Светящиеся в темноте глаза тварей обшаривали тонувший в густых сумерках Могильный овраг, а ноздри раздувались в поисках запаха живого человека. Самого лакомого для них угощения. Особой жути ситуации добавляло то, что чудовища всё делали вместе, синхронно, словно по команде. Вот они, дружно оскалили клыки, поворачивают голову вправо, потом влево, а затем припадают к земле и ловко перебирая конечностями, бесшумно исчезают из вида.

«Неужели они и правда были когда-то людьми?» - некстати подумал Герка продолжая прижимать к себе обугленный, совсем человеческий череп монстра. Он понимал, что его ещё не разорвали и не сожрали только по одной единственной причине - он спрятался среди сожжённых останков точно таких же тварей как те что загнали его сейчас в ловушку.

Сколько их тут было? Сорок? Пятьдесят? Может быть даже шестьдесят. Это конечно не Орда, но Стая точно. Местные говорят, Орд в окрестностях «Заставы» года два уже как не было, извели, а вот Стаи бронепоезда уничтожали с пугающей регулярностью.

Во рту Герки пересохло, ужасно хотелось пить, но это была наименьшая из его проблем. Сейчас-то он понял, что зря слушал болтовню Близнецов. Странно, но он не столько боялся за себя, сколько за маму и сестрёнку. Нет, Герка, конечно, был в ужасе - ноги его были ватными, ладошки мокрыми от пота, и в туалет хотелось, но за близких он боялся всё же сильнее.

- Если со мной что-то случится, мама не выдержит, - почти бесшумно произнёс себе под нос Герка, побелевшими от испуга тонкими губами, и оглядевшись сделал движение вперёд, осторожно выкручивая тело из груды почерневших останков тварей.

* * *

- Да не ссы! Мы все через это проходили! – хлопнул его широкой ладонью (намного сильнее чем нужно, чтобы показать свою силу), Олег.

От брата Лёшки он отличался только одеждой. Синие штаны с заплатами на коленках, вместо чёрных, да кепка с потресканным лаковым козырьком и с металлической красной звездой. В остальном же верховодившие среди подростков близнецы были похожи друг на друга как две капли воды.

- Да не ссу я! - храбрился Герка, но ноги его кажется дрожали от ужаса только от одной мысли о предстоящем. – Что нужно принести?

Братья переглянулись… и одновременно засмеялись, похлопывая себя по бёдрам. Они будто не ожидали Геркиного вопроса.

- Вот это дело! Вот это молодец! – по-дружески театрально обнял Герку Олег. - А принести нужно…

- Д-да принеси, что х-хочешь! – с нетерпением, чуть заикаясь, перебил брата Лёшка. - Сожжённый ч-череп или руку с когтями. Г-главное, чтобы мы п-поняли, что ты посетил Могильный овраг. Т-тогда всё, станешь для нас своим. Н-настоящим з-заставчанином!

«Очень вы мне нужны», - подумал, но не сказал вслух Герка покусывая зубами верхнюю губу.

На «Заставу» он с мамой и Лерочкой прибыл недавно. Эта было огромное поселение. Здесь постоянно проживало тысяча с лишним человек. И чего тут только не было, даже собственная железная дорога, по которой туда-сюда катались два бронепоезда. Одним из этих бронепоездов, дежуривших как раз возле лагеря с беженцами, командовал Виталий Рябов – молодой парень лет двадцати двух. Парень как парень, всего лет на шесть старше Герки. Высокий, с пронзительными серо-голубыми глазами и с хорошо заметным старым шрамом на лбу. Рябов был представителем местной элиты - Жнецом, то есть пулемётчиком, правда здесь в «Заставе» их называли непривычным для Герки словом Утёсы. Причём тут утёс (это же кажется какая-то отвесная скала, нет?) он так и не понял. Но не это главное. Он во все глаза смотрел как установленный на крыше бронепоезда бронекупол с крупнокалиберным пулемётом – гибридом ДШК и ДП, вращался из стороны в сторону на специальной подвижной площадке готовый защитить беженцев в случае нападений тварей. Красота! Из бойниц бронированного полувагона внизу торчали стволы станковых пулемётов поменьше и тускло поблёскивающие раструбы огнемётов. Это же какая силища!

Крепость перегораживала доступ монстрам в долину где выращивали овощи и разводили скот. Никто в «Заставе» не голодал. Здесь вдоволь было хлеба, овощей, мяса и даже молока и масла. Губы Герки растянулись в улыбке как только он вспомнил с каким удивлением смотрела Лерочка на быстро тающий, кубик масла на горке гречневой каши. Раньше она его никогда не видела. Впрочем, сам он тоже хоть виду и не подавал. Выжившие шли сюда отовсюду, вот только оставляли здесь единицы.

Герка с младшей сестрёнкой и мамой уже четырнадцать дней находились в Карантине, в том самом лагере за внешними стенами крепости. Нет, они ничем не болели. Просто во время карантина местная администрация присматривалась к пришедшим, опасны ли они, узнавала об их полезных навыках, умениях, профессии. Для беженцев даже тесты устраивали. Руководил тестами человек по фамилии Зыков. Он Герке не нравился. Совсем не нравился. Мужчине было лет пятьдесят или около того. Его каре-зелёные глазищи словно сверлили в тебе дырки взглядом насквозь. Он был ужасно желчный, въедливый, всё время задумчиво качал головой из стороны в сторону будто заранее зная, что никто из беженцев им не подходит. Из сорока семи человек пока только четверым счастливчикам повезло войти в ворота, над которыми были установлены башенки с крупнокалиберными пулемётами. Говорят, там за самым большим пулемётом сидел легендарный Толик Три вагона. Все заставчане говорили о нём с большим уважением. Утверждали, что будто бы даже именно он извёл все орды в окрестностях. Герка в это не верил. Разве это по силам одному человеку?

Ни он, ни мама, и уж тем более пятилетняя Лерочка полезными навыками и профессией не обладали, а это означало, что через пару недель им дадут еды, воды (и на этом, конечно, спасибо) и отправят восвояси. А им кровь из носа надо было остаться! Герка хотел стать Утёсом или Змеем Горынычем – попадавшие в обучение к пулемётчикам и огнемётчикам кадеты превращались в защитников крепости. Возможно тогда и их близких внутрь пускали. По крайней мере Герка на это сильно надеялся. Иначе зачем бы он повёлся на глупое предложение Близнецов выбраться ночью в Могильный овраг, где хоронили убитых тварей, и притащить оттуда что-нибудь в качестве доказательства его отваги и лихости.

- Ну так что? Не струсишь? – вернул в реальность Герку Олег, заговорщицки подмигивая брату.

- Не струшу. Договорились, - выпалил он.

Пожав руки Близнецам и развернувшись на носках Герка решительно отправился восвояси. Нет, он не передумает. Они должны были остаться на «Заставе».

* * *

Выбраться из лагеря для беженцев было не так уж и сложно. В конце концов, дураков, бегающих с наступлением темноты по полям и развалинам без защиты, надо было ещё поискать. Невелико счастье быть разорванным на части и съеденным тварями. По дороге сюда, трясясь от ужаса, ночуя на свой страх и риск под открытым небом, в других крепостях - в «Водокачке», в «Архиве», в «Интернате», - Герка видел такое и не раз. Наоборот, беженцы готовы были всё отдать за защиту себя и близких.

Короткими перебежками добираясь до Могильного оврага, до боли в глазах вглядываясь в опустившийся на землю сумрак, он гнал от себя плохие предчувствия, заставлял дрожащие ноги идти вперёд. Делать шаг, другой, третий. Герка думал о том, что своим поступком докажет Зыкову собственную полезность для «Заставы». Идиот! Кто же знал, что твари шныряют здесь повсюду!

С трудом сдерживаясь, чтобы не чихнуть от дерущего нос запаха гари, сжимая в руке кусок ржавой трубы (парой минут ранее найденный под ногами), осторожно прижимаясь к земляной, холодной стенке кривого оврага, Герка крался вперёд. Он знал, что через тридцать, может через сорок метров должен появиться склон, по которому он и спустился (скатился) сюда. Только бы никого не встретить, только бы выбраться наверх. Сейчас больше ни о чём Герка думать не мог. Осторожно повернув за очередной поворот, он в ужасе замер.

Спиной к нему, перекрывая дорогу, стояла одна из тварей. Бледно-молочная кожа её будто светилась в лунном свете. Не столько рассчитывая на зрение, сколько на нюх, двухметровая образина что-то старательно вынюхивала. Герка быстро понял, что из лагеря беженцев тянуло запахом костров, бензина и недавно приготовленной еды. Однако этот запах забивала вонь исходящая от твари. При жизни от них воняло вряд ли сильнее чем после смерти. В какой-то момент тварь обернулась, и Герка увидел, что у неё не было глаз. Когда-то давно струя огнемёта выжгла её глаза лишив зрения.

Нюх не подвёл чудовище. Ноздри вздрогнули и быстрый выпад рукой, увенчанной обсидиана-чёрными когтями, буквально перерубил пополам обрубок ржавой трубы в руках парнишки. Захлёбываясь восторгом и слюной, в предвкушении лакомства, тварь оседлала Герку, но тот не растерявшись вонзил обломок трубы ей в пасть. Что-то вязкое и чёрное полилось ему на грудь. Как же от неё несло тухлятиной.

- БЫСТРО БЕГИ КО МНЕ! – раздалось неожиданно сверху, и на вершине оврага появился огнемётчик в маске и в хризотиловом защитном костюме.

Столкнув с себя хрипящую, бьющуюся в предсмертных судорогах тварь, Герка не задумываясь бросился карабкаться по склону. За спиной его зарычали, пронзительно защёлкали клыки, да так что волосы на затылке у парнишки встали дыбом. От смерти его отделяли не метры, мгновения.

Плотная струя огня ударила в группу монстров позади и Герка закрывая лицо от жара услышал противное шипение с которым напалм пожирал кожу серо-белых уродов. Словно по команде чудовища дружно заорали так, что заложило уши. Десяток превратившихся в факел монстров бросилось наверх, пытаясь добраться до огнемётчика. Оскальзываясь, падая, разбрасывая комки земли во все стороны, они упорно лезли по склону. Но Змей Горыныч не струсил – продолжая жечь противника, сбивая его напором пламени вниз, он сделал несколько шагов в сторону закрывая поднявшегося Герку собой. Смесь мазута с бензином и керосином делала своё дело. Струя, то и дело подхватывала пытавшихся выпрыгнуть чудовищ, заполняя огненной рекой овраг внизу. Только парочка самых стойких, охваченных пламенем тварей, добралась до края, чтобы получить удар тяжёлым подкованным железом ботинком в грудь и рухнуть вниз.

Всё закончилось так же быстро, как и началось. Огнемётчик закрутил вентиль на баллоне за спиной, приладил ружьё соединявшееся с баком специальным шлангом к специальному креплению, и снял маску. Под маской Герка увидел Зыкова. Удивлению его не было предела.

- Сметанин, ты совсем дурной что ли? – рявкнул он так, что подросток вздрогнул. – Ты зачем сюда попёрся? Жить надоело?

Ну что на это ему было ответить?

- Я… я просто хотел доказать ребятам, что не трус, - наконец выпалил Герка.

- Доказать? Олежке с Лёшкой что ли? Этим обалдуям? Да они никогда за стены ночью не ходили!

- А мне они сказали другое. Будто это что-то вроде посвящения…

- Сказки всё это, - рукой в толстой краге Зыков подтолкнул Герку вперёд, в сторону мерцавшей огнями и прожекторами вышек «Заставы». - Вряд ли они думали, что ты решишься. Просто ещё один повод посмеяться над тобой и всё. Получат они у меня по первое число.

- А я решился, - вздохнул Герка, утирая пот со лба.

- Что так? – одними глазами улыбнулся Зыков.

- Потому что… потому что у мамы больное сердце и Лерочка слабенькая у нас. Болеет часто. Ей витамины нужны. Куда мы пойдём? Лучше чем у вас нигде нет. Нам нужно остаться! – затараторил Герка боясь, что Зыков его остановит. - Я же знаю, вы не всех берёте и после карантина большая часть отправляется восвояси.

- Это верно, - хладнокровно кивнул Зыков снова подтолкнув Герку в нужную сторону (глазами он не забывал поглядывать вокруг). - К сожалению, мы не можем прокормить всех. Оставляем только полезных. Но мы расширяемся, растём. Тварей намного меньше стало. Может быть когда-нибудь…

Почему-то Герка сразу упал духом. Слова Зыкова прозвучали для него и его близких как приговор. Ноги снова стали ватными, носки побитых ботинок то и дело загребали землю, запинались за каждую кочку. С досадой он пинком отшвырнул в сторону никому не нужный обугленный череп, который всё это время, как дурак, тащил с собой.

Коварный ночной холод проникал под сто раз залатанную матерью матерчатую курточку на самодельных пуговицах, и Герка зябко поёжился. И вдруг горячая рука огнемётчика (краги он успел снять) легла на его плечо.

- А ты, Сметанин, я смотрю не трус, - произнёс Зыков, широко шагая к уже хорошо видимым стенам «Заставы». - Это хорошо. Считай, с завтрашнего дня ты Горыныч. Сам тебя учить буду. Мамке скажи: вы остаётесь. Теперь вы дома.

Сердце Герки от радости билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит наружу. Парнишка даже прижал руки к груди, словно пытаясь удержать его внутри…

Появился канал в телеграме там выкладывать рассказы буду рандомно всех приглашаю.

Страничка ВК здесь

Канал на дзене тут

Ссылка на литрес здесь

Фея Снов. Часть 1 Ритуал. Глава 1

- Это эти ублюдки убили Аню! Это они убивают всех! Они сошли с ума! Они хотят убить нас! – Это кричала Юля, звуки выстрелов привели её в чувство.

Костя сообразил, к чему ведёт Юля, и быстро заговорил.

- Да, это они увели у нас подругу, а потом вернулись за нами. Дяденька милиционер, заберите нас отсюда, пожалуйста! – Он натурально захныкал.

Кузин ошалело оглядел подростков. Он не знал, с чего начать. Ростов же зайти в кабинет не решался.

- Хорошо, хорошо. – Проговорил Кузин. Он указал на криминалиста. – Идите к нему. Он вас выведет на свежий воздух. Там дадите ему свои данные и быстро по домам.

Четверо друзей как молнии выскочили из кабинета. Ростов встретил их и повёл вниз. На улице завыли милицейские сирены. Кузин вытер рукой вспотевший лоб и присел возле Молчуна, приложил пальцы к шее. Невероятно, но пульс прощупывался. Кузин поднялся и покачал головой. Скоро всё самое сложное закончится. Главное, чтобы убийства прекратились, а там они найдут, кого обвинить.

В кабинет ворвались медики и милиционеры. Кузин, опустив голову, вышел из кабинета. Через полчаса он будет спать у себя дома. Надо хорошенько отдохнуть – завтра будет тяжёлый день. Когда Ростов отпустил ребят, они опрометью бросились подальше от места недавнего побоища. Через десять минут, оказавшись на площади, упали на первые попавшиеся скамейки. По нелепому совпадению это были именно те скамейки, возле которых они сегодня утром в первый раз избили троицу.

- А это ты ловко придумала подставить под убийства этих придурков. – Едва отдышавшись, сказал Максим.

- Спонтанно получилось, но всё равно спасибо. – Юля улыбнулась брату.

- Как ты? – Спросил Костя.

- Лучше не бывает. – Весело ответила Юля.

- Полчаса назад по тебе этого видно не было. – Заметил Артём.

Юля рассмеялась.

- Я притворялась. Я постоянно прокручивала в голове слова дяди. – Тут её лицо помрачнело. - Чтобы не забыть. И не хотела, чтобы мне мешали.

- У меня лучшая на свете сестра! – Гордо сказал Максим.

- А у меня брат.

- Значит, ты чётко знаешь, что делать? – Спросил Артём. – И на этот раз не ошибёшься?

- Клянусь!

- Ну, тогда рассказывай! Хочу навсегда избавиться от этого кошмара и спокойно поспать. Итак?

- Надо спать! – Заявила Юля.

- Что?! – В один голос гаркнули ребята, уставившись на неё круглыми глазами.

- Мы должны уснуть все одновременно и, встретившись во сне, провести обряд возвращения этой сучки обратно в её мир!

В ответ на её слова подул сильный холодный ветер. Максиму показалось, что ветер был синего цвета.

- Что, не нравится, тварь? – Костя погрозил кулаком в небо. Ветер стих.

- Она просто взбесится от бессилия. – Сказала Юля злобно и торжественно.

- Стойте, стойте! – Замахал руками Артём. – А как по вашему можно уснуть одновременно?

- Да ещё и в разных местах. – Наигранно трагично вздохнула Юля. – Я знаю как.

- И как же?

- Мы должны произнести кое-какие слова. – Она замолчала.

- И это всё? – Чувствуя что-то неладное, спросил Костя.

- Не-а.

- Ну, так договаривай! Что мнёшься?

- Не думаю, что вам это понравится, но это не хуже, чем то, что сейчас с нами происходит.

- Что, лягушек жрать? – Ухмыльнулся Артём.

- Надо э-э… - Юля запнулась. – Надо выпить несколько глотков собственной мочи.

- Чего??? – Почти хором сказали ребята, включая Максима. Юля постаралась провалиться сквозь землю.

- Пить собственное ссаньё! – Возмущался Артём. – Да чтоб я так опускался!

Максим и Костя что-то подобное бубнили себе под нос.

- Да ладно вам, мы должны завершить что начали. Всё лучше, чем, если бы вам пришлось отсасывать друг у друга.

- Почти одинаково. – Процедил сквозь зубы Артём.

- Ну, тогда можно считать, что ты отсосал у меня… - Заржал Костя.

- Ну, так что? Надо договориться. – Умоляюще сказала Юля. – Мы должны определить время.

- А сколько собственно сейчас времени? – Поинтересовался Костя. Артём вскинул левую руку. - Девять почти.

- Ага, значит, чтобы всё было правильно, мы сделаем это в десять вечера, как раз когда начнётся вечерний выпуск новостей. – Предложила Юля. – По-моему, откладывать просто нет смысла.

На этом и сошлись. Лица у ребят были недовольными, совсем скоро им предстояло унизить себя. По крайней мере, они считали именно так.

- Да, не вешайте носы. – Пыталась подбодрить друзей Юля. – Я слышала, это даже полезно. Это по научному называется уринотерапия.

- Чтоб я сдох! – Злился Артём.

Они, было, собирались уйти, но Костя вспомнил, что Юля так и не сказала тех слов, которые помогут им уснуть.

- Да-да. – Она достала из кармана скомканную бумажку. Долемрад Дас Иксар Лерпа Иам. Сможете запомнить?

- А что это значит? – С невинным видом поинтересовался Костя. - Ну… Первую часть вы знаете… В общем - Фея ночных снов забери нас.

- И всё-таки я не понимаю. – Не унимался Артём. – Почему именно моча?

- Всё просто. – Ответила Юля. – У этого племени был такой обычай. Это называлось «поглотить себя».

- Спасибо, что хоть не говно жрать. – Проворчал Артём и, поднявшись со скамейки, отправился в сторону своего дома.

Костя тревожно посмотрел на Юлю.

- Как ты думаешь? – Спросил он. – Артём сделает это?

- У него, как и у нас, нет выбора. – Пожала плечами Юля. – Пора, Костя, нам всем пора.

Костя кивнул и встал.

- Долемрад Дас Иксар Лерпа Иам. – Сказала Юля.

Костя кивнул ещё раз и удалился.

---------------------------

Настенные часы показывали полдесятого вечера, когда Костя захотел в туалет. Он был дома один. Родители, судя по оставленной ими записке, ушли к сестре матери на день рождения. Это кстати. Он чувствовал себя спокойнее, зная, что один. Но чёрт, как же ему хотелось отлить! Он знал, что это закон подлости, и, что если сейчас опустошит мочевой пузырь, ему ни за что не наскрести и пары капель в самый ответственный момент. Костя решил терпеть. Но в голову отчаянно лезли вычисления, когда в последний раз посещал «комнату с нулём». По расчётам было это где-то в середине дня. Радости сие не прибавило, не принесло и облегчения. Скорее наоборот, организм, осознав ситуацию, пытался как можно скорее избавиться от лишнего. Конечно, Костя мог справить нужду прямо сейчас, какая разница – плюс минус двадцать минут, что изменится? Но почему-то ему казалось, что сделать это необходимо как можно ближе к сроку, установленному недавно в парке. Может от свежести мочи (м-да, кто бы мог подумать) зависит исход событий. Какая глупость. Костя скрестил ноги – терпеть становилось всё труднее, в паху появилась острая боль. Тридцать пять минут девятого. Ну, хотя бы до без пятнадцати, обратился парень к мочевому пузырю. Что тебе стоит?

Костя встал и включил телевизор. Переключил на центральный канал. Как обычно перед выпуском шло шоу из разряда «заработай деньги своим умом». Что странно, участники шоу, как правило, не страдали солидным багажом знаний. Ведущий ехидно улыбался, ожидал ответа на каверзный вопрос, а участник – молодая девушка, театрально закрыв глаза, имитировала поиск ответа у себя в голове. Двадцать часов сорок минут. Костя чувствовал, что ещё чуть – чуть, и его штаны станут тёплыми, и ему придётся в темноте переодеваться. Девушка, не ответив на вопрос, покинула телепередачу, не пройдя в следующий тур. Её место незамедлительно занял седой старичок. Вот у него, возможно, что-нибудь и получится. Но ведущий объявил рекламу, и на экране замелькали кадры, на все лады, восхваляющие то жвачку, то прокладки, то пиво. Без пятнадцати десять. Костя вскочил и помчался в туалет, по пути схватив, приготовленную заранее баночку. Через минуту вернулся в комнату, испустив вздох облегчения, воистину душа у человека расположена аккурат под мочевым пузырём. Наполовину заполненная баночка стояла на столе, Костя старался не смотреть на неё - боялся, что его вывернет на изнанку.

Оставалось каких-то десять минут. Костя лёг на диван и старался ни о чём не думать. Это оказалось не так уж легко. В голову почему-то лезли воспоминания о вчерашней ночи в лесу. Вчерашней! А кажется, что прошёл месяц. Вспомнилась Аня. Он чётко увидел, как она превращается в кровавые капельки и как тьма, словно заправский пылесос засасывает её в себя. Костя поёжился, ему почему-то стало холодно. «Просто волнуюсь», - попробовал он успокоить себя. По телевизору шоу закончилось. Сколько заработает денег по телевизору тот дедок, Костя не узнал – продолжение на следующий день, Костя не был уверен, что узнает результат. Сегодня ночью он мог погибнуть. На экране появились часы, и пошла последняя минута. Костя затаил дыхание. Стрелка начала отсчитывать обратный отсчёт. 59 – 58 – 57 Костя взял в руки баночку, стараясь не смотреть на её содержимое, дышал ртом. 40 – 39 – 38 Надо было оставить родителям записку, вдруг не вернётся. Какой же шок они испытают, сын умер во сне. Мать, скорее всего, отправиться вслед за ним, в царство покоя. А отец, вероятно, сопьётся, а потом тоже наложит на себя руки. М-да не красивая ситуация. 21 – 20 – 19 А если ничего не получится, будто обухом по голове, Костю пронзил страх. Сильный. Его аж начало слегка трясти. Но, тем не менее, он был готов пить и спать. И в доказательство, самому себе, он стал повторять заклинание, добытое, Юлей.

- Далемрад Дас Иксаар Лерпа Йам. – Повторял негромко Костя. 3 – 2 – 1 Забили часы. На экране появилась заставка выпуска новостей. Пора! Костя одним глотком осушил баночку и, стараясь не выдыхать носом лёг, на кровать.

- Далемрад Дас Иксаар Лерпа Йам!

--------------------------------

Там, где он находился, пахло плесенью. Костя огляделся. Небольшое помещение, слабо освещенное, он с трудом смог разглядеть в центре стол, около которого стояло пять стульев. «Почему пять?» - Задался вопросом Костя. Уж, не для самой ли Феи. Посидим, поговорим. Типа, тётенька, оставьте нас и город в покое, а то, что-то совсем плохи наши дела. «А, ну конечно». - Ответит Фея. Вы уж ребята извините, что так вышло. Да, ладно, что там, махнёт рукой Юля. И расстанутся, как друзья. Может, иногда будут собираться пивка попить. Костя усмехнулся.

- Костя, ты? - Парень вздрогнул и повернулся. Это был Артём. Значит всё-таки смог «поглотить себя»

- Где остальные? – Спросил Костя.

Артём пожал плечами и направился к столу.

- Это место. – Тихо сказал он. – Мне знакомо. Не знаю, откуда, но знакомо…

- Может, видел его во сне? – Откуда-то появилась Юля. - А где мы сейчас?

- Именно там. Но как-то тут совсем всё по-другому. – Сказал Артём, обходя стол. – Будто и не сон вовсе.

- Так оно и есть. – Ответила Юля.

- А, что же это за состояние, сестрёнка? – Максим возник почему-то в противоположном от всех углу.

- Это реальность, но не наша. Это её мир.

- Мы в аду?

- Почти. Рассаживайтесь

Они подошли к столу и выдвинули стулья.

- Они такие грязные. – Фыркнул Артём. Все сели, и мальчики уставились на Юлю, та молчала.

- А для кого пятый стул? – Спросил Костя. - Для пятого участника обряда. – Сказала Юля таким тоном, будто это может быть непонятно, только для законченного тупицы. – Необходимо пять человек, чтобы закончить обряд, разве ты не знал?

Костя вопросительно выгнул брови.

- И кто же пятый?

- Аня, конечно же. – Спокойно ответила Юля. Костя решил помолчать.

- Вы готовы? – Юля оглядела своих друзей. Никто не возражал против начала.

Она достала сложенную вчетверо бумажку, развернула и, вобрав воздуха в лёгкие, начала громко читать.

- Анитси. Асера. Акирт Морт Латем Энт. Тил Нед Нитсарпинс. Воздух в комнате сгустился, превратившись в тень. Слова, отпущенные на свободу, плели паутину заклинания. - Олн Атос Лекс.

На пятом стуле появилось лёгкое свечение. С каждым произнесённым Юлей, словом оно становилось всё сильнее.

- Умеваш Ком Ту Асес. Путдос Аре Слот. Внутри свечения появился огненный шар, с каждой секундой он становился больше. Воздух стал угрожающе вибрировать.

- Эдас. Эдас. Эдас.

Полыхнула яркая вспышка, по сравнению с которой самая яркая вспышка фотоаппарата была бы незаметной. Всё равно что полчаса смотреть на солнце, а получить весь эффект за долю секунды. Все четверо скорее инстинктивно закрыли глаза. Когда же они их открыли, на пустом стуле сидела их мёртвая подруга. Голова её была низко опущена, руки лежали на столе, в волосы забилась грязь.

- Аня, это ты? – Не выдержал Артём. Девочка медленно подняла голову.

Аня нынешняя мало походила на их подругу в прошлом. Лицо пепельно-серого цвета, губы бледные, взгляд мутный, подёрнутым пеленой. Она не улыбнулась, не проявила радости или злости. Ничего не выдало в ней живого человека, таковым она уже не являлась.

- Сейчас будет очень неприятный моме…

На полуслове Юлю оборвал дикий крик. Кричала женщина. И от крика этого задрожали стены, по полу побежали трещины.

- Это Фея! – Закричала Юля, стараясь переорать творящийся вокруг хаос. – Она возмущается. Она попытается всячески помешать, но мы должны справиться с этим. Она не в силах нам навредить, главное – не сдаваться!

Её крик потонул в протяжном оглушающем вое. В ту же секунду пол под столом проломился, и стол, переворачиваясь, полетел в образовавшуюся дыру. А там ничего не было. Это было само ничто, собственной персоной. Ребята едва удержались на стульях, каждый из них был напуган, кроме Ани, она уже привыкла. В её новом мире это было естественным. Они во все глаза смотрели в никуда, и вдруг пустота заполнилась. Из дыры доносились тысячи голосов, гул нарастал, приближаясь. Из отверстия подул сильный ветер. Там внизу что-то двигалось вверх.

- Она идёт к нам. – Завизжала Юля.

Это было последнее, что услышал Костя, в следующую секунду он провалился в небытие.

- Вставай, вставай! – Ты сказал разбудить тебя, ты куда-то собирался идти с друзьями. – Это была мама.

Костя открыл глаза и зажмурился – в окно светило яркое солнце, позднее утро.

- Что со мной случилось, мам? – Спросил Костя, потихоньку приходя в себя.

- В смысле?

- Да нет, ничего. Просто видел странный сон.

Мама рассмеялась и потрепала его рукой по волосам. Костя удивлённо посмотрел на неё, она давно не делала так, да он вообще не помнит, когда она так делала в последний раз. С трудом запихав в себя завтрак, он вышел во двор. Как ни старался, Костя никак не мог вспомнить, с кем и о чём он договаривался. О встрече? Но с кем...

Он прошёл вдоль своего дома, принимая решение, куда отправиться, и в итоге решил, что лучше всего пойти на площадь – девяносто процентов встреч в этом городе назначаются именно там. Через десять минут, он вглядывался в лица прохожих, праздно слоняющихся по площади. Никого знакомого вроде бы не было. Хотя, вон тот дед, который играет в домино со своим ровесником и, как не странно, с девочкой подростком, наверное внучка. Рядом с ними на скамейке расположилась древняя старушка. Он никак не мог вспомнить откуда знает этого древнего пенсионера. Нехорошее предчувствие прохладной поступью искало дорожку к голове, откуда-то снизу, от паха к животу и выше. Девочка обернулась.

Это была Аня. Костя увидел, что она улыбается. Она жива! Он улыбнулся ей в ответ. Где же реальность, что из происходящих с ними событий – сон? Но факт остаётся фактом – Аня жива, а значит, все их беды позади. Аня помахала ему рукой и поманила его к себе. А какая разница, он успеет во всём разобраться.

- Не спеши. – Раздался знакомый голос у него за спиной. Костя обернулся и увидел Артёма.

- Ты чего? – Опешил Костя.

– Это же Аня.

- Посмотри получше. Эти старики… Они с ней, и она с ней.

Теперь Костя увидел. Он увидел запёкшуюся кровь на одном из стариков, увидел неестественно загнутые ноги у другого. И он узнал его, это был тот самый старик из парка, из его сна. Воспоминания вернулись холодной колючей лавиной. Казалось даже солнце превратилось в обычную лампочку.

- Чёрт! – Прошептал Костя. – Это что, ловушка?

Артём кивнул.

- И что теперь?

- Давай подождём ещё двоих. – Равнодушно предложил он.

- Логично. – Согласился Костя.

- А вот и один из них.

На противоположной стороне площади появилась Юля. Она озиралась по сторонам. Старики, игравшие секунду назад в домино, как по команде, повернулись в её сторону. Юля заметила их, но не заметила двух своих друзей, хотя Артём махал ей руками. Юля замахала руками, но не в ответ ему, а, отвечая мёртвой подруге, и направилась в её сторону.

- Чёрт! – Выругался Артём и побежал к ней наперерез.

- Юля! – Громко крикнул Костя и поспешил вслед за Артёмом. – Юля-я-я! – Кричал он на ходу.

Но девочка как будто их не слышала. Она всё быстрее приближалась к мёртвой компании.

- Где её хренов брат?! – Выругался Артём и, запнувшись о бордюр, растянулся во весь рост на земле.

И «хренов» брат появился как раз вовремя. Он схватил Юлю за руку, и она остановилась. В глазах у неё горел безумный огонёк.

- Очнись, дура! – Крикнул Максим и отвесил сестре звонкую пощёчину. Видя, что это не помогает, Максим волоком потащил Юлю подальше от пенсионеров. Артём и Костя последовали за ними. Чем дальше Максим оттаскивал Юлю, тем яснее становился её взгляд.

- Что происходит, мать их всех! Где мы? – Говорил Артём, не обращаясь ни к кому конкретно.

Юля окончательно очухалась и посмотрела вокруг.

- Извините меня. – Сказала она. – Фея хочет избавиться от меня в первую очередь, я знаю то, что ей определённо не по вкусу.

- И что же ты, в конце концов, знаешь? – Довольно грубым тоном поинтересовался Артём.

Юля не успела ответить, навалился мрак, и через секунду они опять были в комнате, пропахшей плесенью. Все сидели в тех же позах, что и до инцидента на площади, даже Аня никуда не делась.

- Давай, говори, что надо сделать, чтобы эта сучка отстала от нас.

- Мы должны убить её в этом мире. В мире её сновидений.

- Это мы и так знали, но как это сделать, чёрт побери?

- Это должен сделать тот, кто не видит снов.

- А-а, понимаю. – Опустил голову Артём. Он указал на Аню - Это должна сделать она. Только вот как её заставить? Она ведь во власти Феи? Да?

Юля кивнула.

- Значит, ты не знаешь, как это сделать? – Подытожил Костя.

- Знаю.

- Ну!

- Мы должны заново убить её здесь.

- Час от часу не легче. – Артём посмотрел на Аню.

- Ладно, а потом? - А потом Фея потеряет какую-либо власть над ней. И если всё пройдёт как надо, то всем будет хорошо.

- Кроме Ани?

- Ей будет намного лучше, чем сейчас. Поверь.

В комнате повисло липкое молчание. Из-за стен прорывались леденящие звуки – чьи-то истерические крики, стоны, завывание ветра. Слышалась тяжёлая поступь вокруг комнаты.

- Нам надо что-то решать. – Тихо сказал Костя. – Раз необходимо пусть так и будет.

- Кто? Кто сделает это?

- Пусть, кто намудрил, тот и делает, пробурчал Артём.

- Можно подумать… - Огрызнулась Юля.

- Давайте кинем жребий. – Попробовал предложить Костя.

- Нет у нас на это времени. – Проорала Юля и вскочила на ноги. – Пусть будет так.

Она схватила стул, на котором сидела секунду назад и с размаху ударила подругу по голове. Аня, по-видимому, не ожидала такого резкого поворота событий, а потому оказать сопротивление, если и хотела, то не успела. Её голова откинулась назад, кожа на щеке была разодрана и свисала ошмётками. Однако она не кричала. Зато благим матом орала Юля. Следующий удар пришёлся ножкой стула, аккурат по кадыку девочки. У неё внутри что-то булькнуло, голова резко наклонилась вперёд, ртом и носом пошла кровь. Юля наносила улар за ударом. Даже когда Аня оказалась на полу, она била её. Юля вымещала всю свою злобу, что скопилась у неё на Фею. А может просто хотела, облегчить страдания подруги, она была уверена - Аня испытывала боль за всех жертв Феи.

Остановил её Костя, он отобрал у Юли стул, и силой усадил на него подругу.

А вокруг начинался дьявольский карнавал.

Продолжение -Часть 2. Молчун. Промежность. Сумасшедший Гном. Глава 3

Авторский канал - t.me/writer_path

В этот миг всё казалось идеальным, и Лиза, улыбаясь, почувствовала, как счастье льется в неё, как река, наполняющая старую мельницу. Не было никаких забот, только здесь и сейчас, она была частью этой гармонии, и ей хотелось взять её с собой, унести в каждое мгновение этого дня. Счастье не требовало громких слов или великих дел — оно заключалось в тишине, в простоте и в умении ценить то, что есть — свежий утренний воздух, тепло солнечного света и бесконечный, тихий покой деревенской жизни.

За завтраком всё было так же уютно, как прошлым вечером. Анна Павловна, сидя напротив Лизы, иногда с улыбкой одергивала её, напоминая: "Не торопись, милая, тщательно пережёвывай, нас никто не гонит". В её голосе было столько материнской заботы, что Лиза невольно замедлялась.

Позавтракав, троица отправилась в храм. Шли медленно, делая поправку на травмы Лизы, старались ее не торопить, но Лиза чувствовала себя легко, насколько это возможно было в ее положении. Выспавшаяся, сытая, рядом с этими людьми чувствовавшая себя в безопасности она не шла, а порхала.

В храме Николай переговорил с батюшкой сам, избавив Лизу от очередной порции стыда. Батюшка понимающе кивнул и подошел к Лизе:

- Тебе исповедаться и причаститься. Для начала.

Лиза смущённо кивнула, чувствуя лёгкий румянец на щеках, который выдал её неуверенность. Она всегда была далека от религии, и её представления о таинствах исповеди и причастия были скорее размытыми образами из книжек и рассказов чужих людей. Тем не менее, в этот момент она осознавала, что готова отступить от прежних взглядов и сомнений, чтобы спастись.
Её мысли блуждали, пытаясь собрать рассыпанные фрагменты знаний и детских представлений о вере. Это было что-то новое и непонятное, но волнующее. Казалось, едва заметная, но уверенная рука Анны Павловны вела её по этому неизведанному пути, внушая доверие и ощущение, что за новым опытом последует важное открытие.
Лиза была готова сделать этот шаг, какими бы странными и непривычными ни казались ей все эти ритуалы.

- Тогда я скажу, какие молитвы нужно читать ежедневно, попостись и в воскресенье приходи на таинство.

- Как в воскресенье? – оторопела Лиза, - а сейчас никак нельзя?

Батюшка покачал головой.

- Во всем есть свой порядок и правила. Не бойся того, что с тобой происходит, это лукавый тебя искушает. Молись, когда страшно и он отступит.

- Да, батюшка, - покорно опустила Лиза голову, - спасибо.

Из храма они вышли задумчивые.

- Останешься у нас до воскресенья? – спросил Николай.

- Мне так неудобно вас стеснять, но я хотела попросить вас о том же, - честно призналась девушка, - мне некуда идти.

— Вот и славно, оставайся, - улыбнулся он, - стариков порадуешь.

Весь день Лиза старалась помогать по дому, но от ее помощи отмахивались.

- Ну куда, больная, тяжести такие таскать, - ворчал по-отечески Николай, - иди полежи. Или Аннушке на кухне помоги, поболтаете по девичьи.

Он весело ей подмигивал и теплые волны накрывали Лизу. Она словно вернулась не просто в детство, а в лучшую версию своего детства. Заботливая мама, добрый отец и она, без оглядки любимая.

Придерживая рукой прокушенный живот, Лиза пришла на кухню, Где Анна Павловна колдовала над кастрюлями и уже разносился ароматный запах ухи.

- Лизонька, живот болит?

- Нет, не переживайте. Просто, когда хожу еще немного беспокоит.

- Садись, - указала она рукой в кресло, - сейчас обработаем. И палец твой тоже надо посмотреть.

Быстро пройдя края раны зеленкой, Анна Павловна принялась рассматривать нагноивший палец.

- Ну, с этим мы тоже быстро разберемся. Потерпи немного.

Смочив иглу от шприца в водке, она быстрым движением надорвала плёночку. Гной с кровью в ту же секунду залил весь палец, а Лиза приглушенно застонала.

- Ничего, ничего, милая, почти все.

Анна Павловна слегка надавила на палец, выдавив остатки гноя. Потом наложила дурно воняющую мазь и быстро забинтовала. Лиза испытывала явное облегчение.

- Спасибо.

- Не за что, милая. Кушать хочешь?

- Очень, - честно призналась Лиза.

- Сделаю тебе бутерброд, пока варится уха, - засуетилась хозяйка.

В каждом движении читалось, что ей в радость ухаживать за Лизой, быть полезной.

До слуха Лизы донеслась трель ее мобильного из комнаты.

- Сиди, сиди, я принесу, - вытерла руки Анна Павловна о фартук и заторопилась в комнату.

Когда она вернулась с телефоном, звонивший уже сбросил звонок, но тут же набрал еще раз.

- Алло?

- Лиза! – заорал в трубке мужской голос, - Твою мать, где ты?

- Кто это? – оторопела Лиза.

- Это Сергей, который сегодня был на осмотре твоей квартиры по вызову соседки! Квартиры, в которой абсолютный разгром и кровь на полу! Где ты? С тобой все в порядке?

- Ох, Сергей, - Лиза растерялась и не знала, что сказать, -со мной все в порядке, не переживай! Я в деревне, у родственников.

- Почему дверь твоей квартиры открыта? Почему все разбито и разбросано? Почему на полу кровь? Чья это кровь?  - мужчина все еще был на взводе и вопросы задавал быстро, на повышенных тонах.

- Сергей, успокойся пожалуйста, все правда хорошо. Кровь моя, но переживать не стоит, я всего лишь порезалась. Ерунда!

Анна Павловна настороженно и внимательно слушала разговор.

- Скажи мне, где ты и я сейчас приеду, - тон мужчины становился спокойнее и в нем уже угадывались нотки того самого Сергея, с которым она была на свидании.

- Я не могу пока, мне нужно решить свои вопросы, - Лиза аккуратно подбирала слова, - но я тебе обещаю, совсем скоро я во всем разберусь и все- все тебе расскажу.

- Лиза, - выдохнул мужчина, - ты меня очень напугала. Очень. Скажи, где ты, я приеду и помогу решить все твои проблемы.

- Не нужно, правда, это внутрисемейное, - Лиза попыталась придать своему голосу бодрости, — это буквально на пару дней.

- Хорошо, - сдался мужчина, - но мы с тобой еще об этом обязательно поговорим.

- Договорились, - Лиза нажала отбой.

- Жених? – спросила Анна Павловна, помешивая что-то в сковородке.

- Может быть, - неопределенно пожала плечами Лиза, - мы еще слишком мало общались.

- Жених — это хорошо, - вытерла она руки о передник, - подай-ка мне вот ту маленькую красную книжку.

Лиза передала, прочитав на обложке «Молитвослов». Её красный переплёт казался немного поношенным, что только подчёркивало её частое использование и важность для тех, кто её читал.

- Смотри, - слеповато щурясь, Анна Павловна перелистнула первые страницы до нужной, — это молитва «Отче Наш», она самая главная. Тебе надо ее выучить.

- Хорошо, - Лиза взяла книгу в руки. Неприятное чувство шевельнулось внутри.

Она уселась в уютном кресле с мягкой обивкой, растения на окне лениво купались в утреннем солнечном свете, но даже это умиротворяющее зрелище не могло отвлечь её от нарастающего чувства беспокойства. Книга, которую она держала в руках, была без иллюстраций, страницы словно были покрыты слоем мела, и каждое слово превращалось в шумный хаос, который бледнел, расползаясь по мозгу вместе с поступающим светом. Она осторожно провела пальцами по гладким страницам, но текст, казалось, жил своей жизнью. Слова сплетались в неразборчивую маску, смеялись над её усилиями, напоминали заколдованные символы, не поддающиеся пониманию.

С каждой попыткой сосредоточиться, тошнота усиливалась, поднимаясь из глубины. Она осознала, что не только слова проскальзывают мимо её сознания, но и окружающая реальность начинает размываться. Стены комнаты, когда-то теплых тонов, вдруг стали обжигающе холодными, а щебет птиц за окном казался зловещим натиском, словно мир снаружи провоцировал её на ещё большую борьбу.
«Как же сложно просто понять!» — думала она, ощутив, как образуются слёзы на краю ресниц, готовясь к падению.
Борьба с текстом и своими эмоциями позволила ей понять, что её «попробовать» было чистым самообманом, и она отпустила книгу, как будто сбросила слишком тяжёлое одеяло, стараясь не дать ему охватить её вновь.
Вместо этого, она позволила своим мыслям понемногу расплываться и с каждым новым вдохом чувствовала, как нарастает тошнота.

- Деточка, что с тобой, - только и успела вскрикнуть добродушная женщина. В следующую секунду молитвослов отлетел в сторону, Лиза упала с кресла на четвереньки и ее обильно вырвало. Раз, другой, третий. Рвота извергалась из нее нескончаемыми потоками, болезненно скручивая многострадальный желудок.

- Коля! Коля! – отчаянно звала Анна Павловна, суетясь возле Лизы.

Николай вбежал на кухню прямо в уличных галошах.

- Да что же это такое творится! – кинулся он к Лизе.

Лизу не просто рвало. Её тело дрожало в агонии, и с каждым спазмом, из её живота поднимались комья земли – истлевшие, пахнущие гнилью и протестом самой природы. Каждый комок, словно замысловатая шутка дьявола, расползался, открывая на свет белых червей. Эти шевелящиеся создания, обитатели подземного мира, вываливались наружу, оставляя в своем следе слизистые пузыри, полные ядовитого зловония. Их множество казалось нескончаемым потоком. Глаза Лизы были широко раскрыты, как у лошади, почувствовавшей приближение беды, пока рот, в полном противоречии, раскрылся в безмолвном крике. Вместо слов, вместо слёз, её тело выбрасывало наружу смесь земли и мерзких гадов. Лизу пронзила волна отвращения, когда её органы, казалось, поднимались с рвотой на поверхность в этой странной потасовке с собственным организмом.

- Свят, Свят, - Крестила Анна Павловна Лизу, придерживая свободной рукой ей волосы.

- Давай ее на свежий воздух, - скомандовал Николай и попытался поднять девушку под руки. Получилось не с первой попытки, еще два болезненных спазма пришлось переждать и потом тянуть обессиленную девушку практически на себе. Усадив ее на скамейку у крыльца, Николай сел рядом, тяжело дыша. Анна Павловна уже выскочила из дома с большой кружкой воды.

- Попей, дитя, - хозяйка поила ее с рук, понимая, что удержать кружку самостоятельно Лиза сейчас не сможет.

- С чего ее рвать-то начало? – тихо спросил Николай.

- Молитву учила, Отче Наш, - так же тихо ответила Анна Павловна, с нежной заботой обняла Лизу, прижав ее к своей груди и поглаживая по волосам. Она ощущала, как страх и тревога исходили от девушки, словно холодное дыхание зимнего ветра. Лиза, ослабленная, с дрожащими губами, прижалась к ней лицом, зарываясь в мягкие складки её платья, будто искала спасения.

Анна Павловна, гладила её по голове. Это было прикосновение единения, как будто они делили одну душу, впитывая друг в друга тепло и силу, незримо передавая надежду.

"Ты не одна, Лиза", - шептала Анна Павловна, ее голос был полон окутывающего уюта, как плед в морозный вечер. Она осторожно укрывала Лизу от мук, делая всё возможное, чтобы мгла в сердце девушки немного рассеялась
Ласковые слова попадали в Лизу, проникая в самые потаённые уголки души, где она хранила свои страхи. Анна Павловна знала, что только с помощью любви и безусловного принятия можно избавиться от тени, нависшей над Лизой. Каждое прикосновение, которое она делала, было наполнено желанием восстанавливать разрушенную надежду, как садовник, ухаживающий за заболевшими растениями.
Лиза потянула руки, обнимая Анну Павловну, её тело отзывалось на зов утешения, к которому она так стремилась. Звуки её тихого дыхания начали синхронизироваться с сердцебиением Анны Павловны, создавая некую мелодию, в которой сливались страх и облегчение, печаль и надежда.

- Сегодня мой последний день, - Лиза с усилием оторвалась от груди, - прошу вас, помогите мне. Я не доживу до воскресенья. Анна Павловна, помогите испечь пирог, я не умею.

- Ну, раз такое дело, то оно конечно, поможем, - Николай легонько хлопнул себя по коленям, - ты не переживай, дочка, осилим недуг твой.

Глава 18

Убирать на кухне Лизе не доверили. Слишком слаба, сказала ей Анна Николаевна и отправила полежать, пока они все не приберут. Но Лиза понимала – жалеют они ее, дуреху бестолковую. Все прекрасно понимали, что во всем она виновата только сама, но все равно не бросают.

Скоро зашла Анна Павловна и поинтересовалась, как Лиза себя чувствует.

- Гораздо лучше, спасибо, - Лиза попыталась подняться, - простите меня пожалуйста еще раз. Свалилась я вам на голову.

- Что ты, - замахала та на нее руками, - не мели ерунды, деточка. У нас дети уже все выросли, разъехались из дома и остались мы с Колей одни. Внучат привозят редко, одиноко нам. Так что не переживай, ты нам не в тягость. Пойдем, научу тебя пирог печь. Если ты, конечно, твердо решила.

Анна Павловна посмотрела в глаза Лизе.

- Твердо, - кивнула девушка, - пойдемте.

Девушка с сосредоточенным лицом пыталась вжиться в ритм приготовления теста, но оно упорно продолжало превращаться в комья, неудобные и вязкие. Лиза нервничала, её пальцы норовили схватить что-то, чтобы отвлечься от непривычной работы, в то время как Анна Павловна, с умиленной улыбкой на губах, уже замешивала мягкое, почти воздушное тесто для своих домочадцев.

- Не торопись, - сказала она с доброй нежностью, - тесто любит спокойные руки.
Эти слова прозвучали как медленное заклинание, но напряжение всё равно витало в воздухе, как незримая тень, нагнетающая атмосферу. Лиза понимала, что все вокруг делают вид, будто вечер пройдет как обычно, однако она чувствовала, как под кожей нарастает волнение, мучительные мысли о предстоящем визите на кладбище терзали её душу.

Она заглядывала в свои страхи, встречая их смело, но этот внутренний конфликт тянулся, подобно затянувшейся тени солнца, и ни о каком спокойствии не могло быть и речи. Николай, со своей всегда поддерживающей улыбкой, дважды мельком предлагал присоединиться к ней в ее прогулке на кладбище, но для Лизы это было больше, чем простое недоразумение: она знала, что готова впустить в своё сердце доброту, но была бы не в силах позволить никому подвергаться риску.

- Подводить добросердечных стариков под опасность нельзя - повторяла она про себя, вздыхая глубоко и стараясь отвлечься от настойчивого шепота своих мыслей.

Стараясь удержать себя в руках, она взглянула на пестрое убранство кухни: яркие фартуки и разразившийся в воздухе аромат свежей выпечки, который будто пытался отвлечь её от угрюмых размышлений. В этом уютном пространстве Лиза чувствовала, как её сердце стучит с бешеной скоростью, как будто оно хотело покинуть её грудь и сбежать.

С каждым замесом теста, ее нервы продолжали углубляться, но улыбка Анны Павловны, пронизывая, почти волшебной энергией, придавала ей сил.

«Тут нужно просто довериться», - размышляла Лиза. Она погрузилась в процесс, позволяя мысль о своих страхах на время ускользнуть.

Когда на небе начали зажигаться первые звезды, разбрызгивая огненными точками темноту, Лиза почувствовала, что пришёл её час. Завернув пирог в старую газету, она отметила, как слегка потрескивает его корка — знак, что внутри скрывается нечто теплое. Взгляд её упал на старые галоши Анны Павловны, великой хранительницы уютных домашних переживаний. Надев их, она почувствовала, как прохлада вечера проникает ей за шиворот теплой кофты.

- Может, передумаешь? – выразила свои волнения сердобольная женщина
- Пока решилась, надо сделать, - Лиза произнесла с твердостью, хотя внутри неё бурлили эмоции. Она понимала, что это её собственный путь.

- Я провожу тебя, - уверенно сказал Николай и взял прислоненные к дому вилы.

Лиза тихо засмеялась про себя, представляя Николая в роли отважного рыцаря с вилами, готового сразиться с невидимыми врагами. Он напоминал ей героев из сказок, где поддержка и преданность друзей помогали справляться с любыми испытаниями. Пусть никакие вилы не могли защитить от тех незримых сил, которые её беспокоили, но знание того, что Николай стремится быть рядом и готов поддержать в любой момент, давало Лизе ощущение уверенности и тепла. Это было очень ценно — иметь рядом человека, готового стоять на страже её покоя, пусть даже и в самых безумных вымыслах.

- Храни вас Бог, - крестила их в спины Анна Павловна.

За домом раскидывался широкий луг, словно незримая сцена, на которой разыгрывались игры природы, а через него, как старинная тропа, пролегал их путь. Лиза и Николай шли в полной тишине, погрузившись в свои мысли, каждый из которых был сокровищем, зарытым в лабиринте памяти. Небо уже сияло множеством звёзд — тысячи светил перемигивались между собой, создавая иллюзию таинственной беседы, ведённой на языке тишины.

Природа замерла, моментально подтачивая привычный городской шум, который стал фоном её жизни. На первых шагах на лугу Лиза почувствовала, что это неизведанная тишина, вбирающая в себя её тревоги и страхи, была оглушающей, чуждой для её сердца, забитого криками мегаполиса. Но эта тишина продолжалась недолго, словно предвещая новый оборот событий. Вскоре на землю, как мягкое покрывало, опустился ночной сумрак, и природа снова ожила.

Со стороны леса донёсся негромкий звук — где-то заухала сова. Ночной страж призывал к пробуждению всех потерянных душ, а из зарослей раздались трели ещё какой-то птицы, чьи голоса соплом их звуков переплетались с неумолкающим стрекотом кузнечиков. Ночная жизнь расцветала вокруг, её мелодия становилась всё громче, завораживая своей бесконечностью.

Вдруг, как волшебница, на небе выплыла полная луна, наподобие хрустального шара, невзирая на мглу. От её мягкого света рассеялась ночная тьма, обнажая местность, отталкивая тени прочь, и вдруг всё вокруг стало совершенно иным. Силуэты деревьев, томно склоняющихся к земле, и старых домов вдалеке, которые со временем обросли мхом и тайнами, приобретали сопричастность к сказке. Луна, будто разливая свет как вино — нежное, прозрачное и лёгкое, — создавала атмосферу волшебства, где каждая ветвь, каждая травинка становилась частью историй, о которых никто не смел бы подумать.

Лиза остановилась на мгновение, задержав дыхание: всё выглядело так сказочно, как будто они пересекли рубеж между реальностью и легендой. Каждый шаг по лугу, искрящемуся под лунным светом, приближал её к пониманию себя, к своевременному переосмыслению и обретению того, чего она долго искала. Ночь казалась живой, дышащей, и вместе с ней их сердца начинали петь в унисон, погружая их в единство, где у каждого есть своя мелодия, но вместе они создавали нечто великое и прекрасное.

Вскоре показалось кладбище. Как будто неведомая сила пронзила Лизу, и её сердце провалилось в пустоту, оставив за собой лишь горькое эхо тревоги. Угрюмые надгробья, обнимаемые призрачным светом луны, стояли в молчаливом созерцании, словно хранители темных тайн, бережно укрываемых в своих каменных сердцах. Ветер прошёл сквозь ветви деревьев, звеня о хрупкость жизни, и Лиза почувствовала, как холодный пот окатил её спину.

— Николай, давайте дальше я сама, — произнесла она с дрожью в голосе, физически ощущая страх, но пытаясь подавить его всеми силами. Каждый шаг приближал её к мрачным монументам и зловещему покою, сам по себе вызывавшей в ней ужас.
Николай, понимая её состояние, остановился и взглянул ей в глаза.

— Иди с Богом. Если вдруг что - ты зови, я рядом буду, - произнёс он, упирая вилы в землю, как бы утвердив свои намерения, и перекрестил Лизу. Этот жест не просто покровительство, а надежда, олицетворение связи между ними, которое крепче любой преграды.

Лиза почувствовала, как внутри неё затаилась лёгкая благодарность, переплетённая с тревогой. Она знала, что Николай не оставит её, даже если их пути разойдутся в этом мрачном месте. А луна всё ещё бдительно наблюдала за ними, её свет как будто подчёркивал важность момента, когда страх облекался в форму чего-то могущественного.

Собравшись с духом, Лиза сделала шаг вперед, указывая на ворота кладбища, основанные на старых камнях, покрытых мхом, как будто время остановилось, пресекая все движения. Она понимала, что пересекает границы не только физического пространства, но и эмоционального — среди мраморных плит, где покоились души, их святое место. В этом мире красоты и ужаса у неё не было выбора — нужно было идти вперёд, несмотря на страх, который цеплялся за её сердце как тень.

С каждой пронзающей тишиной, с каждым шагом вглубь кладбища, она ощущала, что здесь, среди этих молчаливых свидетелей, она может найти ответ на свои вопросы и свое спасение, а Николай, оставшийся на краю как неустанная опора, был бы как свет маяка в бурном море. И если зло вдруг явится лично— она в любой момент сможет позвать его, зная, что за её спиной сойдётся крепкая линия, связывающая их души в этом безумном танце жизни и смерти.

Глава 19

Постояв пару минут у старых, ржавых ворот, Лиза почувствовала, как холодок пробежал по её спине. Время замерло, и все звуки вокруг стали отдалёнными, как будто кладбище обвило их невидимой паутиной. Врата, обросшие плесенью и покрытые коррозией, выглядели так, будто десятилетия непрерывного дождя и ветра оставили на них свой след, саму жизнь старались запереть внутри.

Набравшись смелости, она отважно толкнула калитку. Скрежет ржавых петель раздался, как предостерегающий крик в тишине, проникая прямо в её душу. Звук резанул по ушам, вызывая страх. Лиза перепугано оглянулась на Николая. С его лица исчезла ставшей уже привычная улыбка, осталась лишь тень обеспокоенности.
— Нет, сама, — прошептала она себе, стараясь прибавить уверенности. Она сжала кулаки, ощущая, как холодный метал ворот передаёт ей остроту истинности момента.

«Я должна сама» Это было не просто решение — это было вызов себе, необходимость пересечь порог своих ограничений.
Внутри неё боролись противоречивые эмоции — беспокойство и решимость, страх и желание понять то, что скрывается в тени. В этих размышлениях вдруг всплыли образы тех, кто ушёл, чьи истории потеряны во мгле. Сделав ещё один шаг навстречу старым монументам, она ощутила, как в её груди вспыхнул огонь. Прохлада ночи уже не могла её остановить, ведь сейчас, в этот миг, она приняла на себя обязательство — не только перед собой, но и перед теми, чьи имена увековечены на камнях, чьи жизни теперь запечатаны навсегда в этом священном убежище.

Луна, болезненным, иссохшим оком сквозь тучи смотрела на мир, заливая его мертвым светом. Ночь казалась бездонной пропастью, затягивающей все живое в свои холодные объятия.
Лиза шла по тропинке, покрытой влажными листьями и острыми осколками разбитых оград. Вся земля под ногами сыпалась в выемки, как память о тех, кто умер здесь - забытых или погибших безмолвно, без покаяния.

Каждый шаг был шагом в пропасть: тёмные корни прогрызали землю, вытягивая свои багровые пальцы к её ногам, словно пытаясь удержать в бездне забвения.
Ветви деревьев, переплетаясь, образовывали устрашающие фигуры, которые казались движущимися тенями. Тёмные кроны тянулись к небу, пронзая ночной мрак, и шептали, словно заключённые в безграничной тьме, забытые слова. Друзья и враги, покойники и живые, - всё стало одним жутким полотном разлагающейся смеси. Время от времени кругом слышались тихие поскрипывания -  старое дерево, чья кора с треском лопалась, словно старческий хрип, делало тишину ещё более напряжённой. Девушка отчаянно старалась не встречаться взглядом с извивающимися тенями, что с каждым шагом становились все теснее и плотнее. Они оживали, морща сухие багровые листья под ее ногами, и своими шепчущими голосами заполняли тишину предательского ночного часа.
Девушка чувствовала, как с каждым вдохом грудь сжимает ледяной страх. Сердце билось со сбоями, словно дряхлый механизм, издавна забытый человечеством. Тяжесть, как черная пелена опустилась на плечи, давя беспощадно. В неумолимом наступлении тьмы образы были искажены, зловещая жизнь прокрадывалась в каждую складку её воображения.
Каждый скрип старого дерева, каждый угасающий шёпот ветра выкрикивали её имя - как проклятие, как предупреждение. Окруженная лицами, она слышала их тихие стоны и леденящие кости просьбы. Это были звонкие напоминания о её лжи, завитой неправдами, как паутинка.

Она ощущала, как сама тишина кладбища вздыхает рядом - причудливые фигуры, встающие из полумрака, казались осязаемыми и живыми, обманчивыми в своей неподвижности.
Краем глаза ей чудились гниющие фигуры, тянущие к ней свои скрюченные пальцы из самых укромных углов кладбища. Мрак густо окутывал тяжелые надгробья, некоторые из которых были разбиты и заросли мхом, словно забытые временем. Тонкие ветви деревьев, проросшие сквозь трещины в каменных плитах, мягко шелестели, словно шепча секреты древних могил. Ветер гулял по пустынному кладбищу, принося с собой запах гнили и влажной земли, а в дальних темных углах можно было разглядеть таинственные тени - то ли ветви, то ли призраки давно заброшенных душ. Их уродливые лица, словно вылепленные из самых мрачных кошмаров, обжигали мозг. Она опускала взгляд, но ужас не отпускал - он жил внутри, корчась в неведомой жажде разрушения.
Пространство казалось густым и вязким, как смола, и её ноги утопали, словно в болоте забытых надежд и несбывшихся мечтаний. Чувства сожаления и отчаяния опутывали, сжимая со всех сторон, как едва видимая, но всепоглощающая сеть.

Лиза вдохнула глубоко, прогнав волнение. С каждым шагом она чувствовала себя всё более уверенной — страх и неподвижные тени больше не могли управлять ею. Эта ночная арена стала её полем боя и одновременно светом надежды, где именно она стала не наблюдателем, а истинным исследователем, готовым бороться с демонами.

Шагая по тропинкам, замысловато извивающимся между могил, Лиза вглядывалась в имена, выгравированные на холодных камнях. Каждое из них хранило свою историю, но вместо того, чтобы успокаивать, они тянули её в водоворот беспокойства. Словно в поисках утешения, её глаза метались от одной надписи к другой, обнаруживая россыпь известных фамилий и дат: Ивановы, Петровы, Сидоровы — где-то сияли имена, бытующие в памяти родных и знакомых, но вот ни одной Елизаветы.

«А что, если тут вообще нет такой?» Эта мысль оказалась неприятной, как трещина на идеально гладкой поверхности, и Лиза, стараясь избавиться от мрачных размышлений, быстро отгоняла её.

«Будет, не может не быть» Её имя не может затеряться в вечности среди этих могил — оно такое же, как и сотни других, не такое уж редкое или странное.

В центре кладбища стояла заброшенная часовня. Её стены, когда-то гордо возвышавшиеся, теперь едва держались, облупившаяся штукатурка открывала взору трещины, больше походившие на обветшалые уста мёртвого монстра, застывшего в вечном крике. На входе скрипучая деревянная дверь висела на одной петле, чуть качаясь от порывов холодного ветра.
Крыша часовни прохудилась, и дождевые капли беспрепятственно пробивались внутрь, стекая по стенам, как давно слезы молящихся. Каждая из них оставляла за собой грязный след, добавляя ещё больше уныния и запустения.
Внутри часовни царила кромешная тьма, лишь изредка нарушаемая вспышками молнии, освещая мрачный интерьер призрачным светом. Пахло затхлостью и гнилью, смешиваясь с запахом влаги и сырой земли. Всё пространство было запутано сетями старых пауков, взметнувшихся в уголках и между обломками деревянных скамей, на которых когда-то сидели прихожане.
Под ногами лежали куски растрескавшегося каменного пола, а стены были покрыты плесенью, рисовавшей узоры, напоминающие древние руны. Здесь и там на полу валялись обгоревшие останки свечей, свидетельствовавшие о давнишних молитвах, принесённых в надежде на спасение.

Вдруг, среди векового запустения, в глубине помещения мелькнуло слабое мерцание. Это был маленький, едва различимый свет, будто закутанный в саван полумрака. Он пробивался через слои пыли и паутины, его истолчённый луч пытался высвечивать образы прошлого, скрытые в густой тени.

Среди пыли и обломков, среди апатии времени и заброшенности, одна свеча всё же стояла на древнем подсвечнике. Вопреки всем законам запустения, её пламя спокойно колыхалось, словно не замечая ветхости окружающего мира.
Лиза ощутила, как по позвоночнику пробежал холодок. Пламя свечи отбрасывало пляшущие тени на стены, оживляя их жуткими призрачными силуэтами, словно души, застывшие на границе между мирами. Эти тени, казалось, дышали, сжимались и расширялись в ритме незримого дыхания, перенося Лизу в иной мир, где время остановилось, где звуки были поглощены мрачной пустотой.

Свеча стояла как странный символ чего-то древнего и таинственного. Если приглядеться, то казалось, что нечто тёмное и безликое шевелится на границе светового круга, в то время как стена указывала её узором из непонятных письмен, которых раньше Лиза не замечала. Эти лозы, напоминавшие окаменевшие сухие жилы, словно пытались пробраться внутрь и овить пламя, питаясь его теплом.
Каждый шаг Лизы отдавался странным эхо, возвращающимся к ней из глубины здания, словно кто-то невидимый повторял её движения. Неведомый шепот на грани слышимости проникал в сознание, заставляя мыслить о том, что здание жило своей, чуждой человеку, жизнью. Любопытство не брало верх, это было просто ощущение — как будто мёртвые стены пытались ей что-то нашептать, донести древнюю и страшную тайну.

Неразгаданное, будто невидимая рука, трогало её сердце, и страх — чистый, первобытный — завладел её мыслями, заставив забыть всё вокруг. Пламя свечи, продолжающее мерно покачиваться, напоминало о жуткой несправедливости времени, которое здесь, среди изуродованных временем стен, казалось остановилось навсегда.

Пока Лиза, заворожённая раскрывшейся перед ней зловещей сценой, продолжала стоять в ослеплённом пламени свечи полумраке, нечто невидимое вдруг крепко сжало её лодыжки. Она даже не успела вскрикнуть, как её тело, подчиняясь чужеродной силе, оказалось на холодном каменном полу, и её резко потащило обратно в глубь часовни.

Она чувствовала шероховатость камня, как он беспощадно царапал её кожу, оставляя алые метки на руках и спине. Страх обрушился на неё ледяной волной, каждый мускул кричал от ужаса и беспомощности. Попытки ухватиться за какие-то зацепки или выбоины в полу оказались тщетными — неведомая сила была неотвратима.
Её сердце колотилось в груди, как барабан перед сражением, всплеск адреналина окутал разум мутным покровом паники. В голове пронеслись обрывки мыслей, умоляющих силы, которым было всё равно, о пощаде. Каждый звук, от шороха пыли до глухого удара хрустящей под её телом сухой листвы, усиливал ощущение полного ужаса.
Тени на стенах приобрели новые, зловещие формы, причудливые сцены древних кошмаров. Они сопровождали её невольное движение, широко раскрытыми тёмными глазницами наблюдая за происходящим, как судьи, готовые вынести окончательный приговор.

Глава 16

Лиза вскочила на ноги. Все, она больше не может оставаться в этом доме. Схватив телефон, она выскочила в подъезд в чем была, забыв даже про обувь. Сбежав по ступенькам вниз, открыла подъездную дверь и словно выпала из кошмара в реальную жизнь. Она не видела, куда бежит. Слезы застилали глаза, превращая окружающий мир в размытое месиво из серых теней и бликов от уличных фонарей. Страх подгонял в спину. Пульс ударял в виски, как барабанный бой, заглушая любые попытки здравых мыслей пробиться сквозь панику.
Ее ноги почти не касались земли. Каждый звук, даже едва различимый шорох или треск ветки, резко усиливал ее тревогу, превращаясь в воплощение преследующего кошмара.
Только когда дыхание кончилось, срываясь на хриплый, болезненный кашель, она немного сбавила шаг. Ей казалось, все сжалось до одного — единственного укола страха, терзающего изнутри. Ладони дрожали, стиснутые в кулаки, ногти оставляли глубокие, болезненные отметины на коже. Голова кружилась, воздух казался густым, словно сироп, и каждый вдох давался с трудом, будто её самого жизненного пространства стало невыносимо мало.

Она озиралась вокруг, бросая испуганные взгляды через плечо. Каждый тёмный угол, каждый шорох становились подозрительными, наполняясь невидимой угрозой. В какой-то момент ей показалось, что тени зашевелились, как живые, стремящиеся к ней своими вытянутыми, неосязаемыми руками.

Слёзы, солёные и горячие, стекали по щекам, оставляя следы, как временные татуировки страха и отчаяния. Внезапно ей захотелось спрятаться, укрыться от жестокого мира, однако вечернее безмолвие и отражения страхов, казалось, плотно окружили её, отрезая любые пути к спасению и умиротворению.

Этот район она знала плохо, поскольку гулять предпочитала в центре, поэтому дом, у которого она стояла, был ей не знаком. Лиза села на лавочку перевести дыхание. Из подъезда вышел крупный мужчина с усами, за руку которого держала девочка лет семи.

- Папа, смотри, тетя плачет, - выглядывая из-за ноги мужчины, показала на нее пальцем девочка.

- Не тычь пальцем, это некрасиво, - шикнул на нее мужчина.

- Девушка, вам нужна помощь? – обратился он к Лизе осторожно, - может скорую вызвать? Или полицию?

Ага, конечно. Скорой она никогда не объяснить происхождение укусов. Как, собственно, и полиции. Не дай бог еще Сергей приедет на вызов.

- Нет, спасибо, все в порядке, - мотнула она головой и выдавила кривую улыбку, - за мной сейчас приедут. Отец.

- Я мог бы подождать вашего отца с вами, если хотите.

Было видно, что сам мужчина этого не хотел, а лишь предложил из вежливости. Лиза снова замотала головой.

- Нет, нет, спасибо. Я справлюсь.

- Хорошо, - мужчина потянул за руку дочь, которая все это время завороженно рассматривала Лизу.

- Не пялься, - шепотом наставлял он ребенка, — это некрасиво!

Девочка потянула папу за руку вниз и что-то прошептала ему на ухо. Мужчина, немного поразмыслив, кивнул. Девочка отпустила его руку и медленно подошла к Лизе. Любопытные детские глазенки осмотрели ее с ног до головы, потом она открыла детскую сумочку, перекинутую через плечо, вытащила оттуда конфету и положила рядом с Лизой на скамейку.

- Не плачь, - чуть более уверенно девочка коснулась руки Лизы, - плачут только ревы. Если тебя обижают – расскажи папе. Он тебя защитит, мой папа всегда так говорит. И я ему все-все рассказываю, и ты своему расскажи.

- Обязательно, - улыбнулась Лиза ребенку и взяла конфету, - спасибо тебе большое.

Девочка сделала серьезное лицо, вернувшись к отцу взяла его за руку и потянула.

- Пойдем.

Мужчина последний раз обернулся на девушку и пошел за ребенком.

Лиза сникла. Никакой отец за ней не приедет. Он оставил ее с матерью, когда Лизе было шесть. А потом вообще умер, спустя девять лет.

- Такой молодой и сердечный приступ, - сокрушается мать по сей день, так и не пережив смерть отца.

Лиза не знала куда идти, кому позвонить, что делать. Телефон в руке завибрировал. На дисплее высветился незнакомый номер. Приготовившись послать настырного звонящего ко всем чертям, Лиза сняла трубку.

- Алло! – напряженно почти прокричала она в трубку.

- Ахах, Елизавета, я не вовремя похоже, - знакомый голос со смешинкой донесся из трубки. Мужчина с озера, спасший ее!

- Ой, здравствуйте! Как я рада вас слышать!

- Целый день на звонки не отвечаешь. Я че звоню, в Брянск собрался, к тетке погостить. Тебе сальца-то привезти?

- Конечно, конечно, привезти, - Лиза старалась сдержать себя в руках, но голос дрожал, грозя вот-вот перейти в плач.

- Что-то голос у тебя невеселый, у тебя все хорошо?

Такой просто, искренний вопрос небезразличного человека прорвал в Лизе последнюю преграду, и она зарыдала.

- Что ты, дочка? Что с тобой? – в голосе уже не было насмешливости, отдавалась только тревога.

- Меня убьют, - рыдала Лиза в трубку, - меня завтра убьют!

- Где ты сейчас? Я приеду, ты дома?

- Нет, я на улице, я не знаю, где я. Недалеко от своего дома.

- Встань и посмотри табличку с адресом на доме, - голос превратился во встревоженно-командный.

Лиза обошла дом, нашла табличку и продиктовала адрес.

- Будь там, я уже выезжаю, дочка.

Мужчина положил трубку.

Прошло около сорока минут, и Лиза услышала отчаянно ревущий и чихающий звук мотора. Приехал!

Она бросилась с лавочки к дороге и замахала руками. Ласточка остановилась рядом с ней. Встревоженный мужчина выскочил с водительского места и заторопился к Лизе. С нее в эту секунду словно все силы выкачали. Она стояла на месте, не могла сделать даже шаг навстречу и ей отчаянно хотелось лишь одного – упасть в объятия мужчины и рыдать. Чтобы ее пожалели, защитили, хотелось почувствовать себя маленькой девочкой, за сильной папиной спиной.

Мужчина бережно обнял Лизу.

- Ну как так, дочка? Как же ты так умудрилась? Еще и босиком. Давай, садись в машину, ко мне поедем. Сейчас нам Анна Павловна вкусненького приготовит, отдохнешь и расскажешь все. Согласна?

Лиза кивнула.

— Вот и славно. Садись.

Мужчина бережно усадил ее на переднее сиденье, достал с заднего сиденья куртку и накрыл ее плечи.

— Вот так, - приговаривал он, укутывая ее поплотнее, — вот так. Теперь все будет хорошо.

Всю дорогу в машине стояла тишина, лишь шум мотора напоминал о движении. Уличные фонари за окном то и дело сменялись тёмными силуэтами деревьев, отбрасывая мимолетные тени на Лизино лицо. Она сидела, опустив взгляд, но иногда украдкой поглядывала в окно, как будто искала успокоение в ночных пейзажах. Время от времени ею овладевали эмоции, и она тихо всхлипывала, стараясь не нарушать безмолвие. Слезы, как маленькие капли дождя, собирались в уголках её глаз, и она аккуратно вытирала их пальцами.

Лиза старалась дышать ровно, но лёгкая дрожь вырывалась наружу, несмотря на все её старания. В машине разливался мягкий полумрак, и её попутчик, сидевший за рулем, изредка бросал сочувствующие взгляды в её сторону, понимая, что сейчас лучше всего просто быть рядом и молча поддерживать её присутствием. Она устала и донимать ее расспросами не время. Все потом.

Остановились они в тихом уголке частного сектора. Вокруг раскинулись аккуратные домики с ухоженными садиками, где редкие фонари отбрасывали теплый свет на тротуар. Как только машина затихла, из одного дома, стоявшего чуть вглубь от дороги, вышла женщина. Она была одета в тёмный халат, а её волосы небрежно заколоты, словно она отвлеклась от домашних дел. На её лице было трудно определить возраст — то ли опыт прожитых лет, то ли спокойствие, кажущееся вечным.

Подойдя к калитке, женщина остановилась, и, как только пассажиры вышли из машины, её глаза округлились от удивления. Увидев Лизу, она в ужасе всплеснула руками и в этом движении было всё — и потрясение, и мгновенное сочувствие. Ветер мягко шевелил края её халата, а тишина ночи вновь окутала улицу, нарушаемая теперь лишь их взволнованными голосами и тихими всхлипами Лизы.

- Боже, деточка, эк тебя помотало, миленькая!

Она бережно обхватила Лизу за плечи и повела в дом.

— Вот тебе тапки, не сбивай ноги попусту. Стой тут, - женщина открыла большой советский шкаф и достала с верхней полки пару полотенец.

- Пойдем, помогу тебе помыться, грязная как анчутка

, - слова женщины были пропитаны теплом, в них не было ни осуждения, ни злости, что незнакомая девушка свалилась им на голову посреди ночи со своими проблемами.

В ванной она помогла Лизе снять футболку и ахнула, увидел укус на животе.

- Деточка, - разглядывая укус, прошептала пораженная хозяйка.

Лиза стояла с самым несчастным видом.

- Я сейчас принесу зеленку, обработаем и помоешься, как сможешь. Если нужна моя помощь, я помогу. Потом ужинать и спать, кажется у тебя был тяжелый день.

Лиза была благодарна женщине за то, что она не задавала вопросов.

После обработки раны Лиза отказалась от помощи с приемом душа и женщина тактично удалилась.

Болело все, что могло болеть. Помывшись, как смогла, Лиза вытерлась пушистым полотенцем и надела халат, предоставленный хозяйкой. Старый, выцветший от частой стирки, но опрятный болтался на Лизе мешком.

Хозяева сидели на кухне, откуда доносились их приглушенные голоса. И невероятный аромат жаренной картошки. Желудок снова свернул спазм. Аккуратно ступая, Лиза прошла на кухню. При ее появлении хозяева тут же смолкли. Первой нарушила неловкое молчание хозяйка.

- Ну что же ты встала в проходе? Я уже наготовила, садись за стол, - засуетилась она. Николай тоже подскочил со стула, уступая ей свое место. Лиза села.

- Давай, давай, дочка, налегай! Вон тощая какая, ребра да масла торчат, - улыбнулся он.

Анна Павловна с удивительной ловкостью накрыла на стол. Каждое её движение было точным и уверенным, как у человека, который всю жизнь посвятил созданию домашнего уюта. Перед каждым из них оказалась тарелка с аппетитной, дымящейся жареной картошкой, золотистые ломтики которой источали аромат, способный разбудить аппетит даже у самого сытого гостя. Рядом она поставила свежие, сочные помидоры и огурцы, нарезанные аккуратными кружочками, словно сам сад радовался возможности поделиться своими дарами.

Маринованные грибы покачивались в маленькой мисочке, искрясь в свете лампы и излучая тонкий аромат укропа и чеснока. Рядом с тарелками стояла корзина с хлебом — его тёплый запах мгновенно наполнял комнату, напоминая о том, что заботливые руки вымесили это тесто. Хлеб выглядел необыкновенно аппетитно, его корочка была ровной, янтарного цвета с хрустящей, но мягкой сердцевиной. Всё это создавалось ощущение искреннего гостеприимства, когда каждый кусочек пищи казался пропитанным любовью и душевным теплом хозяйки.

Когда все сели за стол, хозяйка перекрестила стол, себя, повернувшись к образам в углу и наигранно-сурово посмотрела на Лизу.

- Ешь давай, не заставляй кормить тебя с ложечки, как маленькую.

- Простите, я не могу есть, - крутя вилку в руках, тихо сказала Лиза.

- Что так? – удивились хозяева.

Лиза дважды глубоко вдохнула и выпалила:

- Порча на мне, не могу ничего есть. Вся еда со вкусом гнили, даже самая аппетитная.

Хозяева переглянулись.

- Ты попробуй, совсем немного. Если не понравится, никто тебя не заставит, Николай участливо похлопал Лизу по руке.

Без особой надежды девушка подцепила кусочек картошки на вилку и поднесла к носу. Невероятный аромат любимой жаренной картошки приятно щекотал ноздри. Закружилась голова.

Аккуратно положив картошку в рот, Лиза раскусила ее зубами. Невероятно вкусно! Вкусно! Ни вкуса гнили, ни порченности, только вкус, любимый с детства. Лиза набрала полную вилку и запихнула в рот. Издав протяжный стон наслаждения, она потянулась за хлебом.

- Ну вот, - усмехнулся Николай, хотя в глазах читалась лишь тревога, - говорил же, моя Аннушка мастерски готовит.

Лиза с жадностью запихивала в рот всё, что было на столе, будто боялась, что в следующий миг всё это исчезнет, как сладкий мираж. Её руки работали быстро и ловко, не останавливаясь ни на секунду, как если бы всему этому угощению был отпущен короткий срок существования. Усиленно пережёвывая каждый кусочек, она иногда давилась и кашляла, но её желание насытиться было настолько сильным, что остановиться она не могла.

Анна Павловна и её муж тихо сидели напротив, с пониманием наблюдая за этой сценой. Они обменивались взглядами, полными сочувствия и теплоты, осознавая, как важно для Лизы это мгновение утоления голода. Словно ведомые каким-то невидимым этикетом сострадания, они не произнесли ни одного слова, лишь наблюдали за тем, как еда исчезает с тарелок.

Наконец, когда на столе не осталось ни крошки, Лиза откинулась назад, тяжело выдохнув. Она чувствовала себя теперь не только переполненной, но и несколько растерянной, как будто только что завершила важное, но изнурительное путешествие. В этот миг она заметила тихие, но внимательные взгляды хозяев, устремлённые на неё с другой стороны стола. Смущение волной захватило её, и легкий румянец залил щеки. Лиза ощутила себя неловко, словно забыла о манерах и в первый раз спохватилась о том, что её так внимательно и доброжелательно принимали в этом доме.

- Извините пожалуйста, - принялась она извиняться, но ее остановили.

- Что ты, деточка, что ты! Кушай, набирайся сил, все правильно. Чайку хочешь? У меня и булочки есть, вчера пекла, с яблоками.

- Хочу, - кивнула Лиза.

Когда Анна Павловна налила всем чай, Лиза прочистила горло и села ровно на стуле.

- Я хотела сказать вам спасибо. Вам, Николай, что вытащили меня тогда на озере. И сейчас не бросили меня на улице. И вам, Анна Павловна, за ужин, за заботу. Я очень давно не видела таких отзывчивых и добрых людей. Честно говоря, я думала таких уже нет. Я знаю, что у вас много вопросов. Я готова вам рассказать. Только не перебивайте. Пожалуйста.

Никто из хозяев не проронил ни слова.

Лиза глубоко вдохнула, сжала ладони в кулаки. Николай положил руку поверх ее кулачка.

- Не переживай, мы не осудим.

Лиза выдохнула и рассказала хозяевам все- без утайки, без прикрас. Периодически Анна Павловна охала и тихонько крестилась, Николай задумчиво причмокивал, но девушку не перебили ни разу.

- И когда Николай позвонил, я уже не сдержалась. Столько всего свалилось, что я просто не выдержала.

Анна Павловна мягко встала из-за стола, её стул издал лишь едва слышный скрип. Быстрым шагом, но с какой-то особенной лёгкостью она направилась в соседнюю комнату, где, на мгновение задержавшись, принялась искать что-то важное среди множества аккуратно сложенных вещей. Вернувшись, она держала в руке небольшой нательный крестик, который висел на простой, но крепкой веревочке. Крестик был скромным.
— Держи, — сказала Анна Павловна с тихим, но твёрдым голосом, протягивая крестик Лизе, — дочке покупала, хотела отправить с посылкой, но тебе, видать, нужнее.

В её словах чувствовалась не только забота, но и понимание, что в жизни иногда встречаются моменты, когда именно такие символы могут дать человеку поддержку. Лиза аккуратно приняла этот дар, ощущая его лёгкий холод в руках, который мгновенно согревался от её тепла.

Не раздумывая ни минуты, она тут же надела крестик на шею, и он уютно улёгся на её ключицах, словно всегда принадлежал ей. В этот момент она почувствовала, как на её плечи мягко опустилась невидимая, но ощутимая защита, которая согревала её изнутри и придавала уверенность. Это был миг, когда она позволила себе быть уязвимой и одновременно защищённой.

- Что же делать с тобой, дочка? – задумчиво сказал Николай.

- Я сама не знаю. Мне гадалка говорила пирог испечь и на кладбище отнести, но предупредила, что поможет только если свечка будет ровно гореть. А она вот так…, - не договорив, девушка опустила голову, - и срок заканчивается завтра.

- Давай поступим так, - Николай сложил руки на столе, сцепив их в замок, - завтра с утра пойдет к отцу Станиславу в наш приход, спросим у него совета, как быть. А сейчас все по койкам – ночь скоро, все устали и перенервничали.

Постелили Лизе в маленькой комнате. После переезда дочери ее использовали как кладовую и хранили там сезонные вещи. Николай все вытащил, Анна Павловна застелила свежее постельное и, пожелав друг другу спокойной ночи, все разошлись по комнатам.

Постепенно наступила тишина, накрывающая дом, словно мягкое одеяло. Лиза невольно задержала дыхание, позволяя волнам спокойствия медленно окутывать её.
Впервые за последние дни она ощущала эту блаженную тишину. Словно ветер унес весь шум и суету, оставляя только чистый звук собственного дыхания.

Снаружи лунный свет пробивался сквозь занавески, создавая мягкие тени, танцующие на стенах, и в этом свете она ощущала себя в безопасности, словно опять вернулась в детство, где об этом лишь мечтала.

Лиза вдруг поняла, насколько важно это состояние. Она сжалась в клубок, стараясь запомнить каждую мельчайшую деталь: едва уловимый запах трав, который, казалось, пробивался из величественного сада за окном, ощущение мягкости подушки под головой и прохлады простыней, шуршащих при каждом движении. В перерывах между тишиной в её сознании звучали мелодии исчезнувшего мира, той жизни, которая была до проклятья – будто она была в другой Вселенной, существовавшей так давно, что воспоминания о ней превратились в легкие призраки.
Эти мысли играли в её голове, пока она пыталась перенести свое сознание в то время, когда всё казалось ясным и простым. Каждый вдох напоминал ей, что спокойствие — это дар. Её тело постепенно расправляло напряжённые мышцы, отпуская накопившуюся тревогу и усталость, выпуская их в неслышный эфир. Она начала чувствовать, как страх, как старая одежка, отходит на второй план, оставляя пространство для покоя.
И в этот единственный миг Лиза ощутила, что душа её, словно цветок, медленно распускается, позволяя нежному свету пронизывать её изнутри. В тишине не было ни страха, ни тревог, только она сама и тихий шёпот души, где переплетались несбывшиеся мечты и надежды на то, что завтра будет лучше. Каждое мгновение, проведённое в этой тишине, напоминало ей, что жизнь — это как златистый песок, который можно найти даже в тенистых уголках сердца. Наступила ночь, которую она ждала долго, и в этом мгновении тишины Лиза наконец нашла себя.

Скоро из соседней комнаты донесся легкий, мерный храп. Под него Лиза и уснула спокойным, безмятежным сном.

Глава 17

Проснувшись, Лиза сначала медленно открыла глаза, и первая волна свежести, пробравшись сквозь настежь открытое окно, нежно касалась её щеки. Эта, казалось бы, мелочь была почти магической, напоминая о том, что вокруг все живое, каждый лоскуток природы ждал её пробуждения. Счастье расползалось по её телу, как теплый поток, заполняя каждый уголок радостью, как утренний туман, струящийся сквозь поля.

Она нырнула в уютные одеяла, тихо потянувшись, позволяя своему телу растянуться, словно уставшая вьючная лошадка, разминающая ноги после долгого пути. Вдыхая аромат свежей земли с ароматами скошенной травы и диких цветов, она осознала, как будто весь мир, который так беспокоил её в последние дни, рассосался за пределы этого деревенского уюта. Каждый вдох напоминал ей о волшебстве простоты — теплого хлеба, который её бабушка пекла с любовью, о чистых, струящихся ручьях, о том, как легкий ветерок играл непослушными волосами.

Лиза выскочила из постели и шагнула по холодному деревянному полу, и то ли от свежести утра, то ли от радости, её сердце трепетно заколотилось. Она подошла к окну и мир вокруг развернулся в непревзойденные картины: за окном раскинулся зелёный луг, как живописная ладья, в которой плыли яркие цветы, а вдалеке верхушки сосен весело играли с нежными облаками. Птицы напевали свою утреннюю песню, а ветер нежно шептал, поздравляя её с пробуждением.

Мы бежим.

Ее рука в моей - единственное, что удерживает меня от падения. Этажи мелькают как кадры старой киноленты - третий, пятый, второй... Лестницы шелестят под нами и изгибаются, как карты в руках шулера - пятый, седьмой, минус второй., ступени поднимаются навстречу, когда он слишком близко.

Коридоры разворачиваются перед нами, как страницы знакомой книги. Двери захлопываются за нами сами, когда мы пробегаем мимо, издавая звук похожий на выстрел в пустоту, добавляя нам лишнюю секунду времени. Стены дышат, шепчут нам на ухо, указывая путь.
Она знает дорогу. Нет - дорога знает ее.

Я видел это раньше - эти коридоры, эти повороты. Но сегодня они ведут себя иначе. Двери, которые раньше захлопывались перед носом, теперь распахиваются перед нами. Пол под ногами мягко пружинит, когда мои силы на исходе.

— Ты всегда возвращаешься! - Его голос разрывает тишину.

Мы у двери. Последней.

Массивный дуб, почерневший от времени. Петли, покрытые ржавчиной, но еще крепкие. И под ней - Свет. Настоящий.

Тонкая золотая полоса режет темноту, дрожит на неровностях пола. Я падаю на колени, протягиваю руку. Он обжигает пальцы - живой, теплый.

— Вставай, - она тянет меня за собой.
Я слышу — скрежет цепи. Я не видел его лица ни разу, но знал: когда-то он был человеком. Возможно, таким же, как я. Тот, кто слишком долго искал выход и забыл, зачем ему бежать. Теперь он лишь инструмент этого места — как ножницы в том ящике, как пила, что ждёт своего часа.

Он близко. Буквально двадцать шагов. Цепь волочится по полу, оставляя кровавый след. Скрип. Шорох. Шаг.

— Выхода нет! – его противный голос твердит в след.

Она поворачивается, заслоняя меня собой.

— Не в этот раз.

Ее голос не дрожит.

Я не вижу его. Не хочу смотреть на его лицо. Лишь чувствую. Он остановился впервые за долгое время.

Последнее, что я чувствую - ее руки на моей груди. Толчок.
Дверь распахивается.