотреть.
Илья перевел взгляд на ноги, и дыхание моментально перехватило: все, что было ниже колена, превратилось в месиво из лохмотьев кожи, обглоданных мышц и капающей крови. Он не чувствовал боли, видел только, как в жутких ранах – если это можно назвать ранами – копошатся тараканы, муравьи и клещи. Они методично поглощали его плоть, неуклонно поднимаясь все выше и выше. Он не смог продолжать стоять, упал навзничь, раскинув руки в стороны. В ту же секунду по его телу забегали тысячи цепких лапок; насекомые забирались под одежду, царапали кожу, впивались в нее жвалами. Особо наглые пробовали пролезть в нос, рот и уши. Илья отчаянно мотал головой, но твари все пребывали и пребывали. В конце концов какой-то особо крупный таракан все же просочился в его горло, когда тот пытался вдохнуть побольше воздуха. Парень закашлялся, заскреб вокруг руками, давя пальцами не успевших увернуться насекомых и чувствуя, как по ним разливается что-то липкое и горячее, отвратительно пахнущее. Боль пронзила его изнутри – это насекомое проникло в желудок, принялось грызть его изнутри. Он завопил из последних сил, но напрасно – твари не упустили случая отведать человеческих внутренностей.
Лучи солнца мягко пробивались сквозь стекло. Илья открыл глаза, тяжело дыша. Кошмар. Это всего лишь кошмарный сон. Но какой реалистичный! Ему вообще очень редко снились какие-либо сны. Кошмарами и подавно никогда не мучился. Если что-то и снилось, то это всегда было что-то нейтральное, незначительное, а тут все так, словно это происходило наяву.
Он откинул одеяло, потянулся почесать внезапно начавшую зудеть ногу. Что такое, откуда там взялись волдыри? Рывком сев на кровати, он непонимающим взглядом уставился на ноги, которые полностью от стопы и до колена оказались покрыты небольшими красными уплотнениями. Такие обычно остаются после укусов комаров. Но его же никто не кусал! Черти что здесь происходит. Все же надо было в городе оставаться, там хоть не искусает никто.
Напившись воды и прихватив с собой сигареты, он вышел на крыльцо. В утреннем безоблачном небе медленно таяли последние звезды; где-то в лесу весело посвистывали какие-то пичуги. Сигаретный дым показался особенно ароматным в утреннем воздухе. Илья просто сидел на ступеньках и наслаждался безмятежным утром, на какое-то время позабыв и об искусанных ногах, и о том, что он сомневается в правильности своего нахождения здесь.
Докурив, он решил прогуляться к речке. С момента приезда так туда и не добрался – времени просто не было. А раз уж все равно не спалось, то почему бы и не пройтись по утренней прохладе. Изумрудные капли росы приятно холодили ноги. Он специально пошел босиком, потому что помнил, как ему это нравилось в детстве. Оказывается, с того времени ничего не изменилось. Наверное, в душе он так и остался тем безбашенным сорванцом, который излазил все вокруг.
Еще издалека он заметил, как над водой клубиться молочный густой туман. Да, над некоторыми вещами время не властно. Все тот же желтый песок импровизированного пляжика, почерневшие доски небольшого мостика, уходящего на несколько метров от берега. Его когда-то построил дедушка, чтобы озорной внук имел возможность бултыхаться в воду со всего разбега.
Он присел на корточки, опустил пальцы в воду – теплая. Через пару часов, конечно, будет казаться холоднющей, пока солнце нормально не поднимется. Мелькнула мысль окунуться, но сразу же пропала. Почти возле самого берега все буквально кишело жуками-плавунцами, а по водной глади резво скользили водомерки. Причем и те, и другие были гораздо крупнее тех размеров, которыми должны обладать представители их видов. Радиация тут что ли пошаливает? Да какая к черту радиация, байки все это про мутировавших гигантов! К тому же все растения и птицы, которых он видел, были вполне обычные, ничем не отличающиеся от себе подобных из других мест.
Он посидел еще немного возле воды, глядя, как резвятся проворные водомерки. Вышел он уже из того возраста, чтобы купаться в такой воде. В детстве ни одна водомерка и ни один жук не остановили бы его. Наоборот, он бы еще старался попасть в воду так, чтобы разогнать как можно больше насекомых. Увы, все меняется, и эта река стала для него чужой.
Назад он возвращался в некотором унынии. Все же подсознательно он ожидал от своего визита в деревню чего-то большего. Пусть не такой деревенской романтики, какой ее преподносят в фильмах и книгах, но хотя бы чего-то отдаленно похожего. Вместо этого душевное спокойствие как-то неприятно пошатнулось. Пока что отдых получался скорее выматывающий, нежели умиротворенный. Если так и дальше продолжится, придется прерывать эту деревенскую одиссею.
- Цыпа, цыпа, цыпа, - услышал он знакомый голос, подходя к дому. Послышалось что ли? Илья осторожно, стараясь не шуметь, подкрался к забору, заглянул во двор. Между домом и сараем с жизнерадостным кудахтаньем носились куры. Точнее, их полуистлевшие тушки: разлагающиеся тела, топорщащиеся во все стороны перья, вытекшие глаза и свернутые набок шеи. Посреди двора стояла бабушка и что-то сыпала курам из синего пятилитрового ведерка. Присмотревшись, Илья увидел, что это какие-то жуки черного цвета и размером с грецкий орех. Они падали на землю, расползались во все стороны, а мертвые птицы стремглав неслись за ними, дробили клювами панцири, жадно заглатывая.
- Чего стесняешься, Ильюш? Помог бы бабуле по хозяйству.
Ведро полетело прямиком в лицо парня. Тот инстинктивно прикрылся руками, бросившись ничком в траву. Тем не менее, звука падения ведра не последовало. Илья поднялся, отряхиваясь, оглядел двор. Пусто, естественно. Эти видения точно убьют его психику. Нервы в последние дни стали ни к черту, а ведь в городе он за собой подобного не замечал. Надо бы чем-то отвлечься, но чем? В доме, вроде бы, прибрался, от огорода даже воспоминаний не осталось, все поросло травой и бурьяном. Хотел было залезть на чердак, но оба входа оказались закрыты на большие висячие замки, а где могли находится ключи, он не знал. В конечном итоге парень решил заглянуть в сарай. Может, там найдется, чем заняться. Нужно только взять фонарик.
Протяжно заскрипела дверь на давно несмазанных петлях. Ну да, чего-то подобного он и ожидал – весь дверной проем был заткан паутиной. Продираться сквозь нее не хотелось, поэтому Илья щелкнул зажигалкой, поднес язычок пламени к паучьей сетке. Та моментально вспыхнула, исчезая прямо на глазах, а он следил за тем, чтобы огонь не перекинулся на что-нибудь еще. Он, естественно, слышал, что огонь очищает и все такое, но очутиться на пепелище совсем не хотелось.
Когда завеса полностью исчезла, он вошел внутрь, щелкнул фонариком. Бардак оказался такой, что желание убираться пропало начисто. Скорее всего бабуля использовала сарайчик как склад и место для хранения вещей, которые были уже не нужны, но и выбрасывать как-то жалко. Здесь находился рабочий инвентарь для сада и огорода, ведра, старые кастрюли, чугунки, рама от велосипеда, заржавевшие от времени инструменты, топорище без топора и даже поломанный ткацкий станок. У Ильи глаза разбегались от всего этого многообразия. Половину всего вообще стоило бы смело выбрасывать. Можно, кстати, этим потом и заняться.
У дальней стены сарая он запнулся о не пойми как оказавшийся здесь бетонный брус полутораметровой длины. Почему-то тот смотрелся здесь абсолютно лишним, неуместным. Илья сдвинул его в сторону, освобождая кусок линолеума, который он придавливал. Следом сковырнул и сам линолеум, чтобы не мешал. В полу обнаружился небольшой люк с ржавым кольцом. Понятно. При жизни бабушка оборудовала подвал. Вот почему он никогда не видел ни банок с соленьями, ни с вареньем. Хитрая старушка явно прятала их от прожорливого внука. Остро захотелось малинового варенья. Может, в погребе что-то осталось? Хорошо бы с чайком потом попить…
Крышка люка поддалась на удивление легко, не пришлось прикладывать практически никаких усилий. Илья посветил в черную пустоту – невысоко, метра два, не больше. К тому же имелась прочная с виду лесенка. Он осторожно поставил одну ногу на ступеньку, слегка надавил, постепенно усиливая нажим. Ступенька даже не скрипнула, дерево держалось крепко.
Спустившись вниз, Илья почувствовал себя не в своей тарелке. Сразу вспомнился ночной кошмар. К счастью, стена позади не двигалась и насекомые ниоткуда не вылезали. Да и сам коридорчик, в который он попал, более напоминал собой тамбур или же прихожую, за которой располагалась комната метра три на три. На крючках под потолком висели пучки трав, от которых исходил едва уловимый приторно-горький аромат. Слева стоял деревянный перекошенный стол, поверхность которого была усыпана дохлыми мухами и пауками. У некоторых не хватало лапок, у некоторых – крыльев. Среди мертвых насекомых валялись огарки свечей, клочки пожелтевшей бумаги, разбитые склянки, стояла прозрачная пыльная бутыль с какой-то темной жидкостью внутри. Деревянные стены испещрены глубокими бороздами. Кто-то царапал их гвоздем? Или же ногтями? Но какие тогда должны быть ногти, чтобы оставить такие отметины? Почти в центре комнаты он увидел статую из своего сна. Дыхание участилось одновременно с сердцебиением.
Чувство тревоги обострилось. Становилось очевидным, что не так уж и хорошо он знал свою бабушку. Вместо солений он умудрился найти какую-то деревенскую лабораторию или еще чего похуже. Но для чего все это? Чем могла заниматься бабушка? Луч фонаря выхватил из темноты кучу мешков в углу. Из-под нижнего мешка что-то торчало. Влекомый каким-то противоестественным любопытством, Илья принялся откидывать в сторону оказавшиеся подозрительно легкими мешки. Один, второй, третий. Когда последний мешок был отброшен, парень испуганно отшатнулся, зажав ладонью рот. Под мешками лежал высохший до состояния мумии труп, по которому неторопливо ползали жуки.
Переборов омерзение, Илья сделал пару шагов вперед. Труп явно принадлежал мужчине, а его одежда показалась смутно знакомой. Он попытался вспомнить, напряг память. Волосы на голове встали дыбом, когда он понял, что в точно такой же одежде когда-то похоронили деда. Даже значки за достижения в трудовой и общественной деятельности были прицеплены к лацкану пиджака. Тревога внутри начала перерастать в панику. Этого же не могло быть! Он хоть и был еще мал, , но отчетливо помнил, как гроб с телом деда опустили в могилу и засыпали землей!
Цок, цок. Илья лихорадочно дернулся, перевел луч фонаря в сторону звука. Из противоположного угла на него надвигались пять пауков, каждый размером со взрослого упитанного кота. Мохнатые лапы цокали по полу, хищно шевелились жвала. Даже глаза, казалось, горели каким-то недобрым огнем.
И это стало последней каплей. Он бросился назад к лестнице, кошкой взлетел наверх, захлопнул за собой люк, придавливая его всем, чем только было можно. Выскочив на свежий воздух, он почувствовал себя немного лучше. Уезжать. Нужно срочно уезжать отсюда. Ясно же, что бабушка занималась здесь какой-то чертовщиной: труп деда, все эти странные насекомые. А пауки? Да не бывает таких! И они ведь целенаправленно ползли к нему. Покусали бы или сожрали? Лучше и не думать.
Илья забежал в дом, чтобы забрать вещи. Сумка стояла на диване и вся оказалась облеплена рыжими огромными тараканами. Более того, их сородичи выползали из всех щелей. Их становилось все больше и больше, и все они, будто повинуясь чьему-то приказу, ползли прямо на него. Решив, что сумка не стоит такого риска, он кинулся прочь из дома, в дверях запутавшись в паутине, которой здесь не должно было быть. Сдирая ее на ходу, Илья опрометью помчался к дороге, твердо решив никогда сюда не возвращаться.
Он едва передвигал ноги от усталости. Шесть часов бесцельно потраченного времени. Илья впал в отчаянье. Дом не отпускал его. Сколько бы он не шел, он всегда возвращался к родному дому. Нет… Уже чужому и опасному дому. И бабушкин шепот. Он шел из ниоткуда и одновременно отовсюду. Голос твердил, что не нужно убегать, что семья обязана быть вместе, рядом. Илья бросался на землю, пытался зажимать уши, чуть ли не рвал на себе волосы от безысходности. Бабушка просила, уговаривала, требовала, приказывала. Внук во что бы то ни стало должен вернуться домой, потому что она ждет его. Ведь без его крови милые насекомые не смогут вернуть ей дедушку.
Стоило парню остановиться, как на ноги тут же набрасывались большие красные муравьи, начинали больно кусать. Откуда ни возьмись на лицо налетали тучи комаров и мошек. Илья отмахивался руками, отфыркивался будто дикий зверь и бежал вперед, пока были силы. Потом снова переходил на шаг. В конце концов он бросил наивные попытки убежать, остановился возле дома, сверля его полным ненависти взглядом. И ведь придется в нем ночевать. Только сейчас он заметил, как заметно похолодало вокруг. За ночь на улице продрогнешь до самых костей и рискуешь схватить воспаление легких.
Скрепя сердце, он вошел в дом. Бабушкин голос прошелестел что-то одобрительное, но с ярко выраженной издевкой. Сыро, мрачно, грязно. Впечатление такое, словно он за эти дни ни к чему не притрагивался. По полу, растянувшись длинной цепочкой, куда-то бежала вереница муравьев. Он с опаской обошел их, ушел в другую комнату. Здесь, вроде, никаких насекомых не было видно.
Не раздеваясь, Илья тяжело опустился на кровать. Какое-то время он сидел, глядя перед собой невидящим взглядом, потом все же лег, свернувшись калачиком, и закрыл глаза.
Эта ночь показалась для него настоящим адом. Он не понимал, где кончалась реальность и начинался сон. Как только он закрывал глаза, как сразу же перед ним возникала бабушка. Ее лицо то было знакомым, то превращалось в гротескную маску, то становилось ужасной тараканьей мордой. Она тянула к нему руки, измазанные кровью, а уже в следующую секунду они превращались в жесткие хитиновые лапы, способные распилить его на части. Когда же он открывал глаза, реальность оказывалась ничуть не лучше. Повсюду слышались шорохи, шелест крыльев, скрежет лапок и отвратительное попискивание. Вдобавок ко всему, где-то на чердаке начали раздаваться тяжелые бухающие шаги. Там кто-то ходил, пытался пробраться в дом, но слава богу, что оба входа были закрыты.
В какой-то момент ему все же удалось немного вздремнуть, но, когда он открыл глаза, оказалось, что провалялся в кровати он почти сутки. Подниматься и выходить куда-либо было страшно. Он не знал, чего еще можно ожидать от ставшего в одночасье чужим дома. Кроме того, внутренняя дверь на чердак оказалась продавленной, из щелей капала бурая жижа, воняющая так, что вызывала рвотные позывы. Под люком на полу собралась большая лужа, в которой копошились мухи.
Солнце клонилось к закату. Свежий вечерний воздух немного отрезвил, когда он вышел за забор и нервно подкуривал сигарету. Получилось это у него не с первого и не со второго раза. Он делал затяжку за затяжкой, косясь в сторону дома. Мыслей не было никаких, все вытеснил страх. Неужели его милая добрая бабушка на поверку оказалась… Кем? Колдуньей, знахаркой, ведьмой? Верилось в это с большим трудом, но по-другому объяснить никак не выходило.
Окурок полетел в кучу золы, оставшуюся от его прошлой уборки. В голове мелькнула робкая мимолетная мысль, но он не успел за нее ухватиться. Что-то было такое, что он упустил. Но что? Неужели снова придется идти в дом? Нет уж, лучше развести костер и коротать ночь на улице. Вторая сигарета отправилась в рот, щелкнула зажигалка, вспыхнув желто-синем пламенем. Но сигарету он так и не подкурил, так и застыл с нею в зубах. А ведь и правда, костер. Когда он сжигал мусор, ему подумалось, что огонь очищает. Этим правилом когда-то даже святая инквизиция руководствовалась. То, конечно, была эпоха заблуждений и неверных суждений, но чем черт не шутит. Может, стоит попробовать?
- Не смей, гаденыш! – бабушка внезапно оказалась рядом. На морде противно шевелились жвала. Четыре пары глаз смотрели с гневом и яростью. И он понял, что только в этом может быть его спасение. Уже не обращая внимания на верещащее за спиной чудовище, он помчался в дом, схватил сумку. Под ногами что-то ломалось, трещало, хлюпало, но он не смотрел на это. Несколько кусков бумаги на кровать в соседней комнате, щелчок зажигалкой. Такой же клочок в шкаф, и еще один в другой комнате, на кровать и диван. Пускай здесь все сожрет огонь. Илья будет только рад этому.
Дорожка от крыльца до калитки оказалась сплошь покрыта насекомыми. Он давил их ногами, растирая в кашу. В ушах стоял пронзительный писк, перекрываемый громогласным бабушкиным голосом, который обещал ему такие муки, от одного представления которых кровь стыла в жилах. К черту все! Бежать, бежать, как можно дальше, не оглядываясь. У самого леса он все же оглянулся. Дом пылал, огонь занимался все выше. В языках пламени ему почудилось перекошенное злобой бабушкино лицо.
Дед Толя сидел на лавочке, щурясь от восходящего солнышка и дымя своей неизменной самокруткой. Когда на лесной дороге показался Илья, уставший, едва волочащий ноги, у старика отвисла челюсть, а самокрутка лишь каким-то чудом удержалась на нижней губе. Он молча наблюдал, как приближался парень. Наконец, не выдержал, пошел навстречу и крепко его обнял, как родного.
- Живой, - подтвердил Илья, устало, но искренне, улыбаясь. – Дед Толь, ты прости, что я тебе не поверил. Ну, про дом-то наш.
- Ай, чего уж там, - махнул рукой старик. – Молодежь. Вам же все равно ничего не докажешь.
- Дед Толь, тут такое дело, - парень замялся, но все же спросил: - Что случилось с моей бабушкой? Чем он там занималась?
- Точно не скажу, потому, как и сам всего не знаю. Ведомо только мне, что после того, как твой дед помер, она умом тронулась. Все порывалась его к жизни вернуть. Жуков, мух, тараканов зачем-то собирала. Ходили слухи, что она с нечистым связалась. И родителей твоих грозилась извести, коли они тебя к ней возить не будут. Не знаю уж, зачем ты сумасшедшей старухе нужен был.
Дед Толя замолчал. Молчал и Илья, глядя туда, где когда-то находился уютный дом его бабушки, от которого теперь остался только пепел. Прав старик, прошлое должно оставаться в прошлом. И нечего его ворошить.
Узкая лесная дорога, больше похожая на обычную тропинку, вильнула в последний раз и исчезла. Перед глазами предстал одинокий хутор, расположенный на некотором возвышении, со всех сторон окаймленный вековыми дубами и мрачными елями. Даже не столько хутор, сколько просто одинокий домик. Ближайшая относительно большая деревня находилась километрах в четырех от хутора и добираться до нее нужно было именно этой лесной дорогой, по которой он и пришел.
Илья опустил сумку на землю, полной грудью вдохнул густой терпкий воздух. Хорошо-то как! Дышится легко и приятно, не то что пыль городских районов. Но, пожалуй, на этом весь восторг от осознания деревенской глуши и закончился. Он так и не понял, почему в какой-то момент захотел приехать сюда. Сидел дома, бездельничал, смотрел какой-то фильм. И вдруг что-то щелкнуло в голове – а не поехать ли в деревню? Не куда-нибудь на пляж или в санаторий, а именно в деревню. Вспомнилось, как отдыхал там в детстве, проводил все летние каникулы. Часто катался на велосипеде в соседнюю деревню, играть с местной ребятней. Иногда в одиночестве купался на речке, которая протекала буквально в каких-то трехстах метрах от хутора. Бабушка с дедом отпускали его безбоязненно – речушка в этом месте была мелкая, а течение очень слабое. Диких зверей тоже можно было не опасаться. Дед всегда ходил на охоту чуть ли не за пятнадцать километров от дома.
Дед умер, когда Илье было одиннадцать лет. Бабушка осталась одна. Илью привозили к ней еще пару лет подряд на каникулы, а потом перестали. С чем это было связано, он так и не понял. Первое время мальчик очень сильно расстраивался, но постепенно привык. Тем более, что и в городе, и в школьном лагере всегда можно было найти, чем заняться. Несколько лет назад не стало и бабушки. Илья об этом, кстати, узнал только через месяц после похорон. Он очень удивился, что родители предпочли ему не говорить об этом, даже обижался поначалу. Разве так можно? Не чужой человек в конце концов! Илья долго обижался на родителей, но затем обида прошла и все вернулось в привычное русло.
И вот теперь он стоял у выхода из леса и совершенно не понимал, что его могло так потянуть сюда. Да, счастливое детство, воспоминания, ушедшие родственники. Но все это осталось в прошлом, где и должно оставаться. Так почему он находится здесь, а не лежит где-нибудь на желтом теплом песочке? Нет ответа. Мелькнула мысль вернуться назад, пока не поздно, но… Банальная лень оказалась сильнее этой мысли. Действительно, позади осталась не одна сотня километров пути. И возвращаться обратно казалось по меньшей мере глупо. Что ж, раз решение принято, значит, следует двигаться дальше.
Перед самым домом Илья вновь остановился, рассматривая такие знакомые с детских лет очертания. Что-то внутри предательски кольнуло. Все же где-то в глубине души он скучал, хоть и боялся признаться в этом самому себе. Вздохнул. Дом, милый дом, кажется, так говорят в иностранных мультиках? Правда, милым сейчас это назвать можно было с большой натяжкой и изрядной долей фантазии.
Дом был почти двухэтажным. Почти – потому что когда-то давно дед приспособил чердак под жилье. Навел там порядок, утеплил, смастерил туда мебель. Чтобы удобнее было забираться, сделал вход прямо из комнаты – небольшой люк в потолке, к которому вела лесенка. Вход на чердак через улицу мгновенно перестал пользоваться спросом, но убирать его не стали. Илья раньше любил ночевать там, а по вечерам сидел на краю того самого, ставшего запасным, выхода и болтал ногами, любуясь закатом.
Теперь же дом казался слегка покосившимся и просевшим. Краска на фасаде местами облупилась, местами топорщилась чешуйками, потеряв свой изначальный цвет под палящими лучами беспощадного солнца. Оконные стекла заляпаны грязью и покрыты толстым слоем пыли; от бабушкиного любимого цветника остались только горькие воспоминания. А ведь когда-то огромный участок перед домом всегда пестрил всеми цветами радуги, источая благоухающие ароматы. Удивительно, как быстро приходит в запустение жилище, когда его покидают люди. Смотришь – и возникает чувство, что дом пустует уже не один десяток лет. И начинаешь понимать, что для тебя он теперь чужой, не более, чем временное пристанище, в котором можно провести немного времени, но не жить постоянно.
Старое ведро, перевернутое вверх дном, оказалось на своем обычном месте – за крыльцом. Илья поднял его, с удовлетворением отметил, что ключ от двери никуда не делся, лишь слегка подернулся слоем ржавчина. Да, время никого не щадит – ни людей, ни железо. С замком пришлось возиться долго, тот никак не хотел поддаваться. В какой-то момент парень даже подумал, что ключ сломается и это послужит знаком к тому, что лучше все же вернуться домой. Но нет, когда он уже собирался бросить тщетное занятие, замок с противным скрежетом соизволил открыться.
Илья шагнул в полумрак небольшой и тесной веранды и… Ожесточенно начал сдирать руками с лица нечто липкой и противное. Паутина. Чертов паук будто ждал его, сплел свои сети аккурат на уровне лица. После дневного света он не сумел различить и без того едва видимые нити. К тому же, сам хозяин паутины тоже присутствовал и, когда Илья влетел лицом в его тенета, плавно перекочевал к парню на нос. Тот закрутился волчком, смахну в сторону нежданную неприятность. Никогда не любил всю эту насекомоподобную мелочь. Не то, чтобы он испытывал перед ними страх, просто от их прикосновений было мерзко и противно.
Он вошел в жилое помещение, пусть жилым его можно было назвать лишь условно. В нос сразу же ударил коктейль из неприятных запахов – пахло сыростью, затхлостью, плесенью и пылью. Ко всему этому примешивался еще один какой-то запах, но парень так и не смог разобрать, что это. Да и не очень-то и хотелось принюхиваться лишний раз. Глаза бегали по сторонам, не зная, за что зацепиться. Всюду толстый слой грязи, еще хуже, чем на улице. Сквозь давно не стиранные занавески с трудом пробивался дневной свет. В солнечных лучах можно было различить пляшущие пылинки. К предметам не хотелось и притрагиваться. Но с другой стороны он прекрасно понимал, что раз уж приехал, то придется наводить здесь порядок. В бардаке жить не хочется и дышать всем этим тоже.
За оставшееся до вечера время Илья осилил привести в относительный порядок только одну комнату. И это еще повезло, что на улице лето и не нужно возиться с печкой. Правда, когда пришло время отходить ко сну, он все же пожалел о том, что не озаботился развести огонь. Во-первых, к ночи в доме стало значительно холоднее и еще более сыро, чем днем. Во-вторых, все постельное белье оказалось полностью отсыревшим, а просушить его на солнце или хотя бы вынести проветрить Илья не догадался. От одной мысли о том, что придется лечь в такую постель, становилось неуютно – сырые холодные объятия кровати можно было сравнить разве что с объятиями покойника.
Парень зябко поежился, представив себе эту картину. Благо, сильного суеверного страха перед мертвыми он не испытывал, резонно полагая, что бояться необходимо живых. В конечном итоге он решил спать прямо в одежде, а на следующий день заняться просушкой спального места. Устав од дальней дороги и дневной суеты, Илья почти моментально провалился в глубокий сон без сновидений.
Разбудил его пронзительный крик петуха и вкусный, щекочущий ноздри запах домашней еды. Он приоткрыл один глаз: в печи весело потрескивали поленья, к нему спиной стояла бабушка, что-то готовила. Она будто почувствовала, что внук уже не спит, обернулась. Все то же доброе и ласковое лицо, испещренный глубокими морщинами лоб, та же чуть-чуть уставшая улыбка.
- Вставай, лежебока. Блины уже почти готовы.
- Ба, еще десять минуточек, - сладко зевнул Илья.
- Я сказала, просыпайся, чертов лентяй! – голос звенел агрессивной сталью. Вместо доброго бабушкиного лица не него жутко скалилась чья-то морда, словно вылепленная из потекшего пластилина.
Илья дико закричал, подскочил на кровати, широко распахнув глаза и… Проснулся. Причем, судя по всему, проснулся он от собственного же крика. Сердце бешено колотилось, готовясь пробить грудную клетку, дыхание напоминало работу кузнечного меха. Голова соображала очень медленно. Постепенно до него дошло, что это всего лишь сон. Конечно, ну какая может быть бабушка, если она давно умерла. Да и о крике петуха не могло быть и речи. Ближайшая живность в соседней деревне.
Илья опустил ноги с кровати. Раздался противный хруст. Он медленно поднял ногу, скосил глаза вниз и брезгливо сморщился. Таракан. Вернее, то, что от него осталось. Откуда он мог тут взяться? Сколько себя помнил, Илья ни разу не встречал этих насекомых в деревне. Мухи, комары, пауки, пчелы, муравьи, даже клещи – этого всегда было в избытке. Но тараканы? Он всегда искренне полагал, что это все же более городские насекомые. К тому же этот был очень крупным и вряд ли уступал по размеру своему мадагаскарскому сородичу. Илья брезгливо отодвинул ногу.
Теперь придется менять носки, а эти потом отправлять в стирку. Кстати, следует проверить, исправен ли колодец. Он, конечно, взял с собой пару бутылок воды, но на этом далеко не уедешь. И еще газ. Насколько он помнил, у бабушки всегда имелся в запасе газовый баллон, подключенный к старенькой плите на веранде. Готовила же она в печи только по утрам и в то время, когда было холодно. Или же если хотела чем-нибудь побаловать любимого внука.
Илья тяжело вздохнул – сколько же всего требуется переделать, чтобы вернуть дому родной, а главное, жилой вид? Работать придется не день и не два, но оно, пожалуй, того стоит. Чем плохо иногда побыть в дали от шумного, суетливого и гнетущего города. Природа, речка, воздух – живи и радуйся. Правда, от визита в соседнюю деревню не отвертишься. Запас продуктов имеет свойство заканчиваться, а на голодный желудок потом особо не нарадуешься окружающим пейзажам. Ближайший магазинчик, естественно, находился именно в соседней деревне. И желательно совершить этот визит с самого утра, пока еще нет сильной жары. Да и потом можно смело заниматься своими делами, зная, что нет необходимости на что-то отвлекаться.
Около печки Илья остановился. Что-то ему показалось странным, выбивающимся из общей картины. Некоторое время он стоял, пытаясь понять, что же именно его насторожило. Потом дошло – от печки явственно тянуло теплом. Что за ерунда? Он дотронулся до печной заслонки. Да, так и есть, металл оказался теплым. Недоверчиво хмыкнув, он отодвинул заслонку в сторону, осторожно протянул руку к золе. Ну слава богу, показалось! Зола на ощупь была холодной и слежавшейся. В печи точно уже очень давно не разводили огонь.
Разом повеселев и начав насвистывать незатейливый мотив, парень закинул на плечо пустую сумку и бодро направился к выходу. Вот только на выходе его бодрость и улетучилась. В самых дверях он вновь влетел лицом в паутину. Отдирая тонкие липкие нити, он никак не мог зять в толк, откуда за ночь появилась такая же густая паучья сеть, как и вчера. Тем более, что самого паука он смахнул подальше от насиженного места. Впрочем, заморачиваться проблемой появления паутины совершенно не хотелось. Вот вернется – тогда можно будет заняться этим вплотную.
Лямка сумки тяжело оттягивала плечо. Закупился он, как ему казалось, качественно и надолго. Насколько это вообще было возможно в обычном сельском магазинчике. Деликатесов тут, понятное дело, отродясь не водилось, но самого необходимого оказалось в достатке.
Уже почти выйдя за территорию деревни, парень услышал, как его кто-то окрикнул по имени. На лавочке у крайнего дома сидел дедушка лет под восемьдесят и близоруко щурился на него из-под приставленной ко лбу ладони. Лицо деда показалось смутно знакомым, но, как Илья не силился, вспомнить так и не сумел.
- Ильюшка, ты что ли? – несмотря на возраст голос старика звучал твердо и уверенно.
- Да, я, - коротко ответил парень, не зная, что говорить дальше.
- Не признал что ли? – засмеялся дед. – Не мудрено. Столько годков прошло уже. Дед Толя я. Вы у меня еще с пацанвой клубнику воровать любили, потому что хата с краю и убегать удобно было.
И Илья вспомнил: и деда Толю, и клубнику, и горящую огнем задницу после того, как бабушка от всей души прошлась по ней крапивой. Он потом еще долго на клубнику даже смотреть не мог.
Посидели, поговорили о том, о сем, припоминая всякие курьезные случаи из прошлого. Словно между прочим дед полюбопытствовал, каким ветром Илью занесло в их края, ведь времени-то прошло немало. Парень честно признался, что в деревню его потянуло ни с того, ни с сего. Как будто какая-то невидимая сила заставила, хотя изначально ехать он никуда и не собирался. Дед Толя нахмурился, от чего стал похож на высохший гриб, достал из кармана штанов самокрутку, долго раскуривал. Сделав несколько затяжек, наконец, заговорил:
- Знаешь, внучок, иногда надо прислушиваться к голосу внутри. Раз не хотелось ехать, то и не следовало бы. А долго тут пробыть собрался-то?
- Ну, пока я здесь только второй день, но, кажется, задержусь. Пока дом в божеский вид приведу, так это не меньше недели пройдет.
- Второй день? – дед чуть не выронил самокрутку изо рта. – Стало быть, ночевал уже. Вот мой тебе совет, внучок. Нечего, как говорится, былое ворошить. Стоит эта хата, так пусть себе и дальше стоит, догнивает. Отжила она уже свое вместе с бабкой твоей. Так что забирай ты оттуда свои вещички да чеши в город поскорее. Брошенные дома-то они злые становятся и не любят, когда живые их покой нарушают.
- Да ладно тебе, дед Толь, - парень махнул рукой, не придавая значения глупым байкам. – Ерунда это все.
- С мое поживи, а уж потом и говори, что ерунда, а что нет. В общем, смотри сам. Мое дело предупредить.
- Спасибо, дед Толь, - парень поднялся, пожал сухую стариковскую ладонь, покрытую твердыми мозолями, и направился в сторону дома. Когда тот скрылся, дед поднял глаза к небу, долго смотрел в безоблачную голубую высь. Потом тихо прошептал:
Мужчина шел не быстро, но достаточно уверенно, едва ли не чеканя каждый шаг. Как человек, который знает твердо куда и зачем ему нужно, но очень не хочет там оказаться. Звук его каблуков перескакивал от стены к стене и взмывал невидимой свечкой под темные высокие своды каменного коридора. Одет он был строго и в то же время немного странно. Черный костюм тройка, бордовый галстук, черные лакированные ботинки, которые и являлись причиной нервного эха, гулявшего между серых стен. На плечах у него была ослепительно-белая меховая накидка, скрепленная на груди золотым медальоном. На руках - кольчужные серебряные перчатки.
Он дошел до массивной железной двери, холодно посмотрел на стоявших по бокам стражников. Те вытянулись струной так, что их костюмы протестующе затрещали. У них не было накидок, а ладони лежали на рукоятях широких двуручных мечей, уткнувшихся остриями в пол.
- Как он? - спросил мужчина, встав напротив двери.
- Сегодня хорошо, тихо.
Сказал один.
- Танцует.
Добавил второй.
- Хорошо, - глухо повторил мужчина, взялся за потертую бронзовую ручку в виде головы дракона, потянул дверь на себя.
Его бледное скуластое лицо озарилось легким золотистым светом, идущим из-за двери. Он немного помедлил и сделал шаг внутрь.
Комната имела форму широкого вертикального цилиндра. В ней не было мебели, не было хоть каких-нибудь предметов интерьера. Потемневшие от времени голые стены уносились в чернеющую высь, где невообразимо далеко мерцал слабый голубоватый огонек. Посреди комнаты в метре от земли парила простая инвалидная коляска. В ней сидел сухой изможденный старик в белой льняной рубахе до колен. Его голова была запрокинута вверх, беззубый рот распахнут так широко, что, казалось, еще немного и тонкая пергаментная кожа на лице лопнет. Или, скорее, треснет.
И осыпется на пол беспомощной мертвой перхотью, обнажив пожелтевшие от времени кости черепа.
Старик не отрываясь смотрел на далекий огонек в вышине. Затуманенный взор блуждал где-то там. Раскинув в стороны руки, он делал ими легкие танцевальные па. Тонкие пальцы с выпирающими угловатыми костяшками нервно подрагивали, когда он перебирал невидимые струны, под одному ему слышимую музыку. И он весь светился. Тем самым светом, что озарил вошедшего.
Мужчина замер в дверном проеме, молча наблюдая за парящим в воздухе стариком. Вдруг судорожно вздохнул, лицо его исказила гримаса невыносимой боли. Он тряхнул головой, сжал тонкие бескровные губы и пошел вперед. Дойдя до коляски осторожно взял ее за поручни, опустил вниз. По серебряным перчаткам пробежали короткие извилистые молнии. Сидевший в коляске не обратил на это никакого внимания, все также продолжая перебирать пальцами. Мужчина повернул коляску к двери и повез ее к выходу.
Теплый летний вечер обнял их, как старых знакомых. Едва заметный ветер ласково, почти нежно, шевелил редкие седые пряди человека в коляске. Теперь голова его покоилась на груди. Мужчина неторопливо вез его через парк, по тропинке, посыпанной битым красным кирпичом. Туда, где в озере отражался тёмно-бордовый шар заходящего солнца. Нахальный маленький воробей звонко чирикнул и спланировал с ветки дерева на руку старика, покоящуюся на поручне коляски. Тот вздрогнул, открыл глаза. Увидел наглеца и улыбнулся. Мужчина в накидке хотел было согнать птицу, но его остановил тихий голос.
- Не надо. Пусть прокатится.
- Тебе сегодня лучше, - сказал мужчина, снова берясь за поручни.
- Да, я увидел музыку. Она меня заворожила.
Какое-то время они молчали. Через несколько минут мужчина снова заговорил.
- Это может быть ремиссией? Ты снова будешь прежним?
- Нет, мой старый друг, ты сам это знаешь. За чудеса надо платить.
- Но не такой ценой! - неожиданно воскликнул мужчина, спугнув криком воробья.
- А какой?, - в голосе старика послышалась усмешка, - Во сколько ты бы оценил свою, столь долгую жизнь?
- Если бы я знал, что мне придется наблюдать, как ты,.. - голос мужчины дрогнул, - становишься таким...
- Это твоя плата. Так устроен мир.
- Этот мир почти сожрал тебя! Я говорил, что ты слишком добр. Иногда нужно уметь отказывать.
- А ты бы смог отказаться дышать?
- Мое дыхание меня не убивает! Это не плата, а наказание за то, что ты посмел сойти с креста и не принял муки!
- Пусть так. Оставим пустой спор, - миролюбиво ответил старик, - Ты сам знаешь, мое время давно прошло, но боишься себе в этом признаться.
Они спустились по тропинке к озеру и мужчина вывез коляску на небольшой деревянный причал. Из домика вышел смотритель, однако увидев, кто его гости, поспешно скрылся обратно.
- А помнишь, как мы познакомились? - оживился старик, - Ты сидел, рыбачил и невероятно злился, потому что не мог поймать ни одной рыбешки. Крыл несчастный пруд на чем свет стоит.
- А ты спрыгнул на воду и начал доставать жирных окуней, - рассмеялся мужчина. - Вся деревня потом ходила за тобой по пятам, особенно мальчишки.
- А когда прокуратор издал указ о моей поимке, ты оказался единственным, кому хватило смелости укрывать меня от солдат. За что поплатился своей семьей.
- Да брось, - отмахнулся мужчина, - Ты всё равно их воскресил, когда сошел с креста.
С озера подул прохладный ветер. Мужчина снял меховую накидку и накрыл ей человека в коляске. Сам, скрестив ноги, сел рядом.
- Я сделал то, что считал правильным, - продолжил он, - И не ошибся, как показало время.
- Верен, что твой Иуда? - старик посмотрел на друга, - Кажется так с тех пор говорят.
- Так. И не только. Но...
- Тогда ты знаешь, что должен сделать на этот раз.
- Нет! - мужчина вскочил, - ты не можешь просить меня...
В этот момент старик вдруг засипел, худое тело выгнулось дугой. Меховая накидка полетела на землю. Тонкие пальцы сжались в кулаки и домик смотрителя с хрустом смяла невидимая чудовищная сила. Вода в озере закипела. В отчаянной попытке спастись, десятки рыб начали выпрыгивать на берег, и даже на высокий причал.
Иуда подхватил почти невесомое тело из коляски на руки, прижал к себе. Несколько деревьев в парке вспыхнули яркими факелами.
- Сейчас всё пройдет, сейчас, потерпи, - шептал он бьющемуся в конвульсиях Иешуа.
Все прекратилось также резко, как и началось. Только из-под обломков дома слышался стон и над парком протянулось сизое марево гари и дыма. Мужчина хотел посадить старика обратно, но замер, услышав его слова.
- Сделай то, что нужно. Или все мои чудеса станут напрасны, когда я уничтожу мир.
- Я что-нибудь придумаю, я смогу...
- Да, ты сможешь. Я верю, ты справишься. Отпусти меня.
Старик замолчал, прикрыв глаза. Иуда стоял и беззвучно плакал, прижимая к себе изможденного старика в белой льняной рубахе. Он сделал шаг к краю причала, вытянул тело на руках. Его друг благодарно улыбнулся и глубоко вздохнул.
Мгновение спустя, Иуда бросил тело Иешуа в воду.
Мелководье у причала неожиданно окрасилось в глубокий синий цвет, словно это была самая середина какого-нибудь океана. А Иуда смотрел на исчезающую кромку багрового солнца за горизонтом. И ему казалось, что оно никогда больше не взойдет.
Жажду поделиться красотищей, которую создал по мотивам "Мафусаиловых Хлябей" художник Николай Геллер. Глаз не оторвать! Ощущение от работы волшебное. Кажется, что на полянку упал последний луч солнца перед грядущей кромешной и вечной тьмой...
Дорогие мои! Я все никак не могу остановиться) Выкладываю на ваш суд очередной эпилог, на этот раз написанный в соавторстве с замечательным художником Николаем Геллером. Любители аудиокниг знакомы с ним по атмосферному оформлению работ на канале «Некрофос».
Это был мой первый опыт совместного творчества, и мне безумно понравилось! Идеи Николая, наконец, закрыли мой гештальт, а рука художника, которая проявилась в особом, образном стиле письма расцветила смрадное кладбище еще большим смрадом, а безнадежный, болотистый распадок еще большей безнадегой!
Этот финал, в каком-то смысле, является отдельным небольшим рассказом, но я, наконец, не кривя душой, могу констатировать: он мне нравится!
Итак….
Некротур. Эпилог.
Обалденная обложка от Николая Геллера!
Сигарета обожгла палец, по горлу ударило горьким. Сознание Михаила Степановича резко вынырнуло из омута дремотной задумчивости. Откинув окурок, он осмотрелся. Небо застилала серая пелена, тучи то и дело меняли форму, наливаясь свинцом. Верхушки деревьев царапали небосвод, будто лезвием водили по чему-то живому, норовя ткнуть и пустить кровь.
- Михал Степаныч, пора может? Вон, зверье-то побежало - из-за спины послышался голос охранника, который тоже смотрел на лес.
- Сейчас, как только дождь пойдет, будем выдвигаться, - Михаил Степанович запустил руки в карман камуфляжного костюма, вынул коричневую пачку сигарет, вытолкнул одну щелчком по упаковке, чиркнул несколько раз зажигалкой и закурил, снова погружаясь в свои мысли и буровя взглядом лес.
И небо, будто вторя его словам, оросило землю сначала мелкими брызгами, будто забавляясь, а потом вода хлынула стеной.
Охранник Саша не хотел выходить из теплого салона внедорожника, печка приятно согревала, убаюкивала, и он то и дело клевал носом. Михаил Степанович выскакивал на улицу, курил, всматривался в лес, смотрел на небо, плевал со злостью на землю и возвращался в машину.
В этот раз все шло будто не по плану, воды и еды почти не осталось, буханка хлеба и ноль пять минералки доверия не внушали…
Каждый год одно и то же. Сотрудники корпорации уже привыкли к июльскому отпуску шефа и ждали его, как манны небесной. С наступлением лета обычно сдержанный и доброжелательный начальник начинал проявлять все признаки тревоги и беспокойства. Становился раздражительным и гневливым, от чего сотрудники старались как можно реже попадаться ему на глаза. Каждый видел, что за агрессией скрываются неуверенность и страх, но к чему они относятся – было не понятно, ибо фирма вот уже долгие годы процветала и разрасталась филиалами, как метастазами, по всей стране.
Разве что старший охранник с позывным Шах, которого шеф брал с собой в отпуск, что-то знал. Приезжали они в совершенно разном настроении. Шеф сиял, как медный таз, и щедро одаривал всех сотрудников крупными премиями. В глазах его светились сдержанное торжество, гордость и какое-то почти болезненное облегчение.
Через несколько дней он созывал Совет директоров и отдавал ряд распоряжений, которые почти всегда были нелогичны, крайне авантюрны, а порой граничили с финансовым самоубийством. Но ни разу Михаил Степаныч не ошибся, словно обладал каким-то тайным знанием.
Чего только Саша не наслушался в кулуарах, где не одну неделю велись тайные пересуды. И про машину времени, и про личного оракула, и про прямую линию с самим Господом Богом…
Шах же, наоборот… Обычно полнокровный и круглолицый, по возвращении он словно терял десяток лет жизни. Похудевший, сгорбленный. Тусклые глаза затравленно глядели из-под усыпанных перхотью бровей, а в руках появлялась пикантная дрожь. Казалось, он прошел войну, а не съездил с шефом в отпуск…
А в этом году Шах не выдержал и за месяц до очередного «отпуска» уволился. Время он, конечно, выбрал неудачное, если учесть, что Степаныч уже давно пребывал в своем обычном «летнем» состоянии – злющий, растерянный и… напуганный. Секретаршу потом отпаивали коньяком, и она, стуча зубами о край рюмки, сообщила, что уверена была, что без кровопролития не обойдется. Но обошлось.
А Шах предложил себе замену – Сашку, и парень никак не мог определиться – радоваться нежданному повышению и открывающимся новым возможностям или от греха последовать примеру Шаха…
Хер знает, почему он тебя выбрал, но, видимо, потенциал разглядел, - Михаил Степанович расхаживал по кабинету, держа в руках бумагу и ручку, и с оскорбительным сомнением зыркал на Сашку, - Мне главное, чтобы ты язык за зубами держал и тягости и невзгоды без нытья переносил. Вот тебе спецдоговор на такие поездки. Считай, это тур такой по просторам Урала. Задача у тебя одна – сопровождать меня и следить, чтобы недруги наши меня не щелкнули.
Он сунул ручку и договор Саше.
«Разглашение любых сведений, полученных во время Турпохода, строго запрещено. В случае разглашения Исполнитель будет подвергнут карательным мерам в зависимости от тяжести понесенного Заказчиком ущерба. Меры остаются на усмотрение Заказчика»
Сашка поколебался и поставил в конце Договора свою размашистую роспись. Карательные меры – звучало грозно, но разглашать он ничего не планировал. Дурак он что ли? Распустить язык и лишиться тепленького местечка рядом с шефом. Кроме того, сумма гонорара за неделю работы превышала его обычный годовой заработок. Припомнился пышный шаховский особняк, битком набитый крутой техникой, новенький Додж Рэм, бассейн размером с футбольное поле. Все это стоило того, чтобы раз в год потерпеть «трудности и невзгоды», какими бы они не были…
…
Он приоткрыл глаза. Печка жарила так, что на лбу появились капельки пота. Парень покрутил печное колесико и немного опустил окно, но в салон тут же ворвалась влага, капли дождя ударили по лицу. Саша поежился и вдруг увидел лицо начальника за стеклом.
Тот стоял под проливным дождем. Бледный, с крепко стиснутыми челюстями, с потемневшим, застывшим в сумраке лицом. Степаныч мотнул головой, указывая, что пора идти.
Саша торопливо и даже радостно засуетился. Вынужденное безделье его порядком утомило. Он заглушил двигатель, схватил с соседнего сидения рюкзак, натянул капюшон дождевика, хлопнул напоследок по кобуре на поясе и нырнул во влажную мглу.
Ночь поглотила небосвод незаметно, дождь в лесу был не такой сильный, благо, кроны деревьев брали удар на себя. Ботинки то и дело вязли в глине и цеплялись за корни растений. Михаил Степанович вел за собой, словно следуя каким-то особым ориентирам. Порой безо всякой логики он вдруг сходил с тропы и продирался в метре от нее через чашу. Порой застревал на одном месте, долго водя хороводы вокруг мокрых берез, и так же внезапно продолжал путь. Сашка, чуть ли не падая, хватался за ветки и уже рассек себе ладонь, от чего та противно отзывалась болью на холод и влагу. Моментами казалось, что из-за деревьев кто-то наблюдает, так и сверлит взглядом, будто еще мгновение и из сумрака возникнет фигура, от вида которой Сашка потеряет сознание, провалится в грязь, под землю, где его непременно опутают корни, и черви будут грызть его изнутри.
Дальше аккуратнее иди - река разлилась, оступишься - в болото провалишься, - еле слышно проговорил начальник, - А наебнешься - вытаскивать не буду. Палку вон отломи.
Они спустились с холма, и под ногами тут же сильнее захлюпало. Саша, словно щупом, тыкнул палкой в грязевую мяшу, и чуть не повалился вперед. Грунта не было, была только похожая на жидкую манную кашу, жижа, которую разбавила вода, и дальше, туда, к просвету меж деревьев воды становилось всё больше.
Михал Степаныч! - окрикнул идущего впереди Сашка, - А как же мы назад то, затопит же все!
Не ори, дубина, - зло прошипел начальник - сейчас все сделаем, по утру выйдем другой тропой. Топай быстрее.
Примерно через час пути дождь прекратился, уступая место лесному безмолвию. Когда тучи окончательно расступились, а небо рассыпалось огоньками звезд, из густой мглы, отливая серебром, выплыла луна. Шеф забирался все больше в низину, и Сашка, с трудом выдирая ноги из жидкой глины, насторожился, вдруг почувствовав жуткий смрад. Словно где-то рядом в ночном лесу располагался скотомогильник.
«Пиздец, поход» - подумалось ему. Вот он, весь вымокший, с изрезанными руками и лицом, голодный и погибающий от жажды, тащится в смрадной глуши не понятно куда и зачем. Парень конечно знал, что у богатых свои причуды, но не настолько же! Честно говоря, изначально он предполагал, что шеф посещает какой-нибудь закрытый и тайный частный клуб для толстосумов. Едва оперившиеся девчонки, мальчишки с усыпанными блестками ягодицами… Но, похоже, у Михаила Степановича были куда более извращенные… фантазии.
Дышать становилось всё труднее, и Саша периодически задерживал дыхание, от вони кружилась голова. Видимо, у начальника проблема такая отсутствовала - от курения обоняние было не таким чутким.
- Михал Степаныч, вы бы тише что ли шли, а то я рюкзак тащу, скользко, передохнем может? - Сашка остановился, оперся на палку и стянув кепку с головы задышал в нее, пытаясь отгородиться от удушающей вони. Увидев эту картину, Михаил остановился, измерил охранника презрительным взглядом и, развернувшись, двинулся дальше.
- Тише! – прошипел он вдруг и присел, махнув Сашке рукой. Тот тут же послушно пригнулся. Впереди, среди мелколесья, мелькали огоньки, слышались приглушенные голоса, - Эти сходили уже, а мы еще тащимся… Ну, тем и лучше.
Начальник снова закурил, держа сигарету так, чтобы дыма было меньше. Курил нервно и быстро, а когда огни отдалились и потухли, бычок полетел в вонючую воду.
- Идем, еще пара метров и…
Саша, услужливо зашагал быстрее, но вдруг правый ботинок предательски заскользил, ноги разъехались, и парень полетел в овраг, сшибая кусты. Руки пытались зацепится за ветки и корни, но те выскальзывали, больно обжигая руки. Через мгновение Саша врезался головой во что-то твердое, в глазах почернело, и он отключился.
Сознание вернулось так же быстро, как и пропало - от ударов ладонью по лицу. Открыв глаза, парень понял, что лежит в воде, от чего тут же задергался в попытках подняться.
Пиздец, придурок – над ним стоял Михаил Степанович - Ты нахуя упал? Ты сдохнешь теперь! Воды хлебнул? Хлебнул? Конечно, ты же в ней валяешься! Крест башкой своей снес.
Саша встал, голова гудела, в глазах чудились белые мошки, в ушах звенело. Какой еще крест? Когда глаза привыкли к мраку, он увидел и сдавленно замычал…
Мы куда… куда идем то? – губы у него тряслись, - Пришли куда вернее? Что за хуета?
- Не ори только. Кладбище это мое. Личное, - Михаил глухо кашлянул в кулак, - Эти своих чуть дальше, в лесу закапывают. А я тут – в сторонке. Все равно никакой разницы, где хоронить. Воды всюду полно. А тут и овраг хороший, совсем небольшой ямки хватает. Говнецом сверху присыпать, чтобы какая беспокойная душа не наткнулась – и порядок. Ну, крест еще… для ориентира.
Шеф без особых усилий выдернул из топкой почвы грубо сколоченный крест, о который Сашка и приложился недавно, и рассеянно отбросил.
- Что стоишь?
- А чего… делать то? – Сашка изо всех сил старался говорить ровно, но губы плясали, а голос дрожал и ломался, как у школьника.
- Копай.
- Могилу?
- Ага.
На язык просились какие-то веские, мудрые слова, способные немедленно отрезвить бесноватого шефа и не допустить ограбления трупов, но он несколько секунд только беспомощно открывал и закрывал рот, а потом из него донеслось робкое:
- Лопату бы…
- Не нужна тебе лопата. Говорю же, тут ямка символическая, ветками приваленная. Руками справишься. Быстрей, светать скоро начнет, - Михаил забрался немного вверх по откосу, выбрал место посуше, присел и вдруг вспомнил, - Проверь комп! Если вдруг замочил, я тебя самого…
Сашка трясущимися руками достал кейс, а из него – планшет в прорезиненном чехле. Ткнул грязным пальцем в кнопку, и экран послушно отозвался бледным светом. Михаил удовлетворенно кивнул и закурил, щурясь на своего охранника.
Пытаясь справиться с паникой и примириться с неизбежным, Сашка прикрыл глаза и облизнул пересохшие губы. Вспомнил Шаховский особняк и красавицу-любовницу, и сейф, битком набитый зелеными купюрами… Мысленно вымарал оттуда бывшего коллегу и пристроил себя самого. Ради такого…
Он опустился на колени в стоячую, тухлую воду и принялся лихорадочно раскидывать ветки, а потом запустил трясущиеся пальцы вглубь и стал выгребать смрадную жижу. Вскоре его пальцы нащупали что-то твердое и одновременно мягкое и он едва не завизжал.
- Добрался? – спросил сверху Михаил, - Вытаскивай её на склон.
Пытаясь думать только об особняке, Сашка зажмурился, ухватил труп за скользкую штанину и поволок его из ямы. Жидкая глина громко чмокнула, нехотя отпуская свое имущество, и через несколько секунд Сашка, дрожа и всхлипывая, лежал рядом с трупом на крутом откосе.
- Молодец, Сашок! – слышался возбужденный голос рядом, - Шах в тебе не ошибся. Но про договор помни. Если хоть звук кто от тебя услышит, лично тебе кишки выпущу. Понял?
Саша хотел кивнуть, но сил не было даже на это.
- Хорош отдыхать, - Михаил Степанович закряхтел рядом, явно ворочая труп, - Бери планшет и записывай. Все записывай до последнего слова, понял?
О чем это он? Что записывать? Сашка нехотя открыл глаза и тут же завыл, пытаясь отползти. Рядом сидел шеф, пристроив на коленях чудовищно разложившийся труп. Торчащие ребра, остатки груди висели куском жира, волосы колтунами свисали на плечи, руки - сгнившие и мокрые, будто замаринованные - оканчивались птичьими когтями. Виднеющийся за сползающими ошметками кожи череп показывал посмертную улыбку, оголяя зубы, глазных яблок и носа не было вовсе, а из глазниц исторгались струи чёрной воды. Было даже не понятно, мужчина это или женщина. Но не вид трупа поверг Сашку в состояние первобытного, слезливого ужаса, а то, что тот явно пытался что-то сказать. Нижняя челюсть ходила ходуном, сухожилия на скулах сжимались и расправлялись, изо рта вдруг выполз похожий на чудовищного черного слизняка язык.
- …Сухое бы…. - послышался шепот. Еддва слышный, похожий на шелест сухой травы на осеннем лугу, но Саше и такого хватило, чтобы растерять остатки разума. Нет! Не может такого быть! В этом овраге возможны только два голоса – его и шефа. Третьего не дано!
Принес, принес тебе сено сухое. Целый стог, там, наверху! Ты только на вопросы ответь и уложу тебя в него! - лебезил мягким голосом Михаил Степанович, а затем повернулся к Саше и гаркнул, - Записывай, дурень!
Ощущая в голове невероятные пустоту и покой, Сашка сел и включил планшет.
Вопросов было много, и Михаил Степанович потоком сыпал их на запрокинутое к нему сгнившее лицо.
Как будут держаться валюты, акции, будут ли мировые катастрофы, как можно свалить конкурентов, и кто из конкурентов попробует свалить его самого… Саша стучал по экрану планшета, записывая цифры и буквы, слышал знакомые фамилии банкиров, министров, других власть-имущих.
Вдруг кишки сжало, желудок скрутило спазмом и он, едва успев зажать рот рукой, проблевался. Через несколько секунд он посмотрел на руку, та была в маслянистой черной жиже и… крови.
Это увидел и Михаил Степанович, и выражение его лица быстро и неуловимо сменилось от беспокойства до вины, а потом от вины – до безразличия. Он посмотрел на наручные часы, затем на небо, а потом резанул взглядом по Саше. Небрежно оттолкнув от себя мертвеца, он встал и подошел к парню. А тот, почувствовав в животе очередной спазм, отключился.
…
Придя в себя Саша попробовал пошевелить руками, но те оказались плотно зафиксированы, по всей видимости, веревкой. Спина затекла, перед глазами стояли ботинки Михаила Степановича, заляпанные грязью и черной жижей.
Вот невезуха Сашок, а? - он присел рядом на корточки и вздохнул, - Да ладно, невезуха… Я ж знал, что этим все закончится, потому и не стал больше никого с собой брать. Про это место мне Шах ведь и рассказал. Он тут когда-то целый год прожил среди местных, все выбраться не мог. Местные своих мертвяков каждый год закапывают, а те им потом на вопросы отвечают. На любые! И только правду. Шаху пришлось тоже кой-кого прикопать прямо в этом овраге, чтобы ответы получить. А потом мне рассказал. Доброе дело хотел сделать. Я ведь тогда на грани банкротства был…
С тех пор и мотались с ним сюда. Шах бичей и шлюх всяких искал, мы их сюда везли, закапывали, а через год возвращались за ответами. Вот только последние годы у него крыша начала ехать. Все говорил, что снятся они ему, ответов на собственные вопросы требуют. Я уж понимал, что он скоро сольётся, но не думал, что вместо себя он подсунет мне такого доходягу, как ты.. Что ж, хоть на что-то сгодишься.
Михаил поднялся, и Сашка снова мог видеть только грязные ботинки.
- Увидимся, в общем. Ты хороший парень, и ничего личного, но… Чисто подстраховка. Я ведь понятия не имею, что у вас с Шахом были …, - он хихикнул, - За шахер-махеры. Может, он честно в тебя поверил, а, может, и решил оставить после себя шныря… В следующий раз сам и расскажешь. Интересно все-таки…
Ботинки пропали из поля видимости, а потом Сашка почувствовал тычок в ребра и скатился в овраг, точнехонько в ту самую неглубокую яму. Он даже не пытался сопротивляться, находясь в бреду и пуская ртом черную пену.
- Понял, почему я тебя с собой взял? Только так обратную тропу будет видно. В последнюю ночь нужно оставить в земле живое тело, тогда эта земля тебя отпустит.
Сознание то возвращалось, то снова уходило на глубину, будто рыба. Саша открыл глаза. Смрад становился уже чем-то привычным, словно заменив собой кислород. Темнота поглотила все вокруг. Голова гудела, боль скручивала тело судорогами, кишки распирало и выворачивало, но все это уже ощущалось нормой, словно так и должно быть.
У уха что-то хрустнуло, парень с трудом повернул голову и увидел, что лежит рядом с трупом, с которым говорил Михаил Степанович. По щеке что-то ударило, сначала влажной ветошью, а затем будто камни посыпались на лицо. Из последних сил Саша посмотрел наверх. В предрассветных сумерках появилась фигура Михаила Степановича с большой охапкой гнилого валежника. Он подмигнул Сашке и аккуратно уложил ветки ему на лицо.
***
Тропа петляла, то спускаясь к оврагу, то вновь поднимаясь. Ночь, будто знала, что скоро ее время пройдет, вереском окутывала землю, деревья, воду.
Ботинки увязали в грязи, тело ныло, холод рассекал кожу. В этом году Михаил сильно задержался. Выйти бы сейчас. Каждую секунду он боялся, что одному ему ведомые ориентиры вдруг пропадут, вытесненные из распадка подступающим рассветом. И что тогда? Толкаться здесь целый год? Ну, уж нет! Он прибавил шагу, с неудовольствием отметив, что в этом году «тропа» проходит по сельскому кладбищу. Отвратительное место. Но делать нечего – коли сойдешь с тропы, то обратно уже не вернешься…
Он устало опустил голову, отмечая где-то на периферии зрения редкие гнилые кресты, и вдруг остановился. Показалось? Галлюцинации начались от вони и бессонной ночи? Да нет же, вон там, за деревьями, кто-то копошится. Неужто кто-то из местных так припозднился?
Он усмехнулся про себя и двинулся дальше. Ветка под ногой хрустнула и над краем могилы тут же возникло напуганное до смерти и совершенно безумное лицо, заросшее густой бородой.
Михаил мгновенно выхватил пистолет и поймал бородача в прицел. Глаза того широко раскрылись, наливаясь неверием и… счастьем?
- Ты не местный! Не местный! – он с трудом выполз из обваливающейся могилы и, оскальзываясь, побежал к Михаилу.
- Стой, дурак! – крикнул Михаил, - И лопату брось!
Лопата тут же послушно выпала из рук. Да и не лопата вовсе, а кое-как заточенный огрызок металла, напоминающий кусок автомобильного крыла.
- Вы… я выйти пытаюсь! Боже! – несся из кудлатой бороды захлебывающий, срывающийся на писк голос, - Ты знаешь, как?!
- Кто ты? – уже более спокойно спросил Михаил, когда мужчина, облаченный в какие-то отрепья, приблизился. Широко раскрытые глаза, туго обтягивающая череп кожа, борода росла клочками, сальные патлы падали на плечи, а под носом на грязных усах запеклась кровь.
Глина под ним поползла, и он едва не обрушился в одну из пустующих могил, но Михаил успел удержать его за запястье.
- Целый год! Год! – заорал мужик и горько разрыдался.
- А тут чем занят? – спросил Михаил, цепко оглядывая парня. Тот вдруг сник, глаза забегали.
- Ла-адно! – протянул Михаил Степанович и похлопал парня по плечу, - Не говори ничего. Тебя как звать то?
- Ма…ма…ксим…, - заикаясь, прохрипел тот.
Значит, слушай, Максимка. Я тебе рюкзак оставляю свой, там термос есть, вещи теплые. Планируешь тут дальше кичиться - твое дело. Я отсюда ухожу. Если совсем еще не одичал - можешь идти за мной, но только быстро. До трассы докину, дальше сам вертись, усек? - Михаил Степанович в очередной раз глянул на небо. Тучи были такие же густые, но мрак ночи отступал. Он скинул рюкзак в грязь, расстегнул его и достал планшет и зиплок с ключами от машины. Затем подтолкнул его ногой к оборванцу и зашагал дальше.
- Мне… достать ее надо… Тут… девушка моя лежит. Умерла весной…, - послышалось сзади.
- Не успеешь уже. Солнце встанет - хер выйдешь отсюда, будешь гнить еще год, - не оглядываясь, ответил он.
Тропинка с горбатого холма плавно перешла в лесную чащу, поплутала среди деревьев, обернулась вокруг пня. Михаил явно ходил кругами. В лесу не было видно не зги из-за плотных крон деревьев, смыкающихся где-то наверху. Тропа снова сделала петлю, и снова тот же пень, снова то дерево с кривым стволом и бурыми листьями. Неужели прозевал рассвет?! Неужели не успел?!
Паника плеснула в горло желчью, и Михаил, позабыв про тропу, бросился вперед, не разбирая дороги.
Ветки деревьев хлестали по лицу, вот одна ударила в глаз и через мгновение появилось размытое пятно, а затем пространство вовсе залилось алым. Кустарники царапали ноги через штаны, Михаил запнулся, ботинок слетел, и в пятку тут же что-то воткнулось, засаднило, обдало жаром. Он бросил ботинок, ринулся вперед, уже почти не видя ничего впереди и ни на что не надеясь.
Внезапно он вывалился на залитую рассветным солнцем полянку, где его дожидался внедорожник. Солнце еще не успело нагреть кузов и капли дождя стекали по черному корпусу. Капли дождя, который несет свежесть и прохладу, а не гниль и смрад.
Михаил Степанович дохромал до автомобиля, клацнул по брелоку, открывая двери, и забрался внутрь. Несколько минут он потратил на то, чтобы унять сотрясающую его дрожь, а потом нервно хохотнул. Вырвался! А ведь на минуту ему показалось… Он достал из бардачка сухую пачку и закурил, опуская стекло. Дым вскружил голову, но это головокружение принесло облегчение.
Он завел двигатель, включил передачу и вдруг застыл, увидев за деревьями суматошно петляющего давешнего оборванца.
Етить твою, Максимка, - выругался Михаил, открыл дверь и проорал - Сюда давай, поехали!
***
Машина мчала по трассе, иногда наезжая на лужи и задорно окатывая придорожную траву дождевой водой. В салоне грела печь, мягко пищало радио, вещая последние известия в мире. Вот впереди показался синий указатель с надписью, указывающий близлежащий населенный пункт. Около него Михаил затормозил и повернулся к пассажиру, который с видом счастливого идиота, разглядывал окрестности.
- Ну, как и обещал – довез. Дальше сам. Вон, иди в деревню, там полиция, скорая. В дурку определят, наверное. А меня забудь. И все что было с тобой - лучше тоже забудь, - с этими словами водитель перевалился через соседнее сиденье, щелкнул ручку и открыл дверцу.
Спасибо, - пробормотал парень и, выйдя, остановился на обочине. На нем был один из старых походных костюмов Михаила, плечи зябко кутались в одеяло.
Дверь захлопнулась, двигатель взревел, и внедорожник унесся вперёд. В зеркало было видно, как одинокая, растерянная фигурка отдаляется, исчезает за горизонтом, растворяется в лучах рассвета. Водитель перевел взгляд на дорогу и тихо произнёс:
Из метро Марк вывел Велеса в раннее, но ещё тёмное утро. Рассветёт часа через два, а то и позже. Сейчас самые длинные ночи. Улицы уже начали заполняться людьми. Дворники скребли тротуары. Марк довёл его до новостройки возле небольшого парка. У подъезда Велес набрал продиктованный код домофона, поднялся на пятнадцатый этаж. Там Марк ненадолго снова стал призрачным и прошёл сквозь дверь. Через пару минут он открыл её изнутри.
— Как я и думал, никто сюда не добрался… Так что проходи-располагайся. Можешь не разуваться.
— Это твоя квартира? — спросил Огнецвет, перешагивая порог.
— Ага… Была.
— А если кто-то придёт? Ну, что-то взять…
Велес не договорил, но Марк его понял.
— Если ты про похороны, то полиция ещё собирает пазлы из моих частей, — едко усмехнулся он. — Да и у родителей пока другие заботы, чем проверка внепланового наследства.
Огнецвет прошёл следом за ним на кухню. Там Марк включил подсветку под навесным шкафом. Густая темнота превратилась в мягкий полумрак. Велес сел на стул. Молча смотрел, как Марк зачем-то выплеснул воду из электрического чайника, налил свежей, щёлкнул кнопкой. Чайник засветился синим и тихонько зашумел. Марк снова создавал иллюзию жизни, а говорить ему о бессмысленности его действий язык не повернулся.
Так они и просидели до рассвета. Марк рассказал, что отомстил своим убийцам. Всем, кроме одного, который сам в чём-то оказался жертвой. А Огнецвет поделился историей про доброго ведуна, ставшего из-за ошибки людей неупокоенным духом.
Когда за окном совсем посветлело, Велес сквозь посмертие шагнул в пустую и замёрзшую деревню. Через пару секунд рядом появился Марк. А в далёкой квартире о незваных гостях напоминал только нетронутый, остывающий чайник на кухне.
Велес смотрел на запорошённые снегом останки домов. За минувшее время они обвалилась ещё больше, а лес подступил вплотную, словно хотел навсегда скрыть от людских глаз отравленное злобой место. Утопая в снегу, Огнецвет обошёл дом и побрёл туда, где он в прошлую свою командировку разбил деревянный столб-жертвенник. Оттуда много лет назад начался его короткий путь к смерти. Чутьё подсказывало, что там и надо начинать поиск погибших.
— Тебе там как, холодком не повеяло? — с ухмылкой поинтересовался Велес.
— Нет, — отозвался Марк.
— Ну отлично, значит, пойдём гулять по лесу — искать подснежники, души и чёрта лысого.
Огнецвет повернулся к деревьям, но Марк схватил его за рукав.
— Подожди… Есть что-то другое. Как будто… не знаю… давит. Подчиняет. Если это души, может, я смогу их почувствовать лучше, если буду такой же, как они.
— А это не опасно для тебя? — с сомнением спросил Велес.
— Проверим. Ну или тебе опять придётся меня спасать.
Огнецвет хмыкнул. В памяти, как нарочно, всплыло спасение подростка-медиума от лесной ведьмы, и что из этого получилось. Марку, может, и сложнее навредить, чем живым людям, но кто знает, на что ещё способны такие души. Пока он молчал, Марк вернулся в призрачное состояние.
— Это ощущение стало сильнее. Похоже… Знаешь, как будто надо куда-то бежать или идти, но не понимаешь, куда.
— Тогда я предлагаю подождать, пока…
Велес не договорил, заметив, что Марк снова схватил его за рукав куртки, но рука прошла насквозь.
— Они здесь… — еле слышно прошептал он. — Я их чувствую.
Спустя несколько мгновений Огнецвет понял, о чём тот говорил. Между деревьев заклубился туман Он пробивался сквозь белое полотно тёмными клочьями. Нетронутый снег покрылся чёрными разводами, как весной, когда грязь и земля проступают наружу. А из мглы медленно собирались фигуры — души, которые Огнецвет однажды уже видел. В истлевших рубахах с вышивкой, с нечеловеческими лицами. Они воплощались без единого звука и так же молча надвигались на них с безумными глазами и разинутыми в безмолвном крике ртами. Они не шли в обычном, человеческом понимании — скользили по снегу, вытянув перед собой бесплотные руки.
От такого зрелища по спине пробежал холодок.
— Их всех здесь убили? — потрясённо спросил Марк.
— Да, — мрачно ответил Огнецвет, не отводя взгляда от выстроившегося вокруг него хоровода призраков.
В сознании стукнулась мысль о болезненном сходстве с прошлым. Он снова оказался рядом с жертвенником, а возле него кругом столпились не то сами жертвы, не то тени безумных убийц. Велесу даже почудилось, что взгляд у душ такой же недобрый как у Чернолесовских.
— Велес… — вдруг позвал Марк и быстро добавил, — что-то не так…
— Ты о чём?
— Пока не понимаю… Как будто чей-то голос в голове… Ты не слышишь?
— Нет.
Под хмурым взглядом Огнецвета круг разомкнулся. Вперёд выступила мужская фигура. Этот призрак отличался от остальных. У него не было ни ритуальной одежды, ни искажённого лица, но, увидев его, Велес содрогнулся. Он узнал дядю Славу, бесплатно подбросившего на тот свет. Недолгое замешательство сменилось чёрной злостью.
— Неужели тебя, мразь, свои же здесь прикопали? — процедил сквозь зубы Огнецвет.
Дядя Слава не ответил. На призрачном лице промелькнуло выражение недоброй радости и торжества, словно он знал, что его жертва вернётся. Он двинулся вперёд — спокойно, уверенно. Как обычный человек. Души за его спиной колыхнулись, словно по воде прошла рябь.
— Я тебя упокою, тварь, — снова заговорил Велес. — А их освобожу.
Лицо дяди Славы перечеркнула злая ухмылка. Он поднял вверх правую руку, и души закружились в хороводе. Как много лет назад раздались голоса.
— Темновит, Темновит, Темновит…
Огнецвет на мгновение опешил. Он же помнил, что деревенские были безумными убийцами, а души — всего лишь их жертвами. Неужели силы воли этого Чернолесовского урода осталось достаточно, чтобы подчинить их? Призраки кружили как люди в последние часы жизни Велеса. Приближались и отдалялись словно морской прибой, повторяя одно-единственное слово “Темновит”. Рядом замер притихший Марк.
Он быстро шагнул к дяде Славе и схватил его за грудки.
— Думаешь, у тебя по-прежнему есть какая-то власть? Да нет у тебя нихера!
Из-под снега пробились лозы. Плеснуло алым — как кровью на белый снег. Пространство вокруг Велеса задрожало и пошло рябью, границы миров снова смешались. На пороге окончательного забвения дядя Слава принял свой настоящий посмертный облик. Огнецвет крепко держал обугленного до черноты человека, а тот смотрел на него пустыми глазницами и тянул скрюченные пальцы. Велес с силой швырнул его в мир мёртвых. Когда дядя Слава рассыпался пылью, он ничего не почувствовал. Ни удовлетворения от запоздалой мести, ни отголоска злой радости. Да и разве это месть? Он всего лишь мусор из лесу вынес.
Огнецвет обвёл медленным взглядом замершие души.
— Уходите, — скомандовал он. — Если что ещё осталось человеческого, уходите!
Среди призраков пронёсся протяжный многоголосый вздох, будто они впервые обрели голос. Они текуче ринулись в алое безмолвие, а Велес отстранённо заметил, что за ними тянутся тёмные полосы — словно стекала грязь, который их успел заразить дядя Слава. Рядом замелькали лица. Теперь уже спокойные. Их мучительная агония наконец закончилась, наступил долгожданный покой. Огнецвет смотрел, как души потоком несутся к забвению, пока не услышал голос Марка. Из посмертия.
— Велес!
В алом тумане рядом с ним распадались призраки. Как только они переходили на ту сторону, таяли словно свечной воск. Такая же участь грозила и Марку. Он смотрел на Велеса испуганным взглядом, но не мог и пошевелиться. Огнецвет резко шагнул в посмертие и рывком вытащил его обратно в сгоревшую деревню, закрывая брешь в мирах.
— А ты как там оказался?
— Души… затянули… — с усилием выдохнул Марк. — Спасибо… Отвратительное ощущение… Оно так и будет? Ну… потом.
— Нет, — покачал головой Велес. — Вспомни бабку из метро. Её так не крючило, потому что она сама зашла. С принятием. А ты не хотел прямо сейчас уходить. Тебе туда только со мной можно, тогда не заденет.
— Сказала бы она тебе за “бабку”... — беззлобно усмехнулся Марк.
— Лучше пусть кто-нибудь скажет, куда дальше идти, — хмуро ответил Огнецвет. — А то чувствую себя слепым.
Он помолчал и, не глядя на напарника, добавил.
— Прямо перед смертью случай был… Пришла задача ударить по опорнику чехов. Отработали, летим обратно в серой зоне. Заметил движение внизу… Кто-то шкерился между деревьев, а наших там не должно быть. Запросил в штабе — нихрена. Ну, я развернулся. Раз своих нет, значит чужие. Заходим для удара, и в последний момент увидел, как из зелёнки выскочил солдат. Бежал нам навстречу и махал над головой рубахой. Я едва успел сказать штурману, чтобы не стрелял. Если бы не тот паренёк, мы бы там всех положили.
Велес повернулся к Марку.
— Были уже такие случаи. Связи нет, из вертушки нихера не видно. Только я не думал, что сам чуть не вляпаюсь в такую штуку, — он дёрнул уголком рта и покачал головой. — Мне эти игры с “угадай цель по очередной ерунде” просто поперёк горла. Я не понимаю, кто в них свой, а кто нет. Когда попал сюда в первый раз, эти души были всего лишь жертвами. Я же видел их перед тем, как сам отъехал. А сейчас если бы они напали… Что мне надо было делать? Затащить всех в посмертие? Или оставить здесь, но уже без этого уёбка?
— Видимо, как с теми солдатами… Решение за тобой.
— Да в гробу я видел такие решения!
Марк дотронулся до его плеча.
— Может, тебе надо слегка выдохнуть? Никуда не бежать и не искать прямо сейчас следующую цель. Возвращаться на место своей смерти — такое себе. Это я тебе со знанием дела говорю, — он слабо улыбнулся. — Моя квартира по-прежнему пустая. Можно перевести дух, а там, кто знает, вдруг тебе наводку подкинут.
Предложение Марка подкупало. Внутри против воли бушевала злая досада. Сколько бы Велес ни уверял себя, что смирился и идёт всем наперекор, не было у него времени по-нормальному осознать свою смерть. Его вытаскивали из гроба, бросали на задачу, а потом укладывали обратно, прикрывая тяжеленной крышкой в виде пролетевших лет. Как оружие в кобуру или инструмент в чехол. Он корил Марка, что тот отказывался поверить в завершение пути, а сам ничем от него не отличался.
— А водка у тебя есть? — поворачиваясь к нему, неожиданно сам для себя спросил Огнецвет. — Я бы выпил стопку. За нас обоих — не чокаясь.
— “Бехеревка” есть. Та же водка, но на травах.
— Ну тогда погнали.
Воздух вокруг послушно задрожал. Велес косо глянул на напарника — думал, что тот останется в деревне, чтобы потом появиться рядом, но Марк шагнул в посмертие вместе с ним. На секунду перед глазами повис привычный алый туман. А когда он развеялся, вместо уже знакомой кухни они оказались возле старой церкви с выбитыми окнами и сломанным крестом на куполе.
— Это не я нас сюда перенёс… — медленно произнёс Огнецвет, оглядываясь по сторонам. — И здесь явно что-то не так… Даже я чувствую.
— В других обстоятельствах я бы предложил валить отсюда как можно быстрее… — тут же отозвался Марк.
— Ты, главное, не лезь, — предупредил Велес. — Я-то могу звёздочку на каждую свою смерть рисовать, а вот с тобой сложнее. Поэтому… Давай-ка ты меня вообще здесь подождёшь.
На лице напарника он сразу увидел все его мысли по этому поводу.
— А что мне терять? — колко заметил Марк. — Ну убьют и чего?
— Тебе ничего, а мне потом в одну морду шататься и тупить на каждом шагу. Ты же у меня как штурман, а экипаж надо беречь. Поэтому стой здесь, а я схожу проверю. Если что, позову.
Марк наградил его красноречивым взглядом, но спорить не стал. А Огнецвет зашагал к заброшенной церкви. К ней почти вплотную подбиралось заметённое снегом кладбище. Тоже давно покинутое. Только метрах в стах темнело что-то похожее на открытую могилу. Чем ближе Велес подходил к зданию, тем тяжелее становилось. Наверное, что-то такое чувствовал Марк в Чернолесове. Здесь не просто давило — пролезало прямиком в сознание. Огнецвет словно оказался в закрытой могиле, из которой не выбраться.
Утопая в снегу, он обошёл церковь, подсознательно ожидая, что вот-вот начнётся очередная хрень. Из провала без дверей вылетит злобный призрак, со всех сторон полезут мертецы или просто крыша рухнет и погребёт его под обломками. Но ничего не происходило, несмотря на усиливающееся на душе тяжёлое чувство. Велес осмотрелся. Он не увидел ни одной иконы. Потолок купола закоптили или закрасили чёрным. Возле входа в алтарную часть на прямоугольном панихидном столе горели свечи. Велес редко бывал в церкви, но помнил, что заупокойный подсвечник должен стоять в другом месте. Приглядевшись, он заметил, что и свечи горят неестественно. Огоньки трепетали и чадили, но воск не плавился. Пока Огнецвет рассматривал убранство церкви, одна из незажжённых свечей разгорелась сама по себе. И в тот же момент он почувствовал острую боль — такую сильную, что даже дышать стало сложно. И это ощущение пришло от Марка.
Велес выругался и ринулся обратно. Возле первых могил он увидел лежащего на снегу Марка, а рядом с ним — похожее на разлагающийся труп существо. Оно склонилось над Марком и пожирало его, зачерпывая из него истлевшим руками что-то алое и пульсирующее, но не кровь. Словно саму душу. А бессознательный Марк становился все бледнее, будто растворялся.
— А ну отошёл от него! — на бегу заорал Огнецвет.
Подскочил к живому трупу и рывком отшвырнул его прочь. Хотел сразу забросить в посмертие, но вопреки ожиданием безмолвие не откликнулось. Существо издало звук, похожий на смешок.
— Не хватает с-силёнок, — по-змеиному просвистело оно. — Оба ос-станетес-сь моими.
— Да хер тебе по всей роже, — огрызнулся Велес.
Бегло глянул на Марка. Тот по-прежнему недвижимо лежал на снегу и никак не ощущался. Огнецвет скрипнул зубами и впился тяжёлым взглядом в труп. Ладно, раз не получилось выкинуть как дядю Славу, значит, будет разбираться по старинке.
— Ты вс-сего лишь один, — откликнулось на его мысли существо. — С-станешь час-стью меня. Как и вс-се до тебя.
— А я не все, — процедил сквозь зубы Огнецвет.
Труп кинулся на него с нечеловеческой скоростью. Дохнуло смрадом разложения. Обожгло болью. Существо всего лишь дотронулось, а заломило так, что в другой жизни Велес уже полез бы за шприцом с промедолом.
— Сука, — на выдохе прошипел Огнецвет. — Ну щас я тебя упокою…
Одной рукой он схватил труп за шею и чуть не заорал от боли. Тут же оттолкнул от себя мертвеца, пытаясь продышаться. Перед глазами плавали чёрно-алые пятна.
— Нравитс-ся?
Велес со свистом втянул холодный воздух. Вот же подстава… Этой мразоте даже ничего делать не нужно. Стоит только к ней прикоснуться, ощущения шарашили, как автоматной очередью прошило. Тяжело дыша, он смотрел на мертвеца. Ну ладно, раз такие дела, всё равно придётся выполнять поставленную задачу. Главное, не вырубиться от болевого шока, а с остальным он уж как-нибудь справится.
— Зря радуешься, — коротко обронил Огнецвет. — Всё равно сдохнешь.
Он первым набросился на труп. Стиснув зубы от пронизывающей боли, пробил в шею, схватил за груди и швырнул на землю. Со всей силы ударил в грудь. Бил снова и снова, пока не почувствовал как треснули истлевшие рёбра, хрупкие как сухое дерево. Велес почти наощупь дотянулся до сердца и раздавил его ладонью. Существо издало душераздирающий крик. Огнецвета ошпарило такой сильной болью, что он чудом остался в сознании, но обессиленно упал рядом. Ускользающим взглядом увидел, как во все стороны плеснуло красным. Не кровью — всё той же энергией или материей, которую оно выжирало из Марка.
Огнецвет нечеловеческим усилием заставил себя подняться на ноги. Боль прошла, но его всё ещё слегка потряхивало от пережитого. А где-то на задворках сознания скреблась поганая мысль — как-то всё слишком просто закончилось. Даже несмотря на то, что он чуть не отъехал от болевого шока. Велес с трудом сфокусировал взгляд на трупе и увидел только иссхохший скелет. Он зло сплюнул под ноги и поспешил к Марку. Тот уже очнулся и сидел на снегу, обхватив руками голову.
— Порядок? — спросил Велес, протягивая ему руку.
— Более-менее, — отозвался Марк и, ухватившись за чужую ладонь, встал на ноги. — Он как-то внезапно появился и сразу начал меня жрать.
— Ну больше он никого не сожрёт… А я надеюсь, что теперь нам разрешат устроить перекур. Сейчас только одну вещь проверю…
Огнецвет посмотрел в сторону темнеющей неподалёку открытой могилы. Будь она на обычном кладбище, в ней было бы мало удивительного. Но выкопанная на покинутом погосте, она словно ждала их и не предвещала ничего хорошего. Велес добрался до ямы и замер на месте. Рядом с открытой могилой лежала книга — Марк Вейнер,“Сквозь меня прорастут деревья”. Велес непонимающе посмотрел на Марка.
— Это же… твоя? — зачем-то всё равно уточнил он.
Тот молча кивнул и как-то ободряюще улыбнулся одним уголком рта. Огнецвет нахмурился. Бессмыслица какая-то. Его искреннее недоумение смешалось с исходящим от напарника ощущением обречённости и принятия, словно тот оказался прозорливее. Велес это истолковал по-своему.
— Я не понимаю. Ты что ли мне должен сказать, кого дальше искать?
— А чего тут понимать? — мягко отозвался Марк. — Я и есть следующий.
Огнецвет с раздражением на него посмотрел и тряхнул головой.
— Да ну нет, херню несёшь… Ты-то здесь причём?
— Сам подумай. Фотка привела к тоннелю, рисунок — к жертвеннику. А книга… ко мне.
Велес тупо подошёл поближе к книге, словно та могла дать ему подтверждение или опровержение сказанной ерунды. Ничего не произошло. А внутри нарастало неприятное осознание, что Марк ведь прав. Он тоже был душой, которой давным давно нужно было уйти. Ещё до того, как они снова встретились в мире живых. Каждый понимал, что их недолгая дорога на двоих — всего лишь отсрочка, и в конце пути Марк отправится в окончательное забвение. Но Огнецвет совсем иначе представлял этот момент. Осознанным выбором самого Марка, а не приказом выбросить на тот свет человека, который всё это время был рядом. Велес обернулся.
— Ну тогда я подожду подтверждения цели. А то у меня, знаешь ли, какой-то херовый наводчик.
— Зачем? — со усталым вздохом спросил Марк. — Всё же и так очевидно.
— А мне вот нихера не очевидно! — зло огрызнулся Огнецвет. — То есть ты мне всё это время помогал. С Чернолесовскими я бы вообще без тебя не справился. А сейчас мне с какого-то перепуга тебя надо забросить в посмертие? Интересно девки пляшут.
— Да какая уже разница, как уходить? Самому или нет? Проводишь как ту старушку в метро и всё.
Марк попытался улыбнуться. Велес ответил мрачным взглядом.
— Я провожу, не вопрос. Если ты, как та самая старушка, сам решишь, что засиделся, а не потому что кто-то извне так сказал.
Налетел шквалистый ветер, поднял с земли снежную крошку. Повеяло холодом — другим, не из этого мира. Из вьюги проступила человеческая фигура. В ней Велес узнал погибшую берегиню, но это был всего лишь облик, за которым скрывалось совсем другое существо. Взгляд выдавал — холодный как лёд, бесстрастный. Пока она шла к ним, снежный вихрь успокоился. Остался лишь неприятный и пронизывающий холод.
— Исполни волю своего покровителя, изгони последнюю душу, — гулко произнесла берегиня.
От её слов сердце окатило несправедливостью — хорошо знакомой из прошлой жизни. В смерти в принципе мало справедливости, а вот в предательстве её нет совсем.
— Значит, наводчик у меня всё-таки говно, — усмехнулся Велес. — А чего он сам не пришёл?
— Исполни его волю, — повторила берегиня, — и снова будешь жить.
— Погоди… — подал голос Марк. — Тебе жизнь обещали? Если ты все души соберёшь…
Теперь уже Марк смотрел на него как на полоумного.
— И ты ещё думаешь? Я же всё равно…
— А ну тихо! — рявкнул Велес и зло в никуда добавил. — Да что же мне так не везёт-то, дважды на одни и те же грабли.
Он повернулся к берегине.
— То есть, чтобы помочь мне утихомирить Чернолесовские души, он был нужен, а теперь можно и в расход? Передай своему покровителю, что ничем он не лучше той твари из леса. Мне, значит, чтобы спасти свою шкуру, надо снова кого-то предать? Да пошли вы оба нахер!
— Велес…
— А ты не лезь!
Огнецвет сверлил злым взглядом берегиню. Не так он ещё вчера представлял себе это счастливый момент. Да и нехера он не счастливый. Снова пытаются в говне утопить.
— Почему? — всё-таки спросил Велес. — В чём, блядь, великий смысл, что я должен спровадить его на тот свет прямо сейчас?
— Иначе он станет таким же навьим, как тот, кого ты изгнал последним.
— Ну охренеть у вас аргументы, — зло рассмеялся Огнецвет. — Это в хрустальном шаре посмотрели или кости раскинули? А я вот не верю, что он превратится в навьего. И что, кто из нас прав?
— У мёртвой души нет иного пути. Покровитель видит и прошлое, и грядущее.
Велес злился. В первую очередь на себя — надо было с самого начала слиться с этой дурацкой службы. Искал бы этот хренов покровитель другого дурака по вызову. Успокаивало только то, что за недолгие вылазки он сделал что-то полезное. Как солдат он понимал, что приказы не обсуждаются… Но, сука, не такие же! Огнецвет мрачно смотрел на берегиню. В её непроницаемых глазах он видел незаслуженный приговор. Это от самого Велеса-то! Бога справедливости… А может и не он его с того света дёрнул. Ему же никто не докладывал. Огнецвет мысленно прокрутил слова берегини. Марк — злобный навий дух? Не мог он в это поверить. Вообще никак. Из-за причуд посмертия он знал Марка как давнего друга или даже брата. Да, время меняло людей. Существование в виде призрака тоже могло вдарить по мозгам, но прямо сейчас поверить в такое не получалось.
Огнецвет глубоко вдохнул.
— Я в это не верю, но допустим. То есть, расклад, получается, такой: одного надо выкинуть, чтобы он не озлобился, а второго воскресить.
Берегиня промолчала. Велес пошарил по карманам. Пачка сигарет нашлась в правом. Он последние несколько лет стрессак только и глушил сигаретами. По его ощущению времени он совсем недавно сидел на взлётно-посадочной и курил после того как чудом спас вертолёт. Вроде шёл на низком эшелоне, а эти черти жахнули “стингером”. Чуть двухсотым в отпуск не уехал. Кто же мог представить, что он по дороге домой встретит добрячка из Чернолесова. А потом всё вообще хрен знает куда пошло.
Огнецвет смял пачку и сунул обратно в карман. Не успеет уже выкурить свою последнюю.
— Ну раз такое дело… Значит, я уйду, — он хмыкнул и кивком головы показал на Марка. — А его воскрешайте. Тогда и не озлобится.
— Ты совсем рехнулся! — тут же встрял Марк. — Ты зачем…
— Затем, — перебил его Велес. — Тебе есть, к кому возвращаться. А мне куда? Для меня пару дней назад был девяносто шестой. Некуда мне идти да и, главное… зачем? Я, может, и хотел выжить всем назло, но раз уж там всё повернулось, надо принимать правильные решения.
Он посмотрел на берегиню.
— Такова твоя воля? — спросила она, прежде чем Велес успел к ней обратиться.
— Нет! — вместо него упрямо ответил Марк.
Схватил его за плечи и как следует встряхнул.
— Ты совсем дурак?! Ты что творишь? Тебе жизнь предлагают, а ты раскидываешься. Ты её больше всех заслужил!
— Да всё нормально, Марик. Мне первый раз что ли со смертью хороводы водить? Я и так на двадцать пять лет опоздал. Самая что ни на есть застрявшая душа.
Огнецвет криво улыбнулся и мягко отстранил от себя Марка. Перевёл взгляд на берегиню.
— Да, такова моя воля. Его к живым, а меня на покой.
Он хотел сам привычно уйти в посмертие. Шагнул назад, но вместо алого безмолвия оказался на краю могилы. Земля под ногами посыпалась. Огнецвет, неловко взмахнув руками, съехал вниз. Несильно приложился спиной о мёрзлую стенку ямы. А потом всё вокруг наполнилось непроглядной темнотой. В голове слегка зазвенело, словно от перегрузки. Сквозь звон как издалека долетел крик Марка. Вот же он неугомонный, всё спорил с существом, для кого все они всего лишь бьющиеся в стекло мухи…
Накатила не то слабость, не то лёгкость — не пугающая, а приятная, умиротворяющая. Его потащило в вечный сон. Не вышло у него посмотреть на новый мир и выжить всем назло, но решение ощущалось правильным. Кому, как не ему вызвать огонь на себя и бросить последний вызов?
Огнецвет слабо улыбнулся, закрыл глаза. Как и двадцать пять лет назад на рассвете у лесного озера.
Несмотря на капризы погоды, лето неумолимо приближается. Значит, занятия в спортивном зале или домашние тренировки получится заменить на активности под открытым небом. Собрали для вас товары, которые сделают уличные воркауты интереснее, увлекательнее и полезнее.
Мегамаркет дарит пикабушникам промокод килобайт. Он дает скидку 2 000 рублей на первую покупку от 4 000 рублей и действует до 31 мая. Полные правила здесь.
В компактную поясную сумку поместятся телефон, ключи, кошелек или другие нужные мелочи. Во время тренировки все это не гремит и не мешает, но всегда находится под рукой. Материал сумки прочный и влагонепроницаемый, вещи в ней защищены от повреждений, царапин или пота.
С фитнес-резинкой можно тренировать все группы мышц: руки, ноги, кор, ягодицы. А еще она облегчает подтягивания и помогает мягко растягиваться. В сети можно найти огромное количество роликов с упражнениями разной степени сложности. Нагрузка легко дозируется: новичкам подойдет резинка с сопротивлением до 23 кг, опытным атлетам — до 57 кг. При этом оборудование максимально компактно и поместится даже в небольшую сумку.
Для тех, кому надоели обычные тренировки. Слэклайн — это стропа шириной 50 мм, с помощью которой осваивают хождение по канату. Тренажер учит сохранять баланс, прокачивает координацию и концентрацию, а еще дает отличную нагрузку на спину, руки и ноги.
Настольный теннис — простой в освоении вид спорта, который отлично помогает размяться и тренирует скорость реакции. В комплект входят две ракетки, три мяча, сетка, накладка и чехол — все, что нужно, чтобы поиграть вечером во дворе с другом или устроить небольшие соревнования. Этот недорогой набор подойдет именно для развлечения и веселья, устанавливается почти на любой стол.
Еще один вид спорта, которым можно заниматься, даже не имея серьезной подготовки — бадминтон. С набором от Wish Steeltec вы сможете потренировать силу удара, побегать и просто хорошо провести время. Детали яркие, так что их трудно потерять даже на природе. Леска натянута прочно, ресурса ракеток должно хватить не на один сезон.
Фрисби воспринимается как простое пляжное развлечение. Тем не менее перекидывание друг другу тарелки задействует все группы мышц и развивает скорость реакции. Эта тарелка летит далеко и по понятной траектории — отличный снаряд для начала. Кстати, фрисби — это еще и ряд спортивных дисциплин со своими правилами и техническими сложностями, так что игра с друзьями может перерасти в серьезное увлечение.
Стильный мяч из износостойкой резины отлично подходит для уличных тренировок. Вы сможете поиграть компанией в баскетбол или стритбол или просто отработать броски. При производстве используется технология сбалансированного сцепления: это значит, что снаряд не сбежит от вас и будет двигаться по стабильной траектории.
Футбол — один из самых популярных в России видов спорта. Играя, можно отлично побегать, потренировать меткость и отработать взаимодействие в команде. Футбольный мяч Torres Striker выполнен из качественного полиуретана и резины и выдержит не один десяток матчей, не потеряв упругости. Отличная балансировка и оптимальный размер делают его подходящим как для взрослых, так и для подростков. Он достаточно тяжелый, почти как в профессиональном спорте, так что совсем малышам не понравится.
Пляжный или обычный волейбол? А может быть, пионербол, как в детском лагере? Мяч TORRES SIMPLE COLOR подойдет для любой из этих игр. Камера отлично держит давление, поэтому вам не придется постоянно подкачивать его, а качественные материалы (полиуретан и бутил) сохраняют все характеристики даже при интенсивном использовании.
Многоскоростной велосипед с рамой 19-го размера подойдет как мужчинам, так и женщинам. Это отличный вариант для новичков: модель доступная, удобная. Поможет понять, нравится ли вам велоспорт. Конструкция велосипеда позволяет ездить по дорогам разных типов, поэтому вы сможете перемещаться по городу или отправиться в поход. Есть складной механизм — велосипед с ним легко возить в машине, на электричке и просто хранить в кладовке.
Более продвинутая модель для тех, кто уже оценил прелесть движения на двух колесах. Геометрия велосипеда предполагает вертикальную посадку. Это обеспечивает более удобное положение тела, чем на других байках. В конструкции предусмотрены детали для комфорта и безопасности: пружинная вилка с ходом 100 мм, сервисная подводка тросов и дисковые гидравлические тормоза.
Если вы не фанат велоспорта, но хотите получить свою дозу физической нагрузки, перемещаясь по городу, выбирайте самокат. В модели PLANK Magic 200 есть регулировка руля по высоте, надежные тормоза и прочная увеличенная дека из алюминия. Когда вы катаетесь на самокате, работают мышцы ног, ягодиц, спины и живота, а заодно добираетесь, куда нужно. Если вы решите сделать паузу в тренировках, самокат легко складывается для хранения.
Любая активность на свежем воздухе требует хорошей обуви, специально сделанной для занятий спортом. Яркие кроссовки Hoka RINCON 3 с облегченным весом амортизируют, снижают нагрузку на суставы. Выраженный рельеф подошвы обеспечивает сцепление с поверхностью вне зависимости от того, где проходит тренировка: на специальной площадке, асфальте или грунте.
Легкие женские кроссовки из линейки Clifton подходят для занятий на твердых покрытиях. Дышащий сетчатый верх поддерживает вентиляцию стоп, чтобы можно было тренироваться даже в жару. Подошва из легкой пены EVA гасит силу ударов. Кроссовки беговые, подходят для тренировок на длинных дистанциях.
Во время занятий на свежем воздухе важно защитить голову от перегрева. С этим отлично справится легкая и светлая бейсболка — например, от GLHF. Она удобно сидит на голове, не сваливается и не отвлекает от занятий, благодаря сетке голова меньше потеет. Козырек жесткий и не мнется.
Не забудьте защитить кожу от солнца — чтобы не было мучительно больно на следующий день после тренировки под открытым небом. В этом поможет крем против пигментных пятен с сильной защитой от ультрафиолета SPF50. Водостойкая текстура легко наносится и быстро впитывается, действует два часа — потом крем нужно обновить.
Удобные и стильные солнцезащитные очки защищают глаза благодаря фильтру UV400, который поглощает до 99.99% ультрафиолета. Они выполнены из легких материалов и плотно прилегают к голове. Ударопрочные поликарбонатные линзы с антибликовым покрытием подходят для разных видов спорта.
Используйте промокод килобайт на Мегамаркете.Он дает скидку 2 000 рублей на первую покупку от 4 000 рублей и действует до 31 мая. Полные правила здесь.
Реклама ООО «МАРКЕТПЛЕЙС» (агрегатор) (ОГРН: 1167746803180, ИНН: 9701048328), юридический адрес: 105082, г. Москва, ул. Спартаковская площадь, д. 16/15, стр. 6